Невский романс Свириденкова Ольга

4

Раздобытая Верой травка подействовала. Сначала Юлий Карлович стал приходить в спальню жены через день, потом через два, а на третьей неделе и вовсе наведался лишь раз. Подружки торжествовали. Однако проведенные с мужем ночи по-прежнему оставались для Полины мучительными.

К неприятным ощущениям она постепенно притерпелась. Но смириться с самодовольно-грубым обращением мужа ей оказалось не под силу. Поведение супруга в спальне иной раз вызывало у Полины такое глубокое отвращение, что она была не в силах его скрыть. Вульфа же это, казалось, не смущало. Он искренне полагал, что порядочная женщина и не может воспринимать все это иначе. Только испорченные развратницы («как моя сестра», — ляпнул он однажды в забывчивости) способны испытывать наслаждение.

Полина не спорила с мужем, но его рассуждения вызывали у нее чувство протеста. Да, она была невинна, но, однако же, не настолько наивна, чтобы принять циничные рассуждения супруга за неоспоримую истину. Все-таки она воспитывалась во французском пансионе, и в круг ее чтения иной раз попадали книги пикантного содержания. И назвать милых, обаятельных героинь этих книг развратницами она никак не могла.

Впрочем, Полина вообще старалась думать о таких вещах поменьше. Тем более что вскоре у нее появилась другая причина для беспокойства.

Управляющий постоянно жаловался на грубое обращение Вульфа с крепостными. Да и сама Полина начала кое-что замечать. Например, пристрастие мужа по любому поводу критиковать прислугу. И обед подают не так, как положено, и кланяются хозяевам недостаточно почтительно, и в комнатах не чисто убрано. Доставалось всем: и горничным, и садовникам, и конюхам с кучерами.

— Я вас научу порядку! — кричал Юлий Карлович, потрясая кулаком перед испуганной мордашкой какой-нибудь дворовой девчонки. — Ишь, бездельники! Разболтались совсем без хозяйского присмотра!

А однажды произошла и вовсе безобразная сцена. Вышло так, что в супнице оказалась муха. Бог ее знает, как она туда попала, может, залетела уже в столовой. И все бы ничего, если бы при разливе супа эта злосчастная муха не угодила, словно нарочно, в тарелку Юлия Карловича. Вульф успел заметить муху раньше, чем она оказалась у него во рту. И, тем не менее, он пришел в страшное бешенство, завопил, выскочил из-за стола и опрометью понесся на кухню. Перепуганная Полина бросилась за ним.

Что тут началось! Юлий Карлович носился по кухне, потрясал кулаками и обрушивал на головы поваров все мыслимые и немыслимые проклятия.

— Мерзавцы! Ротозеи! Иуды! — орал он, перебегая от старшего повара к кухарке и от кухарки к поварятам. — Всех — на дальние хутора, в глушь, в Сибирь! А-а-а! Так-то вы добром за добро? Хозяев мухами травить?! Всех! Всех до последнего мерзавца в Сибирь!

И тут, в довершение всех неприятностей, случилось ужасное. Полина, молча наблюдавшая за истерикой мужа, не выдержала и прыснула. Нет, ситуация была отнюдь не смешной, но уж очень нелепо прозвучала угроза Юлия Карловича «всех крепостных — в Сибирь». В самом деле, если всех слуг отправить в Сибирь, кто же тогда будет работать в Премилове?

Услышав смех жены, Вульф оторопел. С минуту он недоуменно смотрел на нее, а затем, страшно побагровев, топнул ногой.

— А, вам смешно, сударыня! — прошипел он сдавленным от бешенства голосом. — Что ж, смейтесь: это все ваших рук дело!

— Моих?!

— Да-с! И ваших дорогих родственничков тоже! Распустили холопов так, что больше некуда! А потом плачетесь, что именья ни черта доходов не дают! — и, развернувшись на каблуках, он выбежал из кухни.

Слова мужа озадачили Полину, и вечером она решилась поговорить с Литвиновым.

— Правда ли, Алексей Павлович, что Премилово приносит мало дохода? — спросила она, прямо глядя ему в глаза.

Литвинов нахмурился:

— Что мне сказать, Полина Юрьевна? Вы ведь ничего не смыслите в делах. Ну, покажу я вам свои отчеты, докажу, что все у нас хорошо… А господин барон скажет, что я вру и все обстоит совсем иначе.

— Но… Как же мне тогда узнать правду?

Литвинов разложил перед молодой женщиной конторские книги и принялся терпеливо что-то втолковывать. Он так старался, что даже вспотел, но… Полина почти ничего не поняла. Из пространных объяснений управляющего она лишь уяснила, что доход с имения за прошлый год составил тридцать пять тысяч рублей и что Литвинов не одобряет перевода крестьян с оброка на барщину.

— Барщина, оброк… — в раздумье повторила Полина, вспомнив далекий разговор с Нелидовым. — А что это вообще такое, Алексей Павлович?

Литвинов объяснил разницу.

— Но ведь получается, что барщина выгодней! — воскликнула Полина, обрадовавшись, что хоть что-то поняла. — Если крестьянин платит оброк, прибыль помещика всегда остается одинаковой. И если год выдался урожайным, никакой выгоды от этого помещик не имеет.

