Смертельно опасны Антология

Город-лазарь[57]

Серый рассвет и отлив обнажили тело у кромки воды, лежавшее лицом вниз и частично погрузившееся в ил. Одна рука трупа покачивалась в ленивом течении, когда река добиралась до него. Запах разложения долетал до людей, стоявших на дамбе, хотя этот запах скорее имел отношение к нелегальным сбросам, чем к трупу.

Дождь шлепал по грязи отдельными крупными каплями, пока плоскодонка подбиралась к телу мертвеца; толстая веревка, которую понемногу травили стоявшие на твердой суше, волоклась за ней. Капитан Дэнни Фачиане наблюдал за всем этим со своего места на дамбе и хмурился под капюшоном дождевика. Он прекрасно понимал вынужденность медленного продвижения через ил, но это все равно его раздражало. Прилив не будет ждать, пока они закончат свои дела, хотя сейчас стояло еще раннее утро, и отсутствие кофеина в организме расстраивало его. Однако с рекой стоило быть осторожным. Со времени разрушения структуры контроля старой реки она уже не была такой агрессивной как прежде, но могла выкинуть пару фокусов.

Внимание Дэнни переключилось направо, в сторону двух мостов, перекинувшихся через реку. Свет фар проносящихся машин пересекал лишь один из них. Транспорта недостаточно для двух мостов. На другом берегу реки выброшенный на сушу корабль пьяно накренился, развалившись в грязи. В десятках точек на нем вспыхивали огоньки резаков рабочих, стремящихся спасти хоть часть металла с этой попавшей в плен туши. Дэнни подумал, что следующим объектом сварщики изберут неиспользуемый мост – набросятся на него, как термиты на дерево.

– Надо было мне учиться на сварщика, – пробормотал детектив, стоявший рядом с ним. Дэнни обернулся и увидел, что внимание Фарбера тоже привлечено к огонькам, ползающим по телу упокоившегося судна.

Дэнни мотнул головой:

– Они уедут сразу же, как закончат. Осталось порезать всего несколько посудин. Работы, наверное, меньше чем на год.

– Может, и так, но за год эти засранцы заработают в три раза больше, чем мы. К тому же, думаю, город найдет им новую работу. Новый Орлеан знает, как позаботиться о себе.

Дэнни фыркнул. Он не сомневался, что сварщики получают больше, чем Фарбер, но прекрасно знал, что их заработок даже близко не сравнился бы с его собственным. И, конечно, он не разделял фарберовского лучезарного оптимизма насчет будущего их города.

– Грязная работа, – сказал он. – И опасная.

– Опасно то, чем мы занимаемся, – возразил Фарбер. Дэнни покосился на него, издав короткий смешок.

– Только если занимаешься этим не так, как надо, – сказал он, согнув плечи под порывом ветра, гнавшего вялый дождь прямо ему в лицо.

– Как, например, вот это. Послать бы подальше всю эту предрассветную хрень.

Отрывистые команды и ругань мужчин на плоскодонке долетели до него, когда они добрались наконец до трупа. Сражаясь с вязкостью упрямой речной грязи – река цепко держала свою добычу, – они все-таки смогли высвободить труп из его илистой могилы. Он шлепнулся на дно лодки, но одна покрытая грязью ступня легла на борт и оставалась там, пока люди на берегу тащили плоскодонку к себе.

Дэнни подошел к ним, когда они уже выволокли тело из лодки и положили на землю.

– Можете его перевернуть лицом вверх? – сказал он, не обращаясь ни к кому персонально. Он подождал, пока один из мужчин не нашел бутылку с водой и не вылил воду на лицо мертвеца. Дэнни нахмурился, присев возле тела, и зловоние илистой грязи лишь отчасти было тому причиной.

– Это Джимми Эрнст.

– О Господи, – пробормотал один из мужчин на плоскодонке. – И мы ползали по вонючей гадости ради этого куска дерьма?

Дэнни скривил губы, молча соглашаясь со сказанным, и окинул тело опытным взглядом. Техник-криминалист вытащила пару перчаток из бокового кармана штанов и протянула их Дэнни, но тот отрицательно мотнул головой. Он не собирался прикасаться к трупу, боясь испачкаться. Медэксперт позаботится о том, чтобы очистить тело от всей налипшей дряни прежде, чем начинать вскрытие.

– Ну а вот это чертовски интересно, – сказал капитан, наклонив голову.

– Что ты нашел? – спросил Фарбер, приседая рядом.

– Его убили. – Дэнни указал на два ожога на шее мертвеца. Их может оказаться больше под всей этой грязью, но и этих было достаточно. Электрошокеры последнего поколения оставляют именно такие следы, а силы разряда хватает на то, чтобы парализовать жертву на полминуты. Достаточно, чтобы надеть на нее наручники. Или врезать несколько раз ногой. В зависимости от того, чего он заслуживал.

Дэнни выпрямился, и его взгляд медленно продрейфовал к тому, что осталось от Миссисипи. Это не первое тело, вытащенное из чавкающей грязи, и последним оно не будет. Берега превратились в сплошное болото со скрытыми воронками и непредсказуемыми течениями. Несложно погибнуть, особенно после пары разрядов Тазера.

– Я увидел то, что хотел, – сказал он криминалистке, которая делала фотоснимки бессистемно, особо не целясь. Джимми Эрнст заботил ее не больше, чем капитана.

– Увидимся в участке, – сказал Фарбер.

Дэнни кивнул, развернулся и зашагал по камням уже ненужной дамбы, через заросшие травой рельсы – вверх на улицу. Дождь приостановился, и взгляд на небо убедил Дэнни, что ему хватит времени выпить кофе и наконец проснуться раньше, чем с неба опять польет. Срочной необходимости ехать в участок у него не было. И уж вовсе не требовалось выпрыгивать из штанов, торопясь закрыть это дело. Он проваландает его с недельку и закроет из-за отсутствия улик.

Кафе «Дю Монд» было открыто и уже обслуживало нескольких стойких туристов, но он прошел мимо, идя вверх по Норт-Питерс. Его шаги эхом отдавались от множества молчаливых витрин и дверей. Три года назад, прежде чем река изменила курс, в этот час Квартал[58] уже кипел жизнью, торговцы подвозили товар, владельцы магазинов поливали тротуар водой, мусорщики перекликались, пока их грузовики, рыча, продвигались по узким улицам.

Рядом с Французским рынком он перешел на Декатур-стрит, направляясь в кофейню на углу Сен-Питерс. Он продемонстрировал свой жетон, чтобы получить кофе и круассан бесплатно, потом вышел наружу и сел за столик под бело-зеленым полосатым навесом.

Тощий пес, источающий запах сырости, канализации и отчаяния, начал красться по тротуару в его направлении. Пес был полностью серым с одним черным ухом, в глазах его проблескивала надежда, что Дэнни бросит ему кусочек круассана или хотя бы уронит крошки. Когда-то он, возможно, был чьим-то домашним питомцем. После Поворота[59] в городе осталось много брошенных животных, чьи хозяева покинули дома и оборвали все связи с городом, в отчаянной попытке найти новые возможности хоть где-нибудь, потому что любой бизнес в Новом Орлеане, зависевший от реки, зачах и умер.

Пес заскулил и уселся в футе от Дэнни.

– Пошел вон, – пробормотал тот, осторожно пытаясь отпихнуть псину ногой. К его досаде, этот контакт только обнадежил барбоса. Он подобрался еще ближе и на сей раз положил лапу на колено Дэнни. Тот выругался и отшвырнул лапу прочь, обозлившись после того, как увидел широкий мазок хрен-его-знает-чего на штанине. – Долбаная дворняга!

Он снова пнул пса ногой. Это был не очень сильный пинок, но достаточный для того, чтобы до псины дошло. Пес взвизгнул и отполз назад, а потом припал к земле, не сводя с Дэнни глаз. На какой-то момент Дэнни подумал, что пес может напасть. В городе была масса отчаявшихся, готовых на все животных, и тому, у кого хоть капля мозгов в голове, следует держаться начеку. Его рука дернулась, потянувшись к пистолету. Он был готов пристрелить животину, если та нападет, но через несколько секунд псина опустила голову и размашистым шагом, пошатываясь, убралась прочь, унося с собой все окружавшее ее зловоние.

Дэнни облегченно вздохнул, пытаясь салфеткой стереть пятно со штанины. Пристрелить пса здесь – значит, привлечь на хрен ненужное внимание. Не важно, что пес напал бы на него. Всегда хватает идиотов, которые с пеной у рта стали бы доказывать, что не следовало применять крайних мер, что нужно было вначале убедиться, что пес действительно собирался причинить ему вред. Найдутся и такие, которые будут настаивать на том, что он, как офицер полиции, должен вытерпеть один-два укуса, а не хвататься за пистолет.

Пошли они все, мрачно подумал Дэнни. Ты делаешь то, что надо, чтобы выжить – особенно в этом городе. Присматривай за собой, потому что никто за тебя этого не сделает.

Он швырнул грязную салфетку на стол и встал, хмуро глядя на оставшиеся от большого пятна следы. Взяв кофе и круассан, он начал переходить улицу, но остановился, увидев на противоположном углу женщину, державшую в одной руке свернутый красный зонт.

Она была красавицей, с темными волосами и светлыми глазами, а кожа оливкового оттенка навела его на мысль, что здесь имеет место и толика креольской крови. Она была в шортах и сандалиях, в черной майке-безрукавке, которая обтягивала ее тонкий и мускулистый торс, не скрывая округлостей в положенных местах. Молода – двадцать с небольшим, пожалуй. Небогата. Насчет последнего догадаться было несложно. Богатые, оставшиеся в городе, были до неприличия богаты, они еще больше поднялись, когда река сменила курс, и не слишком стеснялись выставлять напоказ свое бабло и свое влияние. Может, официантка? Стриптизерша? Тело у нее для этого было в самый раз.

Но не ее внешность заставила Дэнни обратить на нее внимание. Скорее то, что в ней совсем не было такой знакомой на этих улицах сломленности ни малейшего отчаяния в глазах, которые у многих прохожих словно ищут тропку, лазейку для побега из этой мать-ее скорлупы бывшего города. Она, напротив, смотрела спокойно, разве что с едва заметным оттенком заботы или печали в глазах, когда они встретились с глазами Дэнни. Потом она улыбнулась, и он понял, что она улыбается ему. Дерзкая и скрытная одновременно, с тенью веселости, пробежавшей по ее лицу, она отвела взгляд, отвернулась и пошла вниз по улице, удаляясь от него.

Он сделал шаг в ее направлении, но остановился, когда телефон заиграл знакомую мелодию. Он выматерился, вытаскивая мобильник, чтобы пробежать глазами эсэмэску.

Пряча сотовый в футляр, он наблюдал за девушкой, продолжающей идти вниз по улице и завернувшей за угол. Тогда он развернулся и зашагал в противоположную сторону, реагируя на пришедший вызов.

– Ты и я, Дэнни, – сказал Питер Беннет, глядя на отбросы реки. Дождь колотил по широкому окну его кондоминиума, стекая струями на пустынную набережную и опустевшие причалы. – Мы очень похожи. – Он искоса взглянул на копа. – Мы знаем, как разобраться с переменами, как заставить их работать на нас.

Дэнни облокотился на спинку черного кожаного дивана, сунув руки в карманы, и улыбнулся в ответ.

– Для меня нет проблем делать то, что должно быть сделано, – сказал он.

После того как структура контроля Старой реки рухнула под тяжестью весеннего наводнения и недостаточного финансирования, Питер стал одним из немногих, кто не только остался в городе, но и умудрился еще больше разбогатеть. Разумные вложения в бассейн Атчафалайи окупились с лихвой, когда река изменила курс, но настоящий золотой поток полился благодаря просто-таки магическим способностям Питера наложить лапу на контракты по очистке. Троекратное увеличение объема воды в Атчафалайе, конечно, вызвало множество разрушений, а этот человек знал, что во времена катастроф заработать можно прилично. Людей, которые, как Питер, сделали состояния после Катрины, было довольно много.

– И это ключ ко всему, – сказал Питер, сопроводив свои слова энергичным кивком. – Слишком много народу цепляются за свои гнездышки, нервничают насчет восстановления и ремонта, насчет возвращения к тому, чем все когда-то было. – Он фыркнул. – Ты знал, что городской совет до сих пор теребит губернатора, чтобы очистить русло и возобновить движение по реке? – Он не стал ждать ответа. – Трата времени. Для Нового Орлеана пришло время умереть. Сейчас река стала беззубой шлюхой в сравнении с той боевой сучкой, какой она была прежде, но с этим городом еще многое можно сделать. Со временем это изменится.

– Верно, – ответил Дэнни. Он не произнес вслух то, что только что пришло ему в голову: даже беззубая шлюха все еще может воткнуть тебе в спину нож. Джимми Эрнст тому свидетель. Но Питер явно не желал слышать рассуждения такого рода, а Дэнни всегда прекрасно знал, когда следует придержать язык.

– Итак, мне нужно для тебя что-то сделать? – Прямо по тексту эсэмэски: «Есть кое-что, что тебе нужно сделать».

Питер отвернулся от унылого зрелища за окном, взял чашку кофе со столика у подоконника, сделал глоток.

– Остыл. – Он скорчил гримасу. – Принеси мне свежего, а, Дэнни? И себе налей, – добавил он. Щедрая душа.

Дэнни кивнул и поднялся с дивана, направляясь в модерновую, сверкающую хромом и черной отделкой кухню.

– С удовольствием. Кофе у тебя прекрасный. – Он знал, где стоят чашки, знал, какой кофе пьет Питер.

– Это же свободное предпринимательство, понимаешь? – говорил Питер, пока Дэнни наливал кофе и размешивал сахар. – На Дюмен-стрит в Квартале есть магазин. Я купил его год назад и сдал в аренду типу, который торгует старыми книгами и прочим дерьмом. Ни хрена не знаю, как он на этом зарабатывает, но аренду платит исправно. – При последних словах он нахмурился и взял чашку, которую ему протянул Дэнни.

– Ты хочешь, чтобы он убрался?

Питер отхлебнул из чашки. Улыбнулся.

– Чертовски хорош. – Посмотрел на Дэнни. – У меня есть планы на эту площадь. Совет собирается дать мне добро на открытие там мини-казино: ничего такого, только покер. Уверен, добро дадут. – Его улыбка стала шире. – Ты постарался, чтобы так оно и было.

Дэнни хохотнул. Самый легкий арест за пьяное вождение, который он когда-либо делал. Помогла наколка от Питера, что член Совета Уокер вышел из дегустационного винного зала, чтобы проехать полтора квартала до своего дома.

– Но в договоре с этим букинистом есть небольшая заковыка: я могу его вышвырнуть, если обнаружатся доказательства преступной деятельности в магазине, – продолжал Питер.

Дэнни кивнул, отпил из своей чашки. Кофе был горьким и слишком пережаренным на его вкус, и он предпочел бы как можно больше сливок. Но Питер пил свой кофе черным, и Дэнни не хотел придираться к мелочам.

– Уверен, смогу что-нибудь с этим сделать, – сказал он.

Дверь в спальню приоткрылась, и из-за нее выглянула молодая девушка со спутавшимися после сна светлыми волосами – в одном нижнем белье. Ее взгляд скользнул по Дэнни – безразлично – и остановился на Питере. Полные губы приняли обиженно-надутое выражение, во всяком случае, она, как показалось Дэнни, старательно изображала обиду. Однако в ее гримаске было слишком много неуверенности, чтобы это производило впечатление, и Дэнни невольно подумал, что девушка на углу наверняка смогла бы сделать это – и соблазнительно, и игриво.

– Эй, бэби, – сказала она Питеру, опершись на дверной косяк и приняв позу, которая ей, должно быть, казалась сексуальной. – Иди в постельку. Мне нужно размяться с утра.

Дэнни прихлебывал кофе, пряча ухмылку при виде такого жалкого спектакля. Он видел подобное уже десятки раз, наблюдая, как очередная девица Питера отчаянно пыталась возбудить в нем интерес – и каждый раз безуспешно. Питер любит все новое и блестящее, а потому избавляется от всего, что уже хоть чуточку поношено. Не важно, что он сам был тому виной. Видный мужчина, голубоглазый, темноволосый, спортивный – и к тому же самый богатый в городе. Так что у него не будет недостатка в новых и блестящих девицах, убежденных, что смогут стать следующей миссис Беннет.

Питер отмахнулся от нее, снова глядя на дождь за окном.

– Я занят.

Ее надутые губки выпятились еще больше.

– Но я готова сейчас, милый. Иди, угости меня.

Теперь Питер смотрел на девушку, обратив внимание и на ее гримаску, и на ее обнаженность. Выражение досады скользнуло по его лицу – вместо похоти, которую она хотела бы видеть, но затем он повеселел и качнул головой в сторону Дэнни.

– Дашь ему, – сказал он, не спуская с нее глаз.

Ее лицо вспыхнуло от шока, но лишь на миг. Глаза погасли, и она обратила свою обиженную улыбку к Дэнни. Ей нечего было терять, даже если это значило всего лишь провести еще несколько дней у Питера. Для нее вполне стоящая сделка, Дэнни это знал.

Дэнни поставил чашку на стол, подошел к ней и мягко подтолкнул в спальню.

Когда он вернулся, то закрыл за собой дверь. По крайней мере она не распускала нюни. Но все равно, скорее всего, завтра ее уже не будет, а Питер отправится на охоту за другой цыпочкой, которую можно попользовать и выбросить прочь.

– Недолго же ты, – сказал Питер, не отрывая взгляда от ноутбука.

– Я не старался ее осчастливить, – ответил Дэнни. Он набросил на шею галстук и быстро завязал узел.

Уголки губ Питера тронула улыбка, когда он шлепнул конверт на стол. Дэнни сгреб его и сунул в карман пиджака. Пересчитывать деньги он не стал.

– Пожалуй, навещу-ка я книжный магазин, – сказал он с широкой улыбкой.

– Дай мне знать, если нароешь что-то незаконное.

Приторный запах несвежего кофе приветствовал Дэнни, когда он появился в участке со своим арестантом. Ладонью он сжимал предплечье человека в наручниках, ведя его так, чтобы разминуться с прочими отбросами общества и со своими коллегами.

– Вы не имеете права! – продолжал повторять арестованный, словно надеясь, что если он будет говорить это как можно чаще, его слова станут правдой, и что коп не может просто так войти в его магазин и найти наркотики, которых там раньше не было. – Прошу вас. Прошу! У меня семья. Вы не имеете права. Это не мои наркотики. Вы…

Дэнни сильно толкнул его, выбив из равновесия. Букинист взвизгнул, пытаясь удержаться на ногах, но вынужден был опуститься на одно колено. Дэнни присел рядом на корточки, делая вид, что помогает ему встать, но вместо этого наклонился к уху бедолаги.

– Тебе нужно решить вопрос по-на-хрен-доброму и быть хорошим мальчиком, – сказал он спокойным низким голосом. – И так оно и будет, поведешь ты себя хорошо или нет. Или ты хочешь, чтобы стало еще хуже? – Он посмотрел букинисту прямо в глаза. – Не нужно усугублять.

По лицу мужчины градом катил пот. Дэнни заметил внезапный бунтарский блеск в глазах арестанта.

– При таком аресте масса бумажной работы, – мягко продолжал Дэнни. – Иногда бумаги теряются. Может быть, те самые, что описывают конфискованный товар и порядок передачи вещдоков. Или те, где написано, что тебя определили в КПЗ и за тебя нужно внести выкуп. Какие ты предпочел бы потерять? Хочешь, чтобы дело выбросили прежде, чем оно дойдет до суда? Или хочешь провести лишнюю неделю в центральном обезьяннике?

Бунтарский блеск погас. Арестованный опустил голову.

– Вот и правильно, – сказал Дэнни, помогая обмякшему арестанту подняться на ноги. – Будь хорошим мальчиком, и все скоро закончится.

Дэнни оформил его задержание, заполнил входящую форму и направился вниз по коридору в свой офис, когда увидел ее в комнате для допросов. Ту девушку, которую он видел на углу. Сейчас она была в джинсах и блузке густого красно-коричневого цвета, но он узнал бы ее в любом прикиде. Сидя на металлическом стуле, она казалась маленькой и перепуганной. Она обхватила ладонями бумажный стаканчик с кофе и не сводила глаз с детектива Фарбера, сидевшего напротив.

Он подошел к открытой двери, постучал костяшками пальцев о косяк. Она резко перевела взгляд на него. Легкая улыбка коснулась ее губ, и он подумал, что, может, не так уж она и напугана.

– Что тут у тебя? – спросил он Фарбера, не отводя глаз от девушки.

– Она разговаривала с Джимми Эрнстом прошлой ночью, – пояснил детектив. – Может, была последней, кто его видел живым. Мы только что начали.

– Дальше с ней работаю я, – сказал Дэнни, входя в комнату. Он посмотрел на Фарбера, уловив удивление в его глазах. Фарбер было заколебался, потом бросил взгляд на девушку, пряча улыбку.

– Конечно, без проблем. – Он поднялся и собрал свои вещи. – Кстати, при Эрнсте нашли пистолет. Уже отправили в лабораторию.

Тест на баллистику был обязательной операцией. Может, им удастся списать кое-какие висяки на Эрнста и улучшить показатели.

– Дай мне знать, если чего-то добьешься, – добавил Фарбер; сомнительный подтекст этой фразы сложно было не заметить.

Дэнни подождал, пока его коллега не вышел, закрыл дверь и сел на освободившийся стул. – Я капитан Дэнни Фачиане, – сказал он. – Мне хотелось бы задать вам пару вопросов.

– О’кей. – Она помолчала. – Меня зовут Делия, – добавила она, поставив стаканчик с кофе на стол.

– Фамилия?

Она откинулась на спинку стула.

– Рошон. Делия Рошон. Я разговаривала с Джимми прошлой ночью. Около полуночи, думаю. Он часто приходил в клуб. – Ее черты исказила гримаса отвращения.

Он записал ее имя в блокнот.

– Клуб?

– «Фредди-З». – Она опустила глаза. – Я танцовщица.

Стриптизерша. «Фредди-З» был один из лучших клубов, что до сих пор оставались в городе. Дэнни бегло записал информацию. Не потому, что она была важна для дела. Просто он хотел, чтобы девушка думала, что важна как свидетель, а не лично для него, чтобы он знал, где найти ее снова.

Он продолжил допрос, расспросив ее о ее разговоре с Джимми Эрнстом, в общем, играл как по нотам, как обычно делается в таких случаях. Она ясно, но коротко описала их встречу. Джимми расспрашивал ее о девушке, которая раньше работала в клубе, он хотел знать, где она сейчас. Делия ничего ему не сказала. Ничего важного.

Она явно недолюбливала убитого. Открыто она об этом не сказала, но все было ясно по ее манерам, по тому, каким жестким становился ее взгляд, когда она говорила о нем. С другой стороны, Дэнни знал, что трудновато найти человека, кому нравился бы покойник. Джимми был сутенером, специализируясь на девушках, которые выглядели по-настоящему юными.

Наконец Дэнни положил авторучку на блокнот. Она посмотрела на ручку, потом на него.

– Я арестована? – спросила она тонким, но ровным голосом.

Он фыркнул:

– За Джимми? Не. На хрен он нам не сдался.

За это убийство никто и никогда не сядет. Разве что кто-то сам явится в участок и признается в содеянном – и так оно обстояло с большинством убийств в этом городе, а не только с подонком типа Эрнста. Дэнни, как и все остальные, делал ровно столько, чтобы не быть обвиненным в халатности.

Полицейские этого города умели выживать. А немногие умники вроде него знали, как преуспеть.

Он вывел ее из комнаты, предложив, чтобы полицейский отвез ее домой, но она лишь улыбнулась и покачала головой. Снова пошел дождь, ровный и сильный, который смоет мусор с улиц и забьет канализационные сливы, – но она просто открыла свой зонт и вышла под дождь, ни на секунду не задержавшись. Он смотрел, как красный круг, удаляясь, становится все меньше, – смотрел до тех пор, пока он не исчез в серой пелене дождя.

Позднее в этот же день Дэнни побеседовал с барменом во «Фредди-З», выяснив, что Делия начала работать в заведении с месяц назад. Никто почти ничего о ней не знал. Да и не забивал себе этим голову, по словам бармена. Плевать им было на личную жизнь девочек – лишь бы приходили вовремя и не тащили неприятности, в которые вляпывались, за собой в клуб. Делия в этом плане была на все сто.

Сегодня вечером ей предстояли работа. Он постарался быть в клубе, чтобы увидеть ее. Он даже попытался убедить себя, что просто проверяет потенциального свидетеля. Хотя прекрасно знал, что хочет видеть ее как можно чаще, всю ее, а не только то, что открывается, когда она сбрасывает одежду на сцене.

Неоновые огни вспыхивали в такт басовым ударам музыки. Смешавшиеся запахи пота и секса, денег и неприкаянности окружали танцовщиц и мужчин, пялившихся на них. Делия работала на шесте с гибкостью, грацией и уверенностью, что говорило о годах подготовки, и Дэнни подумал, что, может быть, в далеком прошлом она училась на танцовщицу совсем иного рода. Однако несмотря на ее силу и самоконтроль, она излучала такую чувственность, такую животную сексуальность, что он засомневался насчет того, что девушка брала уроки балета.

На него она посмотрела лишь один раз, ленивым взглядом, который сопровождался робкой улыбкой, – резкий контраст со знойными взглядами, которыми она одаривала других клиентов. Он подумал, что было бы странно и неприлично не сделать этого, и посему вытащил пятерку и сунул ее под резинку стрингов, когда она на секунду приостановилась возле него, – и потом почувствовал себя грязным типом, потому что сделал такое именно с этой девушкой.

– А она горяченькая сучонка, – произнес знакомый голос. Дэнни повернул голову и сделал усилие, чтобы улыбнуться Питеру. Его глаза не отрывались от Делии. В них были оценка, восхищение и голод.

– Она свидетель по одному моему делу, – брякнул Дэнни. Может, Питера это отпугнет. Обычно он очень старательно избегал любых связей с преступными типами. В конце концов, для этого у него был Дэнни.

Но Питер просто улыбнулся, продолжая глазеть на Делию.

Дэнни знал, что за этим последует. Питер закажет танец у себя на коленях, потом заплатит за приватную комнату. Возможно, он пригласит и Дэнни пойти с ним, – и с любой другой девицей он действительно пошел бы и получил удовольствие.

Дэнни встал и прошел к бару, делая вид, что хочет заказать еще стопочку. Конверт в кармане его пиджака хрустнул, и он нахмурился. Он был так занят своими мыслями, что забыл вынуть его и переложить в безопасное место. Но сейчас он чувствовал только облегчение. Не раздумывая, он подозвал менеджера, заплатил за приватную комнату с Делией и еще за одну, для Питера с другой танцовщицей. Какой-то областью своего сознания он понимал, что это почти наверняка не сработает. У Питера были деньги и влияние, и он привык всегда получать то, что хочет. Но у Дэнни имелось влияние другого рода. Он сунул менеджеру сотню и пообещал помочь, если тот когда-нибудь вляпается в неприятности, которые Дэнни может уладить. Несколько минут спустя вторая по красоте стриптизерша уже шла к столику, за которым сидел Питер.

Питер приподнял бровь, когда блондинка обвилась вокруг его плеч, и коротко хохотнул, когда она принялась тереться грудью о его шею. Он осматривал помещение в поисках Делии, потом о чем-то спросил блондинку. Та пожала плечами и кивнула в сторону Дэнни, который изобразил улыбку и поднял стаканчик, когда Питер посмотрел в его сторону. Он пытался разыграть все так, словно он купил девочку для Питера просто в качестве приятельского жеста.

Двое мужчин скрестили взгляды, но ненадолго: блондинка взяла Питера за руку и повела в заднюю комнату. Он последовал за ней, приостановившись возле бара.

Потом наклонился к Дэнни.

– Я видел, что ты там проделал, – сказал Питер с улыбкой, хотя глаза его оставались серьезными. – Я считаю, это мило, что ты настолько запал на эту девочку, что выкинул такой трюк. – Он помолчал. – И чтобы больше никогда не перебегал мне дорогу.

Не дожидаясь ответа, он развернулся и продолжил свой путь к задним комнатам за занавеской.

Дэнни остался на месте, сжимая кулаки в карманах пиджака, пытаясь втолковать себе, что держит себя в руках и не собирается броситься вслед за Питером, чтобы кулаком стереть эту высокомерную ухмылку с его физиономии, но зная, что по сути подавляет тошнотворное знание того, что он и Питер хоть и выкроены из одной ткани, но ни в коем разе не равны и ни по каким параметрам не партнеры. И какую бы ненависть к Питеру он сейчас ни испытывал, Дэнни знал, что когда тот вызовет его, он прибежит и сделает, что ему велят, как чертова дрессированная собачка. А если не сделает, может очень много потерять.

Он знал также, что не хочет идти в приватную комнату с Делией. Он повернулся к бармену.

– Рыжий сопляк у левого края сцены. Мотает нервы девочкам?

Бармен мотнул головой:

– Не-а. Приходит с двадцаткой «зеленых» пару раз в неделю. Никаких проблем с ним не было.

– Отдай ему мою комнату. И скажи: «С днем рожденья!» Он вынул еще сотню – на чаевые. – И еще скажи: если когда-нибудь позволит себе что-то лишнее с Делией, я ему на хрен шею сверну.

Он покинул клуб, в баре на другой стороне улицы подождал, пока закончится ее смена. Когда наконец он увидел ее, выходящую из служебного входа, то бросил двадцатку на стол и вышел ей навстречу.

Она была с двумя другими женщинами. Одна маленькая, эдакая мышка, без особого успеха пытавшаяся играть роль «сексуальной библиотекарши», вторая – фигуристая латина с большой грудью и длинными ногами. Когда он подошел, они прервали разговор. В глазах Делии читалась неуверенность, остальные смотрели на него настороженно, как кролики на лису.

Он хотел рыкнуть на кроликов, чтобы валили отсюда, но вместо этого просто спросил Делию:

– Могу я угостить вас чашечкой кофе?

Словно не слыша вопроса, она повернулась к своим коллегам.

– Увидимся завтра вечером, – сказала она им, обняв каждую по очереди. И только когда обе ее подруги прошли с полквартала, она снова обратила внимание на Дэнни. Ее губы сжались в плотную узкую линию.

– Я не проститутка, – сказал она тусклым голосом.

Дэнни улыбнулся:

– Я знаю. Даю слово, я просто хочу угостить вас чашечкой кофе.

Она смерила его оценивающим взглядом, в котором читалось сомнение. Он подумал, знает ли она, что он отмочил в клубе, и если знает, понимает ли почему. С другой стороны, он и сам не вполне понимал, почему и зачем сделал то, что сделал.

– На Декатур есть кафе, – в конце концов сказала она. – По-настоящему хорошее, но я не люблю заходить туда ночью одна.

– Я защищу вас, – ответил он.

Она предпочитала кофе густой и сладкий, добавляя туда столько сливок, что он становился одного цвета с ее смугловатой кожей. Круассан она разрывала на маленькие кусочки, которые съедала в промежутках между глотками кофе и разговором.

Как и все в городе, сначала они поговорили о том, почему они еще здесь, после Поворота, почему не покинули город, как покинула его река. Ведь так или иначе, но уехали все, кто мог, оставив только очень бедных и богатых, которые знали, как извлечь выгоду из катастрофы, и тех немногих, которые нужны были богатым, чтобы становиться еще богаче и чувствовать себя комфортно.

– Многие копы уехали, перебравшись в Морган Сити, – сказал он ей. – Работы там хватает. Но… Не знаю. Я не хотел уезжать, а выслуга лет у меня достаточная для того, чтобы не опасаться сокращения.

И множество связей и ходов, добавил он про себя. Ему пришлось потянуть за массу ниточек, чтобы не просто остаться на работе, но и чтобы те, кто стоял над ним в списке на повышение, вместо этого попали под сокращение. Он получил звание капитана меньше чем через полгода после Поворота.

– Это мой дом, – просто сказала она в качестве объяснения. – Я люблю этот город.

– Даже теперь? – спросил он, недоверчиво приподняв брови.

– Особенно теперь, – ответила она с мягкой улыбкой.

Он поразмышлял об этом, пока допивал свой кофе со сливками. Ночной бриз доносил до них застоявшийся запах реки вместе с ароматами пива и мочи с улиц. Даже за несколько часов до рассвета влажный воздух вился вокруг них своими теплыми струйками, предвещая наступление знойного лета. Но этот город устраивал его, он подходил его личности. Черт возьми, Поворот – это, наверное, лучшее, что с ним когда-либо случалось.

– Я тоже, – наконец произнес он, потому что знал, что она именно этого ждет от него, и отогнал от себя странный приступ печали, накатившей на него, когда он понял, что любит город по совсем другой причине.

И хотя в клубе он больше не появлялся, но ждал ее каждую ночь, а потом шел с ней в кафе. На третью ночь она на ходу взяла его под руку. На пятую приветствовала его поцелуем и улыбкой.

На седьмую она спросила:

– А дома у тебя кофеварка есть?

Его квартира находилась к югу от Квартала, более чем достойное жилье, где он жил бесплатно благодаря тому, что отчаявшийся хозяин дома решил, что лучше – пусть и без арендной платы – иметь в доме копа, чем позволить скваттерам-бомжам захватить все здание. При таком обилии пустых домов и квартир в городе мало кто из полицейских платил аренду.

Квартира располагалась в миле от кафе, но она настояла на том, что хочет пройтись пешком.

В жилище у него не было особого бардака, но и ухоженным местом не назвать, да и для приема гостей не приспособлено. Занавески остались от прежних жильцов, но и тогда, должно быть, они уже были старыми. Декор ограничивался стопкой журналов с голыми женщинами на обложках, группой пустых пивных бутылок на кофейном столике и вставленной в рамочку рядом с дверью старой газетой с заголовком: «Свидетель отказывается от своих показаний. С полицейских НОДП[60] сняты все подозрения в злоупотреблении своим положением».

Он никогда не водил сюда девушек и потому ни разу не задумывался, как все это видится женскому глазу. Внезапно смутившись, он принялся извиняться, но она остановила его улыбкой:

– Все нормально, все хорошо. Ты приличный человек.

От этого его смущение только усилилось, потому что он знал, что уж приличным человеком он точно не был, хотя прежде его это нисколько не волновало.

Он обхватил ее за талию и притянул к себе. Она удивленно пискнула.

– Нет, я неприличный мальчик, – сказал он, пытаясь быть игривым, но чувствуя, что его слова прозвучали скорее как признание. Он почувствовал злость оттого, что сказал это, и сожаление из-за того, что повел себя так развязно. Он не хотел, чтобы эта девушка воспринимала его таким. Не хотел, чтобы она оказалась из тех, кого привлекают только наглецы и грубияны.

Но она просто улыбнулась и положила ему на щеку ладонь.

– Меня не обмануть, – сказала она низким хрипловатым голосом. – Ты мой приличный, хороший мальчик.

Дэнни умел трахаться, умел получать то, чего хотел, и не заботиться о партнерше. Он потерял счет «арестам» за проституцию – девицам, которые платили штраф непосредственно ему или ртом, или раздвинутыми ногами. Он уже забыл, когда последний раз заботился о том, чтобы и партнерша получила наслаждение, и чувствовал себя как неловкий девственник, прикасаясь к Делии, стыдясь и придя в ужас, когда его неуверенность превратилась в отсутствие физической реакции.

Но она не стала издеваться над ним и не оскорбилась. Опустив голову, она нежно убеждала его плоть, расслабляя его и возбуждая. И прежде чем ее усилия оказались бы напрасными, он перевернул ее на спину и ответил ей такой же лаской. На вкус она была сладкой, дикой, – и когда она вцепилась пальцами в простыню и издала крик, он почувствовал наслаждение, почти соизмеримое с тем, что испытывала она. Когда она лежала, обессиленная и вздрагивающая, только тогда он лег на нее и разрядил наконец и собственное напряжение, пребывая в неземном восторге от того, как она обвила его руками и ногами и, крича, повторяла его имя.

После этого он тесно прижал ее к себе, гладя волосы, а ее дыхание согревало его грудь, и он впитывал почти незнакомое ощущение безопасности и целостности. Ощущение счастья.