Слимпер Бабкин Михаил
— Я пробыл у Дурика пять лет, — начал медальон и неожиданно расхохотался; с трудом остановившись, Мар продолжил рассказ дрожащим от еле сдерживаемого смеха голосом:
— Пять великолепных, незабываемых лет! Знаешь, Семён, есть люди, которым на роду написано всё время попадать в самые нелепые ситуации... в крайне дурацкие. В такие, в которые другой человек попасть не может по определению, потому что у него судьба иная.
Отправился, значит, Дурик однажды ночью брать частный банк... а надо сказать, что дело было летом, жара стояла невыносимая! Мне-то что, никакое летнее пекло нипочём, а вот Дурик от жары сильно страдал: был он человеком толстым, у него раньше и кличка была Жирдяй, до этого случая. А после навсегда изменилась... Знал бы Дурик, чем его ночная вылазка для него обернётся, никогда бы в тот банк не полез!
Итак: убрали мы охранное заклятье и пробрались в банк, к сейфу. Сейф оказался серьёзным, без магии, но сделанным на совесть — впрочем, Дурик тоже умельцем был знатным! К походу мой хозяин подготовился тщательно, взял с собой весь необходимый инструмент и гибридную маску тоже захватил — на тот момент, когда деньги выносить будет. Чтобы случайные свидетели его после не опознали... Ха, при такой комплекции и остаться неузнанным! Но Дурик считал иначе.
Работает, значит, Дурик Говорун в поте лица, сейф вскрывает: разложил инструмент возле себя и маску туда же кинул, чтобы не мешала. А жарища лютая! Ни сквознячка тебе, ни ветерка... Вот Дурик постепенно и стал раздеваться. В конце концов остался он в чём мать родила, то есть голым.
Через час сейф открылся. Но не успел Дурик обрадоваться, что до золота наконец добрался, как на тебе — вламывается в комнату свора полиментов! «Руки вверх!» — орут, «Стрелять будем!» — вопят... Всё как положено. Видишь ли, владелец банка не очень магии доверял и потому наладил элементарную сигнализацию в соседнюю половину дома — там полиментовский участок находился, — протянул туда незаметно проволоку от дверцы сейфа, и к колокольчику её приладил. Просто и надёжно! Как только Дурик дверцу открыл, так колокольчик и зазвенел.
Ну, Дурик от неожиданности и сел, прямо на свои инструменты. Вернее, на маску. И та приросла к его голому заду... Полименты Дурика на ноги поставили, осмотрели его и увидели, какой идиотский казус с пойманным вором приключился. Хохот, понятное дело, был страшный! А тут на Дурика от сильных душевных волнений неудержимый метеоризм напал... Метеоризм, Семён, — это когда человек безостановочно газы пускать начинает, ежели по интеллигентному выражаться. Короче — маска во время осмотра вдруг приоткрывает рот и ласковым голосом сообщает всем присутствующим: «Пу-ук! Пук-пук». Думаю, ты можешь представить, что тогда началось...
В общем, отпустили полименты Дурика, накостыляли ему по шее и отпустили. Но без инструментов и без одежды... Вот в таком виде мой хозяин и примчался на ближайшую хазу: снять маску самостоятельно он не смог, слишком крепко она к заднице приросла — кожа там особая, что ли? Хм, думаешь, на хазе маску так сразу и отлепили? Хе! Сначала все вдосталь налюбовались на говорящую физиономию, по полу от хохота повалялись, а уж после... С тех пор Жирдяй и стал Дуриком Говоруном. Навсегда. Впрочем, навсегда ли — не знаю: отдал он меня через пару лет другому вору по кличке Замурзан Ботаник. В обмен на средство для похудения отдал... С Замурзаном у нас тоже разные приключения случались, но это я тебе потом расскажу. Если захочешь.
— Только не сейчас! — Семён вытер салфеткой выступившие от смеха слёзы. — А то я запросто коньки отброшу от твоих россказней! А мне ещё дело делать надо. Ох ты, ну и хозяева у тебя были...
— Да уж, — скромно подтвердил Мар, — очень разносторонние личности!
— И с одной, и с другой стороны личности! Спереди и сзади, — всхлипнул Семён и опять схватился за салфетку.
Отсмеявшись, Семён бросил в мусорное ведро салфетку вместе с остатками обеда и вышел на крыльцо.
Вечер был тихим, безветренным — ни комаров тебе, ни мух; прохладный воздух пах травяной свежестью. Где-то вдалеке, среди берёз, заливался ранний соловей: уходить на опасную работу Семёну не хотелось — здесь было слишком хорошо. Душевно было.
— Пора, — вздохнул Семён, — давай, Мар, поехали в Икс-Файлы! Дави на педаль: истина где-то рядом.
— Куда? — оторопел медальон. — Чего?
— В Икс-Мир поехали, — пояснил Семён, — а икс-файлы — это кино такое. Фантастика. Но очень похожая на здешнюю вседисковую реальность. Очень.
— Твоя кина никак не может быть похожа на реальную жизнь, — подумав, объявил Мар. — Фантастика — это выдумка. А разве я — выдумка? А Кардинал? А чужие? Нет, Семён, реальность — это наши друзья и наши враги, данные нам в ощущениях: так говорил когда-то Замурзан Ботаник. И я с ним согласен. А вот то, что истина где-то рядом — так оно и есть. Потому что больно уж расплывчатый адресок вложил в меня Слимп! Какой-то размазанный, что ли... Как будто он промчался за один миг по всему маршруту, ставя пространственные метки на всё подряд, и на нужное, и на ненужное. Абы как ставя. Ох уж мне эти крутые маги-колдуны! Всё у них по-своему, всё нестандартно! А ты разбирайся... Правда, выделяется пять более-менее понятных адресов. Это, видимо, те места, которые Слимпа чем-то заинтересовали. То есть пять конкретных мест в Икс-Мире! А какой именно из тех адресов нам пригодится — не знаю. Что делать будем?
— Прямо по списку и пойдём, — рассудительно ответил Семён. — Посетим все те конкретные места, с самого первого и по самое последнее. Где-нибудь да найдётся нужная зацепка! Я так думаю.
— Логично, — похвалил решение Семёна медальон. — Ну, тогда поехали!
...Туннель, в котором через секунду оказался Семён, напоминал трубу многопоточной автострады: у него был высоченный потолок с четырьмя далеко разнесёнными друг от друга рядами светильников и гладкий, стеклянно отблескивающий пол, расчерченный вдоль широкими белыми вставками; стены туннеля терялись в полумраке, но всё же было видно, что они не гладкие, а сплошь покрыты крупным рельефным узором, издали похожим на древесную кору.
Семён стоял посреди автострады, идущей из никуда в никуда, и оглядывался по сторонам, прикидывая, в каком направлении ему лучше идти. Желательным было то, которое привело бы его к людям, а не к чужим. Пусть и к наёмникам, но — к людям.
— С проезжей части сойди, — посоветовал Мар. — Вдруг тут скоростной гужевой транспорт ездит? Ещё задавит ненароком какая-нибудь тележная кобыла... Вон туда давай, вправо, там специальная тропка есть. Для любителей пеших прогулок, — Семён спохватился и опрометью кинулся в сторону.
Возле стены был узенький тротуар, приподнятый над полотном дороги — Семён встал на пешеходную тропинку и опять призадумался, топчась в нерешительности на месте.
— Чего стоим? — поинтересовался Мар. — Проблемы?
— Да вот, не знаю, в какую сторону идти, — признался Семён. — Сложность выбора, понимаешь!
— Давай тогда знак какой-нибудь поищем, — предложил медальон. — Путеводное знамение... О, есть такое! Во-он там, Семён, вдалеке, один из потолочных светильников моргает... нет-нет, в другой стороне! Вот туда и пойдём, если всё равно куда.
Семён безропотно отправился в указанную Маром сторону: лично он никакого моргающего светильника не видел. Впрочем, у медальона было острое зрение — несмотря на отсутствие глаз — и Семён не сомневался в его словах.
— Слушай меня внимательно, — Семён на ходу принялся инструктировать Мара, — я хочу встретиться с местными людьми, разузнать у них, что здесь к чему. Если налетим на чужих, то прикроешь меня невидимостью, а там посмотрим, как быть. Может, перескочим на другой адрес... Самостоятельно ничего не предпринимай! Разве что в случае смертельной опасности.
— Есть, шеф! — бойко отрапортовал медальон. — Будет исполнено! Вот только что-то ни людей, ни чужих не видно... Единственная опасность, которая возможна в этой дыре — скорое наступление зевоты и скуки. Смертельной. Ежели так и будем дальше топать впустую.
— Если станет совсем грустно, что-нибудь придумаем, — пообещал Семён. — Нам это не впервой... Ага, теперь вижу твой плафон! Действительно, моргает... Ну и пусть! Ещё метров сто пройдём, и если за это время никого не встретим, тогда...
Фразу Семён не закончил — в противоположной стене туннеля открылся ярко освещённый прямоугольник хода: из прямоугольника, один за другим, вышли трое человек, мужчин; поглядывая то по сторонам, то на потолок, троица направилась к середине автострады. К тому месту, где над стеклянным шоссе отбивала световую морзянку неисправная лампа.
Семён немедленно раскрасил маскировочный костюм в цвет стены и прижался к ней: увидеть Семёна нынче можно было, лишь подойдя к нему вплотную.
Мужчины были одеты в жёлтые комбинезоны, похожие на робы сантехников по вызову: у одного из них на плече висела объёмистая чёрная сумка, у второго — что-то наподобие ручного пылесоса; у третьего за спиной был небольшой ранец, прихваченный ремнями крест-накрест через грудь. Человек с ранцем был постарше своих молодых спутников — Семён решил, что ему где-то лет под сорок, — повыше ростом и пошире в плечах. И чем-то здорово напоминал профессионального спортсмена — жёстким выражением лица, что ли... Семён не понял.
Тот, который был с сумкой, громко продолжал рассказ, начатый раньше:
— ...и тут, представьте, вваливается в нашу ячейку Гага, весь никакой, морда и кулаки в крови, рубаха порвана. Ну, мы, понятное дело, всполошились: Гага, что случилось? Кто тебя так? Ежели это опять козлы из восьмого, то мы сейчас им такой триндец устроим, что мало не покажется! И плевать на Инкубатор, авось не найдут... Мы, по правде, тоже нарезанными были. Море по колено! Крепкий, гад его, самогон оказался, совсем дурные стали...
— Ну, и что Гага? — напомнил его спутник, с пылесосом на плече. — И кто его так отделал?
— Не кто, а что, — предвкушающе хихикая, ответил сумочный. — Он, видишь ли, решил ещё за одним пузырём к Легу в дежурку смотаться... ты ж знаешь Гагу, он всегда в одиночку надирается!.. решил, стало быть, он догнаться окончательно. Чтобы — наповал. И двинул с ходу из своей ячейки... быстро-быстро двинул, чтобы не отключиться раньше времени. Бегом.
— И? — заинтересовался тот, который был с ранцем.
— Он пропускной жетон забыл надеть, — с удовольствием сообщил рассказчик: оба его спутника зашлись в хохоте.
— Мордой... об собственную дверь! — с перерывами, постанывая от смеха, с трудом добавил сумочный. — Причём три раза! Три! С разбегу!!! Морд... — продолжить сумочный не смог: ослабев от смеха, он сел на дорогу и замотал головой.
— Так-так, — вполголоса сказал Мар. — Вывод: у них здесь тайно гонят самогон и жрут его до упаду в своих жилых ячейках, что говорит о налаженном быте, то есть о давнишней осёдлости людей; также есть обязательный пропуск, без которого дверь той ячейки не открыть... Значит, везде повсеместный контроль. А ещё имеется некий Инкубатор, которого все боятся. Не нравится мне этот Инкубатор, ох не нравится...
— Ладно, вставай, — тот, который был с ранцем (видимо, старший в группе), пнул ногой ослабевшего от смеха товарища. Несильно пнул, для острастки и приведения в чувства. — Дело надо делать! А то сами загремим в Инкубатор под фанфары, — старший уставился на мигающий потолочный светильник. — Через полчаса движение откроют... Новую лампочку давай!
Рассказчик, продолжая хихикать, встал, покопался в сумке и протянул старшему короткую стеклянную трубку; старший взял её, глянул на просвет, после небрежно сунул трубку в брючный карман. И, щёлкнув чем-то на боковине ранца, поднялся в воздух.
— Вога, ты оставайся на подхвате, — приказал сверху ранцевый командир, — а ты, Барт, включай машинку, чего без дела стоять! Под лампой особо глянь, как там стеклопокрытие дороги: проверь, не изменилось ли оно от вспышек! Мне только аварии на моём участке не хватало, — и улетел к плафону.
Барт — тот, что с пылесосом на плече, — показал вослед улетевшему начальнику непристойный жест, известный в народе как «отруби по локоть»; смешливый Вога тут же беззвучно затрясся, зажимая рот ладонью. Недовольно бурча малопонятное, Барт снял машинку с плеча и со скучным видом, глядя только себе под ноги, побрёл широким зигзагом в направлении к Семёну, лениво поводя раструбом над дорогой; Барт вёл себя как опытный минёр на очередном зачёте, с учебным миноискателем на учебном минном поле — работал для проформы. Чтобы отвязались.
— Иду на контакт, — шепнул Семён. — Мар, напоминаю, что бы ни случилось — без моей команды никаких действий! — Семён отлип от стены, превратил костюм в жёлтый комбинезон, такой же, как у ремонтников, и неторопливо направился к беспечно посвистывающему Барту.
— Привет! — жизнерадостно сказал Семён, останавливаясь перед Бартом и упирая руки в бока. — Как дела?
Ремонтник замер, медленно поднял глаза и, открыв рот, уставился на Семёна; бледнея на глазах, Барт сказал несчастным голосом:
— П-привет... Слушай, я же тебя ничем плохим не поминал... чего ж ты именно ко мне пришёл, а?
— Могу и к нему пойти, — несколько удивлённый Семён глянул в сторону Воги, привычно копающегося в сумке. — Мне всё равно, к кому.
— Ага, ага, — часто закивал Барт и бочком-бочком подался в сторону, пропуская Семёна. — К нему. Да-да, — и остался стоять на месте, забыв о своём работающем пылесосе: внутри машинки что-то недовольно жужжало и потрескивало, но Барт смотрел только на Семёна. С ужасом смотрел.
— Странный ты какой-то, — хмыкнул Семён и прошёл мимо Барта к смешливому Воге.
— Привет, — Семён остановился в паре шагов от сумочного, — как жизнь?
— А? — сумочный Вога уставился на Семёна с тем же выражением ужаса в глазах. — Туннельный! — внезапно завопил Вога, срываясь на визг и тыча пальцем в Семёна. — Это же туннельный! Заман, Заман, ко мне туннельный припёрся! Зама-а-ан!!!
— Иди ты в Инкубатор, — глухо раздалось сверху, — чего орёшь? Он же к тебе припёрся, а не ко мне. Вот сам и разбирайся... А мне лампу менять надо. Р-работнички, мать их... Развлекаются всё, хохмят... — летающий Заман, похоже, даже не глянул вниз. Не соизволил.
— Ты того, — прикрываясь сумкой и пятясь от Семёна, жалко бормотал Вога, — ты, знаешь... Я ж всегда, как положено, первый тост — за туннельного... Ты вон Замана дождись, ему всё равно, он уже пять дополнительных стираний прошёл, ему что Инкубатор, что Затуннелье... Рано мне ещё! Не хочу!
— Какой туннельный? Какое стиранье?! Ничего не понимаю, — с досадой воскликнул Семён. — Я просто хотел с вами поговорить, спокойно, по-человечески, а вы шарахаетесь от меня, как буржуй от налогового инспектора. Живой я! Не призрак.
— Живой? — Вога опустил сумку. — А чего тогда в закрытом туннеле делаешь?
— Хм, — Семён запнулся. — Чего делаю? Гуляю. Туда-сюда гуляю, хочу кого-нибудь встретить. Вот, вас увидел.
— Да ты кто такой, а? — со злостью спросил подошедший к ним Барт: свой пылесос он держал наотмашь, словно собирался им в случае чего треснуть Семёна по голове: похоже, напугал Семён Барта крепко. По-серьёзному.
— Я? — Семён опять запнулся: говорить правду он не собирался, а придумать легенду заранее не успел. Поторопился со встречей.
— С одной стороны, я... — тут Семён неожиданно вспомнил байку Мара о его разностороннем хозяине и абсолютно не к месту рассмеялся.
— Так он же стёртый! — с изумлением понял Барт, вешая пылесос на плечо. — Ей-ей, стёртый! То-то он ерунду всякую несёт! Ничего не понимает, на вопросы тормозит... про туннельного слыхом не слыхивал! По смертельной магистрали туда-сюда бродит... Смеётся. Точно, стёртый! Видать, из больнички в бессознанке удрал и заблудился. Ну, мужик, и напугал ты нас... Эй, Заман! Тут не туннельный! Тут стёртый приблудился! — сложив ладони рупором, крикнул вверх Барт. — Это по твоей части! Спускайся вниз!
— Готово, — донеслось сверху. — Сейчас прилечу.
Семён задрал голову: отремонтированный плафон светился ровным немигающим светом; старший группы, с протянутыми к светильнику руками, был похож на чёрта, ворующего луну. Особенно отсюда, снизу.
Облетев напоследок плафон по кругу и убедившись, что всё в порядке, Заман неспешно опустился на стеклянное шоссе. Рядом с Семёном.
— Ты, что ли, туннельный-стёртый будешь? — с лёгкой усмешкой спросил Заман, внимательно разглядывая Семёна. — Ну, на туннельного ты пока не тянешь, это моим ребятам с бодуна показалось. Слишком ты настоящий, не призрачный. А вообще-то, действительно странно встретить здесь живого человека! Всяко с испуга может в голову придти... Ты как здесь оказался, а?
Семён пожал плечами:
— Ну, как-как... Вот, оказался.
— Понятно, — почему-то не удивившись, сказал старший. — Ребята, пошли отсюда! Вот-вот движение включат, раскатают тогда нас по всей дороге, никакая больничка не спасёт... И ты с нами иди, — Заман махнул рукой в сторону прохода. — Не то и впрямь туннельным станешь. На постоянном окладе. — Вся троица от души расхохоталась.
— Да, тебя как зовут? — посерьезнел Заман. — Это ты помнишь?
— Симеон, — представился Семён.
— Помнишь, — улыбнулся старший. — Это хорошо! Нельзя своё имя забывать. Без имени — ты никто... А меня зовут Заман Щур.
— Щур? — с явным недоумением переспросил Семён. — Если не ошибаюсь, то в моём родном Мире так по украински птичку какую-то зовут. Певчую. Вы что, с Земли сюда завербовались?
Все трое переглянулись.
— Ложная память, — со знанием дела объяснил спутникам Заман. — Это нормально, это бывает... Щур — сокращённо от Алмищур. Что это слово раньше означало, увы, не помню. Может, фамилию. Может, воинское звание. Может, кличка такая была... Хм, чего только после больнички не говорят! Тут и земли-то нигде не найдёшь... Железный мир. Стеклянно-железный. Ладно, пошли, — Заман быстрым шагом направился к проходу. — Давайте-давайте! Полосы светиться начинают! Бегом! — все рванули к прямоугольнику в стене; Семён глянул под ноги — белые полосы-вставки наливались угрожающим вишнёвым светом, — и припустил за ремонтной троицей.
Отверстие прохода заросло, едва Семён вбежал в коридор следом за ремонтниками; стена позади Семёна почти сразу мелко завибрировала — низкий гул заполнил коридор.
— Успели, — вытер пот со лба Заман. — Вон, пошла лавина... Народ, вы идите по своим делам, на сегодня всё. А я с Симеоном потолкую и после его к начальнику блока отведу... Будет меня из диспетчерской кто искать — я на обходе. Всё ясно?
— Конечно! — повеселел народ в количестве двух человек. — Само собой!
— К Легу не ходить! — жёстко добавил Заман. — Учую запах — прибью.
На народ было жалко смотреть.
— Ладно, — смилостивился Заман. — Можете казённого пива выпить. И в женский блок сходить. Талоны на пиво и женщин есть?
— Есть, — воспрянули духом ремонтники.
— Вот вам ещё, на пиво, — Заман вынул из нагрудного кармана комбинезона несколько серых бумажек. — Я его всё одно не употребляю... — Заман расстегнул ремни на груди, снял ранец и протянул его Барту. — Сдашь на склад. К вечерней поверке все должны быть в своих ячейках! Я вас отмазывать от Инкубатора не стану.
— Обижаешь, начальник, — зашумел народ в два голоса, — разве ж можно! Нам тоже жить хочется, — Барт и Вога хлопнули друг друга по рукам и, не оглядываясь, поспешили вдаль по коридору. Скоро их шаги стихли, Семён и Заман остались вдвоём. И остался низкий гул, идущий от стены.
— Ты слишком много чего помнишь, Симеон! Какие-то ненужные для работы птичьи имена, название своего мира... Не дотерли тебе память, факт! — Заман посмотрел в глаза Семёну. — Или вообще стереть не смогли. Такое, говорят, случалось раньше. Редко, но случалось... Инкубатор для таких неудачников работает круглосуточно.
Потому-то я и хочу успеть побеседовать с тобой, пока санитары-поисковики тебя не нашли, — старший группы отвёл глаза в сторону. — Вспомнить хочу. Своё. Может, ты сумеешь мне помочь... Когда в больничку назад попадёшь, там тебе однозначно повторное стирание назначат, — сухо сказал Заман, не глядя в лицо Семёну. — Мощное. Забудешь не только, как твой мир назывался, но и как маму звали. Могут и ноги парализовать, на время. Чтобы опять не убежал... И в наш блок тебе идти нельзя, начальник мигом новое лицо засечёт! Вот такие дела, Симеон.
Семён огорчённо покачал головой.
— Да-а, тяжёлая ситуация... Впрочем, плевать мне на тех санитаров вместе с их больничкой, руки у них коротки меня достать! Заман, тут есть место, которое никем и ничем не контролируется? Не просматривается и не прослушивается? Там бы и побеседовали.
— Есть такое место, — старший группы странно поглядел на Семёна. — Можно было бы и здесь, конечно, но раз ты хочешь... Сюда, — Заман направился по коридору в ту сторону, куда ушли его друзья-ремонтники; Семён последовал за ним.
Коридор закончился кабиной, аккуратно вписавшейся в размеры коридора и похожей на кабину грузового лифта, с двумя высокими прозрачными дверцами и набором маленьких, как на пульте дистанционного управления, кнопок на внутренней стене кабины.
— Входи, — Заман пропустил Семёна вперёд. — Сейчас поедем, только блуждающий коридор вначале уберу, — Заман прикрыл дверцы, пощёлкал по кнопкам; коридор, видимый через дверцы, исчез — вместо него возникла серая мгла.
В кабине само собой зажглось дежурное освещение, и только сейчас Семён обнаружил, что в ней имеются ещё одни прозрачные двери, противоположные тем, через которые он вошёл: за вторыми дверями тоже клубилась неопределённая муть.
— Для аварийного коридора, — заметив взгляд Семёна, еле слышно пояснил Заман. — Через него ребята за пивом ушли... Пора, братцы, за деталями на склад, — громко сказал старший группы, указывая Семёну взглядом на потолок кабины; Семён понимающе моргнул. Но смотреть вверх не стал.
Заман быстро набрал некий известный ему код, — Семён не успел заметить, какой, — а после неожиданно резко надавил ладонью на все кнопки разом. Освещение в кабине пропало, а серая муть за дверцами стала быстро светлеть, превращаясь в молочно-голубой туман; через пару секунд туман рассеялся. Семён невольно подался к ближайшим дверцам — то, что он увидел, было невероятно! Зрелище, которое запоминается на всю жизнь.
Перед Семёном простиралась ровная зеркальная гладь, словно кабина лифта стояла посреди бескрайнего ртутного океана, — но это, конечно, была не ртуть; над металлической равниной висело чёрное космическое небо, усеянное миллиардами звёзд, больших и маленьких. Звёзды безостановочно подрагивали, то увеличиваясь, то уменьшаясь в размерах — как будто видел их Семён через движущееся волнистое стекло. Не очень прозрачное стекло: по зеркальной глади, поверх отражённых звёзд, бежали отражённые тени. Если б не они, то Семён незамедлительно решил бы, что оказался в открытом космосе. Без скафандра, в негерметичном лифте. Со всеми вытекающими из этого последствиями.
— Можно выйти, воздуха вполне хватает. Не очень чистого, но хватает, — сказал Заман. — Газовый барьер на случай метеоритной атаки. Вернее, на тот случай, если какой булыжник в силовом поле не полностью сгорит. Впечатляет, да? Я, когда впервые здесь оказался, сознание от страха потерял. После ничего, привык...
— Страсть-то какая! — подал голос Мар. — Междумирье с изнанки, на ощупь! Впечатляет, нда-а... Жутковато, мрачновато, звездовато... Чересчур звездовато! В прыгалке чужих и то уютнее было. Да, Семён, много чего я видал, но такого — никогда! И, надеюсь, больше не увижу. Я — существо тонкое, трепетное, мне отрицательные эмоции крайне противопоказаны. А тут, того и гляди, великан Додо объявится и всех к ногтю придавит! Он же, великан, где-то в этих краях ошивается. В междумирье.
— Нет, таких не берут в космонавты, — насмешливо продекламировал Семён, открыл двери и вышел наружу.
Воздух противометеоритного барьера был сухой и безвкусный. Мёртвый. Зеркальная поверхность оказалась скользкой в меру — во всяком случае, Семён не брякнулся, предусмотрительно нарастив на обуви мягкие резиновые подошвы. Стоять было можно.
— Эй, Заман, — Семён повернулся к кабине, — а что... — и осёкся. Старший группы держал палец на одной из кнопок управления кабины, угрюмо глядя на Семёна.
— А теперь, Симеон, — напряжённым голосом сказал Заман, — или как тебя там на самом деле, — рассказывай, на какой служебный отдел работаешь: на охранников или наказателей? Всё рассказывай! Будешь врать — нажму кнопку возврата и останешься ты здесь навсегда. Дня два протянешь, не более. Искать тебя никто не будет: способ выхода на поверхность знают только несколько человек! А координаты этого выхода — только я.
— Ого! — Семён изумлённо приподнял брови. — Тайная организация вольных ремонтников? Партизаны от паяльника и отвёртки? Круто, ничего не могу сказать.
— Ты не издевайся, — процедил сквозь зубы старший группы, — не тот момент. Нажму ведь!
— Да жми, — махнул рукой Семён. — Подумаешь, напугал! — Семён недовольно помолчал; Заман ждал, держа палец на кнопке. — Глупо как-то получается... Я, понимаешь, в ваш Мир специально прибыл, чтобы одного человека найти — его чужие похитили, — хотел переговорить с кем-нибудь из людей, с тем, кто объяснил бы мне, что у вас творится. А он на кнопку жать собрался. Ну и жми! Другого кого найду. — Семён со злостью отвернулся.
— Погоди, — менее решительно произнёс Заман. — Ты утверждаешь, что прибыл в наш Мир сам, не подписывая контракт с Хозяевами? Без прыгалки?
— Без, — коротко ответил Семён. — Дальше что?
— Этого не может быть, — помотал головой Заман. — Сюда невозможно попасть никому постороннему! Исключено!
— Но я-то попал, — Семён подмигнул старшему группы. — Сумел.
— Кто ты? — не убирая пальца с кнопки, растерянно спросил Заман. — Кто?!
— Вор я, — гордо подняв голову, ответил Семён. — Вор с магическим прикрытием. Выполняю частные и государственные заказы. Сейчас, например, выполняю заказ Кардинала Империи на предмет похищения Кардинала Империи! Из вашего Икс-Мира.
— Стоп! — Заман схватился за голову. — Какая Империя? Какой Кардинал? Что за Икс-Мир?
— Палец от кнопки убрал, — подметил Мар. — И то дело.
— Ох, как запущенно-то, — сокрушённо вздохнул Семён. — Даже об Империи забыл... Заман, иди сюда. Чего ты, в самом деле, посреди лифта убиваешься! Сядем, поговорим не торопясь. Мар, организуй-ка нам ужин при свечах. Для романтики. Стол, стулья, сервировку... Да, коврик резиновый не забудь, если он у тебя имеется! А то скользко.
— Это можно, — одобрительно сказал медальон. — Оно, конечно, при свечах обычно с женщинами ужинают, но тут случай особый... Как ты верно сказал — запущенный. Прошу!
Рядом с кабиной лифта возник стол и четыре стула, стоявших на тонком резиновом ковре: стол был уставлен тарелками с едой, в серебряном ведёрке стыла обложенная льдом бутылка шампанского; две высокие витые свечи освещали всё это великолепие мягким трепетным пламенем.
— Шампанское то самое, которое из баронского номера, — доверительно сообщил Мар. — Помнишь, как ты на природе с папашей Вуди ужинал? Я оставшиеся в повозке бутылки заначил, извини, что без твоего приказа. Не то сожрал бы наш монах всё, не поперхнулся! А нынче вот, пригодилось... Стол и стулья шли в комплекте, стандартный набор... Коврик у меня давно лежал, ещё с тех пор, как мы с Замурзаном Ботаником за жезлом Чёрного Шамана в молниевую пещеру лазили. Свечи специальные, ароматическо-защитные, от комаров и упырей... А, сойдёт!
— Что это? — слабым голосом спросил Заман, указывая на стол. — Откуда?
— Магия, — улыбаясь, ответил Семён. — Упаковочное колдовство. Волшебство на розлив. Иди сюда!
— Такого не может быть, — Заман вышел из кабины, сделал пару осторожных шагов по скользкому металлу и оказался на ковре. — Магии не бывает! И волшебства не существует!
— Кто тебе эту глупость сказал? — Семён вынул шампанское из ведёрка, содрал фольгу с пробки и принялся откручивать ушко предохранительной сеточки. — Ха, магии нет! Плюнь тому в лицо, кто такую чушь говорит.
— Нельзя, — мрачно сказал Заман, оглядывая стол. — Это Хозяева так говорят. А им в лица и морды плевать — себе дороже будет.
— Хозяева — это чужие? — Семён с громким хлопком откупорил бутылку и пробка унеслась к звёздам. — Тогда тем более плюнь! Они того заслужили.
— А кто такие чужие? — Заман присел на краешек стула, он явно чувствовал себя не в своей тарелке.
— Вот с этого и начнём, — Семён разлил шампанское по бокалам. — Выпьем за наше знакомство, и я тебе всё-всё расскажу. То, что знаю: и о чужих, и об Империи, и о похищении Кардинала. А ты объяснишь мне, как устроен ваш заморочный мир, где к женщинам и к пиву допускают только по талонам. И почему решил, что я охранник-наказатель. Со знакомством, Заман, — Семён поднял свой бокал.
— Ну и денёк, — вздохнул Заман. — Ну и смена... Со знакомством, Симеон! — и они чокнулись.
...В Икс-Мире никогда раньше не происходило столь наглого нарушения основных, возведённых в ранг закона, категорических запретов, а именно: стихийно организованная коллективная пьянка — на закрытом для любых посещений внешнем оборонном рубеже — нарушала как минимум шестнадцать параграфов Устава Внутренней Жизни. И около ста пятидесяти связанных с ними пунктов, подпунктов и уточнений тоже нарушала. Что, разумеется, каралось немедленной отправкой в Инкубатор.
Никогда ранее такого нарушения не происходило, и никогда более не произойдёт.
Потому что существовать Икс-Миру в том виде, в каком он пребывал века, оставалось недолго. Совсем недолго. Несколько суток.
Глава 12
Свобода по Лимиту: Импровизированный Магический Побег
Как понял Семён из рассказа старшего техника Замана, социальное устройство Икс-Мира (он же Мир Равновесия, по-местному) напоминало классическую государственную пирамиду власти: в её основе находилось множество техников, обслуживающих разнообразные устройства жизнеобеспечения Мира Равновесия — от самых простейших до самых сложных. На той же ступени находились и немногочисленные люди-врачи, и стерилизованные женщины из борделей. Прочая обслуга, короче говоря.
Выше стояли охранники, следившие за порядком среди техников; ещё выше были наказатели, которые следили за всеми (что-то вроде гестапо, как определил для себя Семён); потом шли Хозяева. То есть чужие: Хозяевами они были для Замана и всех остальных, но никак не для Семёна.
Управлял же Миром Равновесия, — и всеми остальными Мирами чужих, — Главный Хозяин. Он же Император чужих. Которого Заман никогда не видел.
Чужих в Мире Равновесия, по словам Замана, было не очень много: постоянно здесь проживал лишь Главный Хозяин со всеми своими приближёнными, советниками и телохранителями. Проживал обособленно, в глубинной части Мира. Куда доступа людям не было.
А стержнем пирамиды был Инкубатор. Загадочный и зловещий.
Собственно, весь Икс-Мир и был создан ради того Инкубатора — для его содержания и надёжной охраны. И вся жизнь людей Мира Равновесия подчинялась одному: обслуживанию Инкубатора. Качественному, оперативному, добротному. Потому что Инкубатор производил Хозяев. То есть чужих.
Инкубатор был надёжен. Инкубатор был вечен. Но, как и любая техника, он иногда давал незначительные сбои. И тогда на его ремонт аврально, под охраной, направляли специалистов-техников — порой целым жилым блоком. Которым после выполнения необходимых работ Хозяева стирали память в больничке: память о том, что они видели в святая святых Мира Равновесия. Стирали, по объяснению Хозяев-врачей, во избежание раскрытия местонахождения Инкубатора и возможных диверсий; охранникам, входившим в Инкубатор, память стирали тоже.
Иногда такое вмешательство в работу мозга заканчивалось для подопытного печально: помимо назначенных к удалению фрагментов памяти уничтожалось и многое другое. Такого человека, не помнящего почти ничего, называли стёртым. За одного из которых Заман с его командой и приняли Семёна. Стёртые, если могли справляться с простейшей работой, продолжали жить; если не могли — отправлялись в Инкубатор.
Первичное стирание памяти — удаление ненужных, а порой и вредных для профессиональной деятельности воспоминаний — по прибытию в Мир Равновесия делали всем, кто имел глупость заключить контракт с чужими через вербовщиков, людей-посредников; замечательный контракт на великолепно оплачиваемую секретную работу! Стирали, невзирая на то, хотели этого вновь прибывшие или нет. Впрочем, выгодное предложение было всего лишь приманкой: здесь, в Мире Равновесия, контрактники сразу же становились бесправными рабами. Пожизненно.
Ходили слухи, что зачастую Хозяева обходятся и без формальных договоров — незаметно похищают нужных им специалистов из технически развитых Миров, и вся недолга.
Наказатели во всём этом безобразии с регулярным промыванием мозгов не участвовали: Хозяева их не трогали. Во-первых, потому, что наказатели никак не были связаны с Инкубатором, у них были другие задачи. А во-вторых, потому, что у наказателей и так изначально было стёрто в сознании всё, что только можно было стереть, не уничтожив при этом человека как личность. А взамен наказателям прививалось типовое, одобренное Главным Хозяином, верноподданническое мировоззрение и комплекс стандартных навыков по выслеживанию бунтарей и недовольных.
Техников, как предполагал Заман, Хозяева не переделывали так радикально из опасения возможной утраты ими профессиональных навыков и творческого подхода к ремонту в нештатных ситуациях — основные знания по обслуживанию устройств Мира Равновесия внедрялись техникам в память сразу же при первичной обработке; охранники не подвергались изменению личности за ненадобностью, достаточно было и начальной переделки: эти люди и при найме, как правило, не блистали интеллектом, а уж после обязательной процедуры вообще становились похожими на зомби. На весьма исполнительных и бесстрашных зомби.
Насколько был осведомлён Заман, наказателей создавали из наиболее хитрых, умных и отчаянных уголовников, не ценящих ни свою, ни чужую жизнь. Из уголовников, приговорённых к смертной казни: Хозяева в разных Мирах выкупали за большие деньги этих смертников из тюрем и своевременно пополняли ими ряды своих верных слуг. Пополняли потому, что убийц с искусственной душой не любили ни техники, ни охранники, и, возможно, именно поэтому с наказателями то и дело происходили несчастные случаи со смертельным исходом. С настолько смертельным, что восстановить погибшего наказателя не могли даже в больничке. Хотя в ней могли лечить всё, что угодно: начиная от обычного насморка и заканчивая оживлением трупа — если труп, разумеется, был свежий и более-менее целый. Лечить всё что угодно, но на усмотрение Хозяев: больничка, пожалуй, была единственным местом в Мире Равновесия, где работали не люди, а Хозяева. Чужие.
Люди-врачи, живущие вместе со всеми, в ячейках, к больничке никакого отношения не имели: в лечебное заведение Хозяев бесправные жители Мира Равновесия обращались лишь в крайнем случае. Без уверенности в помощи.
Семён, слушая рассказ Замана, мрачнел всё больше и больше. Не помогло и шампанское, которое Мар заботливо обновил, едва закончилась первая бутылка.
— Концлагерь какой-то, ей-ей, — зло сказал Семён, дослушав повествование Замана. — Ужас. И как вы это всё терпите... Впрочем, понятно — как. Зомби-охранники, гестапо и регулярное стирание памяти. Хм... Не пойму одного: почему чужие, то есть ваши Хозяева, сами не занимаются своим Инкубатором? Плодились бы себе втихаря, размножались... Людей зачем гробить?!
Заман поставил на стол недопитый бокал шампанского и насуплено уставился на ни в чём не повинную посудину.
— Ходят слухи, что Главный Хозяин абсолютно не доверяет своим, потому-то здесь в обслуживании только люди. А ещё есть слушок, очень похожий на правду... мерзкий слушок.
— Какой? — Семён был готов услышать любую пакость, с этого Мира станется!
— Слух о том, что в Инкубаторе регулярно проводят ритуал человеческих жертвоприношений, — угрюмо молвил Заман. — Иначе Инкубатор действовать перестанет. А нас гоняют не для ремонта, а для обязательного участия в том ритуале... Потому и память стирают. Усыпляют всех сразу после ритуала, прямо в Инкубаторе, потом доставляют в больничку и стирают.
— Откуда же тогда слухи? — поинтересовался Семён. — Ежели память стёрта, то откуда?
— Ну-у, — неуверенно протянул Заман, — у одного какой-то огрызочек нестёртого воспоминания остался, у другого... Так, наверное, те сплетни и появляются. С которыми наказатели борются. Кто слишком много болтает, долго в своей ячейке не живёт! Пропадает.
— Понятно, — Семёну расхотелось пить шампанское. Как-то не тянуло после услышанного. — Скажи, Заман, а почему ты меня принял за охранника-наказателя? Неужели я похож на исполнительного зомби или на верноподданнического службиста?
— Немного похож, — с неохотой признался Заман. — На охранника. Ростом. Но они без мата ни одной фразы внятно сказать не могут, так что вряд ли ты был охранником... Понимаешь, Симеон, очень подозрительно, когда к тебе подкатывает незнакомый человек, тем более в таком гиблом месте, как транспортная магистраль, и начинает демонстрировать свою память... Показывать, что он всё-всё помнит из своей прошлой жизни. Или нарочно придумывает, что помнит. Провоцирует.
А когда ты, Симеон, мимоходом сказал, что больнички не боишься, и что у санитаров-поисковиков руки коротки тебя взять, — вот тогда я решил: ты из верховной надзирательной системы. Значит, глаз на меня и на моих ребят положил... Что я ещё мог подумать?
— Да, действительно, — вздохнул Семён, — Что же ещё... Заман, а где у вас содержат пленников? Контрактников то есть. Я уже тебе говорил, что мне надо найти одного человека, Кардинала. Надеюсь, ему вправлять мозги твои хозяева не стали! Не тот расклад. Не тот клиент.
— Ты обещал мне рассказать о том, что знаешь сам, — упрямо напомнил Заман. — Вот и рассказывай. А после я подумаю, чем тебе помочь. Не переживай, уж что-нибудь да сообразим!
— Договорились, — Семён воспрянул духом и налил шампанского себе и Заману.
...Беседа длилась долго; время под неподвижными звёздами текло незаметно. Мар ещё несколько раз обновлял содержимое ведёрка со льдом, но закуска была добротная, разговор неспешный, и потому Семён с Заманом оставались трезвыми. Почти.
— ...и я оказался в туннеле, где вас и повстречал, — закончил свой рассказ Семён.
— Вон оно как, — рассеянно сказал Заман, думая о своём. — Империя, надо же... Повсеместная магия, а не техника. Комплексные заклинания! А Хозяева — враги Империи... Знаешь, Симеон, пока ты рассказывал, я начал кое-что вспоминать. Так, обрывки всякие. Но, главное, — начал. Может, и остальное вспомню, если опять в Инкубатор на авральную работу не попаду... О, Инкубатор! Вспомнил!
— Что? — одновременно воскликнули Семён и Мар; Заман, конечно, услышал только Семёна.
— Звезда, — зловещим шёпотом ответил техник. — Громадная! Вся скрученная-перекрученная... то ли на стене, то ли в воздухе висит... Больше об Инкубаторе ничего не помню.
— Жаль, — расстроился Семён. — Хотя мне, в общем-то, нужен не Инкубатор, а Кардинал. Как насчёт него? Ты же обещал подумать!
— Подумаю, — заверил Семёна Заман. — Мне поговорить сначала надо кой-с кем, посоветоваться. Знаешь что, поехали в наш блок! Рядом со мной как раз свободная ячейка пустует. В ней и отдохнёшь, пока я нужных людей найду и с ними переговорю. Правда, там дверь поломана, не запирается, но это и к лучшему, у тебя ведь пропуска нет...
— Я — самый лучший во всех Мирах пропуск! — заносчиво сообщил в пространство Мар. — Что мне какая-то механическая дверь! Тьфу на неё! Это я не Заману, это я тебе, — сразу же пояснил медальон. — Он меня всё одно не слышит.
— Я в твоих способностях ничуть не сомневался, — шепнул в ответ Семён. — Пропуск из тебя ещё тот! Универсальный.
— А то, — согласился медальон и умолк.
— Пошли, — сказал, вставая, Заман. — Скоро вечерняя поверка, опаздывать нельзя! Могут наказать. Раз и навсегда.
— А что начальник блока? — вспомнил Семён. — Ты же говорил, что он меня засечёт!
— Начальник тоже человек, слабости имеет, — успокоил Семёна техник. — Я ему скажу, что ты — мой гость, пузырь самогона поставлю, тогда он на тебя и внимания не обратит. У нас бывает, что из чужого блока кто-нибудь на ночь остаётся: зашёл к друзьям погостить, крепко выпил и остался. Главное, на поверке свою ладонь и жетон-пропуск к специальному окошку в любой ячейке приложить, а трезвый ты или пьяный — кто из Хозяев узнает? Технике это безразлично.
— А если не приложить? — вставая из-за стола спросил Семён. — Что тогда будет?
— Наказатели, разборка и, скорее всего, Инкубатор, — Заман вошёл в лифт. — Но тебе это не грозит: ты же здесь никто. Нету тебя в проверочных списках! Поехали, Симеон, пора.
— Стол со всем остальным барахлом упаковывать? — по-хозяйски поинтересовался Мар. — Вон сколько продуктов ещё осталось! Может, ещё где под звёздами посидеть придётся, в более... э-э... нежной компании.
— Брось, — отмахнулся Семён. — Столов в Империи мало, что ли? Пусть Хозяева-чужие головы себе поломают, откуда он взялся. Чтобы бдительность не теряли. — Семён вошёл в лифт.
...Блок, где жил Заман, напоминал коридор некой космической станции, как-то виденной Семёном в одном из многочисленных фантастических сериалов. Кажется, станция была тюрьмой: жилой блок походил на ту космическую узницу во всём, один к одному. Словно создатели фильма здесь перед съёмками побывали. Тайком.
Длинный широкий коридор с хромированными металлическими стенами был ограничен с одной и другой стороны перекрытиями, в одном из которых находился вход в кабину перемещений (которую Семён по незнанию окрестил лифтом); блестящий хромом потолок был высокий, арочный, с цепочкой ярких светильников; и, само собой, имелось множество дверей по обе стороны коридора. Прозрачных дверей, через которые было хорошо видно, что происходит внутри каждой жилой ячейки.
Семён шёл вдоль дверей-окон, невольно поглядывая на них: за прозрачными перегородками шла своя жизнь — где выпивали, где играли в кости, где уже спали. Каждая ячейка была одноместной, судя по единственной в ней полке-лежанке, но в некоторых ячейках людей было преизрядно. Особенно там, где выпивали.
— Тридцать ячеек в блоке, — пояснил Заман, видя интерес Семёна. — Десять рабочих групп. А эти, что выпивают, пришлые. По-моему, из четвёртого блока. Или из пятого... Наш — первый. Это чтобы ты знал, в случае чего.
— А сколько всего блоков? — не удержался Семён от вопроса, хотя особой необходимости в нём не было, какая разница!
— Сто двадцать, — Заман шёл, уверенно ведя за собой Семёна. — В сто одиннадцатом врачи живут, их там немного, у них и лечимся... Лекарства врачам Хозяева выдают, по необходимости. В блоках с четырнадцатого по восемнадцатый — женщины... Ты смотри, в восьмой блок не ходи! — спохватившись, предупредил Заман. — Там народ особый живёт, своеобразный. Молодым парням делать там нечего! Туда и охранники поодиночке не суются...
— Понял, не пойду. — Семён глянул на дверь очередной ячейки, где азартно резались в карты и по кругу пили из одного стакана. — А как вы друг к другу попадаете, из блока в блок? В гости, самогон пить.
— Да в кабинах, как же ещё, — Заман неопределённо махнул рукой вдаль. — Точно так же, как и я с тобой: набираешь нужный код и попадаешь куда тебе надо; когда кабина задействована, на её месте другая возникает. Так что заторов у нас не бывает. Всё просто!.. Пришли, — старший техник остановился возле неосвещённой полуоткрытой двери. — Вот свободная ячейка. Её только завтра ремонтировать будут, можешь располагаться. И ещё: когда сигнал на поверку услышишь, не пугайся. Он громкий, сигнал, — предупредил Заман. — Меня не жди: я сначала к начальнику блока, а после по твоему вопросу к знакомым технарям схожу.
— К начальнику — обязательно? — позёвывая, спросил Семён. — Мы вроде никого по пути не встретили, никто меня не видел... Сейчас сделаюсь невидимым и завалюсь спать.
— Ты и такое можешь? — поразился Заман.
— Могу, — Семён опять зевнул. — Мар, давай-ка включай невидимость, — вокруг Семёна знакомо возник полупрозрачный колпак из чешуек-шестигранников.
— Чудеса, — удивлённо сказал Заман, шаря по пустой ячейке взглядом, и хотел что-то ещё добавить, но внезапно его голос заглушил пронзительный вой: звук был настолько мерзкий, что у Семёна мгновенно заныли пломбированные зубы. Сигнал к вечерней поверке оказался действительно громким — такой не только спящего, но и в стельку пьяного подымет! Заман на прощание помахал невидимому Семёну рукой и торопливо ушёл куда-то. Видимо, в свою ячейку, докладывать о себе хитрой автоматике.
— Блин, гудок заводской, — с раздражением сказал Семён, когда пронзительный сигнал так же неожиданно стих. — От такого запросто кондрашка схватить может! Тут же, не сходя с места.
— Зато поверку не проспишь, — возразил Мар. — Что от заводского гудка и требуется.
— Ты за входом поглядывай, — Семён с удовольствием растянулся на мягкой лежанке, прикрепленной к стене ячейки на манер купейной полки. — Если кто посторонний сунется, обратно его налаживай. Справишься?
— Справлюсь, — заверил медальон. — Не впервой... Знаешь, Семён, а я ведь магию ощущаю! Сильную. Не здесь, и даже не вблизи... далеко где-то. Чую я: заначено в этом поганеньком мирке у Хозяев-чужих нечто волшебное, мощное! Это они пускай своим беспамятным работникам мозги пудрят насчёт того, что колдовства нету. Меня не обманешь!
— Разберёмся, — сонно пробормотал Семён. — Ежели что толковое — украдём. А если опасное, то обойдём стороной. Или разрушим, долго ли, умеючи! До основанья, а затем... — Семён закрыл глаза.
— Лучше, ясный хрен, чтобы то «нечто» толковым было, — с надеждой произнёс Мар. — И не очень большим. У меня из упаковочных заклинаний лишь стандартные остались, которые объёмом ограничены. Хотя, если воспользоваться двумя заклинаниями сразу, то... А это идея! Наложить одно заклинание на другое, или состыковать их друг с дружкой как-нибудь: вон, дубль Кардинала говорил о таких вариантах. Почему бы тебе тоже не попробовать? Семён! Ты чего не отвечаешь? А-а, спишь... Ну, спокойной ночи, — Мар с сожалением умолк.
Проснулся Семён от яркого света, ударившего ему в лицо, и невольно прикрыл глаза ладонью.
— Ни звука! — быстро предупредил Семёна медальон. — Это охранник! У двери стоит.
Семён посмотрел сквозь щель между пальцами: снаружи, у входа в ячейку, стоял рослый охранник в чёрной одежде, с чёрным беретом на голове, и методично обшаривал тёмную каморку лучом фонарика.
— Никого нету! — крикнул охранник в сторону.
— Под полкой смотрел? — донеслось раздражённо из коридора. — В сортире пойди глянь! Что ты, пля, как стёртый, всё тебе подсказывать надо... Будешь, пля, отлынивать, в восьмой блок на патрулирование назначу! Одного, — в коридоре громко заржали, в несколько голосов.
— Сам бы под полками лазил, — огрызнулся охранник, поспешно становясь на колено и заглядывая под лежанку с невидимым Семёном, — и в горшки с дерьмом сам заглядывал бы, сволочь усатая... — но вполголоса огрызнулся, негромко. Чтобы в коридоре не услышали. Встав, охранник подошёл к стене напротив лежанки, со злостью пнул в стену ногой: за открывшейся дверью был тесный санузел — рукомойник, душ и унитаз; сантехника располагалась компактно, одно чуть ли не впритирку с другим.
Читать бесплатно другие книги:
