Камуфлет Чиж Антон

— Ого! А попробуй раскрыть.

— Подожди… Увидеть новое? Нет, не то… Не знаю.

— Возможно, ты пропускаешь звено? — спросил Сергей.

— Да? Ну точно, блин. Офшоры — оф-шоры — снять шоры — увидеть. Это ж надо!

— Идём дальше. Аномалии?

— Сюрпризы.

— Россия?

— Полигон.

— Вопрос?

— Какой вопрос? — не понял я.

— Вопрос так и звучит: вопрос?

— А, ясно. Ящик… скорее, коробка. Пустая коробка.

— Хм… неплохо. Ужас?

— Змея, ядовитая змея.

— А почему? — спросил Сергей.

— Необычные свойства.

— А если усилить?

— Мистические.

— Перевожу в вопрос. Мистические свойства?

— Дьявол.

— А дальше? — спросил Сергей.

— Пришельцы. Злые пришельцы. Мания преследования.

— Правильно. Мы сами злые пришельцы. А ведь скоро ты перестанешь во мне нуждаться. Шучу. Усложняем задачу. Вопрос. Что масло на хлеб?

— Бутерброд, — ответил я.

— Поверхностно.

А может, сэндвич — чтобы маслом вниз не падал? Нет, он сказал: что масло на хлеб, и ещё сказал: поверхностно.

— Мажут! Мажут масло на хлеб.

— Молодец. А то некоторые прямо кусками кладут. Следующий вопрос: где умный человек прячет лист?

— В сейфе.

— Ещё раз: где умный человек прячет лист?

— А, это же Честертон! В лесу. Конечно, в лесу.

— Ага, помнишь классику. Теперь ответь: что самое главное?

— Разум.

— Холодно.

— Сила?

— Ледяной холод, — сказал Сергей.

— Может — правда?

— Опять мимо. Правда — это всего лишь истина индивидуального пользования.

— Но как же, ведь вся сила в правде?

— Не спорь с учителем. Немножко наоборот, что сильнее, то и будет правдой.

— Тогда — время?

— Холодно.

— Прошу подсказку.

— Вопрос и так наводящий. Похоже, перехвалил я тебя, Александр Павлович. Держи костылик: Архимед.

— Точка опоры!

— Йес, сэр. Продолжаем. Реал плюс виртуал?

— Не понял.

— А понимать и не надо. Говори, что приходит в голову; можно по аналогии: пространство плюс время.

— Континуум.

— Верно. А теперь в отдельности — реал либо виртуал?

— Тень.

— Вот ты и ответил на свой главный вопрос.

— Какой вопрос?

— Потом поймёшь. А пока хватит. Да, растёшь потихоньку, — он почесал аристократический нос. — Ассоциации интересные, но их могло быть и больше. А вот с раскрытием слабовато. Почаще сюда наведывайся.

— Все упрёки принимаю, главу пеплом посыпаю. Прости, начальник, если можешь.

— Хватит уже. Почва унавожена, семена посеяны. Ждём, когда появятся всходы. Теперь спрашивай ты, условия знаешь. Хочу — отвечаю, хочу — намекаю. И ещё, как ты помнишь, глупых вопросов не бывает. Глуп тот вопрос, который не задан.

— Вопрос первый, учитель. А можно получить завершённый ответ? Уж очень мало у меня времени.

— Завершённый ответ? На ручки захотелось?

— Слушай, Серёга, я один умный вещь скажу, только ты не обижайся. И даже не я, Гельвеций говаривал: «Требуется гораздо больше ума, чтобы передать свои мысли, чем чтобы их иметь». Кстати, ты Гельвеция читал?

— Я Тургенева читал, «Муму», — ехидно ответил «Серёга». — Будешь выпендриваться — утоплю. И, кстати, на тебе ответ запорожцев лорду Керзону. «Плохой учитель преподносит истину, хороший — учит её находить». Кто изрёк?

— Не знаю.

— Дистервег. Хватит дурака валять, времени у нас и правда мало. Ещё спрашивай.

— Вопрос, — начал я. — Что делать?

— Прими красную таблетку.

— Зачем так? Ты же понял, я знаю.

— Сперва уясни сам. Уточни вопрос.

— Что определяет наше сознание?

— Программа.

— А изменить?Агрессивность — подавить, а мораль — укрепить? Может, образование?

— Александр Павлович, ты это серьезно? По-твоему, образование способно вправить мозги?

— А воспитание?

На вопрос он ответил не сразу.

— Воспитание? Забудь это слово — если мы говорим о взрослых людях. Пойми, есть корень — и есть стебель. Стебель срежем, но корень-то останется. Речь идёт о перевоспитании, то есть — поперёк программы. Сдержать — да, переделать — нет.

— Допустим. Но ведь практика…

— Практика массовой перековки? — перебил он. — Перевоспитание, перековка — это лицемерные синонимы дрессировки. Что может дать устрашение вперемежку с поощрением? Лишь временное подчинение навязанным правилам. Но стоит приостановить процесс — и всё вернётся на круги своя. Но ведь ты разумеешь стойкий результат?

— Само собой. Но даже классика… В одном месте здорово сказано, только вот память у меня…

— Первоисточник выкладывай.

— Шпаргалку? — спросил я.

— Справочный материал. Что там у тебя? Надеюсь, нетленка?

— Обижаешь, начальник. Витицкий[40], «Бессильные мира сего».

— Давай.

— «…Ничего не изменится, пока мы не научимся как-то поступать с этой волосатой, мрачной, наглой, ленивой, хитрой обезьяной, которая сидит внутри каждого из нас. Пока не научимся как-то воспитывать её. Или усмирять. Или хотя бы дрессировать. Или обманывать… Ведь только её передаём мы своим детям и внукам вместе с генами. Только её — и ничего кроме. («Я старый хакер, и я точно знаю, что нет на свете программы, которую нельзя было бы улучшить. Но что значит УЛУЧШИТЬ, когда речь идет о ДНК?..»).

…Но вот ведь что поражает воображение: все довольны! Или — почти все. Или — почти довольны. Недовольные — стонут, плачут и рыдают, молятся, бьются в припадках человеколюбия, и ничего не способны изменить. Святые. Отдающие себя в жертву. Бессильные фанатики. Они не понимают, что ВОСПИТАННЫЕ никому не нужны. Во всяком случае, пока — не нужны…

…Что-то загадочное и даже сакральное, может быть, должно произойти с этим миром, чтобы Человек Воспитанный стал этому миру нужен. Человечеству сделался бы нужен. Самому себе и ближнему своему. И пока эта тайна не реализуется, всё будет идти, как встарь. Поганая цепь времен. Цепь привычных пороков и нравственной убогости. Ненавистный труд в поте лица своего и поганенькая жизнь в обход ненавистных законов… Пока не потребуется почему-то этот порядок переменить…»

Сергей улыбнулся.

— Видишь, насколько созвучны идеи классика с моими доводами. А ты нахал — чуть не целую страницу выдрал.

— Ты же сам разрешил, Учитель. Это называется — обширная цитата. А если и правда — поставить задачу всерьёз? Чтобы на века. Тогда и всемирный Макаренко найдётся?

— Так. А что это у тебя из кармана торчит?

— Где, где?

— Да вон же. Тоже книжка какая-то? Дай-ка сюда. Суворов[41], «Аквариум». Гм… Что у нас тут? Смотри, как удачно открылась, как раз про полковника Кравцова.

