Средневековая история. Цена счастья Гончарова Галина
– С момента потери ребенка.
Джес разглядывал супругу из-под ресниц.
Красива. Вот никуда не денешься – красива. Будь она такой на свадьбе, он бы считал себя счастливым. Определенно. И уж точно не подумал бы напиваться. И отсылать ее – тоже.
Высокая, с шикарными формами, но тонкой талией, роскошные золотые волосы, белая кожа, зеленые глаза, легкая улыбка и потрясающее чувство собственного достоинства. Где были его глаза? Женщина казалась спокойной, но стакан чуть звякнул в тонких пальцах. Волнуется. И не напрасно.
– И с того же момента вы начали меняться?
– Скорее, приходить в себя после отравления.
– Понятно… Итак, я занялся делами. И узнал о вас много нового и интересного.
Лиля молчала. Приемчик был откровенно детский. «Что вы узнали?» – «А вот это и еще кое-что. Объяснитесь?» – «Нет. Промолчу сразу».
Не дождавшись реакции, Джес продолжил наступление:
– Скажите, почему вы от меня бегаете?
Если бы Лиля была спокойна, если бы над ее головой, как топор на ниточке, не висел вопрос, что делать с Анелией, если бы…
Ей сейчас было не до тонкого внутреннего мира Джерисона Иртона, иначе она построила бы разговор по-другому. А Джерисон, в свою очередь, не хотел давить, потому что подозревал, что при силовом разрешении конфликта больше потеряет, чем приобретет. Если бы супруги могли понять друг друга, возможно, многое пошло бы иначе. Но часто ли люди откладывают понимание на потом?
– Потому что мы до сих пор ни в чем не определились.
– Неужели? Например, вы – моя жена. И это определенность.
– Жена – понятие сложное. – Лиля усмехнулась, подавая супругу бокал с соком. – Ее можно оставить в столице, рядом с собой. Можно отослать в Иртон. Можно вообще убить или развестись.
– Можно.
Одной рукой Джес перехватил бокал, а другой привлек женщину к себе. И почувствовал, как она напряжена.
– Вы меня боитесь?
Лиля усмехнулась. Покачала головой.
– Не так, как вы думаете.
– То есть?
– Я боюсь тех радостей, которыми могли вас наградить любовницы.
Джес опешил от неожиданности.
– Боитесь получить их от меня?
– Разумеется.
– Это уже неплохо. То есть вы допускаете между нами супружеские отношения?
– Я допускаю все, – парировала Лиля.
– При первой встрече мне показалось, что ваши последние письма написаны кем-то другим.
– При первой встрече мне показалось, что вы не готовы разговаривать в деловом ключе.
Взгляды синих и зеленых глаз скрестились. Полетели первые искры.
– И что же вы мне предложите в… деловом ключе?
Лиля стояла почти нос к носу с супругом, но отстраняться не собиралась. Кто первый отойдет – тот слабее. Но это не она. Определенно. Позднее можно проявить слабость. Но не сейчас, только не сейчас…
– А чего вы хотите?
Пальцы прошлись по ее шее.
– А вы мне дадите… что я хочу?
– А вы руки мыли, прежде чем их об кружево вытирать?
Джес вскинул брови:
– Частое мытье вредно для здоровья.
– Два пальца не грязь, три – сама отвалится? Любезный, я не сплю со скотным двором.
Джес не разозлился. Дерзость не большой порок для красивой женщины.
– А с законным мужем?
– Еще раз повторяю: после того как буду уверена, что вы ничем меня не наградите.
– Уже неплохо. А как вы видите нашу жизнь?
– А вы?
Джес подобрался.
– Отсылать вас в Иртон я не буду. И запрещать что-либо – тоже. Дядюшка… то есть его величество этого не одобрит.
– Но вы можете сделать мою жизнь намного тяжелее.
– А могу намного легче. Итак?
– Вы не отнимете у меня Миранду?
– Вы знаете о сватовстве?
– Знаю. И я его одобрила. А вы?
– Это не худшая партия. Даже несмотря на веру. Но муж да спасется женой своей.
– «Слово Альдоная», стих шестнадцатый.
– Именно… Миранда останется с вами. С нами.
– А вот тут сложность. Я писала вам. – Лиля высвободила руку и нервно заходила по комнате. – Сейчас вы для меня – незнакомец. Я для вас – незнакомка. Мы просто не поняли друг друга, но главного это не отменяет. Мы в положении только что поженившихся людей. И должны приглядеться друг к другу. Иначе…
– Иначе?
– Что-то может задеть вас. Что-то меня. У вас сильный характер, и мужчина вы решительный.
– Полагаю, дражайшая супруга, это можно сказать о каждом мужчине.
– Хорошо. Но и я не подарок. – Лиля в задумчивости поигрывала веером. – При столкновении мы оба проиграем.
– Несомненно.
– Поэтому предлагаю назначить период притирки.
– Чего?
– Ну притирания, привыкания друг к другу… Вы никогда не ухаживали за женщинами? Сколько вы обхаживали ту же леди Вельс?
– Месяца три.
– Вот. Я прошу меньше. В течение месяца совместной жизни вы не станете тянуть меня в кровать.
– А других?
Вопрос был задан в шутку, но Лиля притворилась, что не поняла.
– Так, чтобы никто не знал. И попросите Тахира, пусть осмотрит и вас, и ваших любовниц. Интимные болезни штука сложная. И лечится плохо.
– А вы откуда о них знаете?
– Да от него же…
Джерисон сдвинул брови.
– Итак, госпожа графиня, подведем итоги. Мне необходимо ухаживать за собственной женой, так?
– А мне необходимо перечеркнуть все, что было, и посмотреть на своего мужа с новой стороны, – парировала Лиля.
– И вы хотите это сделать за месяц.
Она развела руками.
– Я не знаю, как нам еще быть. Поймите, Джерисон, вы симпатичны, достаточно умны, пользуетесь успехом у женщин. Я же… Я обычная женщина, которой хочется мира в доме и взаимопонимания. А этого у нас нет. Что-то неправильно сделала я. Что-то вы. Но общий язык нам искать надо, чтобы дом не превратился в поле боевых действий.
Джерисон развел руками:
– Хорошо. Давайте попробуем жить вместе. Присмотреться друг к другу, притереться… попытаемся?
Лиля улыбнулась. Пока еще робко.
– Покои графа заняла Миранда. Но она может переселиться ко мне.
– Не в детскую?
– Мири привыкла. – На этот раз Лиля улыбнулась от всей души. – И мне приятно с ней заниматься.
– А еще это лишняя защита от нежелательных ночных визитов?
В синих глазах блеснула ирония. И Лиля ответила шуткой на шутку:
– Возможно, со временем вы поменяетесь с Мирандой местами?
Джерисон рассмеялся.
– Ладно. Я согласен. В моем доме вы жить не хотите?
Но спрашивал он больше для проформы. Уже зная про Тараль, про то, сколько графиня делает для государства…
Лиля покачала головой.
– Я бы рада. Но мы там просто не поместимся…
– Я прикажу слугам перевезти вещи. Завтра. А сегодня, – в глазах Джеса опять заиграли веселые огоньки, – предлагаю вам прекратить прятаться от мира.
– Я не прячусь, – обиделась Лиля. Прозвучало это настолько по-детски, что она сама невольно фыркнула.
Смеяться вместе с мужем получалось неплохо. Получится ли все остальное?
– Просто у меня много работы.
А еще пропавший Лонс Авельс. И Ганц, который должен вернуться с докладом, и… Но об этом – молчок.
– Но я хочу сегодня пригласить вас на бал. В честь прибытия гостей из Ивернеи.
Лиля мученически вздохнула про себя.
Балы… Вот уж что ей никогда не нравилось. Но придется потерпеть.
– Тогда я должна уже сейчас начать приводить себя в порядок. Разрешите мне пока откланяться?
Джерисон развел руками.
– Как пожелаете, госпожа графиня.
Лиля вышла из гостиной и направилась в свои покои. Надо выбрать платье, сделать прическу – это надолго…
И мелькает в голове подленькая мыслишка: тянуть время? Пусть так, она именно этим и займется.
Джерисон проводил жену взглядом.
За эти дни его много раз кидало из одной крайности в другую. С одной стороны, когда выражали восхищение его женой – он автоматически надувался индюком. Да, я такой, и жена у меня такая.
С другой же… Как должен поступать муж, у которого практически не осталось рычагов воздействия на жену? А Джерисону их именно что не оставили. Чувствуешь себя загнанным в угол, разозленным и беспомощным. Разве это понравится?
И Джес тоже оттягивал встречу с женой. И тоже боялся не отыграть потом назад.
Но вроде бы все прошло неплохо?
А месяц воздержания… да еще и осмотр у докторуса…
Раздражает, да. Но мужчина должен уметь себя сдерживать. Иначе это не мужчина.
На приготовления к балу потребовалось столько времени, что успел вернуться Ганц Тримейн. И застал графиню во всей красе. Белое платье, летящие зеленые кружева, дорогие изумруды на шее, в ушах, на руках… Золотые волосы заплетены в сложную косу, которая тоже перевита кружевом и золотой нитью. Красавица. И по-другому не скажешь.
– Ганц! Наконец-то! – Лиля перехватила в зеркале серьезный взгляд. – Девочки, все выйдите…
Ганц дождался, пока закроется дверь за последней служанкой, обошел комнату, заглянул в прилегающую – и вздохнул.
– Ваше сиятельство, все плохо.
– Насколько?
– Полагаю, ни Авельса, ни ваших людей мы больше не увидим.
– Полагаешь?
– Точно сказать не смогу. Но это место было выбрано не зря. Там затопчут что угодно.
– А тела? Если бы их вывозили…
– Телега золотаря. С бочками. Тела в бочки, никто и не заглянет.
– А потом по этой дороге столько народу проехало и прошло…
– Именно. Так что…
– Это плохо, – вздохнула Лиля. – Что будем делать?
– Думать. В любом случае шлюховатая убийца на троне – не лучший подарок для страны.
Лиля кивнула.
– Кто знает, где выплывут старые грешки и кто еще возьмется за поводок. И что тогда будем делать?
– Пару дней придется подождать.
– А потом?
– А потом я что-нибудь придумаю, Лилиан.
Лиля вздохнула. Было тоскливо и тошно. Она уже теряла близких. И теперь теряет человека, который стал ее другом, ее учителем в этом мире… уже потеряла… больно.
На плечо ей опустилась сильная ладонь.
– Ты бы его не удержала.
– Знаю. Но я могла…
– Не могла. Лилиан, не считай всех глупее себя. – Дерзость, да. Но Ганц имел право и не на такое. – Если его ждали сегодня – что произошло бы потом?
– Он бы пришел. Она – нет. Он бы… отправился обратно ко мне!
– И за ним проследили бы. Смерть Лонса – это плохо. Но он спас тебя от серьезных бед и проблем.
– Но нас и так можно связать друг с другом…
– Через кого?
– Пастор…
– Печать на бумагах? Я оплавлю ее. Будет видно, что она не вскрыта, но не будет точно видно, чья она. Еще кто?
– Лонс старался не показываться, не представляться, скрывался…
– Лонс – имя распространенное. К тому же здесь он отрастил бороду, да и мало кто мог его узнать. Ты о нем не упоминала лишний раз?
– Нет.
– Лилиан, давно ты знала о его… избраннице?
– Давно. Поэтому он старался скрываться.
– Он-то понимал, чем ему это грозит. И чем все грозит тебе. Нет, с нами его не свяжут. И это хорошо.
Если Ганц говорит, что это правильно, значит, так и есть.
– Ганц, скажи, что будет, если узнают про Анелию?
– Скандал.
– Нет! В смысле – если его величество и его высочество…
– Тогда будет проще. Скорее всего помолвка расстроится. А вот далее…
– Что ждет девушку?
– Монастырь.
Лиля прикусила губу. О местных женских монастырях она была наслышана. Но…
– Поделом. А как это отразится на наших отношениях с Гардвейгом?
– Вряд ли положительно. Но договориться можно всегда. Особенно если это не афишировать.
– А у него же вроде бы и еще есть дочери?
– Да. Но они младше Анелии… старшая из них, да, где-то на два года. Через год как раз вступит в брачный возраст.
Лиля согласно опустила ресницы. Пусть так и будет.
– Когда ты отдашь письмо?
– Сегодня или завтра. А ты…
– А меня муж везет на бал.
– Желаю вам от души повеселиться, ваше сиятельство, – не удержался от поддразнивания и поклона Ганц.
Лиля скорчила рожицу. Ганц весело улыбнулся. Оба отлично знали, что графиня предпочла бы тихий вечер у камина. С дочерью, собаками, книжкой, близкими людьми… Ганц и сам любил такие вечера, когда после ужина в Иртоне все удалялись в гостиную и занимались чем хотели. Кто-то читал, кто-то разговаривал, вирманки вязали, Лиля что-то писала, отвлекаясь то на одно, то на другое, пастор спорил с Лейфом, дети играли на медвежьих шкурах со щенками, и все было уютно и спокойно… иногда шумно, иногда весело. Но какое-то внутреннее тепло не покидало его в течение всего вечера. И здесь тоже случались такие вечера, но намного реже. А жаль. Ганц тосковал по ним…
– Надо, ваше сиятельство.
– Надо, – в тон Ганцу вздохнула Лиля. – Я на вас очень надеюсь.
Джес знал, что его жена – красивая женщина. Но чтобы настолько?
По лестнице к нему спускалось прекрасное видение. Роскошные формы, длинные волосы, загадочные зеленые глаза, платье, стоящее безумных денег…
Мужчина невольно склонился в поклоне.
– Лилиан, вы прелестны.
Лиля поблагодарила за комплимент легким кивком.
– Позвольте… – В руках Джеса оказался небольшой мешочек, и из него появился браслет с изумрудами. Не такой тяжелый и массивный, как графский. Нет, это был легкий и изящный ободок, украшенный мелкой россыпью камней и крохотными алмазиками.
Лиля протянула свободное запястье, и Джес застегнул браслет. А потом коснулся губами надушенной кожи в долгом поцелуе.
– Благодарю за подарок, супруг мой.
– Они такие же, как ваши глаза…
– Вы мне льстите.
– Нет, я льщу изумрудам.
Лиля позволила накинуть себе на плечи плащ, позволила подсадить себя в карету и даже улыбнулась Джесу. Граф собирался ехать во дворец верхом, а как он поедет оттуда – будет видно. Месяц – это слишком много, чтобы не попытаться сократить сроки.
Но сейчас Джес не хотел спугнуть добычу. И плевать, что это – его жена. Принуждение не доставляет никакого удовольствия… Ну почему она не выглядела так на свадьбе?!
Балы, вальсы, красавицы в пышных платьях, галантные кавалеры, нежные улыбки и первая любовь…
Эх… Если где-то это и было – там все было романтично. Красавицы не ловили на себе блох, рыцари не чесали… половые органы, собаки не бродили под ногами, музыка не раздражала своей нестройностью…
С другой стороны, Лиля просто была на взводе. Она отлично понимала, что при иных обстоятельствах рассматривала бы здесь все как веселое приключение. Комнату ужасов или комнату смеха. Но не сейчас… когда она топает под ручку с благородным графом, приветствует всех, их приветствуют, а за спиной шепчутся. Помирились? Переспали? Он теперь смирится с ее неженской профессией? Она станет терпеть его измены?
А ведь шепчутся. Лиля могла бы перечислить всех дам, с которыми у ее супруга что-то было. И не сильно бы ошиблась, каждая норовила состроить глазки, коснуться рукава, а то и записочку подсунуть или платок уронить… козы драные!
Хотя… раньше-то ее тут никто не видел. И если Джес изменял тогда – что ему мешает это делать сейчас? Ее ведь судят по первой Лилиан, которой больше нет, но людям этого не скажешь. И все гадают – какой у нее недостаток, что муж запер ее в имении и принялся изменять направо и налево.
Лиля кипела, но виду не показывала. Вежливо побеседовала с королем о состоянии здоровья, сделала реверанс перед Гардвейгом – тому после лечения стало чуть легче, ну, во всяком случае, нога не так сильно болела, поэтому его величество был в хорошем настроении. Он отослал Джеса потанцевать с принцессой, а Лилиан пригласил присесть рядом и побеседовать.
Ему еще лечиться и лечиться, а не по балам бы ходить и не по дорогам раскатывать. О чем Лиля и сообщила со всеми возможными расшаркиваниями и извинениями.
Король в ответ заметил, что, если поможет, он всегда готов. Потому что долго с такими язвами не живут. И Лиля в принципе понимала почему. Что бы ни было в исходниках у таких язв, лечить их здесь не очень-то умели. До концепции микробов еще не додумались. Зато отлично понимали, что от таких язв происходит «горение крови».
И неудивительно.
Рано или поздно лекарь-дурак заносил грязь в рану. Начиналось воспаление, которое лечили – в зависимости от везения пациента. Могли и клизмой. А там… Заражение крови, гангрена, смерть…
Лиля намерена была это исключить. Да и болевой симптом удалось приглушить. Тахир серьезно занимался язвой, и Гардвейг ощущал себя чуть получше, даже соизволил выразить Лиле свое благоволение. Мол, приезжайте к нам в резиденцию, будем рады видеть вас. Да и в Уэльстере ждем. И вообще, вы с супругом красивая пара.
Джерисон вернул принцессу отцу и исчез. Лиля, полностью сосредоточившись на его величестве, даже не обратила на него внимания. Эка невидаль – муж удрал.
Она вежливо улыбалась Гардвейгу… потрясающее обаяние личности. И знаешь, что развод у него через плаху, а все равно хорош!
Впрочем, минут через пять ее от Гардвейга увел один из немногих, кто имел право. Принц Амир Гулим.
– Его величество согласился на наш с Мирандой брак.
– Я рада за вас.
– И ваш супруг тоже.
Лиля улыбнулась. Вот так. Миранда уже почти не ее. Это и есть материнская тоска? А что будет дальше?
С чем останется она, приняв Джерисона?
С красивой картинкой? Звучало откровенно тоскливо…
– Ну наконец-то!