Слимпер Бабкин Михаил

Глава 6

Старость Лечится: Издержки Магических Попыток

Баронов и графов Семён представлял себе соответственно прочитанному в книгах и виденному в кино. Скажем, барон — это всегда нечто толстое, жизнерадостное, только и умеющее, что махать мечом, пить вино кадушками и способное иногда членораздельно говорить. Когда вино не пьёт.

Граф, разумеется, должен быть худым, остроносым, гладко выбритым, с моноклем в левом глазу, в обязательном чёрном фраке с гвоздикой в петлице и с начищенным цилиндром на голове; само собой, слегка пьяный и невероятно глупый.

Граф Локир подходил под вторую категорию лишь частично — скорее, он был похож на въедливого бухгалтера, зубы съевшего на своей нелёгкой службе. А бухгалтера глупыми не бывают. Как правило.

Был господин Локир болезненно худ, высок, остронос и гладко выбрит. Но на том его схожесть с киношными графами и заканчивалась: Локир был лысым, без монокля, одет по-домашнему во что-то затрапезное, вроде ношеного спортивного костюма; абсолютно трезв и чем-то чрезвычайно неприятен. Во всяком случае, Семёну гражданин Локир не глянулся сразу, едва он и отец Вуди переступили порог библиотеки, где их ждал граф.

Назвать зал библиотекой мог только человек, искренне верящий, что пяток тонких книжек на каминной полке дают ему полное право так величать это стылое просторное помещение. По всей видимости, зал в основном использовался для других целей: бильярдный стол в глубине библиотеки и карточный, неподалёку от холодного камина, с бронзовым колокольчиком на столешнице, не оставляли сомнений, для каких именно. Для игры, и, несомненно, — на деньги.

Граф Локир сидел в кресле возле карточного столика, о чём-то размышляя; вид у графа был отрешённый и горестный. Как будто он мучительно решал, что предпочтительнее — то ли самому отравиться, и немедленно, то ли погодить и отравить сначала кого другого.

— А, отец Вуди, — неприятным голосом проскрипел граф Локир, увидев монаха и нехотя вставая из своего глубокого кресла, — Наконец-то. В этот раз ты что-то не торопился на мой вызов! Небось, по пути все кабаки проверил, пока до замка добрался... За что я монастырю деньги плачу, а? Не только за качество работы, но и за скорость её выполнения. — Граф близко подошёл к отцу Вуди. Семён подумал, что Локир наконец-то решил поздороваться с лекарем-алхимиком, но ошибся: граф обнюхал застывшего в почтении монаха и с кислым выражением на лице отошёл в сторону — от отца Вуди ничем не пахло. Универсальное противоядие действовало безотказно, даже запах убирало.

Семён мимоходом подумал, что такое великолепное средство и ему самому пригодилось бы, что надо будет при случае прикупить этих таблеток, если они вообще хоть где-нибудь продаются. И ещё у Семёна мелькнуло в голове, что если бы перед человечеством вдруг встал окончательный выбор, какое радикальное лекарство ему нужнее — от рака или от похмелья, и вопрос поставили бы на голосование перед всем миром, то ещё неизвестно, какое именно лекарство выбрало бы человечество...

— Это кто? — граф наконец заметил Семёна. — Что за чучело? Я его не знаю. Кто таков?!

— Ученик, господин Локир, — немедленно доложил отец Вуди, мельком глянув в сторону Семёна. — Приставлен к обучению, так сказать. Для всемерного овладения важной алхимической наукой. Послушник.

— Ну-ну, — неопределённо сказал граф. — Послушник. Ладно, разрешаю. — И сел в кресло.

Семён сейчас действительно выглядел как послушник: отец Вуди, полностью придя в себя по пути к замку, поинтересовался у Семёна, где тот раздобыл дворянскую одежду и, узнав о необычных свойствах костюма-хамелеона, тут же предложил Семёну стать послушником. Учеником лекаря. Ученик — он и есть ученик, кто на него внимание обращать станет!

Тщательно осмотрев новоявленного послушника — грубая чёрная сутана, подпоясанная верёвкой, деревянные сандалии на босу ногу, — отец Вуди остался доволен его внешним видом. Вот только тонзуры у послушника-ученика не было, но Семён категорически отказался брить макушку: вот ещё! Сегодня он — послушник, да. А завтра ему, может, надо будет стать по необходимости наследным принцем, работа у него, у Семёна, такая. А какой, на фиг, из него наследный принц с бритой головой?

Сошлись в конце концов на том, что Семён — послушник на испытании, не прошедший пока что обряда посвящения. И поехали в замок; прежде чем идти к графу, Семён заткнул пистолет за пояс, под сутану, а патрон сунул в кошель с золотом. Во избежание прострела в ногу.

— Итак, — процедил граф, сложив руки на груди и глядя только на отца Вуди, — у меня проблема. Серьёзная проблема.

