Сумерки зимы Марке Дэвид

Глава 3

Макэвой крутил настройку автомобильного радио.

18.58. Две минуты до выпуска новостей.

Внешняя полоса на трассе А180, плавный съезд к металлической арфе моста через Хамбер. Поначалу проезжая полторы мили асфальта и стали, которыми Йоркшир, как стежками, пришит к Линкольнширу, он неизменно восхищался, но теперь новизна ощущений осталась в прошлом, уступив место сожалениям по поводу трех фунтов, в которые обходится объезд.

Макэвой почувствовал, как тряхануло машину при переходе шоссе в мост. Ощутил вибрацию яростного ветра, который хлестал вдоль реки так, словно спешил как можно скорее прорваться в глубь страны.

Он сбросил скорость, чтобы прослушать новости до пункта подорожного сбора.

Добрый вечер. В эти минуты бригада пожарных и спасателей Хамберсайда занимается тушением пожара, возникшего в недавно открытом ожоговом отделении Королевской больницы Гулля. Сообщение о пожаре поступило в районе пяти часов вечера, и огонь, по-видимому, успел охватить лишь одну из больничных палат. Как нам сообщили, в палате размещен всего один пациент, его состояние описывается как критическое. К другим новостям. Следователь, ведущая дело об убийстве девушки-подростка на глазах у прихожан церкви Святой Троицы, отказалась подтвердить сведения о произведенном аресте одного из жителей Гулля. Исполняющая обязанности следственного инспектора Патриция Фарао заявила репортерам, что ареста не было и что человек, о котором идет речь, лишь помогает следствию. Она вновь повторила звучавший ранее призыв к свидетелям жестокого нападения связаться с полицией…

— Черт! — Наплевав, что кто-то может заметить, Макэвой вытащил мобильный телефон. Остановил машину на резервной полосе и включил аварийку. Его действия сопровождал хор гудков, которыми водители сообщали ему, что он редкостный мудак.

Хелен Тремберг ответила после третьего гудка.

— Легок на помине. — Шутливости в ее голосе что-то не слышалось.

— Правда?

— Точно. Мы с Беном тут делаем ставки, кому достанется право прикончить тебя первым. Фарао, Колину Рэю или помощнику главного констебля Эверетту.

— Эверетту? С чего бы?

— С нами он не поделился. Ворвался в штаб к вечернему чаю и спросил, куда ты подевался. И был не в духе. Тем более кто-то из экспертов спросил его, кто он вообще такой.

— Господи боже.

— Вот именно. А где ты пропадал?

— Долгая история. Неважно. Я как раз слушал новости Хамберсайда…

— Вот-вот, Колин Рэй облажался по самые помидоры… Ох. Право, сержант, мне не стоило…

— Уж говори.

— Этот мужик, которого они с Шез притащили в участок. Сплошные подозрения и ноль фактов. Знаменитая интуиция Рэя. Уж не знаю, что произошло, когда этого типа завели в комнату для допросов, но оттуда он появился с разбитым носом и заблеванной рубашкой. Естественно, Фарао примчалась со всех ног и устроила ад. Мужик до сих пор в камере, но они, похоже, без понятия, что с ним делать дальше.

Макэвой представил газетные заголовки. Попытался уразуметь, где назревающий скандал стыкуется с тем, что он посреди бела дня бежал с рабочего места, подгоняемый интуицией.

— А пожар? В Королевской больнице?

— Да мы как раз там. Пожарные прибыли сразу, все потушили и проветрили палату. Дым рассеялся, и они тут же вызвали нас.

— Почему нас? То есть почему вас?

— Умышленный поджог, без вариантов. Начальство считает, нет смысла держать целый отдел по особо опасным преступлениям, чтобы бросать всю группу на одно-единственное дело. Мы с Беном уже собирались по домам, когда главный инспектор распорядился присутствовать лично.

Макэвой состроил страдальческую мину. Машина вздрогнула, когда мимо прогрохотала груженая фура, чихать хотевшая на штормовые предупреждения.

— Ерунда какая-то… Допустим, горело в новом корпусе, но тут и простой констебль справится. Что там за возня? Снять показания с очевидцев да отсмотреть материал с камер слежения…

— Сержант? — В голосе Хелен Тремберг явно слышалось недоумение.

— Мы-то тут при чем? Это ведь обычный пожар.

До нее наконец дошло.

— А что, по радио не говорили? Есть жертва, сэр. Явное убийство. Человек, пострадавший на ночном пожаре в Орчард-парке. Кто-то вломился в его палату и довершил дело.

— Даже не знаю, с чего и начать. — Яростный голос Фарао — словно струя пара, вырывающегося под давлением. — Да за моими детками нужно присматривать меньше, чем за тобой.

— Прошу прощения, мэм.

— Будь любезен, прекрати долбить меня своими «мэм», Макэвой. Из-за них я чувствую себя хреновой Джулиет Браво[16].

Макэвой молчал, позволяя Фарао сыграть с ним в гляделки. Проиграл, конечно.

Они столкнулись в коридоре, у двери оперативного штаба в Куинс-Гардене. Система центрального отопления решила загладить ошибки прошлого, сменив тактику. В кабинетах теперь могильный холод, а в коридорах — адское пекло.

— Ты хоть представляешь, что за день у меня выдался?

Макэвой все молчал.

21.41. Двенадцать часов тому назад, стоя на этом самом месте, Фарао дала Макэвою поручение. Оставила приглядывать за делами, пока она будет гоняться за убийцей.

И вот они снова тут. У обоих был день, о котором они предпочли бы забыть; сведений они раздобыли тьму, вот только следствие вперед не продвинули.

Как нашкодивший школьник, Макэвой старался смотреть куда угодно, только не в гневные глаза начальницы. Особый интерес у него вызывала дверь оперативного штаба. Днем кто-то прицепил на нее вывеску «Дворец Фараонши», но затем сорвали, занося в комнату стальной шкаф для папок, и теперь бумажка валялась рядом. У Макэвоя мелькнула мысль, что это, возможно, знак.

— Если я тебя попрошу пересказать все в самых общих чертах, ты будешь послушным мальчиком, правда? Ты ведь не станешь целый час грузить меня всякой ерундой, от которой у меня только голова расколется? — Голос Фарао вдруг зазвучал скорее устало, чем раздраженно.

— Да, мэм.

И он рассказал. О том, почему покинул оперативный штаб. Где побывал. Что удалось узнать. Рассказал все про Фреда Стейна и его влиятельную сестру. Старался говорить покороче и почти не глядя в лицо Фарао. Весь рассказ занял около трех минут и вышел таким бестолковым, что у Макэвоя едва достало сил довести его до конца.

— Это все? — с нескрываемым интересом спросила Фарао.

— Да.

— Любопытно, — задумчиво произнесла Фарао. Лицо у нее уже сделалось нормального оттенка.

— Вы так считаете?

— Пошли.

Фарао развернулась и быстро двинулась по коридору. Толкнула какую-то дверь и придержала, поджидая Макэвоя.

За столом, освещенным лампой для чтения, закинув на него ноги, сидел мужчина лет шестидесяти; в одной руке — хрустальный стакан с виски, в другой — потертая записная книжка.

— Привет, — сказал Макэвой, и слово это прозвучало озадаченно и вяло — в точности как он себя и чувствовал.

— Том разрешил мне пользоваться своим так называемым кабинетом, пока мы не переедем назад на Прайори, — пояснила Фарао, закрывая дверь. И боком протиснулась в свободный угол.

Макэвой стоял в полной растерянности посреди крошечной комнатки немногим больше шкафчика для швабр. На столе у стены помещались монитор, клавиатура, системный блок и груда бумаг, отпечатанных и рукописных; все омывал призрачный свет из-под зеленого абажура, в котором Том Спинк, в белой рубашке без воротника и с совершенно седой головой, походил на инопланетянина.

— Что ж, сынок, — сказал Том, явно обрадовавшийся компании, — добро пожаловать в мою скромную обитель.

— Расскажи Тому то, что сейчас рассказал мне, — велела Фарао.

И Макэвой принялся описывать этому человеку в дедовой рубахе, вязаном жилете и вельветовых брюках все, чем занимался последние дни. Он рассказывал, а в глазах Тома разгорался непонятный огонь. Макэвой никак не мог разгадать смысл взглядов, которые этот старикан метал в Фарао.

— Как это тебе? — спросила Фарао, когда Макэвой замолчал.

— Интересно. — Спинк в задумчивости пососал нижнюю губу. На Макэвоя он больше не смотрел. — Интригующе, в любом случае. В конце концов, работа у нас такая. Понимаю, почему парнишка увлекся.

— Сэр, я…

— Лучше уж «Том», сынок, — глянул на него Спинк. — Я и так на пенсии.

— Том был моим боссом, — объяснила Фарао, догадавшись о замешательстве своего сержанта. — В старые добрые времена. Теперь у него много занятий. Заправляет маленьким пансионатом на берегу. А когда чувствует, что вот-вот может двинуть на небеса, вспоминает и о частном сыске. Еще Том владеет отменным слогом и знает все про самые хитроумные рукопожатия, что подтолкнуло наших шефов назначить его официальным историком полиции Хамберсайда. Это значит, Том к моим услугам везде, где я на него натыкаюсь, а он способен часами расписывать славные деньки, когда полицейская дубинка обрела классическую форму, удобную для анального внедрения.

— Хорошие были времена, — усмехнулся Том Спинк. — Нашей Нефертити хоть гвозди заколачивай. Никогда не слушала бредни престарелых ухарей вроде меня.

— Нефертити? — вырвалось у Макэвоя.

— Египетская царица, — вздохнул Спинк. — Ну, фараонша. Дошло? Ей-богу, парень, она-то уверяла, что ты из самых сметливых.

— Я знаю, кто…

— Это пока ты сегодня не свалил, — язвительно оборвала его Фарао. — Я тут по-всякому тебя обзывала, мой мальчик. Думала, не за того приняла. Решила, ты и впрямь похож на сволочного интригана, каким тут тебя кое-кто изображает. Лижешь зад помощнику главного констебля, а всю черную работу оставляешь нам. Но похоже, первое впечатление было верным. Помощник бесится похлеще моего.

— Почему?

— Мне звонил один умник из комитета при Управлении. Похоже, кто-то довел его жену до белого каления. Какой-то здоровый шотландец убедил бедняжку в том, что ее брата, скорее всего, убили.

Макэвой едва не завыл.

— Я ни разу не…

— Такова жизнь, солнышко. Привыкай. Приятно знать, что я не растеряла хватку. Пока еще могу узнать прирожденного копа.

— Прирожденного?

— Того, что следует интуиции. Слышит внутри шепоток и плевать хотел на последствия.

Вопреки холоду, царящему в кабинете, лицо Макэвоя вспыхнуло. Не иначе, за похвалой последует и наказание.

— Спасибо.

Спинк и Фарао загоготали.

— А это вовсе не комплимент, дружок. Это чертово проклятие. Оно означает, что следующие тридцать лет ты будешь бесить окружающих. К тому же у тебя есть шанс выше среднего засадить за решетку уйму безвинных. И поймать множество настоящих злодеев.

Макэвой вдруг ощутил слабость в ногах. С самого утра ни крошки во рту. Внутри какая-то странная пустота. Возможно, на лице его что-то отразилось, потому что взгляд Фарао смягчился.

— Эта история со Стейном. Считаешь, это важно?

— Там что-то не стыкуется, — ответил Макэвой. — Честно, не могу объяснить. Знаю, что с Чандлером я зашел в тупик, но мне не верится, чтобы старик мог все это спланировать. То есть просто наложить на себя руки — ладно, покончить с собой он мог, но продумать до мельчайших деталей?

Спинк и Фарао снова обменялись взглядами. Спинк слегка кивнул, будто отвечая на невысказанный вопрос.

— Тогда рой дальше, — сказала Фарао, сунула руку куда-то себе между ног и извлекла бутылку виски. Плеснув в стакан, поднесла к губам. — Доверюсь тебе. Как ты сам говоришь, может, ничего там и нет, а дело Дафны сейчас важнее. Я не стану запрещать тебе следовать интуиции в деле, которое меня просто-напросто не колышет. Хватит с меня и разборок с долбаным Колином Рэем.

Макэвой облегченно вздохнул. Вообще-то, он не просил разрешения и дальше заниматься делом Стейна, но был доволен, что мешать ему не станут.

— Что там вообще произошло, мэм?

Фарао прыснула, но смешку ее недоставало радости.

— Невилл-чертов-расист. — Она сделала второй глоток, скривилась. — Колин как раз воображает себя прирожденным полицейским. Думает, его ведет интуиция. А это не так. Его толкают предрассудки и гонор, упакованные в непрошибаемое самомнение. Если верить Колину и этой его пародии на меня, старый болван Невилл решил разделаться с первым же черным, который попадется под руку, и повесить убийство на какую-то племенную вражду. Самое хреновое, что в этой ахинее есть логика. Невилл не помнит, где находился в момент нападения. На нем длинный список насильственных преступлений. И в армии он отслужил, так что в смысле физподготовки тоже не слабак. Чуть что — лезет в драку, в этом мы уже убедились. Они с Колином устроили кулачный бой прямо в комнате для допросов. Едва не дошло до нового, блин, убийства. В общем, Невилла мы закрыли, пока я не решу, что с ним делать. Уже предъявили обвинение в нападении на полицейского при исполнении, так что официально он убийцей не считается, и то ладно. Вот только когда мне пришлось идти на ковер с докладом о ходе следствия, у меня возникло явственное впечатление, что никто не огорчится, если мы все повесим на Невилла.

Лицо Макэвоя было достаточно красноречиво.

— Знаю, сынок, — сказал Том Спинк. — Все знаю.

Макэвой сглотнул застрявший в горле комок, и тут раздался робкий стук в дверь. С физической точки зрения у двери не было ни единого шанса открыться внутрь, настолько тут было тенсо.

— Действуй, Гектор, — мотнула стаканом Фарао.

Макэвой повернул ручку двери, отодвинулся к стене, постаравшись не замечать, что в зад ему уткнулось затянутое чулком коленом Фарао.

За дверью стояла Хелен Тремберг, явно удивленная этой встречей.

— Сержант?

— Он у нас за вышибалу, — донесся сзади голос Фарао, и Макэвой услышал, как она спрыгнула со стола. Возникла рядом, прижалась теплым телом. От запахов духов и пропитанного парами виски дыхания босса волоски на шее Макэвоя шевельнулись.

— Босс! — сказала Тремберг. — Мы узнали, кем был сгоревший труп из больницы.

— Ну и проворство, — похвалила Фарао.

— Услуга за услугу, босс. Парнишка в лаборатории охотно согласился поторопиться с обработкой пальчиков и ДНК. Еще дожидаемся результатов по зубам, но предварительные выводы имеют смысл.

— Итак?

— Тревор Джефферсон, — доложила Тремберг. — Тридцать пять лет. Последний известный адрес на Холдернесс-роуд. Что-то вроде общаги над букмекерскими конторами.

— И как его занесло в тот дом в Орчард-парке?

— Тут странная история, — сказала Тремберг. — Он раньше жил в Орчард-парке. Жена, двое собственных детишек и приемный сын. Совсем рядом с домом, где его нашли.

У Макэвоя стало тесно в груди. Будто он знал уже, о чем собирается рассказать Тремберг.

— Выходит, он напился вдрызг и позабыл, где живет? Решил, что на дворе до сих пор две тыщи третий? Забрел в первый попавшийся дом, который выглядел обжитым, уснул на диване с бычком во рту и запекся до углей? А потом кто-то прослышал про это, решил поквитаться за старые обиды и довел дело до конца уже в больнице? — Оптимизм Фарао звучал ненатурально.

— Самое странное еще впереди, — сморщила нос Тремберг.

— Продолжай.

— Джефферсон выехал из Орчард-парка, когда его дом сгорел дотла. А с домом — жена и дети. Он единственный выбрался живым. Поджог, видимо. Никого так и не поймали.

Макэвой смотрел в пол, чувствуя на себе взгляд Триш Фарао. Уж не считает ли она, что это он во всем виноват?

— Макэвой? — требовательно спросила она.

— Не знаю, мэм.

Она обернулась к Спинку. Тот вскинул руки в показном недоумении, явно радуясь, что так легко может отделаться. Сам он в Гулле только затем, чтобы написать книгу, и вскоре уберется восвояси.

— Стейну придется подождать, — помолчав, сказала Фарао. — Макэвой, поручаю это дело вам с Тремберг. Хочу досконально разобраться в этих пожарах. Мне нужна вся подноготная. Нашей жертвы. Домовладельцев. Хелен, введи Макэвоя в курс дела и отправляйтесь в Орчард-парк.

Тремберг явно не обрадовалась. Решила, наверное, что ее снимают с дела Дафны. Может, так и есть.

— Босс, я и без того по горло в деле Коттон…

— Знаю, Хелен. — Фарао, оттеснив Макэвоя, сжала ее плечо. — Но мне нужен кто-то, кому я могу доверять. Приглядывай за этим тюфяком, ладно?

Тремберг кивнула. Растянула губы в фальшивой улыбке, адресованной исключительно Фарао. На Макэвоя даже не взглянула. Интересно, всерьез злится на него или просто очень расстроилась?

— Короче, — Фарао глянула на свои элегантные часики, — уже одиннадцатый час. Мои деточки либо лежат по кроватям, либо захватили власть в квартале, а юная Руби провозгласила себя королевой. Делайте ваши ставки.

Второго намека Макэвою не потребовалось. Едва заметно кивнув, он шагнул в коридор, тут же погрузившись в тропическую духоту. Дверь захлопнулась, и из-за нее донесся голос Фарао: «Вот же срань!»

— Кофейня на углу Годдард, — бросила Тремберг через плечо. — Встречаемся в семь тридцать. Отправимся по домам, пока хозяева сладко спят.

И она ушла.

Макэвой все стоял у двери. В голове так и бурлило. Интересно, спросил он себя, это бурление — помеха или наоборот?

И тут же все перечеркнула восхитительная мысль, что сегодня у него будет время, чтобы заняться с женой любовью. А потом он расскажет Ройзин, что этим днем ему каким-то чудом удалось добиться чего-то важного. Что он, оказывается, прирожденный полицейский. Что внутренний голос нашептывает: все случившееся как-то связано. И что ее муж — единственный, кто способен нащупать эту связь.

Глава 4

— Пока не выпустили, — объявила Тремберг вместо приветствия. И добавила сонным голосом: — Невилла-расиста. Дежурный адвокат рвет и мечет.

Влажные волосы, бледное лицо, темные круги под глазами. Начала было стаскивать с себя плащ, но передумала. Натянула обратно, села за массивный пластиковый стол.

— Не возражаешь? Я вылезла из душа двадцать минут назад — и сразу сюда.

Потянувшись, Хелен Тремберг обхватила ладонями большую щербатую кружку с крепким «чаем строителей», которая стояла перед Макэвоем. Трубно отхлебнула. Сморщилась.

— Сахарку не слишком? — Настроена она была явно дружелюбнее вчерашнего.

Они оказались единственными посетителями кафе «Пиджин-Пай» — беленого здания с застекленным фасадом на углу Годдард-авеню. Классическая забегаловка со всеми атрибутами вроде ламинированных меню и кетчупа в банке-помидорке. «Блюдом дня» тут зачастую именуются сосиски или бекон (или и то и другое разом), так что сюда стекаются паломники, твердо убежденные, будто высшее достижение кулинарии — тушеная фасоль с бурым соусом.

Макэвой пришел уже десять минут назад, и ему до смерти хотелось сэндвича с сосиской и жареным яйцом, но Ройзин накормила его завтраком — яичница-болтунья и ломтик копченого лосося на ржаном хлебе домашней выпечки. Макэвой был уверен, что она обиделась бы, узнав, что это лишь раздразнило его аппетит, и потому в кафе заказал лишь чай.

— Поешь? — спросил он.

— Заманчиво, — в раздумье протянула Хелен. — Слыхала, что тут подают такое спецблюдо, только пояс расстегивай. Если съешь все до последней крошки, денег не возьмут. Еще никому не удавалось справиться.

— Ты тоже пыталась?

— О чем это вы, сержант? — Тремберг выглядела оскорбленной, но тут же расплылась в улыбке. — Прости за вчерашнее, — она снова хлебнула чаю, — я повела себя как настоящая стерва. Только-только успела вгрызться в убийство Дафны Коттон — и на тебе, уже расследую смерть какого-то алкаша в Орчард-парке.

— Понимаю.

Макэвою было не по себе от того, что Тремберг втянута в эту историю, но гораздо больше его тревожило другое: весь предстоящий день ему придется поддерживать беседу с коллегой женского пола. А это будет пострашнее прочего, хотя поводов для беспокойства и так хватало.

— Два тоста, пожалуйста! — крикнула Хелен дородной женщине в синем халате, сидевшей за кассой. — Только с настоящим маслом, не с обезжиренной пакостью.

— Женщина моей мечты, — хмыкнул Макэвой. — Отец говаривал, химический состав у маргарина почти такой же, как у куска пластмассы. Не знаю, правда ли, но желание отведать он у меня отбил. Как вся та чушь насчет арахиса на стойке, в котором полно чьих-то пи-пи. Мерзость.

Тремберг сморщила нос:

— Пи-пи?

У Макэвоя кровь прилила к щекам, и он искренне обрадовался появлению заказанных Хелен тостов.

— Прости. Когда в доме маленький ребенок…

— Симпатичный парнишка твой Фин, — с набитым ртом болтала Тремберг. — Так тобою гордится. Не испугался совсем. Понял, что в церкви случилось что-то плохое, видел, как ты упал, но не засомневался, что ты поднимешься. И заявил, что ты обязательно арестуешь всех-всех преступников.

Макэвой отвернулся, пряча улыбку.

— Мамино воспитание. Это Ройзин внушила ему, что я несокрушимый. Прямо супергерой какой-то.

— Лучше пусть так, чем считает тебя козлом, — заметила Тремберг. — Обычно детки невысокого мнения о предках.

— Только не я.

— Ты не как все, сержант. Каждому известно.

Какое-то время они сидели молча. Макэвой допивал чай, наблюдая, как Тремберг слизывает масло с кончиков пальцев. Никаких колец, никакого маникюра. В сравнении с элегантными, ухоженными пальцами его жены ее пальцы кажутся голыми.

— Так или иначе, Фин прав, — объявила вдруг Хелен.

— В чем?

— Ты и вправду несокрушим. Каждому известно.

— То есть?

— Прошлогодний треп. — Она подалась к нему, оживая прямо на глазах. Сладкий чай с тостами зарядили ее дозой глюкозы, и теперь она была полна энергии. — Когда тебя, ну, ты понимаешь…

— Что?

— Тебя ведь порезали, разве нет? Так говорят. Пырнули ножом. — Если Тремберг и считала себя воплощением деликатности, на этот раз она тщательно скрыла эту свою черту.

— Ударил наотмашь, скорее, — тихо поправил ее Макэвой. — Такой рубящий удар, справа и сверху.

Тремберг резко выдохнула. Подавила желание выругаться. Наморщила лоб.

— Как Дафну?

Макэвой кивнул. Эта мысль возникала и у него самого. Он-то знал, что прежде, чем сердце девушки перестало биться, она испытала боль. Странную ледяную боль. Что сперва ее охватила тупая агония, а затем все потонуло в мареве. Что этот кошмар она пережила наяву.