Дождь Забвения Рейнольдс Аластер

– Там небезопасно.

– Безопасней, чем в этом тоннеле.

Верити выпрямилась, быстро подошла к раненой женщине.

– О господи! – ахнула она, глянув.

– Я же сказала, повезло…

Голос походил на трение листов наждака друг о друга. Скелсгард оторвала рукав рубашки, чтобы наложить жгут на верхнюю часть бедра.

– Крови много потеряла, но кажется, они не зацепили ничего жизненно важного.

– Тебе нужен врач, и не с Земли-Два. – Спохватившись, Ожье завертела головой. – Сколько их было?

– Трое.

– Я прикончила двоих. Третья удрала.

Верити поставила оружие на предохранитель и сунула за пояс. Оно болезненно тыкало в бок при движениях, но лучше держать его прямо под рукой.

– Давай обопрись на меня. Далеко еще до цензора?

– Полсотни метров. Туда, – мотнула головой Скелсгард.

– Дойдешь?

Маурия оперлась на Ожье:

– Попытаюсь.

– Расскажи, что случилось. Я хочу знать все.

– Я могу рассказать только то, что знаю сама.

– Пока хватит и этого.

– Что ты выведала у Авелинга?

– Не много.

Продвигалась пара медленно – Скелсгард отталкивалась здоровой ногой, кривясь от боли. Ожье старалась не думать о том, как больно спутнице.

– Не сомневаюсь, Авелинг был осведомлен гораздо лучше нас. В том числе и о присутствии прогров. Но я так и не поняла, знал ли он, каким образом они пробрались сюда.

– Мы догадывались насчет прогров, – ответила Маурия. – Но вблизи увидели впервые.

– По-твоему, как они сюда попали?

– На Землю-Два ведет только один путь. Мы в этом уверены. Наш портал – единственный проход, и он под полным нашим контролем с момента его открытия. Все чужое, чтобы попасть на Землю-Два, должно пройти через него – а значит, и через цензор.

– Да, но как прошли эти… создания?

– Дети войны – биотехнологическое оружие, но в них нет ничего механического. Цензору не на что реагировать. Вполне вероятно, они просто просочились.

– Недавно?

– Нет. Вряд ли они попали сюда в период нашего владения порталом. Агенты прогров могут обмануть нашу службу безопасности, могут даже прикинуться людьми Порога. Но детей мы бы обязательно заметили.

– И все-таки они могли проникнуть только через портал…

– Других объяснений нет, – кивнула Скелсгард. – Ты не против, если я немного передохну?

– Да пожалуйста.

Маурия помолчала с минуту с закрытыми глазами, а потом сказала:

– Они не могли пройти через портал с тех пор, как его контролируем мы. А это означает только одно: они прошли раньше. – Ее лицо исказила боль, потекли слезы.

– А когда это могло быть? – осторожно спросила Верити, боясь, что спутница потеряет сознание.

– Марс под нашим контролем уже двадцать три года, с перемирия. Мы обнаружили портал лишь два года назад. Вряд ли кто-то тайно пользовался им раньше. Мы бы заметили. Сама утечка энергии, необходимая, чтобы поддерживать портал открытым…

– Но ведь кто-то же им пользовался, это очевидно!

– Только если раньше чем двадцать три года назад. Незадолго до перемирия Марс со спутниками попали под власть прогров. Всего лишь на полтора года.

– Ты хочешь сказать, что дети войны прожили в Париже двадцать три года?

– Это единственное очевидное объяснение. Когда Марс вернулся к нам, все агенты прогров застряли в Париже. Пожалуй, это объясняет многое. Они бесплодны, их не проектировали для долгой жизни.

– Авелинг говорил что-то про ограниченный срок годности.

– Их полагалось «демобилизовать» до наступления старческой дряхлости. Ох как я люблю эвфемизмы прогров… Но здешним деткам позволили состариться. Поэтому они и выглядят так.

– И что же они все это время делали?

– Хороший вопрос.

– Идти сможешь? – спросила Ожье. – Нам надо двигаться.

Скелсгард простонала в ответ и снова принялась медленно, мучительно отталкиваться здоровой ногой.

– Сьюзен Уайт вышла из-под контроля, – проговорила Маурия, тяжело, отрывисто дыша. – Кое-кто счел, что она работала на врага. Но это маловероятно. Я ее хорошо знала.

– Я тоже не очень верю в ее предательство.

– Скорее всего, она установила, что на Земле-Два орудуют прогры.

– И доложила Калискану?

– Нет. Наверное, боялась обнаружить себя и выдать свою миссию. И она могла сомневаться в ком-нибудь из нашей группы.

– Я додумалась почти до того же, – тихо сказала Верити.

– В самом деле?

– Да. Зачем тянуть в операцию меня, аутсайдера? Только по той причине, что своим доверять нельзя.

– Похоже, ты права.

– А это значит, мне надо разобраться, кому можно доверять, а кому нет. Бартон с Авелингом мертвы. Маурия, остаешься ты.

– И?..

– Я не знаю, что насчет тебя думала Сьюзен. Так или иначе, выбора у меня нет. Или подскажешь, на кого еще можно положиться?

– Знаешь, это воодушевляет. Хороший такой повод для доверия.

– Извини. Я не хотела выразиться слишком мрачно. Да и какая теперь разница? Бумаги все равно пропали.

– Но ты же их просмотрела?

– Лишь мельком.

– Все лучше, чем ничего. Теперь у нас есть хотя бы представление о том, за что убивали. Если доложим Калискану, может, он разберется, что к чему.

– А если проблема в самом Калискане?

– Письма Сьюзен адресованы ему, – напомнила Скелсгард. – Все до последнего. То есть она всегда доверяла ему, пусть даже сомневалась в остальных.

– Возможно.

– Надо же хоть что-то принять за правду. Иначе как действовать дальше?

– Да, наверное. Но как отправить ему сообщение? Авелинг сказал, что с тоннелем проблемы.

– Там всегда проблемы. Просто они стали намного серьезнее после твоего прибытия. Слыхала, какая каша заваривается дома?

– Авелинг сказал, что Полисы затеяли ссору.

– Не просто ссору. Намного хуже. Между умеренными и агрессивными програми – полноценная гражданская война. И у нас никакого понятия о том, кто выиграет. Притом агрессивная фракция передвигает силы вглубь системы, в пространство СШБВ.

– Разве это не декларация войны с Зарослью?

– Было бы декларацией, если бы Заросль не боялась дать сдачи. Пока наши политики только стонут и пищат, надеясь, что умеренные обуздают агрессивных.

– И?..

– Хорошо бы.

– Маурия, я боюсь за своих детей. Мне нужно вернуться и позаботиться о них. Если агрессивные двинутся на Заросль…

– С детьми все нормально. Мы связывались с твоим бывшим мужем перед тем, как все полетело кувырком. Он просил передать тебе, что позаботится о детях.

– Ну да, у него все получается лучше. Куда уж мне!

– Господи боже, он просто хотел подбодрить тебя. Не волнуйся так.

– Расскажи про тоннель. Что за проблемы? – спросила Ожье, сделав вид, что не расслышала последней фразы.

– Наши друзья из Полисов слишком приблизились к Марсу. Я бы сказала, чересчур приблизились. О порталах они знают много. У них есть детекторы и локаторы активных порталов. Если до них донесется хоть отголосок слуха о портале в окрестностях Марса, они примутся искать его. И потому нам надо работать с ним как можно аккуратнее, без шума. Оттого и проблемы.

– Прогры уже наверняка знают – иначе как дети проникли сюда?

– Но когда мы захватили Фобос, не было и признаков того, что програм известно о существовании портала.

– Может, они хотели, чтобы вы именно так и подумали.

Они подошли к тяжелой железной двери, ведущей в комнату цензора. Дверь была приоткрыта. Из-за нее лился ядовитый желтый свет.

– Мы ее оставили в таком же положении, – заметила Скелсгард.

– Но лучше не делать поспешных выводов. Подожди-ка, – посоветовала Ожье и, поставив Маурию держаться за стену, вытянула из-за пояса пистолет, молясь про себя о том, чтобы в магазине остался хоть один патрон.

Ожье перешагнула каммингс, протиснулась сквозь щель в комнату, развернулась со всей быстротой, на какую была способна, повела стволом из стороны в сторону.

Никаких детей – по крайней мере, в поле зрения.

Она помогла Маурии зайти в комнату, затем захлопнула ее. Вдвоем женщины зафиксировали массивный замок. Теперь открыть дверь можно было лишь изнутри.

– Как ты? – спросила Ожье.

– Не слишком. Кажется, надо ослабить жгут. Давай сперва протащу тебя через цензор.

– Проходи через него сама сначала.

Ярко-желтый барьер цензора был единственным источником света в комнате. Если глядеть на него сбоку, он казался мерцающим, колеблющимся, но под прямым углом виделся совершенно неподвижным. Вплавленная в скалу вокруг, аппаратура цензора выглядела, как и раньше, – древней, совершенно чужой.

– Я пойду вперед и проверю, – предложила Ожье. – Вернусь через пару секунд.

– Или не вернешься.

– Если я не вернусь, если меня подстерегают на той стороне, тебе придется попытать счастья на Земле-Два.

– Я бы охотнее в каменном веке попытала счастья, – содрогнулась Маурия.

– Здесь не так уж плохо. Есть анестезия и рудиментарные познания о стерилизации. Если попадешь в больницу, будут неплохие шансы на выздоровление.

– А потом? Когда начнут задавать вопросы?

– Справишься как-нибудь.

– Нет, я уж лучше рискну с цензором. Позволь идти мне, ладно? Я уже ранена, тебе, единственной здоровой, рисковать бессмысленно. Если все нормально, я высуну голову.

– Возьми. – Ожье протянула ей пистолет.

– Ты уже стреляла из него?

– Угу. И не могу обещать, что там остались патроны.

Она помогла Скелсгард подойти к цензору, отступила, наблюдая, как раненая женщина уцепилась за поручень над головой и со стоном качнулась изо всех сил, чтобы пройти сквозь цензор. Ярко-желтая поверхность прогнулась, потемнела в местах растяжения, стала коричнево-золотой – будто синяк образовался от удара – и проглотила Маурию, а затем схлопнулась, вернула прежнюю ровность.

Ожидая, Верити достала из сумочки оружие детей войны. Оно было рассчитано на маленькую руку, но Верити, хоть и неловко, могла взять его как обычный пистолет. Оружие было металлическое и гораздо легче пистолетов Авелинга и Бартона. Но по существу оно вроде отличалось не слишком: есть и спусковой крючок, и скоба, и скользящая кнопка, наверное предохранитель, и перфорированный ствол, и дульное отверстие на его конце, и сложный шарнирный механизм заряжания, откидывающийся вбок. Оружие состояло из гладких, плавно изогнутых, изящно сочлененных частей, будто перетекающих друг в друга. Казалось, его можно приспособить и для бросания, и для ножевого боя. Такое вряд ли отыщешь в оружейной мастерской на Земле-2, но и на метатели конденсированной энергии из арсенала прогров двадцать третьего столетия на Земле-1 оно тоже не смахивает. Хоть и выглядит чуждо, оно, скорее всего, сделано по технологиям двадцатого века в Париже на Земле-2.

Желтая поверхность выпятилась, щелкнула разрываемая пленка, и из цензора высунулась голова Скелсгард.

– Все в порядке.

Ожье поставила оружие на предохранитель и двинулась следом за Маурией сквозь желтый колючий свет. И перед тем как пленка обволокла ее, Ожье успела вспомнить рассказ Маурии о безвременном желтом аду, в который та попала однажды. Тогда Скелсгард ощутила, что ее неспешно изучают разумы, огромные и древние, как горы. Ожье сжалась, одновременно и желая познать это, и страшась каждым атомом естества. Но момент перехода оказался таким же кратким, как и в первый раз. Как и тогда, ощутилась эластичная преграда, вдруг пропавшая – будто Верити прорвалась сквозь барабанную кожу. Никакой аудиенции с богом или богоподобными существами, создавшими цензор и дубликат Земли. Чужеродный прибор пропустил в зал портала все: и одежду, и оружие. Безукоризненная логика аппарата не препятствовала примитивным устройствам. Или, возможно, он больше заботился о попадающем на Землю-2, а не о покидающем ее.

– Никто сюда не проходил, – сказала Скелсгард, прислонившаяся к пульту управления.

Ее лицо было бледной маской боли и изнеможения.

– Никаких признаков детей войны?

– Думаю, они сюда не добрались. К счастью для нас. Если б добрались, могли бы наделать жутких дел. Необратимо испортить тоннель или превратить его дальний конец во временную «белую дыру». А тогда – прощай, Фобос. И всё поблизости – тоже.

– Давай-ка взглянем на твою ногу.

– Я поправила жгут. На время сойдет.

Ожье выдернула из крепления на стене аптечку первой помощи, открыла пластиковую крышку и, покопавшись, отыскала шприц с морфином.

– Сможешь сама? – спросила Верити, передавая шприц Маурии. – Я не слишком ловка с иголками.

– Управлюсь, – пообещала Скелсгард.

Она надорвала зубами стерильную оболочку шприца и вогнала его в бедро пониже жгута, но выше раны.

– Не знаю, стоит ли колоть морфин. Ну да ничего, скоро узнаю.

– Нужно задействовать тоннель, – сказала Ожье. – Как думаешь, сможем вдвоем?

– Подожди минутку, я отдышусь… А пока иди вон к той консоли, – Маурия указала кивком, – и на верхней панели переведи все тумблеры на красное. Затем посмотри, останутся ли показания на шкалах в зеленой области.

– Так просто?

– Сестричка, все нужно делать по порядку, шажок за шажком. Мы тут не на газовой плите кашеварим, а имеем дело с крупными искажениями локальной пространственно-временной метрики.

– Завещание у меня уже готово, – проинформировала Верити.

Она сняла туфли и поспешила вниз по спиральной лестнице. Раньше Ожье никогда не спускалас вниз, к машинам. Их нависающие громады поражали воображение и давили на психику. К счастью, все выглядело исправным. Транспорт по-прежнему висел в вакуумной приемной капсуле, охваченной амортизирующим подвесом, раскрашенным желто-черными полосами. Тупой помятый нос так и глядел наружу, прочь от зеркальных стен портального тоннеля.

Осталось только развернуть судно и дождаться момента стабильности.

Ожье подошла к пульту, указанному Маурией, и принялась один за другим перещелкивать массивные тумблеры. Стрелки на приборах задрожали, но хотя пара из них задержалась немного на красном, в конце концов все ушли на зеленое.

– У нас все на зеленом! – отрапортовала она бодро.

Скелсгард подтащила себя к поручням на краю площадки, глянула вниз:

– Отлично! Лучше, чем я ожидала. Теперь видишь второй ряд тумблеров, под пластиковой крышкой на шарнирах?

– Ну да.

– Подними крышку и начинай переключать их, следя при этом за циферблатами. Если хотя бы две уйдут на красное и застрянут там – прекращай.

– И почему мне кажется, что тут как раз и есть самое сомнительное?

– Тут все самое сомнительное.

Ожье принялась за второй ряд тумблеров, на этот раз медленней, позволяя стрелке над каждым тумблером успокоиться перед тем, как перейти к следующему. С каждым тумблером усиливалось гудение машин вокруг. Даже по другую сторону зала – да и в самой вакуумной капсуле – на приборах и аппаратах замигали зеленые и красные огни.

– Я уже на полпути, – сообщила Ожье. – Пока все нормально. Судно полетит само по себе?

– Давай не все сразу. Мы подготовим корабль, когда стабилизируем кривизну горловины. У тебя уже мурашки по коже?

– Пока нет.

– А следовало бы.

Ожье щелкнула очередным тумблером и воскликнула:

– Оп! На пятом циферблате стрелка на красном.

– О том я и тревожилась. Верни тумблер в прежнее положение… Стрелка вернулась на зеленое?

– Да, похоже, – ответила Верити, щелкнув тумблером.

– Попробуй снова.

– Все еще на красном. Выключаю, пробую снова. Печально, – произнесла Верити, закусив губу. – И что это значит?

– Что у нас неприятность. Ладно. Оставь эту консоль, иди к следующей. Вон к той, рядом с ящиком для инструментов.

– Ага.

– Теперь переключи красный тумблер справа от монитора и скажи, какие цифры в третьей колонке на экране.

– Пятнадцать запятая семь три, тринадцать запятая ноль четыре, – принялась читать Ожье, стерев рукой пыль с экрана.

– Округляй. Мне точность до десятых не нужна.

– Все между десятью и двадцатью.

– Вот зараза! Стабильности еще нет.

– Мы можем вернуться домой?

– Трудно будет.

Ожье оторвала взгляд от консоли и посмотрела на Скелсгард:

– А если подождать, дела улучшатся?

– Могут. А могут и ухудшиться. Трудно сказать, как долго тоннель будет нестабильным. Несколько часов. Десятки. Или десятки дней.

– Так долго ждать нельзя, особенно если в любой момент угрожают явиться детки. Что ты имела в виду, говоря «трудно будет»? Трудно, но все-таки возможно?

– Одна из нас может вернуться.

– Не понимаю…

– Нужно стабилизировать геометрию ближнего входа в тоннель, а это потребует много энергии. Больше, чем у нас есть сейчас.

– Да не важно. – Ожье пожала плечами. – Пусть тоннель схлопывается после того, как я из него выйду.

– Не так все просто. – Маурия покачала головой. – Слушай, я не хочу читать лекцию по теории гипервакуума…

– Не хочешь – не читай.

Скелсгард улыбнулась:

– В общем, для нас важно, чтобы горловина тоннеля оставалась открытой все время, пока мы движемся к выходу. Плохо, если она закроется, – и вдвое хуже, если закроется резко. Во-первых, мы рискуем потерять тоннель вообще. Со стороны Парижа при закрытии выделится мало энергии. Почти вся она потечет в сторону Фобоса. Представь, что ты растянула резиновую ленту двумя руками и отпустила один конец. Понимаешь, к чему я? Но даже если закрытие не разрушит тоннель, по нему побежит ударная волна. И всю дорогу домой за нами будет гнаться солитон.

– Что такое солитон?

– Самодвижущаяся складка на ковре – но с очень гадким характером.

– Хватит. Это все, что мне хотелось узнать. Теперь скажи, что делать. Можно не допустить, чтобы закрылась горловина?

– Да. После отбытия судна надо понизить мощность до уровня, который генераторы смогут поддерживать до возвращения на Фобос.

– Кажется не слишком сложным.

– Это несложно. Но беда в том, что подобную процедуру мы и не думали автоматизировать. Всегда предполагалось, что тут сидит команда или что можно подождать, пока тоннель не стабилизируется сам.

– Понятно, – спокойно проговорила Ожье. – Ты лучше покажи, что делать.

– С чего бы? Уж извини, но на истфаке этому не учат. Ты лезешь на борт, я контролирую горловину.

– А как насчет детей?

– Раньше они сюда не проникали. Думаю, я в полной безопасности до прибытия спасателей.

– Но это несколько дней!

– Шестьдесят часов, если судно немедленно развернуть и отправить обратно. И если стабильность оптимальная. Если нет – дольше.

– Я тебя здесь не оставлю!

– Ты несешь информацию исключительной важности, а не я. Ничего, продержусь.

– Я потеряла почти все.

– Но ведь ты видела бумаги. И это многого стоит.

Ожье взбежала по лестнице:

– Что нужно для управления горловиной?

– Технически это очень сложная и ответственная процедура.

– Она не может быть настолько уж сложной, иначе ее бы давно автоматизировали. Скелсгард, отвечай!

Та растерянно заморгала:

– Ну, нужно выждать тридцать-сорок секунд после входа и сбросить мощность до десяти процентов.

– Орудуя теми тумблерами, что ты мне уже показала?

– В принципе, да.

– Тут даже ничтожный плебей от истории справится. Ладно, давай готовить корабль. Объяснишь остальное по ходу дела.

– У нас не получится, хоть тресни, – предупредила Скелсгард.

– Вот что я тебе скажу: если ногу не прооперировать, ты ее потеряешь.

– Мне вырастят новую. Я всегда мечтала наведаться в клинику прогров.

– Я бы на твоем месте не надеялась на такое. Особенно если учесть катавасию у нас дома.

– Но я не могу тебе позволить! – упрямилась Скелсгард.

Ожье достала оружие детей и показала Маурии: