Доброй ночи, мистер Холмс! Дуглас Кэрол
Оформление внутреннего убранства дома, вопреки моим ожиданиям, тоже не отличалось эксцентричностью. Я не увидела ни причудливых цветочных узоров, выложенных позолотой на темных стенах, ни восточных тканей, ни роскошного синего японского фарфора, ни павлиньих перьев.
Интерьер гостиной, выдержанный в золотисто-кремовых тонах, меня приятно удивил. Он очень мило гармонировал с простой белой, покрытой резьбой каминной полкой и фигурными бордюрами вдоль стен.
Услышав от миссис Уайльд, что ее муж «на работе», я не могла сдержать вздоха облегчения. Как оказалось, прошлым летом он согласился стать редактором журнала «Женский мир».
– Вы, если не ошибаюсь, и сами сотрудничаете с этим журналом? – спросила Ирен, после того как мы, воспользовавшись приглашением хозяйки, присели. – Ведь это вы написали целую серию восхитительных заметок о муфтах? Должна признаться, к этому предмету туалета я и сама неравнодушна.
– Спасибо за комплимент, мисс Адлер. Ваше возвращение на лондонскую сцену не ускользнуло от внимания моего мужа. Как-то в разговоре он упомянул, что уже долгие годы восхищается вашим чудесным голосом.
Миссис Уайльд оказалась стройной печальной женщиной миниатюрного сложения с большими красивыми глазами. В силу свободного покроя, который предпочитали сторонники эстетизма, платье буквально висело на ней мешком, однако это лично меня нисколько не смущало. С первого мгновения Констанс настолько меня очаровала, что я тут же потеряла к ее наряду интерес, и мне стало все равно, решила ли она надеть такое платье по своей воле, или же так захотел ее муж.
– Мы столько слышали о вашем доме. Он настоящее украшение всего района, – продолжила Ирен. – Вы позволите нам его осмотреть?
Я была готова залиться краской от нескромной просьбы подруги, однако Констанс буквально подпрыгнула от восторга, словно всю свою жизнь только и мечтала показать нам свое семейное гнездышко. Мы проследовали в столовую, обшитую покрытыми белой эмалью панелями. Элементы декора в ней были выдержаны в голубых и желтых тонах, создававших ощущение приближающейся весны. Мы с Ирен совершенно искренне выразили свое восхищение.
– Нет ничего удивительного в том, что мистер Уайльд стал редактором журнала, посвященного моде и светскому обществу. Ему нет равных в чувстве стиля и одновременной тяге к простоте.
– Мне остается жалеть лишь о том, что он позабыл о простоте, когда трудился над оформлением собственной обители, – вздохнула миссис Уайльд и повела нас на второй этаж, где располагался кабинет поэта.
Вид светло-желтых стен заставил нас немедленно позабыть о хмуром непогожем дне. Повсюду были разбросаны книги и разные диковинки, отчего вид кабинета тут же напомнил мне контору Годфри. Миссис Уайльд подошла к стулу, придвинутому к письменному столу, и задумчиво провела пальцем по дереву.
– Стол принадлежал Карлайлу[49], – сказала нам Констанс. – После смерти столько его вещей пустили с молотка…
Я уставилась на деревянную поверхность… Подумать только, сам Карлайл, склонившись над ней, писал свои знаменитые труды по истории. Интересно, удастся ли еще кому-нибудь сотворить бессмертные произведения, работая за этим столом?
– А вы знаете, что мистер Уайльд – не первый писатель, обосновавшийся в этом доме? – неожиданно спросила Ирен.
– Вот как? – не особенно удивившись, подняла брови Констанс. – Тайт-стрит уже которое десятилетие является отчим краем для писателей и художников. До недавнего времени по соседству с нами жил Джимми Уистлер. Зря он затеял этот суд. Сколько денег потратил…[50] А ведь Оскар его предупреждал…
– У меня все не идет из головы предыдущая обитательница этого дома, – продолжила гнуть свою линию Ирен. – Она приходится матерью одному моему другу. Ее звали Каролина Нортон. Она была писательницей и поэтессой.
Миссис Уайльд озадаченно улыбнулась. Со всей очевидностью можно было заключить, что она впервые слышит об этой женщине.
– Вы ничего интересного в доме не находили? Образно выражаясь, памятные подарки от предыдущей владелицы.
– Если что-то здесь раньше и было, то оно сгинуло. После свадьбы мы устроили в доме ремонт и все переделали. Иногда мы прибегали к советам мистера Уистлера… Естественно, когда Оскар был склонен им последовать, – добавила она. – Боюсь, сейчас они друг с другом на ножах.
