Мой прекрасный негодяй Брук Кристина

Глава 11

Давенпорт уже успел привыкнуть к удивленным лицам и недоуменным взглядам, где бы он ни появлялся. Похоже, его неожиданное воскрешение из мертвых оказывало подобное воздействие на людей. Поэтому он не обращал внимания на реакцию толпы, двигаясь неуклонно к своей цели. Его одолевало искушение рявкнуть на них, чтобы они убрались с его пути, но вместо этого он улыбался им своей обычной беззаботной улыбкой – что в сочетании с его эпатирующей внешностью приводило к тому же результату.

Проложив себе путь к верхней ступеньке лестницы, он вошел в бальный зал, где дворецкий бросил на него уничижительный взгляд, когда он ответил отказом на предложение доложить о себе.

– Мне нужно поговорить с ее светлостью. Это не займет много времени, – произнес он, едва заметив ту, кого искал.

Розамунда, белокурая, изящная, несмотря на то что носила под сердцем ребенка, вся сияя, стояла в группе встречающих. Ее мужа нигде не было видно, однако рядом с ней находились ее бывший опекун, герцог Монфор, а также леди Арден, известная на всю столицу сваха, одаривавшие гостей любезными улыбками.

– Джонатан! Меня никто не предупредил, что ты будешь здесь этим вечером. – Темно-голубые глаза Розамунды светились радостным изумлением. – Но что с тобой случилось? – добавила она, едва окинув взглядом его одежду.

Он взял протянутые руки кузины в свои и произнес тихо, но настойчиво:

– Мне нужно срочно поговорить с тобой, Рози. Когда ты освободишься?

На ее лице отразился испуг.

– Как ты сам видишь, я в центре событий, но… я понимаю. Почему бы тебе не станцевать со мной первый вальс?

Давенпорт сделал гримасу. Вальс! Его мечты о горячей ванне, стакане (или даже трех стаканах) бренди и постели, казалось, отступили на задний план.

– А пока что поднимись наверх и попроси Дирлава позаботиться о твоей одежде, – произнесла Розамунда, понизив голос при виде приближавшихся гостей. – Вид у тебя совершенно неприличный даже для такого человека, как ты, дорогой.

Она кивнула и одарила его самой светлой своей улыбкой, отпуская окончательно и бесповоротно. Давенпорту ничего не оставалось, как обратиться к главе рода Уэструдеров, герцогу Монфору:

– Ваша светлость! – Давенпорт отвесил ему изящный, почтительный поклон, и только глаза его при этом выражали отнюдь не уважение. Именно Монфор стал опекуном его сестры Сесили, когда Давенпорта сочли мертвым.

В отличие от своих кузенов Уэструдеров Давенпорт никогда не считал своим долгом следовать указаниям герцога. Однако это вовсе не мешало самому герцогу вмешиваться в дела Давенпорта.

Правда, Монфор не участвовал в его недавнем похищении, в этом Давенпорт был почти уверен. Во всем этом эпизоде отсутствовала некая утонченность, обычно присущая поступкам герцога. Кроме того, Ксавье, маркиз Стейн, скорее позволил бы сварить себя живым в масле, чем поддался на просьбы герцога.

Его светлость улыбнулся своей обычной тонкогубой улыбкой:

– Давенпорт, полагаю, сегодня вечером вы превзошли самого себя.

Это учтивое замечание вовсе не означало комплимент, и Давенпорт не воспринял его как таковой.

– На сей раз это не моя вина. Спросите Стейна, если не верите мне.

Герцог нахмурился:

– Полагаю, нам надо серьезно поговорить – вам и мне.

Ага. Значит, догадка Давенпорта оказалась верной – Монфор ничего не знал о плане похищения. Давенпорту пришло в голову, что, если он хочет, чтобы дебют Хилари имел успех, герцог может стать его могущественным союзником, поэтому он буркнул что-то в знак согласия и двинулся дальше.

– Леди Арден! – пробормотал Давенпорт, склонившись над ее протянутой рукой. – Как приятно вас видеть!

– Хотелось бы мне сказать то же самое о вас, – ответила леди Арден, ее блестящие глаза окинули его взором с головы до ног.

Эта дама, бесспорно, была красавицей, но скорее в духе Афины, чем Афродиты: точеные черты лица, каштановые волосы, довольно полная грудь и царственная осанка. Считалось, что она была любовницей герцога, хотя, даже если это было так, оба они вели себя необычайно осмотрительно.

Эти двое прославились в лондонском высшем свете благодаря своему умению устраивать браки – стратегические альянсы между своими собственными семействами и другими высокородными леди и джентльменами. На свой лад леди Арден отличалась почти такой же безжалостностью, что и герцог. Женщина, которую нельзя было недооценивать, – и к тому же женщина, которая тоже могла оказаться полезной Хилари в случае необходимости.

Обычно Давенпорта не слишком заботили приличия, однако у него хватило ума не поднимать вопрос о Хилари в присутствии герцога или леди Арден, пока они были заняты приемом гостей на балу. Кроме того, ему сначала требовалось привлечь на свою сторону Розамунду.

Леди Арден обмахнула его веером.

– Ярмут сегодня вечером здесь, вместе со своей алчной дочкой. Будьте осмотрительны, Давенпорт, не то можете оказаться в беде. Я слышала, что у него есть на вас виды.

– Даже если так, им никогда не суждено осуществиться, – ответил Давенпорт.

Он уже совсем забыл про леди Марию и ее амбициозного папашу. Одно время его страстно влекло к этой девушке, но не настолько, чтобы проглядеть некоторые недостатки ее характера. Теперь же он мог только удивляться самому себе.

Леди Арден лениво помахивала веером.

– Если вам угодно послушаться моего совета, я бы на вашем месте реже показывалась на людях, пока эта девица не найдет какого-нибудь другого беднягу, чтобы вцепиться в него своими коготками. Впрочем, – добавила она как бы про себя, – когда вы следовали добрым советам?

Давенпорт предпочитал не обсуждать на людях любую даму, с которой у него были близкие отношения, и потому кое-как ухитрился выпутаться из неприятного положения без дальнейших замечаний. И все же как могло получиться, что леди Арден с самого начала поняла замысел леди Марии, тогда как он сам разгадал его лишь в ночь перед самым похищением? До чего же она проницательна в том, что касается человеческого характера, эта леди Арден! И мудра к тому же. Однако он в любом случае не мог последовать ее доброму совету. Ему необходимо было сначала обеспечить успех Хилари в высшем свете.

Чтобы не утратить расположения кузины, Давенпорт покорно поднялся наверх, чтобы выяснить, что может сделать с его вечерним костюмом кудесник-лакей Трегарта. Лишь на мгновение он остановился и задумался, что сейчас делала Хилари внизу, однако решил, что лучше на некоторое время предоставить ее самой себе. Если она и дальше будет настаивать на том, чтобы прятаться по углам, то не сможет пережить лондонский сезон. Однако этот урок ей предстояло усвоить самостоятельно.

Предположительно Хилари хотела выйти замуж. Однако избегать кавалеров с самого начала было не лучшим способом привлечь к себе внимание достойного претендента в супруги. Мысль о том, что она скоро найдет себе мужа, вызвала в нем… подобие некоего чувства, хотя он сам не знал, какого именно.

Вряд ли стоит удивляться, предположил он, что мысль о другом мужчине рядом с Хилари кажется ему такой неприятной. Возможно, он был не самым верным мужчиной из всех, но если какая-либо женщина действительно вызывала его интерес, он, как правило, ее не обманывал. Идея о том, что с ним самим может случиться прямо противоположное, пришлась ему не по вкусу.

Что ж… лучше не говорить «гоп», пока не перепрыгнешь.

Он остановился у дверей гардеробной комнаты, принадлежавшей Гриффину Деверу, ныне лорду Трегарту. Изнутри до него донесся крик, выражавший чистейшую ярость.

Поморщившись, Давенпорт постучал в дверь.

– Я иду, черт побери! – прорычал в ответ Трегарт.

Дверь открылась, и оттуда высунулось гладкое лицо камердинера:

– Лорд Давенпорт!

Черные глаза слуги быстро окинули взглядом персону графа. Он поджал губы.

– Дирлав, вы мне очень нужны, – произнес Давенпорт, разведя руки в стороны. – Как вы сами видите. Но боюсь, у вас сейчас есть другое занятие…

– Давенпорт, это ты? – проворчал Трегарт. – Пусть войдет.

Сразу за этим приказанием последовала еще одна череда ругательств.

– Твой бал продолжается без тебя, – заметил Давенпорт. Войдя в комнату, он обнаружил мужа своей кузины Розамунды стоявшим перед зеркалом и тщетно пытавшимся повязать галстук.

– Я… все равно… сделаю это сам, – процедил Гриффин сквозь стиснутые зубы, губы его растянулись в звериной гримасе.

Он был огромным мужчиной, таким же высоким, как Давенпорт, но куда более массивным – и волосатым. Крупные пальцы Трегарта возились с непокорным куском ткани, пока он, презрительно фыркнув, не отбросил его в сторону, туда, где у его ног скопилась целая груда таких же помятых кусков ткани, доходившая ему почти до колен.

– Что ж, тогда поторопись, Трегарт, – произнес Давенпорт. – Мне нужен Дирлав, и я не хочу проторчать здесь весь вечер, наблюдая за тем, как ты суетишься из-за какого-то галстука.

– Можешь забрать его хоть в ад и там пользоваться его услугами, – ответил Гриффин, выхватив еще один кусок ткани из груды у него под рукой. – Я сам завяжу эту проклятую петлю у себя на шее, даже если это меня убьет, – пробормотал он, завязывая первый узел.

– Не могу ли я чем-нибудь помочь, милорд? – обратился невысокий камердинер к Давенпорту.

– Похоже, вы остались без работы, – произнес он, приподняв бровь в сторону Трегарта.

Блеск в глазах слуги был единственным ответом на это замечание.

– Новый комплект одежды. – Дирлав приложил палец к губам, внимательно осматривая Давенпорта. – Вечерние туфли, белье, чулки. Боюсь, у меня нет подходящих вещей вашего размера, иначе это было бы делом пары минут. Но если вам угодно выпить бренди и отдохнуть четверть часа или около того, я попробую вам помочь.

– Дирлав, это звучит как музыка для моего слуха.

– Очень хорошо, милорд.

Еще одно ругательство, громче всех предыдущих, возвестило о том, что Дирлав покинул комнату. И еще один галстук полетел на пол следом за остальными.

– Теперь я понимаю, почему ты держишь бренди в гардеробной, – заметил Давенпорт, наливая себе стакан. – С таким хозяином, как ты, любой лакей скоро сопьется.

– Он меня не покинет, – проворчал Трегарт. – Для него я представляю собой интересную задачу, если так можно выразиться.

– Должен сказать, ему на удивление хорошо удается поддерживать тебя в приличном виде. Почему ты не даешь ему повязать галстук?

– Потому, что на сей раз я решил сделать это сам. Я уже наблюдал за тем, как он с этим справляется, бессчетное число раз. Но у него такие проворные и умелые пальцы, черт бы их побрал! А мои… – Трегарт протянул ему свои ручищи, каждая размером с хороший кусок ветчины, с большими и толстыми пальцами. – Ну какой от них толк?

– Представь себе, что эта ткань – женщина, – предложил Давенпорт. – Будь с ней мягок. Лаской добейся от нее послушания.

И тут он сообразил, что за всю жизнь Гриффин прикасался лишь к одной женщине – его кузине Розамунде, – и умолк.

Последовала неловкая пауза.

Слегка покраснев, Трегарт произнес:

– Ну вот, ты добился своего. – Он вздохнул. – Пожалуй, мне придется подождать Дирлава.

Тяжелой поступью он направился к столику, чтобы налить себе бренди.

– Что заставило тебя вернуться так быстро?

Давенпорт приподнял бровь.

– Так, значит, ты слышал о заговоре Стейна?

Ему следовало бы догадаться. Трегарт и кузен Давенпорта, Лидгейт, были неразлучными друзьями. Очевидно, Лидгейт ничего не знал о том, что его опоили. Это было проделкой Стейна. Однако Лидгейт охотно согласился помочь, как только дело было сделано.

Давенпорт состроил гримасу. Он уже наказал при помощи кулаков как Лидгейта, так и Бекингема. Однако со Стейном требовался куда более тонкий подход. Тем не менее он сведет счеты и с ним тоже – и очень скоро.

Трегарт кивнул.

– Я сказал Лидгейту, чтобы тот занимался своими собственными делами. В этом вся проблема с Уэструдерами. Они настолько надменны и заносчивы, что не могут терпеть, когда кто-то порочит их имя.

Его взгляд встретился со взглядом Давенпорта поверх краешка стакана.

– Так что же привело тебя сюда этим вечером, да еще в таком виде?

– Я только что вернулся из своего деревенского затворничества.

Трегарт фыркнул:

– Самое короткое затворничество в истории.

Давенпорт приподнял голову, как бы соглашаясь.

– Короткое или нет, но мне оно доставило немало удовольствия. Однако я так и не успел добраться до Давенпорт-хауса. Мое путешествие приняло весьма неожиданный оборот.

– Ты имеешь в виду, что избил до полусмерти Бекингема и Лидгейта, а те в отместку бросили тебя в каком-то амбаре, предоставив позаботиться о себе самому?

– Как видишь, на меня тоже обрушилась вся сила их ярости. – Давенпорт провел рукой по подбородку и почувствовал под пальцами щетину.

– Я попрошу твоего лакея побрить меня, пока я здесь.

– Зачем беспокоиться? Ты выглядишь как настоящий пират, а дамам это нравится. Или по крайней мере мне так говорили, – поспешно добавил Гриффин, снова покраснев.

Гм-м. Еще одно обстоятельство, на котором он предпочел бы не задерживаться, принимая во внимание брак Трегарта с Розамундой.

– Как бы там ни было, – продолжал Давенпорт, – в дороге я встретил одну юную леди.

– Красивую?

Давенпорт нахмурился:

– Какое это имеет отношение к делу?

– Полагаю, что очень большое.

– Ну ладно, так и быть. Красивую. Даже очень красивую. Она одна из твоих родственниц. Некая мисс Хилари Девер.

Он выяснил ее настоящее имя, расспросив Трикси. Разумеется, он ничего не сказал Хани, чтобы не испортить то удовольствие, которое он получал, досаждая ей этим прозвищем.

Лицо Трегарта ничего не выражало.

– Сестра Бенедикта и Тома Деверов. Им принадлежит полуразрушенная усадьба в Линкольншире, недалеко от Стамфорда. Ты наверняка их знаешь.

Брови великана сдвинулись.

– Пара ничтожеств, и осмелюсь предположить, что их сестрица не лучше.

– Ошибаешься, – настаивал Давенпорт. – И она сейчас здесь, в этом доме. Я привез ее сюда, чтобы она погостила у вас.

– Что? Ты совсем из ума выжил? Я не потерплю под своей крышей ни одной девицы из дома Деверов, будь она неладна!

Давенпорт поднял руку, останавливая его:

– Если ты скажешь хоть одно слово, которое вынудит меня дать тебе пощечину, я неизбежно сломаю себе руку – и, кроме того, инстинкт самосохранения не позволит мне ввязаться с тобой в драку. Забудь о той конюшне, из которой она вышла. Девушка добродетельна и чиста, как свежевыпавший снег. Потому-то мне и пришлось увезти ее подальше от этого места. – И затем серьезным тоном добавил: – Она же твоя родня, Девер. Она нуждается в твоей помощи.

– Я не потерплю ее здесь! – выпалил Трегарт. – Розамунда в деликатном положении, и я никому не позволю ее расстраивать.

– О да. Настолько деликатном, что, пока мы тут разговариваем, она там внизу в качестве хозяйки дома принимает более четырехсот гостей и при этом вся светится здоровьем, – отозвался Давенпорт. – Послушай, ты же знаешь сам, как дорога мне Розамунда. Неужели я стану навлекать на нее лишние беды?

– Тебе просто вскружили голову! – бушевал Гриффин. – Обвели вокруг пальца. Все женщины из рода Деверов одинаковы. Одна большая Беда – с большой буквы.

– Полагаю, что и все мужчины из рода Деверов тоже одинаковы, – произнес Давенпорт спокойно, ухитрившись как-то сдержать вспышку гнева, но не более того. – Грубые, неотесанные животные, способные на любую низость, но не на более утонченные чувства. В том числе, как кажется, и на сострадание к беззащитной женщине.

Трегарт метнул на него испепеляющий взгляд.

– Если она так добродетельна и беззащитна, как ты говоришь, что ты делаешь рядом с ней?

«Делаю все возможное, чтобы избавить мисс Девер от этой самой добродетели», – таким должен был быть честный ответ. Однако этого ответа Давенпорт, понятно, дать не мог. Потребность обладать ею физически как будто действовала на совершенно ином уровне, чем желание удостовериться в том, что она получит все, причитающееся ей по праву, во время лондонского сезона. Сейчас он сосредоточился на том, чтобы заручиться поддержкой Трегарта для осуществления своих планов, исключив все остальное.

Даже не моргнув, Давенпорт произнес:

– Я избавил ее от нестерпимого положения в доме ее братьев. Ей некуда было пойти, поэтому я привез ее сюда. Если ты ей откажешь, ей придется самой зарабатывать себе на жизнь – а я осмелюсь предположить, ты и сам понимаешь, что это значит.

– Возьми ее в качестве любовницы, – посоветовал Трегарт. – Это лучшее, что ты можешь для нее сделать.

– Обесчестить ее, ты имеешь в виду? – При виде подобного бездушия по телу Давенпорта пробежала дрожь ярости. Сама мысль о том, чтобы превратить его Хани в доступную женщину, переходящую от одного любовника к другому, казалась ему нестерпимой. Одно дело – завести с ней осторожный роман, приятный для них обоих, и совсем другое – взять ее открыто в качестве любовницы.

Недовольный тем оборотом, который приняли его размышления, он предпочел на них не задерживаться.

– Прошу тебя, – обратился он к Трегарту, – хотя бы повидайся с ней. Как только ты увидишь эту девушку, то сразу поймешь, что я имею в виду.

Трегарт развел руками.

– Хорошо, я с ней встречусь. Но заранее говорю здесь и сейчас, что моим ответом будет «нет». И если только ты станешь расстраивать из-за этого мою жену, я вырежу твою печень и скормлю ее собакам.

Глава 12

Когда Давенпорт снова спустился вниз, он уже был умыт, выбрит, причесан и одет как с иголочки в свой собственный вечерний костюм, который Дирлав доставил с молниеносной скоростью из собственного особняка графа, находившегося неподалеку.

Давенпорт отправился на поиски Хилари, уверенный, что найдет ее где-нибудь внизу, смиренно ожидающей его возвращения. Он надеялся, что время, проведенное в одиночестве, пойдет ей впрок. Он был все еще сердит на девушку за то, что она скрылась от него столь малодушным образом.

Однако он застал ее не прячущейся где-нибудь в углу, а на кухне, в самом центре бурной деятельности. В одной руке она держала скалку, а другой выразительным жестом указывала в сторону плиты, распоряжаясь всем, как пчелиная матка в улье. И вокруг нее уже сновали несколько трутней, готовые выполнить любое ее указание. Даже темпераментный повар-француз и тот как будто относился к ней с довольно лестным почтением. На ее носике виднелось пятно от муки, и до чего же очаровательной она выглядела!

Как ей это удалось? Давенпорт стоял, уставившись на нее, пока не сообразил, что все в комнате смолкли и смотрели на него в упор.

– А, вот вы где, мисс Девер!

Ее взгляд тут же переметнулся на него, и она с шумом выронила скалку.

Кто-то открыл крышку огромного котла, и Давенпорта обдало клубами пара. Но ему не нужен был пар, чтобы почувствовать внезапный, безошибочно распознаваемый жар в его теле. Ей достаточно было просто встретиться с ним взглядом, чтобы внутри у него все так и закипело.

Черт побери, только не сейчас! Ему нужно было на десять минут забыть о своей похоти и поговорить с девушкой по душам.

Пока она смотрела на него, одно выражение на ее лице сменяло другое, остановившись в конце концов на яростном блеске в глазах.

– Прошу прощения, – обратилась она к Давенпорту, губы ее угрожающе сузились. – Им не хватает рабочих рук, и я должна…

– Ну конечно, не должны! – произнес Давенпорт и сделал жест в сторону повара. – Эй, вы! Если вам не хватает людей, пошлите за ними в Давенпорт-хаус. Ума не приложу, о чем вы думали, если не смогли решить проблему раньше.

Тут на место действия прибыл дворецкий и заговорил:

– Разумеется, милорд. Уверяю вас, все будет сделано. С одной из кухарок как раз произошел несчастный случай, когда мисс Девер появилась на кухне, иначе мы бы никогда не приняли ее помощь.

– Не вините их, – произнесла Хилари. – У них не было другого выбора, как только согласиться на мое предложение.

– А я их и не виню, – ответил Давенпорт. Он-то знал в точности, кто нес ответственность за подобное положение дел. Кроме того, он знал, что слуги вряд ли станут уважать Хилари за ее великодушный поступок.

Подбородок ее упрямо дернулся, но даже она не решилась бы спорить с ним в присутствии прислуги в чужом доме.

– Прошу вас, мисс Девер, – произнес Давенпорт, поклонившись, и вышел из кухни, даже не став ждать, чтобы убедиться, следует ли она за ним или нет.

У подножия лестницы он подхватил ее под локоть и увлек за собой в безлюдный уголок.

– И о чем вы только думаете, якшаясь со слугами подобным образом?

– Уберите от меня руки, – прошипела она. – Не то вы испачкаете свои красивые белые перчатки.

Хилари в упор смотрела на Давенпорта, не в состоянии удержаться от сварливой нотки в голосе.

– Что? – Этот самонадеянный осел еще имел дерзость сдвинуть брови, словно он был озадачен или даже слегка обижен.

О, она бы с удовольствием схватилась за ближайший кухонный нож и всадила ему в грудь прямо сквозь элегантный сюртук. Как он посмел предоставить ее себе самой, а сам тем временем переоделся и причесался с таким изяществом, что мог бы соперничать даже с Красавчиком Браммелом[6] в его лучшие времена?

Когда она впервые заметила его, стоявшего в непринужденной позе в дверном проеме кухни, то сначала решила, что перед ней – сама мечта, ставшая явью. Потом его окутал пар, словно небесное облако – или, вернее, жар из совсем другого места. Он был похож на ангела тьмы, который явился сюда из подземного мира, чтобы похитить ее и увлечь за собой в свое огненное логово.

И лишь потом ей пришло в голову: он оставил ее возиться в кухне, сам при этом успев принарядиться не хуже самого заправского франта.

– Без сомнения, вы собираетесь присутствовать на балу, – произнесла она, сделав легкий реверанс. – Не смею вас задерживать.

Ей хотелось сжаться в клубок в каком-нибудь углу с пауками и умереть.

– Не будьте такой дурочкой. – Он сделал гримасу. – Неужели вы думаете, что мне так уж хочется пойти на этот распроклятый бал? Но если я этого не сделаю, Розамунда не станет со мной разговаривать. Мне просто необходимо заручиться ее поддержкой, поскольку могу сказать вам сразу, что Трегарт решительно отказывается принять вас в своем доме.

Хотя Хилари уже почти ожидала, что ее отвергнут, удар был жестоким.

– Ох! – Она сглотнула. – Что ж, тогда я…

Совершенно растерянная, она поднесла перепачканную мукой руку к глазам. Не то чтобы она полностью полагалась на Давенпорта – ради всего святого, нет! Или?.. Безусловно, она не настолько глупа, чтобы поверить, будто он способен довести дело до конца.

И тем не менее она полагалась на него.

Страх оказаться одной в большом городе, где она совершенно никого не знала, угрожал поглотить ее.

– Мне следовало найти какое-нибудь место, чтобы провести эту ночь, но…

Боже праведный! Она и не заглядывала в будущее дальше своего прибытия в Лондон. Какой же дурочкой надо быть, чтобы не предусмотреть подобную возможность и не позаботиться об этом заранее?

Нет, ей просто слишком отчаянно хотелось поскорее сбежать из дома братьев. И она слишком доверяла этому не заслуживавшему доверия негодяю.

– Моя дорогая Хани, не говорите чепухи, – произнес Давенпорт. – Я специально вырядился подобным образом, чтобы станцевать вальс с моей кузиной и уговорить ее оставить вас здесь. У нее самая добрая душа на свете, к тому же она может добиться от Трегарта всего, чего угодно. Сами увидите, сегодня вечером вам не придется никуда идти.

Он улыбнулся, глядя на нее сверху вниз, и сердце в ее груди тяжело, медленно подскочило.

Она всем существом хотела разделять его спокойствие и уверенность. Но больше всего она хотела надеть нарядное платье и войти в бальный зал, рука об руку с ним. Видеть, как он смотрит на нее с восхищением – или даже с благоговейным трепетом, – а не с забавной снисходительностью, как сейчас.

Если бы только она могла понравиться леди Трегарт. Если бы только она могла убедить опекуна расстаться с частью доходов от ее капитала, чтобы она могла оплатить свой дебют.

Она попала в Лондон, но это не принесет ей особой пользы, если лорд Девер воспользуется своим правом опекуна и отошлет ее обратно в Грейндж. Возможно, что уже к утру ее братья будут прочесывать весь город, разыскивая ее.

– Вы уверены, что вам удастся уговорить леди Трегарт оставить меня здесь? – спросила она.

Его зубы блеснули в улыбке, которая превратилась в дьявольскую усмешку.

– Моя дорогая, любая женщина, танцующая со мной вальс, все равно что воск в моих руках.

Она фыркнула.

– По сути, я настолько в этом уверен, – продолжал он, не обращая внимания на то, что его перебили, – что собираюсь сейчас же передать вас в руки домоправительницы. Она найдет для вас подходящую спальню, а я тем временем постараюсь умилостивить мою кузину.

Как только они оказались в хорошо освещенном месте, она заметила, что щетина с его подбородка исчезла, а синяки на лице резко контрастировали с чистой, гладко выбритой кожей. Волосы были уложены блестящими темными волнами, но не взбиты и напомажены, как у большинства джентльменов. Ей нравилось, что они до сих пор выглядели естественно, хотя и опрятнее, чем раньше.

Ох, ей и впрямь следовало быть довольной тем, что он не выглядел точно так же, когда они встретились впервые. Тогда у нее не хватило бы смелости противостоять ему – или даже заговорить с ним, коли на то пошло.

– Вы скажете леди Трегарт то, о чем мы с вами условились? – произнесла она. – Никакой возмутительной лжи или… или…

– Не беспокойтесь, моя дорогая. У меня все под контролем.

Он наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб, как ребенка.

– Спокойной ночи. Завтра мы вместе со всем разберемся. А сейчас вам нужно отдохнуть.

Хилари почувствовала необъяснимое раздражение от того, что ее вот так благожелательно, почти по-отечески, отпустили. Однако она все же отправилась наверх вместе с добродушной домоправительницей, которая даже бровью не повела, когда ей посреди бала приказали приготовить подходящую спальню для неожиданной гостьи. Похоже, миссис Фейтфул сочла родство Хилари с хозяином достаточной причиной, чтобы приветствовать ее. Если бы только она знала!

– Эти апартаменты принадлежали сестре хозяина, леди Жаклин, – произнесла домоправительница, пропуская ее. – Теперь она замужем и живет за городом.

Комната была изящно отделана и обставлена с исключительным вкусом. Хилари моргнула, не в состоянии даже представить себе, что можно жить в такой роскоши.

– Как красиво! – выдохнула она.

– Хозяйка приказала заново обставить мебелью весь дом после того, как вышла замуж за хозяина, – заметила домоправительница. – Леди Жаклин, как вам, должно быть, известно, не особенно жалует разного рода рюши и оборочки. Ну и споры разгорелись между этими двумя! Но в конце концов хозяйка настояла на своем, а леди Жаклин спальня понравилась, даже против ее воли.

«Да и как она могла ей не понравиться – вплоть до последнего дюйма?» – подумалось Хилари.

Хилари хотелось прилечь на толстый ковер и лепить снежных ангелов, как в глубоком пышном сугробе. Ей хотелось упасть на кровать с балдахином, погружаясь все глубже и глубже в пуховый матрац. Ей хотелось завернуться в яблочно-зеленого цвета занавески и танцевать вальс.

Ни на одной из поверхностей не было ни малейшего следа пыли. Ни единой прорехи или дырочки от моли. Ни единой паутины или трещины на украшенном изысканной лепниной потолке.

Хилари почудилось, что она умерла и попала на небеса.