Сумерки зимы Марке Дэвид
— Подтвердился рассказ твоей вчерашней подружки. Следы заживления на ключице, с той же стороны. Патолог едва сумел различить их под нагромождением новых ран, но следы есть. С Дафной такое произошло не впервые.
— И что же нам делать с этой информацией, мэм? Вы сообщили группе?
Она кивнула.
— Неизвестно, будет ли толк, но потянуть за эту ниточку все же стоит. О детстве Дафны мало кто знал, и все это может оказаться кошмарным совпадением, но мне в такое верится с трудом. Колин Рэй проглотил всю историю, не разжевывая. Стоило мне заговорить, и он тут же выдумал свою версию: убийство совершил какой-то беженец из Африки, решивший закончить однажды начатое. Уходя, бормотал что-то насчет иностранцев, занятых грязными делишками в нашем чудесном Йоркшире. Сомневаюсь, чтобы он верно ухватил суть.
Макэвой не ответил. Та же мысль посещала и его самого.
— По заключению токсикологов, уровень алкоголя в ее организме соответствует глоточку вина причастия. Еще у нее была легкая простуда. И она была девственницей.
Фарао отвернулась, не в силах продолжать.
— На тебе телефонные звонки, — бросила она через плечо, направляясь к лестнице. — Считай себя офисной крысой, если хочешь. Просто убедись, что констебли и службы поддержки не ляпнут ничего лишнего. Мне нужно еще раз встретиться с семьей Дафны, потом придется поболтать с местной «Дейли мейл». Главный констебль ждет доклада в три часа. Будто есть чем его обрадовать. А если выкроишь пяток минут, нам еще нужно просмотреть уйму материала с камер слежения.
Уже на лестнице Фарао оглянулась и произнесла тоном скорее дружеским, чем начальственным:
— Тебя поздравляли с удачной зацепкой. Думаю, тебе стоит знать.
Все это было два часа тому назад, и остаток утра радости не принес. Те несколько звонков, что он принял, настроения тоже не подняли.
Мысли Макэвоя вновь и вновь обращались к Фреду Стейну. Было в истории с его гибелью нечто не просто странное, а почти зловещее. Чувство вины Макэвой еще мог бы понять. Сам знал, каково это — выжить в ситуации, когда остальным повезло куда меньше. Но чтобы восстанавливать нарушенный баланс таким драматичным, почти театральным способом? Увязаться за съемочной группой? Прятать в багаже спасательную шлюпку? Он слишком мало знал о Фреде Стейне, чтобы разбираться в мотивах, но опыт подсказывал: бывшие моряки-рыболовы не часто доходят в своих эскападах до подобных крайностей.
Макэвой вышел в коридор и оставил голосовое сообщение для Кэролайн Уиллс — репортерши, умудрившейся потерять звезду своего фильма в семидесяти милях от побережья Исландии.
Вернулся к своему столу. Оперативный штаб понемногу обретал рабочий вид. Вдоль одной стены выстроились шкафы для папок, столы расставлены строго попарно, как скамьи в автобусе, а на карте у запыленного окна со вчерашнего дня явно прибавилось булавок: достоверные и вероятные точки, где видели подозреваемого, а также догадки следователей. Один из полицейских тихо говорил по телефону, но по мимике и жестам было ясно, что звонок не предложит новой многообещающей версии. Макэвой получил с дюжину сообщений от Тремберг, Киркленд и Нильсена, старавшихся держать его в курсе своих перемещений. Нильсен заканчивал опрос последних свидетелей из списка, заодно теряя последние крупицы терпения. Эти люди ничего не разглядели толком. Они слышали, но не слушали. Видели само убийство, но им невдомек, откуда взялся душегуб и куда подевался потом.
Софи Киркленд пропадала в техотделе, изучала содержимое жесткого диска из компьютера Дафны Коттон. Пока что ей удалось выяснить немногое: жертва нередко посещала сайты, посвященные тонкостям христианского учения и Джастину Тимберлейку.
Макэвою было скучно, хотя признаваться он бы в этом не стал никому. Заняться текущими делами он не мог, поскольку все документы остались в кабинете на Прайори-роуд, а оперативники, вопреки его сомнениям, приноровились обращаться с базой данных, так что ему ровным счетом нечего было делать, даже систему чистить не нужно.
В кармане подал сигнал мобильник. Исходящий номер скрыт. Макэвой откинулся на стуле и с готовностью ответил на звонок:
— Сержант уголовной полиции Эктор Макэвой.
— Знаю, сынок. Тебе и звоню. — Это был детектив-инспектор Колин Рэй.
— Да, сэр. — Он выпрямлялся, поправил сбившийся галстук.
— Я так понял, Фарао еще занята?
— Полагаю, готовится к интервью с «Мейл»…
— Весь вечер на арене, да? В свете прожекторов?
Макэвой молчал. Полагалось тихонько фыркнуть из вежливости, дабы польстить начальству. Но шуточка в адрес Триш Фарао откровенно не понравилась Макэвою.
— Вы что-то хотели, сэр?
Голос Колина Рэя тут же изменился. Налился агрессией.
— Да уж, сынок, есть такое дело. Можешь передать ей, что мы с Шез тащим кое-кого в участок. Невилла-расиста. Пьет в «Кингстоне». Просто согласился поболтать, так что не спеши с пресс-релизом. Хочу дать типчику оглядеться в комнате для допросов, может, это как-то расшевелит ему память.
Сердце у Макэвоя забилось чаще. Он вскочил, едва не уронив телефонный аппарат.
— Какая связь с нашим делом?
— Ему не по душе иммигранты, нашему Невиллу, — ответил Рэй. — А точнее, он ненавидит этих ублюдков. И нрав у него тяжелый. Эта твоя училка заставила меня задуматься. Думаю, наш Невилл захотел преподать кому-то из них урок, так что решил мочкануть одного и свалить на другого. Чтобы выглядело незавершенным делом, тянущимся из Африки или откуда там еще. От «Кингстона» до площади Святой Троицы всего-то сотня ярдов, и бармен Терри припоминает, что в субботу Нев отсутствовал добрый час. Вовсе на него не похоже, обычно сидит до закрытия. Невилл уверяет, будто ходил за подарком для внучки, но…
— Внучки? — В голосе Макэвоя прозвучало недоверие. — Сколько же ему?..
— Под шестьдесят. Здоров как бык, между прочим.
— Инспектор, я столкнулся с тем парнем лицом к лицу. Мужчина в расцвете сил. Быстрый. Я не думаю…
— Просто передай это Фарао, когда та кончит самолюбоваться.
Гудки в трубке.
Макэвой уткнул лицо в ладони. В голове шумело. Неужели все так просто? Типичное преступление на расовой почве? Старый мракобес попросту сбросил накопившийся пар? Макэвой попытался прикинуть, чем обернется расследование в этом случае. Заметят ли его, пусть не такой явный, вклад в следствие? Не повысят ли Колина Рэя, сделав его выше Фарао?
Он посмотрел в окно. За серым от пыли стеклом свежий бриз раскачивал голые ветви набросанных углем деревьев. Приближалась буря. Как бы снегопад не обернулся настоящим бураном.
Снова зазвонил телефон.
— Макэвой, — буркнул он в трубку.
— Сержант? Здрасьте, это Кэролайн Уиллс. Из «Вогтейл продакшнз», помните? Я только что освободилась. Чем могу помочь?
Макэвой придвинул блокнот, зубами стащил колпачок с шариковой ручки. Сосредоточился на судьбе Фреда Стейна.
— Спасибо, что перезвонили, мисс Уиллс. Это насчет мистера Стейна.
— Вот как? — В голосе разочарование. — Я-то надеялась, речь пойдет о деле Дафны Коттон.
Макэвой стукнул по зубам ручкой — напоминание себе не сболтнуть лишнего.
— Вы в курсе текущего следствия?
— Вы расследуете ее убийство, — беззаботно сказала мисс Уиллс. — Кошмар какой-то, верно? Бедняжка.
— Да. Но вернемся к Фреду Стейну.
— Да-да, тоже печальная история. Симпатичный был старичок. Мы быстро нашли с ним общий язык. Но вы работаете в уголовном отделе, я верно поняла? В Гулле? Так при чем тут…
— Сестра мистера Стейна живет неподалеку. Обстоятельства его смерти вызвали ряд вопросов, и я обещал сделать все, что в моих силах, чтобы найти ответы.
— Она что, замужем за главным констеблем? — рассмеялась мисс Уиллс, звонко и мелодично. Звучный говорок среднего класса. Наверняка южанка. Проницательная. Мысленно Макэвой определил ее возраст как тридцать с хвостиком.
И решил подыграть:
— Ее супруг — член совета при Управлении, раз на то пошло. Дотанцевал до председательского кресла, когда ему еще не было шестидесяти.
— Ага. Теперь все ясно.
— Итак, что вы можете рассказать?
— Ну, я уже дала показания исландским властям и должна буду выступить перед коронером, когда откроется слушание, но о случившемся я знаю так мало, что, в общем-то, нетрудно и пересказать. Если коротко, я управляю небольшой телекомпанией, мы снимаем документальное кино. Занимались кое-какими проектами и на эфирном телевидении, но большинство наших фильмов показывают кабельные каналы. Лет пять тому назад снимала программу о крушении «Данбара». Провела какое-то время в Гулле. Бог ты мой, что за местечко.
Макэвой услышал собственный смешок.
— Подходящее описание.
— Вот-вот. Такой приземленный. Настоящий северный город. Надеюсь, это не звучит слишком глупо.
— Все верно. У обеих ног по гончей, а на плече мешок картофельных чипсов. Все северяне одинаковы.
— Ха, мою мысль вы ухватили, — фыркнула она.
— Что такого интересного в «Данбаре»?
— Этот супертраулер затонул еще в конце семидесятых, во время яростного шторма у берегов Норвегии. Долгие годы среди рыбаков Гулля ходили разные слухи. Поговаривали, что «Данбар» был судном-шпионом времен холодной войны и заходил в русские воды, чтобы фотографировать корабли неприятеля. Кое-кто уверял, что вся команда «Данбара» до сих пор жива и гниет в каком-нибудь русском ГУЛАГе. Даже когда местная рыболовецкая флотилия всплыла брюхом кверху, разговоры о судьбе «Данбара» не утихли, пока представитель города в парламенте не решил выполнить одно из предвыборных обещаний и не настоял на официальном расследовании. Впрочем, точку так и не поставили. «Данбар» действительно ушел на дно Баренцева моря. Тела моряков были найдены на его борту. Но были ли среди них сотрудники разведки? Никто не мог ответить толком. Золотая жила для таблоидов и приверженцев теорий заговора.
Янки обожают все, что напоминает им о холодной войне. Мы подкинули идею одному каналу в Штатах. Сами знаете, как это подается: были ли отважные йоркширцы шпионами в стане Советов? Не красные ли заставили их замолчать? Думаю, американцы соскучились по старым добрым временам. В любом случае наживку они заглотили, так что в последние дни слушаний я ходила на заседания комиссии как на работу. Милейшие люди. Один парень, Тони Как-бишь-его, насквозь пропах пепельницей. Между прочим, программа так и не вышла в свет. Нам все равно заплатили, но для фильма не нашлось места в сетке передач.
В прошлом году я просматривала старые материалы. То, что не пошло в эфир. Поглядела программу о «Данбаре» и поняла, какая это была интересная маленькая история. Не чепуха про холодную войну, а люди, которых затронуло крушение. Их судьбы. Их рассказы. Я кое-что почитала и быстро сообразила, что скоро сорок лет с той Черной зимы. Четыре траулера за несколько дней. Кошмар. Я просмотрела старый список контактов и попыталась связаться кое с кем из старперов, кого видела на слушании. Ну, сами понимаете, как это бывает. Люди переезжают с места на место. Хотя, немного поковырявшись, я отыскала Расса Чандлера. Он больше писатель, чем журналист, но свое дело знает. И уж точно разбирается в рыбном промысле. Он-то и рассказал мне про Фреда Стейна — единственного, кто спасся. Отличная находка для программы о Черной зиме, с выходом в современность. Узнав, что Фред никогда не рассказывал о случившемся, мы вытащили чековую книжку. Поручили Рассу разыскать его. Сделали предложение, заключили сделку, и хлоп-хлоп-хлоп — уже ищем контейнеровоз, который доставит нас в Исландию.
Макэвой кивал, слушая. Он перестал делать заметки. Поймал себя на мысли, что ему нравится манера этой женщины говорить.
— В общем, так и вышло. Мы прислали машину. Обо всем договорились. Встретили у трапа, или как это у них называется. Совершенно потрясный старикан. Набит анекдотами. Просто находка. Мы планировали сделать серию интервью во время путешествия, а потом он бросил бы в воду венок на месте трагедии. Прекрасная сцена для концовки. Но после того, что задумывалось как заключительное интервью, он разволновался. Вышел на палубу подышать свежим воздухом и не вернулся. Два дня спустя, уже дойдя до исступления, мы услыхали по радио, что его нашли в дрейфующей спасательной шлюпке. Умер от переохлаждения и травм грудной клетки…
Она умолкла.
— Говорите, Фред разволновался? Достаточно, чтобы покончить с собой?
— Не сказала бы. Но раз уж он захватил с собой шлюпку, должно быть, все было спланировано давным-давно. Не припомню, чтобы он сгружал ее, и я узнавала в таксопарке, который доставил его на пристань, там тоже не думают, чтобы он волок с собой шлюпку, но люди вечно ошибаются, вечно забывают всякие мелочи. Очевидно, лодка, пока ее не надули, вполне могла сойти за чемодан среднего размера. Просто-напросто откидываешь замки, дергаешь за ручку, и она мгновенно надувается. Там твердая средняя часть, так что, вполне возможно, ребра у старика сломались при ударе о днище. Сложно сказать. И надо заметить, капитан сухогруза не сильно радовался нашему присутствию, большинство разговоров велось на исландском, так что попытки выяснить, что же там случилось, успеха не сулили.
Макэвой снова кивнул. Полнейшее отсутствие логики.
— И что же произошло, на ваш взгляд?
— На мой? Думаю, Фред сам свел счеты с жизнью. Не знаю только, чувство вины его доконало или старость дала понять, что время самое подходящее. Он ведь прожил сорок лет, которых, по его мнению, не был достоин. Может, не считал, что прожил эти годы правильно. В любом случае, печальная история. Но по крайней мере, о нем будут вспоминать.
— Что вы имеете в виду?
— Наш документальный фильм. Беседы просто поразительные. Такие волнующие, трогающие за душу. Я могу отправить их вам, если интересно.
Макэвой опять кивнул, не сознавая, что собеседница его не видит.
— Да, благодарю вас.
Оба помолчали.
— Вам бы с Рассом пообщаться, если и правда хотите заполнить пробелы, — посоветовала мисс Уиллс. — У этого парня отменный нюх, это он нашел для нас Фреда. До мельчайших подробностей знал всю историю. И писатель что надо. Скучаю по нему.
— Отчего? То есть где же он?
— Расс хотел отправиться с нами в море, но мы ни за что не смогли бы его застраховать.
— Вот как?
— Да, он немного…
— Что?
Мисс Уиллс тихо засмеялась.
— Разболтанный, — сказала она, отсмеявшись. — Он пьет. Хотя нет, это Оливер Рид пил, Эми Уайнхаус пила. А Расс бухает по-черному. Вы в жизни своей не видели ничего подобного. А еще выкуривает в день по три пачки, не меньше. Это уже стоило ему одной ноги и скоро, наверное, оставит без второй.
— Похоже, свои пороки он лелеет.
— Не то слово. Хотя голоса, которые он слышит, куда опаснее. Сейчас Расс лечится в частной клинике в Линкольншире, это что-то среднее между просушкой и психушкой. Расс отличный персонаж, но жизнь ему выпала та еще. Горечи ему не занимать, но кому ж не по сердцу пинта горького со стопкой виски вдогон? Впрочем, пообщаться с ним стоит.
Столько всего о Фреде вам никто другой не расскажет. Да мы и не сумели бы его отыскать, если б не Расс. Жаль только, он сам выписывает чеки за свое лечение.
Макэвой оглядел комнату. Полицейские все так же расшифровывали телефонные беседы и регистрировали звонки. Заняться тут решительно нечем. А внутренний голос все настойчивее твердил, что услышанное только что очень важно.
Макэвой зажмурился, уже сожалея о принятом решении.
— Посетителей он принимает?
Глава 2
15.22. Поместье Линвуд.
Дремучая глухомань где-то в Линкольншире.
Два часа езды от дома.
А что, шикарно, думал Макэвой, пока его машина в плавном развороте останавливалась на площадке у импозантного строения красного кирпича. Полюбовался дубовыми створками огромных парадных дверей, роскошной плиткой крыльца.
Приспособленное под новые нужды здание викторианского поместья располагалось на четырех акрах тщательно спланированных лесных угодий; увидев этот фешенебельный отель, Макэвой даже решил, что кликнул по неверной ссылке, когда, пробиваясь через ворох веб-страниц с координатами заведений душевного здоровья, наткнулся на нужный адрес.
Управляемая международной компанией, специализирующейся на лечении наркомании, эмоциональной неустойчивости и алкогольной зависимости, эта клиника сообщала на своем сайте, что их эффективность составляет 90 %. То, что могло показаться месяцем абстинентных мук, сайт подавал как эксклюзивный отдых в райском уголке.
До вечера было еще далеко, но небо уже начало меркнуть, и серое покрывало яростного снегопада, который вскоре заметет и Гулль, здесь уже прорвалось. Сверху валило конфетти пушистых белых хлопьев, и Макэвой мысленно поблагодарил свое длиннополое пальто, взбегая на крыльцо и чувствуя, как ветер хватает его за брючины.
В холле, за столом красного дерева, сидела улыбчивая женщина средних лет в белой блузе и с безукоризненно подкрашенными черными волосами. На блестящей полированной столешнице стояла ваза с букетом — герберы и гипсофилы. Слева от женщины — глянцевые брошюрки и прайс-листы в аккуратных стопочках. Взять рекламный проспект, разминувшись с нею, было невозможно. Как нельзя и не кивнуть, отвечая на эту приветливую улыбку. Еще сложнее уйти, не втянувшись в разговор и минут через двадцать не уверовав окончательно, что поместье Линвуд — наилучшая из клиник, куда только можно поместить себя, своих близких и свои сбережения.
— Добрый день. Хотя не такой уж и добрый, правда? Похоже, вы одеты по погоде. Как считаете, снег еще полежит? Нынешнее Рождество, пожалуй, и вправду будет белым. Уж сколько лет никак не случалось. Думаю, наших гостей это обрадует. В прошлый раз недовольных было хоть отбавляй. Чем могу помочь, хороший вы мой?
Только усилием воли Макэвой заставил себя не поддаться желанию отступить под почти физически ощутимым напором ее гостеприимства. Хотя женщина была стройной, она чем-то напомнила ему собирательный образ довольной жизнью пухлощекой викторианской поварихи с большими, белыми от муки руками и румяным лицом. Ему уже было жаль горемычных, едва переставляющих ноги пьянчужек, которым предстоит разговор с нею на пути к программе лечения. Еще секунд двадцать в ее компании, подумал Макэвой, и рука сама потянется к бутылке бренди.
— Я сержант уголовной полиции Эктор Макэвой. Подразделение особо опасных преступлений уголовного отдела полиции Хамберсайда. Мне бы хотелось…
— Особо опасных, значит? Разве не все преступления опасны? Вот, скажем, угон велосипеда едва ли покажется кому-то несерьезным деянием. Такое как раз случилось с моим племянником, и он, бедняжка, так расстроился…
Женщина за столом и не думала умолкать, и Макэвой едва удержался, чтобы не захлопнуть ей рот. Улыбка, ни на миг не покидавшая ее лица, поразительным образом не затрагивала глаз — точно освещенные окна давно покинутого дома.
— Я насчет одного из здешних пациентов, — встрял Макэвой, когда женщина сделала паузу, чтобы перевести дух. — Рассел Чандлер. Я звонил, но дозвониться не вышло.
— Ой, да без конца эти проблемы со связью. Непогода, скорее всего. С электронной почтой и интернетом у нас тоже сплошные перебои.
Макэвой раздраженно ворочал во рту языком, строил жуткие гримасы, надеясь напугать дамочку звериным оскалом. Этот денек успел его достать. Он, конечно, подстелил соломки, связавшись с помощником главного констебля Эвереттом и доложив ему, что Барбара Стейн-Коллинсон просит помочь прояснить обстоятельства смерти ее брата. Но разгневанная Триш Фарао все равно наорала на него, прознав, что офисная крыса покинула пост по заданию начальства повыше. «Мог бы и отказаться, кретин! — вопила она в трубку — Мы убийство расследуем, господи боже. Смотри, боком тебе это выйдет, Макэвой! На двух стульях не усидеть никому!»
А он еще подкинул дровишек в топку злости Фарао, передав слова Колина Рэя насчет ареста Невилла-расиста. Та, не дослушав, отключила связь.
— Рассел Чандлер, — твердо сказал Макэвой. — Как я понимаю, у вас есть такой пациент?
Улыбка на лице стража клиники погасла.
— Боюсь, эти сведения конфиденциальны.
Макэвой молчал. Просто рассматривал ее с выражением, способным расплавить экран компьютерного монитора.
— Это важно, — процедил он и понял, что и в самом деле так думает.
— Политика нашего учреждения — полная конфиденциальность, — гордо отрезала регистраторша.
Хотя от входа тянуло холодом, Макэвою было жарко, по шее скатывались капли пота. Конечно, можно затеять свару и к Чандлеру его наверняка пустят, но вдруг клиника подаст официальную жалобу? Что он скажет в оправдание? Чандлера никто ни в чем не подозревает. Он даже свидетелем не проходит, если разобраться. В лучшем случае он может оказаться источником общих сведений по делу, которое даже не классифицировано как криминальное. Да и кроме того, этично ли допрашивать кого-то в подобном месте? Где люди сражаются с собственными проблемами? Господи, Эктор, что ты такое творишь?
Он отступил от стола, растеряв вдруг всю самоуверенность.
— Простите, но я, кажется, расслышал свое имя?
Макэвой обернулся. На пороге стояли двое. Мужчина помоложе одет был по-спортивному: застегнутая до подбородка ветровка, плотно натянутая вязаная шапочка и тренировочные брюки, заткнутые в футбольные гетры. Он подпрыгивал на месте, лицо в оконце между шапкой и воротником куртки раскраснелось. Второй мужчина, пониже, был тощ, вылитый скелет. Одет он был в мешковатые вельветовые штаны, парусиновые туфли на резиновой подошве и пуховик прямо поверх майки с треугольным вырезом. Голова гладко выбрита, но ясно, что дело вовсе не в бритве; в темной бородке поблескивает седина. Глаза спрятаны за очками, и даже с расстояния в несколько ярдов видно, насколько грязные в них стекла.
— Наша привратница осложняет вам жизнь? — с улыбкой спросил скелет, дернув головой в сторону женщины за столом. Макэвой уловил легкий намек на ливерпульский говор. — Да, она свирепа, наша Маргарет. Верно ведь, милочка?
Макэвой покосился на регистраторшу, но та уткнулась в монитор, притворяясь, будто ничего не слышит. Чандлер уже успел пересечь холл и направлялся к нему.
— Расс Чандлер, — протянул он руку. Принимая его ладонь, Макэвой точно пожал пук сухих веток.
— Сержант уголовной полиции Эктор Макэвой.
— Это я уже понял, — с дружелюбной усмешкой сказал Чандлер. — В свое время делал кое-какую работенку в ваших краях. Был неплохо знаком с Тони Холтуэйтом. Как быстро все замяли, а?
Да неужто, черт подери, все до последнего в курсе?
— Я предпочел бы…
— Не робейте, дружище. Мои уста запечатаны. Хотя если у вас найдется при себе бутылка виски, то еще как откроются. — Он осклабился в сторону регистраторши: — Шутка, милочка, шутка.
Парень у входа продолжал энергично подпрыгивать.
Заметив взгляд Макэвоя, Чандлер обернулся:
— Давай двигай, сынок. Обычный маршрут. Не забывай работать руками. Увидимся у скамейки.
Кивнув, парень исчез. Макэвой слышал, как быстрые шаги удаляются по гравию. Вопросительно посмотел на Чандлера.
— Сосед по комнате, — пояснил тот. — Нас тут держат по двое, чтобы по ночам следили друг за дружкой, вдруг кому приспичит свести счеты с жизнью.
— Вы ведь увлекаетесь боксом?
— Не так давно книгу навалял об этом. Биографию одного спортсмена родом из Сканторпа, он провел пару сотен профессиональных боев. Неплохое чтение, кстати. Тогда и втянулся. А вы любите бокс?
— Немного боксировал в школе. И еще в университете. Сложновато было найти подходящего соперника, уговорить выйти со мною на ринг. Здоровее меня в спортзале никого не было.
— Я уж вижу, — без ехидцы улыбнулся Чандлер. — В любом случае, чем могу служить?
— Мы могли бы где-нибудь поговорить, мистер Чандлер? Это насчет Фреда Стейна.
Чандлер выпятил нижнюю губу, шевельнул бровями, демонстрируя изумление.
— Фреда? Не уверен…
— Это не отнимет много времени.
Чандлер отмахнулся, явно не тревожась о времени.
— Не возражаете, если мы пройдемся? Я обещал своему юному другу последить за секундомером.
Вполне довольный Макэвой благодарно согласился.
Спускаясь по ступеням в припорошенные снегом сумерки, Макэвой заметил, что его компаньон припадает на правую ногу. Вспомнил слова Кэролайн и скосил глаза вниз. Чандлер, заметив это, сказал просто:
— Ампутация. Умеренная плата за удовольствия, сигареты и рацион из бекона. Под штаниной протез. От души рекомендую всякому, кто мечтает похудеть. Отщелкиваешь нижний кусок ноги и сразу сбрасываешь полстоуна.
Макэвой не знал, как реагировать — то ли участливо похлопать его по плечу, то ли ободряюще хмыкнуть.
— Фред Стейн, — напомнил он, шагая по чисто выметенной гравийной дорожке к шеренге елей. — Вы слышали о том, что случилось?
— Да уж. — Вздох Чандлера сорвался в кашель. Сухой, нездоровый. — Бедняга.
— Кэролайн Уиллс рассказала, что вам первому удалось разговорить старика. Вы отыскали для них Фреда, вели переговоры.
— Что-то вроде.
— Когда вы встречались, ничто не указывало на то, что Фред намерен покончить с собой?
Чандлер остановился ярдах в пятистах от здания клиники. Оглянулся, убеждаясь, что никто не наблюдает за ними из открытых дверей, затем нагнулся и задрал брючину. Ухватился за колено и быстрым рывком отстегнул протез. Сунул руку внутрь и достал сигаретную пачку и зажигалку. Закурил, глубоко затянулся. Его жесты походили на сакральное таинство. Затем, все так же не говоря ни слова, пристегнул протез на место. Поднял к Макэвою лицо. Его улыбка была бы лукавой, не выгляди она столь пугающей.
— Заначка? — невольно рассмеялся Макэвой.
— Клиника заставляет при поступлении подписать обязательства, — презрительно сказал Чандлер. — Никаких сигарет. Никакого шоколада. Ни крошки сахара. Организм нельзя вычистить, если человек продолжает сыпать в себя токсины.
— А вы не считаете, что имеет смысл прислушаться?
— Что тут скажешь, сержант, я ведь и не сомневаюсь в их правоте. Но с пороками всегда так. Вредные привычки, они потому и вредные, что от них не избавиться.
— Но деньги, которые здесь берут за курс лечения, несомненно, убедительный довод, чтобы…
— Стараюсь изо всех сил. — Глядя в сторону, Чандлер выпустил длинную струйку дыма. — Уже трижды побывал в клиниках вроде этой. Выхожу, преисполненный радужных надежд, а в конце дня уже сижу в забегаловке, опрокидывая стакан за стаканом. Знаю, что этим кончится, делая первый шаг за ворота. А борюсь я именно с бесповоротностью. Сама мысль, что никогда не выкурю еще одной сигареты. Никогда не пригублю стаканчик. Так какой же тогда смысл?
— Ваше здоровье, разумеется…
— А ради кого мне оставаться здоровым? Я одинок, дружище. Ни детей, ни женушки, ни поклонниц, мечтающих переспать со мной. Мне самому приходится платить за то, чтобы публиковать собственные чертовы книжонки. — Последние слова Чандлер произнес с внезапной горечью. Макэвой заметил, как сжались его губы.
Макэвой быстро прокрутил в голове почерпнутые из интернета сведения об этом человеке. Он нашел его подпись под несколькими статьями на корпоративных веб-сайтах и на порталах общенациональных газет, но большинство ссылок вело к издательству с главным офисом где-то в Суррее. Расс Чандлер был автором нескольких книг, которые издал за собственные деньги. Некоторые посвящались эпохе расцвета рыбного промысла, предметом других была местная история; еще пара томов — о нераскрытых преступлениях в различных городах на севере. Книги сопровождала краткая биографическая справка: Рассел Чандлер родился в Честере в 1956 году и некоторое время служил в армии, прежде чем стать писателем; какое-то время проработал страховым агентом и офис-менеджером в фирме, занимавшейся автоперевозками. Успел пожить в Оксфорде, Восточном Йоркшире и Лондоне, теперь обосновался на востоке Англии. Его последняя книга, биография трех пилотов Королевских ВВС, во время Второй мировой вылетевших на своих тяжелых бомбардировщиках на Дрезден, увидела свет четыре года тому назад. Макэвой прочел выдержку из книги. И впечатлился.
— Я вас не выдам, — сказал Макэвой, глядя, как писатель затягивается сигаретой.
— Спасибо. — Тот отвесил театральный поклон и протянул пачку: — Курите?
— Нет, — мотнул головой Макэвой. И непринужденно добавил: — А вот жена курит.
Чандлер усмехнулся:
— Тогда, может, возьмете одну и угостите ее?
Макэвой ощутил, как внутри закипает гнев.
— Нет, благодарю. Она на восьмом месяце. У нас с ней уговор — не больше трех штук в день. И один бокал вина… — Он замолчал.
— Любит выпить?
Глаза Макэвоя наткнулись на пристальный, тяжелый взгляд спутника. Чандлер был заинтригован.
— То, как вы это сказали…
Макэвой пожал плечами. Ладно, вреда не будет.
— Мы уже теряли детей. Это наша четвертая попытка завести второго.
Чандлер положил руку на широкое плечо Макэвоя:
— Я бы за вас помолился, если бы хоть немного верил во всю эту хрень. Да вот не верю. Так что просто пожелаю самого наилучшего.
Макэвой неожиданно для себя улыбнулся. Благодарно кивнул, отвернулся, чувствуя, как подрагивают губы, а в глазах словно туман встал. А вдруг этот тип решил, что это Ройзин виновата в смерти их нерожденных детей?
— Сигареты тут ни при чем. И выпивает она не более одного маленького бокала. Знает, когда остановиться…
— А я вот не знаю, — тихо сказал Чандлер.
Макэвой спросил себя, не слишком ли усложнил себе этот разговор.
— Отец всегда говорил, тут дело в силе воли. Надо решить для себя, куришь ты или не куришь, и тогда останется просто следовать решению. Сам я не курю. Жена курит. Вот и все.
— Похоже, он был неглупым малым.
— И был, и остается таким.
— Тоже коп?
— Нет. Он фермер, их называют крофтерами, живет у озера Лох-Юи. Для вас — Западное Нагорье. Больше сотни лет на одном и том же участке земли.
— Правда? — оживился Чандлер. — Я читал об этих фермерах. Суровая жизнь, судя по рассказам.
— Именно. — Макэвой разрывался между желанием рассказать о своем детстве еще что-нибудь, поковырять эти так и не зажившие струпья, и желанием расспросить про Фреда Стейна. — Вымирающий образ жизни.
— Знаю. Фермы сейчас сплошь и рядом переделывают в коттеджи для туристов, как пишет «Таймс». Ваш родитель не надумал?
— Да он скорее отгрызет себе обе руки, — хмыкнул Макэвой. — Возделывает землю на пару с моим братом.
— А вам такая жизнь не по нраву? — Голос у Чандлера был вкрадчивый. Мягкий. Ободряющий.
— Я отдал ей десять лет. Потом уехал к матери. Городская жизнь. Или, по меньшей мере, то, что зовется ею в Инвернессе. Провел там около года. Потом уехал в школу-пансион, за которую платил отчим. Дальше Эдинбургский университет. Три курса из пяти. А потом это — полиция, Йоркшир, Гулль. Муж и отец. На севере я без надобности. Не думаю, впрочем, что и прежде был там полезен.
— Печально. — Судя по голосу, Чандлер сказал это искренне.
Какое-то время оба молчали, а потому вдруг оба разом вспомнили, что свело их тут.
— Итак?
— Ах да, Фред. Громкая была история. Когда все случилось, я еще в пеленках барахтался. Но я довольно долго работал в Гулле, так что наслушался россказней про Черную зиму. Короче говоря, имя Фреда Стейна я услышал много лет назад. Редакция «Йоркшир пост» располагалась тогда на Ференсуэй, и по стенам там висели газетные передовицы в рамках. Однажды я заглянул туда пропустить по банке эля с приятелем, который работал в «Сан» и снимал в редакции угол, и от нечего делать я прочел ту первую полосу из шестидесятых. Насчет единственного парня, которому повезло выжить. Их было трое в спасательных шлюпках, но только его отнесло к Исландии. Шатался там по берегу, пока не попался на глаза местному фермеру. Газеты подняли ту еще шумиху, когда выяснилось, что он жив. Когда все уже рукой махнули. И я просто отложил эту историю на полочку в своем мозгу. Там уже сам черт ногу сломит, в этих залежах.
— А в то время вы еще не были с ним знакомы?
— Нет-нет. Фред оставался для меня лишь сюжетом. Я решил про себя, что однажды попытаюсь разговорить его. Могла получиться неплохая книга о том, что там случилось на самом деле. Ремесло у меня такое, понимаете? Я публикую приблизительно одну книгу в год. В магазинах они стоят на полках краеведения, можно купить там или заказать на сайте издательства. Неплохо продаются, по нашим временам. Фред казался идеальным героем, только руки не доходили.
— До тех пор?..
— Ну да, пока не появилась Кэролайн из «Вогтейл». Познакомились во время слушаний о судьбе «Данбара». Ничего девка, хотя малость самовлюбленная. Ни черта не смыслила в рыбном промысле и была не против оплатить историческую справку. Это мой конек. Я в деталях описал всю подноготную местной флотилии, главных персонажей, все имена. Теории, контакты. Все, что нужно. Тогда-то Фред Стейн и всплыл в памяти. Я пересказал ей историю и забыл про это думать, пока в прошлом году Кэролайн не связалась со мной, решив, что материал сгодится для документального фильма.
Они уже дошли до деревьев, и в сумерках ориентироваться стало сложнее. Чандлер показал на кованую скамью, они сели. Макэвой поежился в своем теплом пальто, ветер покусывал открытые участки кожи. А Чандлеру было все нипочем, кожа да кости, куртка нараспашку, под ней одна майка — и ничего. А на вид такой доходяга, бледный, и парок, вылетающий изо рта, — ну точно облачка сигаретного дыма.
— А как вам это удается? Как находите человека?