Огненный торнадо Негривода Андрей
«Почти приехали. В Шуше сидеть не будем. Там еще десяток километров, и все… К одиннадцати можем быть уже в штабе…»
Колонна вынырнула из-за поворота и, не сбавляя скорости, устремилась к приближавшемуся блокпосту. За бетонным сооружением, в километре-двух, виднелась Шуша.
До бетонных блоков оставалось пятьсот метров, четыреста, триста…
Филин уже видел стоявших около шлагбаума, перекрывавшего дорогу, солдат и встречающего колонну офицера. Мимо проносились укутанные снегом кусты и деревья, резкий ветер бил в лицо, выдавливая из глаз слезы…
«…И-й-эх!!! Хорошо!» …И тут мир перевернулся, окрасившись в красный цвет… …Тугой, мощный молот шарахнул по затылку… В последний момент Филин еще увидел, как красно-рыжий протуберанец рванулся к его ногам… И не смог догнать стремительно улетавшего Андрея, только облизнулся плотоядно огненным языком…
- Призрачно все в этом мире бушующем,
- Есть только миг, за него и держись.
- Есть только миг, между прошлым и будущим,
- Именно он – называется жизнь…
…Того, что было после взрыва, Андрей видеть уже не мог и узнал обо всем много позже… …БТР догорал, лежа на боку, опрокинутый мощным взрывом противотанкового фугаса. Бросившиеся с брони на дорогу «совята» обрабатывали из всех «стволов» «зеленку». Но «Валы» работали бесшумно. Казалось, будто сильный порыв ветра ударил вдруг по веткам кустов, безжалостно их ломая, и слышалось только позвякивание сыпавшихся градом на асфальт пустых гильз… А через секунды в бой вступили БТРы, мощным рокотом четырех КПВТ разорвав тишину в клочья. Да только ответа не последовало. Фугас заложили «на удачу»…
Медведь бросился к постанывающему Бульбе – из всей группы только он, радист, был рядом с Андреем. Остальных Филин прогнал на другие машины, желая немного побыть в одиночестве… …Олег был ближе.
– Ты как?
– Могло быть хуже. – Бульба уже сидел на дороге, вытянув ноги. – Сильно приложило, но, кажется, цел.
Он потряхивал головой – контузия все же была.
Медведь рванулся к Филину. Тот лежал среди камней. Рука и нога были неестественно подогнуты, из носа и уголка рта на камни стекали скупые ручейки крови.
– Док!!!
Миша был уже рядом. Пощупал пульс на шее, приподнял веки, наклонился ухом к груди.
– Жив! – Медведь вздохнул облегченно, но Док не дал ему времени расслабиться. – Но если срочно не вывезем, тогда все… Он больше часа без госпиталя не протянет!
Радиостанция Бульбы была разбита, и Медведь ринулся на блокпост.
– Военный, бля, связь давай! – налетел он на шокированного молоденького лейтенанта. – Бегом, бегом, салабон!!! Где рация?!
Меньше минуты понадобилось Игорю, чтобы настроиться на нужную частоту:
– Гнездо! Гнездо ответь Сове!!! Гнездо, твою мать!!!
– Слушает Гнездо!
– Медведь на связи! Первого срочно, бегом, твою мать!
– Первый на связи, – через полминуты раздался голос Бати. – Что случилось, Медведь?
– «Коробочка» Филина налетела на «сюрприз»!
– Жив?!
– Жив, но Док сказал – больше часа не протянет без врачей! Батя, «вертушка» нужна, срочно!
– Где вы?
– На блокпосту Шуши!
– Жди!
Медведь бросил лейтенанту микрофон и заорал в самое лицо, схватив за ремни новенькой портупеи:
– Ты, бля, «сапог» долбаный, сучок, у тебя под носом дорогу минируют, а ты не видишь?! Всем гарнизоном в кулак гоняете по ночам вместо службы?! Где твои глаза были, в жопе?! – Игорь был по-настоящему страшен в своем гневе. – Если командир кончится – я тебя, падла, лично порешу, мудила, вот этими руками! Молись, чтобы Филин выжил!!!
– Оставь ты этого барана, Медведь. – Брат оттолкнул перепуганного лейтенанта в угол. – Он же обосрался уже! Идем к командиру.
Филина уже уложили на плащ-палатку на дороге и освободили от мешавших ремней разгрузки и броника. Над Андреем продолжал колдовать Док. Все остальные стояли тут же, даже контуженый Бульба:
– Повезло, что на броне сидели, как за Речкой. – Речь его была невнятной. Чувствовалось, что он сам себя не слышит. – А экипаж того…
Трое десантников, экипаж БТРа, навсегда остались в сгоревшей машине…
Транспортная «вертушка» появилась через бесконечных десять минут и сняла с дороги всю группу…
А дальше завертелось… Седьмого января Андрей был доставлен в госпиталь Бурденко. И опять попал в чуткие, добрые руки Оленьки…
И ему опять удалось выскользнуть из цепких объятий Костлявой…
- …Мы знаем, что так было всегда,
- Что Судьбою больше любим,
- Кто живет по законам другим
- И кому умирать молодым.
- Он не знает слова «да» и слова «нет»,
- Он не помнит ни чинов, ни имен
- И способен дотянуться до звезд,
- Не считая, что это сон,
- И упасть опаленным звездой
- По имени Солнце…
И еще…
- Группа крови на рукаве,
- Мой порядковый номер на рукаве.
- Пожелай мне удачи в бою.
- Пожелай мне…
10 января 1991 г.
Возвращение
– Привет, Амазонка, – прохрипел еле слышно Филин.
Андрей уже понял, что он опять попал в Москву в госпиталь Бурденко. Понял, но не вспомнил. Сейчас он вообще мало что помнил. Боль была не острой, а какой-то притупившейся. Казалось, что его организм уже смирился с ее присутствием, как с назойливым незваным гостем, и теперь старается на этого гостя не обращать внимания…
Ольга спала. Она сидела около кровати Андрея, облокотившись локтями на тумбочку, спала, подперев кулачками щеки. За ее спиной в окне темнела ночь и кружились снежинки. В палате, над головой Филина, где-то на стене горел маленький ночник, бросая неверный свет на милое и такое родное лицо.
Андрей попытался сообразить, откуда же в его теле брал начало ручеек боли, который растекался по всему организму мощной полноводной рекой. Кажется, это была нога, пострадавшая два года назад. Андрей пошевелил ею и получил мощный удар боли. Она, сволочь, колючим стальным обручем вдруг сжала грудь и запульсировала где-то внутри головы.
– Ухм-м-м! – застонал Андрей.
И Ольга открыла глаза.
– Андрюша! – прошептала она.
– Привет, Амазонка, – скрипнув зубами, прохрипел Андрей, не узнавая собственного голоса.
– Андрюшенька! – По ее щекам катились огромные горошины слез.
– Сырость развела, а еще медсестричка называется. Ольга, ты медвнучка, а не сестричка.
– Молчи, Андрюша, молчи. Тебе сейчас даже разговаривать нельзя!
Перед глазами все плыло, подрагивая, как дрожит раскаленный солнцем воздух. Язык, огромный и сухой, казался абсолютно чужим. И слабость…
– Я посплю немного. – Он говорил как пьяница, выпивший не меньше бутылки водки. – Что-то очень спать хочется. Ладно?
– Спи, родной! Спи, Андрюшенька! – Ольга вытирала ладошками мокрые щеки, а Андрей увидел, что она успела нажать на кнопку вызова врача. – Я только врачу скажу несколько слов, и все, а ты отдыхай.
Где-то тихонечко скрипнула дверь, и совсем рядом раздался тихий мужской голос:
– Ты меня вызывала, Ольга?
– Он вышел! Даже говорил немного! – Казалось, что она кричала шепотом.
– Ух ты! Живучий твой офицер!
В поле зрения Андрея плавно вплыла фигура мужчины в белом халате. Он подошел к Андрею и стал разглядывать его лицо:
– Как дела, спецназ? – Глаза доктора улыбались.
– Нечто среднее между «э» и «очень "э". – Сил не осталось даже на то, чтобы держать глаза открытыми.
– Да уж, немудрено. – Андрей услышал задумчивый голос, словно сквозь вату. – Ты, Ольга, теперь от него не отходи! Видишь, как все повернулось?! Не ожидал никто, я-то так точно не ожидал. Крепкий организм оказался, что и говорить! Его теперь нужно будет лечить упорно, со всем твоим старанием…
– Я его вылечу, Николай Сергеевич! Не в первый раз. Правда, в таком виде он сюда еще не попадал.
– Да, помню. Он у нас уже в третий раз, кажется? А состояние, что и говорить, такое, словно по нему танк проехал. Хорошо, что в сознание пришел, – теперь вылечим. И на пенсию…
– Вы станете его врагом… Он солдафон – без армии не сможет.
– У него нет выбора – абсолютно здоровым его после такой встряски уже не сделать, а при его специфике в армии это значит, что в первом же переплете он останется без головы. Ничего, и на "гражданке" мужики находят себе дело.
– Ему будет сложно, он же…
Сон, словно борец, схватил Андрея в жестокий захват и бросил в вату забытья, не давая дослушать. Да в общем-то Андрей не сильно и стремился. Он просто устал бороться со сном и слабостью. Его организм, дитя природы, нуждался в отдыхе. От всего…
12 января 1991 г.
Поручик
«…Поизносился ты, братец-кролик, и на этот раз, наверное, точно спишут. А жаль!..»
Андрей рассматривал себя, или, вернее, бинты на своем теле и желал только одного: побыстрее подняться на ноги. Поздний вечер. Прошло уже десять минут с того времени, когда он открыл глаза, рывком выпадая из сна. Андрей чувствовал, что сон пошел на пользу, но сил не было. Андрей смотрел на Ольгу, читавшую какую-то толстенную книгу.
– Оля, – позвал он тихо.
– Андрюшенька! – она подпрыгнула на стуле. – Проснулся? Как себя чувствуешь?
– Еще не понял. Ты рассказала бы мне лучше, что это за мумию из меня сделали.
– Все будет хорошо.
– Ну, это я знаю! Давай, Амазонка, колись, что со мной и как. А то я сам не в состоянии пока понять.
– Зачем тебе?
– Хочу понять свои возможности. Давай не томи.
– Ну ладно. Сломана нога в бедре, рука в двух местах и еще два ребра.
– Пулевых, осколочных?
– Нет. Этого нет, слава богу.
– А с головой что? Что это за чалма? И почему я ничего не помню?
– Ты это… У тебя контузия была. Тяжелая…
– Ну и что? Подумаешь! В первый раз, что ли?!
– В первый…
– Не тяни, Ольга! Чай, не с красной девицей говоришь!
– Ну ладно, не сердись. Ребята твои рассказали, что тот БТР, на котором ты ехал, подорвался на фугасе. Тебя так волной отбросило, что летел метров двадцать. Прямо на камни! Отсюда и переломы.
– А голова?
– Ты был в коме, Андрюша. Больше четырех суток. Знаешь, что такое кома?
– Знаю… Значит, все, спишут?
– Спишут, родной. Если честно, то уже списали… Твой полковник приходил… Так что ты отсюда поедешь на «гражданку».
– Хрен им всем! И попутный в затылок! Я еще побарахтаюсь, Оля. Как же я без армии?!. – Андрея душили слезы обиды. Горькие, прожигающие простыню.
– Успокойся. Ну, пожалуйста! Андрюша, тебе хуже станет, тебе же волноваться нельзя! Какая же я дура!
«…Все, отвоевался, старлей! Оказывается, и ты не железный. Всего-то и прослужил два с половиной года! Эх, блин комками, как обидно! Я же еще молодой совсем, двадцать три – не возраст! И что теперь – на пенсию? Жене под одеяло бздунов пускать?..»
– А ну-ка отставить слезы, гусар! – Ольга зло прикрикнула на Филина. – С такими-то нервами точно ни одной медкомиссии не пройдешь! А еще поручик!
– Прости, Амазонка. Просто очень обидно стало, что еще ничего не успел…
– Кто? Ты не успел?! А ордена тебе давали просто потому, что ты хороший парень? – Ольга смотрела на Андрея с неподдельным изумлением. – Ты что, и правда думаешь, что мало сделал? Да ты на себя посмотри, ведь места же живого нет! Вот это да! Как был пацаном, так и остался. Наворотил за пару лет гору – не перелезешь! Дурак ты, Андрюша, дурак и есть!
– Ладно. Ты лечи меня, Оленька, – я очень хочу еще несколько лет в армии прослужить. Хорошо? Мне это нужно, Амазонка… …Шло время. Вот уже сняли гипсы с груди. Потом с руки. С ноги. А вот голова… К Андрею через день приходили специалисты-психиатры, и он видел по их лицам, что… Андрей догадывался, что его спишут, если уже не списали. Врачи хмурили умные лица, проверяя рефлексы, а Андрей злился на них и на себя. Злился и понимал, что реакция утеряна. Реакция даже не бойца спецназа, обыкновенного «пиджака». Злился, волновался, и реакция от этого становилась еще хуже. Андрею хотелось выть от своего бессилия, он концентрировал все внимание на руках и… И ничего не мог сделать. А еще он заметил слезы у своей Амазонки. Она, добрая, чистая душа, искренне переживала за Андрея, присутствовала на каждом медосмотре, и ее не гнали. Наверное, что-то такое было в ее зеленых глазах…
Прошел почти месяц. Андрей уже несколько дней передвигался самостоятельно – на костылях, встав наконец-то с инвалидной коляски. А Ольга… Ольга переселилась в госпиталь. В палату Андрея, полностью, без остатка, отдавая свое свободное время ему…
Восьмое февраля. Утро. Теперь Андрей спал очень мало – не давали ему покоя мысли о службе. Тут же, впритык к его кровати стояла еще одна, на которой спала Ольга. Вообще его палата напоминала малогабаритную однокомнатную «хрущевку». Почему? Нужно было знать Ольгу! Андрей даже не подозревал в ней такую силу характера. Она дошла до главврача госпиталя, генерал-майора (!), и получила его личное (!) разрешение на то, чтобы быть неотлучно с пациентом, то есть с ним, с Андреем… Оленька Туманова. Амазонка. Милый, родной человек! Это она возвращала Андрея к жизни, каждый раз. И каждый раз, словно рожая, отдавала все душевные и физические силы. Амазонка! Она родила его три раза… …В дверь постучали, словно и не госпиталь вовсе, и она, вскочив с постели, открыла дверь, кутаясь в одеяло, – Ольга имела привычку в любое время года, при любой температуре, спать в костюме Евы.
Андрей услышал тихий голос своего лечащего хирурга:
– Ольга, буди своего. Тут кое-что произошло. Короче, к нему гости. У тебя есть минут тридцать-сорок.
Дверь закрылась, а Ольга, бросив одеяло на кровать, подошла к Андрею во всем своем обнаженном великолепии:
– Спишь, поручик?
– Давно нет.
Андрей погладил ее по крутым, идеальных форм бедрам, по плоскому животу, по… И почувствовал, что стремительно возвращается к жизни… Эту перемену заметила и она:
– О! Да ты во всеоружии?! Проведем сеанс проверенной амазонской терапии?
– Ага!
– Ну, вот и хорошо! – Амазонка опять взбиралась на коня. – Вернулся, поручи-и-ик!.. …Через час в палату вошли военные. Это была целая делегация. Ольга сидела на подоконнике и наблюдала за толпившимися мужиками. Здесь были все ветераны из группы Филина, здесь был Батя и Джо – все в новенькой форме, со всеми своими регалиями. Парад в День Победы, да и только! А еще здесь был незнакомый Андрею генерал-лейтенант.
– Что-то случилось? – спросил Филин у Бати.
– Подожди, сынок, сейчас все узнаешь.
– Кх-м, – прокашлялся генерал. – Моя фамилия Ананьев. Слышали?..
«Из Генштаба. Замминистра по разведке! Ни хрена себе струя! Выше подоконника!» – подумал Андрей.
– Мне поручено довести до вас приказ министра обороны… – Генерал строго посмотрел на Андрея. – За проявленное мужество и самоотдачу, за профессионализм, проявленный при выполнении боевой задачи в Нагорном Карабахе, капитан Проценко Андрей Алексеевич награжден медалью «За отвагу». Поздравляю!
– Служу Советскому Союзу! – вытянулся Андрей по стойке «смирно», лежа на кровати. – Только я, товарищ генерал, старший лейтенант…
– Вы восстановлены в звании. На это тоже есть соответствующий приказ. – Генерал обернулся к Бате: – Давайте, полковник, теперь ваша очередь.
За спиной Бати произошло какое-то движение, он обернулся и… Подошел к Андрею, держа в руках новенькую камуфляжную куртку, на которой не по уставу блестели желтые латунные капитанские звезды и… Два ордена Красной Звезды, медаль «За отличие в охране государственной границы» и новенькая медаль «За отвагу»…
Ольга, сидевшая все это время на подоконнике, округлила и без того огромные глаза:
– Это что, все твое?
– Его, его! – подтвердил Батя. – Подъем, Филин! Примерь-ка одежонку!
Кто-то из ребят подал берет, и Батя надел его на голову Андрея.
– Смотри, дочка, какой казак!
– Батя, – что-то мучило Андрея, но пока он не мог понять что, – а что, зеленых звездочек не нашлось? Ведь желтые на камуфляж не положено – не по уставу?
Полковник вздохнул и обернулся к ребятам Филина, словно искал поддержки, но они, точно провинившиеся школьники, прятали глаза. Батя вздохнул еще раз:
– По уставу, Филин, по уставу… Ты, Андрей, теперь пенсионер Советской Армии. Списали тебя эскулапы. Так что… Такие дела…
– А как же?..
– Все, сынок! Отвоевался Филин…
Они стояли и смотрели друг на друга. Как отец на сына. Как сын на отца… Прошло бесконечных пять, или больше, минут, и Андрей, обессиленный, сел.
– Тут вот еще что, сынок. У тебя теперь другие заботы будут. – Батя говорил медленно, поглядывая на Ольгу, словно стеснялся ее. – Вчера у тебя родилась дочь… Поздравляю!
У окна тоненько всхлипнула Ольга, но все сделали вид, что не заметили ее минутной слабости.
– Спасибо, Батя! Спасибо, пацаны! За все, чему научили… Ну, что, спецназ, отметим? – Друзья задвигались, заговорили одновременно, сотворяя враз неимоверный гвалт. А Андрей тем временем приобнял талию Ольги. – Ты всегда будешь Амазонкой! Моей Амазонкой!
– Хорошо, Андрюша. Я согласна, если никак иначе не получается. – Не стесняясь, она поцеловала его, долго и страстно… …А потом они пили. По старинной традиции, неразбавленный спирт. «Шило». А на дне пускаемой по кругу кружки позвякивали снятые с погон звездочки и медаль…
И вспоминали. День за днем, вспоминали совместную службу…
– А помнишь желтого удавчика? – кричал Брат, и залп дружного хохота разносился по всему больничному отделению.
– А зеленые абрикосы, которыми Бульба объелся? – И опять дружный смех… …Тогда, на учениях, Олег объелся совсем еще зеленых абрикосов, и в «вертушке» у него прихватило живот. А куда сходить в боевом вертолете? Открыли дверь и, схватив Бульбу за руки и ноги, Бандера, Змей, Индеец и Тюлень выставили его, голожопого, за борт…
– Да уж, посрали впятером! – вытирал слезы от смеха Бульба. – Никогда не забуду!
– А обгадившегося «куска»? – напомнил Бай. И снова хохот… …На одном из учебных полигонов служил молодой прапорщик, завстоловой. Все писал письма домой в Омск, что служит в суперспецназе. Молодой совсем… Вот и попросил «особист» этого «куска» с неуемной фантазией поучить жизни… Предстояли плановые прыжки с «вертушек», его и взяли с собой. А до этого Филин попросил знакомого старлея, игравшего роль «охраны объекта», зарядить «Утесы» трассерами, ну и пилотов «вертушки» предупредил. Над полигоном, когда «вертушки» зависли, старлей и лупанул длинными очередями вдоль корпуса. Не опасно, но «кусок»-то этого знать не мог. После приземления искали его часа два и нашли… В камышах. «Кусок», отсвечивая голой задницей, стирал в речухе обосранный с перепугу камуфляж… …Воспоминания затянулись до позднего вечера, пока подвыпивших крепко спецов не спровадил восвояси рассерженный подполковник, завотделением.
Через неделю Андрея выписали, убедившись в том, что он может передвигаться самостоятельно. На костылях.
Но что это была за неделя?! Его последняя неделя в госпитале Бурденко. Неделя всепоглощающей любви и безудержной страсти. Как в последний раз. И каждую ночь Ольга начинала со слов:
– Как же я ей завидую!
– Кому, Оленька?
– Твоей жене.
– Почему?
– У вас родилась дочь, и теперь ты ко мне не вернешься.
– Пути господни…
– Но ведь ты меня будешь помнить? Свою Амазонку?
– Ты еще сомневаешься, Оленька?
– Я не хочу тебя отпускать! Теперь, когда знаю, что с армией твоей покончено!
– Не отпускай!
– Дурак! А ребенок?
– Видишь, как все заплелось, Амазонка?
– Ты сам, Андрюшенька, все так заплел и перепутал, что распутывать придется полжизни.
– Да уж. Как армянский комсомол: создал себе трудности, а потом героически их преодолевает…
– Поручик.
– Что, Оленька?
– Я буду тебя ждать.
– Сколько?
– Долго, Андрюша. Пока не стану старой и некрасивой…
– Не дури! Ты еще должна родить детей. Без детей жизнь тосклива. Дети – это цветы.
– Хорошо, Андрюша. Рожу, я согласна! Только делать их мы начнем прямо сейчас…
А дальше… Дальше слова заканчивались. Дальше начиналась безумная страсть… Наверное, это была самая счастливая неделя в жизни Андрея. Но…
Пятнадцатого февраля фирменный поезд «Черноморец» отошел от Киевского вокзала, унося в своем чреве двадцатитрехлетнего пенсионера. Андрей уезжал из Москвы домой, в Одессу, к новой жизни. Гражданской жизни «пиджака»…
Май 1991 г.
Ордена…
Жена Андрея, взяв трехмесячную Машеньку, уехала к своим родителям в Никополь. Да в общем ее можно было понять, и Андрей не был в обиде. Да и какая молодая женщина, имея грудного ребенка, сможет выдержать в доме мужа, с абсолютно разбитым здоровьем, передвигающегося на костылях и при этом гремящего безбожно? Андрей ее понимал и не винил…
«Нужно что-то делать с квартирой. Может, в военкомате помогут, все же не рядовой? Пойду попробую на днях. Мои только к осени вернутся, а вдруг повезет и сразу в свою квартиру въедем. Вот было бы здорово! Она хоть с родителями и не ругается, а все равно – на одной кухне двух хозяек быть не может…»
Они жили с родителями Андрея в двухкомнатной «хрущевке». А хотелось свое гнездо – не мог он выдерживать услышанные уже не раз среди ночи материнские всхлипы на кухне, как будто его оплакивали уже…
Да, их отношения с Аней… Хорошая, добрая, милая… Но чужая! А вот Машеньку Андрей любил. Какой-то сумасшедшей неистовой любовью отца, и проклинал себя за то, что не мог взять ее на руки. Пока не мог! Силы возвращались очень медленно. Он только клал ее на свою грудь и так мог лежать часами. И казалось, что под этим маленьким тельцем зарастали рубцы, навсегда оставшиеся в израненной душе. Что-то произошло с Андреем – так часто стало тоскливо сжиматься его сердце. И он плакал. Жестокий, бескомпромиссный, всегда уверенный в себе, Филин плакал!
– Андрюша, сходил бы ты к врачу, – частенько говорила ему Аня. – Тебе лечиться нужно. У тебя же нервы на пределе…
А он смотрел на нее молча и думал о том, что не понять ей никогда его слез. А на майские праздники они с отцом отвезли Аню и Машеньку в Никополь… Андрею стало легче. Легче оттого, что хоть один человек не будет видеть его слабости…
– Ма, я хочу сходить в магазин этот, ну ветеранский. – Семья жила не «ах как», а у Андрея все же были льготы. – Хоть посмотрю на него. Там, говорят, и крупы, и сахар, и все остальное без купонов этих можно взять.
– Сходи, сынок, и я с тобой – подскажу, что купить, и с сумками помогу, а то и не донесешь еще.
– Ладно, пойдем.
Тот май был теплый, даже жаркий. Прохожие уже натянули безрукавки и футболки. А Андрею было холодно. Глубоко, казалось, под сердце, влез какой-то ледяной осколок и морозил оттуда все тело… На нем был еще со школьного выпускного бала оставшийся серый костюм. И ведь был впору – уж очень сильно похудел Андрей за последнее свое «посещение» госпиталя Бурденко…
В магазине стоял такой гвалт, что он поначалу даже оглох на мгновение. Такие несчастные в троллейбусах и трамваях ветераны толкались в очереди почище, чем команда регби на финальном матче. Все орали матом, доказывая что-то и размахивая своими удостоверениями. Андрей отошел к окну, дожидаясь мать, вставшую в очередь, – он никогда не любил толчею у прилавков и всегда ее избегал, но сейчас просто одолевала слабость, и страшно болела нога. Ждать пришлось довольно долго, но когда, по прошествии минут сорока, он подошел к прилавку и, показав продавщице свое удостоверение, предоставил матери выбирать продукты, все и началось… Тут-то все и случилось… … – Вы посмотрите на него, какой наглец! – где-то рядом раздался голос, и Андрея бесцеремонно толкнули в плечо. – Молоде-ожь!
Рядом с ним стоял здоровенный бугай-пенсионер. Мужику было лет шестьдесят с небольшим, но от него так и исходила волна здорового тренированного тела. Над кармашком его рубахи висела колодка орденских планок, да только… Во всем этом «фруктовом салате» не было ни одной боевой награды, одни лишь юбилейные – уж Андрей-то понимал значение орденских планок…
– Это, между прочим, магазин для ветеранов, а не для сосунков! – Мужчина напористо оттирал Андрея от прилавка, а тому ничего не оставалось, как повернуться к мужчине лицом, выставляя на обозрение лацканы своего пиджака: «Эх, ма, ну на фига же ты все это навесила?..» – Вы посмотрите-ка на него, нет, вы только посмотрите!
Мужик орал на весь магазин, привлекая внимание, и тыкал в Андрея своим жирным пальцем:
– Этот сучонок ордена-медали нацепил, так мало того – еще и планки за ранения, целых три! – «ветеран» задохнулся от возмущения. – Палочку для правдоподобия в ручонки взял! Да ты хоть знаешь, что такое ТЯЖЕЛОЕ РАНЕНИЕ?! Ты зачем, подонок, дедовские награды нацепил, не тобой заработанные?!
Что-то хрустнуло и сломалось в мозгу у Андрея…
– А ты, падаль, знаешь? – Он в упор смотрел на мужика.
– Андрюша, Андрюшенька, не надо! – мать Андрея бросилась к нему.
В магазине стояла вдруг наступившая гробовая тишина, а «ветеран», ничего не замечая, продолжал давать волю «праведному гневу»:
– Вот из-за таких сволочей нам, ветеранам, ничего и не достается. Они же все разворовали, даже дедовские ордена!.. Мы по очередям здоровье гробим, а они, – он еще раз толкнул Андрея в грудь, – уже вон и загореть успели, сволочи!
– Убери палец, шакал!
– Да я тебя, щенок, сейчас по этому прилавку размаж-ж-ж… – Он, наверное, и сам не понял, как оказался на коленях перед Андреем. – А-уа-у, отпусти!!! Милицию вызыва-уа!!!
Андрей крепко сжимал загнутый далеко вверх от кисти жирный палец «ветерана». Рядом суетилась и плакала мать, а очередь была нема, начиная, видимо, что-то соображать.
– Андрюшенька, отпусти ты этого дурака старого! – мать рвала окаменевшую руку сына на себя. – Он только два месяца, как из госпиталя, люди добрые! А награды эти его – он офицером по всем «горячим точкам» служил! Помогите мне, люди добрые, он же этого придурка убить может!..
Очередь словно окаменела.
– Дедовские, говоришь? – Андрей в упор смотрел в перепуганные глаза «ветерана». – Да уж не твои, боевые, жопой заработанные. А я поделюсь с тобой, ветеран! Может, не так завидно будет! На, держи!..
И треснула ткань пиджака под ставшими вдруг стальными пальцами. Андрей срывал награды и с кусками материи совал их за пазуху «ветерану». На это ушли все силы… Голова пошла кругом. Сначала медленно, а потом, все больше набирая обороты, завертелась каруселью очередь, и мужик, продолжавший стоять на коленях уже сам по себе. Свет медленно-медленно погас, и пропали все ощущения… …Он лежал в дедовском вишневом саду, на мягкой, душистой, зеленой поросли и слушал соловья. А тот, стервец, как будто и не замечая Андрея, все выводил и выводил свои рулады, старался, упиваясь своим талантом. А потом вдруг обернулся, брызнул из-под хвоста Андрею на грудь и упорхнул. А в нос ударил острый, отвратительный запах аммиака. «Что ж ты, засранец, все испортил?» – подумал Андрей и открыл глаза…
Рядом с ним стоял мужчина в белом халате и совал под нос остро пахнущую нашатырем ватку:
– Ну вот и хорошо, молодой человек, – улыбнулся мужчина. – А терять сознание вам было совсем не обязательно.
Андрей медленно осмотрелся. Все тот же магазин, только очень поредевшая очередь и мать рядом, а из-за ее плеча выглядывает продавщица.
– Да, хлебнул, видно, малой!
Андрей повернулся на голос и увидел седого невысокого дедушку. Он проследил за его взглядом и только сейчас сообразил, что его рубашка полностью расстегнута, открывая панораму «Ледового побоища» на груди…
– Андрюша, тебе лучше?
– Лучше, ма. – Он улыбнулся. – Сходил за продуктами… В первый и последний раз, ма!
– Вы сами приходите, без сына, – негромко заговорила продавщица, обращаясь к матери. – Я вас хорошо запомнила – буду вам все, что положено, отпускать. А то мало ли кто сюда ходит, у сына-то вашего так нервничать никакого здоровья не хватит…
– Спасибо вам!
Читать бесплатно другие книги:
