Камуфлет Чиж Антон
— Не-а. Только карандаш.
Сейчас для памяти набросаем. Тут чем короче, тем лучше.
Сперва главное — «УПРЕЖДЕНИЕ».
Что там дальше? Да, провалы агентов, спросить. Так и запишу: «Провалы —?».
Ещё? Смотреть на перспективу, точно, «2–5 лет». А, да, метро — через толпу, двойной эффект: «метро х 2». И ещё смачное выражение: дальше жопы не видим; так и запишу — «жопа». А ещё? Доллар будет падать: «продать все $». И, ага, Вексельберг, в тисках коротких желаний: «фаберже» и «тиски».
Уместилось на одной страничке.
Оборотка чистая, если что; а то книжка записная в пиджаке осталась, в комнате.
Итак, добыча стреножена. Попалась, теперь не ускакаешь.
В голове, освободившейся от груза, просветлело. Интересно получается. Сидим уже больше часа. При этом он про меня узнал много чего, а я-то о нём? А вдруг это правда? Что у нынешних рыцарей плаща и кинжала на уме лишь карьера? Может, и Белый скурвился? Потрошит меня, а я, наивный дурак, душу изливаю.
Стоп, ты что, охренел? Сам же пригласил, это же Белый. Но против фактов не попрёшь. Да, мне скармливают дельные мысли и метафоры, но о себе-то — молчок. Нехорошо получается. Контрольный вопрос нужен, вот что.
Ого, «Бостон» уже на исходе.
— С облегчением, Костя! Народ готов разврат продолжить?
— Знамо дело. Послушай, а как ты служил там с особой приметой? — я огладил свою причёску. — Парик носил, стригся наголо? Или красился, как Киса Воробьянинов?
— На себе не показывай, Костя. Ладно, открою тайну. Меня посылали туда, где все такие же, — теперь он пригладил белоснежную шевелюру.
Не понял. Но Белый уже со стаканом:
— Слушай, угадай с трёх раз. Что сильнее всего меня удивило, когда вернулся? Не в Союз, а в нынешнюю Россию?
— А долго ты в отлучке-то был?
— Восемь лет.
— Доллары, что они теперь продаются свободно?
— Ответ неверный.
— Преступность, коррупция? Да, Белый?
— Обычное дело.
— Сдаюсь.
— Пиво.
— Не понял. Что сортов стало много?
— Не, как его пьют. Из бутылки, из горлышка. Ты что, не помнишь?
Точно, блин! Пиво найти в Союзе было непросто. Но уж если удалось достать бутылочное, нужны стаканы, и каждому свой. Из горла нельзя — ты будешь алкаш, ханыга. Чмо, сказали бы сейчас. И стакашки добываллись нелегко. Одноразовые тогда отсутствовали, зато стеклянные водились в автоматах с газировкой. Если кто нас опережал, тару арендовали в буфете («Четыре чая, только без сахара»).
Да, с бочковым было ещё интересней… Именно Белый научил этому приколу. Опустевшую кружку, прихватив сверху, следовало крутануть на столе — чтобы вертелась долго-долго. И пока она крутится, нужно дойти до буфета — не добежать, а именно дойти! — потом «деньги — товар», и с полной кружкой вернуться, опять же шагом…
— Костя, что ли ты забыл?
— Обижаешь, начальник. Да, из горла нехорошо. Это неприлично, негигиенично и несимпатично. Как младенец из соски.
— Если не хуже.
Заржали мы одновременно.
— Давай свою долгоиграющую, — он протянул руку к непочатой бутылке. — Наливай! Ну, за догадливость!
— А как ты думаешь, Костя, почему нынче всё больше из горла посасывают? Зачем по-плебейски, когда стаканов предостаточно?
Вопрос интересный. Ведь и правда — существуют вековые традиции. Да и вкусовые ощущения богаче, если пьёшь из толстого стекла — из кружки, из стакана гранёного.
— Теряюсь в догадках.
— Реклама: крутые парни лакают из бутылок. Картинку крутят по ящику. Зачем? Хитрющие дяди сообразили, что из горлышка выпьют больше — вкуса толком не почувствуют, ещё добавят.
Так просто!
— Ничего, — продолжил Белый. — Скоро бардаку этому конец. Мы один проект продвигаем…
Проект? Ну-ну. Ребята, у вас получится, как всегда.
— Расслабься, Костя, времена грубого управления прошли. Теперь имеем кое-что получше, — он помолчал. — Если так легко приучить из бутылок, то… то что?
— То что?
— Настроить на позитив. Методика отработана, меняй знак — и все дела. А чего ты лыбишься?
— Да так. Эсэсэр вспомнил. Вместе с капээсэс.
— Забудь, топорная работа. Упор на затёртые словеса, не учли партийцы силу хороших картинок. И тут американы опередили нас, возьми хоть Шварцеге… Шварге… тьфу ты… Ну, Шварца. Разве Терминатор существует реально? Нет. Но есть, — Белый закатил глаза к потолку, — волшебная сила искусства. Покрутили крутой фильм, да не единожды — и готово: в Терминатора верят больше, чем в губернатора. Что-то меня на поэзию потянуло. Плесни-ка по этому поводу.
— Ну, за искусство!
Хорошо идёт, родная. Ещё бутербродиков сотворим.
В голове зазвенели иронично-задорные ритмы из «Высокого блондина». Композитора забыл, фамилия молдавская. Или румынская?
— Да, хорошо пошла, — Белый прожевал огурец и уставился на меня. — Так мы о чём?
— Американцы. Телевизор. Терминатор. Губернатор. Поэзия. Искусство. Хорошо пошла.
— Молодец, — он хмыкнул, — отслеживаешь. Несмотря на, — он постучал ногтем по бутылке, — и даже вопреки. Смотри, что ещё америкосы удумали. У них ведь толстяков больше, чем в любой стране, вместе взятой.
— Да уж…
— А полному двигаться трудно, ему попа мешает. Столько лет призывали там граждан пошевеливаться, а результат нулевой. Пока не сообразили…
— Что именно?
— Того же Шварца подключить. Поговорил Арнольд с народом — и знаешь, сколько сегодня тусуется в фитнес-клубах? Сорок миллионов! Костя, ты понял? Захочешь — толпами на физкультуру, пожелаешь — миллионы из горла сосут. Такая вот ситуёвина.
— Да ладно, у нас это не сработает. Не, на пиво-то мы всей страной. А так — нет. В России признают авторитет, если это дубовая сила.
— Правильно, психология рабская. И задача ещё облегчается.
— В смысле?
— Феномен жёлтой обезьяны. Ты в курсе?
— Не особо.
— Как заставить человека думать о жёлтой обезьяне? Надо сказать: не думай о жёлтой обезьяне. С людьми можно сотворить что угодно. А учитывая поперечный характер нашего народа…
Обалдеть! Мы с Белым под водочку обсуждаем феномен жёлтой обезьяны! Не узнаю бывшего однокашника… Ах да, нынче-то он вона где служит. И явно использует чужие мозги и навыки. Точно, как и тогда, с атрейским способом.
Теперь ясно, откуда он черпает. А то уж начал подозревать… Да нет, мы бы тогда в Академии пересеклись, хоть разочек, да встретились. Хотя в Москве он недавно… А может, первый сектор? А чего гадать, проверим потом.
Что-то я хотел спросить…
Незаметно заглянул в шпаргалку: «Провалы —?». Ах, да.
— Белый, да чёрт с ней, с обезьяной. Вот объясни, почему наши за бугром стали так часто прокалываться? Серьёзно же их… вас готовили?
