Наследник поручика гвардии Шестёра Юрий

– Это излишне, Иван Кузьмич. Тем не менее большое спасибо за ваше замечание. Я непременно упомяну о нем в докладной записке главному командиру Черноморского флота о результатах нашей атаки на Батумском рейде, – он заметил, как зарделось лицо лейтенанта Писаревского, командира «Минера». «Доволен, конечно, что о его ратных делах узнает не только вице-адмирал Аркас, но и штабные офицеры. Но еще более удовлетворен тем, что теперь я не смогу упрекнуть его, что он-де не смог атаковать турецкий броненосец», – подумал капитан-лейтенант. – А сейчас, – распорядился он, – оформите акт и схему надлежащим образом в двух экземплярах и представьте мне для направления их главному командиру Черноморского флота и на экспертизу в отдел минного оружия Морского технического комитета.

«Надо только, – решил Макаров, – в сопроводительном письме в комитет не забыть указать то обстоятельство, что учебных пусков торпед – ввиду якобы их дороговизны – по решению командования не проводилось. А уж Петр Михайлович с его светлой головой найдет способ, как наилучшим образом использовать это обстоятельство. Ведь в конце-то концов именно поэтому турецкий броненосец, стоимость которого совершенно несоизмерима со стоимостью нескольких торпед, и не был подорван».

Хотя торпедная атака на Батумском рейде и не привела к материальному ущербу противника, зато моральный эффект от очередной атаки русских был огромен. В Турции усилились нарекания на бездеятельность флота.

В Англии же особую сенсацию вызвало применение русскими самодвижущихся мин Уайтхеда. В связи с этим, а больше для успокоения общественного мнения, в английской газете «Таймс» была напечатана статья адмирала Гобарт-паши, в которой тот утверждал, что турецкий флот давно готов сразиться с русскими, но те, мол, всячески избегают встречи с ним. И даже «поповки» с их сильным вооружением и мощной броневой защитой якобы боятся турецких кораблей.

Несостоятельность этого заявления опроверг в той же газете известный английский корабельный инженер Рид. Он писал: «Вызову Гобарта я не могу не удивляться. Сидя на могущественном мореходном броненосце, имея под командой еще несколько таких же, Гобарт-паша спрашивает, почему русские не высылают против него своих “поповок”; мне кажется, на такой вопрос ответ до крайности прост, так как всему миру известно, что “поповки” выстроены только для оборонительной службы в мелководных местах… Неприятель, горящий желанием отличиться, обыкновенно повсюду ищет своего противника, а не ожидает, что он, отвечая на вызов через газеты, выйдет и подвергнет себя верному уничтожению».

В Петербурге, разумеется, знали об этой развернувшейся в печати дискуссии, и Макаров, главный ее «виновник», за боевую активность – с учетом заключения Морского технического комитета о причинах неудачной атаки на Батумском рейде – был досрочно произведен в капитаны 2-го ранга. «Как же так? – недоумевал Степан Осипович в частном письме Петру Михайловичу. – Прошло всего лишь три месяца, и надо же – опять досрочное производство, уже в чин капитана 2-го ранга!» – писал он, хотя и не был лишен честолюбия.

Однако его подчиненные были в восторге. Ведь тем самым отмечались и их боевые заслуги! А тут подоспел и высочайший указ о награждении мичмана Павловского орденом Станислава III степени с соответствующим производством его в лейтенанты. Владимир Спиридонович, не знавший о представлении его к награждению, был приятно ошеломлен и недоумевал по этому поводу не меньше. Зато его «духи» ходили героями!

– Как бы банкеты в кают-компании и частое употребление грога не привели, Степан Осипович, к снижению боевой готовности команды, – как-то обеспокоенно заметил старший офицер.

Макаров улыбнулся:

– Если, Андрей Игнатьевич, в топки, хотя бы изредка, не подкидывать угля, то машина останется без пара, а корабль – без хода.

– Понял вас, Степан Осипович! – улыбнулся лейтенант Скоробогатов и с чувством добавил: – Наука!

Чтобы хоть как-то обозначить активность своего флота в ответ на атаки русских минных катеров, турки предприняли бомбардировку городов крымского побережья из корабельных орудий.

30 декабря два броненосца – «Ассари-Тефтик» и «Османие» – подошли к Евпатории и обстреляли ее. Турки хотели захватить и два торговых парохода, стоявших на ее рейде, но после первых же удачных ответов береговой батареи ушли в сторону моря. Затем подверглась бомбардировке Феодосия, во время которой пострадал дом знаменитого русского художника-мариниста Айвазовского. После этого турецкие корабли перешли к восточному побережью Черного моря и, подойдя к Анапе, разрушили город в течение двух часов.

Возмущенный Макаров предложил осуществить бомбардировку турецких городов. Однако командование не согласилось с его предложением и лишь разрешило осуществить на «Константине» рейд к кавказским берегам Черного моря.

Когда «Константин» прибыл в Поти, стало известно, что русские войска собираются штурмовать Батум, и для усиления его обороны там сосредоточена эскадра Гобарт-паши. Макаров не преминул воспользоваться этим для очередной торпедной атаки турецких кораблей.

В наступившей темноте 13 января 1878 года «Константин» застопорил машину в пяти милях от Батума.

– Вроде как издали надвигается туман, ваше высокоблагородие! – озабоченно доложил сигнальщик.

– Только этого нам и не хватало! – вздохнул раздосадованный Макаров. – В этих условиях атаковать будут только «Чесма» и «Синоп», – объявил он свое решение и, видя разочарование на лицах командиров «Минера» и «Наварина», пояснил: – Сейчас для нас главная задача – подорвать торпедами ближайший к входу в бухту турецкий корабль. А два катера, действуя совместно, естественно, имеют больше шансов подойти к цели, будучи незамеченными. Остальные же разбредутся в тумане по акватории бухты, поддерживая в одиночку их атаку, и потом ищи-свищи их… К счастью, – заметил он, – туманы здесь не такие густые и продолжительные, как, к примеру, на Дальнем Востоке, – он вспомнил рассказы Петра Михайловича о плавании на фрегате «Аскольд».

Не успели «Чесма» и «Синоп» пройти и мили, как их настиг туман, о котором докладывал сигнальщик.

Зацаренный приказал Шешинскому подвести «Синоп» к борту «Чесмы».

– Что будем делать, Владимир Аркадьевич? – озабоченно спросил Зацаренный, когда катера стали борт к борту и матросы сцепили их абордажными крюками.

– Сейчас самое важное– не потерять друг друга из вида, Иван Кузьмич.

– Правильно, Владимир Аркадьевич! А посему к входу в бухту Батума будем двигаться вот так, сцепленными вместе. – Он хохотнул: – Прямо-таки туземный катамаран!

Заулыбались и матросы, и унтер-офицеры обоих катеров – в такой беспросветной мгле вместе идти как-то веселее.

– Куда будем идти, Иван Кузьмич, как ориентироваться? – озабоченно спросил Шешинский.

– На наших с вами судах, Владимир Аркадьевич, компасы, к сожалению, не предусмотрены, но у меня, к счастью, есть свой, – он показал небольшой компас, привязанный ремешком к запястью левой руки. – Примитив, конечно, но на безрыбье и рак – рыба.

– Запасливый вы человек, Иван Кузьмич! – с долей зависти обрадованно отметил Шешинский.

– Не без этого, – согласился Зацаренный, явно довольный репликой напарника. – Перебирайтесь в мой катер, Владимир Аркадьевич, а за штурвалом «Синопа» оставьте своего боцмана.

Когда Шешинский стал рядом с ним, вместе они стали делать расчеты:

– От «Константина» до входа в бухту пять миль. Так, Владимир Аркадьевич?

– Так, Иван Кузьмич!

– Мы отошли от «Константина» примерно на одну милю. Следовательно, через полчаса при среднем ходе в шесть узлов мы будем примерно в одной миле от входа в бухту. Согласны, Владимир Аркадьевич?

– Вполне!

– Через полчаса, – он достал из кармашка луковицу часов и отметил по ним время, – боцманам по моей команде усилить наблюдение по курсу катеров! – громко приказал он.

– Есть усилить наблюдение по вашей команде, ваше благородие! – дружно ответили те.

– У них, Владимир Аркадьевич, глаза будут, пожалуй, позорче наших, – пояснил он.

– Вне всякого сомнения, Иван Кузьмич! – улыбнулся тот.

Счастливо улыбнулись и оба боцмана.

– Средний ход, Кутейников! – приказал Зацаренный своему машинисту.

– Есть средний ход! – бодро ответил тот.

Лейтенант оповестил команды обоих катеров, сверившись с показаниями своего ручного компаса, и «катамаран» пришел в движение…

Не прошло и получаса, установленного Зацаренным, как туман стал редеть. Моряки оживились.

– Мелькнул огонек чуть правее курса! – доложил боцман «Синопа».

– Что значит «мелькнул»?! – раздраженно спросил Зацаренный, уязвленный тем, что не его боцман заметил какой-то там огонек.

Тут же доложил уже боцман «Чесмы»:

– Вижу огонь на румб[106] правее курса катеров! Дистанцию определить не могу!

– Усилить наблюдение! – для порядка приказал Зацаренный, хотя все и так впились глазами в пространство по курсу, постепенно освобождающееся от тумана.

Когда же последовали новые доклады об увиденных огнях, он приказал уменьшить ход до малого.

– Еще не хватало врезаться – то ли в скалистый берег, то ли в турецкий корабль, – негромко, но озабоченно сказал Зацаренный лейтенанту Шешинскому. – Вот только никак не могу понять, где мы находимся: то ли севернее, то ли южнее входа в бухту?

– Трудно сказать, Иван Кузьмич, – тихо, почти шепотом ответил тот. – Туман рассеивается, на малом ходу нам нечего уже опасаться. Так что предлагаю подождать некоторое время для принятия решения о дальнейших действиях.

– Все-таки как хорошо, когда есть с кем посоветоваться, – признался Зацаренный.

– Это дорогого стоит, – согласился Шешинский…

Постепенно прямо по курсу стали вырисовываться очертания береговой линии. Туман рассеялся почти окончательно, и сквозь его клочья выглянул тусклый диск луны.

– Я узнал эти места, Владимир Аркадьевич! – обрадованно воскликнул Зацаренный. – Это северный берег у входа в бухту Батума. Я хорошо запомнил вон тот мысок с приметной скалой у оконечности еще во время нашей предыдущей атаки. Мы почти точно вышли к нему, – с тенью самодовольства заметил он. – Сейчас немного пройдем на зюйд[107] вдоль берега, и откроется вид на рейд, – он решительно переложил штурвал вправо.

И действительно, когда обогнули опознанный им небольшой мыс со скалой, то увидели семь силуэтов кораблей, стоящих на рейде. Глаза командира «Чесмы» загорелись азартным блеском охотника.

– Стоп, машина! – приказал он машинисту, и та, сделав несколько последних тяжких вздохов, затихла.

Наступила настороженная тишина.

– Сейчас уже пойдем раздельно, – делал последние наставления Зацаренный Шешинскому. – Когда я поверну налево, пристраивайтесь справа от меня, как и во время предыдущей атаки.

Командир «Синопа» понимающе кивнул головой.

– По моей отмашке, чтоб турки, не дай бог, не услышали моего голоса, даем полный ход и атакуем вон тот корабль, как и приказывал нам Степан Осипович, – он показал рукой. – По-моему, это сторожевой корабль, – предположил он, – а потому и самый опасный для нас… Ишь ты! Все броненосцы как один стали кормой к берегу, прикрывая своими бортами друг друга. Видать, не на шутку напугали мы турок!

Все рассмеялись.

– С богом! – командиры катеров обнялись.

– Расцепить катера! – приказал Зацаренный, когда Шешинский перешел на свой катер. – Средний – вперед!

Торпедная атака! Катерники во второй раз испытывали сладостное чувство этого действа. В призрачном лунном свете их катера стремительно неслись по глади Батумского рейда, вздымая разлетающиеся в стороны пенящиеся буруны у форштевней. Борт турецкого корабля вырастал на глазах, становясь все выше и выше…

И тут с корабля раздался выстрел часового!

– Торпеды – к бою! – раздалась, перекрывая шум работающих на пределе машин, усиленная рупором команда командира «Чесмы».

Минные унтер-офицеры застыли у пусковых установок.

Когда до цели осталось тридцать-сорок саженей, последовала новая команда лейтенанта Зацаренного:

– Пуск!

Минные унтер-офицеры одновременно выпустили торпеды. Катера круто развернулись, уходя от борта неприятеля. Потянулись томительные секунды ожидания, показавшиеся вечностью…

Наконец раздались оглушительные взрывы обеих торпед, слившиеся воедино. Стена поднятой взрывами воды заслонила атакованный корабль. Вслед за взрывами раздались торжествующие крики команд обоих катеров – дело, ради которого они стремились сюда, сделано!

Слышался сильный треск от переламывающихся частей корабля, глухие вопли и крики его многочисленной команды. Судно легло на правый борт и стало быстро погружаться в воду с большей частью своего экипажа. Не прошло и двух минут после взрыва торпед, как скрылись в воде его мачты. Небольшая часть людей, оставшихся на поверхности, хваталась за плавающие обломки и разные вещи с погрузившегося в пучину корабля…. Так прекратил свое существование «Интибах» – турецкий броненосный сторожевой корвет водоизмещением в 700 тонн.

За этот успех капитан 2-го ранга Макаров удостоился звания флигель-адъютанта[108]. Лейтенант Зацаренный был досрочно произведен в чин капитан-лейтенанта, а лейтенант Шешинский награжден орденом Георгя IV степени.