Дождь Забвения Рейнольдс Аластер

– Галвестон, Техас. Мой отец был матросом на торговом корабле. Я в шестнадцать лет уже плавал на траулере.

– И доплыли до Парижа? – произнесла Ожье, выдув струю дыма. – Надеюсь, вы были не штурманом?

– Я был и штурманом, и радистом, и еще много кем, пока не решил, что музыка интересней рыбы. Когда мне исполнилось девятнадцать, я узнал, что Париж – самое лучшее место для будущего музыканта. Особенно если он американец. Сидней Беше, Бейкер, Гершвин – все они побывали в Париже. Так что я купил билет до Марселя и отправился делать себе имя. Я высадился в тридцать девятом, за год до того, как танки покатились в Арденны.

– И?..

– И все еще делаю себе имя. – Флойд усмехнулся. – Серьезные амбиции я бросил уже через полгода. Но еще играю – в качестве хобби – и временами делаю на этом больше денег, чем на детективной работе.

– От рыбака до частного детектива – расстояние немалое. Как вы проделали этот путь?

– Не быстро. Но у меня уже на старте было преимущество. Моя мать француженка. И были бумаги, это подтверждающие. Когда немцы разворачивали войска на границе, во французской армии не хватало солдат. Правительство наконец очнулось и поняло, что страну вот-вот оккупируют, и оно не слишком интересовалось в ту пору, кого пропускает через границу и кому дает гражданство.

– И вы восполнили нехватку солдат?

– Я обещал, что серьезно подумаю об этом.

– И?..

– Я подумал и решил, что нет резона сидеть и ждать, пока бомбы с «юнкерсов» разнесут меня в клочья. Есть занятия куда приятнее.

Ожье раздавила прикуренную сигарету в пепельнице.

– И к вам не пришли с повесткой?

– А некому было приходить. Правительство удрало из Парижа, в городе заправляли гангстеры. Одно время всерьез казалось, что немецкое вторжение будет успешным. Но в кои-то веки ужасная погода оказалась нам на пользу, и немецкие танковые дивизии завязли в Арденнах. А когда мы поняли, что они встали мертво, то послали против них бомбардировщики.

– То есть все висело на волоске. Тут поневоле задумаешься, что случилось бы, если бы немцы не застряли.

– Может, было бы не так уж и плохо. Немцы навели бы порядок. Что же касается меня, то я не прогадал. Тогда здесь хватало грязной работы. И человек, свободно говорящий и на английском, и на французском, способный сойти и за англосакса, и за француза, пользовался спросом.

– Могу себе представить.

Флойд махнул рукой, словно пренебрежительно отбрасывая годы жизни.

– Я стал телохранителем и шофером у местного гангстера. Узнал многое, о чем и не догадывался. Обзавелся связями. Когда конкуренты прикончили босса, я удачно отошел от этих дел и стал хозяином дышащего на ладан маленького детективного агентства.

– Наверное, в вашей биографии должна быть и следующая глава, в которой вы глава огромного, преуспевающего детективного агентства с отделениями по всему миру?

– Может, я и напишу ее через пару лет, – невесело проговорил Флойд.

– Мистер Флойд, мне нравится ваше отношение к жизни. Вы уж точно не считаете, что жизнь обязана содержать вас.

– Да, не обязана. Мне случалось играть с лучшими в мире музыкантами. И я видел, как им платили за концерт бутылками медицинского спирта, а они лакали его и слепли. Пока есть крыша над головой, мне обижаться не на что. Детективный промысел не сделает меня и моего партнера Кюстина богатыми, но так или иначе нам удается сводить концы с концами. И выживать вот уже сколько лет.

– Боюсь показаться неделикатной, но я пришла как раз поговорить о вашем промысле. Точнее, об одном деле, за которое взялось ваше агентство.

– А я все думал, когда же подойдет к концу наша светская беседа. Жаль, что так скоро, – я начал получать от нее удовольствие. Вы хотите получить то, что оставила Сьюзен?

Ожье не скрывала радости:

– А, так оно у вас. Я серьезно забеспокоилась, когда узнала, что случилось с хозяином дома.

– У меня лишь коробка с документами, которые Сьюзен доверила старику на хранение. Больше ничего нет. И это чистое везение, что месье Бланшар успел передать документы мне.

– Зачем мистер Бланшар это сделал?

– Он думал, что содержимое может пролить свет на причину смерти Сьюзен. Старик почти не сомневался в том, что ее убили.

– Понимаю, почему он так думал. – Ожье вздохнула. – Но это не было убийством.

– Откуда вы знаете?

– Я знаю сестру. Я уже говорила, что близки мы не были, но я знаю ее достаточно, чтобы не удивляться случившемуся.

Флойд выдвинул ящик стола, достал коробку, поставил между собой и гостьей, затем снял крышку, чтобы Ожье могла заглянуть внутрь.

– Продолжайте, пожалуйста.

– У Сьюзен были проблемы. Даже когда она жила дома, постоянно впутывалась в неприятные истории. Любила приврать, говорила людям то, что было для нее выгодно.

– Как и добрая половина человечества.

– Но беда в том, что Сьюзен не знала удержу. Мистер Флойд, она была фантазеркой, жившей в придуманном мире. И с возрастом самообман усугублялся, принимал все более тяжелую форму. Это одна из причин, по которым мы с ней так и не сошлись. Слишком уж часто приходилось слушать ложь.

– Не вижу, какое отношение это имеет к ее убийству.

– То, что началось с невинных фантазий, приобрело мрачный, зловещий оттенок. Кажется, Сьюзен поверила в собственные выдумки. Ей всюду мерещились враги, шепчущиеся за спиной, плетущие заговоры.

– В наше время такое запросто может оказаться правдой.

– Это было не то, что вы имеете в виду. Мистер Флойд, у нее началась паранойя. Настоящая. У меня есть выписки из истории болезни. Взгляните, если угодно.

Она достала из сумочки ворох бумаг.

– Пожалуйста, смотрите. С тех пор как Сьюзен исполнилось двадцать лет, ее не раз лечили, вплоть до электрошоковой терапии. Думаю, не стоит объяснять, что лечение оказалось практически бесполезным.

Флойд взял бумаги, бегло просмотрел. Выглядели они убедительно. Флойд вернул их Ожье, заметив, что у нее на пальцах нет колец.

– Охотно верю вам на слово, – сказал он. – Но я не понимаю, как ваша сестра оказалась в Европе, если она была настолько больна.

– Сейчас эта затея кажется глупой, – ответила Ожье, запихивая бумаги в сумочку. – Но у нее вдруг наметилось улучшение, несколько месяцев болезнь не давала о себе знать, и врачи посоветовали сестре сменить обстановку. У самой Сьюзен денег было немного, но семья наскребла на билет и карманные расходы.

– Изрядно же вы дали ей на карманные расходы. – Флойд вспомнил, в каком количестве Сьюзен Уайт закупала журналы и книги.

– Увы, я никак не могу отвечать за ее поведение здесь. Она умела убеждать. Могла воспользоваться чьим-то доверием, чтобы получить желаемое.

– Да, в самом деле, – согласился Флойд. – Вы не против, если я задам вопрос, который может показаться неделикатным?

– Меня трудно задеть.

– Как вы узнали, что она погибла, если не поддерживали с ней связь? Насколько нам известно, Сьюзен почти ни с кем в Париже не контактировала. Власти ничего о ней не знали, да и не пытались узнать. И вдруг из США прибываете вы, всего лишь через три недели после ее смерти.

– Я не знала о ее смерти, пока не посетила дом, где она жила, – ответила Ожье. Ее лицо было непроницаемой маской. Флойд не мог сказать, рассержена гостья или совершенно равнодушна. – Но я ожидала неприятных известий. Сьюзен не поддерживала связь со мной, зато регулярно отсылала открытки нашему дяде в Дакоту. С тех пор как она приехала в Париж, он получал открытку-две еженедельно.

– И вдруг они перестали приходить?

– Да. И кое-что еще: последние открытки показывали, что у нее снова обострился психоз.

Верити замолчала, закурила новую сигарету. Странно, ведь предыдущую она оставила, едва зажгла.

– Сьюзен взялась за старое: мол, против нее строят козни, хотят погубить. Мы прогадали с Европой: здесь ее фантазии вконец распоясались. Мистер Флойд, на чужбине все немножко не такие, как дома. Иногда мы меняемся в лучшую сторону. Иногда, как в случае со Сьюзен, в плохую.

– Что было в открытках?

– Обычный бред: за ней следят, хотят убить, вокруг сплошные заговоры.

– Была ли у нее привычка подчеркивать в письмах особенно важные места?

На ее лице промелькнуло сомнение.

– Мм… Иногда она подчеркивала. Да, случалось и такое. А в чем дело?

– Да ничего. – Флойд махнул рукой. – Так, любопытство.

– Она упоминала эту коробку, – сказала Ожье, глядя на стоящую между ней и Флойдом жестянку. – Дескать, собрала много свидетельств и отдала домовладельцу на хранение.

– Но если она безумна, эти бумаги не представляют никакой ценности.

– Я и не говорю, что они ценны сами по себе. Но в одной из последних открыток Сьюзен просила меня приехать за бумагами, если с ней что-нибудь случится. Якобы это самое главное, что мы можем сделать для нее. Она умрет счастливой, если будет знать, что коробка попала в надежные руки.

– И вы ответили?

– Я послала телеграмму, пообещала, что непременно сохраню коробку, если со Сьюзен произойдет что-нибудь плохое.

– Но вы же знали, что в коробке полнейшая, никому не нужная чушь. И ради нее поплыли через Атлантику?

– Для Сьюзен эти бумаги не были чушью, – холодно сказала Ожье. – В ее мире они имели чрезвычайную важность. И я дала слово. Мистер Флойд, не знаю, как с этим у вас, но я своих обещаний не нарушаю, какими бы абсурдными и смешными они ни казались.

Флойд придвинул коробку к гостье:

– Это ваше. Не вижу причин не отдавать, особенно после такого рассказа.

Она осторожно тронула жестянку, будто не веря удаче:

– И вы позволите мне вот так запросто уйти отсюда, без претензий и вопросов?

– Я задавал вопросы, и вы ответили на них – к моему полному удовлетворению. Буду честен с вами: я просмотрел содержимое коробки и не нашел ничего ценного. Если бы обнаружил деньги, чеки на предъявителя или ключ от сейфа, я, наверное, захотел бы проверить ваши сведения. Но там всего лишь несколько старых карт, бессмысленные бумажки и просроченный билет на поезд. Мисс Ожье, пожалуйста, забирайте их. Пусть желание вашей сестры исполнится и ценные для нее бумаги достанутся ее семье. Пусть она покоится с миром.

– Пусть, – согласилась Ожье и, взяв коробку, поставила ее на пол, под свой стул. – Остается еще один вопрос. Мистер Флойд, я рада, что с вами так приятно иметь дело, и мне очень жаль, что я прекращаю расследование, в котором вы, по всей видимости, очень заинтересованы.

– Прекращаете расследование?

– Как я уже говорила, здесь нет и речи об убийстве. Моя сестра могла намеренно покончить с собой. Она уже пыталась однажды. Или она упала с балкона в приступе паранойи, воображая нападение врагов. Так или иначе, сомнений у меня нет. Это не убийство. А значит, и расследовать нечего.

– Ну да, конечно, – согласился Флойд. – Дело закрылось в тот момент, когда тело Бланшара ударилось о мостовую.

– Само собой. А вы работали на него, ведь так?

– Его больше нет, а значит, некому платить за нашу работу. Тем более что и копать не имело смысла, как вы мне сейчас объяснили.

– Вы считаете, смерть Бланшара как-то связана с гибелью Сьюзен?

– Да, я подумывал об этом. Конечно, не стоит говорить плохо о мертвых… тем более о мертвых, которые считаные часы назад были живыми. Но мне кажется, Бланшар хорошо понимал, что произошло на самом деле. Возможно, он считал, что мог бы оказать вашей сестре более серьезную помощь, и испытывал угрызения совести. И в конце концов его душевные страдания могли стать невыносимыми.

– Вы хотите сказать, что Бланшар покончил с собой из-за гибели Сьюзен?

– Обе смерти могут быть связаны именно таким образом. Предположение о том, что домовладелец наложил на себя руки из-за смутного чувства вины и ответственности, может, и не убедит суд, но ведь оно гораздо логичнее, чем предположение о таинственных врагах.

– Послушайте, мне очень жаль, что все так вышло, – сказала Ожье. – По большому счету случившееся не должно было иметь никакого отношения к вам. Вы оказались вовлечены случайно.

Она вынула из сумочки конверт из плотной желтоватой бумаги. Положила его на стол, подтолкнула к Флойду. Тот не тронул конверт, глядя на него как на мину с включенным часовым механизмом.

– Тут немного, но я хотела бы отблагодарить вас за усилия. Ведь вы сохранили коробку. И заслужили компенсацию за преждевременно закрытое дело.

Флойд наконец положил ладонь на конверт, ощутил его соблазнительную толщину. Похоже, там несколько сот франков.

– В этом нет необходимости. У меня был контракт с Бланшаром, а не с вами.

– Мистер Флойд, тут речь о простой человеческой признательности. Я говорила с жильцами и знаю, что в последние пару дней вы трудились не покладая рук. Примите это как знак моей благодарности.

– Ну, если вы настаиваете… – И Флойд уронил конверт в тот ящик стола, где лежала жестянка. – Я благодарен за жест доброй воли.

– Значит, у нас все, – подытожила Ожье, вставая.

Она перекинула ремень сумочки через плечо, взяла коробку под мышку.

– Да, похоже на то, – согласился он, вставая.

Она улыбнулась. Флойд подумал, что впервые увидел на ее лице выражение, поддающееся однозначному толкованию.

– Почему-то я думала, что хлопот будет гораздо больше. Придется подписывать бумаги, спорить с адвокатами… И не предполагала, что просто получу коробку, не ссорясь ни с кем.

– Как я уже говорил, это не имеющие никакой ценности бумажки. И я не хочу усложнять вам жизнь. Вам и без того нелегко. Вот так потерять сестру…

Она взяла его за руку, сжала:

– Мистер Флойд, вы очень добры.

– Я просто делаю свою работу.

– Надеюсь, с вашим партнером все обернется к лучшему. Вы заслужили немного везения.

– Как и любой человек на этой планете.

Она обернулась, глянула на него. Волосы обрамили ее лицо искрящимся белым нимбом – словно проглянуло солнце сквозь грозовую тучу.

– Спасибо еще раз. Я пойду.

– Было крайне приятно иметь с вами дело.

Она остановилась у двери:

– Мистер Флойд… Я вдруг вспомнила, вы так и не сказали свое имя…

– А для вас так важно его знать?

– Да, хотелось бы знать имя человека, которого я буду вспоминать с благодарностью.

– Венделл.

– Вам что, не нравится ваше имя?

– Оно всегда казалось мне именем неудачника. Потому друзья зовут меня Флойдом.

– А по-моему, отличное имя. Оно кажется таким честным – мне, во всяком случае.

– Значит, для вас я Венделл.

– Ну, тогда… до свидания, Венделл.

– До свидания, мисс Ожье.

– Верити, с вашего позволения, – поправила она и вышла из офиса, прикрыв за собой дверь.

Флойд выждал секунду и сунул руку в карман – удостовериться, что открытка на месте.

Ему понравилась Верити Ожье. Симпатичная девушка, приятная собеседница. Но интересно, как бы она отреагировала, если бы он упомянул серебряный дождь?