За гранью Крефельд Микаэль
– Почему?
– Потому что я так сказал и потому что ее тут больше нет.
– Ты знаешь, где она?
Он мотнул головой:
– Нет, девушки тут подолгу не задерживаются.
– И у тебя нет никаких предположений, где она может быть?
– Никаких. Лучше забудь ее. Здоровее будешь. Вали отсюда, пока можешь, и не суйся сюда больше, датчанин!
– Слышал, что сказал Славрос? – раздался сзади голос, и кто-то так поддал ему в спину, что Томас пулей вылетел со двора.
51
Услышав в коридоре шаги, Маша плотно завернулась в одеяло. Это была ее единственная защита, потому что она была брошена на его милость. На милость того, кто выбрал ее очередной жертвой.
Дверь отворилась, и в комнату вошел Славрос с Михаилом и Кемалем. Только что собаки Славроса лаяли, как бешеные, и Маша гадала, на кого они напали на этот раз. Наверняка какой-нибудь пьянчужка. Славрос разозлился, и псы порвали беднягу.
Славрос поморщился и заткнул нос:
– Черт знает что! Неужели тут никогда не прибирают? Вонь прямо как из отхожего места!
Кемаль пожал плечами:
– Клиенты не обращают внимания.
Славрос встал над Машиной койкой и поглядел на нее сверху.
– На вид она уже полумертвая, – произнес у него за спиной Михаил.
– Дышит еще. Она превратилась в обузу. Слишком много знает.
– Могу избавиться от нее, если хочешь, – предложил Михаил. – Собаки еще не кормлены, а в лесу найдется место, чтобы закопать то, что от нее останется.
– А о Гиене ты не подумал? Забывчив ты больно, Михаил!
– Надоел мне этот психопат, лучше бы и от него избавиться.
– Лучше? – Славрос покачал головой. – Уж чему-чему, а этому меня мои собаки научили: никогда не кусай руку, которая тебя кормит. – Он наклонил голову набок и напряг шейные мускулы. – А если речь о Гиене, то руку, которая тебя защищает. Когда он обещал вернуться?
– Когда у нее кончится ломка, – ответил Кемаль. – Он что-то плел про какой-то процесс. Я не понял, о чем речь.
– Творческий процесс, балда. Это мешало бы творческому процессу. Наш приятель – художник. – Славрос так пнул ногой койку, что Маша подскочила. – Не прошла у тебя ломка? Ну, что молчишь?
Она ничего не ответила, только взглянула на него исподлобья.
– Она совсем доходяга. Позвони ему и скажи, что можно ее забирать. Глаза б мои на нее не смотрели.
После их ухода Маша достала спрятанную под матрасом записную книжку. Она поводила карандашом по стене, чтобы немного подточить кончик. Грифель раскрошился, от него оставался только жалкий огрызок. Ну и ладно, подумала Маша, много ли ей еще писать! Да и времени осталось всего ничего. Скоро Гиена выставит ее на свалке, как выставлял там других девушек. Но хотя бы тело ее найдут люди. Об этом расскажут в «Новостях», и кому-то станет известна ее судьба. Может быть, для мамы даже такой исход лучше, чем полная неизвестность.
«Если ты еще вспоминаешь обо мне, мама, прости меня!»
52
Из репродуктора под потолком мужского туалета лились мягкие ритмы босановы. Было половина второго ночи. В дальнем углу Томас промывал прокушенную питбулем кисть. У окружной дороги он поймал такси. Шофер заботливо уговаривал Томаса ехать в травматологический пункт, но Томас отказался и попросил отыскать какую-нибудь круглосуточную аптеку. Наконец аптека нашлась на Кларабергсгатан, и шофер его высадил у входа. Томас купил несколько свертков марлевого бинта, упаковку пластыря и пузырек йода, чтобы продезинфицировать раны. Почти весь пузырек он извел на большую рваную рану на левой голени и завязал ее бинтом. Промыв глубокую рану на кисти, Томас наложил давящую повязку. Он посмотрел на себя в зеркало. Зрелище было не из приятных. Из ссадины над глазом натекло много крови, она свернулась и комками налипла на небритой щеке. Он потрогал распухший нос. Больно было отчаянно, но, к счастью, обошлось без перелома. Вытащив из контейнера на стене все одноразовые салфетки, он помыл лицо. Более или менее отмывшись, попытался заклеить рассеченную бровь пластырем. Но края тотчас же расходились, и пластырь никак не хотел держаться на месте. В конце концов Томас махнул рукой и захватил про запас несколько салфеток, чтобы рукой зажимать бровь. На память о Стокгольме у него наверняка останется шрам. Как вечное напоминание о том, что подонки вроде Славроса в конечном счете всегда выигрывают.
