Я люблю Капри Джонс Белинда
Я принимаю душ. мою заодно и волосы, а потом передаю себя в руки Антуанетты, которая оказывается невероятно терпеливой женщиной. Она уговорами и убеждениями отделяет мои локоны один от другого и аккуратно их укладывает. Теперь я уже не выгляжу так, будто по утрам, вместо укладки, сую палец в розетку, — нет, у меня мягкие спиральные локоны, как у Джулианны Моргулис из «ER».[88] Вот это да!
Мое появление вызывает у мамы такую бурную реакцию, как будто я — только что вылупившаяся бабочка. Погодите, она еще не слышала, что я хочу ей сказать.
— Мама?
— Да, милая моя!
— У нас найдется время заглянуть обратно в магазин?
Она смотрит на часы.
— Да, но не надолго. Ты что-то забыла?
— Нет, просто… — говорю я, растягивая паузу. — Я подумала, может, ты подберешь мне что- нибудь на сегодняшний вечер?
Мама от радости роняет чашку с отваром, очищающим кишечник.
Телевизионный сериал «Скорая помощь».
31
В баре «Круг» отеля «Квизизана» сидит женщина в персиковом платье с блестками. До сих пор не верится, что это я.
Тот факт, что мама одета в атласный костюм цвета меди, только подчеркивает ощущение «девчачести» моего наряда. Должна признаться, мне приятно, что я приняла вызов Люка и позволила маме меня одеть. Я набираю полную грудь воздуха и прогоняю легкое головокружение, которое появляется при одной мысли о нем. Мне до смерти хочется быть сейчас рядом с ним. Даже мысль проехать три километра до Анакапри, где мы ужинаем, меня пугает. Мне нужно выпить. Как по мановению волшебной палочки перед нами появляются два бокала с шампанским.
— От того джентльмена, — сообщает нам официант.
— Хорошее начало! — сияет мама и поднимает бокал, оглядываясь на морщинистого ухажера.
Я изворачиваюсь, стараясь последовать ее примеру, но в результате выплескиваю вино на юбку.
— Ах, Ким! — восклицает мама, тайком подавая мне салфетку. — Не волнуйся, к тому времени, как мы доберемся до их отеля, все высохнет.
Я в отчаянии смотрю на свой бокал. Только впустую потратила то, что могло придать мне смелости. Я проглатываю остатки, пока они не успели испариться.
— Подумать только, может быть, из этого бокала пил Том Круз! — посмеивается мама. — Он здесь останавливался. И Жан-Поль Сартр, и Джон Белуши.
Я представляю, как сайентолог, экзистенциалист и гедонист собираются выпить на троих, но тут мама наклоняется ко мне и говорит:
— Мы здесь всего на несколько минут. Я просто хотела выпить с тобой наедине на тот случай, если с этого момента все твое внимание будет отдано Тайлеру.
— Мама! — умоляю я со стоном. — Этого не будет. Пожалуйста, только не надо строить планы.
— Ничего не могу с собой поделать. По поводу этого человека у меня хорошие предчувствия.
Я вздыхаю. Меня так и подмывает рассказать ей про Люка. Без интимных подробностей — только то, какие чувства я к нему испытываю. Может быть, мама смогла бы дать мне хороший совет — она, наверное, не раз оказывалась в подобной ситуации… Но вместо этого я говорю:
— Я совсем не ищу…
— Стильного холостяка миллионера? — В глазах у мамы блестит задорный огонек.
Я смотрю на нее. Она неисправима.
— Ладно. Я буду очаровательна, только пообещай не расхваливать меня при нем и не отпускать замечания о том, как хорошо мы вместе смотримся.
— Ты портишь все удовольствие!
— Я серьезно! И так краснеть приходится.
— Хорошо. Я буду вести себя примерно. Давай выпьем еще по бокалу и тронемся в путь. — Мама обшаривает пространство взглядом. — Так, кто заплатит на этот раз…
Я ненадолго запутываюсь в юбке, стараясь выбраться из такси на Пьяцца Витториа в Анакаири. Я не привыкла носить на себе столько метров ткани. Мама пытается помочь мне, изящно потянув за руку, но падает прямо на стойку с футболками.
— Знаешь, я, наверное, немного пьяна. — говорит она, обретая утерянное было равновесие.
— Во всем виноват третий бокал! — подсказываю я.
Я уже с благодарностью вспоминаю, что большую часть первого я пролила, а потому вполне прилично держусь на ногах.
Я поднималась вслед за мамой по лестнице, потом мы проходим по дорожке и останавливаемся у застекленного синего овального окна в бетонной стене.
— Это вид на бассейн снизу, — говорит мама.
И тут же передо мной в окне появляется пара длинных загорелых ног.
— Она определенно посещала «Школу ног», — размышляет мама.
— Школу ног?
— Это специальный курс процедур в «Ферме красоты» — София рассказывала. Некоторые люди по неделе там проводят. Им оборачивают ноги разными компрессами, укладывают в резервуары с морской водой — для прочистки сосудов.
Я смотрю на маму в недоумении.
— Ну, это связано с лимфодренажем и варикозными венами, — рассеянно говорит она.
— Думаешь, поэтому ПБ здесь и остановился?
Вместо того, чтобы начать его защищать, мама хихикает и хватает меня за руку.
— Вообще-то, он остановился здесь, потому что узнал, что в этом отеле останавливались Лиз
Харли и Джулия Роберте, хотя и не одновременно, конечно.
По сравнению с телемегерой и кинозвездой я чувствую себя уже не такой ослепительной…
— Тут есть апартаменты «Мегарон» с отдельной комнатой для прислуги и собственным бассейном. — рассказывает мама. — Но лучше всего вот что: можно прямо лежа в спальне нажать кнопку, и потолок раскроется, так что остается только сбросить покрывало и нежиться на солнце, еще толком и не проснувшись.
— Или смотреть ночью на звезды, — вздыхаю я, представляя себя в этой спальне в объятиях Люка.
Мы заходим за угол — перед нами вход в отель, вода в фонтане переливается через край огромной раковины в мраморный бассейн, освещенный дюжиной фонариков. Затем мы проходим в сливочного цвета холл. Мама наблюдает, как я оглядываю бесконечные арки, белые диваны и столики высотой по щиколотку, теряющиеся в складках крахмальных хлопковых скатертей цвета слоновой кости, после чего говорит, что заглянет в туалет подкрасить губы. Постепенно я начинаю замечать подробности — тускло-золотые люстры, бледные орхидеи и траву в горшках, старинную карету за ограждением — не хватает только кучера, лакеев и принцессы. Я-то предполагала, что ПБ выбрал «Палас», потому что его проще выговорить — попробуйте-ка сказать «Квизизана» после нескольких рюмок, — но здесь по-настоящему ощущаешь, что такое роскошь и что значит «пять звезд». В «Квизи» тебя встречает строгое, формальное великолепие, а здесь думаешь: «Вот бы у меня дома было так же!»
Мама возвращается, и мы рука об руку направляемся в бар.
— Я знаю, женщина должна опаздывать, чтобы войти с шиком и держать мужчин в напряжении, но я люблю прийти минут на пять пораньше, чтобы хорошенько осмотреться и найти место получше… — Мама оглядывает зал — кругом та же сливочная белизна, но теперь ее подчеркивают столы темного дерева (массивные, как старые дубовые двери), оловянные светильники и огромные полотна без рам, демонстрирующие смелые образчики современного искусства. (Хотела бы я послушать профессиональное мнение Тайлера по поводу перевернутой вверх ногами женской фигуры на ядовито красном фоне, которая висит над барной стойкой.)
— Значит, они войдут из холла, так что… — Мама, умудряясь ступать по идеально прямой линии, направляется в самый дальний угол. — Здесь. Мы сможем получше рассмотреть Тайлера. пока он будет к нам идти.
Официант появляется, как только мама касается дивана. Она открывает рот. но я успеваю первой и заказываю нам минеральной воды. Мама смотрит на меня с раздражением, но если она выпьет еще шампанского, то уже не сможет сдержать обещания не сводничать. С нашего наблюдательного поста мы видим, как к барной стойке подходит мужчина в костюме цвета меда, который столь идеально сочетается с окружающей обстановкой, что почти сливается с ней. Мужчина принимает от бармена спички и закуривает. Пламя освещает желтовато- карие, как темный янтарь, глаза. Бели бы это был Тайлер, все было бы не так плохо. Но нет, он машет рукой кому-то на террасе и, мягко ступая, удаляется. Все женщины до единой провожают его взглядом, когда он проходит мимо. Мы снова поворачиваемся в сторону входа.
— Насколько у тебя серьезно с ПБ? — спрашиваю я.
— Насколько вообще серьезно можно строить отношения с человеком, живущем в Атланте.
— Что это значит?
— Назови меня старомодной, но я предпочитаю, чтобы мужчина жил со мной в одной стране… О! А вот и они!
Платиновый Блондин, как всегда, элегантен, в грифельно-сером костюме, белой рубашке и шелковом галстуке цвета лаванды. Он улыбается нам и кладет руку на плечо своего спутника — мужчины в рубашке в стиле Неру, с золотой булавкой на воротнике и огненном красно-черном с золотом жилете. У него толстые обвислые щеки и усы.
Мама пытается скрыть разочарование.
— Вы, должно быть, Тайлер! — Она очаровательно улыбается усачу, протягивая ему руку.
— Нет, мэм. Я — Морган. Боюсь, самого красивого уже охомутали!
О боги, моря, океаны и все до единой рыбки в них: если он — самый красивый, то каков же Тайлер?!
— Тайлер сказал, что встретит нас здесь, он прислал факс. — ПБ оглядывается. — А! Вот и он!
Мы следим за его взглядом, устремленным на террасу, и обнаруживаем, что он смотрит на красавца с янтарным взглядом.
— Вот и Тайлер!
Я надеюсь, никто, кроме меня, не слышал, как мама вздохнула:
— Слава богу!
32
Это не первое мое свидание с миллионером. Лет девять назад, когда еще студенткой работала в баре, я познакомилась с богатым спортивным менеджером. Я ему понравилась, хоть на его пиве и наросла целая шапка пены, и он пригласил меня с ним пообедать. Зная, что с деньгами у него все в порядке, я представляла по дороге в ресторан, как я буду путаться в бесконечном количестве вилок и ножей и уворачиваться от низко летящих пробок от шампанского. Поэтому, когда его «ролс-ройс» мягко затормозил у «Пицца-Хат», я подумала, он шутит. (Пиццу там даже не готовили, а только разогревали, так что никаких отговорок.) Но нет, он вышел из машины и направился к дверям. Мне чертовски не хотелось покидать мягкие кожаные сиденья автомобиля стоимостью в пятьдесят тысяч фунтов ради пластиковых стульчиков, но я постаралась посмотреть на вещи с хорошей стороны — была суббота, так что нам, по крайней мере, не пришлось унижаться до того, чтобы толкаться вокруг шведского стола. В те времена я была бедной студенткой и потому смогла убедить себя, что он привез меня сюда из-за того, что не хотел стеснять скромную девушку богатой обстановкой. Однако тень сомнения, мелькнувшая в его глазах, когда я предложила заплатить за себя, поколебала мою уверенность — он явно был из тех, кто не разделит стоимость обеда поровну, а начнет подсчитывать. сколько именно с него причитается, потому что он выпил на одно капуччино меньше остальных.
Очень многие вещи можно простить миллионеру — сухую и обвисшую морщинистую кожу (особенно если ему за девяносто и он прикован к инвалидному креслу), пластическую операцию, полное отсутствие вкуса в оформлении интерьера своей яхты… но скупость? Вы же не поймете, если атлет заставит вас саму тащить сумки из магазина, а бармену будет лень налить вам водки, так? Может, он голодал в детстве, решила я. Или дело во мне: я никогда не вызывала в мужчинах стремления обращаться со мной, как с принцессой. Допустим, особой роскоши я и не ждала, но получила-то обычный горячий бутерброд с сыром и кетчупом (я даже не решилась заказать в свою пиццу дополнительных начинок).
Скупость и мелочность всегда убивали во мне страсть на корню, так что у меня, должно быть, вытянулось лицо, когда через десять минут после «Пицца-Хат» он остановился у мрачной и убогой гостиницы. Большинство миллионеров предпочли бы ютиться в «Сент-Девид Отель и СПА». А на этой лачуге вместо звезд стоило вывесить череп и кости.
Я дала ему понять, что не собираюсь делить с ним его грязную койку, и он сказал, что отвезет меня домой. По дороге он стал рассказывать, что его каждую ночь мучают кошмары, будто он оказался в тюремной камере. Не успела я попробовать свои силы в толковании снов, как он добавил, что, наверное, это потому, что он уже сидел в тюрьме.
Рой мыслей завертелся у меня в голове. Я-то решила. что от него так тяжело несет одеколоном, потому что он тупой и бесчувственный мачо, но на самом деле, быть может, он хочет убить меня, хочет, чтобы я задохнулась в парах «Олд Спайс»? Я сжалась от страха. Ситуация, когда ты заперта в машине с отсидевшим преступником, вызывает желание вступить с более тесный контакт с несущимся за окном асфальтом. Впрочем, перед тем как выкинуть подобную штуку, я была обязана выяснить, за что его осудили…
— Банк грабанул, — вздохнул он. — И куш-то был небольшой, но вышла неувязка.
Я регулярно смотрю кино и поэтому знаю, что грабители банков — хорошие парни с добрым сердцем, однако более всего меня порадовало, что его преступление не начиналось на «у» и не заканчивалось на «бийство». Я жизнерадостно спросила, надевал ли он во время ограбления вязаную шапочку с прорезями для глаз. Моя бесчувственность его покоробила. И все-таки вечер закончился поцелуем. На следующий день этот скупой богач отправился в кругосветное путешествие. Через месяц он позвонил и рассказал, как на личном самолете перелетел на Карибские острова, а оттуда доплыл на яхте до австралийского побережья. Поэтому, когда он предложил как-нибудь на выходных встретиться, у меня перед глазами возникли Париж. Рим. Нью-Йорк… Не надо было забывать, с кем я имею дело.
— Я подумал, может, ты приедешь навестить меня в Ньюкасл?
Он упомянул, что возвращается в Кардифф через пару недель, и я сказала, что подожду — я бы не выдержала, если бы. заглянув к нему на кухню выпить чашечку кофе, обнаружила, что она забита пакетиками с растворимым кофе, которые он утащил с заправочных станций.
На этот раз я договорилась встретиться с ним в «Безоружном Драконе», надеясь завлечь его традиционной валлийской кухней. Там вполне умеренные цены, но он аж вспотел от волнения, когда туда зашел. Он поцеловал меня в щеку, поздоровался, и тут я заметила, что он дрожит. Очевидно, его восхитила моя новая прическа.
— Мне здесь не нравится, — прошептал этот скряга мне на ухо. — Давай найдем местечко, где подают хорошую пасту.
Мы больше часа бродили по улицам, сравнивая цены в разных кафе, что было нелепо, потому что где же можно достать тарелку приличных макарон меньше чем за семь фунтов? Когда появилось блюдечко со сложенным пополам чеком, на лице моего кавалера отразилась такая скорбь, что по счету заплатила я. За этот вечер я столько раз морщилась от его скаредности, что, наверное, неплохо размяла мышцы лица. Когда он предложил отвезти меня домой на новенькой спортивной машине (так вот куда уходят деньги), я сказала, что доберусь сама. Он настаивал. Я твердо отказалась и направилась к остановке такси.
— Ну давай я хоть оплачу тебе дорогу домой, — предложил он.
Я согласилась.
Он полез в карман и протянул мне… один фунт на автобусный билет. Я не шучу.
Если ты связалась с миллионером, нужно научиться читать между строк. На данный момент я еще не знаю, к какому типу относится Тайлер. Отель — первый класс, но его выбирал ПБ. Думаю, Тайлер неплохо потратился на свой костюм, но он общается с богемой, так что это — дань необходимости.
— Выпьем шампанского? — спрашивает Тайлер, жестом приглашая нас садиться.
— О да. было бы чудесно! — воркует мама.
Тайлер поворачивается к официанту и произносит магическое слово: «Кристал!»
У себя в Британии мы покупаем «Кристал» в магазине по сотне фунтов за бутылку. Представить страшно, как должны накручивать цену в пятизвездочном отеле. Что и говорить, приятное зрелище — миллионер, который ведет себя соответственно.
Мы соглашаемся с предложением ПБ и забираем шампанское с собой в ресторан.
— Добро пожаловать в «Л'Оливио», — приветствует нас метрдотель. — Стол на пятерых?
— Если вы к нам не присоединитесь! — хихикает мама.
Интересно, ПБ чувствует, что ей надо бы начать закусывать.
Метрдотель ведет нас между невысокими колоннами и пальмами в горшках к уютному столику, вокруг которого стоят три стула с подлокотниками и двухместный диванчик.
— Девочки предпочтут диванчик? — спрашивает ПБ.
— Спасибо. — Я погружаюсь в объятия мягкой ткани цвета слоновой кости.
— Я бы предпочла стул — спина, знаете ли. — Мама впервые пользуется возможностью сослаться на свой возраст. — Почему бы тебе не сесть с Ким, Тайлер?
Aгa. Началось.
— С удовольствием. — говорит Тайлер и. садясь. непреднамеренно продавливает и мою подушку. так что я едва не падаю ему на колени.
— Ой! — Я краснею, стараясь не дотрагиваться до его дорогого костюма.
— А ваша дочь времени не теряет! — язвит Морган.
— Это у нее от матери, — смеется мама, слишком поздно понимая, что только что назвала себя шлюхой.
— Перед нами, Гамильтонами, устоять сложно. — Таким образом ПБ помогает ей выкарабкаться.
— С богатыми мужчинами такое часто случается, — бормочет Морган.
Не может же он так в открытую оскорблять нас, называя охотницами за деньгами? Посмотрим…
— Предлагаю тост за новую владелицу старейшего и эксклюзивнейшего бутика на Капри! — говорю я, поднимая бокал в честь мамы, но стараясь при этом не упускать Моргана из виду.
— У вас здесь магазин? — Он удивлен, что и требовалось. — Это, должно быть, чертовски прибыльно.
— Надеюсь, так и будет! — Мама улыбается и пригубляет бокал. — Для меня это — сбывшаяся мечта! Всегда обожала моду!
— Какая женщина ее не любит, — стонет Морган. Хорошо! Похоже, его несчастная жена обирает его на полную катушку.
— Мистер Гамильтон? — К столу подходит официант.
Все трое, хором:
— Да?
— Мистер Тайлер Гамильтон?
— Это я! — поднимает руку мой сосед.
— Вам звонят из Нью-Йорка, синьор. Говорят, что это срочно.
— Прошу прощения. — обращается к нам Тайлер. — Я вернусь через пару минут. Заказывайте без меня.
Я возвращаюсь к своему меню, но Морган еще не закончил допрашивать маму.
— А у вас есть опыт ведения подобных дел? — спрашивает он.
«А у тебя есть манеры или какое-то их подобие?» — хочется заорать мне. когда я вижу, как меняется мамино лицо.
— Тридцать лет. не так ли, мама? — обращаюсь я к ней. (Я сбросила немного, чтобы оставить ее в пределах пятидесятилетнего возраста, но, кажется, мама не против открыть, сколько ей на самом деле, лишь бы заткнуть Моргана.)
— Верно, — говорит она и поднимает свой бокал. — Я дошла до самого верха, а начинала за прилавком «Алмей». И я наслаждалась своей работой каждую минуту.
— Так вы — продавщица, которой повезло! Рад за вас! — весело говорит Морган.
Высокомерный мерзавец. Ему то. наверное, нелегко пришлось, когда настало время сменить рубашку, в которой он родился, на… э… шелковую рубашку.
— А вы чем занимаетесь. Морган? — Неведомым образом мама умудряется не обидеться.
— Финансы, но не буду утомлять вас подробностями. — пожимает он плечами.
Очевидно, он считает, что нам — женщинам — этого не понять.
— Вам самому наскучило, да? — вдруг говорю я.
ПБ посмеивается.
— У Ким необычное чувство юмора. Морган. Так что поосторожнее!
— Моя работа — не скучная. — надувается Морган. — Просто многие робеют перед моими успехами.
— Дану?
— Да, — кивает он, преисполнившись сочувствием к самому себе. — Как говорит Бетт Мидлер, «если тебе сопутствует успех, труднее всего найти человека, который бы за тебя порадовался».
— Вы — большой поклонник Бетта Мидлера? Морган смотрит на меня сердито.
— Еще одна шутка?
— Просто спросила, — пожимаю я плечами с самым невинным выражением лица.
Придурки, вроде Моргана, ненавидят, когда их имя связывают с чем-нибудь гомосексуальным, а я обожаю их на этом ловить.
— Наверное, мы можем уже сделать заказ, — дипломатично вставляет ПБ и подзывает официанта.
Чего мы только не заказали: красные картофельные ньокки с креветками и майораном, маленьких осьминогов с мятой и салатом из зеленой фасоли, тюрбо со шнитт-луком и засахаренными томатами, филе говядины с лавровым листом и анчоусами… Последним заказывал Морган — его выбор вполне соответствовал его агрессивной натуре: orecchiette с рагу из рыбы-скорпиона и филе кролика. запеченное в свиной щеке. Свиной щеке? Я вздрагиваю.
— Вы готовы выбрать вино? — спрашивает официант.
— Дайте мне, — требует Морган. — Если выберет папаша, мы получим какую-нибудь бурду, виноград для которой давили грязными ногами местные крестьяне.
Я смотрю на него с отвращением.
— Не только у тебя есть чувство юмора! — грохочет Морган.
«Обхохочешься», — думаю я.
— А вот и золотой мальчик, — объявляет Морган о возвращении Тайлера. — Маленький совет. Ким: не вздумай трогать его волосы. Шевелюра — самое ценное, что у него есть.
Чуть выгоревшие на солнце светлые пряди и вправду подчеркивают золотистое свечение его кожи. Мама восхищенно любуется Тайлером, как девочка, но уже поздно — ей предназначен ПБ, он же — Отец Золотого Мальчика. Ух ты! Крепко это шампанское ударяет в голову.
— Все в порядке? — спрашивает ПБ.
— Да. только придется поехать в Верону раньше, чем планировалось, — объясняет Тайлер и садится — очень осторожно — на диван.
— О нет! — искренне огорчается мама.
— Надо встретиться с одним художником. Он очень темпераментный — его агент говорит, что встреча будет либо во вторник, либо никогда…
— А вы не могли бы остаться еще на один вечер?
— Мне надо подготовиться. Я ведь еще не видел последних выставок.
— Вы сказали — Верона? — переспрашивает мама.
Тайлер кивает.
— Мы там были, правда, дорогая? У вас уже есть переводчик?
А еще отчетливее нельзя?
— Да. должны были кого-нибудь нанять. Надеюсь. договоренность удастся перенести на другой день.
— Если не получится, то Ким…
— Верона — красивый город, — перебиваю я маму.
— Я там никогда не был. — От Тайлера пахнет дорогим табаком.
— Удобно, если бы рядом был человек, который знает город… — продолжает гнуть свое мама.