— Верно, — подтвердил Литвинов. — Но ведь помещик-то все равно не будет в убытке, так?

— Но и лишних денег не получит!

— Зато их получит крестьянин. То есть не деньги, конечно — деньги там получаются смешные — а лишнюю порцию мяса в выходной день. Или новый кафтан к именинам. — Литвинов пристально посмотрел на Полину. — Чем же это, по-вашему, плохо? Вы не хотите, чтобы ваши крестьяне были сыты?

— Конечно же, хочу. Что за детский вопрос, Алексей Павлович?

— Вовсе не детский, — Литвинов откинулся на стуле. — Вот ваш супруг, например, не хочет блага крепостным. Поэтому и задумал отменить оброк и заново ввести барщину. Чтобы крестьяне работали на износ и чтобы каждая крестьянская копеечка была под контролем.

Полина усмехнулась.

— А вы, Алексей Павлович, однако, либерал.

Литвинов вскочил со стула и отвернулся к окну.

— Полина Юрьевна, если я вам не угоден — ищите нового управляющего!

— Боже мой, да что вы! — Полина торопливо встала из-за стола и подбежала к Литвинову. Вспышка гнева этого воспитанного, уравновешенного человека так поразила ее, что она не сразу нашлась со словами. — Перестаньте, Алексей Павлович, разве я сказала, что не разделяю ваших взглядов? Пусть все остается по-старому, я не против!

— Зато ваш муж против! Он, видите ли, думает, что до него имением занимались нерасторопные олухи. Десять лет крестьяне платили оброк, и все шло прекрасно. Все были довольны — и холопы, и господа. За три года, что я здесь, ни один крестьянин не помянул вашего дедушку недобрым словом… Но господин Вульф полагает, что перевод крестьян на барщину позволит увеличить доходы. — Литвинов недобро усмехнулся. — Да, пожалуй, увеличит — от силы тысяч на пять. И ради такой малости стоит ломать хорошо отлаженное хозяйство? Юлий Карлович не понимает, что никакой кнут не заставит крестьян работать на хозяина так же рьяно, как на себя. Два-три года — и дела начнут ухудшаться. А потом придется вырубать леса, чтобы пустить их на продажу и покрыть убытки.

На какое-то время в кабинете повисло тягостное молчание. Полина пыталась собраться с мыслями и обдумать слова управляющего. Смутное чувство подсказывало ей, что Литвинов прав. Да и покойный дедушка… Сколько Полина помнила, соседи всегда хвалили его за рачительное ведение хозяйства и частенько просили советов. А как он ругал папеньку за неуменье распоряжаться деньгами! Деньги… Они высылались из Премилова в столицу регулярно, не говоря уже о подводах со съестными припасами.

— Алексей Павлович, ответьте мне, пожалуйста, на один вопрос, — тихо произнесла Полина. — Имею ли я право принимать какие-то решения против воли мужа?

Литвинов глубоко вздохнул.

— Полина Юрьевна, по закону владелица имения вы, а не барон Вульф. Но вы же и сами прекрасно понимаете, к чему приведет ваше вмешательство.

— Понимаю, — Полина невесело усмехнулась. — Но сдается мне, что пойти на конфликт все-таки придется. Только сначала, — она лукаво взглянула на Литвинова, — подготовьте-ка вы мне один документ. Отпускную для Верочки!

— Завтра же… нет, сегодня же сделаю, — с нескрываемой радостью отозвался Литвинов.

«Ого, а дело-то, похоже, зашло еще дальше, чем я предполагала, — подумала Полина. — Но как же это Вера мне ничего не говорит?! Или он еще не признался ей в любви?»

— Сегодня необязательно, — сказала она с улыбкой. — А вот послезавтра — да. Я подсуну этот листок мужу в день моего рождения. Не откажется же он подписать его в такой день!

— Не должен, — убежденно ответил Литвинов.

5

В день рождения, четвертого июня, Полина проснулась в скверном настроении. Накануне вечером ей доложили, что Юлий Карлович ударил одну из горничных, да так сильно, что у нее из носа хлынула кровь. Узнав об этом, Полина пришла в бешенство. Однако она заставила себя сдержаться и за ужином даже виду не подала, что знает о происшествии. Причина была проста: Полина боялась поссориться с Вульфом до того, как будет подписана отпускная Веры.

Гости ожидались к шести часам. Убедившись, что обед готов, а парадные комнаты идеально убраны и украшены цветами, Полина занялась собственным туалетом. Постепенно ее настроение улучшилось. Она ощутила прилив трепетного, опьяняющего волнения, как всегда бывало перед выездом в свет. А сегодня она к тому же была хозяйкой праздника.

Посоветовавшись с Верой, Полина облачилась в то самое великолепное платье голубого муара, в котором была на приеме в Зимнем дворце. Только на этот раз ее шею украшала скромная ниточка жемчуга. Надев подарки мужа — рубиновые сережки и кольцо — Полина выжидающе обернулась к Вере.

