Самое время для новой жизни Троппер Джонатан

Глава 25

У меня никогда не получается заснуть после любовных утех. Я слишком взбудоражен и почему-то не могу найти покоя в постели рядом со спящей подругой. Поразительно, как быстро после самой сокровенной близости снова чувствую себя одиноким.

Уложив Джека, мы с Линдси снова занялись любовью, на этот раз с чуть большей одержимостью. Затем она быстро и крепко уснула, я же, что характерно, с легкостью пробежал бы марафон. И, как ни трепетно было вновь делить с ней постель, беспокойство гнало меня прочь.

Я спустился вниз, застал финальную часть вечерних новостей. Про спорт и погоду. По счастью, самое главное, то есть подсчет трупов, я пропустил. После новостей смотрел попеременно то повтор “Веселой компании”, то “Спасателей Малибу”. Понял вдруг, что “Веселая компания” до сих пор кажется мне новым сериалом, хотя идет уже лет десять, несколько каналов купили права на нее и крутят старые серии. Я думал о Линдси, молился, чтобы впредь мы уже не расставались, и в какой-то момент задремал.

Проснулся от звука захлопнувшейся дверцы холодильника. Перевернулся на другой бок, увидел в дверях кухни стройный силуэт.

– Кто тут?

– Да я это, я, – фигура приблизилась, и я узнал Джека.

– Что ты тут делаешь? – спросил я, только частично осознавая происходящее. Джек был без рубашки, или так мне почудилось в полумраке.

– Все нормально, – шепнул он. – Спи дальше. Просто захотелось попить.

– Но как?.. – я не закончил, глаза закрылись сами собой, мною снова овладел сон.

Всего лишь через несколько секунд, как мне показалось, я открыл глаза, будто внезапно вспомнив что-то, но Джека уже не обнаружил и усомнился, был ли он вообще. Тогда я заснул и увидел Джека во сне – в “Спасателях Малибу”: он шел по пляжу в коротких красных штанах от плавательного костюма, нес красный спасательный жилет на плече. Я сидел в шезлонге у океана, ждал, пока он подойдет, и собирался поздравить с тем, что теперь он снимается в сериале. В обратной логике сна роль в “Спасателях” оказывалась весомее карьеры в кино. Когда Джек проходил мимо, я окликнул его, но грохот прибоя заглушил мой голос – Джек не услышал. Я снова выкрикнул его имя, но Джек все шел, пристально вглядываясь во что-то далеко впереди, и мне оставалось лишь беспомощно наблюдать, как он исчезает из виду. Отчего-то мне не пришло в голову подняться и последовать за ним.

На следующее утро Чак разбудил меня, настойчиво толкая в плечо.

– Он сбежал.

– Что? – я перевернулся на диване, лицо отклеилось от кожаной обивки, как наклейка от вощеной бумаги.

– Джек сбежал. В доме его нет.

Даже спросонья эта новость не застала меня врасплох.

– Сколько времени?

– Пол-одиннадцатого.

– И как же ему это удалось? – поинтересовался я, сел, сцепил руки за спиной в замок, потянулся. Взглянув в окно, увидел, что дождь льет как из ведра, и только тогда различил мерный стук капель по крыше.

– Открутил дверные петли.

– А ведь это нелегко, – восхитился я. – Похоже, он почувствовал себя значительно лучше.

– Уверен, чувствует он себя превосходно, поскольку, скорее всего, уже нанюхался кокса до беспамятства, – съязвил Чак.

– Может, он просто погулять пошел. Голову проветрить и все такое.

Чак поднял бровь:

– Ну конечно.

– Элисон в курсе?

– Уже отправилась на поиски.

– Куда?

– Не знаю, – Чак вздохнул. – Наверное, колесит по округе, ищет в городке.

– Где Линдси?

– Видимо, до сих пор спит. Я думал, ты с ней, поэтому не стал заходить.

– Раньше тебя это не останавливало. – Я встал, потянулся.

– Что же получается? – задумчиво проговорил Чак. – Ты наконец в постели с женщиной, которую любил много лет, и именно теперь решил переночевать на диванчике? С чего бы это?

– Такой уж я чудак, – сказал я и пошел на второй этаж будить Линдси. Но не успел еще подняться и до половины лестницы, как зазвенел дверной звонок. Я остановился, присел на ступеньку, Чак направился через холл к входной двери. На пороге стоял Джереми в ярко-желтом дождевике, укрывавшем его от макушки до щиколоток. Я вспомнил, с каким звуком разбиваются капли о полиэтиленовый капюшон, и ощутил внутри толчок острой тоски по детству, лесным прогулкам в школьном лагере, когда бредешь, отделенный дождевиком от всего мира, в поисках саламандр и слизняков, выползающих наружу после летней грозы.

– Привет, Джереми, – поздоровался я. – Что-нибудь случилось?

– Не могу найти маску Дарта Вейдера, – ответил мальчик, стаскивая капюшон, чтобы лучше меня видеть. – Вчера оставил на крыльце, а теперь она пропала. Вы взяли ее обратно?

– Нет, конечно. Может, твоя мама занесла ее в дом?

– Не-а, – сказал он удрученно. – Хотел надеть ее на Хэллоуин.

– Слушай-ка, давай я зайду попозже, вместе поищем, ладно? – предложил я.

– Ладно, – согласился Джереми.

– Как мама?

– Нормально, – он уже повернулся уходить. По тону Джереми становилось ясно, что в последнее время от него многовато требуют. – Сказала, мне скоро возвращаться в школу.

– Да, это грустно, – посочувствовал я.

Элисон вернулась через час, встревоженная, растерянная. Тем временем я разбудил Линдси, которая улыбнулась мне и сказала:

– Ты, вижу, по-прежнему не можешь спать спокойно после хорошего секса. Поздно лег?

– Довольно поздно, – я плюхнулся рядом с ней на кровать, уткнулся в ложбинку над ее ключицей. Линдси обвила меня ногами. – Джек сбежал.

– Как?

– Ночью. Снял дверные петли и смылся.

– Вот блин.

– Да уж.

Я поймал себя на эгоистической мысли о том, какие последствия может иметь исчезновение Джека для нас с Линдси. Если Джек сбежал, оставаться в доме Шоллингов на озере нет смысла. Мы вернемся на Манхэттен, в свои квартиры, к своим жизням, и мелочи, пошлость повседневного существования вновь исподволь поведут против нас войну. Пока мне не хотелось подвергать наши с Линдси отношения такому испытанию. Они только оформились, не успели окрепнуть. Сейчас мы были уязвимы. Хотелось уберечь нас до поры в укромном месте, под защитой гор, озера, пока все не станет определеннее.

Я до смерти боялся действительности. Боялся, что в ней все может обернуться совсем иначе.

Глава 26

Не имея представления, где даже начинать поиски, мы с Чаком сели в “таурус” и отправились в город. Лучше уж делать хоть что-то, чем сидеть сложа руки и ждать, когда Джек, может быть, появится. Это занятие мы оставили Элисон и Линдси.

– Я его, кажется, видел, – признался я Чаку, пристально всматривавшемуся в дождь за ветровым стеклом.

– Что? Где? – он резко затормозил.

– Да нет, не сейчас. Ночью.

Чак глянул на меня сурово:

– Видел, как он уходит? И не остановил?

– Я спал на диване в гостиной и подумал – это сон.

Чак нахмурился, включил дворники, прокомментировал:

– Чудно.

– Может, и в самом деле приснилось, – неуверенно предположил я. – Кто его знает.

– Да какая разница. Видел, не видел – теперь это может представлять лишь теоретический интерес, – заключил Чак.

Однако очевидно было, что он злится.

Из-за ливня Главная улица почти обезлюдела, но мы проехали ее из края в край, разглядывая внимательно каждого прохожего, прошмыгнувшего в переулок, юркнувшего в припаркованный автомобиль. Чак останавливался у каждого ресторанчика, каждой кофейни, я бежал внутрь, осматривал зал. Никто из нас всерьез не надеялся вдруг наткнуться на Джека, мирно сидящего за столиком с сэндвичем и чашкой кофе, но, повторюсь, нужно было делать хоть что-нибудь. Покончив с Главной улицей, мы поехали на Кленовую, проверили каждое заведение, каждый переулок, но Джек упорно не желал появляться.

– Зря время тратим, – посетовал Чак, когда я вернулся в машину раз, наверное, в сороковой. – Его давно след простыл. Он уже черт знает где.

– Есть идеи получше? – я убрал намокшие волосы со лба.

– Хуже уж точно ничего не придумаешь, – пробормотал он.

– Ты-то по крайней мере сухой, – я выжимал рубашку.

– Какая разница.

Несколько секунд мы ехали молча.

– Так, хорошо, – сказал я после того, как Чак рывками развернулся в три приема и снова направился вниз по Кленовой. – Ты Джек и только что сбежал. Куда ты подашься?

– Если б я знал ответ, наверное, не наматывал бы тут круги, как ты думаешь? – огрызнулся Чак.

– Слушай, что ты взбеленился, а?

На углу у закусочной Чак подъехал к тротуару и резко остановился:

– Все, хватит с меня.

– То есть?

– Какое именно слово непонятно? То есть я завязываю. С Джеком и со всей этой историей. Умываю руки, – он глянул на меня. – Это все уже ни в какие ворота.

– Не понял, ты сдаешься? – уточнил я.

– Хорош мне по ушам ездить, Бен, – бросил Чак гневно. – На такое никто из нас не подписывался, – он отвел глаза и помолчал. – Спрашивается, сколько еще времени мы намерены пытаться помочь наркоману, который и не хочет, чтобы ему помогали, и чем согласны за это заплатить?

– Он наш друг, Чак. Если, конечно, для тебя это что-нибудь значит.

– Он наркоман! – заорал Чак. – Прекрати ты свой благочестивый треп, Бен! Да пусть хоть все “Оскары” и все голливудские шлюхи его, все равно Джек – проклятый кокаинщик, и я очень хочу ему помочь, но испоганить еще и мою жизнь не позволю!

– Послушай, – я повернулся к Чаку. – Давай не будем сходить с ума.

– Нет, это ты послушай, Бен! – Чак с досады ударил по рулю. – Я-то как раз в своем уме. Мы сорвались сюда ради него, а что он сделал? Сломал мне нос, разгромил полдома и вполне мог сжечь нас заживо, не сомневайся. Чего еще нам будет стоить вся эта история? Он должен, мать вашу, убить кого-нибудь? Тогда вы наконец поймете, что наша затея провалилась?

Чак смотрел на меня в упор, вены на его шее пульсировали, щеки яростно пылали.

– Этого не случится, – сказал я.

Чак вытаращил глаза и снова ударил по рулю.

– Ты почем знаешь?

Он распахнул дверцу, выскочил под дождь, принялся ходить взад-вперед, вышибая носком ботинка из луж облака брызг. Никогда не видел Чака в бешенстве. Я вышел из “тауруса”, сел на холодный мокрый капот, отчего мой зад неожиданно согрелся.

– И все-таки в чем дело, Чак? – я пытался перекричать дождь, остервенело хлеставший по асфальту. – Я не схожу с ума, а ведь я в таком же положении.

Чак повернулся ко мне, теперь уже мокрый насквозь, волосы его спутались, прилипли к розовой лысине, с лица стекала вода.

– Да мне есть что терять! – заорал он. – Ты хоть понимаешь, как я рисковал тогда, в больнице?!

– Мы все рискуем, – заметил я.

– Чушь собачья, Бен! – Чак уже не церемонился, голос его дрожал от гнева. – Вся моя ординатура может полететь к чертям или того хуже! Я лицензию могу потерять! И кому я тогда буду нужен? А ты-то что, блин, теряешь? – Чак ткнул в мою сторону пальцем, теперь он обличал. – Работу свою терпеть не можешь, семейную жизнь оже ненавидел. У тебя же ничего нет! Ты сюда приехал как в летний лагерь, мать твою! Друзья, старая подружка. Увидел, что Джек делает ноги? Да и хрен с ним, пусть катится! Вот скажи, что ты теряешь?!

– Заткнись, Чак.

– Нет, ты ответь, старик. Что тебе терять? – Чак потрясал указательным пальцем у самого моего носа.

– Заткнись! – завопил я, отшвыривая его руку. Но Чак сжал ее в кулак и врезал мне по физиономии сбоку, чего я уж никак не ожидал. Падая, я махал руками вслепую, схватил Чака за ворот куртки и увлек за собой на тротуар. Чак рухнул на меня сверху, принялся яростно молотить мне по бокам. Лежа под ним навзничь, извиваясь, я тоже наносил удары, замахиваясь, каждый раз бился локтями об асфальт и наконец угодил ему прямо в распухший нос. Чак издал душераздирающий вопль, мы покатились по земле, в слепящем ближнем свете фар “тауруса” сцепились вновь и мутузили друг друга что есть мочи.

Вдруг нас оглушил и словно отбросил друг от друга выстрел. Под козырьком закусочной, прямо над нами, стоял высокий, громадный мужик в джинсовом комбинезоне, с мохнатой, чуть седой бородой и помповым ружьем, нацеленным на нас в упор. Мясистые предплечья сплошь в татуировках, на голову натянута бандана. Ни дать ни взять Пол Баньян, заделавшийся байкером.

– Ну и какого хрена вы затеяли драку у моего ресторана? – вопросил он.

Сидя задницами на мокром тротуаре, мы как завороженные глядели на человека с ружьем и молчали. В ушах у меня еще звенел выстрел.

– Будем говорить или как?

Я посмотрел на Чака, поднял руки вверх и принялся вставать, что было не так просто, как может показаться. Встав на одно колено, я с влажным хлопком снова грохнулся задом на тротуар.

– Команды вставать не было, – предупредил мужик.

Ружье он не опустил, и это обстоятельство весьма меня смутило.

– Сэр, – начал я. – Простите за беспокойство. У нас тут вышла небольшая размолвка.

Он повернулся ко мне, а вместе с ним повернулось ружье и нацелилось прямо на меня. Стрелять он, по всей видимости, не собирался, однако бывать под дулом ружья мне еще не приходилось, поэтому внутри у меня все похолодело. Я беспомощно огляделся, но не увидел ни единого прохожего. Только полный придурок мог выйти погулять в такой ливень.

– Небольшая размолвка, – передразнил меня мужик. – Уж не знаю, откуда вы приперлись, но точно не тутошние.

– Не тутошние.

– Ну и откуда?

– Вы не могли бы опустить ружье? – попросил я.

– Ружья у меня нет, а есть винчестер двенадцатого калибра со стволом двадцать четыре дюйма, и бьет, скажу я вам, без промаха.

– Не могли бы вы отвести его в сторону?

– Вы мне не ответили, – мужик передернул затвор, ружье опасно щелкнуло.

– Из Нью-Йорка, – сказал я. – С Манхэттена.

– А вот это ты зря, – пробормотал Чак еле слышно.

– Ты что-то сказал? – переспросил человек с ружьем, которое теперь смотрело на Чака.

– Нет, сэр.

Пол Баньян разглядывал меня и Чака, да так внимательно, что нас, промокших, затрясло.

– Значит, вы, сопляки из города, думаете, что можно вот так запросто явиться в деревню и вытворять такое у приличного заведения?

– Нет, сэр, – ответил Чак. – Мы не хотели. Правда не хотели. И если только позволите нам подняться, мы тут же уберемся отсюда, и вы никогда нас больше не увидите.

От холода зубы Чака принялись выбивать чечетку.

Некоторое время мужчина изучал нас задумчиво.

– Сейчас я вернусь обратно в кафе, – наконец сказал он. – А вы оба посидите-ка здесь маленько и поразмыслите над своим поведением. Буду следить за вами из окна. Если хоть один надумает уйти, прежде чем я разрешу, получит полные портки дроби. Вопросы есть?

Мы поглядели на него недоверчиво.

– Это что, наказание? – поинтересовался Чак.

– Точно так, – Пол Баньян спокойненько повесил винчестер на плечо. – Научитесь вести себя прилично там, где другие работают.

С этими словами он вернулся в закусочную. Сел на табурет за стойкой и хмуро поглядывал на нас в окно.

– Поверить не могу, – возмутился я. – Какой-то деревенщина вздумал нас воспитывать. Хохма.

– Встанешь первым? – спросил Чак.

– Только после тебя.

Ни один из нас не двинулся с места. Вдвоем испугаться одного, конечно, унизительно, но, пригвожденные страхом к тротуару даже сейчас, когда Пол Баньян уже не стоял перед нами, могли ли мы вообще считаться мужчинами?

– Тебе как-то неуютно, по-моему, я поэтому спросил, – съязвил Чак.

– Дерешься ты, между прочим, как девчонка.

– А ты – как немощный старик, – усмехнулся Чак. – Знай я, какой дерьмовый ты боец, давно бы уже намылил тебе шею.

Дождь хлестал по-прежнему, но уши привыкли к его шуму, как глаза привыкают к темноте. Дождь звучал теперь фоном, и можно было не орать, а говорить спокойно.

– Чак, извини, – сказал я мягко.

– Ладно уж, – он потер нос. – Я ведь сказал, что дерешься ты как старикашка.

– Да нет, правда. Ты действительно многое поставил на карту, а я как-то об этом не думал. Мне-то и в самом деле терять нечего.

– Эй, ты же знаешь, я это говорил не всерьез.

– Да нет, ты прав. – Я отклонился назад, оперся на локти, вытянул ноги перед собой и, запрокинув голову, поймал ртом несколько капель. – Перед тем как мы приехали сюда, я и правда был на самом дне.

– Все у тебя в порядке. – Чак принял такую же позу. – Просто ты впал в депрессию, со всеми случается.

– Ладно. В любом случае прости.

– Забудь. В конце-то концов, я ведь сам все это выдумал. Знал, во что ввязываюсь. В основном.

– Точно. Это же ты выдумал, сукин сын. Я и забыл. Ты во всем виноват. А я-то извинялся.

Мы полежали еще на тротуаре, и наконец я рассмеялся вопреки всему, рассмеялся нелепости этой истории. Чак повернулся ко мне с улыбкой:

– Прости, что врезал тебе. Видимо, после того как сам дважды огреб, просто необходимо было кому-нибудь врезать.

– Ну, если считать сегодня, огреб ты уже трижды.

– Сегодня? Позвольте с вами не согласиться. Сегодня перевес был явно на моей стороне.

– Явно не на твоей, крутыш.

– Да я надрал твою жалкую задницу.

– Нет уж, извините. Это твою задницу надрали, я знаю точно, поскольку при сем присутствовал.

– Говнюк.

– Мудак.

Дверь закусочной отворилась, на крыльце показался Пол Баньян, уже без винчестера. Мы непроизвольно вжали головы в плечи.

– Суп стынет, – позвал он.

– Что?

– Минестроне. Желаете?

– Шутите? – оторопел Чак.

– С обедом никогда не шучу, – и мужик вернулся в закусочную.