Кошка Далай-Ламы. Чудесное спасение и удивительная судьба уличной кошки из трущоб Нью-Дели Мичи Дэвид
На следующий день я дождаться не могла, когда же появится Ласия. Я все утро вылизывала себя, и моя густая белая шубка красиво заблестела. Ушки были чистыми, а усы поблескивали на солнце. И знаменитый прием «виолончель» я тоже выполнила с особой энергией – скорее в темпе allegro vivo, чем adagio. Если вы знакомы со знаменитым концертом Дворжака, то поймете, что я имею в виду.
Как только Ласия открыла дверь, я тут же выскочила во двор. Я вернулась на свое место на стене, стараясь сделать вид, что это чистая случайность. Внизу снова играли в футбол – игра была в полном разгаре. Сзади доносились уже знакомые звуки обычной повседневной жизни. Ласия несколько минут посидела рядом, читая учебник, а потом убежала домой.
Уголком глаза я заметила его. Тень снова появилась на 40-галлонной бочке. Я поднялась и потянулась – сначала вперед, потом назад, демонстрируя роскошное безразличие к окружающему миру. Потом я спрыгнула со стены и сделала вид, что хочу вернуться в дом.
Как я и рассчитывала, мой поклонник решил воспользоваться моментом.
Он бесшумно спрыгнул с бочки и пошел так, чтобы наши пути пересеклись. На определенном расстоянии мы оба остановились. Я впервые взглянула в эти сверкающие янтарные глаза.
– Мы прежде не встречались? – спросил он, начав разговор самым тривиальным клише в истории.
– Не думаю, – ответила я, стараясь поощрить поклонника, но в то же время не показаться слишком доступной.
– Уверен, что я видел вас прежде.
Я точно знала, что он меня видел, но не собиралась показывать своей заинтересованности.
По крайней мере, пока.
– Здесь есть и другие гималайские кошки, – ответила я, подтвердив свое безупречное, хотя и ничем не подтвержденное происхождение. – Это ваша территория?
– Все до Джоканга, – сказал кот. – И по главной улице до рынка.
Рынок находился всего в квартале от моего любимого места.
– А «Кафе Франк»? – спросила я.
– Вы с ума сошли?! Тот парень ненавидит кошек!
– Там лучшая кухня в Гималаях по мнению кулинарного путеводителя Хайдера, – спокойно сказала я.
Кот заморгал. Он что, никогда прежде не встречал столичной штучки?
– Как вы осмелились даже приблизиться…
– Знаете поговорку: «Важно то, кого ты знаешь»?
Кот кивнул.
– Так вот, это неправильно, – загадочно улыбнулась я. – Нужно сказать: «Важно то, кто знает тебя».
Кот какое-то время молчал и смотрел на меня. Я заметила, что смотрит он с любопытством.
– И что вы посоветуете полосатому коту из плохого района? – спросил он.
О, как это мило!
– «Тогда надень золотую шляпу, если это тронет ее», – процитировала я эпиграф к лучшему, по мнению Тенцина, американскому роману «Великий Гэтсби». – «Если можешь высоко прыгнуть, прыгай для нее, пока она не воскликнет: «Любимый в золотой шляпе, прыгающий высоко любимый, я должна быть с тобой!»
Кот задумчиво посмотрел на меня:
– Откуда это?
– Из книги, которую я знаю.
Кот пошел прочь.
– Вы уходите? – спросила я, вновь любуясь его мощным, мускулистым телом.
– Ухожу, чтобы найти шляпу, – ответил он.
На следующее утро кота нигде не было видно, но я была уверена, что обязательно увижу его днем. Никогда прежде я не ощущала такой романтической лихорадки, такой головокружительной, взрывоопасной смеси томления, опасений и необъяснимого животного магнетизма. Тем утром я была так занята собственными мыслями, что даже не заметила, что Чогьял пришел домой в обед, а не вечером. Не заметила я и того, что он вытащил из-под кровати переноску. Только когда он засунул меня в ящик, я поняла, что происходит.
– Маляры все закончили очень быстро, – пояснил Чогьял, чтобы меня порадовать. – Я знаю, как плохо тебе здесь было. Поэтому я решил, что ты захочешь вернуться как можно скорее.
И меня бесцеремонно доставили в Джоканг.
Ремонт был сделан превосходно. Знакомые комнаты сверкали свежей краской, все ручки были начищены до блеска. Все было, как прежде, только чище и красивее. Единственная перемена была сделана для меня: на подоконнике появились две бежевые прямоугольные подушки из флиса, на которых мне будет удобно сидеть.
Тенцин очень обрадовался моему возвращению. Запах карболового мыла от его пальцев сразу же вернул меня домой. Ожидал меня и любимый кошачий корм. Ближе к вечеру помощники Далай-ламы отправились по домам и оставили меня в покое, чтобы я оправилась после травмы, нанесенной вынужденным пребыванием в перенаселенном пригороде Маклеод Ганджа.
Но я там вовсе не страдала.
Я так хотела туда вернуться! Мне страшно хотелось снова встретить тигрового кота!
Сможем ли мы встретиться, если я останусь в своей башне из слоновой кости в Джоканге? Не подумает ли он, что мое исчезновение означает полное отсутствие интереса к нему? У такого роскошного полосатого кота наверняка масса поклонниц. А что, если он решит отказаться от меня еще до того, как у нас появится хоть какой-то шанс?
Я вспоминала время, проведенное в доме Чогьяла. Теперь оно казалось мне сном. Но какой же глупой я была, что целых три дня провела под одеялом! Какую возможность я упустила! Как бездарно провела драгоценное время! Теперь оставалось только гадать, что могло бы произойти, если бы я выбралась на улицу в первый, а не в четвертый день. Что бы случилось, как бы развивались отношения с котом моей мечты? Но я лишила себя этой возможности – и теперь оставалось только предаваться жалости к себе.
Далай-лама вернулся домой на следующий день. Стоило ему войти в комнату, и все стало по-прежнему. Когда Его Святейшество оказался рядом, я забыла обо всем – о несложившихся отношениях, о собственной глупости. Все казалось таким мелким и незначительным. Одно его присутствие рассеяло все негативные мысли. Он не успел сказать и слова, но аура спокойной благодати оставила в моей душе лишь всепоглощающее чувство абсолютного благополучия.
Тенцин и Чогьял с гордостью показывали ему отремонтированные помещения, и Далай-лама с удовольствием восклицал:
– Очень хорошо! Превосходно!
Ему понравились и новые медные дверные ручки, и усовершенствования систем безопасности.
Когда помощники ушли, Его Святейшество подошел погладить меня. Когда он заглянул в мои глаза и прошептал мантры, я ощутила знакомый прилив счастья.
– Я знаю, тебе пришлось нелегко, – сказал Его Святейшество. – Сегодня обед будет готовить твоя подруга, госпожа Тринчи. Уверен, она припасла что-нибудь вкусненькое именно для тебя.
Даже если бы я до этого дня ни разу не слышала о госте Его Святейшества, то сразу поняла бы, что это совершенно особый человек. В маленьком, хрупком, пожилом мужчине в монашеском одеянии сразу же чувствовалась поразительная сила. Оказалось, что его планы были нарушены профсоюзной забастовкой во Франции. Далай-лама усадил гостя в удобное кресло и выразил сожаление из-за трудностей, с которыми тому пришлось столкнуться.
Но Тик Ньят Хан – мастер-дзен, любимый гуру и автор множества книг – лишь пожал плечами.
– Кто знает, какие возможности могут открыться из-за возникших задержек? Полагаю, вы знаете историю дзен о крестьянине и его лошади.
Его Святейшество жестом дал знак продолжать.
– Это случилось давным-давно в Японии. Тогда лошади на островах были не просто животными, но показателем богатства.
Далай-лама кивнул. Его гостю удалось заинтересовать даже меня.
– Крестьянин купил свою первую лошадь, и все жители деревни собрались, чтобы поздравить его. «Как горд ты должен быть! – говорили они. – У тебя теперь есть такая великолепная лошадь!»
Но крестьянин явно отличался самообладанием. Он просто улыбался и говорил: «Посмотрим, посмотрим».
Не прошло много времени, как лошадь вырвалась из загона и убежала. Крестьяне снова собрались вокруг односельчанина с соболезнованиями: «Какая ужасная трагедия! Какая огромная потеря! Как выдержать такой тяжелый удар?»
Но крестьянин по-прежнему улыбался и твердил: «Посмотрим, посмотрим».
Не прошло и недели, как крестьянин обнаружил, что его лошадь вернулась – и привела с собой двух диких лошадей. Он завел их в загон и тщательно закрыл ворота. Жители деревни поверить не могли в произошедшее. «Поразительная удача! Это нужно отметить! Кто бы мог поверить, что такое возможно?»
Разумеется, наш крестьянин улыбался и твердил: «Посмотрим, посмотрим».
Диких лошадей нужно было укротить, и этим занялся сын крестьянина. Дело было опасным. Лошадь сбросила сына крестьянина, и он сломал ногу. Это случилось накануне уборки урожая. Без помощи сына крестьянину было трудно справиться с этой задачей. «Как же тебе тяжело! – сочувствовали ему жители деревни. – Лишиться помощи сына как раз перед страдой – трудно даже представить себе большее несчастье!»
«Посмотрим, посмотрим», – отвечал им крестьянин.
Прошло несколько дней, и император разослал по всем деревням приказ отправить в армию крепких, здоровых молодых мужчин. Император решил начать войну, и ему нужны были новые солдаты. Но, поскольку сын крестьянина сломал ногу, ему удалось избежать призыва.
– Вот такая история, – улыбнулся Тик Ньят Хан.
Его Святейшество ответил ему широкой улыбкой.
– Прекрасная история.
– Да, – согласился гость. – Это гораздо лучше, чем реагировать на каждую перемену так, словно мы находимся в центре эгоцентрической мелодрамы. Вверх и вниз, как на американских горках.
– Верно, – кивнул Далай-лама. – Мы забываем, что перемены – это лишь вопрос времени. Нужно просто изменить свой взгляд на них.
Как ни больно мне было это признавать, но, слушая беседу двух великих духовных лидеров, мне было трудно отказаться от реакции на недавние перемены моих собственных жизненных обстоятельств. Как злилась я на бедного Чогьяла, хотя он всего лишь хотел позаботиться обо мне. А я тогда видела в нем злобного революционера-убийцу!
А какой была моя дальнейшая реакция? Я просидела в постели целых три дня. Как глупо это было! Я уже знала о той возможности, которую упустила, спрятавшись под одеялом Чогьяла.
Эгоцентрическая мелодрама. Если бы я смогла посмотреть на себя беспристрастно и честно, то именно так и назвала бы большую часть собственной жизни.
Его Святейшество заговорил снова:
– Встречаясь с людьми, бизнесменами, предпринимателями и политиками, я часто слышу от них о том, что худшее, что случалось с ними в жизни, впоследствии оказывалось самым хорошим.
– Нас заставляют выбирать новый путь, – согласился с ним Тик Ньят Хан. – Путь, который, если мы согласимся, приведет нас к самореализации и гармонии.
– Да, да, – кивнул Его Святейшество.
– Даже когда обстоятельства складываются очень неблагоприятно, – продолжал его гость, – мы все же можем увидеть новые возможности.
Далай-лама на минуту задумался, а потом сказал:
– Самый печальный момент моей жизни – это бегство из Тибета. Если бы Китай не захватил нашу страну, я сейчас жил бы в Лхасе. Но из-за вторжения я и многие другие монахи и монахини оказались здесь. За последние пятьдесят лет дхарма широко распространилась в мире. Думаю, это был полезный вклад.
– Я абсолютно в этом уверен, – ответил Тик Ньят Хан. – И благодаря этому событию, случившемуся пятьдесят лет назад, мы с вами сегодня встретились.
«А я стала кошкой Далай-ламы», – подумала я.
А вы, дорогой читатель, держите в руках эту книгу.
Тем вечером, набив живот любовно приготовленной для меня госпожой Тринчи куриной печенкой, я сидела на своих новых подушках на подоконнике и смотрела на зеленый огонек, мерцавший на другой стороне площади. Легкий ветерок доносил до меня ароматы сосен и пышных рододендронов. Доносилось пение монахов, собравшихся на молитву.
Я смотрела на пустой камень, где когда-то впервые увидела тигрового кота. Моего тигрового кота. Того, с которым я так надеялась… «Подожди-ка минутку», – остановила я себя. Разве это не идеальный пример эгоцентрической мелодрамы?
Я обрадовалась, что поймала себя вовремя, не зайдя слишком далеко. А потом я поняла, что довольство собой – это тоже своего рода эгоцентрическая мелодрама.
Ох уж эти буддистские тренировки! Разве мы не можем хотя бы чуточку обманываться? Даже самую капельку?
Я вспомнила Тик Ньят Хана – его силу, простоту, самообладание.
Я бездумно смотрела в темноту, на зеленый огонек, мерцавший на другой стороне площади.
Посмотрим…
Глава восьмая
Если вы любите пристально наблюдать за кошками, то вы наверняка уже поняли мой особый характер. Вы поняли, кто я такая. Конечно, я сознательно пытаюсь создать у вас, дорогой читатель, определенный образ. Но, нравится нам это или нет, любой писатель бессознательно выдает себя во множестве малозаметных мелочей. Всегда остаются своего рода психологические крошки – в моем случае будет более точно сказать, крошки лосося. Идеально сочетаются с укропом и небольшим количеством легкого, пикантного майонеза на дижонской горчице.
Конечно, вы вряд ли читаете эту книгу в обстановке, располагающей к судебно-медицинской экспертизе. Вот почему я не буду ходить вокруг да около и сразу выложу вам чистую правду, хотя это будет для меня и нелегко. Я – кошка, которая любит поесть. Да, люблю, хотя, к сожалению, и не могу назвать себя гурманкой.
Я, дорогой читатель, обжора!
Знаю, знаю, в это трудно поверить, верно? Вы никогда бы этого не подумали, глядя на мою идеальную фигуру с коробки шоколада и прекрасные голубые глаза. Но под моей блестящей шерсткой скрывается желудок, который, по крайней мере в прошлом, был слишком велик, чтобы быть здоровым. Он сделал меня своей рабыней.
Конечно, я никак не горжусь своим пристрастием к еде. Есть ли на земле какая-то цивилизация, которая почитала бы обжор, сибаритов, бессовестных гедонистов? Но прежде чем вы возмутитесь моей слабостью, я задам вам вопрос. Вы никогда не пытались представить, каково это – прожить день в шкурке кошки?
Став кошкой, вы лишитесь восхитительного предвкушения первой утренней чашки кофе – это выражение я часто замечала на лицах утренних посетителей «Кафе Франк». Вы лишитесь первого глотка холодного совиньон-блан по вечерам. Мы, кошки, лишены доступа к веществам, повышающим настроение. Разве что к кошачьей мяте… У нас нет средств, которые избавляли бы нас от скуки, депрессии, экзистенциальных кризисов и даже от обычной головной боли.
У нас есть только еда.
Вопрос лишь в том, в какой момент наслаждение чем-либо из здорового удовольствия превращается в угрожающую жизни одержимость?
Лично я прекрасно помню этот момент.
Его Святейшество более полутора месяцев никуда не уезжал. Все это время его навещали известные люди, и многие оставались на обед. Госпожа Тринчи работала не покладая рук и практически не покидая резиденцию. Она стремилась (и весьма успешно!) достичь новых высот совершенства.
Но, несмотря на всю суету, она никогда не забывала о потребностях Самого Красивого из Всех Живущих Существ. Я была не только обеспечена постоянным потоком деликатесов, но еще и смогла составить обширный список новых восхитительных блюд. Госпожа Тринчи называла меня Dolce mio, «конфеткой», прижимала к своей пышной груди и целовала в шейку. «Tesorino, мое маленькое сокровище», – ворковала она, ставя передо мной тарелку с мелко нарезанной куриной печенкой. Для госпожи Тринчи еда была физическим воплощением любви – и она не скупилась ни на то, ни на другое.
У меня сложился своеобразный распорядок. Завтрак нам подавали в личных апартаментах Далай-ламы, и я завтракала вместе с ним. Где-то около полудня я направлялась в «Кафе Франк», где Джигме и Нгаванг Драгпа трудились над блюдами из обеденного меню. К двенадцати все было готово, и лучшие кусочки от блюда дня доставались Ринпоче. Я с удовольствием съедала все, что мне предлагалось, а потом дремала часок-другой на полке. В Джоканг я возвращалась где-то между тремя и четырьмя часами дня. Госпожа Тринчи заканчивала работу на кухне. Я вскакивала на скамью, и достаточно было короткого «мяу!», как она ставила передо мной тарелку с вкусной едой, а вдобавок осыпала меня комплиментами, восхваляя мою неземную красоту, обаяние, ум, чистоту породы и все остальные превосходные качества, которые привлекали ее внимание в данный момент.
Всего этого было достаточно – даже более чем достаточно, по мнению многих! – чтобы насытить самую привередливую кошку. Но вернемся к вопросу, над которым так долго размышляли философы и финансовые консультанты: а достаточно – это сколько?
И вопрос этот возвращает меня ко дню, когда я из гурмана начала превращаться в обжору.
Я поднималась по холму, возвращаясь в Джоканг из «Кафе Франк», где мне подали особо обильный обед – утиную грудку с апельсинами. Неудивительно, что подниматься мне было труднее, чем обычно. Впервые в жизни я остановилась на тротуаре возле магазинчика, где торговали товарами по сниженным ценам.
Госпожа Пател, хозяйка заведения, сидела на стуле у дверей. Она сразу же узнала во мне кошку Его Святейшества. Преисполнившись восторга, она приказала дочери вынести мне блюдечко молочка, чтобы я подкрепилась, прежде чем двинуться дальше. Не желая обидеть добрую женщину, я полакомилась подношением.
Госпожа Пател тут же отправила дочь в соседнюю лавку, чтобы та купила баночку тунца. Тунец тоже оказался на блюдечке. Обычно я не беру еду у посторонних людей, но госпожа Пател была мне хорошо знакома. Эта достойная женщина много времени проводила за беседами с прохожими. Она казалась мне очень доброй и симпатичной. Когда она поставила блюдечко на землю, я сразу почувствовала соблазнительный аромат тунца.
«Я съем чуть-чуть, – думала я, – только из уважения».
Когда я возвращалась в Джоканг на следующий день, молочко и тунец уже поджидали меня возле магазинчика госпожи Пател. Случайное угощение превратилось в довольно пагубную привычку.
Дальше – хуже.
Спустя несколько дней добросердечная госпожа Пател остановила меня, когда я направлялась в «Кафе Франк». Она ела питу с начинкой из курицы и отложила несколько кусочков мяса для меня – легкий утренний перекус, который быстро стал привычным.
«Кошки знают, что для них хорошо», – я не раз слышала это от людей. «Кошки едят, лишь когда голодны», – так тоже говорят довольно часто. К сожалению, дорогой читатель, это совершеннейшая неправда! Хотя в то время я этого не понимала, но оказалось, что я ступила на опасный путь, ведущий к несчастью.
В Джоканге поток гостей не иссякал. Расписание встреч менялось в последнюю минуту. Нам звонили со всех концов света, и после каждого звонка прибывали новые гости. Они прилетали в аэропорт Индиры Ганди и оттуда направлялись в Маклеод Гандж. Госпожа Тринчи делала все, чтобы порадовать гостей Его Святейшества. Блины с красной икрой для гостей из России, dulce de leche для аргентинцев… Госпожа Тринчи знала, чем удивить высоких гостей.
Разве можно забыть малиновый сорбет, который она собиралась приготовить для очень знаменитого индийского врача, оратора и писателя, прибывшего из Калифорнии? Это блюдо запомнили все, кто отведал его в тот день. Да и сама госпожа Тринчи запомнит его надолго.
Гость был третьим важным человеком на неделе. Два предыдущих приема уже истощили чашу терпения госпожи Тринчи. В первый раз ночью отключился холодильник на главной кухне. Хуже времени для столь необъяснимого события трудно было придумать. Половина продуктов, хранившихся в холодильнике, испортилась, и пришлось сломя голову нестись на рынок, в магазины и лавки, чтобы приготовить равноценную замену. К вечеру госпожа Тринчи находилась в состоянии полного нервного истощения.
Через два дня, когда она готовила основное блюдо для очередного высокого гостя, погасла плита. Оказалось, что газовые баллоны пусты. Заменить их было нечем. Помощники госпожи Тринчи бросились в монастырь Намгьял, чтобы позаимствовать там электрические плиты. Подобный промах для хорошего шеф-повара был просто непростителен.
Неужели что-то ужасное произойдет и в третий раз? Госпожа Тринчи сделала все, чтобы этого не случилось. Она тщательно проверила газ. Не менее тщательно был проверен холодильник наверху – и его состояние, и его содержимое. Все продукты и кухонные приспособления были подвергнуты столь тщательной проверке, какой еще не знала кухня Джоканга. Казалось, этот обед ничто не сможет испортить.
И не смогло.
По крайней мере, поначалу. Госпожа Тринчи начала готовить заранее. Десерт – шоколадный торт с цуккини и ореховые шарики – она приготовила накануне. Госпожа Тринчи очень волновалась, памятуя народную поговорку, что «Бог троицу любит». В день банкета она прибыла рано утром, как только Его Святейшество отправился в храм. На этот раз она решила ничего не пускать на самотек.
Салат «нисуаз» со спаржей был уже готов, рис басмати засыпан в рисоварку, а овощи расположились на гриле. Настало время готовить зеленую фасоль в кокосовом молоке. Но, открыв банку фасоли, которую принесли из холодильника наверху, госпожа Тринчи обнаружила, что фасоль испорчена.
Когда банки переносили из кухонного холодильника наверх, в них никто не заглянул. Сверху фасоль была нормальной, но внизу многие стручки оказались мягкими и осклизлыми. Они просто не годились в пищу.
Лицо госпожи Тринчи стало мрачнее муссонных туч, наползавших на долину Кангра. Жестоко обругав трех несчастных монахов, которые на свою беду оказались в тот день дежурными по кухне, она послала двоих на рынок, чтобы купить новую фасоль, а третьего в монастырь Намгьял за помощью. В испортившейся фасоли госпожа Тринчи увидела дурное предзнаменование – и не ошиблась. В тот день ее золотые браслеты звенели постоянно – она то и дело вздымала руки к небу.
Монахи все еще не вернулись с новой фасолью. Часы неумолимо тикали. Третий помощник не сумел найти свободных монахов в Намгьяле. Госпожа Тринчи велела ему позвать кого-нибудь сверху. Так главный помощник Его Святейшества Чогьял оказался в непривычной для него роли су-шефа, поскольку госпоже Тринчи помощники нужны были как воздух.
Для начала госпожа Тринчи велела ему принести малину из холодильника – она собиралась готовить аюрведический малиновый сорбет.
Через несколько минут Чогьял вернулся на кухню и объявил:
– Там нет малины.
– Это невозможно! – возмутилась госпожа Тринчи. – Я все проверила вчера вечером. Красный пакет в морозильнике. – Золотые браслеты воинственно зазвенели, когда она суровым жестом указала Чогьялу на лестницу. – Красный пакет. SACCEHTTO ROSSO!
Но ничего не вышло.
– Там ничего нет, – вернувшись, заявил Чогьял. – Никакого красного пакета!
– Merda! – Госпожа Тринчи захлопнула ящик шкафа, в котором что-то искала, уронила нож и бросилась наверх. – Следи за овощами на гриле!
Все на кухне слышали тяжелые шаги по лестнице, стук каблуков наверху, где госпожа Тринчи обследовала кухню помощников, и громкий стон разочарования. Госпоже Тринчи открылся весь масштаб катастрофы.
– Что случилось? – воскликнула она, вернувшись на кухню.
Лицо ее покраснело, глаза метали молнии. Все катастрофы этой недели померкли рядом с этим абсолютно необъяснимым происшествием. Госпожа Тринчи поверить не могла в то, что произошло.
– Малина была в холодильнике еще вечером, я сама проверяла. А теперь, nulla, niente – ничего! Где ягоды?!
– Простите, – Чогьял покачал головой. – Я понятия не имею.
Госпожа Тринчи не удовлетворилась подобным безмятежным ответом.
– Ты там работаешь. Ты должен знать.
– Кухня…
– Я строго-настрого всем приказала: ничего не трогать. Малину невозможно заменить. Я специально заказала ее из Дели. Не так, тупица!
Госпожа Тринчи оттолкнула Чогьяла от гриля – он переворачивал цуккини слишком медленно – и выхватила щипцы у него из рук.
– Мы не можем заниматься этим целый день!
Она со скоростью молнии перевернула все ломтики овощей.
– Что мне делать? Послать монахов Намгьяла искать малину?
Чогьял благоразумно промолчал.
– Обзвонить все рестораны? – ярость госпожи Тринчи нарастала буквально на глазах. – Попросить наших высоких гостей захватить малину из Дели по пути?!
Закончив с грилем, госпожа Тринчи повернулась к Чогьялу и угрожающе ткнула щипцами ему прямо в лицо:
– Что мне делать, я вас спрашиваю?!
Чогьял понимал, что правильного ответа в этой ситуации нет. Загнанный в угол, он предложил единственно возможный вариант:
– Забыть о малиновом сорбете?
– Забыть?! – Казалось, Чогьял плеснул бензина в еле тлевший костерок. – Немыслимо! Стоит мне задумать нечто особенное, нечто незаурядное, как вы все идете мне поперек!
Госпожа Тринчи стояла спиной к двери и не видела то, что заметил Чогьял. И это обеспокоило его гораздо сильнее, чем пропавшая малина.
– Госпожа Тринчи… – робко попытался он ее перебить.
Но госпожу Тринчи было не остановить. В ней бушевала поистине вагнеровская ярость.
– Сначала у нас ломается холодильник! Потом кончается газ! Как я могу готовить без плиты?! Теперь – porca miseria – черт побери! – у меня воруют мои продукты!
– Госпожа Тринчи, пожалуйста! – взмолился Чогьял, улыбаясь и одновременно хмурясь. – Не ругайтесь!
– Не смей затыкать мне рот! – Ярость валькирий бледнела рядом с гневом госпожи Тринчи. – Какой идиот уволок единственный пакет малины во всем Джоканге за день до визита высоких гостей? Какой эгоистичный идиот, какой imbecile мог такое сделать?!
Вся ярость госпожи Тринчи обрушилась на несчастного Чогьяла. Ответ ей был не нужен, но тем не менее он прозвучал.
– Это был я, – мягко произнес мужской голос за спиной госпожи Тринчи.
Госпожа Тринчи обернулась и увидела, что на нее с безграничным сочувствием смотрит Далай-лама.
– Простите меня, я не знал, что вы собираетесь готовить, – извинился он. – Мы обойдемся без малины. Загляните ко мне после обеда.
Красное лицо госпожи Тринчи на глазах побледнело. Она ловила ртом воздух, как рыба, ее губы шевелились, но с них не слетало ни слова.
Его Святейшество приложил руки к сердцу и поклонился. Госпожа Тринчи еще не пришла в себя, и он обратился к сопровождавшему его Тенцину:
– Этот сорбет… Что это такое? – спросил он, выходя из кухни.
– Обычно это десерт.
– Его делают из малины?
– Его можно приготовить из разных фруктов, – объяснил Тенцин, а потом добавил: – Я думаю, что госпожа Тринчи собиралась подать его для очистки вкуса между блюдами.
– Очистка вкуса… – Эта идея показалась Далай-ламе удивительной и необычной. – Гнев – странная вещь, не так ли, Тенцин?
Тем вечером госпожа Тринчи пришла в комнату Его Святейшества. Со своего комфортного подоконника я наблюдала за тем, как она, полная раскаяния, вошла в комнату. Слезами она залилась с самой первой минуты.
Его Святейшество стал ее утешать. Он передал ей все восторги и благодарности гостей, по достоинству оценивших приготовленный ею обед. Ему самому особенно понравились ореховые шарики, напомнившие те, что готовили в его семье.
Но госпожа Тринчи знала, что Далай-лама пригласил ее не для того, чтобы обсуждать ореховые шарики. Слезы текли из ее карих глаз, тушь на ресницах размазалась. Госпожа Тринчи призналась, что вышла из себя, произнесла непозволительные слова, обрушилась на Чогьяла и всех, кто оказался на кухне. Она плакала, а Его Святейшество взял ее за руку, помолчал, а потом сказал:
– Знаете, дорогая, плакать вовсе не нужно.
Госпожа Тринчи вытерла глаза надушенным платком и с удивлением посмотрела на Далай-ламу.
– Это хорошо, очень хорошо, что вы понимаете свою проблему – проблему гнева.
– Я всегда отличалась несдержанностью, – призналась госпожа Тринчи.
– Иногда мы понимаем, что нам нужно изменить свое поведение. Но требуется настоящий шок, чтобы мы осознали, что перемены необходимы. Прямо сейчас.
– Si. – Госпожа Тринчи снова зарыдала. – Но как это сделать.
– Начните с осознания преимуществ терпения и недостатков его отсутствия, – сказал ей Далай-лама. – Когда человек злится, то в первую очередь он причиняет вред себе самому. Разгневанный человек не может быть счастлив и спокоен.
Госпожа Тринчи посмотрела прямо в глаза Его Святейшеству.
– Мы должны думать о том, какое влияние наш гнев произведет на окружающих. Когда мы говорим ужасные вещи, в душе так не думая, мы наносим людям глубокие раны, которые нелегко залечить. Подумайте о ссорах между друзьями и родными, о скандалах, которые могут привести к непоправимому разрыву отношений – и все из-за чьей-то несдержанности.
– Я понимаю! – простонала госпожа Тринчи.
– А потом мы должны спросить себя: откуда взялся этот гнев? Является ли истинной причиной гнева сломавшийся холодильник, отсутствие газа или малины? Если да, то почему все остальные не злятся из-за этого? Совершенно понятно, что причина гнева не в этом. Она – в нашем разуме. И это хорошо, потому что контролировать окружающий мир мы не можем, но контролировать собственный разум нам по силам.
– Да, я всегда была очень раздражительной, – призналась госпожа Тринчи.
– А сейчас вы раздражены?
– Нет.
– И что это говорит нам о природе гнева?
Госпожа Тринчи долго смотрела из окна на крышу храма. Лучи вечернего солнца позолотили колесо дхармы и статую оленя.
– Полагаю, гнев возникает и проходит.
– Именно. Это не постоянное состояние. Это не часть вашей натуры. Вы же не можете сказать: «Я постоянно злюсь». Ваш гнев возникает, нарастает и исчезает – как и у каждого из нас. Возможно, вы испытываете гнев чаще других людей. Каждый раз, поддаваясь гневу, вы закрепляете привычку и повышаете вероятность возникновения этого состояния снова и снова. Не лучше ли вместо этого ослаблять его влияние на вас.
– Конечно, вы правы. Но я не могу остановиться. Я не могу контролировать гнев. Он просто возникает – и все.
– Скажите, а есть такие места и ситуации, в которых вы чаще поддаетесь гневу?
– Кухня, – мгновенно ответила госпожа Тринчи и указала вниз.
– Очень хорошо. – Далай-лама с улыбкой хлопнул в ладони. – С этого момента кухня Джоканга перестает быть для вас обычным местом. Теперь это Сокровищница! Считайте кухню местом, где вам предоставляются удивительные возможности, каких нет ни в одном другом месте.
– Non capisco, – покачала головой госпожа Тринчи. – Не понимаю.
– Вы понимаете, что испытываемый вами гнев хотя бы отчасти рождается в вашей душе?
– Да.
– И для вас, и для всех окружающих было бы очень хорошо, если бы вы сумели постепенно избавиться от этого чувства.
– Да.
– А для этого вам нужна возможность развития в себе противоположной силы, то есть терпения. Друзья вряд ли смогут предоставить вам такие возможности. Но в Джоканге их предостаточно.
– Да, да! – госпожа Тринчи печально улыбнулась.
– Вот почему вы можете называть нашу кухню Сокровищницей. В ней столько возможностей для развития терпения и борьбы с гневом. Такой образ мышления имеет свое название. – Его Святейшество сосредоточенно нахмурил брови. – Мы называем это рефреймингом. Да, именно так.
– Но что если у меня… не получится? – голос госпожи Тринчи дрогнул.
– Продолжайте пробовать. Побороть давнюю привычку нелегко. Но постепенно вы будете добиваться прогресса – если поймете, что это идет вам на пользу.
Далай-лама посмотрел на расстроенную женщину и продолжил:
Читать бесплатно другие книги:
