Мой прекрасный негодяй Брук Кристина

Глава 8

Странное чувство тревоги охватило Хилари, едва Давенпорт покинул ее. Когда он был рядом, она могла чувствовать себя раздосадованной, шокированной или разгневанной, но, без сомнения, в большей безопасности, чем если бы она не имела сильного мужчину рядом.

Она восхищалась тем, с какой непревзойденной самонадеянностью Давенпорт распоряжался на конюшне, потребовав лошадь и экипаж, хотя в кармане у него оставалось всего несколько монет. Одних его манер оказалось достаточно, чтобы убедить слуг: перед ними действительно граф Давенпорт, высокородный аристократ, пользовавшийся везде неограниченным кредитом. Не имело значения, что его лицо в синяках больше напоминало профессионального боксера и все старания Трикси не могли вернуть его вечернему костюму прежний вид. Весь его облик свидетельствовал о сильной личности, что могло быть только результатом многих веков беззаботного и привилегированного существования. Более того, в нем присутствовали и глубоко укоренившаяся уверенность в себе, и привычка командовать.

Хилари уселась на небольшой деревянный стул у стены и осмотрелась. Ей еще никогда не приходилось бывать в таком заведении. Благородные леди сюда обычно не заглядывали – как, впрочем, и вообще женщины. Коммерсанты разного рода – торговцы и фермеры, банкиры и городские клерки, – похоже, были здесь частыми гостями.

Из зала доносился оглушительный шум, перемежавшийся непристойными ругательствами. Девушка невольно морщилась всякий раз, когда раздавался очередной взрыв хриплого смеха, – хотя, пожалуй, ей следовало быть довольной тем, что она слышит смех, а не перебранку. Нетрудно было догадаться, кто окажется в центре любой потасовки, какая только попадется на его пути. Хотя она и взяла с Давенпорта обещание не бить никого во время их путешествия, Хилари отнюдь не была уверена, что он сдержит слово, если дело дойдет до драки в общественном месте.

Она вспомнила, как Давенпорт стоял перед ее чудовищными братьями, сжав кулаки и широко расставив ноги. Яростный блеск в его глазах померк, едва он сообразил, что она находилась рядом, однако она успела заметить все. И тогда она поняла – хотя и подозревала об этом с самого начала, – что граф Давенпорт, при всем своем внешнем легкомыслии и беспечности, был не из тех мужчин, с которыми можно шутить.

Хилари пристроилась в самом углу, пытаясь выглядеть по возможности более неприметной – и, как ей самой казалось, не без успеха. Она сложила руки на коленях, склонила голову и стала ждать.

Прошло некоторое время, прежде чем она почувствовала, что к ней приковано чье-то внимание. Ощущение оказалось верным, хотя ей самой было бы трудно объяснить его. Однако даже вопреки собственному желанию она не могла удержаться от искушения поднять глаза.

Это оказалось ошибкой. Какой-то крупный, с красным, мясистым лицом мужчина в жилете горчичного цвета смотрел на нее с понимающей ухмылкой, носившей оттенок жестокости.

– Ах, какая прелесть! – Слова были хриплыми и слегка бессвязными.

Хилари осмотрелась вокруг, надеясь, что мужчина обращался не к ней, но, разумеется, надежда оказалась тщетной.

Согласно правилам этикета, ни один джентльмен не смел приближаться к леди, которой он не был представлен, – если, конечно, он не хотел, чтобы его резко осадили. Однако эти правила относились только к джентльменам, а не к людям того же круга, что и этот человек, – и не к скандально известным графам, добавила Хилари про себя. А поскольку она находилась здесь одна, без горничной или компаньонки, которые могли бы придать ей респектабельности, неудивительно, что мужчина считал ее легкой добычей.

– Ну хватит ломаться, красавица. Улыбнись нам!

Беспокойство холодком пробежало по ее спине. Ей следовало немедленно приструнить наглеца. Скорее всего то был обыкновенный торговец, надеявшийся на мимолетный флирт с молодой женщиной, рядом с которой не оказалось никого, кто бы мог ее защитить. Ему все это казалось не более чем невинной забавой. Но только не Хилари.

Она держала голову опущенной, разглядывая забрызганные грязью ботинки мужчины в жилете и уповая на то, что он не осмелится подойти ближе.

Но тут к паре ботинок присоединилась другая.

– Ба! Кого я вижу! Такая красавица, и совсем одна. Нуждаешься в хорошей компании, а?

Теперь их было двое! Второй мужчина оказался даже выше ростом, чем первый, с кустистой черной бородой, которая подчеркивала его мокрый, ухмыляющийся рот.

Не желая отвечать на их грубые вопросы, Хилари выпрямилась на своем стуле. Ей совсем не нравилось, когда ей угрожали, и она уже готова была высказать этому человеку прямо в лицо все, что она о нем думала. Тем не менее, напомнила она себе, ввязываться в любой разговор с этими незнакомцами означало привлечь к себе внимание, а как раз этого она и старалась избежать любой ценой. Кроме того, если она сделает им выговор за их поведение, они могут воспринять ее слова либо как вызов, либо как приглашение, а она не хотела давать им повод ни для того, ни для другого.

Хилари малодушно желала, чтобы Давенпорт вернулся поскорее. Он мог быть беспринципным болваном, но зато наверняка справился бы с этими типами в мгновение ока.

Девушка снова опустила глаза, уставившись на ботинки мужчин и стараясь не обращать внимания на их ухмылки, пока один из них не пробормотал: «А ты, оказывается, заносчивая штучка, не так ли?» – после чего сделал шаг в ее сторону.

Хилари уже собиралась вскочить со своего места, когда перед ее взором предстала еще одна пара ног – на сей раз обутых в потрепанные вечерние туфли – и до нее донесся низкий, звучный голос Давенпорта.

– А, вот вы где, Хани! Там же, где я вас и оставил, – произнес он весело, словно не замечая ее затруднительного положения, от которого у нее сосало под ложечкой.

Она подняла взгляд на его необычайно красивое, несмотря на яркие отметины, лицо, и облегчение охватило ее подобно мощному приливу. Она вскочила с места, и только хорошие манеры, которые она так старательно усваивала, помешали ей прильнуть к этой широкой мужской груди.

«Я могла бы поцеловать его, – промелькнула у нее шальная мысль. – Я могла бы обвить руками эти широкие плечи, и…»

Но разумеется, она ничего подобного не сделала, ибо хорошо воспитанные леди никогда не целовали мужчину, который не был их близким родственником, мужем или женихом, – и уж тем более не в переполненной людьми гостинице.

Чья-то крупная рука ударила Давенпорта по плечу.

– Эй, ты! Я первый заговорил с этой леди.

Глаза Давенпорта вспыхнули алмазным блеском. Он обернулся, оттолкнув от себя мясистую лапу, и, поравнявшись с Хилари, оказался лицом к лицу с двумя мужчинами.

– Эта леди со мной, – произнес он спокойным, ровным тоном, так противоречившим выражению его лица. – А теперь, джентльмены, если вы будете так любезны отойти в сторону, нам пора в путь.

Хилари бросила взгляд на Давенпорта, пораженная его неожиданной вежливостью. Однако вид у него был далеко не вежливый. Более того, она еще никогда не видела его таким. Когда он дрался с ее братьями, его глаза светились возбуждением и даже радостью. Сейчас в них не осталось ничего, кроме холодной ярости.

Его соперники почуяли драку. Не обращая внимания на его просьбу, они даже не пошевелились и держались наготове. Бородач скрестил руки на своей бочкообразной груди, ясно давая понять, что не двинется с места.

Давенпорт вздохнул и обратился к ней:

– Не могли бы вы отойти в сторону, моя дорогая?

Хилари не понадобилось долго уговаривать – она забилась в угол, словно мышка. По своему горькому опыту Хилари знала, что окажется на пути у дерущихся, если останется на месте, а если попробует вмешаться, то может отвлечь Давенпорта.

Локоть Давенпорта метнулся вперед, угодив бородачу прямо в его покрытый обильной порослью подбородок. Тот зашатался и попятился назад. Затем быстрый удар каблуком попал другому мужчине в колено. Взвыв, он рухнул на пол.

Бородач очнулся быстро и снова двинулся на Давенпорта.

Давенпорт подался вперед, схватил один из стульев, развернулся и ударил им по голове бородача. Хрупкий стул треснул и разлетелся на кусочки. Дюжий мужчина отряхнулся, словно пес, и продолжал надвигаться на них.

– Хани, – выпалил Давенпорт, – я делаю все, что в моих силах, чтобы не пускать в ход кулаки, но это становится чертовски трудно!

Глупое обещание… неужели он и впрямь мог подумать, что она поймает его на слове?

– Забудьте об этом, – крикнула она. – Ударьте его!

Краснолицый тип, который только что выл от боли в колене, между тем пытался подняться на ноги с выражением убийственной ярости на лице. Их было двое против одного, но теперь, когда руки у него не были связаны, Давенпорт сражался словно бог, демонстрируя силу, ловкость и странное изящество.

Остальные посетители, привлеченные звуками потасовки, приняли ту или другую сторону и плотно обступили их. Судя по тому, что могла заметить Хилари из своего места в углу, дело принимало нешуточный оборот. Все больше мужчин ввязывались в драку, и очень скоро респектабельные фермеры и купцы сошлись в одной рукопашной схватке, катаясь по полу и нанося друг другу удары, сами не зная почему.

Давенпорт тем временем, не переставая сражаться, пробирался сквозь беспорядочную толпу к выходу во двор. Хилари оставила свое место в углу и метнулась к двери, готовая бежать прочь вместе с ним.

И тут она увидела их. Своих собственных братьев, Тома и Бенедикта, входивших в гостиницу через другую дверь. Они не только последовали за ней, но и чуть было ее не настигли.

– Давенпорт! – завопила она, перекрикивая шум. – Взгляните!

Давенпорт ловко увернулся от чьего-то взметнувшегося кулака, после чего осмотрелся по сторонам. Едва увидев ее братьев, которые с обычным наслаждением ввязались в драку, он протиснулся сквозь массу мелькавших в воздухе конечностей к ней.

– Быстрее! – Схватив за руку, он выволок ее во двор.

Она едва не оступилась, пытаясь поравняться с ним. Холодное, жесткое выражение не покидало его лица.

– Вам удалось разыскать кого-нибудь из слуг в баре? – спросила она, вспомнив первоначальную причину, по которой он ее оставил.

Давенпорт покачал головой:

– Возможно, они направились в кузницу. Сейчас нет времени выяснять. Нам нужно поскорее убираться отсюда, пока нас не заметили ваши братья.

– Не могу поверить, что они последовали за мной. – Хилари пришлось бежать, чтобы не отстать от него. Они бы не стали утруждать себя только ради нее. Наверняка имелась еще какая-то причина.

Давенпорт чуть ли не швырнул ее на сиденье двуколки, уже запряженной и поджидавшей их. Усевшись рядом с ней на место кучера, он швырнул монетку конюху, державшему лошадь за голову.

– Мне нужен кто-то, чтобы найти разбитый экипаж примерно в двух милях отсюда по северной дороге, починить сломанную ось и вернуть его в Ротем-Грейндж, недалеко от Стамфорда.

Если конюх и счел его просьбу странной, он не стал с ним спорить, а только приподнял шляпу и ответил:

– Да, ваша светлость.

– А как насчет Трикси? – Хилари схватила Давенпорта за руку, когда тот пустил лошадь вскачь, объезжая другие экипажи и пешеходов во дворе.

Он отмахнулся от ее возражений.

– Я пошлю кого-нибудь за ней, как только мы доберемся до Лондона.

– Но…

– Вы хотите, чтобы братья настигли вас и силой поволокли домой? – спросил он.

– Конечно, нет! Только…

Он бросил взгляд на огромные часы во дворе:

– И вы хотите попасть в столицу до вечера, не так ли?

– Да, но…

– Тогда нам пора в путь. Мы и так уже потеряли слишком много времени.

Хилари не знала, как поступить.

– Но я чувствую себя так скверно, бросая Трикси с больной лодыжкой…

– Что ж, вам остается либо разыскивать ее, рискуя нарваться на ваших братьев, либо двигаться дальше. – Он бросил на нее полный вызова взгляд. – Что вы выбираете?

Отчаянное желание вырваться из Грейнджа перевесило ее опасения за Трикси. Помимо всего прочего, с горничной были другие слуги, а Трикси, как никто другой, могла понять причины поспешного бегства Хилари.

– Ну ладно. Поехали.

Однако Давенпорт, по-видимому, считал ее ответ делом предрешенным. Они оставили гостиницу, а с ней и ее братьев, в облаке дорожной пыли.

По крайней мере Хилари на это надеялась. Они проехали уже много миль, прежде чем она перестала бросать осторожные взгляды через плечо.

Как только непосредственная опасность миновала, Хилари начала особенно остро ощущать близость Давенпорта. Двуколка была далеко не хрупким прогулочным экипажем, в ней без труда могли разместиться три человека. И тем не менее мускулистое бедро Давенпорта то и дело прижималось к Хилари, пока он гнал экипаж с такой скоростью, какую только позволяла нанятая в гостинице лошадь.

Прикосновения Давенпорта раздражали ее, вызывали жар в теле. И это ей совсем не нравилось.

– Я бы попросила вас так больше не делать, – произнесла она, отодвинувшись от него как можно дальше к краю сиденья. – В действительности именно этого я и хотела избежать, когда настояла на том, чтобы взять с собой Трикси.

Он ухмыльнулся:

– Неужели вы так боитесь находиться со мной в открытом экипаже при свете дня? Хани, даже мое непревзойденное умение обращаться с лентами не позволит мне заниматься с вами любовью и править лошадью одновременно. Хотя… – Он умолк и наклонил голову, словно обдумывая способ достичь двух целей сразу.

Хилари чуть слышно ахнула, отчего улыбка на его лице сделалась шире.

– Кроме того, – добавил Давенпорт, – когда я займусь с вами любовью, я твердо намерен уделить этому свое полное и безраздельное внимание.

И почему только его возмутительные замечания заставляли ее так краснеть? Ей уже давно следовало к ним привыкнуть.

Она возмущенно хмыкнула:

– Вы ведете себя не по-рыцарски.

– Именно это я и твержу вам с самого начала, – произнес Давенпорт. – Я самый отъявленный негодяй во всем Лондоне – и, будучи им, считаю своим долгом вас соблазнить. Ваш же долг, как добропорядочной леди, твердо намеренной сберечь свою репутацию, – остановить меня.

Он взглянул на нее сверху вниз и покачал головой. Шаловливый огонек в его глазах как бы приглашал ее принять участие в шутке.

– Вряд ли мне стоит напоминать вам об этом.

Он был прав, сообразила Хилари. Она, по-видимому, утратила связь с реальностью, если и впрямь верила, будто этот неунывающий мерзавец способен совершить благородный поступок. Он мог защитить ее от других волков, однако ей не следовало забывать: Джонатан, лорд Давенпорт, был самым опасным хищником из всех.

Только одно беспокоило ее: стал бы подлинный негодяй постоянно напоминать ей об этом?

– Мне не подобает ехать всю дорогу с вами, пусть даже в открытом экипаже, – с трудом выговорила она. – Как я посмотрю в глаза леди Трегарт, если прибуду в ее дом в таком виде?

– Об этом не тревожьтесь. Я придумаю какое-нибудь объяснение, которое ее устроит. – Он снова подстегнул лошадь. – Хотя Розамунда и графиня, но она далеко не так кичлива, как вы.

– Осмелюсь заметить, – произнесла она колко, – что, будучи одной из Уэструдеров, ваша кузина может прогуляться обнаженной по Сент-Джеймсскому парку, и никто при этом даже глазом не моргнет. Тогда как я…

– Тогда как если бы вы, Хани, прогулялись обнаженной по Сент-Джеймсскому парку, это привело бы к бунту.

Блеск в его глазах слишком явно свидетельствовал о том, что ему очень хотелось видеть ее обнаженной, и как можно скорее. Как будто она нуждалась в подобных напоминаниях… ее вина в том, что она первой произнесла это слово. И зачем только ей понадобилось будить в нем похотливые мысли? Возможно, в ней было больше от Деверов, чем она сама предполагала.

Нет. Хилари вынуждена была признать, что ее спутник дурно влиял на ее умственные способности, главным образом благодаря красивой внешности и необычайному самодовольству. Очень немногие женщины могли сопротивляться графу Давенпорту, в этом она не сомневалась.

Что ж, она будет ему сопротивляться всеми силами. От этого зависела ее дальнейшая судьба. Она должна показать миру, что, даже принадлежа к роду Деверов, способна вести себя с безупречным вкусом и тактом. Она сумеет убедить какого-нибудь доброго, респектабельного джентльмена в том, что может стать ему такой же доброй, респектабельной женой.

– Я хочу сказать, – продолжила Хилари, прилагая все усилия, чтобы сохранить терпение, – что, будучи одной из Деверов, я не могу быть слишком осторожной, когда речь идет о моей репутации. Я и так с самого начала поставлена в неблагоприятное положение из-за моей порочной родни.

– Знаете, – ответил Давенпорт после некоторой паузы, – мне кажется, что ваша родня в данном случае значит не так много, как вы полагаете. Наилучшее поведение в обществе – это поступать так, будто мнение окружающих вас нисколько не заботит.

– Думаю, это может подействовать, если речь идет о таком человеке, как вы, – пробормотала она язвительно.

Давенпорт потер ладонью поросший щетиной подбородок и задумался над ее словами.

– Нет, не берусь утверждать, что в моем случае это подействует – или что у меня есть желание завоевать расположение света. Меня нигде не принимают. Вернее, не принимали бы, не будь я графом, и к тому же весьма богатым. Разумеется, меня не заботит, что думают обо мне люди. Если тебя в течение шести лет считали мертвым, поневоле начинаешь видеть окружающее в нужной перспективе.

Хилари уже задумывалась раньше над этим необычным обстоятельством, однако с момента их первой встречи столько всего произошло, что этот вопрос просто вылетел у нее из головы.

Она уже собиралась продолжить расспросы, но тут он добавил:

– Именно это я и замечал не раз среди дам высшего света. Самый громкий скандал можно загладить, если только у тебя хватает смелости противостоять всем сплетням.

Хилари не поверила ему. Как одна из Деверов, она не могла допустить ни малейшего изъяна на своих сверкающих доспехах. Достаточно вспомнить о том, что произошло в академии мисс Толлингтон. Пусть даже сама она вела себя безупречно, однако дурная слава ее семьи обернулась против нее – и в конечном счете оказалась решающей. Сильнейшее потрясение, которое она испытала в тот момент, когда мисс Толлингтон пришлось ее уволить, еще отдавалось в ее душе подобно отголоскам землетрясения. С того судьбоносного дня прошло более двух недель, но она до сих пор так и не пришла в себя.

Когда же она набросилась на Давенпорта прямо на глазах у миссис Фаррингтон… при одном воспоминании об этом ее охватывала дрожь. Это было не просто изъяном на ее доспехах – по сути, она разоблачила саму себя.

Разумеется, его вызов невозможно было игнорировать. Но теперь, узнав Давенпорта поближе, Хилари могла обуздать его дерзкий нрав – или по крайней мере отразить все его попытки соблазнить или смутить ее, не подвергая опасности ни свои нервы, ни свою добродетель.

Давенпорт отпустил поводья, чтобы замедлить бег лошади на повороте. Руки его были без перчаток, заметила Хилари. Если он когда-то и носил их в дополнение к вечернему костюму, они должны были быть белыми – и к этому моменту безнадежно испорченными.

По какой-то непонятной причине эти руки без перчаток словно зачаровывали ее. Их тыльная сторона была чуть более загорелой, чем остальная часть. И когда они двигались, свет отражался от покрывавших их золотистых волосков. Крупные руки, сильные и умелые, способные ввести любую женщину в искушение довериться им.

Она вспомнила ощущение от этих рук, державших ее за плечи, когда он ее поцеловал, и едва сдержала легкую дрожь. Затем ее мысли вдруг переметнулись на видение, навеки запечатлевшееся в ее памяти: Давенпорт, стоящий подобно статуе Аполлона посреди мусора от рухнувшего потолка.

Обнаженным.

Усилием воли Хилари отогнала от себя непрошеное воспоминание. Что с ней, в конце концов, происходит? То она дает себе торжественную клятву следовать путем добродетели, то вдруг представляет себе самого отъявленного распутника Лондона без одежды.

Все дело в Давенпорте. Это он оказывал на нее такое дурное влияние. Никакой другой мужчина не пробуждал в ней таких бурных и противоречивых эмоций. Это по его и только по его вине она обнаружила, что может получить удовольствие от вида голого мужского зада.

О Господи. Хилари припомнила многочисленные случаи, когда ее деликатная матушка пыталась отучить ее братьев от сквернословия при помощи мыла. Жаль, что она не может сделать то же самое с собственным рассудком.

– Грош им цена, – лениво проговорил Давенпорт, прервав необузданный поток ее раздумий.

Она вздрогнула:

– Что?

– Грош цена вашим мыслям, – отозвался он, хихикнув. – Хотя, надо признаться, я бы дал гораздо больше за возможность узнать, что именно вызвало прелестный румянец на ваших щеках. Знаете, у вас прекрасная кожа. Полупрозрачная, как самый дорогой фарфор в доме моей сестры. Как белая роза с нежнейшим розовым оттенком в середине.

Прочувствованный тон, которым он произнес последнюю фразу, заставил ее невольно рассмеяться.

– Как вы, оказывается, ловки, лорд Давенпорт. Почему вы не можете быть серьезным, даже когда пытаетесь заманить меня в свои… э-э-э… объятия?

Он пожал плечами:

– Вы слишком умны, чтобы поддаться на подобные уловки, сколь бы искренними ни были стоящие за ними чувства.

Если он действительно считал так, то знал ее далеко не так хорошо, как думал. Слава Богу, что он не воспринимал все эти глупости всерьез – иначе, как она понимала, ему невозможно было бы противиться. И в этом таилась опасность. Даже когда он говорил чушь, ей хотелось ему верить…

– Я рада, что вы так хорошо меня понимаете, – произнесла она, аккуратно сложив руки на коленях.

Давенпорт взялся за вожжи и обернулся к ней, голос его был низким и скрежещущим:

– До тех пор, пока вы понимаете меня, моя дорогая. Я твердо намерен вами обладать – обладать во всех отношениях, в каких мужчина может обладать женщиной, и многих других, до которых даже мое богатое воображение пока не дошло. Я предупреждаю вас заранее, поскольку, когда речь идет о моих намерениях, я никогда не лгу, не прибегаю к лести и не связываю себя никакими обязательствами, с кем бы то ни было.

Хилари посмотрела в его вдруг ставшее серьезным лицо, и сердце ее отчаянно забилось. От каждого его слова по ее телу пробегали струйки жара, накапливавшиеся в нижней части живота. Он пробудил в ней ранее неведомые ощущения. Желание. Тоску. Потребность. Он прямо заявил ей, что намеревался воспользоваться ее телом, но физическая близость не предполагает с его стороны никакой эмоциональной привязанности – и, само собой, никакого брака. Все его легкомысленное обаяние, к которому она уже успела привыкнуть, исчезло. Но она не испытывала страха. Во всяком случае, перед ним, Давенпортом. В минуту внезапного озарения Хилари сообразила, что он пытался установить между ними эмоциональную дистанцию, одновременно все ближе подбираясь к ней физически.

Неужели она, Хилари Девер, способна была разрушить эмоциональное благополучие скандально известного графа Давенпорта? Неужели она обладала властью достаточной, чтобы повлиять на него или предъявить права на его привязанность?

Тут словно что-то прозвенело на самом краешке ее сознания – нечто, вернувшее ей уверенность в себе ровно настолько, чтобы ответить:

– Знаете поговорку, милорд? «Не сотрясай зря воздух». Что означает – не трать время на слова. Либо делай, либо нет.

В его темных глазах появился интерес. Затем он тихо осведомился:

– Это приглашение?

– Да, – ответила Хилари. – Приглашение перестать говорить глупости. А теперь, – добавила она, стараясь не возгордиться при виде изумления, сменившего на его лице интерес, – расскажите мне, что вы придумали, чтобы объяснить это безрассудное путешествие вашим родным?

Глава 9

Прошло несколько мгновений, прежде чем Давенпорт смог собраться с духом и ответить ей. И как только настрой их беседы мог в мгновение ока измениться от плотской страсти до холодной, отрывистой практичности?

Один короткий укор с ее стороны, и он уже чувствовал себя как школьник, получающий выговор от своей гувернантки за то, что дергал сестру за волосы. Не то чтобы ему когда-либо случалось дергать за волосы Сесили, но…

Лишь после довольно неловкой паузы ему удалось обрести прежний апломб.

– О, это просто, – ответил он. – Я просто скажу леди Трегарт правду.

– Что? – Лицо Хилари сделалось белым, как ночная рубашка девственницы.

– Почему бы и нет? – Давенпорт сдержал довольную ухмылку. – Розамунда уже хорошо знакома с нравами семейства Деверов. Она все поймет, более того, отнесется к вам с сочувствием.

Хилари, моргнув, воззрилась на него.

– Вижу, что от вас мне помощи не дождаться. Мне самой придется состряпать какую-нибудь историю.

Давенпорт пожал плечами:

– Как вам будет угодно.

Он так увлекся разговором, что на какое-то мгновение забыл о необходимости следить за братьями Хилари. До сих пор он никого из них не заметил, но это ничего не значило. К этому моменту Том и Бенедикт уже должны были догадаться, куда они направляются. Из осторожности он не стал ехать по главной дороге, предпочитая добираться до Лондона окольными путями. Так ее братьям будет труднее напасть на их след, да и его «тени», возможно, это тоже доставит неудобства. Если им повезет, то их преследователи запутаются и отправятся искать их в другую сторону, поняв, что Давенпорт поехал не тем путем, каким предполагалось.

Он не сводил настороженного взгляда с темных, как уголь, облаков, скопившихся на горизонте. Ветер постепенно усиливался, и он был почти уверен, что они не успеют добраться до Лондона, прежде чем разверзнутся небеса.

Свежий ветерок становился влажным. Давенпорт остановил лошадь и передал вожжи Хилари, чтобы натянуть складной верх двуколки. Разумеется, такое укрытие вряд ли могло защитить их от грозы и шквала, но больше он ничего сделать не мог. Жаль, что ему не пришло на ум прихватить с собой коврик из сломанного экипажа, прежде чем его покинуть. Затем он снова забрался в двуколку.

– Боюсь, что мы промокнем насквозь, – произнес он весело, и у него действительно имелся повод для веселья. Им придется остановиться где-нибудь на ночь, а это могло привести к интересному повороту событий.

Хилари передала ему вожжи, в тревоге кусая свою злосчастную губу.

– Мы должны к вечеру добраться до Лондона. Меня не волнует, даже если мы оба вымокнем до нитки. Этим вечером мы будем в Лондоне.

Она оказалась на редкость решительным юным созданием. Давенпорт невольно восхищался ее силой духа. Но когда ветер стал еще холоднее, а его панталоны промокли от дождя, ему все меньше нравился ее упорный отказ подумать об удобствах сухой спальни и огня, пылающего в камине.

Не говоря уже о крупном мужском теле между простынями, чтобы согреть ее продрогшую плоть.

Сама мысль об этом наполняла его мукой. Похоже, ему было суждено, оставаясь промокшим и замерзшим извне, пылать страстью к этой женщине изнутри.

Два дня. Они знали друг друга всего два дня, и вместе с тем он чувствовал себя так, словно страдал от злосчастного влечения к ней по меньшей мере месяц.

Надо отдать ей должное – она не жаловалась. На ее прелестном личике застыло выражение мрачной решимости противостоять любой стихии. Рот, похожий на спелый персик, был упрямо сжат. Поля ее шляпы поникли, пелисс постепенно становился мокрым. Они больше не разговаривали, так как все равно не смогли бы услышать друг друга сквозь рев ветра.

Небо совсем потемнело, хотя было всего четыре часа дня. Хилари рассудила верно – если поторопиться, к вечеру они успели бы добраться до Лондона. При условии, что погода стояла бы хорошая, у них имелся прочный экипаж, запряженный четверкой лихих коней, а над головами дружелюбно светила луна. Эта же двуколка явно не предназначалась для ночных путешествий. Здесь не было даже фонаря, чтобы освещать путь в темноте.

Вспышка молнии расколола небо. Лошадь испугалась и пронзительно заржала.

– Проклятие! – выругался Давенпорт, сумевший быстро обуздать бедное животное. Затем он обернулся к Хилари. – Моя дорогая, дело и так уже зашло слишком далеко. Нам придется где-то остановиться, по крайней мере до тех пор, пока не пройдет гроза. Я боюсь, что лошадь может пострадать, если мы и дальше будем плестись в темноте.

Нижняя губа девушки успела изрядно натерпеться за время, прошедшее с начала их знакомства. Плечи Хилари поникли, удрученное выражение ее лица заставило Давенпорта сожалеть о том, что он не может ради нее остановить грозу.

– Очень хорошо, – наконец произнесла она. – Поищем себе укрытие в первой же деревне, которая попадется нам на пути.

Прошел почти час, прежде чем они нашли подходящее место, чтобы остановиться. Это был небольшой, опрятного вида коттедж, принадлежавший, как выяснилось, преуспевающему фермеру и его жене. Хилари тут же прониклась симпатией к хозяйке, миссис Поттер, миловидной, склонной к полноте матроне средних лет. Сразу поняв, в чем дело, она озабоченно запричитала при виде двух насквозь промокших путешественников, появившихся у нее на пороге.

– Заходите, заходите! – Хозяйка проводила обоих в небольшую переднюю и помогла Хилари снять промокшую шляпу и пелисс. Коробки Хилари, на которые обрушилась вся ярость стихии, превратились в мокрую, бесформенную массу картона, да и их содержимое наверняка было не в лучшем состоянии. – Как ужасно быть застигнутыми в пути в такую погоду.

– Благодарю вас, мэм. Вы так добры! – отозвалась Хилари, с наслаждением приблизившись к камину.

– Мы просим прощения за то, что приходится злоупотреблять вашим гостеприимством, – вступил в разговор Давенпорт. В глазах его блеснул тот самый довольный огонек, который вызывал у Хилари инстинктивное недоверие. – Моя жена и я в долгу перед вами, миссис Поттер.

Моя жена? Хилари прикрыла глаза.

По крайней мере, предположила она, он пытался сберечь ее репутацию. Но разве он не мог представить ее как свою сестру? Ей следовало это предвидеть и взять с него слово вести себя прилично. Как ни странно, Давенпорт казался ей человеком слова – если только кому-то удавалось взять с него это слово.

– Ах, что вы! – воскликнула в ответ хозяйка, так и светясь улыбкой. – Мы тут как раз говорили с мистером Поттером о том, что теперь, когда наша единственная пташечка выпорхнула из родительского гнезда, наши вечера стали совсем одинокими. Наша Дейзи вышла замуж очень удачно, только живет она далеко отсюда, в Кенте, и мы ее не видим вовсе.

Миссис Поттер выразительно вздохнула, потом взяла себя в руки.

– Мы только что кончили обедать, но, если вам угодно, осталось еще достаточно пирога с бараниной. Конечно, это не та еда, к которой вы привыкли, но…

– Вовсе нет, миссис Поттер, – отозвался Давенпорт. – Должен признаться, я очень голоден, и пирог с бараниной будет очень кстати.

– Но сначала вам нужно подняться наверх и переодеться, – заявила хозяйка, окинув взглядом промокшую одежду Хилари. – Спальня Дейзи – все, что у меня есть, но, если вы простите меня, миледи, вы почти одного роста с моей девочкой, так что я смогу подобрать для вас что-нибудь из ее гардероба.

– Вы очень любезны, – пробормотала Хилари, – но я не могу носить платья вашей дочери. К тому же нам нужно отправляться в путь сразу же, как только кончится гроза.

– Разумеется, вам лучше остаться здесь! – заявила миссис Поттер, всплеснув своими сильными, натруженными руками. – Гроза только начинается, да и куда вы поедете в такой кромешной тьме?

– Боюсь, она права, дорогая, – пробормотал Давенпорт. – Ночь слишком бурная.

Прежде чем Хилари успела что-либо ответить, хозяйка приняла поощрение Давенпорта за согласие.

– Я приготовлю постель и подберу для вас какую-нибудь одежду, миледи.

Сердце в груди Хилари забилось сильнее. Сколь бы ни было велико ее желание попасть в Лондон, приходилось признать, что это было невозможно. Они не могли рисковать тем, что лошадь сломает себе ногу, попав в рытвину, или подвергать опасности собственные жизни, пробираясь сквозь грозу.

Если бы лошадь была ее собственной… если бы хоть малейший проблеск лунного света освещал им дорогу… но нет, затянувшие небо облака словно сговорились против нее. Тут ничего поделать было нельзя. Ей придется провести ночь в этом коттедже.

По крайней мере она могла сделать это анонимно. Каким-то образом Давенпорт ухитрился не назвать их имена хозяйке, а миссис Поттер была слишком робкой или слишком вежливой, чтобы задавать вопросы.

Хозяйка осмотрела Давенпорта с ног до головы.

– Джебидия, мой муж, – мужчина довольно крупный, но не настолько, чтобы его одежда подошла вам, ваша честь.

– О, не стоит беспокоиться, – произнес Давенпорт. – С вашего позволения, я сниму сюртук, который, как я полагаю, пострадал от дождя сильнее всего. Остальная одежда высохнет за ночь перед камином.

Когда миссис Поттер поспешно удалилась наверх, Давенпорт с озабоченным видом обернулся к Хилари:

– Не могу ли я заменить вам горничную, моя дорогая?

– В этом нет нужды, – процедила Хилари сквозь зубы. – Я уверена, что миссис Поттер будет только рада сделать мне одолжение.

По просьбе хозяйки Хилари поднялась следом за ней в бывшую спальню ее дочери. Как единственный ребенок в семье, Дейзи явно наслаждалась всеми удобствами, какие только могли себе позволить Поттеры. В ее комнате преобладал нежный розовый цвет, а обстановка, хотя и немного вычурная, с точки зрения Хилари, вызвала у последней невольный прилив зависти. Поттеры, без сомнения, души не чаяли в своей дочке. Каково это – расти, с самого детства окруженной любовью и заботой?

Кровать с балдахином, занимавшая большую часть комнаты, оказалась достаточно широкой для двоих. Хилари старалась всеми силами не думать об этой кровати. Судя по тому, что ей удалось мельком увидеть по пути в спальню, комната Дейзи была единственной свободной спальней во всем доме. И даже если бы девушка нашла способ сделать это, не выглядя странной в глазах хозяйки, она все равно не могла бы попросить миссис Поттер выделить ей комнату отдельно от ее «мужа».

Что ж, Давенпорт мог спать хоть на полу – ее это нисколько не заботило. Очевидно было лишь то, что она не собиралась делить с ним постель. Даже несмотря на смертельную усталость, она не сможет уснуть, не установив между ними определенную дистанцию.

Хилари стянула с себя мокрую одежду и хорошенько обтерлась полотенцем, прежде чем надеть сорочку и нижнюю юбку, предоставленные миссис Поттер. Корсет оказался ей немного велик, однако, затянув его как можно туже, миссис Поттер помогла своей гостье облачиться в прелестное муслиновое платье в цветочек и шаль в пару к нему.

Платье оказалось чуть свободнее в груди, чем требовалось, – очевидно, юная Дейзи обладала более пышными формами, чем Хилари. Миссис Поттер прищелкнула языком и заколола булавками корсаж так, чтобы он сидел в обтяжку, однако она ничего не могла поделать со слишком низкой линией декольте. Не настолько низкой, разумеется, чтобы имелся риск случайно обнажить соски, однако ниже, чем у любого другого платья, которое когда-либо носила Хилари.

«Тебе придется к этому привыкнуть», – напомнила себе Хилари. Пусть в Лондоне она собиралась вести себя безупречно с точки зрения приличий, но при этом вовсе не обязательно выглядеть провинциальной дурнушкой. Ей было прекрасно известно, что многие дамы из самого высшего круга носили платья куда более откровенные. Просто она чувствовала себя… выставленной на всеобщее обозрение. А такое настроение вряд ли способствовало тому, чтобысопротивляться ухаживаниям некоего несносного графа.

Миссис Поттер настояла на том, чтобы уложить волосы Хилари в модную прическу. Отказаться было бы верхом неучтивости – хозяйка, судя по всему, очень скучала по своей дочке и была рада хотя бы на один вечер найти ей замену.

Переодетая во все сухое и полусонная, Хилари спустилась вниз, чтобы присоединиться к хозяевам и Давенпорту за обеденным столом. В камине заманчиво пылал огонь, запах пирога с бараниной ласкал ее обоняние. Она сразу заметила высокую фигуру Давенпорта, стоявшего рядом с камином. Он снял фрак и жилет, а до сих пор не просохшая рубашка прилипла к его груди.

Ему бы следовало снять и ее, подумала она про себя, потом покраснела. У нее вдруг возникло желание снова увидеть эти великолепные мускулистые плечи – на сей раз не покрытые штукатуркой и купающиеся в золотистых отблесках огня.

Его вечерние панталоны уже почти высохли – по крайней мере с тыльной стороны, насколько она могла судить. Разумеется, мысль о брюках тут же заставила ее подумать о его ягодицах, и о постели со столбиками наверху, и о розовой…

Безумие. Усилием воли Хилари избавилась от этих образов и направилась к столу, улыбнувшись миссис Поттер, которая все это время говорила не переставая.

Хилари обменялась рукопожатием с куда более молчаливым мистером Поттером – коренастым мужчиной с впечатляющей копной каштановых волос. Похоже, хозяин дома был слегка смущен их вторжением, но из учтивости не стал возражать.

Темные глаза Давенпорта окинули ее взглядом – от взбитых и уложенных кверху локонов до кончиков домашних туфелек, – и его глаза вспыхнули не то улыбкой, не то предвкушением. Положив локоть на каминную полку и поставив каблук на решетку, он потер большим пальцем подбородок, присматриваясь к ней, пока миссис Поттер продолжала свою болтовню.

Жар прихлынул к щекам Хилари. Будь он неладен! То, как он смотрел на нее, вызывало у нее дурноту, словно внутри ее вступили в жаркий бой соперничающие рои бабочек. Еда, запах которой еще совсем недавно казался ей таким соблазнительным, теперь едва мог заставить ее сесть за стол. Девушка испытывала то самое неприятное, но волнующее ощущение, которое, как она уже догадалась, было связано с…

Желанием.