Химическая свадьба Далквист Гордон
– Нет, я искал другого человека.
Каншер закрыл глаза.
– То, что вы появились, большое везение.
За несколько минут, пока карета ехала до Серкус-Гарден, Чань рассказал, что случилось после того, как они расстались, только вскользь упомянув утрату Селесты Темпл.
– Доктор направляется с девочкой на рандеву с графиней, но я не понимаю, почему она потратила столько усилий для того, чтобы показать ему эту картину.
– Разве она ее уже не показывала вам? – спросил Каншер. – Эта стеклянная пластинка…
– Но реальная картина должна быть основой планов Вандаариффа.
Каншер нахмурился.
– То, что меня отослали в тюрьму, показывает, что те, кто допрашивал меня, сочли меня бесполезным. Знание иностранного языка – полезный инструмент, помогающий притвориться идиотом, но с бедным Фелпсом все как раз наоборот. – Каншер прижал бинт к кровоточащей скуле. – Он или остался во дворце, или его отдали Вандаариффу. Или, вероятнее всего, он мертв.
– Мне жаль.
– Мне тоже. Но, добавлю, Фелпс все же сходил в «Геральд».
– Он узнал, где находится картина?
– Салон был в Вене.
– Вене?
– Без сомнений, и единственной причиной, по которой «Геральд» напечатала репортаж о нем, был большой пожар: сгорел весь квартал и все картины, выставлявшиеся в салоне. Что касается шедевров Файнляндта, то их утрату не сочли большой потерей. – Каншер криво улыбнулся. – Для империи.
Чань не мог в это поверить. Картина погибла? Тогда зачем графиня дала Свенсону стеклянную пластинку?
– Другие знают? – Он покачал головой и скорректировал вопрос: – Свенсон знает?
– Нет, мистер Фелпс сказал мне об этом, когда мы шли к фонтану. Только богу известно, где они схватили и куда поместили доктора. – Каншер поморщился, разглядывая багрово-красный ноготь на большом пальце, и решил пососать его. – А какова ситуация в городе?
Чань не успел ответить, так как карета внезапно остановилась и кучер громко выругался. Он высунулся из кареты. Вся улица впереди была запружена остановившимися экипажами. Где-то сигналили трубы, слышались угрожающая дробь барабанов и грохот марширующих сапог. Чань закрыл дверцу кареты и быстро сказал:
– Армия перекрыла дорогу – мы ускользнем пешком, пока не началась стрельба. – Чань выпрыгнул из кареты, не обращая внимания на протесты кучера, и протянул руку Каншеру. – Вы можете идти?
– О да, я должен. Мы близко к Серкус-Гарден, но что это за улица? Маултинг-лейн? Похоже, так и есть, и если мы по ней дойдем до канала…
Но Чань уже шел вперед. Низкорослый Каншер храбро последовал за ним, обратившись к Чаню, пока они пробирались через обломки и мусор:
– Это солдаты, а не констебли. Они не станут интересоваться подозрительными и переодетыми людьми. Такие, как мы, могут ускользнуть незамеченными.
– Если только им не приказали задерживать всех, – ответил Чань. – Вы хорошо знаете, что большинство людей в вашей камере были абсолютно невиновны.
Каншер оглянулся через плечо, снова услышав рев труб. Раздался выстрел, потом еще несколько. Он споткнулся об ящик с гнилой капустой и остановился. Снова послышался трубный рев, но теперь в сопровождении испуганных криков и стонов.
– Боже мой.
Чань взял Каншера за руку и потащил вперед.
– Бог к этому никак не причастен.
Канал Герцога был узкой полосой зеленой воды, настолько зажатой мостами и причалами, что порой его вообще не было видно, а потом он вдруг неожиданно появлялся снова, как старая тетушка, решившая пережить молодых родственников. Им по пути попадались солдаты, поэтому Чань, учитывая слабость Каншера, решил зайти на несколько минут в ближайшую таверну. Кардинал купил по пинте горького эля и миску маринованных яиц для Каншера. Маленький человечек молча ел, потягивая пиво, и, как терпеливый мул, сосредоточенно пережевывал каждый кусок.
– Вы были в соборе?
Чань повернулся к сложенному из кирпичей очагу, где сидели седой мужчина в рубашке с короткими рукавами и подававшая еду служанка. Он утвердительно кивнул.
– Когда это прекратят? – спросила женщина. – Где королева?
– Королева? – громко спросил мужчина. – Где старый герцог? Вот кто нужен! Он их, проклятых бунтовщиков, скосил бы, как серп пшеницу.
– Толпа пошла в Рааксфал, – заметил бармен. – Запалила его, как погребальный костер.
Старик у очага кивнул с жестоким удовлетворением.
– Как раз то, что они заслужили.
– Разве бунтовщики были из Рааксфала? – спросил Чань.
– Конечно!
– И все же мы только что пришли из Серкус-Гарден, – сказал Чань. – Никого из Рааксфала не видели. Солдаты стреляли в людей на улицах.
– Бунтовщики в Серкус-Гарден? – взвизгнула девушка.
– Втопчите их в землю! – Старик так стукнул своей кружкой о скамью, что из нее выплеснулась пена. – Прямо в могилу!
Чань отхлебнул эля.
– А что, если они придут сюда?
– Они не посмеют.
– А если придут?
Старик указал на две покрытые пятнами ржавчины сабли, висевшие над очагом.
– Мы зададим им.
– До или после того, как солдаты сожгут все на этой улице?
Настроение в таверне мгновенно переменилось и стало враждебным. Чань поставил свою кружку на стол и встал.
– Герцог Сталмерский уже два месяца как мертв.
– Откуда вы знаете? – спросил бармен.
– Я видел его разлагающийся труп.
– Ради Господа – говорите уважительно! – Старик встал.
– Не было объявления об этом, – сказала девушка. – Не было похорон.
– А где похороны тех, кто лежит в здании таможни?
– Да что вы за священник? – взревел бармен.
– А я вовсе не священник.
Бармен нервно отступил на шаг. Каншер кашлянул. Он покончил с третьим яйцом. Чань положил две монеты на прилавок и бросил еще одну девушке-служанке, пока они шли к дверям.
– Если вы не видите, с кем деретесь, вам следует бежать.
– Я не вижу смысла в том, чтобы пугать этих людей, – заметил Каншер, когда снова пошли вдоль канала. – Разве стоит винить овец за их робость?
– Если это не овца, а человек, я буду винить его.
Каншер пальцем почесал усы.
– А если они поднимут бунт, как толпа, которая сожгла Рааксфал, разве вы не будете все равно их презирать?
Они продолжили путь. Чань почувствовал на себе взгляд спутника.
– В чем дело?
– Извините меня. Шрамы такие странные. Как вам удалось не ослепнуть?
– Моя тонкая натура спасла меня.
– Все любопытствуют о том, что произошло. Как-то вечером доктор Свенсон и мистер Фелпс обсуждали это с медицинской точки зрения… – Поскольку Чань молчал, Каншер оборвал себя на полуслове и пробормотал извинения. – Возможно, вас интересует моя история. То, как я оказался в ссылке, оставив прежнюю жизнь…
– Нет.
– Нет сомнений в том, что это банально. Сколько душ каждый из нас хранит в своей памяти? А когда мы уходим, сколько их уходит вместе с нами, потому что больше о них не помнит никто?
– Не имею представления, – сухо ответил Чань. – Что вы знаете о патронессе графини во дворце, Софии Стракенцской?
Каншер кивнул, соглашаясь сменить тему разговора.
– Снова банальность. Обедневшая изгнанница с настолько дурным вкусом, что стала непривлекательной.
– Больше ничего?
– Чрезвычайно безвкусная и скучная особа.
Чань нахмурился.
– Графиня ничего не делает без причины. Она уединилась во дворце и одновременно вела какие-то работы в стеклодувной мастерской и в лаборатории Граббе. Теперь она все забросила – похоже, то событие, для которого она работала или которое ожидала, уже произошло.
Чань остановился. Каншер подошел к нему и стоял рядом, тяжело дыша. Когда он увидел, куда их привел Чань, то щелкнул языком.
– Вы уловили мою идею, – предположил Чань.
– Вполне. Общество при дворе – это возможность найти патрона.
– И возвышение ее мишени только что произошло.
– Дерзко, конечно, но в ее стиле.
– Precisamente[3].
Учитывая свой внешний вид, Каншер предложил остаться снаружи и наблюдать.
– А если вы не вернетесь или вас разоблачат? – спросил он.
– Убегайте. Найдите Свенсона. Проберитесь сами в Харшморт и всадите пулю в череп Вандаариффа.
Каншер улыбнулся и покрутил ус. Чань подошел к особняку, который охраняли солдаты в черных сапогах и высоких медвежьих шапках – элитные гвардейцы-гренадеры. Командовавший ими офицер только что впустил в особняк светскую леди с массивной челюстью и волосами, выкрашенными в мандариновый цвет. Когда Чань приблизился, офицер преградил путь.