«…За него любой диверсант глотку перегрызёт. Не просто такого уважения среди них добиться. Подчиняются они всякому поставленному над ними начальнику, а уважают не всякого, и тысячи способов зверехитрый диверсант знает, чтобы командиру своему продемонстрировать уважение или неуважение. А за что они Кравцова уважают? За то, что тот натуру звериную свою не прячет и прятать не пытается. Диверсанты уверены в том, что натура людская порочна и неисправима. Им виднее. Они каждый день жизнью рискуют и каждый день имеют возможность наблюдать человека на грани смерти. И поэтому всех людей они делят на хороших и плохих. Хороший, по их понятиям, тот человек, который не прячет зверя, сидящего внутри него. А тот, кто старается хорошим казаться, тот опасен. Самые опасные люди те, которые не только демонстрируют свои положительные качества, но и внутренне верят в то, что являются хорошими. Отвратительный, мерзкий преступник может убить человека, или десять человек, или сто. Но преступник никогда не убивает людей миллионами. Миллионами убивают только те, кто считает себя добрым. Робеспьеры получаются не из преступников, а из самых добрых, из самых гуманных. И гильотину придумали не преступники, а гуманисты. Самые чудовищные преступления в истории человечества совершили люди, которые не пили водки, не курили, не изменяли жене и кормили белочек с ладони».

— Александр Павлович, и это ты хотел утаить? От меня, от своего учителя?

— Да нет, сам дочитать не успел. Клянусь! Левую руку на рельсы, полиграф на все места.

— Маленькая ложь рождает большое недоверие, Штирлиц. Кстати, как называется та африканская птичка?

— Да помню я, помню. И всё же, кто прав? Что лучше, цинизм или воспитанность? — спросил я.

— Забыл, о чём тебе шеф толковал? В одно ухо влетело, в другое вылетело?

Я замешкался, не сразу сообразив, кто это — шеф.

— Да мы с Вождём много о чём травили, всё больше я рассказывал. А в последнюю встречу он красным сверкал и веселился до упаду.

— Вот как? — в его голосе я почувствовал тревогу. — Ладно, потом обсудим. Я о вашей первой встрече. Право на вопрос.

— А, вон ты о чём. Сапиенс и агрессивус?

— Вот именно. Главное ты усвоил? Для выживания и развития правила нужны разные. Иногда полярные. И если их путают, случаются трагедии, а то и катастрофы.

— Выходит, единой оценки быть не может? И ничего нельзя сделать? Действительно ничего?

— Почему? Сорок поколений. Если опять не сорвёмся.

— А быстрее?

— Я же сказал, если не сорвёмся. Хотя… В России возможно всё. И даже больше… Ах да, ты же у нас не допущен. Кстати, обратил внимание, у нас начальник особого отдела сменился? — Сергей замялся. — Так, о чём это мы? Скажи, в последнее время ты не испытывал дежавю? Даже не так. Допустим, новая книга, свежий фильм. И вдруг понимаешь: это оно. Нет, ты уверен, ты точно знаешь, что раньше не встречал. Но ты ждал. Будто к тебе обращено, лично к тебе. Пусто, пусто, и — ожидаемое заполнение. Будто слышишь голос, — слово голос он произнёс едва слышно — и вдруг…

…Та же картина. Слепящее щупальце от Солнца к Земле. И ещё — лунный шар, что вклинивается между взбесившейся звездой и обречённой планетой. И тот же, до того не слышанный, но до жути знакомый голос:

— Защита — лунная тень. Список Шиндлера.

Ну же, ну! Ещё миг, и всё станет на место…

Но Сергей же и сбил с мысли.

— Палыч, Палыч, ты где? С тобой всё в порядке?

— Извини, задумался.

— Хватит задумываться, последний вопрос на сегодня. Давай.

А если попробовать?

— Что такое вторая производная?

— Ты сам знаешь ответ.

— Но я не вижу его.

— Ты ждёшь готовый отклик, но с твёрдым материалом следует работать иначе.

— Иначе — это…

— Отсекать лишнее. И хватит на сегодня. Прощай.

— Сергей Олегович, книжку верни. И не прощай, а до свидания. Ай’л би бэк. Я вернусь, как молодые побеги возвращаются весной.

Сколько там натикало? А, блин, часики-то я сдал. А что же настенные? О, чёрт, как раньше-то не замечал? Эскалатор мой, похоже, ускоряется.

Сам виноват. Надо бы знать: эскалация, кроме лестницы, означает и возрастание. Возрастание скорости. Вторая производная расстояния по времени. Вторая производная — лишь на неё просвет и остался…