– Когда ссорятся творческие люди, они особенно сильно становятся похожи на распушивших хвосты павлинов, – заметила Ирен.
– Именно. Я бы даже выразилась, рассерженных павлинов. Вот скажите, мисс Адлер, вам когда-нибудь доводилось слышать, как павлины кричат? Жуткие, дикие вопли, доложу я вам. Эти птицы своими криками отвлекали от работы мистера Карлайла, и потому он называл их «порождениями дьявола». Мне знакомы их вопли, потому что их держал Россетти[51], который тоже жил неподалеку отсюда. После его смерти павлины разбрелись по округе.
– Какие у вас чудесные соседи, – покачала головой Ирен.
Мы стали спускаться по лестнице. На мгновение подруга остановилась и выглянула в окно.
– Ну и ну! А у вас еще есть и сад? Какой он милый. Изумительно!
– Пока еще холодно, так что ничего особенного в нем нет. А вот придет весна, виноградные лозы зазеленеют, и тогда совсем другое дело.
– А вон тот колоритный каменный крест? Он как-то связан с юношескими воспоминаниями вашего мужа? Ведь мистер Уайльд провел детство и отрочество в Ирландии.
– Крест?
Миссис Уайльд наклонилась к подоконнику, желая понять, о чем именно спрашивает Ирен. В саду действительно стоял каменный крест, сродни тем, что возводят в Ирландии на кладбищах и на перепутьях вдоль дорог. От обычного креста его отличал круг в самом центре. В неярком свете дня я увидела морщины на бледном лице Констанс. Неудивительно, она ведь родила мистеру Уайльду двоих детей, а такое не проходит для женщины бесследно. Не сомневаюсь, что вскоре, благодаря обществу Казановы, я буду выглядеть такой же измученной.
– Крест действительно ирландский, но только к Оскару он не имеет никакого отношения, – произнесла миссис Уайльд. – Он здесь был, когда мы купили дом, причем уже покосившийся. По правде говоря, я хотела нанять рабочих, чтобы его выпрямить, но Оскар воспротивился, заявив, что эстетизм благоволит к любым отклонениям. Он сказал, что в наклоне креста есть свое очарование, куда более пленительное, чем честная прямота стройных колонн. Оскару свойственны очаровательные странности, но порой мне не угнаться за ходом его мыслей.
– Понимаю, – сочувственно произнесла Ирен. – У вас, наверное, скоро дети проснутся, не будем вас больше задерживать. Спасибо за ваше гостеприимство. Пожалуй, нам пора откланяться.
– Я непременно передам Оскару, что вы заходили. Рада была знакомству, мисс Адлер и мисс… – она посмотрела на визитную карточку Ирен. Без толку – моей фамилии там не было.
– Хаксли, – представилась я.
Попрощавшись и обменявшись вежливыми улыбками, мы вышли на улицу и направились к нашему экипажу, ожидавшему нас у ворот Королевского госпиталя[52].
– Только зря время потеряли. Мистера Уайльда не застали… – проговорила я, окинув взглядом голые ветви деревьев. – Жалко, что он больше не работает дома.
– Ты не права. Весьма плодотворная поездка. Теперь надо решить, что делать. Из соображений вежливости следовало бы посоветоваться с Годфри – как-никак речь идет не только о Бриллиантовом поясе, но и о его матери.
– Ирен! Хочешь сказать, что ты знаешь, где Бриллиантовый пояс?!
– Ну конечно. У Оскара Уайльда.
– Но как… – Я застыла как вкопанная, и Ирен, взяв меня за запястье, потянула вслед за собой:
– Глупышка, он сам об этом ни сном ни духом. Вопрос в другом: как заполучить пояс так, чтобы Оскар ни о чем не узнал?
– Но это же… кража. Мистер Уайльд, несмотря на известность, далеко не богат.
Ирен окаменела, словно я вдруг превратилась в Медузу Горгону, стоящую на страже моральных обязательств.
– Не ерунди. Между прочим, он мне ни гроша не дал за то, что я вернула ему тот золотой крестик. Вот теперь он заплатит, причем сам того не зная. Нелл, мне приходится объяснять тебе элементарные вещи. Скажи еще, что бриллианты по праву принадлежат Годфри.
– Неужели ты собралась скрыться с сокровищем, оставив Годфри с носом? И это после всех его трудов, после всего того, что он сделал для нас и для тебя лично?
– Да, он был полезен. Иного от хорошего адвоката я и не ждала. Между прочим, ты забываешь, что я заплатила ему за услуги, которые он оказал нам в своем профессиональном качестве.
– Ирен! Не надо думать, что все мужчины такие же, как король Богемии. Как можно быть настолько черствой? Я же знаю, что Годфри значит для тебя больше, чем… подносчик багажа.
– Не надо путать бизнес и дела сердечные. А как совершенно верно заметил мистер Тиффани, приносящий выгоду бизнес не может вызывать сожаления. Услышь я это мудрое изречение до того, как ввязалась в богемскую авантюру, все могло бы сложиться иначе. Если бы я больше думала о себе и карьере, то никогда не оказалась бы в столь шатком положении. Такого больше не случится.
– Ты хочешь сказать, что любовь делает человека слабым?
– Нет, желание быть любимым, желание, чтоб тебя боготворили. Мы, творческие люди, очень часто оказываемся подвержены этой навязчивой страсти. Не сомневаюсь, мистер Уайльд даже мог бы сложить об этом стих пятистопным ямбом. Я абсолютно уверена, что несчастная Констанс, с которой мы только что имели удовольствие общаться, любит и боготворит своего мужа-эстета, точно так же, как и Каролина Нортон любила и боготворила Блэкджека, когда шла с ним под венец. Видимо, Каролина именно в силу этой причины согласилась выйти замуж за отца Годфри. Зачем-то ей это понадобилось, верно? Впрочем, к чему умной женщине, ценящей свою независимость, вступать в брак – все равно остается за гранью моего понимания.
– Признаться, Ирен, я уже стала опасаться, что ты разучилась меня шокировать. Теперь я вижу, сколь серьезно я заблуждалась.
– Это хорошо, – улыбнулась Ирен. Мы как раз подошли к экипажу. – Мистер Уайльд совершенно прав, утверждая, что способность шокировать является островком сладости посреди океана горечи, которым является наш мир.
Мы сели в ландо и поехали домой, в Брайони-лодж. Всю дорогу я хранила молчание. За годы знакомства с Ирен я хорошо усвоила: есть только один способ отбить у нее желание шокировать. Спросите, какой? Держать рот на замке.
Глава тридцать первая
Сумеречная зона
Солнце погрузилось в серые неспокойные воды Темзы, и на Челси опустились сумерки. Напоминающий армию привидений туман запутался в железных оградах домов на Тайт-стрит, Свон-Уок и Чейни-Роу. Сквозь полупрозрачные занавески на улицу падал призрачный свет газовых ламп. Запах затхлости, которым тянуло от реки, мешался с ароматом горящего угля, шедшего от невидимого в темноте дыма, клубившегося над десятком располагавшихся неподалеку труб.
Я плотнее запахнулась в жакет, силясь отогнать холод. Темно, зябко… Ну чего меня занесло в этот Челси?
Из-за ограды Королевского госпиталя доносился хриплый заговорщицкий шепот. Из Аптекарского сада[53] тоже послышался шум – несмотря на то, что он был уже закрыт, туда явно кто-то пытался проникнуть.
В закатном сумраке я крадучись пробиралась по саду Оскара Уайльда, изо всех сил стараясь не расчихаться.
– Ирен, – проквакала я, – мы здесь себя угробим. Или, в лучшем случае, загремим на весь вечер в полицейский участок.
– Не глупи. Мы не нарушаем никаких законов. Хозяева пригласили нас сами.
– Мы здесь по надуманному предлогу.
– Кроме нас об этом никто не знает.
– Зачем ты отправила Годфри в бывший дом Карлайла?
– Это было самое правильное решение. Пусть уведет как можно больше народу подальше отсюда.
– Думаешь, шум не привлечет внимания? Думаешь, миссис Уайльд не заметит, что мы бродим у нее в саду?
– Будешь и дальше так громко разговаривать, наверняка заметит. Тихо! Ты шепчешь так, словно со сцены обращаешься к залу. Представь, что ты в исповедальной.
– Я ничего не могу поделать. Наверняка я уже заработала себе грипп. Нас схватят, непременно схватят. Боже мой, ну и скандал же будет!
– Вздор, – прошептала Ирен. – Кроме того, кто виновница торжества? Я! Почетную гостью не арестовывают.
– Ты называешь возню в темноте посреди вечернего Челси торжеством?
– Если все произойдет именно так, как я задумала, у нас будет повод для праздника. Погоди, я вроде что-то задела носком туфли. Это и есть кельтский крест?
– Наверное. Может быть. Он твердый, мокрый, и как раз у нас на пути. Ну почему мы не взяли с собой фонарь? Почему другим можно, а нам нельзя? Солнце село, темно, хоть глаз выколи.
– Потому что мы не хотим привлекать к себе внимания. Кроме того, как, по-твоему, мы станем копать, если у нас будут заняты руки?
– Копать? Что, опять? По правилам, под землей спрятан только главный приз. И с чего ты взяла, что он находится здесь, возле дома? Ты же сама придумала правила.
– Правила касаются остальных охотников и обычных целей. У нас – своя игра. Смотри-ка, да он качается. Помоги мне его повалить.
– Не думаю, что отец похвалил бы меня за то, что я валю кресты, пусть даже кельтские.
– Это не церковный крест, а просто украшение для сада. Никакого святотатства ты не совершаешь. Давай, Пенелопа, упрись изо всех сил. Делай как я. Думаю, вместе мы весим достаточно, чтобы его сковырнуть.
Я послушно навалилась спиной на крест, уперев ноги во влажную землю, покрытую опавшими листьями.
Неожиданно крест беззвучно повалился на землю, а сверху на него упала я.
– Давай копай! Скорее, – Ирен сунула мне в руку какой-то предмет.
Я ощупала деревянный черенок, оставив в шерстяных перчатках несколько заноз.
– А почему лопатка такая крошечная?
– Извини, ничего другого в мои кармашки на юбках не влезло. Это игрушечный совочек. Для детей.
– Ирен, это самая безумная из всех твоих затей. Я не знаю, плакать мне или смеяться.
– Ни то, ни другое, – коротко ответила подруга из темноты. – Копай.
Ну что ж, я и так уже практически лежала на земле. Встав на колени, я разгребла мокрые листья и присоединилась к Ирен, которая уже ковыряла совком почву.
Сквозь прорехи в облаках тускло серебрилась луна – если бы не она, мрак и вовсе был бы кромешным. Среди голых ветвей свистел ветер. В лунном свете лицо Ирен казалось мертвенно бледным, а поваленный крест напоминал цветом выбеленную временем кость. Я была даже рада, что не могу взглянуть на себя со стороны.
– Ну почему было нельзя попросить помощи у Годфри? – проворчала я, почувствовав, как в ноздри ударил запах сырой земли и влажной шерсти, исходивший от моих мокрых перчаток. Я попыталась не думать, что за гадкие существа сейчас копошатся в вырытой нами яме….
– Он ни о чем не знает, – ответила Ирен. Подруга, точно так же, как и я, копала изо всех сил, словно безумная.
Я в очередной раз со всей силы всадила совочек в землю, и он уткнулся во что-то твердое, отчего у меня разом онемела рука и заныло плечо. Ирен, услышав глухой лязг, принялась копать в том же месте. Наконец наши лопатки, звякнув, соприкоснулись, словно спицы для вязания.
– Значит так, я рою дальше, а ты отгребай землю, – хрипло сказала Ирен.
– Я так и знала, что ты посадишь голос! Тебе противопоказана сырость!
– Тс-с-с! Я готова потерять голос хоть на неделю, если найду здесь то, что рассчитываю. Так, что-то твердое и квадратное. Зарытое сокровище.
– Скорее всего, коробочка, в которой какой-то ребенок похоронил птичку или котенка.
– Здесь слишком темно, да и место не самое подходящее. Потом разберемся, что мы нашли. Я на юбку нашила тайный карман попросторнее, положу добычу туда. Совочки нам больше не нужны. Они нам славно послужили, похороним их здесь. Пусть земля им будет пухом. Спите спокойно, малютки.
Ирен встала и принялась ногами сталкивать землю в вырытую нами яму. Признаться, поднять крест оказалось раз в десять сложнее, чем его повалить, но мы все-таки справились и с этой непростой задачей – и вот теперь он снова стоял на месте, точно такой же покосившийся, как и прежде. Затем мы стали утрамбовывать землю. Ирен со стороны напоминала испанскую танцовщицу – она притоптывала, придерживая юбки так, чтобы не стучало содержимое найденной коробочки.
– Ну что, теперь мы наконец можем уйти? – спросила я.
– Ну конечно. Скорее в Аптекарский сад – будет глупо, если мы опростоволосимся и вернемся без добычи.
Я с недовольным видом кивнула, но Ирен уже направлялась к дому, в котором, к счастью, за исключением одной служанки, все еще не было ни единой живой души. Прокравшись через особняк, мы выбрались на улицу.
Вернувшись в дом мистера Уайльда через час, мы обнаружили, что в камине уютно горит огонь, гостиная и столовая залиты ярким светом, а в креслах сидят красноносые, продрогшие, но при этом довольные обитатели Челси, с гордостью поглядывающие на разные диковинные предметы, которые по условиям игры им удалось отыскать.
Сняв перед зеркалом верхнюю одежду, я обнаружила, что мой нос, совсем как у остальных гостей, приобрел вишневый оттенок. Лицо Ирен, несмотря на все наши приключения, по-прежнему хранило благородную бледность, однако, когда подруга заговорила, выяснилось, что голос у нее сел и она хрипит как труба.
– Пунш? – К нам поспешил Годфри с двумя кружками, над которыми клубился пар.
Мы с жадностью, словно Оливер Твист на мясо, накинулись на обжигающий напиток.
– Как прошла охота? – полюбопытствовал Нортон, но прежде чем мы успели ответить, к нам подошел мистер Уайльд, из нагрудного кармана которого щегольски торчала метелка для пыли.
– Моя дорогая мисс Адлер и любезная мисс Хаксли! Вы вернулись последними. Что за чудесная идея вместо обычного воскресного чаепития сыграть в охоту на мусор![54] Мы превосходно, просто превосходно повеселились! Давайте скорее сравним добычу и списки! Страсть как хочется узнать, кому достался главный приз!
– Конечно-конечно, давайте, – закивала Ирен.
Дамы уже сели кружком, и моя подруга расположилась на единственном свободном месте, присев на подлокотник дивана. Джентльмены остались стоять, прислонившись к стенам с кружками пунша в руках.
После того как Годфри поспешно принес мне стул из столовой и я наконец села, началась церемония. Каждый из присутствующих с гордостью показывал собственные трофеи. Несколько гостей принесли иссохшие виноградные веточки из сада покойного мистера Карлайла. Ирен продемонстрировала павлинье перо, оброненное, по ее словам, одной из одичавших птиц, принадлежавших покойному Россетти и до сих пор разгуливающих по округе.
Респектабельные актеры, писатели и художники (если вообще кого-то из присутствующих можно было назвать респектабельным) показывали собравшимся всякий хлам с таким видом, словно найденная ими дребедень являлась бесценными драгоценностями. Мистер Уайльд, размахивавший метелкой, которую выпросил у соседской кухарки, поглядывал на других столь высокомерно, будто как минимум держал в руках перо, выдернутое из крыла ангела.
Кое-кто добыл трофеи в Аптекарском саду. Именно оттуда, между прочим, привезли в Америку семена хлопка, который впоследствии привел к гражданской войне. Честно говоря, я крайне неодобрительно отнеслась к разграблению ботанического сада. В комнате чувствовался неприятный запах сухого эвкалипта, заглушавшийся ароматом пунша, в котором, как я потом узнала от Годфри, был ром. Если бы Нортон сказал мне об этом раньше, я бы и пальцем не притронулась к этому напитку, вне зависимости от того, сколь сильно мне хотелось согреться. Увы, к тому моменту, когда я выяснила состав пунша, я уже успела выпить три чашки.
Быть может, именно благодаря легкому опьянению мы, женщины, нашли в себе силы посмеяться над скорбным состоянием наших юбок. Испачкались не только мы с Ирен – брюки у некоторых джентльменов тоже были измазаны в земле и пузырились в области коленок.
Главным призом должен был стать шелковый желтый шейный платок с перламутровой брошью, принадлежавший Оскару Уайльду. Платок был где-то зарыт еще до начала игры, и его так никто и не отыскал.
После продолжительных обсуждений и обмена впечатлениями было решено признать победителем Брэма Стокера, поскольку ему удалось собрать наибольшее число предметов из списка. Рыжебородый гигант растроганно улыбался и смотрел на собранный им хлам, словно он был из золота.
– Вот видишь, Ирен, – прошептала я на ухо подруге, – зря ты не посмотрела, что нашла. Глупо! Возможно, ты раскопала главный приз.
– Да… и нет, – ответила она.
– Бедная Ирен, – неожиданно промолвил мистер Уайльд. – Игра была устроена в твою честь, а ты ничего не выиграла. Какая ужасная несправедливость.
– Главное, что мои друзья весело провели время. Иной награды мне и не надо, – ответила Ирен и отсалютовала собравшимся кружкой с пуншем.
Гости ответили тем же, выпив за ее здоровье. Вскоре приехал наш экипаж – нам предстояла долгая дорога до Брайони-лодж. После того как мы приехали домой, Ирен, как это ни странно, отказалась немедленно осмотреть находку, обнаруженную в саду у Оскара Уайльда, ну а меня слишком сильно развезло от рома, и потому я не стала настаивать. Прежде чем мы разошлись по комнатам, я не удержалась от мрачного пророчества.
– Ты раскопала горстку птичьих костей. Я даже рада, что не увижу твоего лица, когда ты ее увидишь. Максимум, что ты нашла, – шейный платок мистера Уайльда с брошью, да и то, если тебе крупно повезло, – промолвила я, мечтая о мягкой кровати, куда, как обычно, миссис Ситон предусмотрительно положила грелку. – Ты, сама того не зная, увезла главный приз охоты на мусор, так и не заявив на него свои права.
– Что ж, будем считать случившееся высшей справедливостью, – хриплым голосом промолвила Ирен с порога своей спальни.
Глава тридцать вторая
Бриллианты – навсегда
Утро выдалось прохладным. Голос Ирен напоминал нечто среднее между карканьем и кваканьем, а у меня начался насморк и заложило нос. Весь день в окно стучал дождь, а Ирен наигрывала на фортепьяно этюды разных композиторов. Я из принципа не желала спрашивать ее о содержимом коробочки, которую мы откопали в саду у Оскара Уайльда.
Чуть позже, ближе к вечеру, неожиданно приехал Годфри. Несмотря на живейшее участие, которое Нортон принял во вчерашней игре, он каким-то образом сумел избежать простуды. Однако, несмотря на прекрасное самочувствие, адвокат выглядел взволнованным. Сняв верхнюю одежду, он присоединился к нам в музыкальной комнате.
– У нас сегодня слезливо-сентиментальное настроение, – предупредила подруга.
Услышав ее ломающийся, словно у подростка, голос, Годфри изумленно поднял брови и посмотрел на мой красный нос:
– Боюсь, новости, что я принес, вряд ли поднимут вам настроение.
Мы обе, словно по команде насторожившись, подняли головы и приготовились слушать, не желая тратить силы на лишние разговоры.
– У меня есть знакомый в министерстве иностранных дел. Мы с ним договорились, что он немедленно даст мне знать, если к нам в Лондон из Богемии приедет какая-нибудь заслуживающая внимания личность.
Ирен резко опустила ладони на клавиши, и фортепьяно жалобно всхлипнуло, словно подчеркивая драматизм ситуации. Годфри не обратил не это никакого внимания.
– Сегодня утром я узнал, что в Лондон из Праги прибыла важная персона.
Пальцы Ирен соскользнули с клавиш. Подруга смертельно побледнела.
– Важная персона? Что это значит?
– Приехавший назвался графом фон Краммом, богемским дворянином.
– Какой вздор. – Она замолчала, будто бы собираясь с силами. – Когда я жила в Праге, я ни разу не слышала о таком графе. Думаешь, это доверенное лицо короля?
– Милая Ирен, боюсь, это и есть сам король, – нахмурился Годфри.
– Что за нелепость! У него ведь весной свадьба. Зачем ему сломя голову нестись в Лондон? У нас уже и так два раза побывали взломщики, но им не удалось отыскать фотографию.
– Два раза? Похоже, ты была со мной не совсем откровенна. – Судя по всему, Годфри не на шутку рассердился.
Мне очень захотелось тихонько выскользнуть из комнаты, но, увы, это было невозможно – Нортон стоял в дверях, загораживая проход.
Ирен медленно встала. Ее руки скользнули к шее, словно подруга пыталась выдавить хоть какой-нибудь звук из измученного простуженного горла.
– Ты и вправду считаешь, что король в Лондоне? – наконец произнесла она.
– Более того, секретарь графа фон Крамма интересовался в министерстве иностранных дел, имеется ли в Лондоне специалист по особым делам, к которому можно обратиться за помощью.
– Что за специалист ему понадобился?
– Не знаю. Но его направили к Шерлоку Холмсу, проживающему по адресу: Бейкер-стрит, двести двадцать один би.
Ирен очень медленно опустилась на стульчик, будто бы опасаясь, что он в последний момент растает в воздухе.
– Шерлок Холмс… Я бы многое отдала, чтобы встретиться с этим джентльменом, сойтись с ним лицом к лицу и узнать, кто из нас двоих умнее. Но я не готова состязаться одновременно и с ним, и с королем. Годфри, ну почему жизнь порой бывает так несправедлива? – Она стукнула кулаком по клавишам.
– Она всегда несправедлива, Ирен. Что будем делать?
Некоторое время подруга смотрела на свои руки. Мне было сложно поверить, что вчера вечером эти бледные изящные пальчики с аккуратно подстриженными, чтобы удобнее было играть на фортепьяно, ногтями разгребали землю в саду мистера Уайльда.
Ирен будто вся съежилась. Голос – ее оружие, ее гордость, средство воздействия на окружающих, – охрип и сел, а призрак прошлого, некогда внушавший столько надежд, теперь материализовался, грозя разрушить ее мир. Ирен подняла поникшую голову, словно прочитала мои мысли.
– Что будем делать? Идем в гостиную.
Мы с Годфри обеспокоенно переглянулись. Несмотря на тревожные вести, Ирен по-прежнему хранила самообладание и держалась уверенно. Послушно проследовав за ней, мы увидели, как она встала у книжного шкафа.
– Ты обещал прочесть роман своей матери, – сказала она Годфри. – Бери.
В ее голосе чувствовалось едва заметное напряжение, даже надрыв, но Годфри, как и большинство мужчин, оказался глух к таким тонкостям.
– Ирен, сейчас не время для романов. Весьма вероятно, история, главной героиней которой являешься ты, в данный момент стремительно приближается к печальному финалу.
– Забудь обо всем. Я хочу, чтобы ты взял в руки книгу матери.
Мы с Годфри удивленно уставились на невзрачный коричневый корешок на полке.
Наконец Нортон почувствовал волнение в голосе Ирен:
– Послушай, это какая-то нелепость. Нам надо разработать план действий. Быть может, тебе нужно как можно скорее уехать из Лондона.
– Годфри, я умоляю тебя! – Ирен зажмурилась. Ее голос дрогнул. – Я хочу, чтобы ты взял роман своей матери! Поверь, это крайне для меня важно. Бери его! Ну же!
Адвокат шагнул к книжному шкафу с решимостью дуэлянта и резким движением выдернул с полки книгу. Послышался частый стук, напомнивший звук падающих капель дождя или топот мышиных ножек. Из прорехи между книгами что-то ярко сверкнуло. Сперва мне показалось, что с полки свисает нить католических четок, поблескивающая хрустальными шариками. Меня подвела близорукость и детские годы, проведенные в церкви.
Будто бы во сне, Годфри медленно поднял руку, словно хотел отвести в сторону невидимую паутину. Адвокат потянул на себя нить искрящегося света. Снова раздалось постукивание. На свет появлялись новые и новые сгустки света, устремившиеся потоком на нижнюю полку, а нить все не кончалась…
Как лунатик, я на нетвердых ногах подошла к шкафу. Оказалось, что сверкающие градины вовсе не из хрусталя. Передо мной были алмазы… Бриллиантовый пояс.
На ресницах Ирен поблескивали слезы – слезы едва сдерживаемого торжества.
– Годфри, я хотела устроить тебе сюрприз, а ты никак не хотел мне подыграть. Я была права – ключом к разгадке действительно был роман твоей матери. Ты и сам бы это понял, если бы его прочел. «Клорис с перепутья», понимаешь? На перепутье среди вересковых полей Клорис рассталась со своим возлюбленным, на перепутье она встретила короля, на перепутье призывала крестьян к восстанию. Именно на перепутье в конце романа умер ее бессердечный отец, цепляясь руками за стоявший там каменный кельтский крест, под которым были погребены семейные драгоценности. Твоя мать написала этот роман, когда жила в доме, где мы прошлым вечером были в гостях. Мы с Нелл отыскали Бриллиантовый пояс, который был погребен под кельтским крестом, вдохновившим, пусть и совсем по-разному, и твою мать, и твоего отца. Пожалуй, этот крест – единственное, кроме детей, что их объединяло.
Она устало замолчала, а Годфри, лишившись дара речи, все рассматривал лежащую на его ладонях нить, полыхающую белым пламенем.
– Какая красота, Ирен. Какое великолепие. Нелл? – Он протянул мне сверкающую цепь, и я завороженно подошла поближе.
От украшения буквально веяло древностью. Несмотря на то, что бриллианты были огранены на старый французский манер, это нисколько не умаляло красоты пояса. Мы с трепетом глядели на один из последних отблесков прошлой, канувшей в лету эпохи.
Наконец Годфри нашел в себе силы оторвать взгляд от пояса и ошеломленно посмотрел на Адлер:
– Я решил, что вчера вечером тебе так ничего и не удалось найти. Ты выглядела такой подавленной…
Теперь настал черед удивляться моей подруге.
– Ты… ты рассчитывал, что я найду пояс? И когда ты обо всем догадался? Неужели когда я предложила сыграть в охоту на мусор? Поверить не могу!
– И тем не менее, это так. Я прекрасно знал, зачем ты предложила сыграть именно в эту игру и именно там, в доме у Оскара Уайльда.
– Годфри! Ты не наделен даром предвиденья. Ты не Шерлок Холмс. Как ты догадался? – вскричала она.
– Ирен, ты окончательно сорвешь себе голос, – робко вставила я.
– Тихо, Нелл! – прервала она меня и вновь, словно разъяренная львица, повернулась к Годфри: – Я спрашиваю, как ты обо всем догадался?
– Я просто-напросто воспользовался твоим советом: несколько дней назад я просмотрел роман, написанный моей матерью. Когда ты отправилась в Челси, я решил, что тебе известно, где именно находится кельтский крест.
– Но почему ты мне ничего не сказал? Почему ни о чем не спросил вчера вечером?
Он робко пожал плечами:
– Мне захотелось, чтобы ты нашла сокровище сама, и потому я не стал портить тебе удовольствие.
– Удовольствие? – каркнула я, вспомнив вчерашние раскопки в кромешной тьме.
Ирен отшатнулась:
– Но я… я могла скрыть от тебя находку. Я даже Нелл ничего не стала говорить. Я могла уехать из Лондона, как ты мне только что посоветовал, и оставить пояс себе. Ты бы его даже и не увидел.
– Стоит ли горевать об утрате того, что никогда не имел? – улыбнулся Годфри. – Ведь именно поэтому так упорствует король Богемии. Он знает, что ему никогда не вернуть тебя. Фотография, что ты прячешь, не просто угроза его будущему, она напоминание о том, что он навсегда потерял.
Взяв в руки бриллианты, блеснувшие на его ладонях словно капли росы, он протянул их Ирен:
– А это печальное напоминание о том, как мой отец, позабыв о чести, гонялся за земными радостями и удовольствиями, пожертвовав ради них своим добрым именем. Что ж, я увидел Бриллиантовый пояс, мне этого довольно. Мне он не нужен. Как, думаю, и тебе. Ведь ты и так уже победила, отыскав его.
Ирен, задумавшись, воззрилась на бриллианты:
– Я и представить не могла, что блеск этого сокровища померкнет для меня столь быстро. Я надеялась, что ты сам отыщешь пояс и оставишь его себе. Мне хотелось вернуть тебе то, что, как ты считал, по праву принадлежит тебе. И вот теперь я вижу, что из моей затеи ничего не вышло. Я придавала поясу куда большее значение, чем ты. В итоге я отдала тебе то, что тебе, оказывается, не особенно и нужно.
– Быть может, ты все же способна подарить мне то, чего я так жажду, – промолвил Годфри.
Ирен оторвала взгляд от Бриллиантового пояса и озадаченно посмотрела на адвоката.
– Для начала, милая Ирен, – молвил он, – мне хочется, чтобы ты поберегла свой голос.
Впервые за все время моего знакомства с Ирен я быстрее подруги сообразила, что именно вот-вот должно произойти.
Прижав руки к груди, я прикусила язык и, немного помедлив, тихонько выбежала из комнаты.
Ни он, ни она не обратили на меня внимания. Повернувшись, чтобы затворить за собой дверь, я мельком увидела, как Бриллиантовый пояс упал на мягкий турецкий ковер, а Годфри, не отрывая глаз от Ирен, идет к моей подруге.
Отыскав миссис Ситон, я велела ей ни при каких обстоятельствах не заходить в гостиную, после чего удалилась к себе в комнату, где, смочив в холодной воде полотенце, положила его себе на лоб. Я чувствовала, что надвигается сильнейший приступ мигрени.
Глава тридцать третья
Дымовая завеса
На следующее утро я спустилась к завтраку с дикой головной болью. Невероятно, но вскоре она стала еще сильнее. Есть мне совершенно не хотелось и, ограничившись лишь чашкой чая, я проследовала в музыкальную комнату, где обнаружила Ирен, с обожанием глядевшую на фортепьяно, к которому некогда она наотрез отказывалась прикасаться.
Когда я вошла, она подняла на меня взгляд. В ее глазах застыло странное выражение.
– Бедняжка Нелл, – произнесла она вместо приветствия.
– Какое унижение мне на этот раз уготовано? Что мне теперь предстоит? Рыть чайной ложкой тоннель под Аптекарским садом в лунную ночь?
Ирен вяло улыбнулась и провела рукой по шали, наброшенной на фортепьяно:
– Какой роскошный инструмент. Мне будет жалко с ним расставаться.
Читать бесплатно другие книги:
