Дождь Забвения Рейнольдс Аластер
– Придешь? – спросил Авелинг.
– Конечно, – ответила она. – Как же иначе.
В дверь постучали. Ожье положила трубку и открыла дверь, насколько позволила цепочка. Увидев коридорного с подносом, Верити впустила его. Тот поставил кофейник на тумбочку у кровати. Верити дала парню щедрые чаевые и закрыла дверь. Кофе оказался скорее теплым, чем горячим, но это все же было гораздо лучше, чем его полное отсутствие. Ожье насыпала много сахара, долила молока, размешала и, выпив полчашки, заметно успокоилась.
Несомненно, ей рассказали далеко не все. Она всегда смутно подозревала подвох, а теперь была стопроцентно уверена. И еще кое-что, постоянно глодавшее рассудок с тех пор, как Ожье узнала о вовлеченности Сьюзен Уайт в дела Земли-2.
Почему Уайт так настаивала на участии именно Ожье, хотя была лишь шапочно знакома с ней? Конечно, Сьюзен боялась за себя, не хотела, чтобы бумаги попали в чужие руки. Можно понять ее желание передать документы людям Заросли. Но почему именно Ожье? Конечно, она хорошо знает Францию, знает сегодняшний Париж – но разве только из-за этого? На первый взгляд просьба Сьюзен выглядела злой посмертной шуткой: подстроить так, чтобы соперница по работе взялась за опасное дело. Но ведь между ними не было вражды. Соперницы – да, но не сживать же друг друга со свету? Да, по правде говоря, обе были похожи и отношением к работе, и образом мыслей.
Значит, тут другое. Уайт была умной и расчетливой. Она ничего не делала без серьезной на то причины. И единственная причина, которая кажется вероятной, – это доверие.
Ожье была аутсайдером. Конечно, она связана с Калисканом – не может быть иначе, если ты работаешь в Бюро древностей. Но это весьма слабая связь. Главное, Верити никак не участвовала в операции Авелинга. Еще неделю назад Ожье не ведала совершенно ничего о Земле-2. А это значит, что Сьюзен Уайт не доверяла Авелингу и его людям.
Любопытно, кому именно из них? Всем? Или считала, что в организации только один предатель?
Второй вариант предпочтительнее. Не слишком логично было бы считать, что предали сразу все, работающие на линии от Фобоса до Земли-2. Если бы такое случилось, изменники обязательно нашли бы способ отделаться от аутсайдера, как бы это ни было хлопотно.
Ожье поразмыслила над уже несомненно установленным. Все соглашались насчет необходимости возвращения бумаг. Сьюзен Уайт очень заботилась об их сохранности, приложила немалые усилия, чтобы они попали на другую сторону портала. Калискан, Авелинг и другие участники операции на Фобосе признали документы важными, иначе не вызвали бы Ожье и не поручили вернуть их. И еще кое-кто считал эти документы жизненно важными – тот, кто убил сперва Уайт, а теперь и Бланшара. Кем бы он ни был, он явно не хочет, чтобы бумаги попали на Фобос. А это значит – если только воображение не слишком ударилось в паранойю, – что убийца, или убийцы, как-то связан с тем, что упоминается в бумагах.
Что же в них такого архиважного?
Ожье вынула связку бумаг из сумочки и принялась раскладывать на кровати, вскоре покрыв ее полностью. Она не сортировала, просто брала из стопки по порядку и строила шеренгу за шеренгой на покрывале.
Затем отступила от кровати и посмотрела на наследство мертвой женщины.
– Сьюзен, поговори со мной, – попросила Верити. – Хоть намекни, в чем тут дело.
Затем Ожье налила еще кофе, добавила молока и сахара и принялась перекладывать бумаги, отыскивая осмысленные комбинации. Но ни одно сочетание не казалось содержательнее других. Конечно, вполне может быть, что некая мелкая, но существенная особенность ускользает от внимания. Если нет, то суть, скорее всего, в содержании отдельных документов, а не в их упорядоченности. Ни одна из этих бумаг не значила бы для местного жителя ничего особенного. Конечно, кто-то счел бы их подборку странной, особенно если бы узнал о ее принадлежности молодой американской туристке. Но ничто не указывало на принадлежность к другому миру. Ни единого предмета, которого нельзя раздобыть в обычных библиотеках и книжных магазинах. Никаких секретных чертежей или копий документов с Земли-1, ничего хотя бы отдаленно намекающего на то, что Сьюзен Уайт – инопланетянка, прибывшая по квазичервоточине из невообразимо далекой части Млечного Пути.
Ожье изучила бумаги еще раз, проверяя, не упустила ли чего. Но если тут нет тайнописи, микроточек и прочего в том же роде, собранные Сьюзен документы не содержат ничего способного дать повод для тревоги. Иначе говоря, попав к местным экспертам, они не причинили бы никакого вреда. Скорее всего, бумаги были бы выброшены и лишь коробка из-под печенья оставлена для хозяйственных надобностей.
Но Калискан и его люди предприняли весьма рискованную операцию, чтобы вернуть бумаги. Причем именно вернуть. И речи не шло о том, чтобы уничтожить или выбросить их. Они понадобились самому Калискану, а значит, есть резон считать, что их содержание исключительно важно.
Авелингу и его людям известно значение находки Сьюзен Уайт. Ожье об этом не стали говорить, опасаясь, что она испугается и откажется. А Верити не расспросила как следует о поручении, прежде чем соглашаться. Калискан и его люди рассчитывали, что она ухватится за любую возможность избежать трибунала и не задумается над смыслом задания. И они оказались правы: Верити охотно подыграла им.
– Верити, какого же дурака ты сваляла! – упрекнула она себя.
Качая головой, Ожье снова посмотрела на разложенные бумаги.
– Ты же знаешь, что это такое, – обратилась она к воображаемой Сьюзен Уайт. – Ты понимала, что за это могут убить.
Верити взяла самую большую карту и впервые присмотрелась к ней. Зачем она в коллекции? Похожую можно купить задешево почти в любом книжном магазине. Такую Сьюзен уже наверняка переправляла через портал.
Ожье раскрыла карту полностью, осторожно уложила поверх всего прочего. Политико-географическая карта заняла половину кровати. На бумаге виднелись отрезки, начерченные темно-синими чернилами. Как и Флойд когда-то, Верити поскребла их ногтем, чтобы убедиться: нанесено поверх оригинальной печати. Линии образовывали наклонное «L». Одна перекладина – от Парижа до Берлина, вторая – от Парижа до Милана. Города были обведены теми же чернилами, аккуратно выписанные цифры над ними обозначали, наверное, расстояния в километрах. Но зачем расчерчивать карту, отмечать расстояния? Непонятно. Чем же она так важна, что ее нужно любой ценой вынести с Земли-2? Эта же информация вполне доступна в архивах Заросли.
Ожье сложила карту, стараясь не повредить бумагу. Когда карта легла на прежнее место, внимание Верити привлек билет на поезд. Спальное место, ночной экспресс. Куплен билет незадолго до смерти Сьюзен, отъезд запланирован на дату, до которой она не дожила.
Ожье просмотрела другие бумаги – не найдется ли еще чего-нибудь связанного с Италией или Германией, и обнаружила официального вида письмо от концерна тяжелого машиностроения, расположенного в пригороде Берлина. Письмо было напечатано на очень хорошей бумаге, шапка – алой краской. Внедренный в голову Ожье немецкий дешифровал содержимое письма с машинной эффективностью.
Письмо – наверняка часть долгой переписки – было ответом на предыдущий запрос и касалось изготовления деталей на заказ. Насколько Верити поняла, речь шла об отливке и обработке трех больших металлических шаров на берлинской фабрике «Каспар металз». В письме также говорилось о доставке шаров и сопутствующих деталей в Париж и Милан и об их установке. Можно было заключить, что шары очень большие и тяжелые. Они неудобны для перевозки самолетом, да еще на такие внушительные расстояния. В письме подчеркивалась сложность доставки изделий в идеальной сохранности, как того требовал «скульптор», и обосновывалась необходимость дополнительных расходов.
Металлические шары. Интересно зачем?
Верити поискала что-нибудь еще, относящееся к немецкому контракту. Почти сразу нашелся аккуратно выполненный эскиз шара, подвешенного в массивной оболочке посредством множества тонких пружин или тросов. Диаметр шара на эскизе превышал три метра.
Жаль, что сейчас нельзя обратиться к родным архивам. Хоть и не слишком богатые, они могли бы пролить свет на предназначение таких шаров. Может, и на Земле-1 некий амбициозный скульптор устраивал похожую инсталляцию, а Сьюзен Уайт просто взяла ложный след, приняв артистическую прихоть за нечто подозрительное. Информация о столь эксцентричной скульптуре имела шанс пережить Забвение.
Но даже если и так, история Земли-2 уже на двадцать лет разошлась с историей Земли-1. Очень маловероятно, что на столь удаленной временной линии дерзкий скульптор станет заниматься тем же, что и его двойник на Земле-1.
Та же самая логика применима, если шары имеют отношение к секретному научному или военному проекту на Земле-2. Пусть даже что-то подобное и предпринималось на Земле-1, вряд ли точно такое же происходило в развившейся по-другому альтернативной Европе. Однако нужно признать: если имеется весомая стратегическая причина для чего-либо, это что-либо могло иметь место в обеих историях, вопреки разнице в политической обстановке. Но само собой, техника, требующая солидной научной базы, едва ли возникнет на Земле-2 раньше, чем на Земле-1. На альтернативной Земле наука почти не продвинулась с уровня 1939 года.
Но тут открывается пугающая возможность: что, если проектом, обнаруженным Сьюзен, занимаются вовсе не аборигены?
Но кто тогда? И что они собираются делать? Верити чувствовала: хотя ответ еще далеко, она на правильном пути. Ей чуть ли не виделся призрак Сьюзен Уайт, кивающий энергично и зло, отчаянно желающий, чтобы она сделала дьявольски простой и очевидный вывод.
Но Ожье не могла. Пока не могла.
Она посмотрела на часы. Почти одиннадцать. Остался всего час, чтобы добраться до нужной станции метро.
Верити торопливо, но осторожно собрала документы, завернула в лежавший на столе лист писчей бумаги и сунула назад в сумку. Хорошо бы рассмотреть как следует и остальное, но время – недоступная роскошь. Услышав от Авелинга о ненадежности связи, Ожье решила не медлить с возвращением домой. Пусть живая память Парижа и чаровала, пусть больше всего на свете хотелось остаться, изучить – но превратиться в пленницу Парижа не улыбалось совсем.
Ожье подошла к окну и раздвинула тонкие гардины. После ее возвращения в гостиницу пошел октябрьский дождь, приглушивший городской шум. Она на мгновение застыла, глядя на суетящихся внизу пешеходов с темными зонтиками и поблескивающими дождевиками. Невозможно не считать здешних жителей настоящими людьми. Они ведь живут, думают. И в то же время само их существование – фальшь.
Скелсгард говорила об этом мире как о чем-то вроде фотографии, об остановленном мгновении – и этот мир, замороженный под броневой оболочкой АБО, вдруг ожил и начал развиваться. И представить невозможно, как был сделан этот снимок. А заметил ли хоть один человек на настоящей Земле планетарную фотосъемку? Может, лишь на долю секунды прервались мысли, случилось коллективное дежавю? Нет, вероятно, никто ничего не заметил.
Но после истории миров разошлись. Оригиналы здешних пешеходов продолжали жить в настоящей истории настоящей Земли. Исполинский «снимок» не могли сделать позднее мая 1940-го и намного позже не могли тоже, поскольку события Земли-2, приведшие к арденнскому наступлению, более или менее соответствовали событиям Земли-1. Настоящий мир после этого наступления обуяла катастрофическая война. Многие из «запечатленных» пали в ее сражениях или не пережили череды тяжелых послевоенных лет. Если даже им повезло и они не погибли от пуль и снарядов, от голода или политических репрессий, то наверняка их судьбы изувечены, разрушены жестокостью и нуждой тех лет.
Но сколь бы ни были жалкими, бедными и трагичными эти жизни, они составили настоящую историю первой Земли. А жизни их аналогов на Земле-2 пошли иначе. Почти всякий рожденный с момента расхождения на Земле-2 не имел двойника на Земле-1. Даже те, кто в детстве были похожи как две капли воды, выросли и стали совсем разными людьми. Как ни посмотри, рожденные после «съемки» на Земле-2 – подделки. Причем вдвойне – сами подделки произвели новые подделки.
В рассудок Ожье заглянула на секунду мерзкая мыслишка: насколько лучше было бы, насколько уютнее и чище, если бы подделки исчезли вовсе. Если бы «снимок» сохранил лишь Париж и окрестности, но не его жителей. Если бы он, как дагеротип девятнадцатого века, потребовал такой долгой экспозиции, что люди размылись, исчезли, оставив лишь призрачные следы.
От этой мысли Ожье содрогнулась, но так и не смогла полностью изгнать ее из головы.
Глянув на часы, женщина взяла плащ и вышла из комнаты. Когда ковыляла в осточертевших туфлях по фойе, портье провожал ее удивленным взглядом. Но в этот момент на стойке зазвонил телефон, и к тому времени, когда портье поднял трубку, он уже напрочь забыл и неуклюжую американку, и ее очевидную спешку.
Глава 17
На станции «Кардинал Лемуан» Ожье купила билет в одну сторону и растворилась в толпе пассажиров. Парижане относились к обеду крайне серьезно, и ничто не могло помешать им проехать полгорода, чтобы встретиться с коллегой, партнером или любовнком в приличном баре или ресторане. Ожье не вполне поняла, следили за ней от отеля «Эмиль Золя» или нет, но постаралась как можно полнее использовать людской поток, чтобы оторваться от хвоста: бежала по лестницам и эскалаторам, проталкивалась сквозь толпу. Добравшись до платформы, перестала суетиться, замедлила шаг, сделав вид, что попросту опоздала к поджидавшему поезду. Увы, на платформе еще остались люди – но вряд ли можно было надеяться на полное ее запустение. Всегда находятся типы, которым нет другого занятия, как торчать на станции, не обращая внимания на поезда и торопящихся пассажиров. Молодой мужчина в клетчатом жакете и кепке читал новости скачек, чудом, за самый кончик фильтра, удерживая сигарету во рту. Полненькая, но симпатичная девушка поправляла макияж, глядя в бронзовое ручное зеркальце, надув щечки от сосредоточенности.
Ожье нетерпеливо глянула на часы. Скорей бы уже! Но до полудня пара минут, рельсы еще под током. Она прижала к себе сумочку, глядя, как медленно заполняется людьми перрон, и подступила к самому концу, туда, где рельсы уходили в темноту тоннеля. За минуту до полудня у другого конца платформы засветил подкатывающий поезд, задрожали, заскрежетали рельсы, взвизгнули тормоза – состав остановился. Верити снова поглядела на часы. Скорей бы он ушел! Не хватало, чтобы застрял в тоннеле, перекрыв дорогу к порталу.
Поезд тронулся. Оставалось несколько секунд до полудня. Еще несколько человек пришло на платформу. Стрелка часов указала: пора. Видимых изменений в состоянии рельсов Верити не заметила, но трогать их проверки ради все равно не собиралась. Сделал ли Авелинг свою работу, скоро и так станет известно.
Верити двинулась со всей быстротой, на какую была способна. Одним плавным движением опустилась на колени на краю перрона, уперлась руками, опустила ноги на грязный бетон, на котором лежали рельсы. Руки моментально испачкались в масле. Несомненно, зад тоже. Но не важно. Если все по плану, не придется возвращаться в тоннель и некому будет удивляться, отчего прилично одетая молодая женщина так изгваздалась.
Кто-то закричал. Ожье оглянулась: парень с газетой о скачках показывал рукой, сигарета выпала изо рта. Толстушка опустила зеркальце, привлеченная возгласом. Но к тому времени Ожье уже скользнула в спасительную темноту, держась как можно ближе к левой стене, левее крайнего рельса. Углубившись на несколько метров в тоннель, она поняла, что никто ее больше не видит. Но к сожалению, и впереди не было видно почти ничего. Огни станции остались за спиной. Ожье старалась идти как можно скорее, держась за стену, двигаясь бочком, пытаясь не думать о мышах и крысах, несомненно шмыгающих прямо под ногами, и о смертельном электричестве, еще, может быть, текущем по рельсам рядом. Нужно пройти сто метров, и времени на это – всего две минуты.
Впереди среди темноты загорелся темно-красный свет, очень тусклый, но движущийся. На мгновение охватила паника: неужели навстречу мчится поезд, хотя поезда по этому тоннелю должны подходить сзади, а не спереди? Затем она сообразила: впереди кто-то светит фонарем.
– Ожье, поторопись! – донеся голос. – Ток включится через тридцать секунд, и сразу пойдет поезд.
– Авелинг?
– Двигайся! – приказал он в ответ. – У нас мало времени.
– Люди видели, как я полезла в тоннель.
– Не беспокойся об этом.
Шаг за шагом, и свет сделался ярче. Верити различила контуры человека, сидящего на корточках у стены. Казалось, человек гораздо дальше, чем подсказывает слух. В тоннеле голоса разносились не так, как на поверхности.
– Ожье, шевелись! – прошипел он.
– Я стараюсь как могу!
– Отлично! Но теперь не спотыкайся. Рельсы уже под током.
– Не надо так говорить, от этого я могу споткнуться.
– Товар у тебя?
– Да! – процедила она сквозь зубы. – Товар у меня.
Еще немного, и фигура близ стены увиделась ясно. Глаза привыкли к темноте, и Верити различила рядом с человеком темный провал двери.
– Поторопись! В рельсах напряжение скачет.
– И как это понимать?
– Снова пошли поезда. Метро не станет ждать после перебоя с энергией, особенно посреди рабочего дня.
Наконец Ожье распознала черты Авелинга. Она чуть не пробежала последнюю дюжину метров, протянув руки к спасительному проходу в стене тоннеля.
– Вроде я вижу огни поезда, въезжающего на станцию, – предупредил Авелинг.
– Я уже почти здесь!
– Поезд рядом. Уходим!
Не пытаясь быть деликатным, он схватил Верити и втолкнул в дыру, в темноту за нею. Визг и лязг приближающегося поезда нарастали, отдаваясь эхом в стенах тоннеля.
– Помоги мне с дверью, – сказал Авелинг. – Нужно вернуть ее на место.
Он подтолкнул ее руки к старым доскам. Верити ощутила, как они продвигаются, поддаваясь совместным усилиям. Дверь с хрустом закрылась через миг после того, как в щель ударил свет прожектора.
– Едва успели, – прокомментировал Авелинг.
– Думаете, нас видели с поезда?
– Нет.
– А как насчет парня на перроне? – спросила Верити и вкратце описала мужчину в кепке и с газетой о скачках.
– Как я уже говорил, о нем нечего беспокоиться. Мелкий мошенник, проводит дни на платформе, высматривая жертвы. В полицию не донесет.
Авелинг выключил красный фонарь и тут же включил белый, гораздо мощнее. Ожье сощурилась от яркого света и узнала тесную и грязную кишку входного тоннеля, ведущего к порталу.
– Я повторяю: товар с тобой?
– Сказала же: да, – ответила она устало.
– Хорошо. Я уже боялся, что ты не собираешься выполнять задание. Рад, что решила поступить разумно. Дай сюда бумаги.
– У меня они в безопасности.
– Ожье, я сказал: давай бумаги!
Она не успела возразить. Он выхватил сумочку, посветил в нее фонарем.
– Немного, да? – сказал Авелинг, увидев пачку. – Кучка бумажек, и столько хлопот…
Он извлек бумаги и вернул сумку.
Верити подумала про возможные подозрения Сьюзен Уайт о предателе в команде, работающей за Земле-2. Может, это и Авелинг. Но пока он держит бумаги на виду, вряд ли уничтожит или испортит их. Осталось лишь удостовериться, что документы в сохранности попадут к Калискану.
– Авелинг, я не понимаю, что все это значит. А прямо сейчас даже не уверена, что хочу понимать. Можно закончить со всем этим поскорее?
– Прямо сейчас ты вернуться не сможешь. У нас проблемы с тоннелем.
Еще один поезд пророкотал неподалеку, от вибрации с потолка посыпалась пыль.
– Вы говорили, что тоннель закрыт из-за кратковременных проблем.
– Они оказались не такими кратковременными, как мы ожидали.
Он вдруг остановился, посветил фонарем вдоль плавно изгибающегося тоннеля.
Верити заметила, как Авелинг нахмурился.
– Что случилось?
– Ничего. Показалось, будто услышал что-то.
– Может, одного из ваших людей у портала?
Авелинг расстегнул куртку, сунул бумаги во внутренний карман.
– Пошли! Надо двигаться.
Ожье заметила, как он вынул автоматический пистолет в тот же самый момент, когда прятал бумаги. Сделанное на Земле-2 оружие блестело маслянистой синевой в свете фонаря.
– Я видела какое-то шевеление, – прошептала Ожье.
– Где?
Луч фонаря дернулся, будто перепуганное животное.
– Впереди, в тоннеле. Будто кто-то на корточках у стены. – Переведя дыхание, Верити добавила: – Выглядит как ребенок.
– Ребенок? Не говори чепухи!
– Ребенок мог с легкостью пробраться сюда.
Авелинг покачал головой, но Ожье видела: он нервничает. Неудивительно. У нее самой мурашки ползли по коже, когда шла здесь в прошлый раз. Ползут и сейчас.
– Здесь кто-нибудь есть? – позвал Авелинг. – Кто-то с портала? Бартон, это ты?
– Это не Бартон, – возразила Верити. – И не Скелсгард.
Пистолет плюнул оранжевым пламенем наугад в темноту, пуля с хрустом врезалась в камень в дюжине метров. Раскаты эха от выстрела пронеслись туда и сюда по тоннелю. Затем стихли, и повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь дыханием.
– Черт! – произнес Авелинг.
– Вы видели что-то?
– Вроде да. Но может быть, ты внушила мне, что вижу.
– Но ведь было слышно что-то перед тем, как я заметила ребенка, – сказала Ожье.
– Кажется, я тоже что-то видел. – В голосе Авелинга убыло уверенности.
– Похоже на ребенка?
– Не на ребенка. А если на ребенка, то что-то…
Авелинг не договорил.
– Что-то пошло не так, – прошептала Ожье, прижимаясь к стене, и процедила тихо и зло: – Вы же знаете сами!
– Это игра теней.
– Меня глаза не обманули. Это не игра воображения, даже если вы и уверены в обратном.
В ответ он зашипел сам, приказывая молчать, не сводя мушки с тоннеля. Верити заметила, что рука с пистолетом трясется.
– И что? – фыркнул он.
– А то, что нам следует побыстрее убираться отсюда, пока не влипли.
– Гляди! – прошептал Авелинг, нащупав лучом фонаря темный пригорок в дюжине метров впереди. – Тело.
Оно было слишком велико для детского.
– Думаю, это Бартон, – произнесла Ожье обреченно. – Это Бартон, и он мертв.
– Невозможно! – отрезал Авелинг.
Он оттолкнул Верити и прошел по тоннелю. Луч скакал по стенам, пока Авелинг не опустился на колени рядом с телом. Пистолет по-прежнему трясся в его руке.
– Ох, плохо, – пробормотал Авелинг.
Ожье заставила себя подойти. Да, она не ошиблась. Бартон. Авелинг провел по телу лучом, задержал его на груди. Пулевых ран было десятка два, перекрывающихся, будто лунные кратеры. Наверное, стреляли почти в упор. Ожье вынула пистолет из еще теплых пальцев мертвеца.
– А теперь давайте уберемся отсюда, – предложила она.
Рука Авелинга дернулась – он послал еще две пули в темноту. В свете вспышек Ожье увидела, как вблизи грубо высеченной стены тоннеля движется что-то похожее на куклу в красном платье. Существо с телом ребенка и вовсе не детским лицом, морщинистым и диким, – то ли старуха, то ли оживший мертвец с оскаленной в злобной ухмылке пастью, полной черных острых зубов. Пистолет тянул руку вниз. Ожье направила его в темноту, прицелилась в то место, где только что заметила чудовище. Нажала на спусковой крючок. Он щелкнул. И все. Проклиная свою глупость, Ожье сдвинула предохранитель и нажала снова. Опять ничего. Наверное, Бартон опустошил обойму.
– У нас крупные неприятности, – процедил Авелинг, вставая и отходя от тела на полусогнутых ногах.
– Я сейчас точно видела кого-то, – сказала Верити, сжимая пистолет. – Вроде ребенок, но лицо…
– Это не ребенок.
– Чего-то в этом роде вы и ожидали, правда?
– Молодец! Оценка «отлично», – прошипел Авелинг.
Охваченная внезапной яростью, она придавила ствол бесполезного пистолета к боку Авелинга и выдохнула ему в ухо:
– Свинья, выкладывай-ка все!
Верити хотела употребить другое слово, но даже в такой ситуации не смогла выговорить непристойность.
– Этот ребенок с Земли-Один?
– Почему ты так думаешь?
– Кто бы это ни был, он здесь чужой. Давай рассказывай, что тут происходит.
– Это разведгруппа НП, – с трудом проговорил Авелинг.
Он пошарил лучом по тоннелю – никого.
– Что?
– Ожье, ты чего? Неужели не помнишь ту мелкую гадкую войну, о которой мы так не любим говорить? Войну с нашими нынешними друзьями из Федерации Полисов?
– И при чем здесь та война?
– Они бросили против нас детей. Модификация генов, клонирование, психологическое программирование. Результат – неотеническая пехота. Машины для убийства, имеющие облик ребенка.
Ее заставил содрогнуться ужас, который передался от собеседника. И она подумала, что от тварей, способных так подействовать на Авелинга, лучше и в самом деле держаться как можно дальше.
– Ты воевал с ними?
– Я… имел с ними дело. Это не совсем то, что воевать. Мелкие злобные твари проползали в те места, которые мы считали полностью вычищенными, и дожидались неделями, иногда без еды и воды, почти впадая в кому. А потом выходили на свет… – Авелинг задышал часто и тяжело и заговорил, будто силой выволакивая слова из памяти: – Их трудно убить. Быстрые, сильные, живучие… Болевой порог запредельный. Идеально развит инстинкт самосохранения – но есть и готовность умереть ради достижения цели. И даже когда мы узнали, кто они, даже когда ясно видели врага… нажать на курок было почти невозможно. Они же точь-в-точь дети. Четыре миллиарда лет эволюция впихивала в наши головы: не убивайте свое потомство. Не смейте поднимать руку на маленьких.
– Кажется, мы звали их детьми войны, – прошептала Верити.
– А, так мы все-таки помним свою историю? – Насмешливый тон не замаскировал страха.
Она подумала о Кассандре, представителе прогров, участвовавшей в неудачной археологической экспедиции и выдававшей себя за ребенка. Из-за нее Верити и попала в нынешнюю переделку. Неотеническая пехота стала первым шагом к появлению прогров в детском обличье. Но об этом шаге никто теперь не любит вспоминать, а особенно прогры.
– Кажется, они были генетическим тупиком. Неудачной моделью. Нестабильная психика, быстрый износ.
– Они были оружием, рассчитанным на определенный срок использования, – объяснил Авелинг.
– Но никто не видел детей войны уже лет двадцать, а то и тридцать. Авелинг, скажи мне, что делает такое чудовище в тоннеле под Парижем?
– Ожье, додумайся сама. Прогры уже здесь. Они проникли на Землю-Два.
«Как же тут холодно, – подумала она вдруг. – А еще очень страшно и далеко от дома».
– Нам нужно выбираться на поверхность!
– Нет, – ответил Авелинг, видимо уже собравшийся с духом. – Мы должны пробиться к порталу. Его сохранность – превыше всего.
– Если дети добрались сюда, то уже знают о портале. И пользовались им. Как иначе они могли проникнуть?
Авелинг раскрыл рот, но почему-то не произнес ничего связного. Он мокро кашлянул и навалился на Ожье, выронив фонарь и пистолет. Она втянула воздух; хотелось отчаянно завизжать. Естественная женская реакция на убийство человека рядом. Но как-то сумела сдержаться. Дрожа, сосредоточившись на нужных действиях, а не на осмыслении происходящего, она заменила бесполезный пистолет Бартона на тот, который выронил Авелинг.
Пригнувшись, посветила вдоль тоннеля – и по счастливой случайности поймала в круг света дитя войны, прижавшееся к стене. Увиденное на миг парализовало сознание. Жуткая сморщенная пародия на лицо, бескровные смятые губы, дьявольская ухмылка, торчащие черные резцы.
И впрямь быстрый износ.
Между губами мелькнул сухой черный язык. В тонкой лапке существо держало предмет, похожий на оружие, и направляло его в сторону Ожье. Та выстрелила первой. Пистолет яростно дернулся в ладони. Ожье вскрикнула от боли, а дитя сложилось пополам и выпало из светлого пятна. Оружие лязгнуло о камни, сама тварь заголосила тонко, истошно – как чайник со свистком.
Инстинкт самосохранения неистово кричал: скорее назад, на поверхность! В тоннеле эта тварь может быть не одна. Но ведь надо посмотреть, что именно убила или изувечила пуля, выпущенная археологом Ожье…
Пистолет тянул руку. В нем должен быть еще по крайней мере один патрон.
Или не должен?
Дитя перестало кричать, вопли сменились слабыми, почти ритмичными стонами.
Ожье подошла вплотную, ногой отшвырнула оружие, опустилась на колени. Пук черных волос на макушке сбился набок, обнажив морщинистую, в пигментных пятнах кожу, бледную и безволосую. Вблизи, в безжалостном свете фонаря, лицо твари казалось сплошь состоящим из обвисших складок и синюшных рубцов. Оно походило на старую порченую резину, прикрытую растрескавшимся слоем макияжа. Глаза тусклые, подернутые желтушной ревматической пленкой. Зубы – гнилые корешки, черный комок больного языка мечется между ними, словно безумец в клетке, пытаясь изрыгнуть членораздельное слово между стонами. И отвратительная вонь, словно из тюремного нужника.
– Что ты здесь делаешь? – спросила Ожье.
– Тебе… не нужно… знать, – прохрипело дитя.
– Я знаю, кто ты. Созданный ради войны урод, монстр. Тебя и таких, как ты, должны были уничтожить десятилетия назад. Вопрос: почему не уничтожили?
Из щербатого частокола зубов выплеснулась жижа.
– Нам повезло, – выдохнуло дитя, булькая – то ли медленно задыхаясь, то ли изображая смех.
– Ты называешь это везением? – спросила Ожье, указывая на рану в животе.
– Я исполнил то, ради чего пришел сюда. Это я называю везением, – проговорило дитя и умерло.
Голова откинулась назад, глаза застыли в глазницах. Ожье пошарила в темноте, нащупала оружие. Она ожидала увидеть пистолет – скорее всего, еще один артефакт с Земли-2, – но форма предмета оказалась незнакомой. Встав, Верити сунула его в сумочку и пошла прочь от трупа.
Сзади донесся шорох. Ожье развернулась, ведя лучом, надеясь увидеть крыс. А увидела мальчика и девочку, присевших на корточки у тела Авелинга. Они шарили в его одежде. Ослепленные светом, зашипели от злобы.
– Убирайтесь! – приказала Верити, наставив пистолет. – Я уже убила одного из вас, перебью и остальных, если придется.
Мальчик оскалился, вытаскивая кипу бумаг из куртки Авелинга. Он был совершенно лыс и напоминал миниатюрного старика.
– Спасибо, мы уже управились, – произнес он издевательски. – Нельзя, чтобы это попало в чужие руки, правда?
– Оставь бумаги! – приказала Ожье.
Девочка рыкнула на мальчика. В ее руке блеснуло серебро. Но Ожье выстрелила первой. Трижды. Пистолет скакал в руке. Мальчик зашипел и выронил документы. Девочка зарычала снова и подхватила бумаги. Верити посветила и увидела: повезло. Стреляя почти наугад, попала и в нее.
– Бумаги! – приказала Ожье.
Существо юркнуло в темноту. Мальчик застонал, хватаясь за звездообразную рану на бедре. В движениях ребенка было что-то жутко несообразное, собачье, будто он еще не понял, что ранен. Он попытался встать, но нога подогнулась. Мальчик пронзительно завизжал от ярости и боли. Он полез в свой школьный пиджачок, потянул наружу нечто длинное, блестящее. Ожье выстрелила снова и попала в грудь.
Мальчик замер.
Ожье провела лучом по тоннелю – никого. Ошеломленная, запыхавшаяся, она ковыляла, пока не увидела под ногами бумажку. Подобрала – это оказался один из документов Сьюзен. Ожье затолкала находку в карман жакета, пообещав себе, что изучит ее как следует – если выживет, конечно. Затем вернулась к мальчику, посветила в глаза, затем так же проверила и Авелинга. Никакой реакции. Оба мертвы.
Из тоннеля донеслось шуршание, стук. Кто-то двигался навстречу. Низко пригнувшись, Верити навела пистолет, попробовала осветить источник звука.
– Ожье? – позвали хрипло и тихо.
– Кто это?
– Скелсгард. Слава богу, ты жива!
Из темноты появился силуэт женщины, опирающейся на стену. Одна нога – сплошная кровавая масса, из-под располосованных брюк выглядывает багровая, словно фарш, искалеченная плоть. У Ожье перехватило дыхание. Она опустила пистолет, но прятать его не стала.
– Досталось тебе… – проговорила Ожье.
– Еще повезло, – ухмыльнулась Скелсгард. – Они решили, что я мертва. Если бы усомнились, доделали бы работу.
– Стой на месте! Нужно вернуть тебя к порталу.
Читать бесплатно другие книги:
