Камуфлет Чиж Антон

Ступень пятая

Джинн вылез из бутылки

Нам говорили, что истина где-то рядом.

Но что, если истины не существует?

К/ф «Твин Пикс»

На проходной дежурит пятнистый знакомец.

— Здоров, солдатик. А где бабуля?

Но вояка суров:

— Ознакомьтесь, — суёт какую-то бумаженцию. — И часы прошу сдать.

Что такое?

«Сотрудник I уровня Константинов.

Вам надлежит немедленно явиться к:

— Генеральному Вождю Академии;

— Начальнику V сектора Калганову-Брёвину;

— Главному бухгалтеру пану Вотрубе».

Во, блин, собирался-то к Сергею. Все планы кувырком! Но слыханное ли дело, такие тузы приглашают — да ещё все враз. Пожар, что ли, какой? Стоп. А может… Ну да, вот и главбух тоже. Так быстро? А что другое-то? По всему выходит, что берут тебя, Александр Павлович, в штат. Условно-досрочно. Это ж надо… И на довольствие поставят. Может и кабинет дадут?

Да бог с ним, с кабинетом. В штат! Пусть на полставки, хоть на четвертинку. Главное, из приходящих в свои выбраться. Грубо говоря, в члены.

Куда же сперва двинуться? А чего раздумывать, первый в списке у нас кто? Генеральный Вождь. Господин назначил меня любимой женой!

Столько знакомых по дороге встречается.

— Здоров, Сергей Олегович. Загляну к тебе обязательно.

— Добрый день, Мария. Отлично выглядишь.

— Гей-славянам привет от традиционных большинств.

Вот и главный кабинет. А где же хозяин? Стройная секретарша цветы поливает, а глазищи-то, как небо безлунной ночью. Красное пятно на лбу, это что — мода нынче такая? Смуглая кожа, тёмные волосы с седой прядью… Мать честная, никакая она не секретарша! И пентаграмма на груди. Это он, Генеральный Вождь.

— Здравствуйте, уважаемая госпожа Индира Ганди.

— Здравствуйте, — губы поджала.

Ни тени улыбки на моложавом лице; я-то думал, с порога поздравлять начнут.

— Присаживайтесь, — сказала сухо. — Вы становитесь проблемой, Александр Павлович. Первый уровень, и уже проблема.

— Какая, мэм?

— С вашими книгами.

— Всё так плохо?

— Не в этом дело. Меру знать надо, — Индира смотрит сквозь меня. — Так вот, о мере. Тираж?

— Тысяча.

— Число докритическое. Но вы ведёте переговоры с неким издательством. О каких цифрах идёт речь? Тысяч десять?

— Хотелось бы.

— А нам вот — нет, — она скупо улыбнулась. — Книжонка может не в те руки попасть. Понимаете?

Так вот зачем меня вызывали!

— Что я должен сделать?

— Работайте по-старому, скромненько, самиздатом.

А может, и к лучшему? Зачем попадать в зависимость от издателя? А вдруг книга «выстрелит»? Допечатают чёрными тиражами, только мне, автору — шиш. И спорить с книжными воротилами без пользы: замучаешься пыль по судам глотать.

Да какие там законы: наши издательства под бандитскими крышами чуть не все. Если что, суда не будет. В интересах следствия. Выйдет охочий до гонораров сочинитель воздухом подышать, да и пропадёт в метели. А по весне в речушке труп всплывёт. Опознают и будут гадать, с чего бы человека купаться понесло. Вода ледяная, да и мелковато. И почему в пальто?

— Согласен.

— Потерпите, ещё не всё. В книжице ошибки имеются, — в ладони индийского премьера оказался мой первый труд.

— Цитирую: джин уже вылез из бутылки. Не стыдно?

— Что-то не так?

— Тут целых два «не так». Первое: джинн пишется с двумя «н» на конце. Если это могущественный демон из восточных сказок, а не спиртной напиток.

— А ещё?

— Джинн сидел не в бутылке, а в запечатанном кувшине. Или, по другой версии, в старой лампе.

— Ох, мэм, да исправлю я сам. Так и напишу: «Джинн с двумя «н» на конце вылез из кувшина. Но не весь: обе «н» застряли в горлышке».

Шутка была хороша, но премьерша даже не улыбнулась. И зачем-то напялила тёмные очки. А куда делось красное пятно? Да это же снова мужик!

Кто он теперь? Невыразительное лицо, средний возраст. Элегантный чёрный костюм, белая сорочка, чёрный галстук. И пентаграмма на груди.

Неприметный господин, сняв очки, взглянул с неуловимо-знакомой улыбкой:

— Александр Павлович, вы правильно поняли. Тысяча экземпляров, не более.

— Предложение, от которого нельзя отказаться?

— Вот-вот.

До чего же хорош — его письменный приборчик! И наверняка увесистый. А вот ухватить это чудо, да захерачить в окно! И что будет? В смысле, как на Материке проявится? Осколки из воздуха? Полтергейст? Да нет, стёклышки-то, знамо дело, бронированные, и к тому же окна выходят на охраняемый двор.

— Для чего мы с вами нянчимся? Да не будь вы нашим сотрудником, — усмехнулся невзрачный. — А потому требуется формальное ваше согласие.

Бюрократы хреновы! В переводе на язык: а тебя, мусор, никто не спрашивает.

— Я вижу, — продолжил безликий, — психологический нажим для вас огорчителен. Но вы ничего не почувствуете.

— Снова полезете в мозги?

— Деликатно, все неприятности из вашей памяти сотрутся. Итак, вы согласны на точечную ментальную коррекцию? Извольте вслух, — и вновь надел очки.

— Согласен.

— Вы подтверждаете согласие?

— Подтверждаю.

— Ответ окончательный?

— Да.

Пентаграмма сверкнула — на сей раз рубиновым пламенем.

На миг я зажмурился…

Но к чему был этюд в багровых тонах? Похоже, я что-то пропустил?

— Для чего я здесь?

— А вы не догадываетесь?

— Зачисление в штат?

— Оно так, но имеется закавыка, — сказал тусклый господин, снимая очки. — Вы так и не избавились от сумятицы в мышлении. По-прежнему считаете, что между реалом и виртуалом — барьер? И среднего не дано?

— Да, мистер… э-э…

— Просто мистер. И где же в этой догме наша Академия? Вот сейчас — в каком из миров мы находимся?

— Так сразу ответить затруднительно. Эх, часы бы, — начал я и осёкся. — Но ведь существуют научные критерии.

— И какие же?

— Вероятность, в первую очередь. Одна стотысячная — серьёзный повод для сомнения в реальности. А меньше миллиардной — точно виртуал. В просторечии — чудо.

Что-то не так, не за этим пригласили меня.

— А давайте-ка просветлимся. — Безымянный заложил руки за голову. — Сугубо научными методами.

— Извольте, мистер.

— Не будем выходить за пределы отечества. Выберем ряд важнейших объектов со сходными функциями.

— А вопрос-то в чём?

— Как следует выбрать их расположение, по какому принципу?

— Принцип? Экономический. Близость к ресурсам или потребителям; инфраструктура, наконец. Не пойму, к чему это всё?

— Сейчас, сейчас, — он с трудом сдерживал смех. — А как насчёт лингвистического правила? Точнее, подобия названий?

— Не понимаю вас.

— А вот представим такое: все, все до единого крупнейшие объекты оказались в географических пунктах с близкими названиями. Конкретно — две последние буквы одинаковы. Какова вероятность совпадения?

— А число объектов?

— Полтора десятка, что на самом виду.

И чего это он лыбится? Допустим, Петербург, Екатеринбург, Оренбург. Всего три, не то. А если так: Омск, Томск, Новосибирск, Красноярск, Алапаевск. Не, тут города, не объекты. Чушь какая-то.

— Пятнадцать однотипных — и одинаково заканчиваются?

— Именно так.

— Шанс меньше миллиардной. Нереально.

— А если всё же…

— Чудо. Тогда это было бы чудом.

Господин Никто почеркался на пустом листе. Повернул текстом вниз. Подтолкнул по лучистой глади стола в мою сторону.

Бумага оказалась ровно между нами. А мистер-то — с подходцем: дескать, ничего не навязываю. Хочешь, бери сей листочек, а не хочешь — дело хозяйское.

Я медлил, тревожило недоброе предчувствие: эта бумага — нехорошая. Она способна повредить мой рассудок. Может, не надо, а?

Придвинул листок. Ладонью накрыл. В руку взял. Перевернул. Пробежался взглядом. Похолодел.

Не может быть! Потому что не может быть никогда!

Вот что я прочёл.

Сквозь серую пелену едва доносится голос Вождя. Что он там бубнит? Русские валом валят в Британию… Англия нашими наводнена, и особенно — Лондон… Аэропорт Хитрово...

Да тут и без Англии крыша едет. Таких совпадений не бывает! А… а может он мне голову морочит? И на самом деле аэропортов с такими названиями не существует? Как же я сразу-то не допёр! Окружить меня заданными мыслями — для Генерального что два пальца об асфальт. Под красную вспышку-то…

Лицо Вождя вновь размылось; вместо чёрных очков появилось пенсне без оправы. Смена обличий, на что это похоже? Нет, пока не пойму — с места не стронусь.

Многоликий Шива? Не то, не то. Оборотень? Тоже мимо, ведь я точно знаю, что это он, Генеральный. Смена масок, как у Райкина? Не-а, лицедейством тут и не пахнет. Ему не скажешь, мол, у вас ус отклеился.

Разгадка рядом, ключевое слово вспомнить… Есть!

ДЖОКЕР.

Игральная карта, ей любая роль по плечу. Хочешь туза — пожалуйста, даму желаешь — нет проблем. Но кто задаёт джокеру нужный образ? А что, если тут обратная связь? Как вы яхту назовёте, так она и поплывёт. И более того, как хотели бы наречь, невольно.

Ай да Пушкин! Ай да сукин сын! Какой матёрый человечище!

А Вождь, теперь низенький да грузный, китель белый накинул, с золотыми позументами. Так, так. Волосы, вперёд зачёсанные, и да, пенсне на чёрном шнурке без оправы.

Трубку раскурил. Оба-на! Капитан Врунгель — лукаво улыбается.

— На лице вашем печать сомнения, Александр Павлович. Желаете убедиться в линейности факта? — кивает на листок с невозможным перечнем. — Прошу, вот выход на Материк.

Двери, что я принимал за балконные, отворились, словно распахнутые невидимым дворецким. В широком проёме виднеется скамья на Лубянке и мой дубль, сидящий в недвижимой позе. Я в кадре, и всё идёт как надо.

Генеральный взмахнул рукой:

— На свободу с чистой совестью. До кассы Аэрофлота пятьсот метров. На стеночке там схемка висит. Настоящая, бумажная. Вот и уверитесь в подлинности списочка.

Но эта коварная улыбка…

— Удивляюсь я на вас, Христофор Бонифатьевич. За идиота меня держите? А на табличке что напишут? Он слишком много знал и умер от кессонной болезни?

— Помилуйте! Ни одной ступеньки до самой скамеечки. Строгая горизонталь, линейные законы соблюдаются.

Вот оно что… Кабинет его, весь целиком, лифтом оказался — из виртуала в реал. Чудо завтрашней техники. Сколько оно может стоить? («M-да, Василь Иваныч, дверцу я бы купил»).

Пустое, бумага настоящая. Да и не стал бы Вождь блефовать, не тот уровень.

— Всё сомневаетесь? Понимаю, привычка к научному мышлению. Как там господа учёные говорят? Один результат — не результат? Ещё улики нужны?

Генеральный на глазах похудел; лицо обросло седой бородой и усами, а пенсне обернулось очками в металлической оправе с круглыми стёклами.

Нет нужды гадать, кто это. Величайший учёный, столь чтимый на Западе и малоизвестный у себя на родине. Академик Вернадский.

Деваться некуда.

— Дополнительные доказательства? Неплохо бы.

— А странное не вспоминается? Стёклышки в детстве коптить не доводилось?

Я обомлел. Очевидно, речь его включала кодовую фразу. И сей ключ распахнул огромную, толщиной полвека, дверь, закрывавшую вход в мою память.

Оказалось, кое-что я не забывал никогда. Просто вспоминать охоты не было. И даже не так. Кто-то противился, до поры до времени. Время настало. Всё сошлось.

Валька Девятаев, затмение, ночь среди дня, вой собак и молчание птиц.

Только вот погасло оно странно. Тёмный диск Луны точь-в-точь наложился на сияющий солнечный круг. Тютелька в тютельку, как тарелки из одного сервиза.

Луна может казаться огромной, а Солнце маленьким. Или наоборот. Но наступает полное затмение, и мы видим воочию: вселенский токарь сработал с ювелирной точностью. Момент истины.

Тогда, в детстве, я не принял чудо сразу, собирался обдумать вечером. Прилёг на старый диванчик, да и заснул. А наутро потрясение стёрлось.

И вот теперь главный академик освежил мою память. Будто это случилось вчера. Нет, не вчера. Сегодня! Что-то важное, сейчас, вот сейчас…

— И что мы будем с этим делать?

Дай же додумать… Не даёт. Но я уже вцепился… Ночь, утро, которое вечера НЕ мудренее, сон… СОН — вот оно! Так вот как это делается… Мол, спи спокойно, дорогой товарищ.

Попалась рыбка!

— …с этим делать? — вопрошал Генеральный. — Факты говорят, что Луна в четыреста раз меньше Солнца. И во столько же раз ближе к Земле. Не в 399 и не в 401 — аккурат в четыреста, как в аптеке. И вы настаиваете, что совмещение случайно? Считайте, считайте вашу вероятность.

Я сидел обессилевший. Да, это факт. Но зачем? Забота об астрономах, чтобы солнечную корону изучать поудобнее? Чушь.

— А не приходило вам в голову, что здесь имеет место расчёт? Что на Земле разумные существа появятся? И не просто разумные, а готовые узреть и понять? Однако, — многозначительный взгляд в мою сторону, — не у всех получается.

Но зачем, зачем? …И повторилось то самое. Странный голос изнутри:

Луна — незаконнорожденное дитя Земли… Защита.

И ещё почему-то — железо-пятьдесят пять. Но с какой стати, если атомная масса у него — пятьдесят шесть?

И вновь из солнечной утробы выползает слепящее щупальце. Но раздумывать некогда, Генеральный ждёт от меня ответа. И не потерять важный ключ, где СОН. Потом, потом, потом…

— Я… сдаюсь.

— Наконец-то! — гаркнул Вождь. — Ты редкий человек, кто способен признать поражение.

Такой голосище не мог принадлежать академику. А ну-ка… Военная форма… Комплекция… Фидель, Фидель Кастро. Охренеть!

Команданте трясёт мне руку и поздравляет с «победой над путаницей в мозгах». Он лучится искренней радостью.

— Сокол ты мой ясный, верной дорогой идёшь.

Нет, не успеваю, ни к Вотрубе, ни к Вольдемару. Сам виноват, проволандался с Генеральным. Как вы сказали? Не проволандался, а проваландался? Да, знаю я, откуда такие оговорочки. Тоже Фрейда почитывали.

Вольдемар, Вольдемар… Так вот зачем Вождь меня приглашал. Как же ему, Генеральному, тоскливо в компании с бессмертными. С начальниками, которые в себя не могут прийти от важности. Наверняка по живой шутке соскучился. Читал, видать, личные дела, да и набрёл на моё. «Умеет рассказывать анекдоты», «При случае способен поюморить». Вот и пригласил меня, свеженького.

Что ж, надо соответствовать. Порадую старика на посошок. И шутка подходящая невесть откуда всплыла. Про джинна с двумя «н» на конце, застрявшими в горлышке. Ни к селу, ни к городу, но попробую.

— А, кстати, команданте, сейчас вот на ум пришло. Шутка юмора, так сказать.

И брякнул это самое.

Господи, что с ним стало! Согнулся от смеха, лицо сморщилось, на глазах слёзы выступили. Темнеют седые волосы т, разглаживаются морщины на лице, убегают с рук старческие пятна. Главный барбудос грохочет во всё горло, слова не может вымолвить.

Наконец, нашёл он силы махнуть рукой, умоляя кабинет покинуть.

— Янки, гоу хоум. Аста ла виста, команданте.

Ещё вопрос: можно от хохочения умереть? Нельзя. А от щекочения — вполне. От чего ещё можно умереть? Вот оно самое и явилось…

Ступень шестая

Нежить

— Если убьют в Матрице — умрёшь и здесь?

— Тело не живёт без мозга.

К/ф «Матрица»

Ждать пришлось недолго. Глухой двор — и трое стоят поперёк выхода, путь перегораживая. По мою душу, стало быть. Только вас мне и не хватало.

Слева здоровенный шкаф с наглой мордой. По всему, он у них главарь.

В центре приземистый накачанный парень с длинными космами, на орангутанга похожий. И что-то напрягает в нём. Ага, рука в кармане.

А справа мелкий, с усиками на узкой мордочке пассивного педераста. Его-то и подошлют провокатором, потом предъявят: «Ты зачем, падла, маленьких обижаешь?».

В боевиках герой всегда побеждает, ибо владеет хитрыми приёмами. Так то в кино… А тут, повторюсь, трое на одного.

Безнадёжно? Да, кабы не моя предусмотрительность. Как чувствовал, интересные штучки припас. Револьвер, пусть и газовый, и такой же баллончик с вытяжкой из красного перца. Казалось бы, зачем арсенал? И одного бы хватило.

Нет и нет, это вещи несхожие. Сперва о баллончике. Компактность, бесшумность и анонимность. Летальный исход исключается. Что плохо: встречного ветра боится, а ещё жары и мороза. И радиус поражения мизерный. Исключительно для ближнего боя.

У моего баллончика назначение двойное. Кроме защитной, имеет ещё опцию.

Пусть решили вы перекусить в забегаловке. На столе из специй одна соль. Но у нас автономия: всё своё ношу с собой.