— Ну, разумеется, — он махнул рукой. — Но против лома нет приёма. Сдают наших, Костя, свои же сдают. Раньше как бы из любви к свободе, а сегодня — к денежкам, — он сжал кулаки.
— Слушай, я сигаретку стрельну ещё?
— Бери, чего спрашиваешь.
— Благодарствую. Ну, а другие причины? На чём чаще ловят разведчиков?
Он улыбнулся.
— Видишь ли, у каждого человека имеется ахиллесова пята. Главное-то закладывается в детстве. Позволишь слабинке перевесить — и готово. Я не говорю о вещах, которые легко отследить, ну, там, вилку держать в левой руке…
— А огурец — в правой.
— Ага. Или взять, к примеру, манеру стряхивать пепел. Ты вот это как делаешь?
— Аналогично, как все. В смысле, как всегда.
Постучав по сигарете указательным пальцем, я сбил с неё пепел.
— Именно, что как всегда. Но не как все — на Западе так не делают. Знаешь, сколько я переучивался, чтобы по-ихнему?
Концом сигареты он коснулся края блюдца — пепел отделился.
— Видишь, у меня это на автомате.
— А ещё?
— Ну, не матюкнуться по-русски, когда перепьёшь, да много чего.
Он достал авторучку, открыл записную книжку на чистой странице.
— Представь, ты на задании в Штатах. Напиши-ка сегодняшнюю дату.
Не, на это нас не купишь. Знамо дело, сначала пишут месяц, за ним день:
2006 /8/17
— Ты арестован! — Белый сделал свирепое лицо.
— Но подожди, на чём…
— Вопросы здесь задаю я! Где вы зарыли парашют? Будем запираться или сознаваться?
Он сделал вид, что прижигает сигаретой мою руку.
— И где же я дал маху?
— Ты споткнулся о крошечную чёрточку.
—?
— Перечеркнул семёрку горизонтальной полочкой, так делают лишь русские. Конец тебе. А ну, быстро! Имена, пароли, явки! В глаза смотреть! На кого работаешь?!
Он жахнул ладонью по столу.
Ну, блин. Век живи…
— Давай, Белый, выпьем, чтоб наши не попадались.
Надо бы спросить и про ихних шпионов.
— Понимаешь, Костя. Нельзя контролировать сознание постоянно, рано или поздно что-то наружу вырвется. Больше скажу, сегодня мысли людей — вовсе не их собственные.
—?
— Вспомни, как учили классики. Бытие определяет сознание.
— А разве не так?
— Нынче по-другому, через экран. Понимаешь?
Пока одно ясно: меня пытаются отвлечь от интересной темы. Вместо шпионских секретов он суёт какую-то тягомотную философию. Не лучшая тема для разговора за бутылкой.
— Вот раньше уклад мыслей от чего зависел? От семьи, друзей, улицы, от важных для нас людей, — Белый говорил медленно, и такой темп завораживал. — А сейчас бал правит авторитет по имени Телевизор. У молодых — Интернет. Но ведь на экране вовсе не жизнь — но производная от бытия. А сознание — вторая производная, зависит, чем нас пичкают. Понимаешь: вторая производная. Вторая производная.
Он явно ждал ответа, но вопроса-то не было. И снова показалось… Ладно, проверим. Аккуратно, чтобы комар носа неподточил.
— Правильно. Но односторонне. Да, истинная информация дороже пережёванной. Но настоящую-то получить непросто. Удаётся разве что профи, журналистам да разведчикам. Поэтому они и улетают. Кто из газеты или с канала, а кто, — тут я сделал небольшую паузу, — в грунт, на минус полтора.
Это был пароль Академии метанаук. Теперь надо выдержать — не меньше трёх секунд. Ноль. Один. Два. Три. Не отозвался. Не из наших. Жаль… Зато можно расслабиться. Стоп, рано ещё. Он должен забыть ту фразу.
— Белый, а вот скажи: как надо уходить от вооружённого противника? Я слышал, что от метра до двух — дистанция смерти.