Знакомой дорогой Томас пошел от Центрального вокзала к улице Улофа Пальме и по ней в сторону «КГБ-бара». Подойдя ближе, он услышал доносящуюся из бара музыку и громкие голоса посетителей, вышедших на улицу покурить. Сквозь толчею он пробрался к двери, и тут здоровенный детина в черном пальто преградил ему путь.
– Извините, у нас закрыто, – сказал он.
– Не похоже, – возразил Томас, обведя рукой плотную толпу.
– Тебе бы лучше пойти домой. Видно, ты уже порядком набрался, – заметил швейцар, внимательно оглядев Томаса.
– Мне бы только одно пиво. Правда очень нужно! – Томас просительно посмотрел на швейцара.
– Сожалею, но тебе придется выпить где-нибудь еще. Здесь приличное место, – ответил тот, нахмурив брови.
– Вот как? Надо же!
– Да, вот так, – ответил швейцар, еще больше выпятив грудь.
Томас повернулся и протиснулся обратно сквозь строй ожидающих.
Через два квартала он набрел на ирландский паб. Ирландцы оказались более гостеприимно настроены, и его впустили без возражений. Зал был полупустой, и за длинной стойкой красного дерева нашлось свободное место. Томас заказал «Гиннесс» и «Джеймсон». Мгновенно осушив первую рюмку, он тотчас же потребовал вторую и опрокинул ее с такой же поспешностью. Достав мобильник, положил трубку перед собой на стойку.
– Tough night?[41] Досталось тебе? – спросил молодой рыжий бармен.
Томас кивнул:
– Даже не представляешь, как здорово.
Бармен налил ему еще рюмку и сказал, что эта за счет заведения. Пожалуй, это было самое лучшее из всего, что с ним приключилось в Швеции. Проведя в баре полчаса и пропустив еще несколько рюмок, он перестал ощущать боль во всем теле. В зале сделалось более оживленно, а из музыкального устройства на всю катушку гремел рок. Томас взял с барной стойки свой мобильник и вышел в туалет, вход в который находился в другом конце зала. Устроившись в самой последней кабинке, он заперся на задвижку и с тяжким вздохом набрал номер. Трубку долго не поднимали. Наконец на том конце раздался голос:
– Йонсон слушает.
Рядом играла музыка и захлебывалась от смеха какая-то женщина. Очевидно, «Морская выдра» еще не закрылась. Томас устало поздоровался с Йонсоном.
– Ворон? У тебя все о’кей?
– Да-да. Только умотался.
– Как поздно ты позвонил, я уже собирался закрываться. У тебя хорошие новости?
– Нет, тут…
– Ты нашел ее? Мне весь день названивала Надя.
– Что она говорит?
– Естественно, спрашивала, как идет расследование. Обнаружились хоть какие-то следы Маши?
Томас понурил голову. В лобных долях гудело. Он не находил слов, чтобы сообщить то, что удалось выяснить.
– Ворон, ты еще тут?
– Да, тут я.
– Так есть новости?
– Новости? – переспросил он, стараясь выиграть время, и прислонился спиной к бачку.
– Ты как-то странно говоришь. С тобой точно все нормально?
– Да-да. Я… нашел Машу.
– Нашел? Так чего же ты мямлишь! Это же отличная новость!
– Ну да…
– С ней все хорошо?
– Это как сказать.
– Почему «как сказать»? Где ты нашел ее?
Томас потрогал разбитое надбровье, рана снова открылась, и по щеке заструилась кровь. Он раскрутил рулон с туалетной бумагой, оторвал длинную полосу и приложил к лицу.
– В одном клубе. Дорогое заведение. Тебя бы не пустили. Туда ходят богатые клиенты. Ну, такие, в дорогих костюмах.
– Вот, значит, – несколько разочарованно отозвался Йонсон. – Так она по-прежнему занимается проституцией?
– Да. Но она сказала, что неполную смену. И еще говорит, что уже расплатилась с долгом. Теперь работает на себя, а помимо работы еще учится… на косметолога, кажется.
– Ну, уже неплохо.
– Это же ее выбор. Но вид у нее хороший – свежий и здоровый.
– Ты отдал ей Надину открытку?
Томас расставил ноги и выбросил окровавленную бумагу в унитаз:
– Конечно. Она была очень тронута. Сразу видно, что для нее это много значит. Выражение у нее было благодарное. Ну вот. Передай это Наде.
– Ты взял ее адрес или номер телефона?
– Нет.
– Ну что же ты, Ворон! Надя мечтает с нею связаться.
– У меня сложилось впечатление, что Маша не хочет общаться. Во всяком случае, пока. Так что мне показалось бессмысленным на этом настаивать. Но у нее все хорошо. Передай это Наде.
– Ладно. В конце концов, это – самое главное. Остальное можно отложить до лучших времен, когда…
– Слушай, я сейчас не могу разговаривать.
– Ну, давай возвращайся. А то я скоро уже соскучусь по той песне, которую ты всегда включаешь.
– Пока. Увидимся – поговорим.
– Ворон?
– Да?
– Я по-настоящему горжусь тобой.
– Брось, пожалуйста!
– Ну уж нет! Таких, как ты, в наше время днем с огнем поискать. Ты сам-то понимаешь, какой ты молодец?
Томас знал, что из уст Йонсона это было высшей похвалой, какой мог удостоиться человек.
– Раз уж ты говоришь, – ответил он устало.
– Возможно, все это дело обернется началом чего-то хорошего. Пусть черная полоса у тебя поскорее заканчивается.
Томас положил трубку. Он вернулся в бар и продолжил с того, на чем остановился. Досидев до закрытия, он достал карточку «VISA», заплатил за недопитую бутылку и унес ее с собой под мышкой.
53
Было три часа ночи, и Томас, окончательно потеряв всякую надежду отыскать дорогу в свою гостиницу, остановился на перекрестке Дроттнингсгатан и Местер-Самуэльсгатан, прислонившись к магазинной витрине, пестреющей зазывными рекламными предложениями. Казалось, он все время ходит по кругу. Темные конторские здания и бесконечные торговые ряды делали все улицы городского центра похожими одна на другую. К этому времени он успел опорожнить бутылку «Джеймсона», что тоже не способствовало восстановлению внутреннего компаса.
Ноги у Томаса подогнулись, и он сполз по витрине на тротуар. Холодный ночной ветер крепчал, и, хотя выпитый спирт сделал Томаса почти нечувствительным к холоду, лицо все же ощущало стужу.
Подобравшись на карачках к подъезду, где поменьше дуло, он съежился в этом укрытии. Было градусов десять мороза, если не больше. В такие-то ночи и погибают бездомные, загулявшие пьянчужки и наркоманы. Молодым полицейским его не раз вызывали на такие случаи. Он вспомнил, что у всех покойников было удивительно умиротворенное выражение, кроме одного бродяги, обнаруженного в районе Южной Гавани. Но с тем бедолагой дело объяснялось просто: собака начала обгладывать труп, и у него отсутствовала нижняя часть лица.
Томас задремал. Несмотря на поздний час, на улице шла какая-то жизнь. В ожидании кавалеров по панели прогуливались девушки в мини-платьицах и на высоких каблуках, их промысел процветал как никогда. Перед Томасом проходили десятки Маш, но ни к одной из них он не мог приблизиться. Он снова закрыл глаза, убаюканный спиртом и морозом. На него снизошел дивный покой! Давным-давно ему не было так хорошо. Он не знал, сколько времени провел в забытьи, но тут перед ним предстало светлое видение. Женщина с серебряными волосами, облаченная в золотые одежды. Она дотронулась до его плеча, и он почувствовал тепло ее руки. Ласковым прикосновением она поманила его за собой, как будто хотела увлечь в поток ослепительного света, который сиял за ее спиной. Он попытался пойти за ней, но ноги его не слушались. Тут появилось еще несколько сияющих дев, которые обступили его со всех сторон. Они были похожи на ангелов, и он поднял на них затуманенный алкоголем взгляд.
– Дружочек, нельзя тут лежать, – сказала женщина с серебряными волосами и слегка тряхнула его за плечо.
Томас испуганно поднял глаза на склонившихся над ним трех женщин. Все три были одеты в одинаковые желтые пуховики.
– Так недолго и замерзнуть. – Пожилая женщина улыбнулась ему. – Пойдем лучше с нами. Хочешь супу?
Она махнула рукой в сторону небольшого фургончика у себя за спиной, который стоял у кромки тротуара с откинутой задней дверцей. Внутри находилась полевая кухня. Одна из женщин наливала из металлического бачка суп, раздавая его столпившимся у фургончика проституткам.
– Кто вы такие? – растерянно спросил Томас, переводя взгляд с одной пожилой женщины на другую.
– Мы – «ночные совы», волонтеры, старающиеся сделать город более безопасным.
– Не лучше ли вам подумать о собственной безопасности?
Женщины рассмеялись.
– Матушка Тове уже двадцать лет ходит по улицам, – сказала одна из женщин, кивнув на седовласую даму. – Она живая легенда. Настоящая героиня.
– Восемнадцать лет, если уж точно, и, конечно, я никакая не героиня, – сказала Тове, изучающе оглядывая Томаса. – Может быть, отвезти тебя в травматологический пункт? Вид у тебя сильно побитый.
Томас помотал головой и поднялся:
– Нет, спасибо. Со мной все о’кей. Но было бы хорошо, если бы вы указали мне дорогу в мою гостиницу. «Колониальный отель».
– Ладно, но сначала я накормлю тебя супом и взгляну на твой глаз, – сказала Тове и повела его к фургончику, там было светлее.
– Не могла бы ты налить этому господину чашку супа? – спросила она молоденькую африканку, распоряжавшуюся в фургоне.
Та изумленно взглянула на Томаса:
– Я обслуживаю только девушек. С какой стати я буду его кормить?
– Потому что мы помогаем всем уличным людям. – Тове достала из кармана пачку пластыря.
– Это по вине таких, как он, мы очутились на улице, – сказала женщина, наливая суп в картонный стаканчик. – Так что хлеба я ему все равно не дам, у нас его и без того в обрез.
– Уверена, что суп придется очень кстати, – ответила Тове и улыбнулась Томасу.
Женщина протянула Томасу стаканчик, он поблагодарил.
Велев ему повернуться лицом к уличному фонарю, Тове осторожно заклеила ссадину у него над бровью:
– Наверное, не надо объяснять такому взрослому мужчине, что не стоит драться из-за всяких пустяков?
– Конечно. Да и случилось это не по моей воле, – сказал Томас, отпивая из стаканчика. – Вам, вероятно, знакомо большинство здешних девушек? – обратился он к ней с вопросом.
– Да. Очень многие.
– Я разыскиваю одну, которая пропала несколько лет назад. Может быть, вы ее встречали? – Он расстегнул молнию на куртке и достал фотографию Маши.
Тове долго ее рассматривала:
– В последнее время – нет. Но я не исключаю возможности, что видела ее раньше. На улицах перед нами проходит столько девушек. Несколько тысяч в год. Тут большая текучка.
– Откуда у тебя эта фотография? – воскликнула африканка, выхватывая у Тове снимок.
– Разве можно, Табита! – сказала Тове. – Отдай ему фотографию!
– Пускай сперва расскажет, откуда она у него!
– Ее… От ее матери, она мне дала, – ответил ошеломленный Томас. – Ты знаешь Машу?
– Ты врешь! – бросила та, бешено сверкая глазами. – Я знаю, кто ты такой! Ты – тот, от кого она нас предостерегала. Ты – тот, из черного «мерседеса»! Тот, кто делает из девушек чучела и мажет их известкой. Ты – серийный убийца! – закричала она, указывая на него пальцем.
Три проститутки, стоявшие около машины, торопливо ретировались.
– Звоните в полицию! Это он, убийца! – кричала Табита.
Одна из девушек вынула из кармана куртки выкидной нож и раскрыла, блеснуло лезвие.
– А ну-ка, успокоились! – Тове положила ладонь на плечо Табиты. – Сара! Быстро убери ножик! Ты знаешь, как я отношусь к оружию.
Девушка сложила нож и спрятала его обратно.
– Я приехал в Швецию, чтобы найти ее, – сказал Томас и показал свое полицейские удостоверение. – Я всего лишь оказываю услугу ее матери. Если ты знаешь, где она, мы будем тебе очень благодарны за помощь.
Табита отдала ему фотографию и стала, скрестив руки.
– Ты знаешь ее, Табита? – спросила Тове.
Табита кивнула:
– Однажды она спасла мне жизнь. Она была мне как старшая сестра. – На глазах Табиты выступили слезы.
– Когда ты видела ее в последний раз?
– Несколько лет назад. До того, как попала в больницу.
– Ты знаешь хотя бы приблизительно, куда она могла деться?
Табита помотала головой:
– Мы тогда все работали на эту гадину Славроса. Он наверняка знает.
– С ним я уже поговорил. – Томас показал на свое расквашенное лицо.
– Это все Славрос? Когда?
Томас вкратце рассказал о своем посещении «Аризоны».
– «Аризона» – это ад, – произнесла Табита с таким выражением, словно боялась «Аризоны» больше всего на свете.
– Славрос сказал, что она уехала.
Табита замотала головой:
– Оттуда мало кто выходил живой. Скорее уж, она умерла.
– Во всяком случае, там не нашлось ее следов, – заметил Томас.
– Очень сожалею, что мы не можем помочь, – сказала Тове. – Но нам пора переезжать на следующий пункт нашего маршрута. Желаю удачи!
Томас кивнул и выбросил стаканчик.
Тове объяснила ему, как пройти к «Колониальному отелю», который находился в нескольких кварталах от того места, где они встретились. Затем она повернулась к другим сестрам, которые закрывали полевую кухню.
– Прости, что накричала на тебя, – сказала Табита Томасу. – Ты совсем не похож на человека, который делает из людей чучела.
– Ничего, – ответил Томас.
– Может быть, даже лучше, если Маша уже умерла. Так она хоть освободилась из подвального борделя Славроса.
– Подвал… подвальный бордель… Что это значит?
Она посмотрела на него с удивлением:
– Бордель, который он держит в «Аризоне». Тот, что находится глубоко под землей.
54
Томас вошел в утреннее кафе на Хандверкаргатан в двух кварталах от главного здания шведской полиции. Узкое помещение было битком набито посетителями, поглощавшими за длинным столом горячий завтрак. В воздухе витали долетающие из распахнутых дверей кухни, расположенной в конце зала, запахи горелого фритюра и разогретого соуса, это кафе мало чем отличалось от простецкого гриль-бара в портовом районе. Оглядев завтракающих посетителей – в основном это были одетые в строгие костюмы чиновники расположенных по соседству учреждений и представители полиции, – Томас высмотрел за столиком у окна Карла Люгера, сидевшего в обществе Даля и Линдгрена. Проковыляв к столику, Томас поздоровался. Карл удивленно вскинул голову и кивнул.
– Приятного аппетита! В отделе мне сказали, что я застану тебя здесь.
Выдвинув незанятый стул, Томас подсел к столику напротив Карла. Даль и Линдгрен молча взглянули на него. Спустя двенадцать часов после встречи со Славросом у Томаса еще не прошли отеки на лице, а вокруг пострадавшего глаза образовался темный синяк.
– Ты что – упал? – спросил Линдгрен.
У его спутников этот вопрос вызвал улыбку.
– Вроде того, – бросил на это Томас. – В «Аризоне» много булыжников.
– Ты все-таки ездил туда вопреки моему совету? – спросил Карл.
– А что мне оставалось.
– Нашел девушку? – поинтересовался Карл, принявшись с таким рвением резать жесткий серый кусок мяса, что нож с визгом прошелся по тарелке.
– Нет, но получил суперинтересную информацию.
– Даже суперинтересную?
Томас кивнул:
– Вчера ночью я встретил одну девушку, которая рассказала…
– Послушай, Ворон. – Отложив вилку и широкий столовый нож, Карл обратил терпеливый взгляд на Томаса. Затем распустил немного темно-синий галстук. – У меня рабочий день начинается в шесть часов, когда просыпается Луиза. Перед тем как отвозить ее в нулевой класс, надо проследить, чтобы она помылась, сделать ей с собой бутерброды, собрать портфель и покормить завтраком. Затем я отвожу Сусанну на работу в Каролинский университет, а оттуда мне еще в самый час пик добираться через весь город на службу, отвечая в пути на первые поступающие звонки. Когда я приезжаю в участок, наваливается столько дел, что только держись. За десять часов не всегда удается управиться, иногда задерживаешься и дольше. Расследования, допросы, летучки, текущие доклады – сам знаешь, как проходит день. После работы я иногда еду за Сусанной, если она не возвращается на метро, затем забираю Луизу с танцев, скаутских занятий или внеклассных походов, в зависимости от того, что намечено на этот день в ее плотном расписании. Иногда бывает моя очередь съездить за продуктами, приготовить ужин, потом я обедаю, как правило не отходя от компьютера, потом мы с Сусанной смотрим «Новости», чтобы хоть немного побыть вместе, а там, глядишь, пора и на боковую. Наутро повторяется та же карусель. Понимаешь, к чему я веду?
– К сожалению, не совсем.
– Свободное время у меня выпадает только один раз в сутки. Если быть точным, то ровно тридцать минут. Тридцать минут, когда я могу побыть сам собой, подумать о своем, если вообще остаются на это силы. Тридцать минут на то, чтобы провести их одному, отгородившись от прочего мира. И знаешь, когда эти минуты выпадают?
– Когда ты сидишь здесь?
– Правильно, Ворон. Именно здесь. – Он ткнул себя в грудь и похлопал по стулу. – Здесь я могу по-о-олностью отключиться. – Он взглянул на наручные часы. – Семь минут мне осталось. Так неужели у тебя все так важно?
Томас откинулся на спинку стула и пожал плечами:
– Я знаю, что ты, Карл, занятой человек, и сочувствую тебе, если жизнь в загородном доме обходится с тобой несправедливо, но я получил довольно надежные сведения о том, где находится Маша.
– Так чего же не отправишься туда сам? – буркнул Линдгрен, не переставая жевать.
Не обращая на него внимания, Томас продолжал упорно сверлить взглядом Карла:
– Вчера ночью, вернувшись из «Аризоны», я узнал это от одной женщины, работающей… Кажется, эта организация называется «Ночные совы».
– Армия бабушек? – иронически спросил Карл. – Те, которые раздают кофе?
– Суп раздают. Одна из женщин признала в Маше старую знакомую и сообщила мне, что у Славроса в «Аризоне» бордель.
– А что же ты его тогда не нашел?
– Потому что он находится под землей, – ответил Томас, выразительно тыча пальцем в пол. – Внизу, под стрип-клубом, который он там держит. Судя по тому, что я слышал, туда сплавляют тех проституток, которые стали уже отработанным товаром, там они живут в нечеловеческих условиях.
– Почему твоя осведомительница давно об этом не заявила?
– Почем я знаю! Может быть, она не очень вам доверяет.
– Ты уверен, что она сказала правду?
– Не вижу, какая ей корысть в том, чтобы лгать.
– Может быть, она не жалует Славроса, или полицию, или ты ей не понравился.
Даль и Линдгрен рассмеялись в ответ на замечание Карла.
– А может быть, вообще недолюбливает мужчин, – поддержал Карла Линдгрен. – Среди шлюх это часто бывает.
– Это ты по собственному опыту? – отбрил его Томас, затем снова обратился к Карлу: – Я серьезно: достаточно одного небольшого рейда, чтобы узнать правду. По крайней мере, можно будет хотя бы закрыть это заведение.
– Серьезно? – повторил Карл. – А если бы ты был на моем месте и я пришел бы к тебе в Дании с таким предложением, как бы ты тогда на него реагировал? Разве не потребовал бы хоть какого-то малюсенького доказательства?
Не дожидаясь ответа, Карл швырнул на стол салфетку и встал из-за стола:
– Перерыв закончился. Мне пора возвращаться на рабочее место. У нас около двухсот важных дел, которые дожидаются, когда мы ими займемся.
– Так ты не пошлешь в «Аризону» отряд полицейских, чтобы не брать на себя лишних забот?