Женщина с большой буквы «Ж» Барякина Эльвира
– То есть???
Он заговорил, захлебываясь словами:
– Позвони ему! Он должен тебя послушаться! Хотя бы узнай, в чем дело!
Смотреть на это не было сил.
Как всегда, мы с Кевином встретились в заведении Гриши на Санта-Монике. Бывший хахаль выглядел солидно: в костюме, при запонках – ни дать ни взять федеральный чиновник.
Я тут же бросилась в атаку:
– Почему ты выгнал Зэка? Вы поссорились?
– Нет. Просто мы нашли актера, который больше подходит на эту роль.
Я несла какую-то чушь, пытаясь выгородить бедного ребенка: напоминала Кевину его слова, что Зэк – будущая звезда, что он сам прочил его в секс-символы десятилетия…
Кевин заказал мне мартини.
– Хочешь, я сам с ним поговорю?
Я почти ничего не запомнила из того, что Кевин сказал Зэку. Я осознавала, что он прав, что он делает свою работу и эта подмена в актерском составе – обычное явление. Единственное, что запало мне в память, так это то, как Кевин объяснял успех.
Это не всенародная любовь к тебе. Это в первую очередь зависть менее удачливых коллег. Это пара-тройка шизофреников, которые будут следить за каждым твоим шагом, превратно истолковывать твои слова и с нетерпением ждать, когда ты оступишься.
Успех – это постоянный страх: а вдруг сегодня ты не сможешь быть таким же интересным, как вчера? Вдруг «они» отвернутся от тебя?
Успех – это осознание, что у тебя нет иного пути, кроме карабканья вверх. Отход назад будет расценен как поражение, стояние на месте – тоже, уход в тень – тоже. Это ежедневное внутричерепное давление.
Успех – это резкие слова критиков и молчание друзей.
– Так ты этого хочешь? – спросил Кевин.
Зэк бросил трубку, не ответив. Я знала, что он сейчас упадет на диван и, пока никто не видит, заплачет.
– Налей еще мартини, – сказала я бармену.
Тот свинтил крышку у новой бутылки.
– Когда с фильма снимают – это еще ничего, – сказал Гриша. – Вот когда я служил в армии, нас заставляли быть донорами. Поначалу все очень ждали этого дня – нам за это давали спецпаек и никуда не гоняли. Но один раз сержант сказал, что надо разгрузить два вагона угля.
С утра сдали по двести пятьдесят грамм крови – и на разгрузку… Вот это да – трудно было.
Двое в автобусе, не считая собаки
Давным-давно, когда Бог уже наигрался Вселенной и забросил ее под кровать, от небесного рая по хозяйскому недосмотру отвалился кусочек и упал в Тихий океан. Так появились на свет Гавайи.
Стоит сойти с самолета, вдохнуть карамельный воздух, и сразу становится понятно: все так и было. Здесь море синее неба и птицы пестры и болтливы. Здесь у каждого листа мания величия…
В аэропорту, перед самым вознесением в рай, я чуть было не потеряла Зэков фотоаппарат. Положила его в пластмассовый тазик, отправила на досмотр, а забрать обратно забыла. Муж хватился его уже перед самой посадкой.
– А-а-а! Мать-перемать!!!
Фотоаппарат нам вернули, а вот Зэково благодушие так и затерялось где-то в коридорах аэропорта.
– На фига ты книжку купила? Все равно читать не будешь. Бу-бу-бу… Бя-бя-бя… – Брови сдвинулись, губа оттопырилась совочком. – Пятнадцать долларов стоит. Тебе что, деньги некуда девать?
После крушения надежд кто-то впадает в апатию, кто-то уходит в запой, а Зэк заболел жадностью. Ему было жалко всего: трех долларов за парковку, воды в раковине… Нашел в море позеленевший цент, оттер песочком и положил в карман – на черный день.
Больше всего его огорчал фонтан под нашими окнами: туристы накидали туда мелочи. Зэк выбирался на балкон и производил подсчеты:
– Двадцать девять долларов пятнадцать центов. Можно стейк в ресторане заказать.
Впрочем, ходить по ресторанам он отказался с самого начала:
– Дорого. Нам на дом копить надо.
Я попыталась спросить его, на фига лететь на Гавайи, если все равно собираешься сидеть в номере и копить денежки, но ответа не последовало.
– Прикинь, даже на экскурсии ездить отказался! – сообщила я Мелиске по телефону.
Но вместо того, чтобы посочувствовать, она захохотала:
– Это я его сглазила! Жадность – лучшее средство от женщин. Так что ты его скоро бросишь.
От жалости к Зэку мне хотелось плакать.
Я специально потащила его на Гавайи – хотела, чтобы он немного развеялся и пришел в себя. Но он решил, что у него жизнь не удалась, и слово его было крепко.
Вечером я разглядывала рекламные проспекты:
Летать над океаном на парашюте – я и с доплатой не полечу.
Хождение по джунглям с экскурсией – прикольно, но лень.
Подводное плавание, встреча восхода, встреча заката, путешествие в кратер вулкана, полет на вертолете…
– Так ты поедешь хоть куда-нибудь? – спросила я Зэка.
– Нет.
– А я поеду.
– Это твой выбор.
Зэк хотел, чтобы я сидела в номере и горевала вместе с ним.
Мне на глаза попался очередной проспект: «Если вы скучаете по песику, оставшемуся дома, мы сдадим вам в аренду собачку на любой вкус. Наши дружелюбные и ласковые питомцы с удовольствием составят вам компанию во время путешествия на Хану».
Я подумала, что кто-нибудь дружелюбный и ласковый мне сейчас точно не помешает.
Чтобы не травмировать Зэка еще больше, я вышла на балкон и прикрыла за собой стеклянную дверь.
– Алло! Это вы собак в прокат сдаете? Я завтра собираюсь на Хану, и мне нужен какой-нибудь малогавкающий уродец.
– А я не подойду? – спросил знакомый голос сверху.
Я подняла голову. На балконе этажом выше стоял Пол.
– Ты чего сюда приперся?!
– Захотел.
Я обернулась на Зэка. Он все так же сидел в кресле и смотрел телевизор. Вернувшись в номер, я схватила полотенце.
– Пойду в джакузи посижу.
– Как ты узнал, где я остановлюсь? – накинулась я на Пола.
– Мне Мелисса сказала.
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга.
– Слушай, ты выбрал самое плохое время, – первой не выдержала я. – У Зэка проблемы: он потерял работу, на которую очень рассчитывал. Ты понимаешь, что у него крыша поедет, если он подумает, что и я его предаю…
Пол испустил вздох сочувствия.
– Да-а, хреново ему.
– Ну тогда не трепи ему нервы!
– Как скажете. Я отправлюсь с тобой в Хану, и он даже не узнает о моем приезде.
Есть мне прощение? Наверное, нет.
С Зэком ТРУДНО. Его так легко было любить, когда он светился изнутри, когда строил грандиозные планы, кормил меня пиццей и говорил, что ему нравятся упитанные кокотки… В последнее время он начал пахнуть больничной палатой. Почему-то так получается, что с ним и говорить-то положено только о «болячках». Иначе неуважение к горю получается.
Удирая с Полом на Хану, я думала о женщинах, которые бросают мужчин в беде: во время болезни или финансового краха… Конечно, кто-то бежит от проблем, но многие уходят по другой причине. Бывает, неудача ломает людям становой хребет. На месте теплокровного родного существа появляется привидение, а жить в доме с привидениями – на это не у всех нервов хватит.
Запомнить, зарубить себе на носу! Что бы ни случилось: переедь меня трамваем, разбей паралич – всегда держать хвост пистолетом! Уныние – это хуже ядерных отходов. Потому-то с ним в рай и не пускают – чтобы не портить экологию.
– Ты едешь сам по себе, а я поеду со своей временной собакой, – сказала я Полу.
– Ага. Ты меня не знаешь, я тебя тоже. Познакомимся в автобусе.
Пункт собачьего проката располагался в каких-то лопухах – забор, рыжая вывеска, менеджер-филиппинец в галстуке.
– Осень хоросий собачка, – раскланивался он. – Послусный, веселый. Осень смесной.
– А зовут как? – спросила я, глядя на мелкое лопоухое создание с мокрыми глазами.
– Слуга Императора.
Когда я подрулила к отелю, у крыльца уже стоял автобус с надписью «Дорога на Хану». Водитель открыл дверь.
– Утро доброе, э?
На груди у него гремела дюжина всевозможных амулетов, а на руке красовалась татуировка мертвой головы.
– Давай, собачка, запрыгивай в автобус.
Но Слуга Императора тупо смотрел перед собой и не собирался двигаться с места.
– Эй! Нам ехать надо!
Я потянула Слугу Императора за ошейник. Чувствуя, что его отдирают от земли, он отчаянно забил лапами и заплакал во весь голос.
На нас стали смотреть швейцары и прохожие. Туристы заполонили проход автобуса.
– За что собаку мучаем?!
– Никто ее не мучает! – оправдывалась я. – Я не могу ее здесь бросить – за нее деньги уплачены.
– Давайте его сюда, мэм! – Пол растолкал плечом граждан и взял на руки трясущегося пса. – Здрасте. Меня, между прочим, Пол зовут. А вас?
Совместными усилиями мы запихали Слугу Императора под переднее сиденье.
– У вас очень знакомое лицо, – продолжал измываться Пол. – Такое ощущение, что я где-то вас видел.
Я прислушивалась к стенаниям под креслом.
– Чего это с ним стряслось? Он что, водителя испугался?
– Наверное, он просто не любит дорогу на Хану, – отозвался тот. – Там шестьсот поворотов на пятьдесят миль, э?
Водитель Дэнис говорил много, жарко и, по обычаю местных жителей, пересыпал свою речь вопросительным «э?».
– Ну что же ты так едешь, дядя? Может быть, ты тетя, э?
Дорога змеилась по склону горы, временами ныряя в тропические заросли как в туннель. Маленькие домики на сваях. Все железное – ржавое.
– У нас второе по влажности место на Земле, – похвалялся Дэнис. – В горах каждый день – по полтора дюйма осадков, э? Все ржавеет в единый момент.
Мы заметили на обочине несколько брошенных автомобилей – все цвета густой охры.
– Дорога очень узкая, ни один автоэвакуатор не пройдет. Поэтому если авария – то все, э?
– Ой-ой-ой! – переживал под сиденьем Слуга Императора.
…Наш автобус забрался на дикую высоту. Через каждые 200 метров – шаткий мостик, построенный в позапрошлом веке. Справа, в футе от окна, глухая каменная стена; слева, тоже в футе, пропасть. Кажется, я поняла, зачем Дэнису амулеты.
Автобус вихлялся из стороны в сторону. Скорость – 15 миль в час.
– Здесь должны водиться динозавры, – сказал Пол.
Дэнис рассмеялся:
– Между прочим, тут «Парк юрского периода» снимали.
Остановка. Из воды торчали черные кости лавы; волны бились о берег. Смотришь – и чувство, как во время салюта на 4 июля: еще залп! Еще!
Закруженные головы, потрясенные глаза. Мы щелкали фотоаппаратами, а Дэнис хвастался островом, как родитель сыном-отличником:
– А вы спуститесь вниз! Видите – пещера в скале, э? Давным-давно в ней жила прекрасная принцесса, сбежавшая от злого мужа. Он нашел ее и убил, и в память о том вода здесь становится красной от крови.
«Кровь» – это микроскопические рачки, но все равно трепетно.
Слуга Императора выходить из-под сиденья отказался. Пол заглянул к нему в укрытие.
– Ты бы хоть пописать сбегал.
Тот посмотрел на него, как на гестаповца.
– Мардж, ты где взяла это уебище?
– Мне сказали, что он веселый.
– Ага, обхохочешься.
Город Хана – это зажравшиеся коровы и плантации ананасов вдоль «улиц»… Но мэрия и почта все же имеются – как и во всех городах.
Обедать нам надлежало на ферме орхидей. Хозяйка – о, чтоб я так выглядела в шестьдесят! – повела нас смотреть плантацию. Семь тысяч орхидей – пахучие, лечебные, просто красивые – доставка в течение двух дней в любую точку планеты.
Муж ее – безумный художник – развлекал себя тем, что делал «искусство». Перед домом все было заставлено гениальными произведениями: «Пальма» – из удочек и стоек от палатки, «Космический корабль» – из обожженных бензиновых бочек…
Он страстно советовал всем купить его «Пальму». «Космический корабль» на продажу не шел – видать, самому был нужен. Впрочем, дядька так готовил мясо, что ему все прощалось.
Я принесла Слуге Императора еды.
– Вылезай, есть будешь на улице. А то ты весь автобус загадишь.
Он некоторое время размышлял, а потом по стеночке выбрался наружу.
– О, мистер Сайто опять Слугу Императора в аренду сдал! – воскликнула хозяйка орхидей.
Оказалось, что на прошлой неделе Слуга Императора приехал на ферму с очередной партией туристов и, пока все обедали на веранде, решил поспать в тени «Космического корабля». Уперся задом в стенку, бочки повалились и, улепетывая от них, Слуга Императора угодил в компостную яму.
Вылавливали его подсаком, снятым с ветвей «Пальмы», и мыли с помощью садового шланга.
– Он теперь даже языка собственного боится, – сказала хозяйка. – Высунет от жары, глаза скосит: «Ой, мама, что это?!» – и драпает со всех ног.
– Надо сказать мистеру Сайто, чтобы сдал его в аренду в психушку, э? – проговорил Дэнис. – Его пациенты полюбят за общность интересов.
– Давай отдадим его Зэку! – хихикнул Пол, за что тут же получил пинка.
Туристы прониклись к бедняге сочувствием и скормили ему все купленные по дороге бананы. Слуга Императора трясся и жадно лопал.
Домой вернулись, когда уже стемнело. Собаку сдала с рук на руки. Передала мистеру Сайто совет Дэниса…
Изменила я Зэку или нет? Поехала с конкурирующей фирмой на экскурсию, фотографировала Пола у водопадов…
Подойдя к гостинице, я увидела их обоих – каждый стоял на своем балконе и не видел другого. Я помахала им рукой.
Перед сном Зэк сказал:
– Сегодня смотрел по телику фильм «Герой». Там главный мужик говорил главной тетке: «Ничто не разлучит наши мечи!» Давай тоже придумаем себе какой-нибудь девиз?
– Какой?
– Ну… «Ничто не разлучит наши зубные щетки в стаканчике в ванной!»
Чужая жена и муж в ванной
Я выторговала у Пола обещание не появляться на глаза Зэку в обмен на ежедневные прогулки. Пол не мог отказать себе в удовольствии подразнить меня. То пропрется мимо, загораживаясь доской для серфинга, – подождет, когда Зэк отвернется, и давай стучать по часам и посылать воздушные поцелуи… То намажет рожу лечебной глиной, нацепит плавательную шапочку и плюхнется рядом на шезлонг.
Впрочем, мой муж ничего не замечал. Агент прислал ему новый сценарий с киностудии Диснея и предупредил, что пробы назначены на 1 ноября.
– Мне репетировать надо. Давай ты без меня погулять сходишь? – каждое утро просил Зэк.
Я соглашалась. Довольный супруг мчался в ванную, к зеркалу, и вскоре из-за двери начинали доноситься цветистые проклятия:
– Ненавижу тебя! Чтоб у тебя из штанов мухи вылетали!
Мы же с Полом проводили дни на пляжах или мотались по Фронт-стрит, заставленной лавками «Сувениры» и «Ювелиры».
Между нами ничего не происходило. Мы просто придумывали себе всевозможные игры. Наблюдали исподтишка за посетителями ресторана – что они делают, о чем говорят. А потом пытались расшифровать их судьбы.
В первый раз мы подглядывали за женщиной, ссорившейся с мамой по телефону. Отгремев, она положила трубку на скатерть, долго смотрела на нее, а потом начала лихорадочно звонить: одной подруге, другой, третьей… Но никого не было на месте, и она всем оставляла отчаянные сообщения: «Перезвони! Ты очень нужна мне!»
Еще была старушка – совершенно марсианское существо: сухие ящерицыны лапки, желтовато-прозрачная кожа – словно пленочки из граната. Она села за стол, разложила салфетку на коленях… Я никогда не видела, чтобы женщина так красиво ела. Такое изящество бывает разве что в танце.
Впрочем, хитом сезона, без сомнения, стали мальчишки, пересказывавшие друг другу «Звездные войны».
– Этот – о! У него – во! Он как даст ему!
– Да не ври! У него лазерный меч!
– А я и говорю: о!
Махание руками, выпучивание глаз – и всем все понятно. «Камеру мне!» – рыдал Пол.
Мы всем придумывали биографии: прошлое и настоящее. И это было безумно увлекательно.
В последний вечер мы бродили по местном молу: внизу, в патио, – живая музыка, по сторонам – арт-галери. Красота!
– Здравствуйте, я представитель Церкви Объединения.
Перед нами стоял мальчик в отутюженной рубашке и бойскаутовских шортах. Лицо, насквозь пропитанное святым духом.
– Я приглашаю вас посетить наше молитвенное собрание и лекцию по пропаганде целомудрия до брака.
Мы с Полом переглянулись, стараясь не заржать.
– А вы, молодой человек, сами придерживаетесь целомудрия? – строго спросил Пол.
– Да!
– И что, вам никогда не хотелось его нарушить? Вот перед вами стоит женщина, – он показал на меня. – У нее ноги голые, декольте опять же. И ничего?
Юноша кротко вздохнул.
– Я пойду… Извините…
– Эй, куда же вы? Вы нам еще не рассказали про свою Церковь!
– Догони и запишись на лекцию, – сказала я Полу.
– На фига?
– Ну ты же придерживаешься целомудрия до брака.
Пол расплылся в улыбке:
– Ой, я не могу – соблазнительница! Нет, душа моя, с тобой мы будем страстно дружить. А за сексом – это к мужу.
Ночью, когда Зэк уже спал, я прошерстила весь Google, задавая в поисковой строке «Пол Вардлоу + голубой», «Пол Вардлоу + бывшая же-на», «Пол Вардлоу + анонимные алкоголики, импотенты, извращенцы, психопаты, пикаперы» и т. п.
Совпадения нашлись только на «Пол Вардлоу + мудак», но это написал адвокат, продувший ему процесс.
Мы
Есть у нас с Мелиской ритуал: сделать себе по коктейлю с зонтиком и отправиться в джакузи. Сидишь, как в кастрюле с супом варишься. Над головой – пальмы, вдали – горы. Жизнь, как обычно, хреновая.
Мы вываливаем друг на друга проблемы и обмениваемся дурацкими советами.
– Ремонт в доме полгода идет, – жалуется Мелисса. – Я Тедду каждый день долдоню: «Когда ванну покрасишь?» Все стены уже в пятнах. Дети им глаза пририсовали – у нас теперь не санузел, а паноптикум какой-то. Вчера Тедд пришел с работы и тут же за компьютер. Я ему ведро с краской на стол – бац! А он меня слушал, слушал… а потом начал краску жрать.
– Отравился?!
– Ага, как же… Пошел в туалет блевать – дверью хлопнул так, что зеркало грохнулось на раковину. Теперь руки негде помыть.
Мы думаем, что делать. Мелиска замужем уже 13 лет – разводиться глупо, но так жить нельзя.
– Он специально детей к себе приучил. Как играть – так он первый, а как ругаться – это к маме. Детей воспитывать – я, ремонт делать – я, кошку сдохшую закапывать – тоже я.
Тедд хороший мужик, только пофигист страшный. Впрочем, другой бы на его месте не выжил.
Мелиске жалко себя до слез.
– Вот почему одни люди заставляют тебя быть сукой, а другие – зайкой? Я уже с Теддом не могу по-другому разговаривать – только тявкаю. Он специально меня раздражает.
Я вспоминаю строчки великого Кови.
– Люби его.
– То есть?
– Любить – это глагол. Заботься о нем, говори нежности…
– Я не могу любить по приказу!
Мы переходим к моим бедкам. Я рассказываю сначала о Поле, который хочет со мной дружить, потом о Зэке.
– Он мне каждый раз говорит одно и то же: «Как хорошо, что ты вернулась!» Не знаешь, что и делать: то ли орать «Дурак!», то ли действительно сбежать.
– Как у него дела с фильмом?
– Неизвестно. Пока устроился официантом в ресторан. Хочет деньги за Гавайи отдать.
Мелиска советует то же, что и всегда:
– Да брось ты его к едрене фене! На кой черт он тебе сдался?
– Не могу.
Мы умолкаем. Посасываем мартини и думаем о своем.
В последнее время у меня тоже возникает ощущение, что Зэк меня бесит.
Вчера описывала ему свою школу: как завучиха ругала нас за отсутствие сменной обуви и неправильные прически.
– Всегда ненавидел частные учебные заведения, – отозвался Зэк. – Особенно религиозные. Это была католическая школа, да?
Убить бы! Или наоборот – прижать к груди и плакать.
Никакая я не королевишна. Я простая русская баба, у которой на любви, как плесень, нарос толстый слой жалости.
Психология бессознательного