Кажется, теперь уже мне удалось ловко сменить тему.
— Уходить? Быстро.
Я хихикнул.
— Ценю твой юмор. Но представь такое. У противника пистолет, снятый с предохранителя. А ты безоружен и не владеешь приёмами. А коль не убежать — хана тебе. Может, новые наработки появились? Или безнадёга, как тогда против атрейского способа?
Белый расцвел. Но главное, он выпустил из памяти ту фразу.
— Я догадался. Тебе нужны детали для новой книги?
— Ну, блин! Ты опасный человек, прямо читаешь мысли.
— Тогда слушай. Ты прав, шанс появляется при дистанции три метра и более. И если терять нечего…
— Но как именно, делать-то что? Я правильно понимаю, надо петлять зигзагами?
Он хохотнул:
— Вот-вот, хорошо сказал. Зигзагами, да ещё петлять — это круто. А главное, убегай в левую сторону от противника. Но в Израиле лучше уходить вправо.
— Логично — так ближе до канадской границы, да? Издеваешься?
Он снова рассмеялся:
— Ни в коем разе. Психология стрелка — вот секрет. На Западе пишут слева направо, и привычка эта сидит в подкорке. А раз ты уходишь влево, врагу придётся вести ствол и целиться как бы против почерка. Поперёк желания.
Ах, чёрт! И фразочка сильная, поперёк желания.
— Слушай, а вот ещё… Про наших агентов я понял. А вот ихние шпионы — они как? На чём палятся?
Он улыбнулся:
— Тоже на мелочах. В России трудно работать, если вырос не здесь — менталитет резко отличен.
— А всё-таки? Семёрку не перечеркивают? Или пить не умеют?
— Не в этом дело. Насчет пить, так учат, как не опьянеть; ещё пилюли есть специальные, так что могут наравне с нашими держаться. Но опять же, — он задумался. — Вот случай, уже здесь, в России. Пасли мы двух субчиков, но твёрдой уверенности не было. Решили проследить поплотнее. А у тех, видать, были подозрения насчёт слежки, уж больно грамотно шифровались. Как-то взяли они литровую — и к себе в Номер.
— Что ли они в гостинице остановились?
— Ну да, комната на прослушку поставили. Поначалу всё шло по-нашенски: матерки там, окурки в форточку. А потом — во идиоты! — бутылку не прикончили. Костя, там ещё граммов двести — а её, ещё живую — в холодильник. Скажи, ты на такое способен?
— Ужасно! Надругательство над национальной святыней! Поматросить и бросить.
— Точно. Вот такая недопитая улика помогла вывести супостатов на чистую воду. Кстати, давай выпьем.
— Давай. Чтоб наши дети за трамвай не цеплялись!
Белый вновь рассмеялся; наверняка вспомнил наши трамвайные приколы сорокалетней давности. Он хохотал, точно зная, что я думаю о том же.
Отсмеявшись, Белый махнул стакан, захрустел огурцом.
— Или вот, последний случай. Вели мы одного субчика. Гад оказался опытный, мы и кличку ему дали — Супер. Вёл себя ну оч-чень естественно, даже переигрывал. Душ принимал раз в неделю, сморкался на тротуар, и, кстати, частенько ссал в подъездах. А уж насчёт матюков, так прямо виртуоз. Видать, готовили лучшие спецы по России, из перебежчиков. Мы уж засомневались, мол, всё чисто. С глубоким прискорбием приносим свои извинения. А нет, прокололся! И знаешь, на чём?
— Ну-ну-ну?
— Подвернулась у нас рыбалка. И нашли повод, Супера этого тоже позвали. Начало марта, ещё прилично морозило. Мы-то закалённые, а после двухсот граммов, сам понимаешь, никакой холод не страшен. Разогрелись, рассупонились. И эта сволочь тоже, даже шапку снял. Чтобы его вражеская морда не отличалась от наших. А закалка-то не та, аж посинел весь. Я ему говорю, нормальным русским языком: «Ты что? Надень нахуй шапку, а то голова замёрзнет». Наш бы отшутился, типа: «Вот уж хрен. В прошлый раз в ушанке был, водку предлагали, а я не услышал». А этот чудик что сделал? Ну, ты понял?
Ещё бы, анекдот не новый. Но какая аранжировка!
Вот теперь стало ясно, что так притягивало к Белому — его уникальные знания и навыки. Не сочтите за нескромность, взять хоть вашего покорного слугу. Да, эрудирован. Но и только. Да, ребята это ценили, просили задачку решить и так далее. Но такие способности не из разряда особых. При желании почти любой, перелопатив кучку книг, может стать продвинутым. А Белый — совсем другое. Внутренняя сила, что проявляется через весёлость. Независимость. Мужественная красота, наконец.
Чем-то напоминает Фиделя. Да, команданте Фидель Кастро Рус — родной человек для пацанов из той жизни. Кстати, похожий нюанс обыграл Чак Паланик в книге «Бойцовский клуб». А ещё лучше в одноимённом фильме. В Голливуде, что ни говори, работать умеют.
Надо бы записать… ладно, пока запомню: Фидель, Бойцовский клуб. Не потерять бы…
— Костя, а «Коричневую пуговку» помнишь?
В самую точку! Песня из нашего детства. В пятидесятых её распевали с детишками в детских садах и младших классах. А в шестидесятых мы, как сейчас помню, горланили в общаге, уже хохмы ради.
Слова помнились слабовато, зато сюжет врезался. Там вражеский диверсант пуговку потерял от штанов. А мальчишки-пионеры, её на дороге нашли. Смекалка сработала, дали знать куда следует. Лазутчика, само собой, изловили — повязали — изобличили. Граница на замке.
Здорово в тему.
— Ну что, попробуем?
Мы дружно заблажили:
- А пуговки-то нету! У заднего кармана!
- И сшиты не по-нашему широкие штаны.
- А в глубине кармана — патроны от нагана
- И карта укреплений советской стороны.
Тут у нас вышел спор, как правильно: патроны от нагана или патроны для нагана? Я утверждал, что — от. Ведь если — для нагана, возникает резонный вопрос: а где сам наган для этих патронов?
Белый возражал, настаивая на варианте — для нагана:
— Пойми, если оставить «от», возникает не менее резонный вопрос: а где сам наган от этих патронов?
В конце концов нашли компромиссный вариант:
- А в глубине кармана — патрон и два нагана,
- И карта укреплений советской стороны.
Так получилось даже лучше… Не забыть бы про Фиделя и Бойцовский клуб. И ещё, да, поперёк желания.
— Да, Белый, два нагана — это круто.
— Куда круче, чем один.
— Целых в два раза.
— Точно. На сто процентов, Костя. Иначе говоря.
— Но одну вещь мы с тобой проморгали: каким образом войдут в карман два револьвера?
И тут Белый показал высокий профессионализм:
— Ты пропустил важную деталь.
—?
- — «…сшиты не по-нашему широкие штаны».
— И что это значит?
— Спецпошив. Это не простые штаны, а шпионские. Суть не в том, что карман глубокий и штаны широкие. При спецпошиве карман незаметно переходит в гульфик. А туда — не то, что наганы — чёрт войдет. С рогами и с копытами.
— Толково! Ты классный аналитик, Белый!
Он, слегка покачиваясь, встал из-за стола, вытянулся и неожиданно грянул троекратное «ура».
— Да, Белый. Но скажи, на кой хер диверсанту два нагана?
— Не въезжаешь? Стрелять по-македонски, с двух рук одновременно.
— Точно! Стрелять по-македонски и качать маятник.
— Ого! А ты не такой простой, каким кажешься. Дурил меня? «Петляя зигзагами».
— Растём над собой. Но только…
— Что?
— По-македонски — с одним-то патроном?
Мы грохнули — в стену застучали соседи.
— Да уж. — Он вытер слёзы тыльной сторонй ладони. — Врагу остаётся лишь качать маятник.
— И уходить — влево, против почерка. Петляя зигзагами и заметая следы…
— Отмахиваясь спецгульфиком, замаскированным под карман.
Стучали уже в дверь, но мы не открыли.
- — Кто стучится в дверь моя?
- Видишь — дома нет никто.
- — Молодой хозяйка дома?
- — А зачем тебе его?
Похоже, я захмелел. Не опьянел, а захмелел, как бывало раньше, в юности. И было весело. Весело, а не смешно. Это разные вещи, близкие, но разные. Рассмеяться можно от похабного анекдота или от щекотки. А веселье — состояние души, оно изнутри, от сердца. И водка здесь ни при чём. Пьяным я не был, ни в одном глазу.
— Белый, давай-ка выпьем за… за нашу единую, могучую, никем не по… никем не победючую. Чтобы всякий, кто посягнёт… или покусится…
— Давай, Костя. Стоя и до дна.
Захотелось продлить вернувшуюся свежесть чувств (не забыть про Фиделя и прочее). К тому же меня осенило стихом.
— Белый, мы с тобой понимаем, ведь даже безоружный враг опасен. Мало ли что один патрон.
— Да уж. Загнанный зверь ещё злее.
— Однозначно. И мне в голову пришла мысль, в виде поэзии. Надо, чтобы народ, как раньше. Ну, замечал коричневые пуговки. И это самое, куда следует. Прочту, если хочешь.
— Давай, давай. Правильно мыслишь, Шарапов. Раз дело важное, действовать надо превентивно.
О! О-о!
ПРЕВЕНТИВНО…
Какое верное слово… Ещё самородок, не хуже упреждения. Вот подфартило! Только не забыть: Фидель, Бойцовский клуб и, главное, превентивно. Чудное слово, звучное, реальное. Ну, Белый, ну титан. Всё, абзац профилактике.
Приятель мой ждал обещанного, и я продекламировал:
- — Враг хитёр и коварен, как лисица,
- Обо всем подозрительном сообщай в милицию.
Ну как? Пятёрку хочу, даже с плюсом. Ну, не тяни же.
Он потёр лоб:
— Вот что, Костя. Как поэзия — это гениально. Но эффективность… Пока смежники передадут информацию к нам в контору, то-сё — время потеряем. А враг, сам говоришь, хитёр и коварен. Уйдет, сволочь. Тут нужно оперативней, сразу — куда положено. Чтобы вражина был обречён. И знал бы, гад: остался один патрон — застрелись. По-македонски.
— Логично. Ты меня вдохновляешь, как Анна Керн Пушкина. Слушай тогда:
- Враг коварен и мерзок, как «бэ».
- Обо всем подозрительном сообщай в ФСБ.
Разве я не гений? И где же аплодисменты?
— Костя, не в обиду будь. Но… Нет, нет и нет! Я знавал таких очаровательных «бэ», — он закатил глаза. — А ты их — в один ряд с врагами. Попахивает очернительством прекрасного пола.
Эх! А ведь и по рифме, и по смыслу мой шедевр не хуже штатных виршей советских времён, что висели на стенах режимных помещений. Кто постарше, помнит:
- У врага звериная злоба — поглядывай в оба.
Их-то сочиняли лучшие государственные умы, профессионалы. М-да. Обидно, понимаешь.
Зато какая попалась крупная дичь — «превентивно». Скорее взять на карандаш! Туда, в санузел совмещенный.
— Сейчас вернусь.
Стул опрокинулся — плевать. Вперёд, только вперёд. Выражаясь романтически, графиня с обезумевшим лицом бежит в сортир.