— А вы там были, Морган? — Я в отчаянии стараюсь увести разговор в другом направлении.
— Я не люблю всю эту суету вокруг Старого Света.
— Он считает, что Старый Свет перехваливают, — вздыхает Тайлер.
— Ну, может, всякие классики еще ничего, но этот парень, с которым ты встречаешься…
— Алессандро.
— Он же абстракционист, да? Тайлер кивает.
— Боюсь, тут я согласен с Элом Сэппом «Абстрактное искусство — продукт бесталанности, проданный людьми без принципов тем, кто сбит ими с толку». — Морган самодовольно нас оглядывает. — Мне бы пляж и достойную книгу, этого мне хватит.
— Именно за этим вы и едете в Сардинию? — Мне все-таки удалось отвлечь маму.
— Да, мы там проводим лето уже три года подряд. Я счел, что на Бермудах собирается слишком замкнутое общество.
— А теперь вы попали под очарование Италии, — гордо произносит мама.
— Страна мне нравится, люди — не очень.
«А уж они о тебе шибко высокого мнения!» — про себя фыркаю я. ПБ смущен.
— Мне кажется, тебе стоит взять свои слова обратно. Морган. Джина — итальянка.
— Я думал, вы из Британии. — говорит тот.
— Нет. я родилась на Капри, жила здесь до одиннадцати лет. потом переехала в Кардифф.
— А, — говорит Морган. — Вообще-то. мне не нравятся в Италии мужчины.
Теперь я обиделась за Люка.
— Они так беспардонно ведут себя с женщинами, — продолжает Морган, несмотря на то что чистокровный итальянец-официант как раз в этот момент подливает нам вина в бокалы.
— Может быть, женщинам это нравится, — предполагаю я. встречаясь глазами с официантом.
— Ни одна уважающая себя дама не захочет, чтобы на нее так пялились.
У меня почти вырывается: «Мне нравится!», но вместо этого я жеманно щебечу:
— Как мило, что вы питаете такое уважение к женщине. — Могу поспорить, его бедная забитая Энжи ни за что бы с ним не согласилась.
— Скорпион? — Официант приносит закуску.
— Морган. — отвечаем мы хором.
В течение следующего часа Морган становится все более болтливым и невыносимым, он никому не дает вставить слова. Все время сыпет «Ницше говорил…» и «Марк Твен сказал по этому поводу..». Бесконечные цитаты. Тайлер и двух фраз не произнес. Теперь я понимаю, почему ПБ говорит, что сыновья считают его глупым. Даже моя мама устала потворствовать Моргану, расхваливать его начитанность и память, которая вместила столько мудрых высказываний. Откуда только у такого веселого и интересного человека, как ПБ. взялся такой напыщенный дурак-сын.
— У вас есть любимая цитата? — спрашивает меня ПБ. когда нам приносят меню десерта. На мгновение над столом повисает пауза.
— Мне надо минутку подумать, — признаюсь я. — А у вас?
— «Всегда будь добр к свои детям, ведь именно им выбирать тебе дом престарелых» — Филлис Диллер.
Мы с мамой смеемся.
— А у вас. Джина? — спрашивает ПБ. Мама грустнеет.
— «Именно те люди больше всего нуждаются в любви, которые меньше всего ее заслуживают» — Джон Харриган, — задумчиво говорит она.
После того, что мы сказали сегодня друг другу в магазине, эти слова берут меня за самое сердце. Я вздыхаю, мне хотелось бы любить маму еще больше.
— Тайлер? — улыбается мама, переадресовывая вопрос ему.
По выражению маминого лица могу предположить, что она надеется услышать что-нибудь романтическое.
И Тайлер ее не разочаровывает.
— «Любовь — это огонь. Но согреет ли она ваш очаг или спалит дом, вам знать не суждено».
Ух ты. Могу подписаться под этим.
— Кто это сказал? — спрашивает мама.
— Не знаю. Какая-нибудь певица или актриса, не помню.