— Ну что ж… — Вера с улыбкой оглядела хозяйку. — Наши соседи будут сражены. А дамы так и вовсе попадают в обморок от зависти.

— Вот этого как раз и не надо, — со смехом отозвалась Полина. — Я не хочу, чтобы мне завидовали, я хочу, чтобы меня искреннее любили. И еще я хочу, чтобы мой дом стал самым веселым в округе, чтобы, как это бывало при бабушке, у нас постоянно собирались гости. Не каждый день, конечно, а раз в неделю. Хочу ввести приемные дни, как в столице. Так, чтобы все знали: по пятницам у баронессы Вульф принимают, а значит, нужно отложить все дела и спешить в Премилово.

Вера с улыбкой покачала головой.

— Как я рада снова видеть вас веселой, — проговорила она, с нежностью глядя на барышню. — А то я уже начала бояться, что вы зачахнете от дурного обращения мужа.

— Зачахнуть здесь, посреди такой красоты? — Полина восторженно оглядела открывающийся из окна уголок парка. — Нет, это невозможно. — И, слегка помрачнев, прибавила: — Ах, какой бы счастливой я могла себя чувствовать в этом прекрасном месте, если бы… не эти ночи…

В дверь постучали. Полина откликнулась, и в комнату вошел Литвинов. В руках у него был аккуратно сложенный листок бумаги.

— Вот, Полина Юрьевна, — сказал он, выразительно глядя на нее, — то, что вы просили.

— Благодарю вас, Алексей Павлович, — с улыбкой отозвалась Полина и бережно взяла у него Верину отпускную. — Подождите меня здесь, и ты, Верочка, тоже. Я скоро, — и, подхватив шлейф, она торопливо вышла из комнаты.

Юлий Карлович, наряженный в серо-голубой парадный фрак, сидел за письменным столом. При входе жены он слегка нахмурился и быстро спрятал в ящик какую-то тетрадь.

— Что тебе, моя радость? — спросил он, поднимаясь со стула. — Что, уже приехал кто-то из гостей?

— Еще нет. — Полина с торжественным и одновременно просительным видом приблизилась к мужу. — Юлий Карлович, у меня имеется к вам одна небольшая просьба.

— Выкладывай.

— Вот. — Полина развернула дрожащими руками листок. — Это отпускная, для моей Веры, я попросила Литвинова подготовить ее к сегодняшнему дню. Будьте добры, подпишите ее, пожалуйста. Вот здесь…

— Что-о-о?! — круглое лицо Вульфа сделалось овальным.

— Я прошу вас подписать вольную для моей служанки. Я уже давно собиралась это сделать, да все руки не доходили. Ну подпишите же, Юлий Карлович, пожал…

Она осеклась, встретившись с ним взглядом. Вульф смотрел на жену так, будто она только что вылила ему за шиворот тарелку горячего супа.

— А… в чем, собственно, затруднения? — с глуповатой улыбкой пролепетала Полина.

— В чем?! — повторил Юлий Карлович. И вдруг, бросившись к жене, вырвал из ее рук вольную и яростно скомкал ее. — Вон! — заорал он, в бешенстве топая ногами. — Вон отсюда, идиотка… дура набитая! Убирайся с моих глаз, и чтобы я больше не слышал от тебя подобных глупостей!

Побледнев от испуга, Полина пулей вылетела из комнаты. В коридоре она споткнулась о шлейф и едва не растянулась на паркете. Призывая на голову мужа проклятия и судорожно рыдая, она побежала по картинной галерее в свой флигель. Но у самых дверей внезапно остановилась и решительно повернула назад.

— Нет, боже мой, нет, — шептала она, вытирая пальцами катящиеся по щекам слезы. — Я не могу вернуться к Вере с такими известиями. Литвинов уже наверняка ей рассказал…

Когда она снова вошла в кабинет мужа, он расхаживал по ковру и раздраженно дымил трубкой. Увидев жену, Вульф собрался было накричать на нее, но внезапно раздумал и только ледяным тоном спросил:

— Что еще?

— Юлий Карлович, послушайте. — Полина помедлила, набираясь храбрости, и с отчаянным вызовом взглянула на мужа. — Вам не кажется, что вы должны передо мной извиниться? За то, что оскорбили… в такой день. Или вы запамятовали, что сегодня мой праздник?

Брови Вульфа изумленно поползли вверх — видимо, он не ожидал от жены такой дерзости. Потом он слегка прищурился и усмехнулся.

— Что ж, наверное, ты права. Я действительно… немного погорячился. Но ты сама виновата. Ты вывела меня из себя своей дурацкой просьбой.

— Тогда объясните мне, пожалуйста, чем вас так возмутила моя просьба.

— А разве ты сама не догадываешься?

— Нет, Юлий Карлович, не догадываюсь!

— Не дерзи. — Вульф смерил жену предостерегающим взглядом. — Да, я возмущен. Как тебе могло прийти такое в голову — написать вольную крепостной? Этак, радость моя, ты мало-помалу всех холопов отпустишь на волю, и придется нам с тобой самим себе прислуживать.

— Да не собираюсь я никого больше отпускать! Речь идет только об одной Вере. Юлий Карлович, вы, и вправду, меня не понимаете или только прикидываетесь? Вы же знаете, что Вера — не просто служанка, она у меня на особом положении.

— Ну и прекрасно, пускай. Но зачем же давать ей вольную? Это уже блажь, романтизм какой-то, черт побери!

— Да не романтизм, а обычная благодарность! — Полина измученно вздохнула. — Вы что, никогда не слышали, чтобы господа отпускали слуг на волю за верную службу?

— Слышал, конечно, дураков-то на свете много! — Вульф колко усмехнулся. — Да только у меня нет ни малейшего желания пополнить их число.

— Ну прошу вас, сделайте это, ради меня! Пусть это будет подарком к моему дню рождения.

— Ты уже получила от меня подарок. Или запамятовала? — Вульф окинул жену недовольным взглядом. — А на будущее, дорогуша, запомни: я не поддаюсь на шантаж. Ты намеренно обратились ко мне именно сегодня, надеясь, что я не решусь испортить тебе праздник отказом. Нет, радость моя, со мной этот фокус не пройдет.

— Юлий Карлович, я вас умоляю!

— Не трать слов, милочка, не поможет. А впрочем, постой… — Вульф на секунду задумался. — Есть одно условие, при котором я соглашусь подписать вольную.

— Какое же?!

Юлий Карлович коварно прищурился.

— Помнишь, на днях я хотел выпороть одну из служанок, но ты мне помешала? Да-да, Анфиску. Эта дрянная холопка никак не научится убирать комнаты, да еще и осмеливается дерзить… Так вот: я подпишу Веркину вольную взамен на то, что ты, как барыня, распорядишься выпороть Анфиску. Да не абы как, а публично, в назидание остальным нерадивым холопам. — Он пристально посмотрел на жену. — Ну что, по рукам?

В глазах у Полины на мгновение потемнело. То, что собирался сделать муж, казалось ей чудовищным. Она не помнила случая, чтобы ее родители или бабушка с дедушкой когда-нибудь пороли крепостных.

И в то же время Полина с горечью сознавала, что у нее нет выбора. Юлий Карлович не уступит. «Но, Боже, как же я буду смотреть в глаза бедняжке Анфисе или ее матери? — в отчаянии подумала Полина. — Ведь они придут, станут просить о помиловании! Но, с другой стороны, ведь Вера мне дороже. Что если у меня больше не будет шанса сделать ее свободной?»

Последнее соображение положило конец колебаниям Полины, и, посмотрев на мужа с затаенной ненавистью, она сказала, что принимает его условие.

— Чудесно, — промолвил Юлий Карлович. — А я уж было подумал, что ты не согласишься. Значит, практичные соображения все-таки перевесили чувствительность? Хорошо, это мне по душе. Ну а теперь, когда мы пришли к согласию, не пора ли в гостиную? Судя по тому, что музыканты играют, кто-то уже приехал.

И в самом деле, по парку уже разливалась мелодия старинного менуэта. Опомнившись, Полина с беспокойством посмотрела в зеркало. Ее лицо, такое свежее час назад, выглядело осунувшимся и даже постаревшим. Пудра была испорчена слезами. «Так и моя жизнь», — с горечью подумала Полина.

Двадцать минут спустя, заново припудренная, она спустилась в гостиную. Встреча с соседями получилась радостной и теплой. Мужчины засыпали Полину комплиментами, женщины с любопытством расспрашивали про столичную жизнь. Окруженная вниманием, Полина понемногу оттаяла, снова почувствовала себя бодрой и веселой. Поддавшись уговорам приятельниц, побежала с ними в свою комнату, показывать привезенные из столицы наряды.

Юлий Карлович хмурился: ему не нравилось, что жена ведет себя так несолидно. Но Полине было все равно. Предстояла война, и Полина, словно бравый офицер, веселилась напропалую, набираясь сил перед грядущими сражениями.

Час спустя все переместились в банкетную залу — круглую комнату с розовыми стенами, лазурными драпировками и белыми мраморными колоннами, подпирающими изящную галерею. На галерее, под куполом бельведера, расположились музыканты. Полина восседала во главе полукруглого стола, покрытого бледно-голубой скатертью. По одну сторону от нее сидел муж, по другую — некая одиозная личность.

Это был Самсон Львович Крутобоев, ближайший сосед Полины и отец ее подруги Наденьки. Его появление на вечере повергло Юлия Карловича в ужас. Не успев войти в гостиную, Крутобоев бросился к Полине и смял ее в своих могучих объятиях, а затем, под общий веселый хохот, смачно расцеловал в обе щеки. Когда же гостей позвали в столовую, Крутобоев уверенно проследовал к хозяйскому месту и плюхнулся на соседний с Полиной стул. Вульф испуганно закатил глаза, однако делать было нечего: не сгонять же гостя с нахально занятого места! Впрочем, Самсон Львович Крутобоев был не из тех людей, которых можно безнаказанно сгонять с мест.

Провозгласив тост за здоровье прекрасной хозяйки, Крутобоев с завидным аппетитом набросился на еду. Насытившись же, вольготно развалился на стуле, приобнял Полину за плечи и бесцеремонно завладел ее вниманием.

— Ну-с, моя красотуля, отвечай как на духу! — объявил он, хитро улыбаясь и шевеля огромными рыжими усами. — Как же это случилось, что за целый месяц ты даже не заглянула к старику Крутобоеву? Немец что ль не пустил? — Самсон Львович пренебрежительно покосился на Вульфа.

— Да нет, Самсон Львович, что вы, — торопливо возразила Полина. — Просто… как-то все… пока освоились тут, одно да другое…

— Ох, лукавишь, девка, чует мое сердце, лукавишь! — Крутобоев шутливо погрозил Полине. — А я вот тебе напрямик скажу: не нравится мне твой немец. Ну скажи мне, за каким чертом пошла за немца? Русских женихов что ли не нашлось?

— Юлий Карлович не немец, он из Лифляндии!

— Э! Да не один ли черт? Все одно: басурманская рожа. Да, моя Надежда ведь тоже никак замуж собралась! — Крутобоев хлопнул себя по коленке. — Вот свиристелки, торопятся вылететь из родительского гнезда. Думают, в замужестве лучше будет. Да только ведь не всегда оно так складно выходит, как хочется!

— Так Наденька помолвлена? — оживилась Полина. — За кого же? Кто жених?

— А шут его знает, кто! Так, вертопрах какой-то столичный. Пишет, мол, князь, богат, три тысячи душ. — Крутобоев усмехнулся. — Верно, тетка, Сонька Нелидова, сосватала, она помешана на сватовстве, что ты будешь делать! Сама овдовела смолоду, да потом крутила с кем попало напропалую, а других, вишь, сватает… Ну, я уж дочурке отписал, что мало не покажется!

— Да зачем же вы это сделали, Самсон Львович!

— А затем, чтоб не смела без родительского благословенья женихам обещаться. Написал: мол, так и так, привози сюда своего князька, а я уж на него посмотрю. Да еще подумаю, стоит ли отдавать за такого единственную дочь. Вот так-то. — Крутобоев выразительно посмотрел на Полину. — А твой разлюбезный батюшка… Небось, промотал состояние, да и продал родное дитя немцу? Эх, непрочный человек! Даром что из старинного рода. Не заболел бы тогда твой дед, разве б он допустил, чтоб единокровное дитя — да за немца?

Полину немного смутило, что Наденькин отец так быстро разгадал правду о ее положении, но на душе у нее даже полегчало. По крайней мере, хоть перед этим человеком, старинным другом семьи, ей не придется притворяться. К тому же известие о скором приезде подруги улучшило ее настроение.

Распахнулись двери бальной залы. Крутобоев приосанился и обернулся к Полине.

— Ну что, краса моя, уважишь старика?

— Идемте, Самсон Львович, — решительно сказала Полина, выходя из-за стола и подавая Крутобоеву руку.

И, к неописуемому ужасу мужа, Полина пустилась с Крутобоевым в полонез. Впрочем, остальным гостям это вовсе не показалось ужасным: Крутобоев был еще далеко не стар, а молодых кавалеров едва хватало на незамужних девушек. Бал пошел своим чередом, и вскоре в парадных покоях особняка гремело такое веселье, что кое-где со стен посыпалась штукатурка.

6

Как и опасалась Полина, муж заставил ее присутствовать при наказании крепостной. Ужасные минуты тянулись для Полины бесконечно долго. Она не смотрела на разложенную на лавке Анфису, но заткнуть уши не могла и содрогалась всем телом от очередного свиста розги и пронзительного вскрика. Наконец рыдающую служанку увели. Прочитав краткую нотацию дворне, барон предложил жене руку и неспешно двинулся к дому.

В гостиной Полина пристально посмотрела ему в глаза:

— Юлий Карлович, что случилось, то случилось. А теперь поговорим о деле. — Она положила перед ним заново написанную вольную. — Я выполнила свою часть договора. Теперь вы полните вы свою: подпишите Верину отпускную.

Вульф посмотрел в сторону и задумчиво погладил подбородок.

— Не сейчас, — тихо, нетвердо произнес он. — Завтра.

— Да почему же завтра, а не сегодня?! Юлий Карлович, это нечестно: вы обещали!

— Я сказал завтра! — в голосе Вульфа послышались раздражительные нотки. — А сейчас, будь добра, оставь меня в покое. Мне нужно решить пару неотложных дел, — и, не глядя больше на жену, он торопливо покинул гостиную.

Какое-то время Полина ошеломленно стояла на месте. В глазах у нее было темно, в голове проносились десятки пугающих мыслей. «Нет, это невозможно, — изо всех сил убеждала она себя. — Он не может нарушить условия сделки, это было бы слишком непорядочно! Он же благородный человек, дворянин! Разве может дворянин не сдержать обещания?»

— Ну что? — Полина порывисто обернулась, услышав позади себя напряженный голос Литвинова. — Подписал?

— Сказал, что подпишет завтра, — упавшим голосом промолвила Полина. И беспомощно взглянула на управляющего.