– Святой отец.
– Лейтенант. Мне нужно переговорить с леди Аксвит, если она дома.
– Быть дома не всегда означает возможность принять, святой отец. Ваше дело?
– Это дело архиепископа к леди Аксвит. – Чань был на дюйм выше, чем гренадер, и угрожающе смотрел на него через очки. Лейтенант выдержал его взгляд только пару секунд.
– Откуда мне знать, что вы от архиепископа?
– Ниоткуда. – Чань запустил руку в пальто священника и достал клочок бумаги.
– Это тюремный ордер.
– Вы знаете, скольких преступников арестовали только за два последних дня? Вы думаете, тюрьма не переполнится?
– Какой в этом интерес для леди Аксвит?
– Она сама решит. Ваш выбор – стоит ли вам отказывать архиепископу и губить свою карьеру.
Только исключительный младший офицер сумел бы противостоять подобной риторике – путь был свободен. Чань вошел во двор, твердо опираясь на трость и размышляя о том, заметила ли уже графиня его из окна.
Артур Майкл Форчмонт, а теперь лорд Аксвит унаследовал титул только после того, как в мир иной отошли его дядя, двоюродные братья и отец, стоявшие на его пути. Своего мнения у него не было, и поэтому он с готовностью разделял мнения герцога Сталмерского, а после кончины Его Светлости подобная предсказуемость сделала его надежным наследником. Основательный, грубовато-добродушный и, к счастью, равнодушный к спиртному, будущий глава Тайного Совета большую часть первых сорока лет жизни провел в компании лошадей (даже к его интрижкам с актрисами публика относилась с симпатией, так как его увлечения, похоже, ограничивались совместными верховыми прогулками). После получения титула и вхождения в политику лорд Аксвит выбрал себе жену, а она, в свою очередь, регулярно начала рожать – семь детей за почти столько же лет, четверо из которых выжили. И вот она была вознаграждена за свои усилия – многодетная мать стала первой леди.
Чань мог представить поток лести, обрушившийся на жену нового главы Тайного Совета, когда у нее появилось множество новых связей и вместе с тем возросла ее изолированность. Графиня ди Лакер-Сфорца вряд ли могла найти более благоприятные обстоятельства, чтобы втереться к ней в доверие: слишком незначительная персона, чтобы представлять какой-то интерес для двора, она казалась леди Аксвит верной душой, которой можно довериться без опаски.
Внутри было еще два стражника. Подошел дворецкий с крошечным серебряным подносом.
– У меня нет визитной карточки, – сказал ему Чань. – Я – монсеньор Люцифера, посланец архиепископа, леди Аксвит не знает меня.
Дворецкий указал на уютную приемную. Чань увидел мягкую кушетку. У него возникло сильное искушение растянуться на ней – пришлось встряхнуть головой, чтобы отогнать эту мысль.
– Не сомневаюсь, что сейчас множество просительниц умоляют леди Аксвит похлопотать за их мужей. Я же пришел к ней самой по очень деликатному, если вы меня правильно понимаете, интимному вопросу.
Последние слова повисли в воздухе, и Чань засомневался, не зашел ли он слишком далеко. «Интимный вопрос», прежде всего, означал какие-то скандальные обвинения.
– От архиепископа? – спросил дворецкий.
Чань серьезно кивнул. Дворецкий заскользил от него так плавно, будто передвигался не на ногах, а на колесах.
Кардинал молча стоял рядом со стражниками. Надежные стены способны заглушить даже звук выстрела. Он подумал, такой ли интерьер Селеста Темпл захотела бы выбрать для своего с Роджером Баскомбом дома. Дом – инструмент для реализации амбиций молодой женщины, претендующей на положение в обществе. Впервые он понял, что Селеста должна была вплотную заниматься этим перед тем, как Баскомб расторгнул их помолвку. Лежат ли все еще на ее письменном столе в отеле «Бонифаций» списки нужных вещей и запросы к торговцам или она их сожгла, так как стыдилась свидетельств своих прежних желаний?
Дворецкий вернулся, и тон его голоса был теплым, как кусок старинного янтаря.
– Если вы последуете за мной…
У кардинала Чаня бывали богатые клиенты, но он всегда имел с ними дело через посредников. В богатые дома он проникал, взломав замок или забравшись через окно, поэтому его опыт общения с женщинами из высшего общества был до крайности ограничен. Он знал, что существует особый свод правил, который жестко выполняется, и все же, когда Чань вошел в гостиную Аксвит-хауса, то был подготовлен к общению с женой нового главы Тайного Совета не более, чем к аудиенции у императрицы Японии.
– Он заявил газетам, будто поезда не останавливаются из-за бунтовщиков. Но в его дневнике записано другое. В действительности вся линия от Рааксфала до Орандж-Канала…
Когда Чань вошел, говорившая дама замолчала. Он узнал платье и волосы – это была та самая леди, которая вошла в ворота перед ним, но теперь все ее лицо, как и у других восьми женщин, находившихся в комнате, скрывалось под вуалью из тюля. Более того, несмотря на то что дама мелодично щебетала, пересказывая слухи, у Чаня сложилось впечатление, что его приход прервал официальный доклад.
Дворецкий представил его и выскользнул. Женщины разместились так, что нельзя было догадаться, кто хозяйка. Чань уважительно поклонился. Он не знал, как выглядит леди Аксвит.
– Как любезно, что вы пришли, монсеньор, – сказала женщина, сидевшая слева. Тесные бархатные рукава ее платья доходили только до локтей, обнажая предплечья. – Я не припоминаю вас в свите архиепископа, хотя ваше лицо невозможно забыть.
Она хихикнула, прикрыв рот рукой. Чань кивнул в ответ. Женщина хихикнула снова, как и несколько ее собеседниц.
– Хотите чая? – спросила еще одна леди, горло которой закрывала лента.
– Нет, благодарю вас.
– Тогда давайте прямо перейдем к интимному вопросу. Провокационный способ войти.
– И неприятный, монсеньор. – Женщина с тесными рукавами покачала головой. – Пагубная преамбула, использующаяся, чтобы оправдать все, что угодно.
– Даже присутствие солдат в чей-либо гостиной, – добавила женщина с лентой. – Для охраны, конечно. Вы тоже пришли защищать нас?
– Будучи знакомой с архиепископом, я не склонна ожидать благотворительности, – произнесла женщина с мандариновыми волосами, на этот раз ее голос уже не был мелодичным.
– Люцифера – такое имя звучит зловеще для священника, – заметила женщина с лентой на горле.
– Это латинское слово, означающее свет. – Чань обратился к женщинам, сидевшим в дальнем конце комнаты и пока молчавшим. – Как и Люцифер – «Рожденный светом», первый из ангелов. Некоторые говорят, что Дева Люцифера руководит казнями, свадьбами и возрождением. Ангел.
– Руководит как?
Эта женщина до сих пор молчала. Ее тусклые волосы цвета дерева, выбеленного морскими волнами, падали на соболий воротник. Довольно статная, не старая. Над воротником Чань заметил серебряное ожерелье с синими камнями.
– Руководит как? – повторила она.
– Некоторые назовут это алхимией. – Пренебрежительный ропот пробежал по комнате.
– Я уверена, что архиепископ не мог послать вас для обсуждения подобных запрещенных тем.
Чань молча подошел к ней. Он взял чашку с ее блюдца. Поднес к носу – запахов он не чувствовал – и принюхался.
– То, что вы прячетесь, показывает, что вы, хотя и в минимальной степени, осведомлены о рисках…
Он выплеснул содержимое чашки на пол, а потом уронил и ее саму. Она подпрыгнула на ковре, но не разбилась. Женщина рассмеялась.
– Если вы подозреваете чай, я уже обречена. Это была моя вторая чашка! – Другие женщины рассмеялись тоже, но вдруг их веселье пропало, когда они заметили, что, пока они рассматривали чашку, Чань вытащил кинжал из своей трости. Лезвие застыло в паре дюймов от ожерелья из синих камней, которое красовалось на шее – Чань был в этом уверен – леди Аксвит.
Чань продолжил, как и прежде, любезным тоном:
– После сумятицы в соборе как легко было бы для кого-то проникнуть сюда и лишить эту женщину жизни?
Он наступил каблуком на чашку и растоптал осколки.
– Вы так уверены в себе – в вашей разведывательной сети? Она вам ничего не сказала?
Леди Аксвит не сдержалась и притронулась к своему горлу.
– Она?
– Где графиня?
– Какая графиня? Кто вы?
– Некто, кто видел ее лицо на маске невесты.
– Какой невесты?
– Скажите ей. Она должна увидеться со мной – от этого зависит ее жизнь.
– Боюсь, что здесь нет графини…
– Не лгите! Где она? Графиня ди Лакер-Сфорца?
После гневного выкрика Чаня на мгновение воцарилась тишина, а потом все женщины разразились смехом.
– Она? Да кому она может понадобиться?
– Эта вульгарная итальянка? Она просто никто!
– Комнатная собачка Стракенцской! – выкрикнула женщина с лентой, спровоцировав новый взрыв смеха.
– Грязная венецианка, – сказала женщина с мандариновыми волосами. – У нее ум мартышки.
– Кто-то назвал вам ее имя? – спросила еще одна женщина. – Понт-Жюль? Или какой-то другой распутник с личным опытом?
– Один из часовых?
– Она отирается во дворце, будто это какой-то грязный проулок…
– Она дрянь во всех отношениях!
– Простолюдинка.
– Ужасная.
– Незамужняя.
– Опозоренная.
– Больная. Я знаю наверняка!
– В самом деле, монсеньор, – язвительно заметила леди Аксвит, – кто бы мог догадаться, что у Церкви есть такие мудрецы? Я хочу еще чая, хотя вы и лишили меня моей чашки! Бирнс! – Лысый лакей появился с новой чашкой и с чайником свежезаваренного чая и стал обходить комнату, подливая чай, как трудолюбивая пчела, кружащая над клумбой отцветающих пионов.
Чань не знал, что делать. Он был уверен, что их реакция не была специально разыгранным для него спектаклем. У этих женщин независимость графини, ее пренебрежение к мнению света, ее связи с такими возмутительными фигурами, как граф или Франсис Ксонк, могли вызывать только негодование и насмешки. Впервые он осознал, что женщины, вовлеченные заговорщиками в свой внутренний круг – Маргарет Хук или Каролина Стерн, не принадлежали к знати. Дамы, занимавшие в реальности высокое положение в обществе, были предназначены лишь для использования, «сбора урожая»: их воспоминания заключались в стеклянную книгу, а потом от них избавлялись. Но, если он ошибся и этих женщин мобилизовала для сбора информации не графиня… почему она отправилась во дворец?
– Чай, монсеньор? – Слуга склонился перед ним, с чашкой на блюдце в одной руке и серебряным чайником в другой. Он был субтильным, а чайник тяжелым, и он с трудом удерживал его рукой в жемчужно-серой перчатке.
– Нет. – Чань убрал кинжал в трость и перевел взгляд на леди Аксвит. Ее глаза под вуалью блестели, но белки были налиты кровью. Кардинал посмотрел на ее пальцы. Все ли дамы в перчатках? Нет, только леди Аксвит.
– Может быть, наш поддельный монсеньор раскроет истинную причину своего визита, – сказала женщина с лентой. – Тем более что о нашем общем деле теперь стало известно!
– Да, – сказала дама в платье с тесными бархатными рукавами. – Если уж мы должны трястись от страха, разве нам не следует узнать, кто нас предупредил?
– Это архиепископ?
– Это министерства?
– Роберт Вандаарифф?
Леди Аксвит покачала головой.
– Те, кого вы перечислили, никогда бы не послали такого агента.
– Тогда кто? – выкрикнула женщина с мандариновыми волосами. – Один из мятежников?
Она уже вскочила и тянула за шнурок висевшего на стене колокольчика. Чань отметил на ее чопорном лице холодное удовольствие и спокойно сказал:
– Вы гордитесь собой, и, без сомнения, никто в городе не может конкурировать с вашей разведывательной организацией. Так что, со всем уважением, вот что я вам скажу. Взрывные устройства, сработавшие в разных частях города, были начинены осколками синего стекла. Это стекло производилось в больших количествах на заводах Ксонка в Рааксфале, а это крепость, в которую, уверяю вас, ваши предполагаемые бунтовщики никогда не могли проникнуть. Власти знали об этом. Но никому не сообщили. А теперь делайте выводы сами.
Когда он закончил свою тираду, в дверях уже стоял дворецкий.
Чань подошел к нему, наклонился и что-то прошептал на ухо. Дворецкий с неодобрением промолчал, но тем не менее проводил гостя в крошечную комнатку. Там был современный унитаз, закрытый крышкой, а над ним для вентиляции и освещения – окно с фрамугой. Кардинал встал на сиденье унитаза, открыл окно, вылез и распластался на стене, цепляясь за трещины между кирпичами. Он захлопнул окно ногой. Сначала его начнут искать внизу, на земле. Чань полез наверх.
Он притаился в коридоре на верхнем этаже, прислушиваясь. Даже если догадка верна, времени было мало. В фойе слышались голоса – дамы требовали подать экипажи. Чань быстро шел по коридору, открывая двери – спальня, кладовка, еще один туалет, и, наконец, он нашел запертую дверь. Кардинал взялся за дверную ручку и услышал шаги, потом они стали затихать, кто-то поднимался наверх… Лестница. Чань сосчитал до десяти и сломал замок. Раздался резкий треск, но никто не поднял тревоги. Неужели он опоздал?
Двумя пролетами лестницы выше Чань увидел дворецкого, стучавшего в дверь.
– Миледи? Это Уоррел. Отзовитесь, пожалуйста, с вами все в порядке?
Уоррел встревоженно обернулся, услышав, как приближается Чань, но тот быстро спросил:
– У вас есть ключ?
– Это личные покои леди – комната с куполом…
Чань постучал в дверь кулаком – ответа не было.
– Как долго она там находится?
– Но как вы… солдатам приказали…
– Как долго?
– Я не знаю! Несколько минут…
Уоррел что-то невнятно бормотал, пока Чань взламывал еще одну дверь. И снова после треска сломанного замка не послышалось ни звука. Кардинал вошел и понял почему.
Леди Аксвит лежала на ковре, уставившись на синюю пластину из дымчатого стекла – страницу из стеклянной книги. Ее рот был открыт, и из него на пластинку капала слюна. Ногти на руках леди были желтыми и обломанными, как будто кончики ее пальцев начали гнить. Теперь, когда она была без маски, оказалось, что ее губы покрыты коростой, десны воспалены, а в ноздрях засохли розоватые выделения.
Уоррел бросился к хозяйке, но Чань схватил его за руку.
– Что с ней случилось? – спросил Уоррел.
– Отнимите у нее это. Немедленно.
Дворецкий попытался усадить ее, но дама сопротивлялась, не желая отрываться от стекла. Чань наступил на стеклянную пластину, и она рассыпалась на кусочки. Леди Аксвит захрипела, протестуя. Он услышал, как забулькало у нее в горле, и успел отступить в сторону до того, как ее вырвало сначала на стеклянные осколки, а потом, когда она упала на руки Уоррела, себе на платье. Глаза женщины выкатились, а руками она судорожно хватала воздух.
– Боже мой! У нее припадок? – Уоррел беспомощно посмотрел на Чаня. – Это заразно?
– Нет.
Окно за письменным столом было открыто. На столе стоял фонарь, неярко светивший, а рядом лежала стопка цветных стеклянных пластинок. Они вставлялись в фонарь, окрашивая его свет: это был сигнальный фонарь, которым можно было пользоваться даже днем, если у того, кто принимал сигналы, имелась подзорная труба. Чань осмотрел находившиеся поблизости крыши, а потом, обругав себя за глупость, стал обыскивать поверхность письменного стола.
– Я не позволю вам тут рыться! – закричал Уоррел. – Это личные бумаги леди Аксвит…
Но Чань уже нашел небольшой латунный бинокль и, приложив его к глазам, стал подбирать фокус. Фронтоны и карнизы крыш приближались и удалялись, будто театральные, нарисованные на ткани волны. Он вытер глаза рукавом и снова вгляделся. Окно на верхнем этаже, не задернутое занавеской… письменный стол и на нем другой фонарь.
– Что мне делать? Нужно позвать доктора?
Дворецкий усадил госпожу и вытер ее лицо и платье. Веки женщины дрожали. Серебряное ожерелье с синими камнями блестело на шее. Чань сдернул его, сломав застежку. Леди Аксвит взвизгнула. Уоррел потянулся за украшением, но кардинал не отдавал, будто взрослый, дразнящий конфеткой ребенка. Он поднес ожерелье к свету, вглядываясь в один из синих камней. Его телом овладело сладкое знакомое томление, и только прикосновение слуги к плечу Чаня разрушило чары. Кардинал покачал головой, удивляясь грубой практичности графини. Заключенные в стекле воспоминания курильщика опиума были не менее притягательными, чем сам наркотик, но синие камни было легче спрятать и таким способом тайно превратить респектабельную леди в опиомана, обеспечив постоянный контакт синего стекла с ее кожей. Он взглянул на осколки стекла на полу и вздрогнул, подумав о том, что в нем были заключены какие-то чудовищные воспоминания, усиливавшие зависимость леди Аксвит.