— Я весь внимание, — сказал монах, делая озабоченное лицо. — Что у нас нынче — порча, наговор, сглаз? Дурная болезнь? Неплановая смерть?

Локир вяло покачал головой.

— Ни то и ни другое. Хуже. Гораздо хуже... Я, отец Вуди, с некоторых пор стал видеть призраков.

— Э-э... — растерянно промямлил монах. — Э... призраков? В каком смысле? Я что-то...

— В прямом, — граф нехотя, через силу улыбнулся. «Наверное, так улыбаются покойники», — с неприязнью подумал Семён: у графа была отвратительная улыбка. Мёртвая. Неживая. Улыбка, от которой по шкуре продирал мороз.

— Я — человек деловой, — Локир вновь окаменел лицом. — Рациональный, трезвомыслящий, и в отличие от многих других ни в какую романтическую чепуху не верю... И на тебе — призраки! Вернее, призрак. Один.

— Какой? — нейтральным голосом спросил монах. — Мужчина-воин, подло убитый в спину? Или юная поруганная дева, взывающая к отмщению? Или кровавый мальчик? Бывают и такие призраки, которые мальчики. Кровавые... Говорят, что ежели кого убьёшь, тот по ночам к тебе и является...

— Молчать! — рассвирепел граф. — Молчать и не перебивать! Никого я не убивал... Сам — не убивал! Буду я ещё в крови мараться... На то у меня специальные люди есть.

Призрак, который ко мне приходит ночью — мой дед по материнской линии. Дед, которого я почти не помню, но который помнит меня, — Локир помолчал, нервно кривя рот. — И этот дед говорит мне невероятные вещи. Пугающие... Темна его речь и слова невнятны, многого я не понял, но кое что всё же уразумел.

Призрак говорит, что некая золотая магия навсегда ушла из нашего Мира... Что нам больше нечего хранить. Что настало время... э-э... Исхода. И требует, чтобы я вошёл в его запечатанную комнату... что-то он там ещё о стенных ладонях бормотал, которые якобы дверь открывают... интересно, а бывают ли сумасшедшие призраки? Видимо, бывают... — Граф нахмурился, помолчал. — Наш род, по словам деда, один из избранных, у кого есть право на реализацию Исхода. И что в той комнате лежит Ключ, передаваемый по наследству... А он его передать не успел, за что был оставлен бессменным сторожем Ключа. Посмертно... Кем оставлен? Как? Ничего не понимаю. Бред какой-то! Ключи, исходы... родовые сторожа-призраки... Чушь. Чушь! Но... — Локир строго посмотрел на отца Вуди и продолжил тем же размеренным скрипучим голосом:

— Мне необходимо войти в ту тайную комнату и выяснить раз и навсегда, что же в ней находится на самом деле. Иначе призрак никогда от меня не отвяжется. А его присутствие нарушает моё тонкое душевное равновесие, отчего у меня портится сон и начинается несварение желудка. Потому что призраков не бывает. Не должно их быть! Даже родовых.

— Тайная комната? — монах многозначительно переглянулся с Семёном.

— Тайная, — подтвердил граф. — Но вовсе не та, в которую ты когда-то пытался попасть при помощи своих снадобий: та комната сделана лишь для потехи гостей и обмана взломщиков... Дедом сделана. У деда было особое чувство юмора. Своеобразное... И, собственно, не комната то вовсе, а вмурованная в стену обычная дверь, — граф внезапно заперхал, точно едкого дыма глотнул, и только секунды через три Семён сообразил, что Локир смеётся. Смеётся над монахом: лицо отца Вуди пошло красными пятнами, словно его горячими помоями умыли.

— Я всё знаю, что творится в моём замке, — успокоившись, сообщил граф. — У меня везде глаза и уши... Короче — я вызвал тебя для того, чтобы ты открыл зачарованную комнату. Как — твоя проблема. Но сегодня же она должна быть распечатана и предъявлена к осмотру! Мне. Лично.

А теперь, монах, ступай и займись делом. Слуга тебя проводит, — граф взял с карточного столика колокольчик и позвонил в него.

...Тайная зачарованная комната находилась на верхнем этаже замка, в самом начале пустого тёмного коридора. Неразговорчивый слуга подвёл монаха и послушника к двери, молча ткнул в неё пальцем и так же молча удалился.

Отец Вуди открыл принесённую им и Семёном аптечку — присев на корточки и что-то бормоча себе под нос, монах углубился в изучение её содержимого, поочерёдно вынимая из сундучка разные баночки-скляночки и выстраивая их на полу в одном ему ведомом порядке. Отдельно от баночек отец Вуди установил маленький походный треножник, сунул под него стеклянную спиртовку, укрепил на треножнике старую латунную плошку и разжёг огонь.

Последней из сундучка была вынута изрядно потрёпанная книжка, на обложке которой Семён разглядел полустёртую надпись: «Дозволенные к применению рецепты Братства. Справочник. Для служебного пользования».

Семён, чтобы не стоять над душой и не мешать отцу Вуди, отошёл в сторонку и оттуда принялся разглядывать заколдованную дверь.

Дверь заколдованной не выглядела. Не было на ней никакой магии! Следы взлома были, слабые следы, еле видимые: пытались дверь открыть, и не один раз пытались, а следов магии — не было. Вообще.

Дверь как дверь, дубовая, крепкая... Очень крепкая — устояла и перед топором, и перед ломом, или чем там её открывали.

Никаких приметных выступов или отверстий на гладкой поверхности двери не имелось, была только одна ручка, витая, массивная. И всё. Как хочешь, так и открывай... Семён даже засомневался — а может, это самая обычная дверь? Железная, бронированная. Только прикрытая сверху декоративным слоем древесины. И которая открывается каким-нибудь потаённым рычагом, или одновременным нажатием на определённые камни в стене. И никакого колдовства, одна голая механика...

— Семён, ну что там? — подал голос медальон. — Есть что необычное? Магия какая есть?

— Нету, — разочарованно ответил Семён. — Во всяком случае, я пока ничего не обнаружил.

— О, — уважительно сказал Мар. — Видать, магия супер-пупер высшего порядка! Невидимая и неощутимая.

— Или её здесь нет вовсе, — отрезал Семён. — И не было.

— Ну да, — не поверил медальон, — скажешь ещё! Тогда бы дверцу давным-давно открыли бы. Против лома нет приёма! Это тебе любой грабитель скажет: и начинающий, и опытный.

Семён не ответил, потому что Мар был прав.

Тем временем отец Вуди, заглядывая в свой потрёпанный справочник, налил в плошку всяческих снадобий, понемногу из разных бутылочек, и, продолжая сидеть на корточках, принялся старательно размешивать варево костяной ложечкой; в воздухе запахло чем-то пряным и вкусным. Как в кондитерском цехе.

У Семёна от запахов забурчало в животе: он давно не ел. Гостеприимный граф Локир не удосужился покормить специалистов-алхимиков, сразу погнав их на работу.

— Ну-с, — монах достал из сундучка кисть-помазок, — думаю, наше взломное зелье готово. Попробуем, попробуем... — отец Вуди макнул кисть в варево и, не вставая, осторожно провёл ею по стыку двери и дверного косяка, возле витой ручки. Там, где по идее должен был находиться замок.

Семён крякнул от неожиданности: магия была. И ещё какая магия!

В тех местах, где прозрачное взломное зелье легло на дубовую поверхность, внезапно разлилось нежное перламутровое зарево. Словно монах красил дверь фосфорной самосветной краской: медленные подтёки зелья прочерчивали на двери узкие перламутровые дорожки.

— Ничего не понимаю, — пожаловался Семён непонятно кому. — Колдовство-то, оказывается, есть, а я его не увидел. Странно как-то получается...

— Нету колдовства, — отец Вуди продолжал аккуратно водить кистью по стыкам двери. — Нету! Сколько можно тебе говорить... Да если бы оно и было — кто ж его увидеть может! Одни лунные колдуны, разве что. Нормальный человек магию не видит... да и не должен видеть. Не для того глаза ему даны, чтобы на всякую пакостную ересь глядеть! — монах встал на ноги и продолжил свою работу, постепенно превращая тёмную дубовую дверь в нечто сияющее. Сияющее только для Семёна с его ненормальным умением видеть всякую пакостную ересь.

— Ты нашего падре-моралиста не слушай, — с насмешкой в голосе посоветовал Мар Семёну. — Он, понимаешь, человек крепких убеждений. Сказано — нету колдовства, значит, его нету. И аминь во веки веков! Ты лучше не отвлекайся, а ищи источник колдовства. Должен он быть, обязательно должен! Взломные снадобья вряд ли эту дверцу откроют... Это тебе не кабацкий ящик с медяками. Думай, Семён, напрягай мозги. И я покумекаю, — медальон умолк.

В это время падре-моралист закончил работу: он уронил на пол кисточку и нетерпеливо подёргал дверную ручку — дверь не открылась. Тогда отец Вуди навалился на дверь плечом — но и теперь она не подалась. Монах зло выругался, отошёл на шаг и с размаху саданул в дверь ногой. После чего с завыванием рухнул на пол, схватившись за стопу; дверь, разумеется, как была закрытой, так закрытой и осталась.

— Эдак и покалечиться недолго, — сочувственно заметил Мар. — Вот же настойчивый! До дурости... Семён, походи-ка по коридору, пока святой отец самоистязанием занимается. Может, где в стороне что-нибудь нужное найдёшь. Знак какой или подсказку. Или призрака-дедушку встретишь, потолкуешь с ним о деле. А почему бы и нет?

— Дельная мысль, — согласился Семён. — Здравая. Отец Вуди, я пока по коридору прогуляюсь, осмотрюсь. Сдаётся мне, что не так просто эта дверца открывается... Не зельями.

— А чем же ещё? — удивился монах, лёжа на полу и растирая ушибленную ногу. — Если ты какие потайные рычаги-кнопки найти хочешь, то бестолку это... Попробую-ка я жабью травку в смесь добавить, — решил отец Вуди, садясь перед треножником по-турецки. — Жабью травку и цветок мертвеца. Вонь, конечно, будет преизрядная, но...

— Тем более прогуляюсь, — решил Семён и направился по коридору вглубь: медленно, неторопливо, внимательно глядя по сторонам.

Длинный коридор, с рядами одинаковых дверей по обе стороны, освещался слабо — маленькое грязное окошко в торце коридора выходило на северную сторону замка и света давало чуть-чуть. Наверное поэтому Семён почти сразу заметил тускло светящееся оранжевое пятно на стене между дверями, на полпути к окну: пятно по своей форме было точь-в-точь как заколдованная дверь, об которую только что расшибся старательный отец Вуди. С той лишь разницей, что было раза в три меньше: оранжевый прямоугольник находился аккурат между полом и потолком на той же коридорной стене, где располагалась и зачарованная дверь.

— Есть, — прошептал Семён, останавливаясь напротив пятна. — Мар, ты не поверишь, но, кажется, я нашёл то, что нужно. Чётко выраженную магию нашёл! Оранжевого цвета.

— А я что говорил, — довольным голосом сказал медальон. — Я тебе всякой ерунды не насоветую! Опытный я. Мудрый.

— Несомненно, — согласился Семён. — А теперь, мудрый ты наш, помолчи немного: я работать буду. — Семён укоротил рукава своей сутаны и хотел было внимательно осмотреть пятно, как в наступившей тишине внезапно раздался глухой удар и невнятный вопль. Семён обернулся на звук: отец Вуди опять ушибся, но на этот раз плечом и головой; в коридоре стоял мерзкий запах, как от сгоревшего столярного клея. Видно, монах испробовал новое взломное зелье. С жабьим цветком мертвеца.

— Есть же на свете упёртые люди, — вздохнул Мар. — Ей-ей, он телец по гороскопу! Круторогий.

Давай, Семён, не отвлекайся. Работай. Надо побыстрее дверь открыть! Не для графа, а для отца Вуди. В лепёшку ведь расшибётся, неугомонный...

— Эт-точно, — согласился Семён и, не обращая внимания на охи-ахи и причитания ушибленного монаха, вплотную занялся оранжевой магией.

Прямоугольное пятно было не на самой стене, а несколько перед ней, и походило на голографический экран-дисплей из числа тех, что обязательно присутствуют в фильмах о компьютерных хакерах недалёкого будущего. Только вместо значков-пиктограмм или сообщений наподобие «Доступ запрещён», «Вирус внедрён», «Тебе конец, хакерская морда!» на пожарно-оранжевом прямоугольнике имелись отпечатки двух ладоней. Отпечатки были зелёными и резко контрастировали с общим пожарным фоном; под отпечатками на стене тонким гвоздиком были процарапаны контуры тех же ладоней.

— Стенные ладони! — вспомнил Семён слова деда графа, слова, показавшиеся бессмысленными и Локиру, и Семёну. — Вон оно что!

— Ладони? — встрепенулся Мар. — Где?

— Здесь, на стене нацарапаны, — Семён поводил пальцем над зелёными пятернями, словно очерчивая их. — Теперь видишь? На магическом плане они, между прочим, зелёные-презелёные. Как июньская трава.

— Теперь вижу, — задумчиво сказал Мар. — Что ж, всё ясно: кладёшь свои ладони на эти, на процарапанные, и дверь открывается... Всё просто. Но... Ты знаешь, я впервые встречаюсь с отдалённой вещевой магией. Слышать — слышал, а сталкиваюсь в первый раз.

— Что такое «отдалённая магия»? — Семён решил не торопиться с травяными отпечатками, успеется ещё, а вначале послушать Мара. На всякий случай. Вдруг оно не безопасно, это разноцветное колдовство?

— Отдалённая ма... — начал было медальон, но его прервал вопль отца Вуди: монах сидел на полу, тряс головой и ревел как разъяренный медведь-шатун — видимо, он опять что-то себе отбил.

— Я тебя доконаю! — кричал отец Вуди, грозя двери кулаком. — Ты у меня ещё попляшешь! — как может плясать дверь, Семён представить себе не мог, не пляшут двери, но отцу Вуди сейчас явно было не до логики. Потому что следом пошли громогласные перечисления сексуальных извращений, которыми занималась мама закрытой двери, её — мамы — ближние родственники и родственники родственников.

— Крепко он голову себе ушиб, — озаботился Семён. — Эк нашего алхимика разобрало...

— Да, похоже, ему для творческой работы и головы не жалко, — согласился Мар. — Очень ответственный человек. Трудоголик.

— ...в гробу видал, — уже спокойным голосом закончил монах свою тираду. — Всё, к чёрту проверенные рецепты! Сейчас я такое создам, такое!.. Одна труха от тебя останется, — отец Вуди погрозил двери кулаком, выплеснул из плошки остатки очередного, неудачного состава, и принялся за приготовление нового. Оригинального, непроверенного. Самодельного.

— Как бы он нас всех не взорвал к хренам собачьим своим экспериментом, — всполошился Мар. — С него станется! Коротенько об отдалённой магии — и открывать. Пока не началось.

Отдалённая магия как таковая — это работа с образами. Типа если бы ты куклу своего врага создал, поистыкал её всю иголками, а враг после этого тут же и помер от огорчения. Понятно?

— Ясное дело, — кивнул Семён, вспомнив проткнутую спицей тряпичную куклу в мавзолее легионеров. — Слыхал, а как же! Культ Вуду называется, его негры придумали. И Вуду, и культ.

— Вуду оно там, или не вуду, это без разницы, — категорично заявил медальон. — В разных Мирах отдалённое колдовство по-всякому называется. Так вот: некоторые продвинутые маги, говорят, могли создавать образы вещей, а не живых существ. И работать с этими образами. Что считается практически невозможным — неодушевлённые предметы не откликаются на такого рода воздействие... Это и есть отдалённая вещевая магия.

Здесь, Семён, кто-то из продвинутых поработал: создал образ двери и разместил его в стороне, чтобы разные алхимики-умельцы реальную дверь не смогли открыть. Как бы ни старались.

Сечёшь, к чему я веду?

— Не-а, — Семён удручённо помотал головой. — Темна твоя речь, как сказал бы граф Локир. И невнятна.

— Невнятно у логопеда говорят, — проворчал Мар. — Ты прикинь: комнату запечатал дед, так?

— Так, — Семён поглядел в сторону отца Вуди: над далёкой плошкой плясало высокое радужное пламя. Колдовское. Верно, монах со злости намешал в посудине такой коктейль, что последствия от его применения могли быть самыми непредсказуемыми. Непредсказуемыми и разрушительными.

— Одно из двух, — медальон солидно прокашлялся. — Либо дед графа был крутым колдуном, либо ему кто-то помог. Кто-то из пропавших хрен знает когда магов-творителей. Из тех, кто излишки всемирного волшебства в магическое золото перековывал. Из которого потом Слимп вылупился. Вряд ли это дед... маги не помирают в одночасье. Тем более — молодыми. Могут погибнуть, да, но помереть попросту — нет. Вывод?

Семён хотел было ответить, что вывод ему ясен: что не все маги-творители пропали хрен знает когда, что, видать, болтаются некоторые где-то по Мирам; что по барабану ему те маги, они сами по себе, а он — сам по себе... Но не успел.

Снадобье отца Вуди взорвалось.

Негромко взорвалось — особого шума хоть и не случилось, но пол под ногами Семёна ощутимо вздрогнул; была неяркая вспышка — странная вспышка, какая-то замедленная, переливающаяся всеми цветами радуги: в ней пропали и отец Вуди, и треножник с плошкой, и сундук-аптечка. И дверь. И часть коридора.

До Семёна вспышка не достала: между ним и радужным пламенем возникла преграда — обжигающая глаза яростным светом огненно-фиолетовая сеть.

Через секунду вспышка погасла, погасла и сеть.

— Это... Чего это было? — Семён протёр слезящиеся глаза, — Что?!

— Отец Вуди дохимичился, — мрачно сообщил медальон. — Я едва защиту успел поставить. Пошли первую помощь ему оказывать! Если, конечно, она ему нужна, — уточнил Мар. — Живой вроде...

Монах сидел перед треножником и озадаченно вертел в руках латунную плошку: плошка сияла как золотая, Семён издалека видел её блеск. Новенькой она была, точно её только что сделали. Сделали и отполировали на продажу.

— Отец Вуди, ты как? Живой? — крикнул Семён, подбегая к монаху. — Руки-ноги целы?

— Целы, — чужим, высоким и ломким голосом ответил монах, — только как-то непонятно я себя чувствую... — лекарь-алхимик встал, повернулся к Семёну. И Семён от неожиданности чуть не сел на пол: отец Вуди помолодел. Крепко помолодел.

Перед Семёном стоял паренёк лет пятнадцати, вихрастый, без плеши-тонзуры, с задорно вздёрнутым носом и чистым, не испитым лицом.

— Ты чего на меня так смотришь? — замирающим голосом спросил парень, бледнея на глазах. — Что... что со мной? — бывший папаша Вуди уронил плошку. — Неужели всё так плохо? Я что, превратился в кого-то? — паренёк с испугом принялся себя оглядывать и ощупывать.

— Я бы не сказал, что совсем плохо, — поспешил успокоить его Семён, борясь с неожиданным приступом нервного смеха. — Вовсе даже наоборот... Ты мечтал быть молодым? Твоя мечта сбылась. Не вовремя, но сбылась. П-поздравляю, — и не удержался, зашёлся в хохоте.

— А? — паренёк уставился на Семёна в растерянности. — Помолодел? Я? — он торопливо поднял с пола надраенную плошку и уставился в неё как в зеркало.

Семён огляделся: радужная вспышка преобразила не только монаха и латунную посудину. Стены, облизанные колдовским пламенем, стали выглядеть более свежими... не такими грязными, как раньше; сундук-аптечку словно только что сделали и покрасили — от сундучка явственно несло масляной краской; расставленные по полу там и сям пузырьки-скляночки сверкали чистотой и были по горлышко залиты снадобьями. Наверняка свежими.

— Хотел бы я знать, по какому принципу произошло омоложение, — в голосе Мара звучал неподдельный интерес. — Ну, со шмотками всё ясно, стали такими, какими были по окончанию изготовления... Вон, на папаше... гм, на сынке Вуди и сутана новая! Почти чёрная, не ношеная. Великовата она ему и длинновата, да ничего, — где нужно подтянет, потуже подпояшется и всего делов-то... А вот почему Вуди младенчиком не стал? По идее, должен был... Или я что-то не понимаю? — медальон издал звук, словно языком поцокал. — Возможно, это как-то связано с периодом полового созревания... Короче, хрен его знает. — Мар хихикнул. — Повезло старикану! За здорово живёшь новую жизнь себе огрёб.

Огрёбший новую жизнь старикан разглядывал своё отражение в плошке и брови у него лезли всё выше и выше: казалось, Вуди сейчас заплачет. Навзрыд.

— Да, я мечтал помолодеть... но не настолько же! — взвизгнул паренёк, отбрасывая плошку в сторону. — Чёрт знает что получилось! И куда я теперь такой пойду, а? Опять в послушники, да? — Вуди уставился на Семёна мокрыми глазами: ещё чуть-чуть, и у мальчишки могла начаться истерика.

— Стоп! — Семён поднял руку. — Тихо! Ты помнишь, какие снадобья в последний раз кипятил? Сколько чего в плошку наливал, помнишь?

— Конечно, помню, — Вуди потёр глаза кулаком. — А что? — Вопрос Семёна отвлёк его от переживаний и истерика не состоялась. Чего Семён, собственно, и добивался.

— Тебе потом надо будет вспомнить всё то, что ты здесь делал, — Семён старался говорить спокойно и убедительно. — Вспомнить подробно и наверняка. Ты ведь только что изобрёл своё собственное лекарство от старости! Помнишь, ты про ваших верховных адептов говорил, что они по пять раз молодели? Так ты теперь — сам себе адепт! Хоть сто раз! Хоть двести! Только рецептик припомни и обязательно запиши. Может, я к тебе лет через сорок загляну, перепишу, — Семён подмигнул новоявленному самодельному адепту.

— Слушай, — Вуди, что-то соображая, потёр лоб. — Так я того... Я же этим зельем торговать могу! Озолочусь, чёрт побери! Знамя своё будет, герб... Дворец построю... Драться научусь, на мечах и просто так... Я же нынче всё могу! И женщины... К чёрту монастырь! У меня в этот раз будет другая жизнь, — паренёк смотрел на Семёна, но видел, похоже, совсем другое; глаза у Вуди стали бессмысленными и счастливыми.

— Ты, знаешь, торговлей заниматься пока не спеши, — осадил Семён парня. — Осмотрись для начала, разберись со своей новой жизнью... Начнёшь торговать молодостью — тебя твои же бывшие начальники-адепты быстренько вычислят и прибьют. Не зря же они ни с кем рецептом омоложения не делятся!

— Это верно, — помрачнел молодой Вуди. — Не зря. Но...

— Скажи ему, чтобы за границу дул, — посоветовал Мар. — Подальше от своего Братства. И вообще пусть немедленно сматывается из замка! Мы и без него управимся. А ему здесь делать нечего... Если граф узнает, что случилось, он нашего монаха в подвал кинет и заставит молодильное снадобье для себя, любимого, по новой создавать. Под пытками заставит! После омолодится, а самого Вуди втихаря казнит. Однозначно! Чтобы другим рецепт не рассказал... Лично я на его месте так и поступил бы.

— И вот что ещё, — Семён почти дословно повторил сказанное медальоном, только последнюю фразу опустил. Потому что с его, Семёна, личным мнением она никак не совпадала.

— Да, действительно, — Вуди стал поспешно собирать флакончики в сундук, — драпать надо... Одежду сменить, таратайку... Лекари-алхимики пожизненно связаны с Братством, так что искать меня будут, ещё как будут! Но искать-то станут старого Вуди, а не молодого... Симеон, поможешь сундук до повозки отнести?

— Помогу, — кивнул Семён. — По-своему помогу. Особо.

Страже на выезде из замка скажи, что ты — послушник, они всё равно меня в лицо не запомнили... Для них что ты, что я — всё едино, главное, что молодой и в тёмной сутане... Скажешь чуть что: мол, тебя отец Вуди за особым зельем в монастырь отправил. По приказанию графа. Да, и вот ещё, — Семён полез в кошель. — Возьми-ка на дорогу... Деньги в пути ох как нужны будут, — Семён отсчитал пареньку десять золотых. — Счастливого пути!

— А громобойную дубинку? — заканючил Вуди, пряча деньги в нагрудный карман. — Она мне в дороге тоже пригодится!

— Извини, парень, — Семён развёл руками, — но пулемёт я тебе не дам. Прибьют тебя из-за него... или надерёшься в кабаке до беспамятства, там и украдут.

— Ну и ладно, — не огорчился Вуди, — денег заработаю и куплю. Всё куплю!

— Давай-давай, — согласился Семён. — Зарабатывай. Мар, можешь отправить нашего юного алхимика в его повозку? Вместе с сундуком.

— Нет проблем, — откликнулся медальон. — Запросто!

— А с кем это ты разговариваешь? — насторожился Вуди.

— Не важно, — отмахнулся Семён. — Теперь — не важно. Вперёд!

И Вуди исчез. Вместе с сундуком-аптечкой.

— Ох ты! — спохватился Семён. — Отрезвин! Я ж у него отрезвина забыл попросить! Тьфу ты... Придётся как и прежде, по старинке, с рассолом...

— Пить — вредно, — назидательно изрёк Мар. — Бери пример с меня: я и не пью, и не курю, по женщинам не шляюсь...

— Кабы не воровал, так вообще святым был, — в тон ему ответил Семён. — С белыми крылышками и нимбом.

— Так у меня ж специальность такая! — возмутился медальон. — Воровская. А так бы — да. Именно что с нимбом.

А крылышки, Семён, больше тебе подходят. Взял и отдал просто так, ни за что, десять золотых! Разорение, чесслово. Кабы я тебя не знал, так решил бы, что ты на голову больной. Дверью ушибленный, — Мар захихикал.

— Ничего, — Семён тоже рассмеялся. — Я деньги с графа сдеру. За работу. О, а вот и Локир! Лёгок на помине...

Граф стоял у входа в коридор, морщась и прижимая к носу кружевной платочек: мерзкий запах предыдущих экспериментов ещё не полностью выветрился, хотя Семён его не ощущал — уже принюхался. За спиной графа топтался молчаливый слуга, испуганно заглядывая в коридор через плечо Локира.

— Вы что тут, кошек на сковороде жарили? — гнусаво спросил Локир, угрюмо глядя на Семёна. — Что у вас здесь случилось? Замок чуть не развалился... все стены ходуном ходили. Ваша работа? И, кстати, где отец Вуди?

— О горе мне! — Семён театрально схватился за голову, со стоном закатил глаза. — Великое горе... беда! Беда, граф! Горе!

— Короче, — раздражённо буркнул Локир, отнимая платочек от лица. — Дверь не вскрыли, потому что твой наставник побежал искать бутылку, так? Пьянь монашеская.

— Нет, — Семён добавил в голос слезу, — лунные демоны... колдуны с рогами и мохнатыми лицами... они похитили отца Вуди! Едва он нашёл способ открыть дверь, как они его похитили.

— Вздор, — сказал граф, лихорадочно озираясь по сторонам. — Какие колдуны? Какие мохнатые? Не бывает колдунов, — но попятился, налетев на слугу.

— Бывают, — рыдающим голосом сказал Семён, то и дело вытирая сухие глаза, — из стен вылезли... всё, помню, кричали: мол, не открыть тебе, монах, дверь никогда, ибо золота при тебе нет! Нет у тебя защиты! Ибо боятся лунные демоны чистого металла. И забрали они отца Вуди... уволокли его на съеденье... — Семён надрывно взвыл, опять хватаясь за голову:

— За тёмные леса, за широкие поля... в чёрный терем на чёрной горе... на чёрный стол, под чёрный нож... уволокли моего наставника! Да как же я без него? Да кто ж меня уму-разуму обучит? Да что мне, сиротинушке, нынче делать?!

— Ты того, не переигрывай, — предупредил Мар. — Напугаешь графа до смерти с его тонким душевным равновесием, он копыта возьмет и отбросит. Хватит давить! Переходи к делу.

— Защиту мне, защиту! — взвыл Семён, заламывая руки. — Сто золотых монет — надёжное спасение от злобных лунных демонов! Отец Вуди так и крикнул, проваливаясь в стену: «Сто золотых, мой мальчик, и ты спасён! И сможешь продолжить моё нелёгкое дело в открывании зачарованной двери! Ибо всё необходимое я уже проделал. И передай графу — пусть меня не ищет! Ибо лунные демоны никого от себя живьём не отпускают...»

— Что-то слишком многое он успел тебе крикнуть, пока проваливался, — усомнился граф. — Слушай, парень, а ты, случаем не врёшь, а? Сто золотых! Это хорошие деньги. Ради такой суммы можно и на афёру пуститься! А после — в бега.

— Увы! — застонал Семён, ещё старательнее заламывая руки. — Мне не верят! А сотрясание замка? А запах? Нет, граф, я теперь и с золотом к вашей проклятой двери не подойду... Открывайте как хотите. Сами. А мне моя жизнь дорога!

— Что? — граф налился кровью. — Откроешь как миленький! И плевать я хотел на твоих лунных демонов. Возьмёшь сто золотых и откроешь! А после деньги вернёшь. Мне, лично.

— Конечно! Разумеется! — Семён очень натурально засмущался и искательно заглянул в глаза графа. — А можно двести? Для надёжности. Всё равно ведь верну...

— Сто пятьдесят, — отрезал граф. — И ни монетой больше!

— Как скажете, — Семён обречённо махнул рукой и потупил взор.

— Живо к казначею, — Локир обернулся к слуге. — Сто пятьдесят монет сюда! Мигом! — Слуга немедленно исчез, словно его тоже транспортировали при помощи магии. К казначею.

Пока решался вопрос с золотой защитой, Семён так и стоял столб-столбом у стены, то и дело издавая тяжёлые вздохи и стеснительно ковыряя сандалией пол. Как и положено робкому послушнику.

Граф только один раз подошёл к двери, осмотрел её и, что-то невнятно бормоча, вернулся на место, в начало коридора: дверь, как и всё остальное, тоже обновилась — с неё пропали все следы попыток взлома. Похоже, именно это и успокоило графа. Убедило его в том, что в коридоре действительно произошло что-то странное. Что это — не афёра.

Слуга возник так же неожиданно, как и исчез. Граф взял у него бархатный мешочек, кивком подозвал к себе Семёна и сноровисто, умело отсчитал ему сто пятьдесят золотых.

— Не корысти ради, — возвестил Семён, ссыпая монеты в карман сутаны, — а токмо защиты для. — И сделал мученическое лицо.

— Действуй, — Локир ткнул рукой в сторону двери. — Действуй, послушник! И помни: если ты задумал обман... У меня найдётся для тебя место в темнице. В подвале. Навсегда. — Граф отступил подальше.

Семён без лишних слов направился к оранжевому прямоугольнику.

— Вруби какие-нибудь эффекты, — Семён остановился возле прямоугольника. — Но не переборщи. Готов?

— Всегда готов, — отрапортовал медальон. — Начинай.

— Крэкс! — проорал Семён, повернув голову в сторону графа. — Фэкс! Пэкс!

И прижал ладони к стене. К зелёным отпечаткам.

Низкий гул заполнил коридор; воздух стал зимним, морозным — на стенах коридора выступил иней. В дополнение ко всему вокруг Семёна замерцали яркие вспышки, как будто включился дискотечный стробоскоп; Семён оторвал руки от стылой стены и крепко потёр ладони о сутану — за несколько секунд они замёрзли, точно Семён десяток снежков слепил.

— Вот с инеем ты, знаешь, перестарался, — заметил Семён, направляясь к двери. — Холодно же! До костей пальцы промёрзли.

— Не, я только светом поморгал, — растерянно ответил Мар. — Остальное как-то само собой случилось. Непредвиденно. Я здесь ни при чём!

— Хороший знак, — уверенно сказал Семён. — Вскрыли мы дверь, Мар. Точно — вскрыли!

Граф уже стоял возле двери, поглядывая на приближающегося Семёна и многозначительно потряхивал пустым мешочком.

— Минутку, — Семён, не обращая внимания на явный намёк, отодвинул графа плечом в сторону.

— Что ты себе позволяешь, сопляк! — взвился Локир. — Я — граф! Я не позволю каждому...

— Лунные колдуны, — зловещим шёпотом произнёс Семён, тыкая пальцем в дверь. — Там. Могут. Быть.

Граф обмяк.

— Какие колдуны, — вяло сказал Локир. — Чушь. Я их пока не видел!

— Так мы же пока и не вошли, — миролюбиво ответил Семён и толкнул дверь.

Глава 7

Своеобразная Луна И Маленькое Послание

Зачарованная комната была просторная и унылая: серые казематные стены, голый цементный пол и одинокий круглый светильник на потолке, зажёгшийся сразу, стоило Семёну приоткрыть дверь; такие комнаты в приличном хозяйстве используются лишь как подсобные помещения для хранения вёдер, метёлок, швабр и прочего уборочного инвентаря. Ещё в подобных местах охотно селятся всякие домовые, привидения, ущербные колдуны и лица, склонные к серьёзным психическим заболеваниям — во всяком случае именно такая мысль первой пришла Семёну в голову, едва он переступил порог.

В центре унылого помещения стоял грубо сколоченный массивный стол, — даже не стол, а что-то наподобие верстака, — сколоченный наспех, кое-как, с торчащими там и сям загнутыми в спешке гвоздями.