— Так, значит, завтра? — повторил Литвинов с перекошенным от гнева лицом. — Что ж, посмотрим, сдержит ли он очередное обещание. Дайте мне вольную, я сам представлю ее барону утром. Может, так будет вернее.

Тяжко вздохнув, Полина протянула ему документ.

— Вера знает про отпускную? — вполголоса спросил Литвинов.

— Нет, — прошептала Полина, быстро оглянувшись. — А разве вы еще не сказали?

— Разумеется, не сказал! И вы не вздумайте говорить, если вам дорого ее душевное спокойствие. Скажем ей, когда Вульф подпишет бумагу.

— Да, конечно. Я понимаю.

Простившись с управляющим, Полина пошла к себе. На сердце у нее с каждой минутой становилось все тяжелее. Напрасно она убеждала себя, что Юлий Карлович не посмеет нарушить обещание — никакие доводы не могли заглушить растущую тревогу.

Комната Веры предназначалась для не слуг, а являлась гостевой спальней. И обставлена была соответствующе: зеленые штофные обои, мебель орехового дерева, удобная кровать с небольшим балдахином в изголовье. В простенке между окнами красовалось вышитое изображение герба Мухановых: золотая пушка на бело-зеленом поле, а на пушке — райская птица Гамаюн.

В этот вечер Вера пришла в спальню раньше обычного: хозяйка была не в духе, и Вере ничего не оставалось, как отправиться к себе. Закончив вечерний туалет, она переоделась в ночную рубашку и устроилась на постели с томиком шекспировских трагедий.

Сегодня она с увлечением осваивала «Гамлета». И уже дошла до знаменитого «to be ore not to be» (то бишь: «быть или не быть»), как вдруг раздался негромкий стук в дверь. А затем дверь, чуть скрипнув, отворилась… и в комнату вошел Юлий Карлович. В алом бархатном халате, отороченном горностаем, с напомаженными волосами и торжественной физиономией. Комната мгновенно наполнилась приторным запахом мускуса.

— Не ожидала? — хитро улыбаясь, Вульф тщательно затворил за собой дверь и на цыпочках приблизился к кровати. — Ну, что ты так обомлела, моя красавица? От радости? Что ж, радоваться есть чему: твой час настал.

— Господин барон, вы… Зачем вы здесь? Что вам… от меня… угодно? — сдавленно прошептала Вера, начиная понемногу приходить в себя.

— То самое, дорогуша моя, то самое! — с добродушным смешком отозвался Вульф. — Ну, что ты все лежишь, как бревно? Поднимайся скорее, принимай гостей. Я ведь не с пустыми руками пожаловал, с угощением. — Распахнув широкие полы халата, Юлий Карлович извлек бутылку шампанского и внушительный сверток шоколадный конфет.

Окончательно опомнившись, Вера пулей выскочила из кровати и закуталась в пеньюар. Она уже сообразила, с какими намерениями пожаловал хозяин, и теперь искала выход из положения. Выход же виделся один: бежать отсюда, пока Вульф не догадался закрыть дверь на задвижку. Но куда, куда? Наверх, к Полине, искать у нее защиты? Или лучше в картинную галерею, а оттуда, через главный корпус, во флигель для прислуги?

Последний вариант показался Вере более предпочтительным: она была уверена, что Вульф не станет преследовать ее в комнатах прислуги.

— Зачем ты оделась? Ну-ка быстро сними халат! — Юлий Карлович грозно сверкнул на Веру глазами. — Иди сюда, помоги мне открыть бутылку… Да что ты все ходишь вокруг меня кругами? Испугалась, что ли? — Он понимающе усмехнулся. — Не бойся, красавица, я тебя не обижу.

— Юлий Карлович! — Вера решилась воззвать к его благоразумию. — Зачем вы пришли ко мне? Это нехорошо. Что будет, если об этом узнает ваша жена?

— Перестань! — Вульф досадливо поморщился. — Не говори чепухи, ты же взрослая женщина, Вера. И потом, — он слегка прищурился, — Полина ни о чем не узнает. Если только ты не сглупишь и не бросишься ей докладывать.

— Но что же… что вы от меня хотите? Я не понимаю!

— Неужели? — Вульф медленно двинулся к девушке. — Совсем-совсем не понимаешь? А я думал, что ты более понятлива.

— Юлий Карлович, умоляю вас, уходите! Я честная девушка!

— Конечно, — с милой улыбкой подтвердил Вульф. — Конечно же, ты честная, невинная девушка, Верочка. Иначе я бы и не удостоил тебя своим вниманием.

— Господи, неужели вы собираетесь… принуждать меня…

— Дура! — Резко шагнув к Вере, Вульф схватил ее за руку и рывком притянул к себе. — Ты сама не понимаешь своего счастья! Думаешь, я не отблагодарю тебя за эту ночь? Еще как отблагодарю! Всю жизнь будешь меня добрым словом поминать. За одну только ночь! За то, что я сорву ароматный цветок твоей невинности…

Он впился в ее пересохшие от страха губы. Но Вера держалась начеку. Она не сразу оттолкнула Вульфа. Но стоило ему лишь немного расслабиться, тотчас вырвалась и бросилась из комнаты.

Выбежав в коридор, Вера устремилась к стеклянным дверям, ведущим в картинную галерею. И вдруг — о ужас! — обнаружила, что они заперты на ключ. Тогда она решилась бежать на второй этаж, к Полине. Но Вульф, догадавшись о ее намерении, преградил и этот путь.

— Назад, мерзавка! — сдавленно шипел он, гневно сверкая глазами. — Ступай назад, в комнату! Иначе… жизни у меня не зарадуешься!

Вера затравленно огляделась, ища спасения. И, не придумав ничего лучшего, бросилась в приоткрытые двери библиотеки.

— Ах ты… — Юлий Карлович грязно выругался и устремился за своей жертвой. — Ну, я тебе сейчас покажу! Стой! Куда? А, ты так?! — завопил он, увидев в руках Веры стул. — Ну, держись, мерзавка!

Он бросился на стул, словно бык на красную тряпку, и тут же был отброшен назад. Новое ругательство огласило библиотеку. Обезумев от ярости, Вульф изловчился, вырвал у Веры стул и с грохотом отбросил его в сторону, а затем изготовился к атаке.

— Что здесь происходит?!

Двери соседней комнаты распахнулись, и Литвинов стремительно прошел в библиотеку. Только сейчас Вера сообразила, что надо было сразу бежать к управляющему и искать защиты у него. Но в панике она совсем забыла, что его комната находится по соседству.

— Юлий Карлович, что случилось? — Литвинов старался говорить спокойно, хотя было заметно, что это стоит ему немалых усилий. — Вы здесь… и в таком необычном виде! За что вы преследуете камеристку жены? Она чем-то провинилась перед вами?

Литвинов намеренно подбирал нейтральные выражения, рассчитывая свести конфликт к малозначительной бытовой ссоре. И Вера приободрилась. В ее сердце вспыхнула надежда, что Вульф устыдится, сделает вид, будто ничего особого не произошло, и уберется восвояси. Но эта надежда угасла, стоило ему открыть рот.

— Что вы выскочили, Литвинов, как на пожар? — злобно процедил он, подбоченившись и с вызовом глядя на управляющего. — И какое вам может быть дело до моего вида? Я у себя дома и могу разгуливать здесь хоть голым, да-с! А что касается моих отношений с этой особой, — он кивнул на Веру, — то это опять-таки только мое дело. И уж во всяком случае, никак не ваше! Так что… убирайтесь лучше подобру-поздорову!

— Алексей Павлович! — умоляюще вскрикнула Вера.

— Идите в свою комнату, Вера, — мягко велел Литвинов, — и запритесь на ключ.

— Да какого дьявола?! — заорал Вульф, угрожающе двигаясь на управляющего. — Кто вам дал право, милостивый государь?! Не смейте командовать в моем доме!

— Успокойтесь, Юлий Карлович! — Литвинов слегка возвысил голос. — Никто не собирается оспаривать ваши права хозяина. Давайте пройдем ко мне и спокойно поговорим.

— Что?! — Вульф побагровел. — Вы имеете наглость урезонивать меня? Вы — наемный служащий! Ничтожество! Плебейское отродье!.. Назад! — заорал он, заметив, что Вера осторожно пробирается к дверям. — Не сметь уходить без моего разрешения! Что? Защитника нашла? A-а! Я, кажется, начинаю понимать, в чем дело…

— Прекратите, барон, это переходит границы приличий!

— Молчать, Литвинов! Это вы, вы все время настраиваете холопов против меня! А что касается Верки… Признайтесь, Литвинов, ведь вы ее любовник? Ну, конечно же, так! У вас были все условия, чтобы сойтись. И комнаты рядом, и поблизости никого… Разве что моя благоверная наверху, ну да это не помеха!

Литвинов презрительно передернул плечами.

— Какая мерзость! — с отвращением произнес он.

— Убирайтесь в свою комнату и не смейте выходить оттуда, — зловеще процедил Вульф. — А со своей холопкой я сам разберусь.

Литвинов с вызовом посмотрел на него и не двинулся с места.

— Оставьте девушку в покое, — с расстановкой произнес он.

— Как? Вы… мне… угрожаете?! — Вульф прерывисто вздохнул и, дико зарычав, бросился на управляющего.

Они сцепились и начали бороться, никто не мог одержать верх. Тут дверь с шумом распахнулась, и в помещение влетела Полина.

— Боже мой! Что… А ну-ка немедленно прекратите! — гневно закричала она и, не довольствуясь словами, схватила с полки увесистый фолиант и принялась старательно молотить им дерущихся.

Ее действия возымели успех. Противники разъединились и разошлись в стороны, тяжело сопя и обмениваясь свирепыми взглядами.

— Как вам не стыдно?! — вне себя от возмущения воскликнула Полина. — Юлий Карлович, вы же российский дворянин! Алексей Павлович, как вы могли?.. Что стряслось? Из-за чего драка?

— Я сейчас объясню. — Литвинов оправил разорванную рубашку и взволнованно посмотрел на Полину. — Ваш муж — да-да, наш многоуважаемый барон Вульф! — набросился на вашу служанку. Я услышал шум в библиотеке и был вынужден вмешаться. Насколько я понял, господин барон явился в Верину комнату с намерением провести у нее ночь. И когда ему дали от ворот поворот, принялся гоняться за ней по всему дому.

— Сволочь! — заорал Вульф, потрясая в воздухе кулаками. — Убирайся из моего дома, немедленно, тотчас! Не желаю больше терпеть… Вон!!!

— Да не орите вы, как ужаленный в одно место: я и так не собираюсь здесь задерживаться. — Литвинов смерил Вульфа взглядом, полным глубочайшего презрения. — Оставаться под одной крышей с таким подлецом… Хотите удовлетворения, дуэли? Хоть сейчас, я готов.

Юлий Карлович раскрыл рот, но ничего не ответил. С его лицом произошла разительная перемена. Гневное выражение улетучилось, сменившись злорадством.

— Дуэль? — переспросил он с насмешливым изумлением. — С кем? С вами, милостивый государь? Нет уж, я со слугами не дерусь. Так что, — Вульф сочувственно развел руками, — придется вам оставить воинственные порывы при себе. А ты, голубушка, — угрожающе обратился он к Вере, — еще не раз пожалеешь о своей дерзости. Вольную захотела получить? Вот тебе, а не вольная! — Он помахал перед лицом Веры кукишем. — Была бы сговорчивей, может, и дал бы я тебе вольную. А теперь — дудки!

— А как же ваше обещание? — вскинулась Полина. — Вы же обещали подписать отпускную, если я соглашусь наказать Анфису. Так что же? Получается, вы меня обманули?

— Ты как всегда догадлива, милая женушка, — произнес Юлий Карлович с издевательской улыбкой. — Да, я тебя об-ма-нул!

— Но вы дали слово дворянина! Или ваше слово ничего не стоит?

— Я дал, я и взял, — нахально заявил Вульф. — И можете клясть меня, сколько душе угодно, это ничего не изменит.

С этими словами он надменно вскинул голову и вышел из комнаты.

— Боже мой, Боже мой, — прошептала Полина. — В какой же переплет я угодила!

7

Литвинов уехал к Крутобоеву, который давно зазывал его к себе. Так что за судьбу своего бывшего управляющего Полина могла быть спокойна. Гораздо больше ее тревожила судьба Веры, ибо Полина ни минуты не сомневалась, что Вульф будет мстить ей.

Правда, следующий день прошел на удивление мирно. Юлий Карлович появился в столовой с таким видом, будто ничего не произошло. А по окончании завтрака нежданно заявил:

— Не советую объявлять мне войну, голубушка — себе дороже станет. А про Веркину отпускную забудь. И пусть поменьше попадается мне на глаза, иначе ей может сильно не поздоровиться!

О том, чтобы Вера как можно реже сталкивалась с хозяином, Полина позаботилась. И приняла все возможные меры для ее безопасности. Теперь Вера занимала комнату, смежную со спальней Полины и служившую прежде ее будуаром. Днем же рядом с Верой почти всегда находилась дородная крестьянка, присланная Крутобоевым. Своим слугам Полина не решилась доверить охрану Веры: ведь Вульф мог попросту приказать им убраться прочь или пригрозить наказанием.

В целом же супружеская жизнь Полины теперь протекала без особых конфликтов, словно они с мужем заключили негласное перемирие. Пару раз в неделю они наносили визиты соседям, иногда принимали гостей у себя. Но устраивать в своем доме веселые вечера Полина больше не порывалась, ибо настроение у нее было совсем не праздничным.

Зарядили дожди, и Полина отказалась от прогулок. Вставала она теперь поздно, нехотя совершала утренний туалет, натягивала первое попавшееся платье и выходила в столовую. А потом шла в библиотеку и просиживала до самого обеда, лениво перелистывая книжки и размышляя о своей судьбе.

Как могло случиться, что ее мягкий, предупредительный жених превратился в злобного монстра? Все пять месяцев, что прошли от начала его знакомства с Полиной и до свадьбы, Юлий Карлович держался безукоризненно. Всегда такой сдержанный, доброжелательный, тактичный. Но как же тогда объяснить ту разительную перемену, что произошла с ним за считанные недели? Что за бес вселился в уравновешенного прибалтийского барона? Или его прежнее поведение было лишь искусным притворством, игрой?

Он перестал считаться с ней сразу после свадьбы. Полина не могла без стыда вспоминать вечер после венчания, когда впервые осталась с мужем наедине. Ее страшно пугала первая брачная ночь. К тому же, они провели ее в родительском доме, откуда собирались наутро выехать в имение. Сознание того, что родители в соседней комнате, не давало Полине чувствовать себя свободно. И тогда она попросила Вульфа повременить с первой брачной ночью.

Как же он на нее взглянул! Наверное, цветы могли завянуть от его взгляда. Правда, потом он согласился «пойти ей на уступку». Пойти на уступку… Словно она была крепостной служанкой, просившей хозяина о милости!

Тогда, после ухода мужа, Полина по привычке выглянула в окно. Ее взгляд упал на Петропавловскую крепость, где томились несчастные заговорщики, и ее воображение живо нарисовало картину: