Зона Посещения. Должник Вольнов Сергей

–И-и… что теперь? – Реверс даже удивился, что способен говорить.

–Пошли, что ж еще. Нам идти надо. Мы сталкеры или где?

Тропа звала.

Реверс не без помощи Орла поднялся на ноги и, следуя примеру напарника, глянул вперед. Перед ними снова простирался лес…

Шли по нему. Орел поддерживал иногда шатающегося, обессиленного Реверса, но чем дальше, тем с каждым шагом сильнее становился он. По мере отдаления от складчатых пузырей, по сравнению с которыми все остальное казалось не стоящими внимания мелкими неприятностями.

…Посреди соснового бора, на прогалине, одиноко серела дряхлая покосившаяся церквушка. Вокруг нее раскачивалась волнистая трава, в небе проходили косяки птиц. Одна из них на пару секунд присела на ржавый шпиль, воздвигшийся над выпуклым куполом, и полетела дальше. Креста над куполом давно не было. Рухнул или содрали в надежде, что он мутировал во что-то. Металлы, особенно драгоценные или с малейшей примесью, в Зоне часто приобретали необычные свойства.

Напарники очень медленно и осторожно приближались к заброшенному зданию. От церквушки веяло древностью и неизвестностью. Двери были приоткрыты, створки сохранились, но что там, за ними, издалека было не рассмотреть. Даже через оптический прицел и сканер.

Они подобрались к самому входу.

–Давай, ты первый, – сказал Орел Реверсу и застыл у правой створки с оружием наготове.

Реверс согласно кивнул и канул в бывшем пристанище христиан. Он ожидал чего угодно, но не такое! То, что встретило внутри, шокировало его. Повсюду были расставлены свечи, они горели; кое-где со стен на него взирали тусклые, размытые иконы. Реверс испугался увиденного похлеще стаи мутантов и в панике выбежал наружу.

А мутанты ждать себя не заставили. Со всех сторон к церкви уже подбирались твари. Изуродованные мутациями монстры разного калибра – когтистые, пятнистые, многоглазые, скользкие, всякие-всякие. Они приближались, смыкая кольцо; улизнуть было некуда, а стрелять бесполезно – и десятой части не успеешь выкосить, пока до тебя доберутся. Тем не менее Реверс воскликнул:

–Стреляй, чего же ты ждешь!

–Оружия нет, – огорошил его Орел. – Оно только что растворилось прямо у меня в руках. от, видишь. – Напарник похлопал себя по опустевшим кобурам, из которых обычно торчали рукояти мощных пистолетов израильского производства.

Реверс глянул – и вправду у Орла не осталось никакого оружия, да и его собственное тоже исчезло, он и не заметил, как и когда. Сталкеры поневоле юркнули между створок и отступили внутрь церкви. Орел, увидав жутковато выглядящие иконы в свечном обрамлении, присвистнул, но ничего не сказал.

За неимением скамей, остатки которых наверняка бы нашлись в католическом храме, они прижали захлопнутые изнутри створки дверей своими спинами.

–Молись, – вдруг сказал Орел.

–Чего-о? – Реверсу показалось, что он ослышался.

–Ты должен молиться. Это единственный выход, иначе они снесут дверь. Молитва – последнее твое оружие. Но поверить придется по-настоящему. Либо так, либо никак. Не важно, в кого, Иисуса, или Николая-чудотворца, или Деву Марию, да хоть в Магомета, Заратустру, Перуна, Кетцалькоатля или Будду. Молись тому, кого считаешь творцом земного сущего!

Иконы смотрели как-то укоризненно, но благосклонно. Свечи разрывали тьму. Реверс задрожал от страха, от безысходности хотелось метаться, он присел и обнял руками колени. Затем принялся едва слышно шептать…

Оказалось, в детстве его крестили. И он сразу как на духу вспомнил все слова молитвы «Отче наш» и отчеканивал их, отчаянно цепляясь за хоть какой-нибудь шанс, вкладывая импульс надежды в каждый звук.

Твари ломанулись в створки и ворвались в церковь. Реверса отбросило к дальней стене. Свечи перевернулись, и пол запылал. Пламя сразу же накинулось на иконы, стремясь пожрать! Как будто горело совсем рядом с ними, набралось ненависти к недостижимому и только и мечтало, чтобы добраться и сжечь, сжечь, сжечь!

–Абстрагируйся! – кричал Орел. – Это иллюзия! Ты только верь, верь искренне, от души, и тогда тебя не устрашит ничего!

И Реверсу удалось…

Какая-то страхолюдина устремилась к нему, занося лапу для удара. Но он твердо стоял на ногах и все бормотал, бормотал «Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя Твое, да пребудет воля Твоя, да приидет царствие Твое и на земле, яко на…», и не важно, что совсем не изможденного бородатого мученика, распятого на кресте, при этом представлял. Не дрогнул, не пошевелился даже, встретил исполненный ненавистью к человеку взгляд твари взглядом гордым, непоколебимым.

И в момент, когда взгляды схлестнулись, как-то резко, одномоментно все захлестнула тьма.

…Впереди тянулась жаркая пустыня. Они устремились к горизонту, идти приходилось, по щиколотку утопая в песке. Песок этот забивался к ним в ботинки, понемногу, постепенно всыпался, вызывая неудобства. В результате ноги стало натирать. Вытряхивать из обуви «начинку» было бесполезно – через пять минут ходьбы ботинки снова заполнялись. Когда бороться с самими собой и продвигаться, испытывая ужасную боль, опостылело, они все же разулись.

Песок оказался адски обжигающим. Особенно болезненно тлели окровавленные мозоли. Солнце жарило, как могло, выгоняя из путников тридцать третий пот. Да и раскаленные песчинки, бросаемые ветром, болезненно жалили, будучи такими же невыносимо разогретыми, как кипящее масло на сковороде.

Эта пытка длилась очень долго. Наконец они просто перестали обращать внимание на боль. Кожа на ступнях уже расплавилась, покрылась волдырями и обуглилась; то, что сделано, уже сделано. Теперь их начала мучить жажда. Раньше она тоже доставала, но теперь, когда основной фактор раздражения исчез, проявилась особо сильно. Гортани пересохли как лунный пейзаж.

В относительной дали на мгновение Реверсу привиделся спасительный родник, но, увы, оказался лишь миражом. Измотанные, обгорелые, они протащились героически довольно большое количество километров. Но настоящая жесть началась, когда солнце ослабило режим обогрева и отхлынуло за черту горизонта.

Наступила ночь. Холод, резко сменивший тепло дня, пробрал нещадно. Смена температуры выдалась кардинальной. К тому же ночь в этой пустыне оказалась не только холодной, но и полной угроз. Вначале совсем недалеко от напарников образовалось смертоносное торнадо. Путники принялись удирать от него по мере сил. Когда предыдущая напасть утихомирилась, на охоту вышли скорпиончики. Стайками они засеменили вокруг, оцепили путников и принялись злобно атаковать. Еле одолев хвостатых неприятелей, забив их ботинками, превращенными в оружие, выжатые путники добрались до дороги. Настоящей дороги, с твердым покрытием.

Они откуда-то знали, что это переход на следующий этап пути.

Кактусы и непрерывные барханы сыпучего однородно-рыжего песка под лунным светом. Привлекательная кремовая серебристость обнимает замотавшихся скитальцев. Сверху проглядывает испещренная кратерами, словно богатырь шрамами, владыка ночи.

Подогнув под себя ноги, прямо на разметке шоссе расположилась пожилая женщина в широких юбках и пышной кофте. Она засовывала себе в рот ломти сыра, по запаху – тофу, почему-то аккуратной горкой уложенных на расстеленном платке рядом с ней.

Рядом с ней возникла тень. Они что-то сказали друг другу и пожали руки. Затем женщина пропала.

–Хм-м, – задумчиво сказал Орел. Что он имел в виду, Реверс не понял.

Пошли по автостраде. Вскоре она стала оживленной – навстречу идущим неслись машины, сверкая фарами. Путники перебегали с одной полосы на другую, уворачиваясь от летящих на них легковушек, автобусов и грузовиков. Затем пришла замечательная идея – поймать какой-нибудь автомобиль! Несколько приноровившись, этот замысел получилось реализовать. И через каких-то полчаса выжатые, обессиленные путники уже катили на задних сиденьях по красочному, оживленному, разветвленному мегаполису.

…Городом, пропитанным зимой, постепенно овладевает ночь. Небо сплошное, сиреневое, за паутиной проводов, одиночных и тянущихся рядом, тонких и толстых. Машины – некоторые подведены к тротуару, припаркованы, иные плывут вереницами по улицам, семафоря фарами. Реверс и Орел бредут по серому тротуару, по краям его корки грязного, смешанного с песком льда. Огоньки – желтые, оранжевые, красные. Уличные фонари мерцают как-то интимно и с привкусом таинственности. Сверкают кафе и рестораны: внутри них сгрудились столики, публика этого города болтала и развлекалась, провожая легкий вечер.

Местные производили впечатление людей беспечных, беззаботных, многие из них пили и танцевали. Не все веселились – кто-то думал о своем, кто-то курил у входа, кто-то говорил по мобильнику. Светофор, повисший над пешеходным переходом, и механический голос, синхронно со вспыхнувшим зрачком зеленого оповещающий о том, что проход через улицу разрешен. Вывески – световые, яркие, над дорогами и на зданиях, всякие-всякие… Булочники в белых колпаках зазывают, приглашая отведать отменной горячей выпечки. Реверс и Орел не удерживаются – и, поддавшись запаху, столь же красноречивому, сколь и булочники, покупают божественно вкусной сдобы, которой в привычной их среде обитания не сыскать днем с огнем и не купить ни за какие деньги…

Пешеходы медленно текут по улицам. Два стража порядка – упитанный и менее упитанный, оба в блеклой униформе, рожи туманные, коржистые, на незваных гостей косятся подозрительно. Еще бы, камуфлированная одежда, лица заросшие – все выдает не своих… Женщина, вся такая расторопная, с сумочкой и в шубке, кудрявые волосы, струясь из-под опрятной шапочки, бегут по плечам. Наркоман, догнавший и перегнавший, бодрым голосом поющий песню на несуществующем языке. Постепенно, с усугублением ночи, все меняется: выходят гламуры в дорогих пиджаках, сногсшибательные девчонки на каблучках и таких форм, при взгляде на которые у Реверса и даже у Орла слюнки потекли… Появляются открытые кабриолеты. Что-то закрывается, что-то, наоборот, открывается – в клубах начинаются вечеринки.

Везде русская речь с ощутимой примесью англицизмов – это Россия, вот только какой город? Не Москва – Москва сумасшедшая, совершенно другая по духу, и не Питер – Санкт-Петербург сразу узнаваем своими узкими аллейками, архитектурой и показушно-интеллигентным населением. Но и на какое-то захолустье провинциальное этот город совсем не похож.

Вобще-то холодно, хотя Реверс со всей этой круговертью не сразу и заметил. Но потом и у него, и у Орла заложило носы. Поэтому приходилось на ходу шмыгать и утираться.

Выйдя из машины, они шли час или два – и в конце концов сверкающие здания и модные автомобили перешли в надписи на заборах и неотесанных матерящихся байкеров. О, неблагополучный район! Трущобы, чтоб их. Реверс с самого детства обожал этот сегмент, неотъемлемо наличествующий в каждом маленьком или большом городе. С того самого момента, когда он в свои двенадцать лет по незнанию забрел в один такой район, получил звездюлей от гопоты и лишился телефона. Все, что он успел сделать, – врезать кирпичом по морде одному из обидчиков. Правда, потом его знатно отметелили. Но и тот, кто получил от него кирпичом, наверняка запомнил это на всю жизнь, вряд ли у него найдутся потом финансы на пластику сломанного носа.

Здесь шумели, курили и базарили. Толпа была неровная, нестабильная, Реверс и Орел принялись пробираться через нее, сами не зная куда. Впереди показался байкерский бар – оттуда доносились громкая музыка и пьяные голоса. Вдруг один парень вылетел из дверей и случайно задел Орла. Большой сталкер рефлекторно махнул кулаком – и сломал байкеру шею, отчетливо, резко хрустнули позвонки. Тот повалился замертво. Кто-то из его дружков ошалело смотрел на нечаянное убийство, а потом заорал, откуда-то выхватил помповик, пальнул – и попал в Реверса.

Сказать, что это было болезненно, ничего не сказать. Дробь разворотила бедро, ох уж и «везет» ему с ранением ног! Реверса отбросило наземь, он даже не успел толком ничего сообразить. На крики и выстрел обернулись остальные байкеры, присутствовавшие здесь.

Ситуация осложнилась тем, что у Реверса и Орла никакого оружия не оказалось. Напарник расторопно подхватил Реверса и потащил за угол. На них посыпался град пуль, как выяснилось, у моторизованных бандюганов было полно всякого оружия – дробовики, пистолеты-пулеметы, просто пистолеты…

Грохот выстрелов всколыхнул улицу. Очереди и одиночные захлебывались, как свора осатаневших собак, жаждущих перегавкать друг друга. Сталкеры кое-как спрятались за углом.

И вся эта пьяная толпа поперла на них. Орел камнем вырубил одного из врагов, первым выскочившего в пределы досягаемости, и забрал его «мини-узи». Затем стал стрелять, высовываясь из-за угла. Кто был поумнее, попрятался. Некоторых сталкер подстрелил в ногу или в живот. Но магазин у этой машинки небольшой, «двадцатьпятка», так что надолго его не хватило.

Реверс ползком добрался до лежащего на асфальте бандита и взял трофей, «бычок», укороченный эмвэдэшный «калаш» с урезанным стволом. С ним и вступил в бой, спрятавшись за мусорными баками. Они с Орлом, добывшим себе следующее оружие, держали оборону, прицельно, по одному выкашивая противников. Озверевшая толпа пьяных байкеров, у которой полно оружия и патронов, лезла на них. Может, будь Реверс один, он бы не уцелел в этой заварухе, но на пару с Орлом, двое ветеранов, они положили большую часть врагов. А остальную часть положили после. И добили тех, кого положили не с концами. Потом для верности закидали бар гранатами – все непричастные все едино уже убежали, а внутри могли спрятаться недобитые члены банды.

Носы заложило основательно, а в разгромленном баре не нашлось ни одной чистой салфетки. Реверс подумал, да и высморкался в окровавленную рубаху одного из мертвых байкеров. Орел сделал так же. А что еще оставалось?

В баре все еще орала музыка. Систему осколки и пули ухитрились не зацепить. Реверс и Орел ее почти не слышали, так как от бесконечной пальбы им заложило уши. Сталкеры присели на уцелевшие стулья и перевели дух. Здесь когда-то стояли добротные столы, барная стойка с бокалами и выставкой алкоголя, разлитого по стекляшкам, на заднем фоне, на стенах, всякие картинки, флаги, символы и лозунги, сейчас посеченные и изодранные. Логово «объединения по интересам». Обычным людям, как и всем стадным тварям, хочется сбиваться в массу, чтобы обрести вожака, который принимает за них решения и снимает ответственность, и чтобы ощущать себя частицей чего-то большего, чем одна отдельно взятая, обреченная на прозябание душонка. Да и отвоевывать место под солнцем, рвать конкурентов стаей эффективнее и сподручнее. Кто не с нами, тот против нас, вот что на самом деле обозначают все эти знаки и надписи на стенах…

Переглянувшись, напарники ухмыльнулись, покивали удовлетворенно. В условиях нормального города бой вести давненько не доводилось.

Да и пошли себе дальше.

Они затерялись между глухими кирпичными стенами в тесных переулках, где уже не было людей, где их постепенно накрывал туман… Но внезапно Реверса что-то задержало.

Он встал как вкопанный и замер без движения, закрыв глаза. Вслушался в себя или всмотрелся во что-то глубокое или, наоборот, высокое, чего глазами не разглядеть и что замечают лишь тем органом, что именуется душой. Это ведь именно ее часть спектра вчувствования называется в Зоне чуйкой. Душа узрела.

–Мне нужно идти, – сказал он Орлу, успевшему по инерции проскочить несколько шагов вперед.

–Ты вернешься?

–Да. Жди тут. – И Реверс развернулся и зашагал в совершенно ином направлении, оставив Орла теряться в догадках.

Реверс вернулся в сверкающий город. Минут десять – и он у большого многоугольного здания. Пафосные двери охраняются двумя мраморными горгульями. Вывеска: стоматологическая клиника.

Реверс проходит в коридор. Навстречу ему выскакивают не особенно свойственные для профиля заведения двое мужчин с дробовиками. Тем самым подтверждают, что чуйка привела куда следует. Сталкер, прячась за дверным косяком, не дает им попасть в себя. Когда у бойцов кончаются заряды, Реверс высовывается из-за угла и убивает их. Далее Реверс зачищает от охраны весь первый этаж и поднимается по извилистой лестнице на самый верхний.

Там какая-то секретная лаборатория, спрятанная под прикрытием клиники. Похоже, в ней ставят опыты над людьми… Вот куда привела его чуткая душа. Здесь охрана куда серьезнее. Так просто зачистить этаж не получилось. Помимо того что враги преимущественно в бронежилетах, так они еще и кидают газовые гранаты. Реверс потратил четверть часа, чтобы пробиться и выполнить то, ради чего сюда рванулся.

В залах лаборатории – вынесенные из Зоны Посещения различные Инопланетные Объекты, воздействие которых испытывается на людях. Научники в белых халатах жмутся по стеночкам, но Реверс их не трогает, хотя заслужили на полный вперед. Его целью является один-единственный зонник. Точнее, это не зонник, а то, что за него приняли, хотя ИО – это да. Только происходит он совсем не из той абнормальной реальности, плацдармами которой являются Зоны Посещения. Артефакт подобрали в одной из них, что еще оставалось думать непосвященным об источнике его происхождения!

В специальной прозрачной камере на никелированном диске громоздится кусок бледно-бежевого теста размером с футбольный мяч. Субстанция выглядит как заготовка для хлеба или пирогов, хотя изделием из воды, дрожжей и муки ни разу не является. Реверс взял огнетушитель и разнес боковую стенку камеры. Вытащил из потайного кармана свой «кисет», растянул горловину и засунул в нее «тесто». Спрятал трофей и убрался из зала.

Подскочил к окну в коридоре, а там – отсветы «мигалок» подоспевших правоохранителей… Выходить через парадную дверь нельзя. Пришлось спускаться по стене. Она серая, длинная, без окон. Реверс сунулся в кладовку, нашел там моток крепкого капронового шнура и воспользовался им, чтобы спуститься, как по вертикали в Троте.

Все, теперь прочь отсюда, прочь, сваливать как можно скорее… Найти Орла – и прочь, прочь, прочь! А город изумительный. Морем иногда в воздухе пахнет, где-то там, за домами и сооружениями, свобода и свежий соленый ветер… Реверс прощально взглянул на умытую улицу. Потратил несколько секунд на запоминание, а затем развернулся и навсегда потерялся в бесконечной сети улиц и переулков.

Реверс поднялся, потягиваясь и щурясь свету, лениво струящемуся сквозь кроны деревьев вниз, туда, где они спали, точнее, теперь уже проснулись.Пусть напарник думает, что Орел тоже спал.

–А тебе снилось что-нибудь? – спросил его Реверс. – Видел что-то интересное, пока спал?

–Да, – Орел ответил утвердительно, но лаконично.

Реверс выдержал паузу и, убедившись, что продолжение само по себе не последует, деликатно уточнил:

–А что именно, помнишь?

–Кажется, во сне у меня была вилла на Багамах, – с воодушевлением задвинул Орел сказку. – Я пил кокосовый сок, ел пасту с морепродуктами, плавал в море и занимался тем, о чем я тебе не расскажу, потому что жадный, сразу с двумя девушками! Потом третья вроде добавилась, но я проснулся, к сожалению.

–Надо же. – Реверс покрутил головой, а потом надел на нее шлем, который Орел снял с него перед тем, как поудобнее устроить спать. – Удивительно. А мне тоже снился сон… И ты был в моем сне тоже.

–Так и ты был в моем сне, – добавил Орел. – Приплыл на остров на яхте. Помню, что мы сразились с тобой в шахматы.

–Не знаю, что все это означает, напарник, – задумчиво сказал Реверс. – Определенно, здесь скрывается некая парадигма, целостно которую я пока не могу воспринять сознательно и выразить словесно. Посему предлагаю оставить высшие материи и прийти к насущному. Идем?

–А то, – согласился Орел. – Куда ж мы с Зоны денемся.

На этой пафосной ноте они и продолжили путь, покинув локацию, которую Орел Реверсу назвал Сонными Весями. Хотя простые бредуны, которые изредка здесь ходили, наверняка очень бы удивились тому, что кто-то еще помнит это название. Сегмент давным-давно вновь изменил характеристики пространства, и никаких сущностей, сосущих силу во сне, здесь не было лет пятнадцать.

Орел вел Реверса сквозь изменчивый, неопределенный, необъяснимый, ненормальный, полному осмыслению человеческим разумом не поддающийся мир Трота.

Шаг за шагом они преодолевали расстояние, отделявшее их от поставленной цели.

Всякое с ними приключалось, а однажды случился эпизод, для кого-то, вполне возможно, заурядный, но для Реверса и Орла – чуть ли не праздничный.

Они решили помыться. Обычно мытье тела для сталкера в ходке это целая эпопея. Риск на грани возможного. Светлая идея исходила от Реверса, это он предложил напарнику освежиться. Сказано – сделано. Каждый по очереди должен был заниматься водными процедурами, а другой в это время стоял на боевом дежурстве.

Реверс стащил с себя бронекомплект и одежду, положил сверху оружие и шлем и встал на бережку. Он был абсолютно обнажен. Уже само по себе для человека в Зоне – факт из ряда вон. На ветру зимы, пусть и ранней, несколько неуютно самоощущалось. Реверс понемногу принялся лить на себя холодную воду из ручья. Для зачерпывания использовал складной котелок. Температура воздуха была совсем невысокой, но все же плюсовой.

Сначала струи вызвали у него раздражение. Ощущение непривычное, позабытое. Кожа покрылась броней из мурашек. Колени даже свело дрожью. Но потом Реверс поймал кайф. Он прикрыл веки и бормотал довольно, по мере очищения тела с помощью воды и кусочка мыла. Орел поглядывал на него и улыбался в бороду. Напарник размыл слипшиеся сальные волосы. Помыл в паху. Потер мыльными ладонями под мышками и смыл водой. Вылил полный котелок себе на спину… Свежесть захлестывала его, бесстрастное почти всегда лицо размякло.

Каким обиженным выражение этого лица сделалось потом, когда Реверсу, пусть и в запасном белье, но пришлось возвращаться в пропитанную потом, грязную верхнюю одежду.

После этого наступила очередь Орла. Реверс заменил его на дежурстве.

Орел подметил, как Реверс смотрит на него, поневоле сравнивает со своими внушительные мускулы, мощные чресла, крепкие плечи, солидный рост, и понял, что у напарника пробудилась зависть.

Типично мужская зависть, часто неосознаваемая, к тем, «у кого больше». В разных смыслах. Комплексы по этому поводу то и дело приводят к войнам и конфликтам, и мужчины превращают историю человечества, в котором они доминируют уже давно, в состязание доказательств, что «больше – у меня». Ничто человеческое не чуждо и сталкерам, даже когда они уже в принципе человеки только «по паспорту». Ну ничего, этому конкретному сталкеру скоро будет совсем не до благоглупостей обычных мужиков.

А пока Орел решил приколоться.

–Ты чего так пялишься? – спросил он. – Имей в виду, я не гей.

–Я знаю, – усмехнулся разомлевший и одновременно взбодрившийся Реверс. – По этому поводу можешь не париться.

–Лучше бы ты по сторонам глядел, – совершенно справедливо заметил Орел. – Я вот наклоняюсь, пока моюсь, а сзади может появиться… хе-хех, непредвиденная опасность и преподнести сюрприз.

–Так точно, товарищ командир! – Реверс шутовски вытянулся в струнку и козырнул. Но внял замечанию напарника и действительно стал внимательней смотреть по сторонам. Он уже был одет, собран и во всеоружии. Часовой на посту.

Закончив, Орел тоже натянул обмундирование, защиту, увешался оружием, снарягой и рюкзаком.

–И это, – сказал он Реверсу, стоя со шлемом в руках; сегодня, чуть ли не впервые с момента встречи, он в дневную пору предстал перед напарником с открытой головой, позволяющей рассмотреть все детали. – Все-таки мы с тобой напарники. Я хочу быть спокоен… за свой тыл. Во всех смыслах.

–Все в порядке, – заверил Реверс. – Это был мимолетный порыв… Я знаю, что ты понял по глазам. Мне стыдно. Прости. Не буду заверять, что дружба навеки и никогда не ударю в спину, но ты знаешь, что я не просто так искал того, кто поможет мне научиться находить ответы на вопросы… и разбираться, что некоторые вопросы лучше оставлять безответными.

–Иногда такой порыв, – назидательно ответил Орел, – помогает понять, что это не твое.

Эх, Реверс, Реверс! Знал бы он, что Орел не только «по глазам» его состояния воспринять способен… и не только воспринимать, но и в обратном смысле.

Орел похлопал напарника по плечу. И наконец дождался вопроса, который Реверсу безответным пока не показался.

–Слушай, а это… – Ведомый не решился показать пальцем, он просто дернул своей головой, как бы подбородком указывая вверх, на голову ведущего. – У тебя… что… откуда?..

Реверс даже не мог подобрать четкой формулировки. Еще бы, такое вдруг узреть!

Когда Орел в шлеме, видно только его лицо, часть бороды. Не верхнюю часть головы. А выше бороды волос у него почти не осталось. Выбритую, голую как коленка голову покрывают жуткие извилистые шрамы, как будто его череп раскалывали на куски, а потом собрали обратно и кое-как сшили клочки кожи.

–А это мне на память, – честно ответил Орел. – В нашем с тобой случае прозвучит несколько двусмысленно, но что уж… Это мне не дает забывать о том, что у меня когда-то был напарник. В которого я вложил душу. – Он синхронными движениями рук выхватил из кобур два «дезерт игл» и принял стрелковую стойку, будто приготовился стрелять с обеих рук, по-македонски. – А вот эти пустынные орлики мне тоже напоминают о напарнике, но о другом. Который вложил свою душу в меня, – завершил он демонстрацию, вбросил израильской системы пистолеты обратно в кобуры и тут же перекинул со спины вперед свою «первичку».

Весело провозгласил:

–Мы работаем инструментами смерти, разим направо и налево, и нет нам ни привалу, ни покою! Работенки предостаточно! Пригнись!

Реверс, не успевший никак прокомментировать откровения Орла, незамедлительно нырнул, уходя с линии прицела.

Выстрел, еще выстрел. Готово.

–Мыльная баня закрыта. Открывается кровавая. Спасибо Зоне, что хоть не заставила выскакивать из воды с голым задом. Работаем, напарник!

О, это нужно было видеть! Такое разнообразие, роскошный паноптикум всевозможных монстров, Трот не часто собирает в кучу. Но сейчас повалило форменное безобразие, цирк уродов.

Оно конечно, бывают Захваты, и тогда живность разных видов можно узреть скопом, но сейчас Захватом и не пахло, они что-то вообще давно не случаются, затишье перед бурей, не иначе. Плохи дела, раз уж из эпицентра чудовища наверх полезли!

Да, экземпляры представлены редкостные. Реверс точно многих из них раньше и в глаза не видел. Учись, напарни! Таких изюминок коллекции ты хрен где узреешь за пределами пятого! Специально по твою душу «отпущены», чтоб тебя на крепость намерений испытать.

Орел даже старался не отстреливать выползших из эпицентра тварей, предоставляя Реверсу возможность увидеть и потом убить.

Шут. Движется по-клоунски, вперевалочку, а на башке то ли корона, то ли шапочка с бубенчиками. Щупальца на самом деле. Нос у него светится, сейчас сморканется ядовитой слизью. Пытается Реверса сцапать… Выкуси, чмошник. Напарник опережает, молодец, прямо в нос всадил заряд!

Жонглер. Не по годам матерый, крупный, отожравшийся жонглер. Жонглирует всем, что попадется под руку: деревьями, камнями и всякой подобной фигней. Гад, шкура у него толстая. Этого Орел взял на себя, в учебном процессе палку перегибать не стоит, чрезмерная самостоятельность обучаемого может привести к плохим результатам…

Та-ак, а вот этот, злопых, мечет огненных змеек. Довольно резво мечет. Но сам бывший хомяк без них слаб, вся мощь в огне. Напарник справится, от змей увернется, монстра прикончит…

Реверс, надо отдать ему должное, не спасовал, а не на шутку раздухарился, оказавшись лицом к лицу со скопищем неизвестных ему монстров, которых он не знает, как нейтрализовать. Но соображает по ходу, красавчик! Он не побежит, не сдрейфит, он уже во все горло смеется, бросая вызов смертельному цунами, и рвется в бой на острие бритвы, с отчаянным рвением пытаясь выжить на этой гладиаторской арене…

Ого, а это кто?! Гимнастка, неужели! Орел и сам единственный раз видал такую тварь. Вся из себя такая милая! Гибкая, тоненькая, много черных щупалец-конечностей, ленточками, как у морской голотурии. Волосы извиваются сами по себе, вся она какая-то извивающаяся…

–Эту чмошницу бей в низ живота!! – подсказал он Реверсу, сам едва выудив из памяти единственное слабое место. – В передок у нее опустились остатки мозгов!

И они бьют, бьют, сдерживая монстров, притиснувших двух человеков к берегу…

Добили всех. Все, победа одержана. У-уф, как любит выдыхать напарник.

Повсюду трупы раскиданы. Представление закончено, стволы остывают. Немые аплодисменты Троту за программу.

Помылись на славу.

–А знаешь, мне жаль их, – вдруг выдал Реверс, обессиленно присевший на корточки у самой кромки, разделяющей стихии воды и земли. – Они просто обреченные на гибель ради пафосного действа марионетки Трота. Они вроде превосходят нас числом и физически, но в их поведении, даже внешнем облике чувствуется какая-то ущербность. Пародия на то, что коренные обитатели Земли считают нормальным… Все-таки у человека что-то есть такое… разум или что-то даже более глубокое… что даже в Зоне помогает оставаться истинным царем природы. Может, все-таки ощущение родины помогает, а? Ты как думаешь, напарник?

–Я об этом давно не задумываюсь, – буркнул Орел. Перевел взгляд с прибрежной полосы, усеянной двумя дюжинами трупов, всмотрелся в пространство за ручьем, в третью стихию, воздушную, будто там искал подсказку. – Человек – та еще тварь, все эти зверушки могут только завидовать. Но эта планета человечеству дом, и в него приперлись откуда-то незваные гости и захватили без спросу часть комнат. Что да, то да. Вставай, идем. Будем посмотреть, в какую часть домового хозяйства приведет нас дорога.

И они с Реверсом продолжили путь. На долгие рефлексии нет ни времени, ни возможности. Да и желания.

–До вечера успеваем к Весам, – сообщил Орел.

–Весы? Э-э-э… это что? – Реверс попытался вспомнить, но не смог. – Не знаю такое… Надеюсь, не усыпят, как Веси.

–Посмотришь. Сегмент малопосещаемый, – ответил Орел. – Немногим довелось побывать, я в курсе. Но нас же популярные достопримечательности и не интересуют, так ведь?..

–Да я как с тобой ходить начал, вообще что-то прохожих туристов видел раз-два-три и обчелся, – проворчал Реверс. – И тех мы поубивали.

–Когда поднимемся на скалу, окажемся в первой чаше, верхней, – не став комментировать очевидность, продолжил Орел. – Дальше нам придется опуститься на вторую, она примыкает к первой, прячется за ней.

К вечеру успели. По ходу мало абнормалей встретилось, чужеродные ИФП словно расступались, давая дорогу этим двум путникам.

Сталкеры распаковали альпинистские системы и начали подъем по крутой стене. Наклон колебался приблизительно от пятидесяти до восьмидесяти градусов на всем протяжении, уступы были хлипкие, трещины редкие и ненадежные, потому подъем выдался тяжким, изнурительным. Хотя отдельно стоящая, торчавшая как небоскреб посреди поля, скала была не слишком высокой, от силы сотня метров. Реверс потом увидит, что сверху она выглядит как два соприкасающихся круга. Первый диаметром метров пятьдесят, второй шире, диаметром метров семьдесят. Первый выше, зато второй ниже. Этаких два разновеликих пня, прилепившихся друг к дружке.

–Белая чаша, это та, на которую мы сейчас вылезем. Ее платформа – белый, гладкий каменный диск. Там на поверхности встречаются кучки черных кристалликов, это черный фосфор, иногда его выносили как хабар, потом стало ясно, что за пределами чаши он теряет свойства, – зависнув неподалеку от верхней кромки, инструктировал напарника Орел. – Следующая чаша, что пониже, намного опасней. Черный диск, испещренный трещинами, из которых то и дело бьют фонтаны белого фосфора. Белый фосфор – это яд.

–Посмотрим, посмотрим… – Реверс висел рядом и, запрокинув голову, рассматривал кромку, за которой скрывалась первая из вершин.

–Весами назвали, потому что оба круга типа уравновешивают друг друга, – добавил Орел. – Черное и белое, гладкое и потрескавшееся… Характерный признак – контраст. Контраст между двумя противоположностями. И это… – Орел сделал паузу, придавая значимости дальнейшим словам. – Тебе не нужно напоминать, но все же напомню. Ничему не удивляйся.

–А почему именно эта локация? Ведь мы могли пойти в том же направлении через Пасмурную долину. Там хоть и длиннее, зато без подъемов и спусков.

–Там сейчас вихри. Лучше сюда.

–Ну ладно, как скажешь.

–Вперед.

–Вверх, – поправил Реверс.

Наконец взобрались. Наверху все оказалось в точности, как описывал напарнику Орел. Теперь им нужно было преодолеть диаметр, полсотни метров до противоположной точки на окружности кромки. Реверс присел и изучил небольшую россыпь кристалликов. Черные, блистают гранями… Одна из аллотропных модификаций фосфора.

Небо над головами распростерлось совсем не зимнее. Синее, чистейшее, просторное, раскинувшееся на всю свою ширь. В таком безоблачном состоянии оно как никогда выглядело свободным и необъятным.

Но внезапно Реверс, выпрямившийся во весь рост и сделавший несколько шагов вперед, резко замер, будто врезался в невидимый блок. Орел тоже остановился, держась позади, и с интересом глянул на напарника. Потом перевел взгляд вперед, туда, куда они шли…

Там, на некотором расстоянии от сталкеров, обнаженные мужчина и женщина любили другу дружку. Они висели прямо в воздухе, примерно в метре над землей, но это обстоятельство им ничуть не мешало. Казалось, можно подойти и потрогать – настолько реальным было зрелище. Причем в мужчине без труда узнавался… Реверс, а его партнерша, черноволосая тоненькая девушка, обладала такой сокрушительной женской привлекательностью, что на месте Реверса помечтал бы оказаться каждый нормальный мужчина.

Понятное дело, парочке внезапные наблюдатели были до лампочки. Слившимся в единое тело мужчине и женщине в такие минуты наверняка вообще до фонаря вся вселенная, их всеобъемлющий мир – только они сами, двое.

–Чаша вытягивает самые сильные образы из твоего подсознания, – выдержав паузу, объяснил Орел, поравнявшийся с напарником, чтобы видеть его лицо. – И материализует твои несбывшиеся желания.

Реверс, стиснувший челюсти, судорожно втянул воздух носом.

–Поэтому ни к чему не привязывайся, – подытожил бывший ловец желаний. – И когда попадаешь в незнакомые локации, подсознание как можешь заглушай, блокируй на всякий случай… а то еще сбудутся не в проекции, а в реале. Закрываться ты научишься, надеюсь.

В центре диска, на нкотором расстоянии друг от друга, образовывая кольцевой частокол, висели в воздухе узкие пластины. В полуметре над белой поверхностью, изогнутые снизу, размером с саблю кавалериста, целиком из черного фосфора.

Орел предупреждающе покачал головой, заметив, что Реверс наконец отвел ошалевший взгляд от слившейся парочки и перевел его на черные ленты.

«Не трогай!»

Но Реверс и так должен был понимать, что «совать пальцы в розетку» чревато.

Стоило ему перевести взгляд, и проекция исчезла. Вмиг, как изображение выключенного дисплея.

Реверс снова втянул судорожно воздух и шумно его выпустил через рот. Орел похлопал его сочувственно по плечу, и они пошли дальше. Обогнув и центральное кольцо, и точку, над которой висела проекция.

До противоположного края добрались без эксцессов, перевалили кромку и по отвесной стенке опустились на второй диск. Десятиметровый перепад – детская игра для сталкеров Трота, лазавших по километровым вертикалям.

Здесь преобладал черный. Идти до противоположного края было не только дольше, но и гораздо опаснее. Фонтаны ядовитого белого пара били из трещин. Трещин и дырок было много, некоторые неактивны, но стоило наступить на неровность, и она могла рвануть. Белый фосфор летел брызгами в разные стороны, лился, вырывался наружу струями.

Передвижение напоминало ходьбу по минному полю. Десять раз подумать, прежде чем ставить ногу туда или сюда, выжидать, когда в отдельных фрагментах интенсивность спадет, и тогда можно пройти, проскользнуть…

–Время здесь относительно, – сказал Орел напарнику. – Оно не течет, не чувствуется, появляется и исчезает хаотично, как эти фонтаны.

Осторожно ступай, осторожно… Помни, каждый шаг может стать последним в пути.

Чутье у Реверса обострилось до предела, как никогда раньше. Но он справлялся, просчитал и почуял варианты, ведущие в дальнейшую жизнь. Почти справился… Когда оставалось несколько шагов до спасительного дальнего края, он едва слышно сказал:

–Все равно я бы еще раз прошел здесь, чем увидеть еще раз то… там, на белом…

И тот же миг дунул ветер. Стеганул, налетел со всех сторон – порывистый, сильный, рваный. И начал кромсать, раздувать фонтаны, разметывая несущие смерть частицы фосфора куда только можно. Реверс согнулся, закрыл голову руками и побежал, заслоняясь от этой бури, в последние мгновения уворачиваясь от настигающих его фонтанов и матерясь сквозь зубы – не от злости, скорее от неожиданности и всплеска адреналина.

У него не было возможности даже повернуть голову и разглядеть, что с Орлом. Ему оставалось только бежать, не останавливаясь, первостепенная цель – выбраться из этого пекла. И фосфорное буйство осталось позади, и ему, кажется, померещилось, что он по инерции убежал слишком далеко и летит вниз со скалы, но, открыв глаза и сориентировавшись, напарник понял, что перевалил через край, инстинктивно нащупал руками и ногами выступы и трещинки и сейчас лежит на крутом склоне, прилепившись к нему и не скатываясь, живой, живой…

Он приподнял и вывернул голову, чтобы поискать загоревшимся взглядом Орла, и заодно скользнул глазами по небу. По-прежнему синее и чистое, оно висело вверху и никуда не делось. Ему вообще не было никакого дела до того, что там творится на Земле.

Орел прижался к склону в паре метров левее. Он с интересом наблюдал за движениями напарника, сменой его состояний и выражений на лице, отнюдь не бесстрастном сейчас.

–Теперь спускаемся, – сказал он, когда понял, что Реверс его заметил и осознал, что не один на склоне лежит. – Тут градусов сорок пять крутизна, не больше, как по бульвару прогуляемся. Ты взял обе вершины.

Реверс промолчал. Только еще раз судорожно втянул воздух носом и шумно выпустил его ртом.

…Бабаище.

Об этом мифическом мутанте, обитающем в Розовой Роще, много баек ходило среди обитателей Трота. Его фактически никто и не видел, но стойкие легенды о нем в российской Зоне не исчезали с давней поры, чуть ли не с первых лет после распада Союза. Внешность описывалась всегда одна и та же.

Основной прикол головы этого чмошника в том, что макушка, свод черепа у нее числом один, а полноценных нижних и верхних челюстей со ртами – два. Рук – громоздких, непропорциональных, обросших чем-то вроде мха, тоже две. Зато ног вообще не видно, они скрываются в облачке тумана, который всегда клубится внизу туловища. Может, этот туманчик и есть нижняя половина Бабаища.

В Розовой Роще всегда хватало разных тварей, но и на хабар она была урожайной. Сюда многие охотники за зонниками соваться отваживались, но за многие десятилетия ни один бродяга в Троте не сказал, что видал это чудище собственными глазами. Только пересказы из третьих уст. Страшный Бабаище всех, попавшихся ему, с энтузиазмом лопал в два горла. Но кто-то ведь выжил, чтобы его описание донести до других сталкеров… Если, конечно, этот монстр не являлся полной выдумкой аналогично бабайке из детских страхов, от которого и получил имечко.

Опа! Не являлся.

Собственной полутуманной персоной он выплыл наперерез Орлу и Реверсу, углубившимся в чащобу зверски благоухающих мутированных деревьев, на которых круглый год росли розы, отцветали и по новой появлялись.

В точности такой, каким его описывали рассказчики. Надо же, не все сказки ложь! Но без намеков ни одна не обошлась, и эта не исключение: все байки об этом чмошнике однозначно твердили, что ему на узкой тропе посреди роз категорически не попадайся!

–Ох ё, и везучий же ты! – подпустив в голос отчетливого восхищения, сказал Орел. – Притягиваешь к себе отборные кадры! Я тут в свое время столько раз ходил, и хоть бы одним глазком на бабая…

–Надеюсь, он нас долго не задержит, – нарушил сталкерский запрет на какие-либо прогнозы Реверс и поплатился, сглазил.

С Бабаищем провозиться пришлось долго, очень долго. С обеда и до вечера. Необычайно крепким и упорным противником оказался этот двуротый, регенерировался влет, погибать категорически не желал, но и ретироваться подобру-поздорову тоже не соизволял. Прицепился как банный лист, все норовил замочить двух прохожих-перехожих, явно у него жизненный принцип такой – не пропускать и не сдаваться. Но Реверс с Орлом не дались за здорово живешь, упорно гоняли монстра по аллеям роз, сбивали с толку, подстраивали засады…

И таки ухайдокали, с двух сторон навалились и разнесли компактный туман в такие мелкие клочья, что он уже не собрался, рассеялся, как дымок угасшего костра. Это оказалось слабым местом тумана – если его с одной стороны шквалом огня накрыть, он уносился и не давал себя рассеять, и чтобы этого не допустить, необходимо было встречным шквалом остановить и, зажав в тиски, сдавить и успеть раздерибанить…

А верхняя часть туловища осталась лежать на земле под розовым деревом, тряся подбородками от рыданий, блымая обиженными глазками и беспорядочно суча конечностями, не способными теперь целенаправленно хватать и не пущать. И до того несчастным выглядел этот обездвиженный, сам по себе нежизнеспособный обрубок, что сталкеры сожгли его чисто из жалости, не пожалев пиропакета.

Когда он сгорел, им обоим, несмотря на жуткое переутомление, хотелось запрыгать от радости.

–Дай пять, напарник, – сказал Орел, протягивая руку Реверсу. – Нам вдвоем удалось сделать то, что не удавалось никому раньше. Эта двуликая тварь, прикинувшаяся зонной мутацией, столько бродяг и настоящих мутантов замочила, не счесть…

–Ага, и теперь появятся новые байки про то, как бабайский призрак среди роз туманным облаком плавает и плаксивым воем распугивает бредунов, жаждет отмщения, а не может его обресть, – мрачно ответствовал напарник. – Да в этот сектор третьего круга бредуны специально будут таскаться на экскурсии выходного дня, чтобы послушать стенания и испытать чувство глубочайшего удовлетворения…

–Ну, это не самая печальная из легенд, которые могли бы о нас сложить, – улыбнулся напарнику Орел, хотя его лица давно не видел даже Реверс. Шлем открывал шрамированную голову в основном по ночам, когда напарник спал, пока что нуждаясь во сне.

А Орлу как раз в это время было споручней говорить с собеседницей. Он слишком долго был лишен возможности общаться со сверхсущностью, чтобы теперь, когда обжился в пятом круге и добился персонального внимания, пренебрегать любым подходящим случаем.

Ночной привал в Розовой Роще, ставшей гораздо безопасней для бредунов, они заслужили по праву.

Что там вскоре будет со всем Тротом, достоверно не знает даже он сам, но в этой локации зачистка от сущности, чуждой как Земле, так и Зоне, состоялась.

Строительные леса.

Когда смотришь снизу, кажутся крепкими. Ты начинаешь залезать по лесенке и чувствуешь, как земля отдаляется, как зыбка твоя жизнь. И опоры, поддерживающие эти леса, очень шаткие.

Конечно, это только сон. Но тебя охватывает страх.

И ты ступаешь по тонким узким доскам, рискуя поскользнуться. Ветер словно старается скинуть тебя. В любую секунду равновесие может исчезнуть. И в то же время – искорка безумия, когда смотришь в бездну…

Со мной что-то произошло. Леса опрокинулись с тех пор, как я прошел Весы, как побывал вне течения времени. Я могу направлять его течение, как мне угодно, предвидя варианты развития событий. Проще говоря – предсказываю будущее.

С этим свойством в арсенале все как-то упростилось. Я стал понимать, не понимать даже, а знать, что делать и когда делать. Я могу направить любую схватку в нужное русло. Не всегда сразу получается, но я не волшебник еще, только учусь. Благодаря приобретенной тогда, в Весях, способности я постепенно уверяюсь, что наша с Орлом конечная цель будет непременно достигнута.

Я стал еще более уравновешенным, обрел опыт. Мне фантастически многое дала эта ходка с Орлом. Она сделала меня таким, какой я есть сейчас.

Я, можно сказать, переосмыслил значение любви. Затем впервые за долгое время встретил того, чей жизненный груз не просто равноценен, но даже более весом, получил шанс научиться тому, что самостоятельно если бы и получил, то очень не скоро, а скорее всего не получил бы.

И я еще более крепко усвоил правило, которое озвучил когда-то незабвенный Граф и которое стало моим девизом. Я столько всего испытал… Пропустил через себя, увидел с разных точек зрения. К тому моменту, когда я нашел Орла, я лишь свыкся с новым Тротом, а сейчас, когда вот-вот наступит годовщина моего возвращения, я с ним сжился. Хороший подарок самому себе спустя год.

Каким будет мой путь не через ближайшую минуту или час, а через месяц или год, я могу предвидеть, но не буду этого делать. Уметь и пользоваться умением – совсем не одно и то же.

Возможно, именно этому хочет меня научить напарник… И похоже, скоро настанет час подводить итоги краткого курса молодого бойца.

Они шли к рассвету, под ногами расстилалось еще одно поле, на этот раз ничем не заросшее, даже сорной травой. Только ждущее семян, которые рано или поздно превратят его в рассадник жизни. Солнце подымалось крупное и налитое, румяное, словно прожаренный, хрустящий колобок.

–Ходка почти окончена, – оповестил Орел.

Реверс улыбнулся, приветливо щурясь свету.

–Я знаю.

–Вот видишь, какой бы сложной и долгой ни была ходка, рано или поздно она окончится.

–Я думаю, ничего однозначно не кончается, – возразил Реверс. – Одна ходка и единственная – не синонимы.