Ключ к Ребекке Фоллетт Кен
– Принеси горячей воды, – велел ей Абдулла. – Обмой раны моего друга. Дай ему европейскую сорочку, расческу и приготовь кофе. Быстро!
В европейском доме Вольф запротестовал бы, если бы женщину подняли после полуночи для того, чтобы ухаживать за ним, но здесь такой протест был бы воспринят с обидой. Женщины существовали для обслуживания мужчин, и поэтому приказы Абдуллы не удивляли и не раздражали их.
Вольф пояснял:
– Британцы пытались арестовать меня, и я был вынужден драться с ними, прежде чем смог убежать. К сожалению, они теперь знают, где я жил все это время, и это – моя проблема.
– А, – Абдулла сделал затяжку и передал трубку по кругу.
Вольф почувствовал действие гашиша: он впал в расслабленное, заторможенное и слегка сонное состояние. Время, казалось, замедлило свой ход. Две жены Абдуллы хлопотали вокруг него, умывая его лицо и расчесывая волосы. Их хлопоты были ему приятны.
Абдулла задремал, но потом открыл глаза и произнес:
– Ты останешься здесь. Мой дом – твой дом. Я спрячу тебя от англичан.
– Ты настоящий друг, – ответил Вольф.
«Все это очень странно, – размышлял он. – Я намеревался предложить Абдулле деньги, чтобы он дал мне пристанище. Теперь выясняется, что Абдулла знает о фальшивых деньгах – что же я могу предложить ему? Абдулла дал понять, что будет прятать меня бесплатно. Настоящий друг?! Странно! В мире Абдуллы нет друзей: есть его семья, для которой он готов на все, и есть остальные, для которых он и пальцем не шевельнет. Как же я заслужил такую честь?»
Вольф опять почувствовал сигнал тревоги. Он заставил себя думать: после гашиша это было нелегко. «Давай разбираться по пунктам, – сказал он сам себе. – Абдулла приглашает меня остаться у него. Почему? Потому что я в беде, я его друг, и я перехитрил его. Но эта история еще не закончилась. Абдулла хочет продолжения – в свою пользу. Каким образом? Выдав Вольфа англичанам. Вот в чем дело. Когда Вольф заснет, Абдулла пошлет сообщение майору Вэндему. И Вольфа возьмут. Англичане заплатят Абдулле за услугу, и он потом будет рассказывать эту историю в выгодном для себя свете. Проклятье».
Одна из жен Абдуллы принесла белую сорочку европейского покроя. Вольф поднялся на ноги и стащил с себя свою порванную и окровавленную рубаху. Женщина отвернулась, увидев его обнаженный торс.
– Сейчас она ему не нужна, – сказал Абдулла, – сорочка ему понадобится утром.
Вольф выхватил рубашку из рук женщины и надел на себя.
– Ты, наверное, считаешь недостойным для себя провести ночь в доме араба, мой друг Ахмед? – обиженно спросил Абдулла.
– У англичан есть пословица: тот, кто ест из одного котла с чертом, должен запастись длинной ложкой, – ответил Вольф.
Абдулла ухмыльнулся, обнажив стальную фиксу. Он понял, что Вольф разгадал его план.
– Почти араб, – уважительно произнес он.
– До свидания, друзья мои, – сказал Вольф.
– До следующего раза, – ответил Абдулла.
Вольф вышел на холодный ночной воздух, спрашивая себя, куда ему теперь идти.
В больнице медсестра «заморозила» Вэндему пол-лица с помощью местной анестезии, а затем доктор Абутнот своими холодными длинными пальцами зашила ему щеку и наложила защитную повязку.
– Я, наверное, похож на человека с карикатуры, страдающего зубной болью, – пошутил он.
Доктор не улыбнулась. Видимо, у нее вообще отсутствовало чувство юмора. Она сказала:
– Когда начнет отходить заморозка, вы перестанете зубоскалить. Боль будет сильной. Я дам вам обезболивающее.
– Спасибо, не надо, – отказался Вэндем.
– Не хорохорьтесь, майор, – возмутилась доктор. – Вы еще об этом пожалеете.
Он взглянул на нее: белый халат, практичные туфли без каблуков; как могло случиться, что он вообще относился к ней, как к женщине? У Абутнот довольно приятное лицо, но это теряется на фоне ее холодности, начальственности и какой-то «антисептичности». Она не похожа на… на Элин!
– От обезболивающего я засну, – ответил Вэндем.
– Вот и прекрасно. Мы сможем быть уверены, что по крайней мере во сне вы не будете трогать ваши швы.
– Я бы с удовольствием поспал, но у меня есть важное дело, которое не ждет.
– Никаких дел. Вам нельзя ходить. И разговаривать нужно как можно меньше. Вы ослабли от потери крови; такая рана, как у вас, может иметь не только физические, но и психологические последствия – через несколько часов наступит реакция: вы почувствуете головокружение, тошноту, усталость и путаницу в мыслях.
– Мне будет еще хуже, если немцы возьмут Каир, – отрезал Вэндем и встал.
Доктор Абутнот сердито смотрела на него. Вэндем подумал, что она могла бы командовать людьми, но сейчас не знала, что делать с прямым неповиновением со стороны Вэндема.
– Глупый мальчишка, – сдалась она.
– Без сомнения. А есть мне можно?
– Нет. Принимайте глюкозу, растворенную в теплой воде.
«Лучше в теплом джине», – подумал он и протянул ей руку.
Ее рука была холодная и сухая.
Джейкс ждал его у больницы в автомобиле.
– Я знал, что они не сумеют долго вас продержать, сэр, – обрадовался он. – Отвезти вас домой?
– Нет. – Вэндем посмотрел на часы, но они стояли. – Который час?
– Пять минут третьего.
– Я полагаю, Вольф обедал не один?
– Вы правы, сэр. Его спутница находится под арестом в генштабе.
– Отвезите меня туда.
– Вы уверены, сэр, что?..
– Уверен.
Автомобиль тронулся с места.
– А начальство вы оповестили? – спросил Вэндем.
– О том, что произошло сегодня вечером? Нет, сэр.
– Отлично. Подождут до завтра.
Вэндем промолчал о том, что они оба знали: их отделу, уже и так находящемуся в опале за то, что они позволили Вольфу получить доступ к секретным сведениям, очень сильно достанется, когда начальство узнает, что тот выскользнул у них из рук.
Вэндем переспросил:
– Так вы говорите, он обедал с женщиной?
– Да еще с какой, сэр. Ее зовут Соня.
– Это та знаменитая танцовщица?
– Она самая.
Воцарилось молчание. «Хватает же наглости у этого Вольфа, – подумал Вэндем, – появляться на людях в компании самой известной в Египте танцовщицы в промежутках между кражами британских военных секретов. Теперь наглости у него поубавится. Но получилось все очень неудачно: теперь Вольф уже наверняка знает, что англичане за ним охотятся, и поэтому будет вдвойне осторожен. Нужно было брать его наверняка».
Они подъехали к генштабу и вышли из машины.
– А что с ней делали с момента ареста? – спросил Вэндем.
– Сделали вид, что про нее забыли. Голая камера, ни еды, ни питья и никаких допросов.
– Хорошо.
Все равно жаль, что ей дали время собраться с мыслями. Из опыта работы с военнопленными он знал, что наибольший эффект достигается во время допросов, проводимых сразу же после ареста, когда противник еще боится быть расстрелянным. А когда арестованного начинают переводить с места на место, давать ему еду и питье, он уже чувствует себя именно пленным, а не солдатом; вспоминает о том, что, как у всякого пленного, у него есть права и обязанности; на этом этапе он уже понимает, что нужно держать язык за зубами. Было бы лучше всего, конечно, если бы Вэндем допросил Соню сразу же после инцидента в ресторане. Но поскольку это оказалось невозможным, единственным разумным решением было изолировать ее и не общаться с ней до его прибытия.
По длинному коридору Вэндем прошел с Джейксом к комнате допросов, заглянул в дверной глазок. Это была квадратная камера без окон, залитая ярким электрическим светом. Внутри находился стол, на нем пепельница, два стула с прямыми спинками, в углу за перегородкой без двери – унитаз.
На одном из стульев лицом к двери сидела Соня. «Джейкс был прав, – подумал Вэндем, – еще какая женщина». Слово «хорошенькая» к ней, конечно, не подходило. Своим зрелым, роскошным телом и правильными чертами лица она напоминала амазонку. Молодые египтянки обычно стройны и грациозны, как газели, а Соня похожа на… Вэндем наморщил лоб, на тигрицу. Она была в длинном ярко-желтом платье, слишком вызывающем, на вкус Вэндема, но вполне подходящем для клуба «Ча-ча». Минуты две он не отрывался от глазка, наблюдая за ней. Соня сидела совершенно спокойно: не дергалась, не бросала нервных взглядов по сторонам, не курила и не кусала ногти. «А она крепкий орешек!» – подумал Вэндем. Затем выражение ее красивого лица изменилось. Она встала и начала расхаживать взад-вперед по камере, и Вэндем подумал: «Не такой уж крепкий».
Он распахнул дверь и вошел.
Не говоря ни слова, сел за стол. Она продолжала стоять – невыгодное положение для женщины. «Один – ноль», – подумал он. В камеру вошел Джейкс и закрыл за собой дверь. Вэндем взглянул на Соню:
– Садитесь.
Она, не двигаясь, пристально смотрела на него, и ее лицо медленно расплылось в улыбке. Показала пальцем на бинты.
– Это его работа? – спросила Соня.
«Очко в ее пользу».
– Садитесь.
– Благодарю. – Она села.
– «Его» – это кого?
– Алекса Вольфа, человека, которого вы пытались избить несколько часов назад.
– Кто такой Алекс Вольф?
– Богатый покровитель клуба «Ча-ча».
– И как долго вы знакомы с ним?
Она посмотрела на часы.
– Пять часов.
– Каковы ваши взаимоотношения?
Она пожала плечами.
– У меня было с ним свидание.
– Как вы познакомились?
– Обычным способом. После представления официант принес мне записку, в которой мистер Вольф приглашал посидеть с ним за столиком.
– Какой официант?
– Я не помню.
– Продолжайте.
– Мистер Вольф угостил меня шампанским и пригласил пообедать с ним. Я приняла приглашение, мы поехали в ресторан, остальное вы знаете.
– Садиться за столики посетителей вашего заведения является для вас обычным делом?
– Да, так у нас принято.
– И вы обычно обедаете с ними потом?
– Иногда.
– Почему вы приняли его приглашение?
– Мистер Вольф показался мне неординарным мужчиной. – Она посмотрела на бинты Вэндема и ухмыльнулась. – Первое впечатление о нем меня не обмануло.
– Ваше полное имя?
– Соня Эль-Арам.
– Адрес?
– Джихан, Замалек. Это плавучий домик.
– Возраст?
– Фу, как неприлично.
– Возраст?
– Я отказываюсь отвечать.
– Вы вступаете на опасный путь.
– Нет, это вы вступаете на опасный путь.
Вэндем неожиданно увидел ее настоящие чувства и понял, что все это время она сдерживала ярость. Она ткнула в него пальцем.
– По крайней мере десяток человек видели, как ваши мордовороты в полицейской форме арестовали меня в ресторане. Завтра к полудню пол-Каира узнает о том, что англичане посадили Соню в тюрьму. Если завтра вечером я не появлюсь в «Ча-ча», начнется бунт. Мои поклонники сожгут этот город. Вам придется вызвать войска из пустыни, чтобы справиться с беспорядками. А если я выйду сегодня отсюда хотя бы с одним синяком или царапиной и завтра покажу это публике, начнется то же самое. Так что, мистер, это не я, а вы на опасном пути.
Вэндем невозмутимо смотрел на нее в течение всей этой тирады и делал вид, как будто она не говорила ничего необычного. Он был вынужден принять равнодушный вид, понимая, что она права.
– Итак, еще раз, – сказал он спокойно. – Вы утверждаете, что познакомились с Вольфом в клубе «Ча-ча»?
– Нет, – сказала она. – Еще раз не получится. Я согласна отвечать на вопросы, но допрашивать себя не позволю. – Она встала, развернула свой стул и села спиной к Вэндему.
Вэндем уставился ей в затылок. Победа была полностью на ее стороне. Он ненавидел себя за то, что допустил это, но к его ярости примешивалось тайное восхищение ею. Он резко встал и вышел в коридор. Джейкс последовал за ним.
– Что будем делать? – спросил он.
– Придется ее отпустить.
Джейкс отправился давать распоряжения. Дожидаясь его возвращения, Вэндем думал о Соне. Его интересовало, из каких источников она черпала силы для того, чтобы противостоять ему. Независимо от того, лгала она или говорила правду, она должна была выглядеть напуганной, сбитой с толку и готовой к сотрудничеству. Конечно, ее известность в какой-то мере служила ей защитой; в то же время, строя свою защиту на собственной популярности, она все равно должна была проявить неуверенность и отчаяние, поскольку сидение в одиночной камере ни для кого не проходит бесследно – особенно для знаменитостей, – ведь внезапная изоляция от столь привычного, сверкающего мира только усиливает их доселе тайные сомнения в том, что этот сверкающий мир является чем-то реальным.
Так что же придавало ей силы? Он мысленно прокрутил допрос с самого начала. Соня сорвалась, когда он спросил ее о возрасте. Совершенно ясно, что талант позволил ей продержаться дольше той возрастной отметки, на которой посредственные танцовщицы сходят со сцены; возможно, она испытывает страх перед быстротекущим временем. Здесь ответ искать напрасно. Во всех остальных эпизодах допроса она вела себя спокойно и равнодушно, если не считать улыбки по поводу его бинтов. А в конце она все-таки не выдержала и взорвалась; но и тогда она управляла своей яростью, а не наоборот. Он мысленно увидел ее лицо в тот момент, когда она накинулась на него. Какое выражение было на этом лице? Не просто ярость. И не страх.
Вдруг он понял: ненависть.
Она ненавидела его. Но ведь он был для нее никем – обычным британским офицером. Отсюда можно было заключить, что она ненавидела всех британцев. И эта ненависть давала ей силы.
Вдруг Вэндем почувствовал, что устал. Он тяжело плюхнулся на стоявшую в коридоре скамью. А откуда он должен черпать силы? В Сониной ненависти было что-то патологическое. У него же не было такого источника. Спокойно и рассудительно он представил себе, что на самом деле поставлено на карту. Он представил нацистов, входящих в Каир, сотрудников гестапо, рыщущих по улицам, египетских евреев, которых сгоняют в концлагеря, фашистскую пропаганду по радио…
Такие люди, как Соня, воспринимали присутствие британцев в Египте точно так же. Конечно, это неудачное сравнение, но если попытаться посмотреть на ситуацию глазами Сони, то можно найти немало общего: нацисты считали евреев недочеловеками – британцы же говорили, что черномазые – как дети; в Египте, как и в Германии, не было свободы печати; у британцев, как и у немцев, существовал политический сыск. Перед войной Вэндему приходилось слышать, как в офицерской столовой велись одобрительные разговоры о политике, проводимой Гитлером: его не любили не за то, что он – фашист, а за то, что он был капралом в армии и маляром на гражданке. Негодяи есть везде, иногда они приходят к власти, и тогда с ними приходится сражаться.
Такая философия была рациональна, но на подвиги она все равно не вдохновляла.
Анестезия на раненом лице Вэндема начинала «отходить». Он чувствовал, как щеку пересекает четкая линия острой боли, словно от ожога. Кроме того, у него разболелась голова. Он надеялся, что Джейкс долго будет отсутствовать, устраивая освобождение Сони, а он в это время посидит на скамейке и отдохнет.
Он вспомнил о Билли. Ему не хотелось, чтобы сынишка завтракал в одиночестве. «Может быть, я не буду спать до утра, – подумал он, – отведу его в школу, потом пойду домой и посплю». Что будет с Билли, если придут нацисты? Они заставят его презирать арабов. Теперешние учителя Билли не являются большими поклонниками африканской культуры, но все же у Вэндема есть возможность объяснить своему сыну, что люди, отличающиеся от него по признакам расы, не обязательно глупее его. Что будет в нацистской школе, когда Билли поднимет руку и скажет: «Простите, сэр, но мой папа говорит, что дурак-англичанин ничем не отличается от дурака-араба»?
Затем мысли Вэндема обратились к Элин. «Несмотря на то, что она содержанка, Элин может выбирать своих мужчин, и, если ей не нравится то, чего они хотят от нее в постели, она может вышвырнуть их вон. В борделе или в концлагере у нее уже не будет такого выбора…» От этих мыслей его передернуло.
«Да, мы не очень привлекательны, особенно в роли колонизаторов, но нацисты все равно хуже, знают об этом египтяне или нет. И с ними нужно сражаться. В Англии порядочность медленно набирает силу – в Германии она делает большой шаг назад. Подумай о людях, которых любишь, и все станет ясно. Вот откуда нужно брать силы. Сейчас важно не заснуть. Пора вставать», – приказал себе Вэндем и поднялся на ноги. Вернулся Джейкс.
– Она англофобка, – неожиданно произнес Вэндем.
– Простите, сэр?
– Соня. Она ненавидит британцев. Я не верю в то, что она случайно подцепила Вольфа. Пойдем.
Вместе они вышли из здания. Снаружи было еще темно. Джейкс сказал:
– Сэр, вы очень устали…
– Да, я очень устал. Но с головой у меня все в порядке, Джейкс. Отвезите меня в центральный полицейский участок.
– Слушаюсь, сэр.
В машине Вэндем передал свой портсигар и зажигалку Джейксу, который, удерживая руль одной рукой, прикурил для него сигарету. Из-за глубокой раны на лице Вэндем не смог сделать этого сам. Он держал губами сигарету и вдыхал дым. «Сейчас бы еще и мартини», – подумал он.
Джейкс остановил машину около полицейского управления.
– Нам нужен начальник уголовного розыска или как там он у них называется, – сказал Вэндем.
– Я не думаю, что он на месте в такой час…
– Я тоже. Узнайте, где он живет. Мы его разбудим.
Джейкс вошел в здание.
Вэндем сидел в машине и смотрел на улицу через лобовое стекло. Светало. Звезды побледнели и исчезли, и небо из черного превратилось в серое. Людей было мало. Он увидел человека, ведущего под уздцы двух ослов, груженных овощами, – видимо, на рынок. Муэдзины еще не возвестили начало первой утренней молитвы.
Вернулся Джейкс.
– Гезира, – сказал он, включая скорость и отпуская педаль сцепления.
Вэндем переключил свои мысли на Джейкса. Кто-то говорил Вэндему, что у Джейкса потрясающее чувство юмора. Вэндем всегда считал его приятным и веселым человеком, но особого чувства юмора в нем не замечал. «Неужели я такой тиран, – подумал Вэндем, – что мои подчиненные боятся пошутить в моем присутствии? Никто не хочет рассмешить меня, – подумал он. – Кроме Элин».
– Вы никогда не рассказываете мне анекдотов, Джейкс.
– Сэр?
– Говорят, у вас потрясающее чувство юмора, но вы никогда не рассказываете мне ничего смешного.
– Это правда, сэр.
– Вы можете быть искренним со мной на минуту и объяснить причину?
Немного подумав, Джейкс ответил:
– Вы не располагаете к фамильярности, сэр.
Вэндем кивнул. Они же не знают, как иногда ему хочется откинуть голову назад и захохотать?
– Очень тактично сформулировано, Джейкс. Вопрос снимается.
«Дело Вольфа – вот что мучает меня по-настоящему. Неужели я дожил до того, что не справлюсь со своей работой, – и вообще, способен ли я на что-нибудь или нет? А между тем щека чертовски болит».
Они проехали по мосту на остров. Небо из темно-серого стало жемчужным. Вдруг Джейкс произнес:
– Я очень извиняюсь, сэр, но я должен сказать вам, что лучше вас начальника у меня не было.
– О, – Вэндем был поражен. – Боже праведный! Спасибо, Джейкс. Спасибо.
– Не за что. Мы приехали.
Он остановил машину напротив маленького, симпатичного одноэтажного дома с ухоженным садиком. Вэндем подумал, что начальник угрозыска, наверно, берет неплохие взятки, но не слишком большие. Это хороший знак – видимо, мы имеем дело с осторожным человеком.
Они прошли по тропинке и постучали в дверь. Через пару минут в окне показалась голова, и им ответили по-арабски.
– Военная разведка! Откройте, черт бы вас побрал! – приказал Джейкс.
Через минуту дверь открыл невысокий красивый араб, который на ходу застегивал брюки. Он спросил по-английски:
– Что происходит?
– Чрезвычайное дело, – внушительно произнес Вэндем. – Можно войти?
– Разумеется. – Полицейский пропустил их перед собой. Они очутились в маленькой гостиной. – Что случилось?
Он казался испуганным, и Вэндем подумал: «Испугаешься тут! Когда стучат в дверь посреди ночи».
– Паниковать нечего, мы просто хотим, чтобы вы установили наблюдение за одним человеком, и немедленно, – заявил он.
– Конечно. Садитесь, пожалуйста. – Полицейский взял блокнот и карандаш. – Как зовут объект?
– Соня Эль-Арам.
– Танцовщица?
– Да. Я хочу, чтобы вы установили круглосуточное наблюдение за ее домом. Это плавучий домик в Замалеке, называется Джихан.
Полицейский записывал названия в блокнот. Вэндем пожалел, что приходится подключать египетскую полицию. Однако выбора у него не было: в африканской стране нельзя использовать для слежки европейцев, которых заметно издалека.
– А о каком преступлении идет речь? – спросил полицейский.
«Так я тебе и сказал», – подумал Вэндем. Вслух он произнес:
– У нас есть основания полагать, что она является соучастницей в распространении фальшивых фунтов стерлингов в Каире.
– Стало быть, вам нужно знать, кто приходит и уходит, что они приносят и уносят и какие встречи происходят на плавучем домике?
– Да. Есть один человек, который нас особенно интересует. Его зовут Алекс Вольф – подозреваемый в убийстве, совершенном в Асьюте. Вы должны были получить его описание.
– Да, конечно. Отчеты надо представлять ежедневно?
– Да. Но если Вольф появится, сообщить нужно немедленно. Вы можете позвонить капитану Джейксу или мне в генштаб в дневное время. Дайте ему номера наших домашних телефонов, Джейкс.
– Я знаю эти плавучие домики. Там по берегу всегда по вечерам гуляют парочки.
– Точно, – подтвердил Джейкс.
Вэндем удивленно поднял бровь.
Полицейский продолжал:
– Хорошее место – можно посадить туда наблюдателя под видом попрошайки. На нищих никто не обращает внимания. Ночью… там есть кусты. Их тоже посещают парочки.
– Это так, Джейкс? – спросил Вэндем.
– Не могу знать, сэр.
Джейкс улыбнулся, понимая, что над ним подтрунивают. Он протянул полицейскому листок бумаги с телефонными номерами.
В комнату вошел мальчуган пяти-шести лет в пижаме. Он тер кулачками заспанные глаза. Взглянув на незнакомых людей сонными глазами, малыш подошел к хозяину дома.
– Мой сын, – гордо произнес полицейский.
– Нам пора, – сказал Вэндем. – Может, подвезти вас до города?
– Нет, спасибо. У меня есть машина, а потом мне надо привести себя в порядок и одеться.
– Хорошо, но не задерживайтесь.
Вэндем встал. Вдруг в глазах у него потемнело, ему показалось, что веки у него закрываются, хотя глаза были открыты. Он почувствовал, что теряет равновесие. Джейкс подхватил его под руки.
– С вами все в порядке, сэр?
Туман перед глазами Вэндема рассеялся.
– Теперь все в порядке, – сказал он.
– А рана у вас серьезная, – сочувственно произнес полицейский.
Они направились к двери.
– Джентльмены, можете быть уверены, что я возьму это задание под личный контроль. Без вашего ведома на этот плавучий домик и мышь не проскочит, – заверил полицейский.
Держа своего сынишку левой рукой, правую он протянул для прощания.
– До свидания, – сказал Вэндем, пожимая ему руку. – Между прочим, меня зовут майор Вэндем.
Полицейский слегка поклонился.