Химическая свадьба Далквист Гордон

Чань бросил ожерелье на пол и один за другим растоптал все камни, превратив их в пыль. Уоррел пытался его остановить, но кардинал оттолкнул дворецкого к стене.

– Ожерелье отравлено, – хриплым голосом сказал Чань. – Обыщите ее вещи, найдите синее стекло. Уничтожьте его. Не прикасайтесь к нему, не смотрите в него, или вы сами сгниете.

– Но… что с леди Аксвит?

– Уничтожьте стекло. Найдите доктора. Возможно, ее удастся спасти.

Чань вышел из комнаты и начал спускаться по лестнице, а сверху доносился жалобный голос Уоррела:

– Возможно? Или наверняка?

Чань молча прошел мимо лейтенанта охраны к воротам. Повернув за угол, он сразу же бросился бежать к церкви Святой Амелии. Каншер, перебежав улицу, присоединился нему, и Чань в нескольких коротких фразах объяснил, что произошло.

– Она там была, – сказал Чань. – Я уверен, что она видела, как я входил.

– Улица Констанца, – выдохнул запыхавшийся Каншер. – Я так предполагаю.

Улицу Констанца блокировал еще один пикет всадников. Человечек в пальто смешался с толпой, выжидая момент, чтобы перейти на другую сторону. Чань не представлял, куда тот направляется, но последовал за ним: Каншер, как испуганная мышка, всегда находил норку, какими бы ни были обстоятельства.

– Солдаты ее затормозят так же, как и нас, – пробормотал Каншер еле слышно. – Итак, что сделает эта леди? Чем дальше от Аксвит-хауса она окажется, тем лучше, так что… Ага… она выйдет через черный ход…

– И направится к опере! – прорычал Чань. – Там в трех кварталах стоянка наемных экипажей!

Они быстро пересекли широкую улицу и юркнули в первый же узкий переулок. Длинные ноги позволили Чаню опередить Каншера на первом же повороте. В конце переулка показался каменный фасад оперы. Человек в пальто свернул в боковую улицу, но кардинал устремился прямо к выстроившимся в ряд черным экипажам. Самый дальний из них, запряженный парой серых в яблоках лошадей, только что тронулся.

Он побежал за ним, крича пешеходам, чтобы ему уступили дорогу. Пара серых лошадей объезжала круглую площадь перед оперой – это была единственная возможность догнать экипаж до того, как он пропадет в городе. Чань понесся по дуге, уворачиваясь от лошадей и проклятий кучеров, пока не добрался до стоявшего на выезде с площади помпезного фонтана, изображавшего колониальные интересы империи и прославлявшего чудеса Азии, Африки и Америки. Их представляли три богини, возвышавшиеся над всем, что олицетворяло туземное изобилие: божками, зверями, туземцами. Все эти существа покорно извергали изо рта струйки воды. Чань заметил экипаж, который отделяли от него два туземца, едущие верхом на тигре, и бросился к нему.

Внезапно экипаж остановился, кучер встал и хлестнул кнутом кого-то с другой, дальней от Чаня стороны кареты. Стремясь не упустить свой шанс, кардинал преодолел в два прыжка оставшееся расстояние и, запрыгнув на подножку и ударившись плечом в дверцу, заглянул в незастекленное окно. От удара сидевшая в карете графиня покачнулась и выругалась. Она попыталась ударить Чаня по пальцам шипом кастета, но он просунул трость и сильным толчком отбросил ее к противоположной дверце, после чего мгновенно оказался внутри экипажа и вышиб кастет из рук графини. Прежде чем она сумела его подобрать, Чань вытащил клинок из своей трости и нацелил на женщину.

Экипаж остановился. Через дальнее окно кардинал заметил маленькую фигурку в коричневом, увернувшуюся от кнута кучера. Каншер снова все точно предвидел. В руках у него были булыжники, которые он был готов метнуть. Испуганный кучер повернулся к графине: не угрожает ли ей опасность? Стоит ли звать солдат?

Не убирая кинжала от груди графини, Чань поймал незакрытую, раскачивающуюся туда-сюда дверцу и захлопнул.

– Езжайте вперед! – крикнула графиня, глядя в глаза кардиналу. – И если кто-то еще встанет у вас на пути, сбивайте их!

– Вы уж простите меня, – сказал Чань, поднял ее кастет, готовый к тому, что графиня может напасть на него в тот момент, когда он опустил глаза. Она не двинулась. Он почувствовал в руке тяжесть ее изготовленного по особому заказу оружия и вспомнил, как оно вонзилось в его спину рядом с позвоночником. Чань выбросил кастет из окна.

– Ну вот, дорожный грабеж среди белого дня. Вы мне перережете горло сразу или сначала изнасилуете?

Чань сел на противоположное сиденье. Они оба знали, что, если бы его целью было лишить ее жизни, она уже была бы мертва.

– Кто ваш сообщник? Тот усатый гном! Если бы у меня был пистолет, я бы застрелила его. И никто не стал бы протестовать, как теперь, когда на карету леди устраивают засаду. – Она наклонила голову. – Как ваша спина?

– Я бегаю и прыгаю как жеребец.

– Позвоночник чертовски узкая вещь, в темноте в него трудно попасть. Вы вряд ли согласитесь снять очки?

– Зачем же?

– Чтобы я смогла увидеть, что он сделал, конечно. Вас удивит, как много можно узнать по глазам, языку, пульсу, я, правда, не решусь проводить анализ в движущейся карете. Оскар, как вы знаете, мог бы стать отличным врачом в своей особой сфере.

– Его сфера чудовищна.

– Амбиции всегда чудовищны. Вам бы следовало увидеть его в Париже в доме на улице Маре. Там стояла ужасная вонь, а ведь он тогда занимался только живописью!

Чань убрал кинжал в трость. Графиня напряглась, когда он потянулся к ней и специально ткнул своим пальцем в перчатке именно на то место на ее груди, куда минуту назад ударил наконечник его трости.

– Не сомневайтесь во мне, Розамонда.

– С чего бы? – Она опустила глаза. – Вы такой нежный.

Чань внезапно понял, как легко превратить угрозы в вид заботы. Она не останавливала его. Желания этой дамы были кричащими, как павлиньи перья, и таинственными, как… как ум женщины. Она положила руку на его запястье.

– Я говорила с доктором Свенсоном…

– Отпустите мою руку, или вам будет больно.

Графиня убрала руку себе на колени.

– Вам обязательно быть таким неприятным, таким глупым?

– Я достаточно глуп, чтобы вы оказались в моей власти.

Графиня разочарованно вздохнула.

– Вы тащите на себе прошлое, как преступник кандалы. То, что уже произошло, ничего не означает, кардинал. Время может изменить каждый атом в наших мозгах. Кто же не бывал в юности хнычущим дураком, потерявшим рассудок, опозоренным – на волосок от того, чтобы лишить себя жизни? Причем по таким причинам, что, если у него будет возможность припомнить их спустя хотя бы четыре месяца, то станет очевидно: умереть из-за них так же нелепо, как покупать платья, бывшие модными в прошлом году, даже всего по десять пфеннигов за фунт.

– Вы говорите, чтобы оправдать себя.

– Если вы, кардинал, в конце концов отнимете у меня жизнь, тогда и будете дерзким… Или же я отберу вашу, или оба наших черепа будут служить чашами для мытья рук лорду Вандаариффу. Но до этого момента… не надо.

Графиня притронулась рукой к брови, левой, как он отметил, вспомнив о шраме на правой лопатке. Он все еще беспокоит ее?

– Поздравляю с выбором костюма, – сказала графиня. – Ирония просто звенит.

Чань кивнул на кучера.

– Куда мы направляемся?

– Разве это имеет значение? Я уверена, что у вас есть на все собственные планы. – Графиня покачала головой и улыбнулась. – Теперь я в трудном положении. Вы знаете, что Свенсон чуть не застрелил меня? Я полагаю, что отсутствие доктора здесь означает, что девочка наконец заставила его заняться делом. По правде говоря, не рекомендую использовать детей. Они хнычут, все забывают, они вечно голодны, а их слезы! Боже правый, что бы вы ни делали, они скулят…

– Куда вы направлялись?

Она взглянула на него, ее щеки порозовели, а потом рассмеялась – смех, хотя и принужденный, был приятным.

– Куда мы сможем проехать, кардинал. Все главные улицы между Серкус-Гарден и рекой заблокированы, а вокзал Строппинг превращен в военный лагерь. Таким образом, – она нахмурилась, – могущественный Роберт Вандаарифф взял город в свои сильные руки.

Чань кивнул на окно.

– Но теперешний маршрут приведет нас прямо в Серкус-Гарден.

– Я осведомлена об этом, и все же я думаю, что у нас есть еще несколько минут, чтобы продолжить этот захватывающий разговор.

– Вы говорите о железном кулаке Вандаариффа. По мнению доктора Свенсона, вас не заботят эти взрывы.

– Напротив, я теперь стремлюсь избегать скоплений людей.

– По этой причине вы покинули дворец?

– Дворец в реальности такое же унылое место, как пчелиный улей. Вечное жужжание трутней…

– Довольно. На всех фронтах, где Вандаарифф усилился, вы отступили. Взрывы, его контроль над Аксвитом, военное положение, захват собственности – вы ничему не противились.

– А как бы я смогла? А вы?

– Я пытался.

– И каковы результаты, кроме того, что Селесту Темпл разорвало в клочья? – Графиня потянулась к своей маленькой сумочке. Чань схватил ее за руку и с отвращением открыл сумочку, обнаружив только небольшую лакированную коробочку и сигаретный мундштук.

– Откуда вы знаете? – жестко спросил он.

– А как вы думаете? От жены заместителя министра, слышавшей это непосредственно от самого Вандаариффа: для чего еще может пригодиться эта стая гарпий? Я, по крайней мере, информирована. – Графиня вставила белую сигарету в мундштук, поднесла к ее кончику спичку, закрыла глаза, вдыхая дым, а потом выпустила его из ноздрей. – Боже мой.

Ее мгновенный переход к удовольствию, или если не к удовольствию, то к расслабленности, снова напомнил мозгу Чаня о вкусе опиума. Как просто было сохранить хотя бы один из синих камней леди Аксвит. Графиня отогнала дым от лица.

– Оскар никогда не был таким, как мы все. Он действительно художник, обладающий всеми опасными качествами людей этого призвания. Ему важны ощущения не сами по себе, но для того, чтобы развивать свое творчество.

– Но Оскар Файнляндт – это не Роберт Вандаарифф. Вы видели, что случилось в Парчфельдте – если вы заглянули в ту книгу, вы знаете, кем он стал. Чем бы он ни руководствовался раньше…

– Я не согласна – о да, он изменил свою цель, но не путь и не стиль.

– Вы не станете утверждать, будто этот хаос – то, что сделал бы граф д’Орканц.

– Конечно, нет, но заботит его сейчас совершенно иное.

– Я видел, что ничто другое его не заботит!

– Вы ошибаетесь. Он пока натягивает холст и приводит в порядок краски. Он еще не начал.

– Но город…

– Город может гореть.

– Но Аксвит…

– Каждый лорд и каждый министр могут также сгореть – для Оскара они бездумные муравьи.

– Но как вы можете оставаться в стороне…

– В данный момент я пытаюсь выжить.

Чань недоверчиво фыркнул.

– День, когда вам достаточно простого выживания…

– Не будьте дураком! – прошептала графиня. – Такой день настал. Спросите об этом труп Селесты Темпл, если сомневаетесь.

По команде графини экипаж остановился в ухоженном французском парке с посыпанными гравием дорожками и цветочными клумбами. Чань помог даме выйти из кареты и стал осматривать парк, проверяя, нет ли в нем агентов Вандаариффа. Графиня вложила в руку кучера монеты, прошептав ему что-то на ухо. Чань ничего не сумел расслышать, и она быстро пошла по дорожке.

– Вот сюда, кардинал, если вы намерены сопровождать меня.

На многих больших домах имелись медные таблички. Некоторые из них сообщали о том, что здесь дипломатические представительства, на других были фамилии видных врачей или юристов. То, что улицы пустовали, казалось особенно странным в сравнении с неразберихой, царившей в городе. Был ли этот район так хорошо защищен? Графиня остановилась на узкой улице рядом с молдавской дипломатической миссией. Она взяла Чаня за руку, повернувшись так, чтобы ее платье не терлось о стену, и приложила палец к губам, призывая молчать. Он предположил, что их целью будет посольство, но это оказался особняк, расположенный рядом, они вошли через черный ход для слуг, хотя улица была слишком узкой, чтобы по ней доставлять припасы. Графиня тихонько постучала в дверь, а потом обернулась.

– Тот человек на улице следит за нами?

Чань, как идиот, тоже обернулся, а потом было уже слишком поздно. Он почувствовал, как острое лезвие прикасается к его шее – это был зазубренный острый край синей стеклянной пластинки.

– Я не была с вами полностью откровенна, – призналась графиня.

Деревянная дверь распахнулась, и Чань почувствовал отвращение.

– Ну и ну, глядите, кто пришел!

Джек Пфафф с обожанием улыбнулся графине.

Он отобрал у Чаня трость и впустил их в дом. Первый этаж был перестроен для врача-консультанта: там находились комнаты для осмотра, операционная и личный кабинет, в котором владелец ожидал их.

– Доктор Пьерсон – кардинал Чань. У нас мало времени, кардинал, не могли бы вы раздеться. – Графиня кивнула Пфаффу, который вытащил кинжал из трости Чаня. Она покопалась в сумочке и вставила сигарету в мундштук. Чань не пошевелился.

– Ваша одежда, кардинал. Пьерсону нужно осмотреть вас. Мы должны немедленно отправить ответ.

– Какой ответ?

Кардинал неприязненно посмотрел на Пьерсона, стоявшего у своего письменного стола. Доктор был низкого роста, с бочкообразной грудной клеткой. Вокруг его выпуклых глаз были еле заметны круги цвета сушеной сливы – остатки следов Процесса. Густые волосы Пьерсона были такими же белыми, как его медицинский халат, и блестели от бриолина. Руки выглядели обветренными, как у прачки. Чаню хотелось бы знать, что в действительности представляла собой медицинская практика Пьерсона.

– Ответ Роберту Вандаариффу, конечно, – ответила графиня. – Он предложил обмен, и я должна решить, как лучше подготовить того, кого ему пошлю.

– Подготовить для чего?

– Ради бога, снимите хотя бы пальто. Я уверяю вас, что уже видела мужчину в нижнем белье и не упаду в обморок.

Чань начал расстегивать красные, обтянутые шелком пуговицы облачения священника. Он посмотрел на Джека, оценивая дистанцию между ними. Доктора, которого от него отделял письменный стол, можно было не принимать во внимание, а графиня допустила ошибку, сев. Трость с кинжалом была для Пфаффа незнакомым оружием, и, как только Чань снимет пальто по их просьбе, ему легко будет вернуть свое любимое оружие. Он хлестнет врага по глазам своим пальто и увернется от кинжала, потом схватит трость. Два быстрых удара – и он разделается с Пфаффом. Чаню даже не понадобится отнимать кинжал. Он может схватить приставной столик и вышибить им мозги графине.

Он снял алое пальто и держал его небрежно за воротник.

– Если вы надеетесь меня обменять, могу я вас спросить, что вы получите взамен?

Графиня выпустила струйку сизого дыма в потолок.

– Не что, а кого. Я не была вполне откровенна во время нашей поездки. Селеста Темпл жива. Она у Вандаариффа, и он предлагает ее мне, надеясь получить взамен Франческу Траппинг. Однако интуиция подсказывает, что он будет еще более рад получить вас.

Чань удивленно заморгал за стеклами темных очков.

– Это ложь, чтобы заставить меня сотрудничать.

– Нет.

– Почему я должен верить вам?

– Потому что у нас общие интересы. Кроме того, кардинал, разве вы можете себе позволить не верить мне? Вы подведете ее еще раз?

Казалось, что бесстрастное лицо графини сделано из фарфора – он не мог проникнуть в ее мысли. Но Чань знал, что она презирает его за уступчивость.

– Что вы получите от этого? Селеста Темпл – ваш враг.

– Она остается полезной, если, конечно, предположить, что Оскар не слишком изуродовал ее, кроме того, есть еще одна причина – мне нужно выиграть время, потому что я не отдам ему Франческу Траппинг.

– Так как вы ее отдали доктору Свенсону.

– Ничего подобного. Ее довольно легко вернуть.

– Вы его недооцениваете.

– Вопрос в том, правильно ли я оцениваю вас. Принимайте решение быстро, иначе придется отказаться от его предложения, и тогда мисс Темпл наверняка умрет.

– Что бы вы сделали, если бы я вас не нашел?

– Что-то другое. Но раз уж вы появились, я сумела ублажить всех. Наш кучер отвезет сообщение Вандаариффу.

– Тогда отвезите меня к нему, и покончим с этим.

– Я сговорчива, но не глупа. Снимите рубашку.

Она стряхнула пепел в блюдце с лакричными леденцами.

– Внизу на позвоночнике, доктор. Любые изменения будут там.

Чань положил пальто на стул, а потом пристроил сверху очки. Он стянул через голову черную рубашку, снова надел очки и положил рубашку рядом с пальто. Пьерсон обошел стол, за собой он тянул столик на колесиках с блестящими хирургическими инструментами.

– Так много шрамов. – Графиня разглядывала обнаженный торс Чаня. – Как одна из картин Оскара. Символы, как он их называет, – будто какой-то древний забытый бог написал свое имя на вашей плоти. Не правда ли, прелестная идея, кардинал, достойная поэзии?

– Достойная кладбища, – сказал Пфафф. Он показал тростью на шрам, идущий вдоль грудной клетки Чаня. – Как вы получили вот этот?

– Не позволите ли, сэр? – прервал его Пьерсон, отводя трость.

Джек лишь слегка отодвинул ее и, как только доктор переключил внимание на инструменты, снова потрогал ею шрам Чаня. Кардинал попытался схватить трость за рукоятку, но Пфафф, смеясь, проворно убрал ее.

– Пожалуйста, Джек, – добродушно попросила графиня. – У нас мало времени.

Пфафф ухмыльнулся, добившись чего хотел, и посторонился, уступая место доктору.

– Повернитесь, пожалуйста, и положите руки вот сюда. – Доктор показал на обтянутый кожей стол. Чань сделал то, о чем его попросили, наклонившись вперед.

– Силы небесные! – выпалил Пфафф. – Это чума?

– Тихо, Джек! – шикнула графиня.

Чань почувствовал, как шершавые пальцы Пьерсона ощупывают по периметру его рану.

– Первоначальное отверстие чуть-чуть миновало позвоночник с одной стороны и почку с другой – рана неглубока, и очень повезло, что лезвие пошло вверх…

– Да, – сказала нетерпеливо графиня. – Но что было сделано? Этот цвет.

Пьерсон нажал на объект, который Вандаарифф вставил в тело Чаня. Кардинал сжал челюсти, но не от боли – он ничего не чувствовал, – а от неприятного дискомфорта. Каждый раз, когда медик прикасался к ране, Чань все явственнее ощущал внутри своего тела кусок стекла. Пьерсон дотронулся до его лба.

– Воспаление, – спросила графиня, – это сепсис или воздействие камня?

– Насколько я могу определить, обесцвеченное место инертно, похоже на пятно. – Доктор Пьерсон продолжил нажимать на поясницу Чаня. – Так больно?

– Нет.

Графиня наклонилась через подлокотник кресла, чтобы видеть лицо пленника.

– Он говорил что-то? Вы должны мне сказать, кардинал, даже если сочли это полной бессмыслицей.

Чань уставился на стол. Он чувствовал, как горит лицо и по нему стекает пот.

– Он сказал мне, что я смог бы перерезать ему горло через три дня.

– Что?

– Именно так. Глупая шутка…

– Когда? – Графиня вскочила на ноги. – Когда он сказал это?

– Три дня назад. Сегодня третий. Поверьте мне, я бы хотел исполнить это пророчество. – Чань обернулся, услышав, как Пьерсон взял с подноса какой-то инструмент. – Если доктор прольет хотя бы каплю моей крови, я сломаю ему шею.

Графиня прошептала на ухо Пьерсону:

– Пожалуйста, не обращайте внимания. Он не в себе.

– Тем больше оснований опасаться его, мадам.

– Действительно ли необходимо брать кровь?

– От этого зависят результаты анализов.

– Психическое расстройство, доктор, обычное психическое расстройство…

– Но что позволяет ему сохранять рассудок? Не зная программы его нового господина…

– У меня нет господина! – выкрикнул Чань.

Графиня кивнула на одну из пузатых бутылочек.

– Хорошо, доктор. Делайте то, что можете.

Доктор сунул в бутылку ватный тампон, окрасившийся в бледно-оранжевый цвет.

– Теперь посмотрим. Если воспаление уменьшится…

– Оно не уменьшится, – немедленно сказал Чань.

Пьерсон замер, держа тампон в паре дюймов от поясницы пленника.

– Доктор Свенсон пробовал подобную процедуру с таким же оранжевым минералом, эффект был очень сильным.

– Свенсон? – спросил Пьерсон. – Кто он такой? Он хотя бы знал, как использовать…

Графиня взяла доктору за руку.

– Насколько сильным был эффект, кардинал?

– Мне было не до того, чтобы вести записи, – ответил Чань. – Воспаление усилилось и увеличилось. Он также использовал синее стекло, с таким же плачевным результатом – я не смог дышать…

– Даже идиот мог бы это предвидеть, – фыркнул Пьерсон.

– Может быть, следует его разрезать? – спросил Пфафф. – Вскрытие – простейший способ выяснить, что у него внутри.

– Почему бы мне не вскрыть твою голову? – зарычал Чань.

– Тише, у меня другая идея. – Кардинал почувствовал, как тонкие пальцы графини ощупывают его позвоночник, и напрягся. – Попробуйте железо.

Пьерсон обмакнул еще один тампон в следующую бутылку. Когда врач прикоснулся к ране, Чань с шумом втянул воздух и почувствовал ледяной холод. Он ничего не слышал, потому что у него звенело в ушах. Кардинал выгнул спину и разорвал контакт.

– Предсказуемая реакция, – бормотал Пьерсон, – но уже проходит. Возможно, если бы мы попробовали последовательность металлов…

– Что, черт подери, вы делаете? – потребовал ответа Чань. Он как будто бы снова оказался на операционном столе в Рааксфале.

– Исследую алхимическую композицию, конечно.

Чань снова поморщился. Он почувствовал во рту привкус пепла.

– Ого! Посмотрите-ка на это. Продолжайте, доктор…

Кардинал закрыл глаза. Ему хотелось спрыгнуть со стола, растереть Пфаффа в пыль, дать пинок Пьерсону, чтобы он отлетел к противоположной стене, но Чань не двигался, лишь вцепился в край стола с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Селеста Темпл была жива. Если его на нее не обменяют, страшно подумать, что с девушкой может сделать Вандаарифф.

Следующее прикосновение – и у него посыпались искры из глаз. Еще одно – и он почувствовал, будто его колют сотни иголок. Следующий тампон – и, хотя это противоречило здравому смыслу, он явственно почувствовал какой-то запах. Чань утратил способность чувствовать запах более десяти лет тому назад, но сейчас он покачал головой, ощутив запах пороха. Новое прикосновение зажгло пламя в его чреслах, и в момент контакта он представил себя быком в период гона, удивленно осознав, что втягивает воздух, чувственно раздувая ноздри. Потом этот тампон убрали, и он вздохнул с облегчением, слыша, как доктор что-то бормочет.

– И наконец, ртуть…

Каждый последующий металл вызывал внезапную и специфическую реакцию, но последний заполонил все чувства Чаня, будто его голову погрузили в холодную воду. Пленник потерял ориентацию, захваченный вихрем видений из картин графа. Его руки были черны… ступни погружены в плодородную почву свежевспаханного поля… он был обнажен… на нем было струящееся одеяние… он держал меч, сверкавший, как солнце… и повсюду вокруг лица, светившиеся в пространстве, – люди, которых он знал. Они смеялись, умоляли, истекали кровью, а потом перед ним опустилась на колени графиня – блеснули ее синие зубы, одной рукой она сжала бедро мужчины, а в другой, поднятой вверх, было ярко-красное, живое, сочащееся…

Он задохнулся, его лицо оказалось прижато к кожаной поверхности стола. Что произошло? Что с ним сделали?

– Это наихудший результат, – сказала графиня, – все слито в единое целое.

– Это невозможно, – ответил Пьерсон. – Какими бы ни были его намерения, химические факты…

– Секунду, доктор. – Чань почувствовал ее прикосновение.

– Вы слышите нас, кардинал Чань?

– Вы можете это удалить?

– Простите?

Чань встал на ноги и тихо спросил Пьерсона:

– Вы можете это удалить, не убив меня?

Пьерсон покачал головой.

– Мне жаль. Что бы ни было имплантировано, уже прошло достаточно времени, чтобы посев…

– Посев? – Чань пнул столик с инструментами так, что тот врезался в стол доктора.

– Это термин самого графа, – запротестовал Пьерсон.

– Зачем? – закричал Чань. – Что он сделал?

Пьерсон взволнованно взглянул на графиню.

– Он делал много исследований – непроверенные теории… процедура для ассимиляции стекла в человеческом теле.

– Чтобы превратить меня в своего слугу. – Чань натягивал через голову рубашку.

– А разве вы им стали, кардинал? – Графиня подождала, пока мужчина наденет снова свои темные очки. – Вы действительно его создание.

– Не более, чем ваше.

– Именно. Но Оскар заносчив. Он будет верить в то, что его магия сработала. Вы понимаете? Если вы сыграете свою роль убедительно, мечты ослепят его.

Сработал ли план Вандаариффа? Что, если имплантированное стекло было очередным устройством с часовым механизмом, которое ожидает своего часа, чтобы взорваться? Третий день еще не закончился. Чань надел пальто священника и начал застегивать пуговицы.

– А Селесту Темпл освободят?

– Освободят.