Средневековая история. Цена счастья Гончарова Галина

– У него крепкое сердце. – Эдоард глядел с надеждой.

– Дело не в этом. Ваше величество, я не знаю, что еще подмешали в яд, но «лиловый убийца»… сначала сердце бьется безумно часто, а потом вообще не бьется.

– Графиня…

Лиля поняла, что хотел сказать король. За спасение сына он бы ей звезду с неба достал. Только вот… если бы речь шла о хирургической операции – она попыталась бы. Но здесь и сейчас…

Как вывести из организма яд? Как поддержать сердце?

Ну хорошо, второе – настойками. Но ведь это не кордиамин! Не кардиостимуляторы и кардиопротекторы! Не так уж и много ими сделаешь.

– Богом клянусь, я сделаю все, что в человеческих силах. Молитесь за него.

Лиля присела в реверансе и вышла из комнаты. Не стоит ей видеть короля в таком раздрае. Целее будет.

Анелия с ужасом огляделась вокруг. Порт вызывал у нее ужас, отвращение, брезгливость. Но ей требовалось найти корабль, который увезет ее отсюда. Найти, договориться с капитаном…

Она медленно, оскальзываясь на грязи, шла по набережной… вон корабль. Анелия прищурилась, читая название. В кораблях принцесса не разбиралась совсем. Но вроде бы как на него что-то грузят?

«Серебряная акула».

Хм… почему бы нет?

Анелия подошла поближе к кораблю.

Первыми ее заметили грузчики и засвистели.

– Вы заблудились, госпожа?

Анелия развернулась – и едва не уткнулась в грудь мужчины, задавшего вопрос.

Высокий, симпатичный, темноволосый, весьма неплохо одет… на поясе кинжал в дорогих ножнах…

– Э-э-э…

– Питер Леворм, к вашим услугам, госпожа.

– Мне нужен корабль, – решилась Анелия.

– Простите?

Принцесса вздохнула и рассказала историю, которую сочинила недавно, пока ехала в карете. Она вдова. Муж умер два дня назад. Его родня собирается упрятать бедную женщину в монастырь. Соответственно Анелия решила взять что поценнее и сбежать из дому. Но она знает, ей будет плохо здесь, где она была счастлива с любимым человеком, лучше уж уехать куда-нибудь в Авестер или в Ханганат…

Мужчина внимательно выслушал и кивнул.

– Сочувствую вашему горю, госпожа…

– Амелия Ультер. Я не дворянка.

– Амелия, милая, позвольте пригласить вас на борт моего корабля.

– Вашего корабля?

– «Серебряная акула» уходит этим вечером, с отливом…

– И куда вы направляетесь? – спросила Анелия.

– В Ханганат.

– Сколько будет стоить проезд?

Капитан назвал цену, которая была Анелии по карману. Принцесса подумала пару минут и кивнула.

– По рукам.

– Тогда прошу вас, госпожа. Я покажу вашу каюту. А вещи?

Анелия покачала головой.

– Родня мужа могла меня остановить…

Питер покивал. Ну да, разумеется. Родня мужа… Нет, то, что девица от кого-то бежит, это понятно. И что ее история брехня от первого до последнего слова, тоже понятно. Но… Питер недоговаривал не меньше.

Про Ханганат он сказал правду. А вот про то, что он туда повезет, умолчал.

Он пойдет вдоль берегов Уэльстера и Эльваны. И попутно заберет приготовленный для него груз рабынь.

Да-да. В Ханганате красивые девушки пользуются спросом. И если есть возможность пополнить список на одну единицу – почему бы нет?

Он предложил Анелии руку и повел ее на борт корабля.

Интересно, солгала она про мужа или нет? Если она не девочка, то можно будет и попользоваться по дороге… приятная кошечка.

Анелию ждало нелегкое будущее. Но по сравнению с тем, что сделали бы с ней отец, граф Лорт или Эдоард, попади она им в руки, оно было вполне приемлемым. По крайней мере, у нее оставалась жизнь и даже возможность в ней устроиться.

Лиля потеряла счет времени.

Уже несколько часов она находилась у постели мужа. То ему промывали желудок, то ставили клизмы, то пытались поддержать сердце…

И все чаще она осознавала, что проигрывает.

Боги, как же она ненавидела смерть… Безвременную, бессмысленную, жестокую, уводящую в неизвестные дали близких людей.

Что бы ни говорила Библия в оставленном ею мире – мол, порадуйтесь, они теперь там, где лучше, это вам не повезло…

Этого Лиля не признавала. Радоваться?! Драться и только драться! И она боролась за каждого пациента. Отчаянно. Безнадежно, но боролась. Несправедливо, когда уходят такие молодые, сильные… смерть всегда болезненна, но в некоторых случаях – особенно.

Откуда-то появилась бледная и зареванная Миранда. А в синих глазах был только один вопрос: «Папа останется жить, правда ведь?»

Правда?

Что могла сделать Лиля? Только передать ее на руки Алисии и Эдоарду – и ребенок прижался пусть и к неродной, но бабушке, делясь живым человеческим теплом.

Сердце Джерисона Иртона остановилось первый раз на седьмом часу после отравления. И Лиля делала искусственное дыхание, стремилась хоть как-то помочь…

Второй раз – и окончательно – оно остановилось еще через час. И Тахир оторвал от мертвого тела Лилиан, которая остервенело пыталась запустить сердце, заставить его биться… да хоть как!

– Прекрати. Он мертв.

Лиля дернулась раз, другой…

– Пусти!

Тахир вздохнул и сильно встряхнул графиню.

– Ты же видишь. Он мертв!

Лиля осела на пол и разревелась в три ручья. Бессилие? Злость? Стресс?

Тахир кое-как помог ей перебраться в кресло и оставил там. Вернулся к кровати.

Все было сделано правильно. И промывание. И прочищение. Но… сердце просто не выдержало. Такое бывает. Сильный яд, плюс они начали лечение далеко не сразу, а эта дрянь впитывается через слизистую, плюс наверняка были какие-то примеси…

Отнять жизнь легко, ты поди спаси ее…

Он прикрыл тело графа простыней и вышел за дверь. Там ждали.

Ждал Эдоард, и ему сейчас наверняка понадобится уход.

Ждала Алисия.

Ждала Миранда, которую надо будет успокаивать.

Ждал Ричард – он не мог уйти, не узнав о судьбе друга.

Ждал Август Брокленд. Чтобы он оставил дочь без поддержки? Никогда!

Двор тоже ждал. И уже всем было известно, что покушались на короля, а вместо этого отравили графа. Про Анелию ничего не говорили, и то утешение. Никто не связывал ее с покушением.

Они ждали. И, когда Тахир вышел из комнаты, встретили его вопросительными взглядами.

Ему ничего не надо было говорить. Все всё поняли. Разрыдалась, прижавшись к Алисии, Миранда. Мертвенно побелел Эдоард – да так, что Тахир без лишних размышлений схватил его за руку, посчитал пульс – и тут же накапал в ложку настойки. Вот только короля им до кучи сейчас лечить не хватало.

Август помрачнел на глазах. Ричард же прошел в соседнюю комнату.

На кровати лежало… тело. Вокруг него стояли тоскливые докторусы, в кресле рыдала Лилиан Иртон… Рик сдернул простыню с лица друга.

Что чувствуют в таких случаях? Боль? Недоумение? Растерянность?

Это было в полном составе. И – непонимание. Тяжкое и тоскливое. Как же так? Еще вчера утром они смеялись, валяли дурака, перешучивались, а сейчас от друга осталась только оболочка. Пустая и тоскливая. И в ней нет чего-то самого важного.

Нет, ничего нет и никого нет…

Пустота и холод захлестнули принца, он резко развернулся и вышел.

Лиля не обратила на него внимания.

«Вот она твоя плата, твое сиятельство. Дура, безмозглая дура!!!

Тебе был неудобен муж? Вот и получилось… ты не желала ему смерти, ты просто желала, чтобы его не было в твоей жизни. И не твоя вина, что жизнь выбрала другое.

Ты можешь выть, кусаться, ругаться… ты ничего не можешь сделать. Ни исправить, ни подумать – ни-че-го…

Останься он жив – и ты искала бы обходные пути, думала бы о разводе, бегала бы от него… ты могла бы. А он – умер. И ничего не осталось. Только девочка с синими глазами.

Все ли ты сделала для его спасения? Все, тут себя упрекнуть не в чем.

Ты рада в глубине души? Рада…

И до смерти тебе не освободиться от тяжкого груза. Больно, боги, как же больно…»

– Лилиан…

Август Брокленд заставил дочь встать с кресла и повел по коридорам в покои Алисии Иртон. Там было сейчас единственное, что нужно его девочке. Единственный, кто нужен.

– Мама… – всхлипнула Миранда, увидев ее. И повисла у Лили на шее, разревевшись еще сильнее. – Мама, мамочка…

Лиля крепко прижала к себе ребенка и расплакалась вместе с ней.

Август обменялся взглядом с Алисией, и они покинули спальню.

– Пусть побудут одни, – сказала Алисия, плотно закрывая за собой дверь.

– Да, не повезло моей девочке.

Алисия с силой провела руками по лицу.

– Это страшная трагедия. Для нас всех…

– Для вас – тоже?

Август смотрел испытующе. И Алисия не стала лгать. Все равно не получилось бы. Этот мужчина видел ее насквозь.

– По-своему я любила сына…

– Я сочувствую вашему горю. И… я постараюсь ненадолго увезти отсюда дочь. И внучку. Вы поедете с нами?

Алисия растерянно пожала плечами.

– Мне надо похоронить сына…

– Это – после похорон.

Не вопрос, нет. Предложение. И Алисия это понимала. Джерисон ушел, но жизнь – она продолжается. Что она выберет?

Именно здесь и сейчас.

Жизнь при дворе, правила, распорядок и интриги или море, которое даже сейчас плещется в глазах Августа. И маленький, хотя бы на старости лет, кусочек счастья?

– Я п-поеду. – Алисия чуть охрипла.

Август кивнул.

– Я буду ждать. А сейчас… давайте распорядимся о патере и прочем?

– Давайте…

Мужчина и женщина под руку вышли из комнаты.

Жизнь продолжалась.

Эдоард был мертвенно-бледен и словно постарел внезапно лет на десять. Но старался держаться. И Рик понимал его.

Больно? Безумно.

И непонимание – за что? Почему так?

Но есть дела. Королевский долг. Даже когда властитель теряет родных и близких, на его плечах лежит государство. Он – король. Он – должен.

– Что делать с Уэльстером?

Эдоард испытующе посмотрел на сына.

– А что ты хочешь?

Даже сейчас устроил проверку… Рику становиться королем после него. Ему и решать. Мерзко? Увы… жизнь короля именно такова.

– У нас два выхода, – спокойно заговорил Рик. – Первый: обнародовать подоплеку отравления Джеса и объявить войну Уэльстеру. Второй: замолчать это все, отменить смотрины из-за траура, проводить Лидию и потребовать от Гардвейга… сколько лет второй принцессе?

– Она на год младше Анелии.

– Пусть приезжает, живет здесь и воспитывается с девочками. Жениться мне все равно надо. Так или иначе.

– А месть?

– Анелию я бы своими руками придушил, – оскалился Ричард, вдруг сделавшись на миг похожим на хищного зверя. – Но эта дрянь умудрилась сбежать. А Уэльстер… Наши войны Авестеру в радость.

Эдоард посмотрел на сына с невольным уважением. Дикие решения? Страшные? Сейчас им полагается пребывать в глубоком горе от утраты?

Даже этого себе короли позволить не могут. Даже этого…

Ричард будет не спать ночами от бешеной тоски, будет выплескивать горе в поединках, в работе, но не даст ему разрушить союз с Уэльстером.

– Ты молодец, сынок.

Ричард вздохнул.

– Ох, отец… Тебе лучше сейчас лечь и уснуть. Двору я все объявлю сам.

– Разве тут уснешь?

– Тахира попросим. Не загоняй себе сердце. Сам понимаешь…

Эдоард понимал. И знал, что если сейчас не отдохнет…

– Ладно. Зови Тахира.

Следующие несколько часов для Ричарда слились в глухую черную полосу, и впоследствии он так и не смог вспомнить, что с ним было, что он делал, что говорил…

Он объявил, что было покушение на короля. Что случайно предназначенный для его величества яд выпил граф Иртон. И под этим предлогом в Стоунбаг забрали еще пятерых дворян, которые были в заговоре с Ивельенами. Поставил у тела брата почетный караул. Переговорил с казначеем. Временно принял на себя командование дворцовой гвардией.

И только в двенадцатом часу ночи вошел в покои брата.

Не туда, где лежало тело и молился рядом с ним патер. Нет.

Он пришел в дворцовые покои Джерисона Иртона. В его комнаты, где беспечно брошен на стуле легкий плащ, где валяется на столе подзорная труба, стоит бутылка вина и красивый стеклянный кубок, где до сих пор им пахнет и он кажется живым.

Рик не хотел видеть друга мертвым. Он хотел помнить его иным. Веселым, немного развязным, с насмешливой улыбкой рассказывающим о женщинах…

Живым…

Больно, как же больно…

– Ваше высочество?

– Графиня?

В глубине комнаты чуть шевельнулась белая тень.

– Да… простите, если помешала.

Ричард покачал головой.

– Нет. Почему вы здесь?.. Я могу помочь?

Лилиан, словно зеркальное отражение, повторила его жест.

– Нет. Мне просто хотелось побыть где-то, где он еще живой… не знаю…

Рик вздохнул. Уселся на стул и кивнул Лилиан.

– Присаживайтесь, графиня. Мне хотелось того же.

Она колебалась пару минут и опустилась напротив.

– Это ужасно несправедливо…

Миранда спала, крепко обняв пушистую подругу и едва слышно всхлипывая во сне, а Лиля маялась бессонницей.

Зачем ее понесло ночью в покои супруга, она и сама не знала. Попросить прощения? Пообещать, что не бросит Миранду и вырастит ее настоящим хорошим человеком?

Разве это кому-то важно – теперь, когда нет человека? Нет и все тут. А она так и не успела ничего сделать. Найти общий язык, подружиться, узнать человека по-настоящему… не успела.

По глупости?

Как сказать.

Просто слишком легко все удавалось.

Нет, были и бессонные ночи, и проблемы, и беды, и покушения… были. Но все разрешалось легко и к ее сплошному удовольствию. И Лиля просто заигралась, забыв о том, что иногда игрушки платят кровью.

Лонс, Джес… кого еще она потеряет?

В покоях графа было холодно. Смотрела в окно круглым глазом луна, заливая комнату прозрачным мертвенным светом, и комнаты казались осиротевшими. Хозяин больше не придет.

Лиля подошла к письменному столу. Выдвинула один ящик, другой… в верхнем, на куче всякой мелочи лежала сережка. Та самая, которую она отдала на маскараде. С черной жемчужиной.

Вот так. С женой пытался наладить отношения, но незнакомку не забывал. А если бы она тогда призналась? Могло бы все пойти иначе? Или нет?

Скрипнула дверь, и Лиля, автоматически отпрянувшая в темноту, увидела Ричарда. Принц имел такой потерянный вид, что ей стало его жалко. Это для нее Джерисон Иртон – раздражающий фактор. А для него-то друг. Близкий и любимый. И если принц об этом даже и не знает – брат. Единокровный, по отцу…

Как говорили в оставленном и уже основательно подзабытом ею мире?

Жизнь – боль?

В любом случае надо обозначить свое присутствие, иначе потом будет стыдно. Лиля чуть шевельнулась в темноте, привлекая к себе внимание.

А потом они с Ричардом сидели и пили вино. У Джеса в шкафу обнаружились недурственные запасы. Говорил в основном принц.

Ричард рассказывал, как он подружился с Джесом, как они в детстве вместе проказничали, когда тот бывал во дворце, как они вместе тренировались, как Джес стал капитаном королевской гвардии – да, не по заслугам, но все же он был достоин этого места, даже про их с Джесом амурные похождения…

Про Амалию, Алисию, про то, как Джес горевал после смерти второй жены, про то, как он любил Миранду…

Рик почти не контролировал себя.

А Лиля… Она просто слушала. Она была рядом. И они были живы…

Кто сделал первый шаг? Кто протянул руку?

Даже спустя двадцать лет ни Лиля, ни Рик не смогли бы ответить на этот вопрос. Выпитое на голодный желудок вино ударило в голову…

Но не в руки и не в ноги. И, когда их взгляды встретились и губы начали приближаться друг к другу, нагло подглядывающая в окно луна чуть смутилась, покраснела и занавесилась облачком.

Смотреть такую откровенную камасутру ей было стыдно.

А мужчина и женщина пытались то ли забыться в объятиях друг друга, то ли просто потеряли всякие тормоза… и сплетались телами в яростной схватке на медвежьей шкуре у камина. Дойти до кровати им совершенно не пришло в голову.

Холод их тоже не беспокоил.

Гораздо страшнее, когда вымерзает душа.

Утром Лиля проснулась от страшного ощущения. Ей приснилась Индия. И почему-то казалось, что она – преступница, которую должен растоптать слон. Слон наступил ей на голову – и давил, давил, давил… «Да додави ж ты, скотина! Сил нет терпеть!» – взвыла она во сне. И открыла глаза.

Слона не было.

Зато все остальное не порадовало.

Голова болела.

Во рту побывала стая активно метящих котов.

В желудок каким-то образом запустили стадо бешеных ежей.

И ноги замерзли.

Остальной организм не замерз, но только потому, что Ричард, пардон, заснул прямо на ней. Интересно, она сейчас по толщине сильно от коврика отличается? Какой-то уж слишком радикальный способ похудения…

Это что же вчера…

От воспоминаний стало еще тошнее.

Ну да.

Она вчера стала вдовой. Потратила несколько часов, чтобы успокоить дочь. А потом отправилась в покои бывшего супруга. Здесь встретила принца, они выпили, а потом…

Лиля вздохнула и принялась выползать из-под любовника. Осторожно, медленно и печально. А то еще и голова расколется… похмелиус вульгарис.

Что это такое – она знала. Ее родной отец, когда узнал, что придется отпускать ребенка за тридевять земель, подстраховался старым проверенным способом.

Понимая, что в общаге будут и гулянки, и пьянки, что Аля – ребенок хоть и армейский, но домашний и что напоить ее могут, устроил ей нечто вроде репетиции. А именно – напоил сам. Зверски. До состояния «мордой в салат» и жестокого утреннего похмелья. Сам отпоил дочку пивом – и сам же объяснил, что он не садист. Просто теперь она знает свою норму, знает, как выглядит спьяну и не попадется на эту удочку. Может быть.

И оказался прав. Эх, пива бы… холодненького.

Вместо пива пришлось глотнуть вина из бутылки. Не прислугу же сюда вызывать, когда тут принцы без штанов валяются. Да и сама она… неглиже.

Лиля переждала первую волну тошноты – и принялась кое-как одеваться, ругая себя на все корки: «Дура, самодовольная дура… как ты могла себе позволить так расслабиться? Как ты вообще могла? Неприятный поступок?

Это еще мягко сказано.