Доброй ночи, мистер Холмс! Дуглас Кэрол

Глава двадцать пятая

Друг познается в беде

Пообещав не беспокоить нас, Годфри сдержал слово.

Меня же волновала неопределенность. Я начала переживать из-за того, что не спросила его, когда мне можно вернуться к работе. С одной стороны, я понимала, что деньги Ирен рано или поздно кончатся, а с другой стороны, мне хотелось самостоятельно зарабатывать себе на жизнь. Волновала меня и судьба Казановы. Коль скоро мы вернулись в Лондон, попугая следовала забрать из адвокатской конторы. Но, поскольку Годфри не появлялся, я чувствовала себя ненужной.

Моя подруга, вполне естественно, совершенно не обращала внимания на отсутствие Годфри. Первые несколько дней в Лондоне она посвятила тому, что меняла всю имевшуюся у нее валюту на фунты.

После того как Ирен заполучила достаточно денег, она занялась восстановлением пропавшего гардероба. Вместо того чтобы, как прежде, с азартом гончей кинуться на вещевой рынок или обратиться к портному, она отправилась по универмагам, где приобрела немало вещей – к моему удивлению, совершенно невыразительных, хотя и превосходного качества. Кроме того, покупки совершенно ее не радовали: по магазинам она ходила с таким лицом, словно покупала рванье у старьевщика.

Все эти дни прошли для нас как в тумане. После безудержной гонки, сопровождавшей побег из Богемии, наши нынешние хлопоты и заботы казались нам смехотворными.

Как-то вечером, после ужина в приличном ресторане, мы уселись в нашей скучной квартире и погрузились в чтение. Мне страшно не хватало привычного уличного шума, обычно доносившегося с Сефрен-Хилл. А ведь на старой квартире зазря пропадает столько вещей, которые так много значат для Ирен! При мысли об этом мне стало очень грустно.

Ирен заерзала в кресле и тяжело вздохнула:

– Мне понадобится агент.

– Ты имеешь в виду импресарио? – весело чирикнула я, подумав, что Ирен решила вернуться на сцену.

– Мне пока не до выступлений, – вяло улыбнулась она. – Дело в другом. Во-первых, вместо этого временного пристанища нам нужно найти новую квартиру, побольше, в которой мы будем жить в дальнейшем. Во-вторых, надо без лишнего шума узнать, получила ли моя парижская знакомая чемоданы с моими вещами. Как ты думаешь, Нелл, под силу ли твоему другу-адвокату мистеру Нортону справиться с этими заданиями, равно как и с другими моими поручениями более деликатного свойства?

Я была потрясена, услышав, что теперь в глазах Ирен Годфри стал «другом», а не ее бывшим соперником в погоне за Бриллиантовым поясом или просто моим (возможно, бывшим) работодателем.

– Я с радостью его об этом спрошу, – ответила я. Мысль о том, что теперь у меня есть повод завтра же отправиться к Годфри, принесла мне облегчение.

Следующий день выдался просто чудесным. Стоял май, воздух был словно хрустальным, а на кустах и деревьях распускались почки. Бледно-голубая фарфоровая чаша неба парила над вечно гудящим, не знающим покоя Лондоном.

– Любезная Пенелопа! – искренне обрадовался Годфри. – Заходи, присаживайся, выпей чайку. Всю прошлую неделю я переживал за вас, думал, как вы там устроились… Я не навестил вас лишь по одной причине – мне не хотелось вторгаться к вам без приглашения.

В приемной я заметила скучного невзрачного клерка. Когда я переступила порог кабинета Годфри, меня охватило знакомое чувство сопричастности, прежде посещавшее меня лишь дома, в комнате, где трудился мой ныне покойный отец. Удобная мебель без излишеств, бумаги, раскрытые книги – идеальная обстановка для спокойных раздумий.

– «Вторгаться»… Скажешь тоже, – фыркнула я. – Мы всегда тебе рады. Что же касается «без приглашения»… Видишь ли, я пришла к тебе по поручению Ирен. Она хочет узнать, не мог бы ты представлять ее интересы. Думаю, поручений у нее много, и мелких, и серьезных, но каких именно, она мне еще не сказала.

Годфри откинулся в кресле, и веселое весеннее солнце осветило точеные черты его лица.

– Представлять ее интересы?! Смотрю, она запела по-иному.

– Пела она всегда одинаково. – Услышав знакомый вопль, я встала и направилась к клетке поздороваться с Казановой. Старый негодник просунул клюв сквозь прутья, и я угостила его кусочком печенья, оставшимся с завтрака, после чего снова повернулась к Годфри: – Я очень переживаю. Ирен не из тех, кто ломается под ударами судьбы, однако с момента нашего возвращения она пребывает в странной… задумчивости.

– Насколько я понимаю, в дороге вы сильно натерпелись.

– Я не в праве об этом говорить, – официальным тоном ответила я. – Скажу лишь одно. В Богемии с ней очень дурно обошелся один человек, причем тот, кто по всем законам должен был оберегать и защищать ее, а не чинить ей зло. Я теряюсь в догадках, что именно Ирен сочтет нужным тебе рассказать. Прошу лишь об одном – не делай поспешных выводов. Не суди сгоряча. Ирен виновата лишь в том, что не сумела разглядеть за маской дружбы подлость и предательство.

Годфри задумчиво теребил белый парик из конского волоса, лежавший на стопке книг по юриспруденции.

– Ты говорила, что Ирен попросила тебя приехать, потому что ей была нужна твоя помощь. Ну и как? Ты ей пригодилась?

– Думаю, да, – улыбнулась я. – Я пробудила в ней чувство ответственности за меня. С моим приездом перед ней встала задача вывезти меня из Богемии живой и невредимой. Боюсь, именно этого она сейчас лишена – я говорю о цели в жизни, о точке приложения ее энергии и талантов. Ирен вернулась буквально ни с чем, если не считать денег, и не выказывает ни малейшего желания вернуть утраченное.

– Ты сказала «живой и невредимой». Неужели дело приняло столь серьезный оборот?

– Ирен считает именно так. Спроси ее сам, Годфри. Я не имею права говорить за нее.

– Ладно. У меня слушание в суде на Флит-стрит. Я рассчитываю освободиться завтра во второй половине дня. Приходи с ней примерно в это же время.

Адвокат проводил меня до дверей, потешно пробормотав под нос «Adieu[41], Казанова». Как это ни удивительно, но попугай, обладавший темпераментом под стать своему итальянскому имени, за время моего пребывания в конторе у Годфри не проронил ни слова.

Я предложила Ирен пообедать на Флит-стрит, а потом отправиться на заседание суда, чтобы посмотреть, как будет выступать Годфри. Подруга согласилась с несвойственной ей кротостью. Я опасалась, что ее доброжелательность и улыбки на самом деле скрывают безразличие к окружающему миру.

Надо сказать, я и прежде нередко отправлялась в суд, специально чтобы посмотреть, как выступает Годфри. Он был самым молодым из адвокатов и великолепно смотрелся в свеженьком белом парике, выгодно отличаясь от своих коллег более преклонного возраста, напоминавших то ожившие вешалки, то растолстевших баранов, едва застегнувших воротнички, что подпирали несколько подбородков.

В тот день Ирен нарядилась в серое платье, украшенное фиолетовой вышивкой. На голову она водрузила шляпку из фиолетового бархата, увенчанную красным страусиным пером, вид которого вселял куда больше бодрости, чем испытывала в тот момент Ирен. С собой подруга взяла простенькую сумочку из черной кожи, к которой прежде никогда бы не прикоснулась, не говоря уже о том, чтобы ее купить.

Несмотря на то, что я всегда с огромным наслаждением следила за тем, как выступает Годфри, как он обращается к судьям и кланяется, вид адвоката не произвел на Ирен никакого впечатления. Видимо, лишь я в воображении переносилась в то время, когда припудренные парики являлись повседневной деталью туалета, а учтивость считалась настоящим искусством, с которым было неразрывно связано другое искусство – вести спор.

Когда Годфри приступил к допросу свидетеля обвинения, Ирен подалась ко мне и прошептала:

– Давай уйдем. Здесь душно.

Мы как можно тише вышли из зала заседаний и пересекли Флит-стрит. Взяв Ирен под руку, я провела ее под древним арочным проемом в Иннер-Темпл, граница которого была обозначена старым гербом времен крестоносцев – ягненком и золотым крестом.

– Мне кажется, Годфри просто мастерски вел допрос, – заметила я.

– У него тяга к драматизму, – уклончиво отозвалась Ирен.

– С твоей точки зрения, это плохо или хорошо?

– Ни то, ни другое. Признаться честно, я сейчас думаю не столько о Годфри Нортоне, сколько о своем деле.

Миновав садик Миддл-Темпла, мы двинулись к реке. Над нами, чирикая, порхали воробьи.

– Теперь мне понятно, почему ты так любишь эти древние парки. – Ирен глубоко вздохнула, глядя на воды Темзы, поблескивавшие в солнечном свете. – Здесь совершенно забываешь о суете современного Лондона.

– Мне нравится здешняя церковь, – призналась я и повела подругу к величественному зданию. Она пошла за мной покорно, словно ребенок, послушно окинув взглядом статуи первых властителей этих земель, отошедших в мир иной в те времена, когда рыцари не понаслышке знали, сколь тяжелы меч, щит и крестовые походы. В алтарной части храма практически никого не было. Задрав головы, мы осматривали потолок. Вдруг нас отвлек резкий протяжный звук.

Напоминавшие вой волынок нестройные вопли, которые издавал массивный орган, быстро сменились благородной, преисполненной мощи мелодией. Неожиданно в мягкое звучание органа вплелось одинокое сопрано. Возле инструмента я заметила поющую женщину с партитурой в руках и губами, вытянутыми в форме буквы «О». Ирен окоченела, словно увидела приведение, и, развернувшись, поспешно вышла. Выскочив за ней на улицу, я увидела, что подруга с мрачным видом смотрит на сад.

– Годфри, наверное, уже вернулся, – промолвила я.

– Да, давай побыстрей покончим с этим делом.

Нортон и вправду уже успел вернуться в контору и даже переодеться. Мантия и парик свисали со стоявшей в углу вешалки. Адвокат не стал предлагать чая, почувствовав, что Ирен не желает у него засиживаться.

– Располагайтесь, мисс Адлер, – показал он жестом на кожаное кресло с подголовником напротив его стола. Мне достался маленький стульчик, что меня вполне устроило. Как Ирен и просила, я отвела ее к Годфри. Я понятия не имела, что именно она от него хочет и что пожелает рассказать о себе и наших злосчастных приключениях.

– Как вы, наверное, уже поняли, мы уехали из Богемии тайно, – начала она.

Годфри кивнул. Как и все адвокаты, он мастерски умел ободряюще кивать и многозначительно хмыкать.

– Мне нужен человек, способный связаться с моей подругой в Париже, которой я отправила несколько чемоданов с личными вещами. Если они были доставлены ей в целости и сохранности, я хочу их тайно перевести сюда, в Лондон, в свою квартиру.

– Если? – переспросил Годфри.

Губы Ирен едва не расплылись в улыбке. Подругу позабавило любопытство адвоката, но она предпочла ему ничего не отвечать. Вместо этого она открыла сумочку, которая, словно послушная собачка, лежала у нее на коленях, и достала листочек бумаги:

– Это фамилия и адрес моей подруги. Вы умеете писать по-французски?

– Умею. И даже читать на нем могу.

– Да ну? – Ирен выказала легкое удивление. – Бальзак и Санд?

– Бодлер и Дюма, – рассмеявшись, помотал головой Годфри.

– Любите приключения? Странный вкус для адвоката.

– Похоже, вы их тоже обожаете, хоть вы и оперная певица.

Улыбка на лице подруги угасла. Она снова вздохнула, и Годфри внимательно на меня посмотрел. Он плохо знал Ирен, но слышал о ней от меня достаточно, чтобы понять, что она странным образом изменилась.

– Я не знаю с чего начать, мистер Нортон. Поверьте, если бы у меня был выбор, я бы ни за что не обратилась к вам за помощью.

Услышав пренебрежительный тон Ирен, я съежилась, хоть и понимала, что сейчас она презирала себя, а не Годфри или профессию, которой он посвятил себя. Нортон никогда бы не понял, сколь унизительно для такого независимого, свободолюбивого человека, как Ирен, обращаться за подмогой к постороннему человеку.

– Спешу вас заверить, мисс Адлер, что вы можете на меня положиться. Все, что вы расскажете мне, останется между нами.

Она кивнула. Кричаще яркое красное перо на шляпке подрагивало в солнечном свете.

– Я в затруднительном положении. Суть его в следующем: кое-кто в Богемии может захотеть меня отыскать.

– Зачем?

– Затрудняюсь ответить. Возможно, для того чтобы похитить меня и насильно вывезти из Англии. Подобный вариант маловероятен, но исключать его нельзя.

– Какие-нибудь еще причины есть?

– Еще одна причина – выкрасть вот эту вещь, – облизав губы, Ирен извлекла из сумочки закрытую рамку-футляр.

– Вы позволите взглянуть?

– Это лишнее.

Годфри немедленно откинулся в кресле, будто желая показать, что его совершенно не интересует предмет в руках моей подруги.

– Эта вещь принадлежит мне, это подарок, – с иронией в голосе пояснила Ирен. – Но потом… даритель передумал. Теперь он хочет стать… получателем. И он считает, что этот предмет, которым я владею, может ему угрожать.

– Ну так верните эту вещь ему.

– Не могу. Этот подарок – гарантия того, что даритель не станет причинять мне вреда. А он весьма влиятельный человек. По его настоянию меня уже уволили из Пражской оперы.

– Уволили? – Сверкнув глазами, Годфри подался вперед. – Так значит, этот человек ставит вам палки в колеса, мешает жить… Но почему?

– Его не устраивало то, что я хочу петь.

– Ну и ну! Я могу поинтересоваться, кто же этот ненавистник музыки?

– Можете, – невольно улыбнулась Ирен, – но я не обещаю, что отвечу.

– Воля ваша.

– Мистер Нортон, – склонила голову моя подруга, – вы уж простите мои многозначительные вздохи и нерешительность. Я пришла к вам с очень непростым делом. Впрочем, если уж вы решили мне помогать, то, пожалуй, имеете право знать, кто играет против меня и на что он способен. Этот человек не кто иной, как король Богемии.

– Король? И с чего он вас так невзлюбил?

– Поначалу государь воспылал ко мне безудержной страстью. Вам доводилось слышать, что от любви до ненависти всего один шаг? Такое происходит постоянно – с течением времени прекрасное становится отвратительным и наоборот.

– Не всегда. – Годфри очаровательно нахмурился. – Невеселые у вас взгляды на жизнь. Быть может, дело в том, что сейчас вы пребываете в мрачном расположении духа. Что же касается этой вещицы, – он кивнул на футляр в руках Ирен, – я бы предложил вам поместить ее в банковскую ячейку…

– Нет! Речь идет о таком месте, откуда я могла бы забрать ее в любой момент.

– Вы меня не дослушали. Я как раз собирался сказать, что банковская ячейка – не самый удачный вариант. Сейчас вы постоянно держите ее при себе?

– Да, постоянно.

– Надо подумать. Что вам еще нужно?

– Как вы знаете, я совсем недавно вернулась в Англию, и потому сама еще не знаю, как дальше буду действовать. Для начала мне хотелось бы съехать из номеров в Челси и подыскать себе постоянное жилье.

– То есть вы считаете, что возвращаться в старую квартиру на Сефрен-Хилл опасно?

– Да.

– Найти новое жилье, не привлекая к себе лишнего внимания, достаточно простая задача. Деньги у вас есть?

– В данный момент – денег в избытке, – кивнула Ирен.

– Итак, подведем итог. Вам нужно новое жилье в Лондоне, вам надо получить назад вашу одежду и вещи, хранящиеся на старой квартире, что на Сефрен-Хилл. Также вам необходимо припрятать некую ценную вещицу.

– Именно.

– В таком случае, я беру все на себя. Все, кроме фотографии. – Он поднялся, чтобы нас проводить.

– Фотографии? – Ирен застыла, словно громом пораженная. – В футляре могли быть и драгоценности!

– Это элементарно, уважаемая мисс Адлер. По виду и размерам футляра легко догадаться о его содержимом. Кроме того, речь шла о предмете, который можно использовать в качестве средства воздействия на бывшего друга, неожиданно ставшего врагом. Таким образом, речь идет о предмете, являющимся неопровержимым свидетельством события, о котором король Богемии хотел бы забыть. Месье Дагер, придумав фотографические пластинки, изобрел страшное оружие.

Подруга кивнула и, крепко прижав к груди простенькую сумочку, вышла. Задержавшись на пороге, я оглянулась на Годфри. Он улыбался; его глаза горели азартом. Адвокат, словно гончая, буквально водил орлиным носом, чувствуя будоражащий аромат загадки.

Как это ни странно, но Ирен в ее тогдашнем состоянии совершенно не обратила внимания, что Годфри Нортон во многом куда привлекательнее короля Богемии.

Глава двадцать шестая

Адвокат, дары приносящий

На той же неделе Годфри заглянул к нам в номера в Челси.

Когда он пришел, Ирен полулежала в кресле. Вместо того чтобы встать, она продолжила сидеть, откинувшись на спинку, словно королева, ожидающая своего подданного-фаворита.

Годфри не находил себе места от переполнявшей его энергии. Не обратив внимания на апатию Ирен, он принялся, потирая руки, ходить по комнате, вводя нас в курс дела:

– Мисс Адлер, я начал с информации о ваших чемоданах. Я написал своему знакомому в Париж. Он со всей осторожностью свяжется с вашей подругой. Пока он не ответил. Я так понимаю, что он, как и я, предпочитает более эффективному телеграфу почту. Без всякого сомнения, телеграмма дошла бы гораздо быстрее, но ее легче отследить. Я рассчитываю получить от него ответ на этой неделе.

Ирен с царственным видом кивнула.

– Тем временем я занялся вашим жильем. Я снял дом: двухэтажную виллу с очаровательным садиком в Сент-Джонс-Вуд. Комнаты просторные и великолепно обставлены. Имеется помещение для экипажа. Кроме того, я взял на себя смелость нанять экономку, служанку, а также, учитывая местоположение виллы, кучера.

– Сент-Джонс-Вуд? – нахмурившись, переспросила Ирен.

– Район к северу от Риджентс-парк, – пояснил Годфри, – неподалеку от Эджвер-роуд. Район, простите за выражение, богемный, там селятся люди состоятельные. С другой стороны, застроен он не очень плотно – идеальное место, где можно скрыться от внимания человека, прочесывающего Лондон в поисках вас. Кстати сказать, если вы не возражаете, мне хотелось бы немедленно показать вам обеим ваш новый дом.

– Быстро же вы управились, – с ленцой в голосе промолвила Ирен, протянув адвокату руку, чтобы он помог ей встать. – Вы меня загоните, мистер Нортон.

Годфри с удивительным изяществом улыбнулся и, склонившись в поклоне, поцеловал ей запястье. Когда мы оделись и собрались уходить, он незаметно мне подмигнул.

Вез нас наш новый кучер Джон Джуит – веселый добродушный мужчина средних лет, проявлявший к нам с Ирен трогательную заботу. Честно говоря, меня несказанно взволновала мысль о том, что мне впервые за шесть лет предстоит переезд в новый дом. В экипаже царила напряженная атмосфера. Дело было в Ирен. Она сидела молча, смежив веки, прикрывшие пытливые глаза. Сейчас моя подруга казалась самим воплощением апатии и скуки, столь несвойственной той Ирен, которую я любила и знала. Она напоминала роскошную, свившуюся кольцами неподвижную змею, поджидающую удачного момента для молниеносного броска.

В вечерних сумерках вилла в Сент-Джонс-Вуд выглядела очень многообещающе. Большие вытянутые окна первого этажа были залиты теплым светом. Мы вышли из экипажа и направились к дому. Кучер остался возле кэба.

– Особняк называется Брайони-лодж, – сообщил Годфри.

– Какое очаровательное название, – тут же промолвила я.

Ирен по-прежнему хранила молчание. Внутри все оказалось так, как и сказал нам Годфри. Комнаты были просторными и хорошо обставленными. Побродив по дому, я обнаружила, что адвокат уже перевез сюда все наши вещи из старой квартиры на Сефрен-Хилл. Увидев знакомый манекен, который подруга в шутку называла Джерсийской Лилией в честь актрисы Лили Лэнгтри, я не смогла сдержать вздох удивления. В ответ на все старания Годфри Ирен лишь хмыкнула.

Кухня, располагавшаяся в помещении для прислуги, отличалась идеальной чистотой и великолепным оснащением. Кухарка уже отправилась спать, но Годфри нас заверил, что она настоящая мастерица. После того как мы обошли весь дом, Нортон вновь привел нас в прелестную гостиную. Он подошел к высоким окнам, из которых лился на улицу свет, и медленно, по-театральному, задернул одну за другой занавески.

– И наконец, сударыни, мне бы хотелось привлечь ваше внимание к одной особенности, в силу которой я настоятельно рекомендую остановить ваш выбор именно на этом доме. – С этими словами он подошел к камину, возле которого покачивался плетеный шнурок для колокольчика.

– Подобные шнурки мне доводилось видеть и раньше, мистер Нортон, хотя лично я никогда не могла позволить себе такую роскошь, – язвительно проговорила Ирен.

Ничего не сказав в ответ, он нажал на одну из настенных панелей, расположенную как раз за шнуром. Панель, издав щелчок, распахнулась, обнажив в стене темное углубление, в котором как раз могла уместиться фотография.

От восторга я захлопала в ладоши.

– Браво, мистер Нортон, – тихо проговорила Ирен и подошла, чтобы рассмотреть тайник поближе. – Он был здесь изначально?

– Ну конечно же нет. Я лично распорядился его соорудить.

– Вот как?

Годфри с некоторым изумлением посмотрел на бесстрастное лицо Ирен:

– Всякий раз, когда в экипаже привозили и увозили плотников, им завязывали глаза. Кроме этой комнаты они ничего не видели. Доставляли их сюда из Гринвича окружным путем, через Баттерси. Тем же путем их везли обратно. О тайнике в этом доме знаем только мы трое.

– А как же кучер, который привозил сюда рабочих? – спросила Ирен.

Годфри посмотрел на нее невинно, словно мальчик-певчий из церковного хора Вестминстерского аббатства:

– Не было никакого кучера. Я доставлял их сюда лично.

Ирен опустила взгляд. Ни один мускул не дрогнул на ее лице. Я поняла, что лишь от ее решения зависит – останемся ли мы в этом доме или нет.

Наконец она медленно подняла голову, а вместе с ней и руку. Моя подруга была настоящей мастерицей утонченных жестов. Плавный изгиб ее кисти напоминал руку Господа Бога, направленную к Адаму на фреске в Сикстинской капелле. С королевским достоинством подняв руку на высоту плеча, она протянула ее Годфри, будто оказывая ему любезность. На ее губах играла загадочная улыбка Моны Лизы.

На мгновение Годфри замялся. Адвокат относился к женщинам с уважением, но не имел привычки перед ними лебезить. Неожиданно он подхватил руку Ирен, повернул ее и быстро поцеловал в запястье.

Честно говоря, я думала, что Ирен хихикнет, ведь Годфри усат – наверняка моей подруге было щекотно. Мои ожидания не оправдались. Поступок Нортона словно отрезвил ее и в немалой степени ошеломил. Резко повернувшись к нам спиной, она снова принялась рассматривать тайник.

– Вы славно потрудились, мистер Нортон, – тихо произнесла Ирен, не отводя взгляда от тайника. – Очень славно.

– Вы всем довольны? – спросил он.

– Всем. – Подруга чуть повернулась к нам, так что стал виден ее точеный профиль.

Достаточно долго мы неподвижно стояли, не решаясь нарушить молчание.

Я боялась пошевелиться. В какой-то миг мне показалось, я нахожусь в зрительном зале и наблюдаю за пьесой, действие которой подошло к развязке. Мгновение спустя Ирен и Годфри одновременно повернулись ко мне. Мне настолько сильно хотелось зааплодировать, что я едва нашла в себе силы сдержаться.

– Милая Нелл, – промолвил Годфри, будто только что вспомнил обо мне, и широко улыбнулся: – Я совсем запамятовал, что приготовил сюрприз и для тебя.

– Неужели? Ну зачем? Мне, право, ничего не нужно, – скромно произнесла я, хотя на самом деле слова адвоката не на шутку меня взволновали.

Он повел меня в столовую. За нами двинулась Ирен. После того как мы остановились в темном углу, Нортон резким движением сорвал ткань кричащей расцветки, обнажив латунную клетку с Казановой.

– Экс, уай, зет, – сообщила мне птица.

Я посмотрела на Годфри, который, копируя Казанову, склонил голову точно так же, как попугай.

– Милая Нелл, перед отъездом ты стала учить его алфавиту, остановившись на букве «эль». Поскольку Казанова оказался неспособен к учебе, мы сразу перешли с ним к трем последним буквам. Теперь он знает алфавит от начала и до конца. Пусть и не весь.

– Хватит болтать! – проскрипел Казанова.

Ирен захохотала.

– Годфри, тебе не следовало так рано опускать руки, – заметила я. – Мне кажется, ты многому смог бы научить Казанову.

– Fleurs du mal, fleurs du mal[42], – заулюлюкало пернатое чудовище.

– Бодлер! Мистер Нортон, чему вы научили попугая Нелл?! – Ирен буквально завизжала от смеха. – Бодлер! Ну кто бы мог подумать!

– Это не мой попугай, – отрезала я. – Кроме того, напоминаю вам, что я практически не говорю по-французски и потому мне непонятна причина вашего веселья.

И Нортон, и Адлер просто заходились от смеха, причем Годфри настолько обессилел, что прислонился к стене, а Ирен одной рукой зажимала рот, а другой утирала слезы, катившиеся у нее из глаз.

– Кроме того, Ирен, мне очень хочется посмотреть, как ты станешь себя вести, когда тебе придется каждый день выслушивать от этой птицы потоки всякого вздора.

– Мистер Нортон, вы закончили? – отмахнувшись от меня, спросила Ирен.

– Не совсем. Вы позволите на некоторое время вас оставить?

Заинтересованно посмотрев на адвоката, подруга кивнула. Нортон чуть поклонился и вышел из комнаты. Вскоре мы услышали, как хлопнула входная дверь.

– Если не считать Казановы, то в целом мне очень понравилось, – заметила я.

– Да, – Ирен подошла к клетке, – что за вульгарное создание. Такое впечатление, что он окрашен во все цвета радуги.

– Мне кажется, Годфри просто молодец, – с настойчивостью в голосе произнесла я.

– Годфри превосходно со всем справился. Он настолько идеален, что я даже робею в его присутствии.

– Быть может, это потому, что тебе прежде не доводилось встречать таких людей?

Из аванзалы до нас донеслись быстрые шаги Годфри. Мы кинулись ему навстречу. Адвокат нес какой-то предмет, прижимая его к груди словно ребенка.

– Свернем направо. Там маленький кабинет, – промолвил он.

Мы проследовали за ним в последнюю комнату, которую еще не успели осмотреть. Нортон подошел к столу и с тяжелым стуком водрузил на него свою ношу. Это был сундук его отца.

Сундук притянул Ирен к себе словно магнит. Будто бы не веря своим глазам, подруга провела рукой по его деревянной поверхности.

– Еще одна вещь, которая некогда принадлежала вам, – промолвил Годфри.

– Я отдала ее вам, – напомнила Адлер.

– А я снова вручаю его вам, точно так же, как отдал Нелл этого бандита Казанову. Мне все равно не удалось разгадать головоломку. Быть может, вы снова попытаете счастья…

Ирен отпрянула от сундука, отшатнулась от Годфри, словно не желая слышать его увещеваний. Комнату освещала одна единственная керосиновая лампа, которая, вместо того чтобы рассеивать мрак, скорее подчеркивала его непроглядность. Подруга двинулась к эркеру, остановившись у громоздкого предмета, прикрытого шалью. Мерцание лампы выхватило из темноты махровые розы, которыми была расшита ткань.

Вдруг Ирен одним резким движением сорвала шаль, обнажив еще один сюрприз – роскошное приземистое фортепьяно.

– Оно здесь было раньше? – напряженно спросила она.

Мне на ум пришли бесчисленные эликсиры для полоскания горла, которые подруга оставила в Богемии. Я нисколько не сомневалась, что ни одно из тех снадобий не смогло бы ее избавить сейчас от хрипотцы в севшем от волнения голосе.

– Оно входит в стоимость аренды, – достаточно твердо ответил Годфри.

– Ясно. – После долгой паузы Ирен наконец сказала: – Что ж, заприте особняк и отвезите нас домой. Я устала.

После возвращения в Челси тамошняя квартира показалась нам еще более безликой, поэтому мы обе мечтали о скорейшем переезде. При этом каждая из нас с ужасом ждала встречи с подарками, которые оставил нам в новом доме Годфри.

– С клетки можно не снимать накидку. Так попугай будет меньше кричать, – сказала вечером Ирен, расчесывая волосы.

– А что мы будем делать с фортепьяно? – невинно спросила я.

– Слушай! Вы с Годфри Нортоном лезете в дебри, в которые не смеют соваться даже ангелы!

– В таком случае, мы будем чувствовать себя в раю как дома, – промолвила я и выключила свет.

– Если рассуждать логически, то скорее в аду, – произнесла Ирен из темноты мрачное пророчество.

Глава двадцать седьмая

Старый знакомый

С момента нашего переезда в новый дом прошла неделя. Сложно сказать, какой именно предмет в течение этого времени удостоился наименьшего внимания: сундук Нортона, роскошное фортепьяно или клетка с попугаем.

Казанова требовал еды и воды (клетку чистила наша экономка миссис Ситон). Со мной паршивая птица общалась столь же грубо, как и прежде, однако в процессе кормления я обнаружила, что если Казанову угостить виноградом (который обожала Ирен), попугай сменял гнев на милость. Иногда он даже снисходил до того, что сообщал мне хриплым голосом: «Казанова хочет булочку».

Моя подруга время от времени подходила к клетке и начинала что-то ворковать попугаю по-французски, надеясь услышать от него какую-нибудь скабрезность. Я бы все равно ничего не поняла, даже если бы ее усилия и увенчались успехом. Мне пришло на ум, что, возможно, именно поэтому все предпочитают сквернословить именно на иностранных языках. В мою душу закралось подозрение, что сами французы любят изрыгать самые гнусные ругательства на английском или немецком.

Ежедневно в пять часов мы отправлялись на променад в Риджентс-парк. За исключением этих прогулок, мы все время проводили дома, пребывая в скуке и праздности. Я никогда раньше и не подозревала, что зарабатывать на хлеб насущный, каждый день отправляясь на службу, – на самом деле интересное и даже в чем-то захватывающее занятие.

Годфри заглядывал к нам за эту неделю несколько раз, и ему явно не нравилось, что мы с Ирен практически погрузились в летаргический сон. При виде закрытого сундука и накрытого шалью фортепьяно он всякий раз хмурился и долго шептал что-то по-французски Казанове. Не сомневаюсь – какие-нибудь сальности.

Третий визит адвоката отличался от двух предыдущих. После того как его впустила миссис Ситон, он быстрым шагом направился к нам в гостиную. Я вышивала, а Ирен читала книгу.

– Новости! – Годфри помахал экземпляром «Дейли телеграф».

– О короле? – села прямо Ирен. – Он в Англии?!

– Нет, о вашем бывшем нанимателе, Тиффани. Он во Франции. Приехал в Париж, чтобы принять участие в аукционе, на котором пустят с молотка драгоценности французской короны.

– И это все? – Ирен с неохотой отложила книгу.

– Что значит «все»?! Это же аукцион века. Вы что, не понимаете, там будут продавать бриллианты эпохи кардинала Мазарини, не говоря об украшениях, которые оставила бежавшая императрица Евгения!

– И что с того? – пожала плечами Ирен. – Несмотря на то, что у меня есть деньги, мне вряд ли удастся перекрыть ставки мистера Тиффани.

– Мисс Адлер, именно к этой коллекции драгоценностей относился Бриллиантовый пояс. Ювелирные украшения, которые выставят на аукционе, образно выражаясь, его братья. Я предлагаю нам с вами вместе отправиться в Париж, чтобы посетить аукцион. Мы оба говорим по-французски. Кто знает, быть может, нам удастся выйти на след пояса?

– В Париж? – Ирен забрала у Годфри газету, которой он размахивал у нее перед носом, и принялась изучать заметку. – Аукцион начинается через три дня.

– Мы можем добраться до Парижа за день.

– Главный ключ к разгадке – содержимое сундука вашего отца.

– Это верно, но поскольку в данный момент расследование зашло в тупик, я считаю, нам имеет смысл узнать побольше о прошлом пояса.