Юбилей смерти Розова Яна

Жизнь тринадцатая

Наступил декабрь. Снега в Ейске почти нет – от моря продолжает исходить слабое тепло. Зима без снега кажется мне убогой, но я все равно хорошо чувствую себя в этом городе. Иду по набережной, вдыхаю соленый холодный воздух, мечтаю, как буду валяться на пляже с Селеной, как буду плавать, загорю…

В Ейске я набрала целую группу соблазнительниц и посвящаю им все свои силы и время. Вторая составляющая новой жизни – деньги – найдена.

Мы учимся ходить, говорить, понимать мужчин и самих себя. Снова удивляюсь тому, что многие женщины относятся к себе не как к полноценной человеческой особи, а только дополнением к мужчине, детям или родителям. Неважно – в подчиненной или в довлеющей форме. Битая жена и стерва одинаково не могут существовать самостоятельно, они ищут вторых половин, а после достают их по поводу и без, прощают выбитые зубы, носятся с не стоящими выеденного яйца проблемами детей (а дети в ужасе от их заботы), наседают с опекой на родителей.

Да, попадаются самодостаточные женщины, разумно относящиеся к мужьям, отпрыскам и предкам. Только их очень мало и на уроки соблазнения они не ходят, прекрасно сознавая, что любовь не заманишь задранной юбкой.

Вот поэтому «Школа соблазнения» – это огромный развод, Троянский конь, диверсия и сплошной саботаж. Я вру женщинам, что научу их соблазнять. Обманываю, лгу в глаза. Я заведомо знаю, что в процессе обучения буду прилагать все силы, чтобы превратить неполноценное дополнение к мужчине, ребенку или прочим объектам заботы в независимую от других людей и обстоятельств личность. И если мне это удается – на свете становится одним счастливым человеком больше.

Сейчас в моей группе пятнадцать женщин, и все они думают, что скоро станут секс-бомбами. Глупые. Секс-бомба – это мужская фантазия. Я научу фантазировать вас самих, превращу из объекта в субъект, в инициатора всех событий вашего существования. А мужчина… ну, если он так уж вам нужен – он появится.

Вхожу в комнату, оборудованную под класс. Они сидят за партами – такие наивные!..

Наташа одолевает звонками. Говорит несуразности – просит прощения, что отбила у меня Игоря. Вроде, он встречается с ней, все между ними романтично и прекрасно, но ее мучает чувство вины.

Подозреваю, что Наташа относится к известному типу личности – женщины-гризетки. Иной раз мило общаешься со знакомой, ощущаешь полное взаимопонимание, и вдруг она начинает рассказывать о себе совершенно фантастические истории! Из-за нее мужчина покончил с собой. Ее преследует сумасшедший поклонник, пытается дарить бриллианты, но она отвергает его и подарки тоже. Ее зовет замуж и жить в США богатый мужчина, с которым она познакомилась через социальную сеть. Ее преследует жена любовника. Ну, и особый случай: твой муж (парень, бойфренд) оказывает ей недвусмысленные знаки внимания! В последнем варианте тебя не только информируют, но и ставят на место. Гризетки не виноваты – они отчаянно верят в свои грезы. Несчастные, подавленные существа с комплексом мадам Бовари.

Наташа казалась мне умнее.

Селена теряет надежду отыскать Диму. В ее голоске, проникающем через мембрану телефонного аппарата, грусть. Счастье, что ее первая потеря выпала на столь юный возраст, будь она постарше – горе ранило бы сильнее. И хорошо, что она не знает правды – можно фантазировать, надеяться, мечтать. В свое время я знала правду, донесенную мне следователем Комаровым в форме обвинения, я не могла надеяться.

Янов признался мне (но не Селене), что считает Диму погибшим. Парень не похож на человека, способного забыть любимую девушку. Да, однажды он попался на подставу и сделал попытку пристрелить незнакомую ему меня, но его можно оправдать – Валентин сумел использовать любовь мальчика к маме, самую большую Димину слабость.

С ним точно что-то случилось.

Игорь звонит все реже. Оправдывается делами, обещает приехать. Я чувствую в его голосе некоторое отстранение, словно бы наши разговоры вошли в привычку, даже прискучили. В свою очередь не надоедаю ему звонками, надеясь, что наши отношения тихо сойдут на нет. Чувствую – рядом со мной он словно бы идет по канату над пропастью. Спрашиваю о Наташе – мол, не звонила ли она. Его реакция удивляет: он запинается, словно не знает, что сказать. Может, Наташа не такая уж и фантазерка?

В любом случае, я не могу реанимировать наши отношения.

Мне открывается новая мудрость – иногда любимого человека надо беречь от себя самой.

Может… (от этой мысли мне становится жарко) надо держаться подальше и от Селены? Если я принесу ей боль, то не выживу. И тут меня пронзает мысль: я уже сделала ее несчастной! Ведь Дима появился из моего прошлого. Звоню Селене, сообщаю, что приезжать не надо – у нас тут эпидемия гриппа, две студентки умерли. Нет-нет, я не умру – эпидемия особенно опасна для молодых. Она соглашается отложить приезд на пару месяцев. Вздыхаю с облегчением. Дочь рассказывает, что в Гродине выпал снег – такой густой и обильный, что город превратился в большой сугроб. На крышах машин полутораметровые папахи, ветки деревьев ломаются от снежного веса, люди бродят по пояс в сугробах, а коммунальные службы пребывают в традиционном ступоре – кто ж знал, что в декабре случится снегопад?!

В Ейске снег тоже выпал, только пожиже, – отвечаю я. Она умоляет вернуться в Гродин, чтобы не заболеть страшным гриппом. Завершаю разговор дурацкими шутками. Кладу трубку и говорю себе, глядя в зеркало:

– Убейся об стену!

Лена. Странное предложение

Мы сидим у кровати бледной хрупкой женщины. Скривив губы, она будто вцепилась во что-то намертво сжатыми пальцами худых жилистых рук. Снежана Дмитриевна вызывает жалость – такой больной и несчастной она выглядит, но их с Димой план мне не понравился.

– Селена, только ты можешь помочь нам, – сказал Дима. – Я не оставлю маму в этом состоянии.

– Нет, я не буду в этом участвовать. И мою маму не стоит втягивать в такие дела. Она очень ранимый человек, ей будет тяжело.

– Ладно, – сказала Снежана Дмитриевна, – если Селена не может нам помочь, то – ничего, мы обойдемся. Психиатр, что посоветовал нам этот метод, мне тоже не показался таким уж умным, а я знаю их породу. Дима, принеси нам чай. Там, на кухне уже готов поднос с чашками. Просто кипятка налей.

Дима вышел.

– Простите меня, – сказала я. – Может, есть другой способ помочь вам?

– Ох, милый мой ребенок! – она глубоко вздохнула. – Я решилась на всю эту белиберду только ради Димы. Он так хочет избавить меня от невроза, от этих ужасных параличей, что разбивают меня при любом переживании, что я уже не могу ему противиться. На самом деле, вряд ли мне можно помочь хоть каким-то способом.

Дима принес поднос, поставил на тумбочку. Мы стали пить чай, разговаривая о разных вещах. Снежана Дмитриевна оживилась, рассказывая о своей мечте побывать в Венеции, да и мы расслабились после трудного разговора.

Вскоре захотелось спать. Очень захотелось.

– Это свежий воздух, Селена, – пояснила Снежана Дмитриевна. – Я и сама тут все время носом клюю. Кстати, ты можешь прилечь в соседней комнате.

Я встала. Голова вдруг закружилась, как на каруселях. Дима подскочил, приобнял меня и повел к выходу. И тут ноги подкосились, а сознание ушло…

Жизнь тринадцатая

Новый день начинаю спокойно: пробуждение ранним утром, йога, душ, кофе и бутерброды – черный хлеб с медом. Занятия с группой соблазнительниц, посвященное зрительному контакту.

Рождается надежда, что тринадцатая жизнь состоится – я обрету любовь. В конце концов, разве сейчас не лучше, чем прежде? Жизнь можно и нужно любить.

Днем звонит Янов. Непривычное для созвона время он объясняет неожиданно выпавшей свободной минуткой. Спрашивает о всякой ерунде и о Селене – не должна ли она приехать ко мне в Ейск. Небрежно добавляет – давно не видел девочку, все недосуг позвонить. Тут я понимаю: он темнит.

Поговорив с ним, звоню Селене. Телефон не отвечает. Звоню еще и еще – на мобильный, на городской. Наконец, прошу Машу съездить к моей дочери. Маша перезванивает через полчаса, за которые с меня живьем содрали кожу. Селена не открывает. Звоню в институт, замдекана долго проверяет списки. Наконец, сообщает – сегодня Лена Корда на занятиях не появилась.

Звоню Игорю, умоляю его найти моего ребенка! Она пропала, как и Дима! Янов признается – да, позвонил тебе, так как не смог найти Селену в Гродине. Надеялся, что она уехала в Ейск, но… Я кричу в трубку, чтобы он искал ее скорее!

Бегу на вокзал. Мне везет – через полчаса уходит автобус до Гродина. Стоя на платформе, звоню Селене – бесполезно. Звоню Маше, Игорю. Маша уже ждет меня, Янов выезжает из Курортного. Он точно знает, что моя дочь не попала в больницу или морг – это уже счастье. Впрочем, Дима тоже не попал.

Теперь ясно, какую жуткую ошибку я совершила: надо было искать Диму, а не убегать из Гродина. Если бы я нашла его, то не пропала бы Селена! И я должна была искать Диму ради Саши. Ради памяти Саши.

Будь я проклята! Приношу лишь несчастья, разрушаю, давлю, уничтожаю. Легкомысленно, эгоистично пру по жизни и учу других женщин поступать так же!

Стою на станции в ожидании рейса, слезы текут по щекам. Они горячие при температуре +4 градуса по Цельсию, но такие ненужные. Гружусь в автобус, вытирая влагу с лица.

Покидаю Ейск.

На станции в Гродине Янова нет. Наверное, не успел доехать – снег замел трассы в направлении Курортного. Звоню ему – абонент находится вне зоны сети. Забыл подзарядить аккумулятор мобильника, решаю я.

Очень холодно, почти десять градусов мороза. Моя дубленочка оказывается слишком тонкой для долгих ожиданий. Решаю не ждать, ехать к Маше.

Снег разлегся шикарной белой кошкой – хочется погладить. Я почти спокойна, мне стыдно психовать, учитывая, что я же во всем и виновата.

Маша старается приободрить: Селена обязательно найдется! Мы пьем коньяк, меня все трясет и трясет. Янов по-прежнему недоступен. Мы сидим на кухне почти до утра, несмотря на то, что Маше завтра надо работать. Несколько раз отсылаю ее спать – она не идет.

Дима. Сомнения

– Мама, ты подсыпала что-то Селене в чай?

Она посмотрела на Диму так, будто он ударил ее, но ответила удивительно спокойно:

– Дим, это просто снотворное, я сама его принимаю. Она поспит пока, а потом нам поможет. Ты привез машину?

Приподнявшись в постели, Снежана смотрела на сына широко распахнутыми голубыми глазами – с надеждой и тревогой.

Дима кивнул в сторону окна – на силуэт желтого автомобиля, пресловутой ВАЗовской «Шестерки». Машина как из детства, с воспоминаниями о папе, будящая кошмарные сны. Он купил это чудовище у старенького профессора, значительно облегчив тому существование.

– Да, но…

– Дима, я умоляю тебя!

Мамины запавшие глаза следили за ним с выражением глубокого отчаяния. Дима сделал над собой усилие, чтобы продолжить разговор:

– Мам, один раз я уже чуть не стал убийцей!

– Но, сынок, я же не виновата в этом! Валя вбил себе в голову, что Ева отравляет его жизнь, и заставил меня написать тебе то жуткое письмо! Я же потом искала тебя, чтобы отговорить от убийства Евы, но Валя отказался сказать, где ты живешь.

– Мама, в криминальных новостях сообщили, что Валентина Корду обнаружели в его квартире раненым в живот. Селена считает, что это самоубийство. Сейчас я почти уверен, что это сделала ты.

– Это несчастный случай. Я хотела договориться с ним, чтобы он оставил нас с тобой в покое, но Валя не хотел меня слушать. Он превратился в полного невротика за последнее время. Совсем помешался на Еве, на том, что она приехала, отобрала его дочь. Он сразу разозлился на меня, схватил нож – угрожал убить себя или меня, ему все равно. Знаешь, я очень испугалась! Бросилась бежать, он погнался за мной с жуткими воплями… боже, как страшно вспоминать… и вдруг Валя споткнулся о низкий журнальный столик, упал, застонал. Мне стало жаль его, я вернулась, но он упал на нож, весь в крови!..

По щеками мамы потекли слезы. Дима старался не обращать на них внимания, зная, что еще немного этих соленых капелек – и ему станет все равно, что она натворила.

– Почему ты не вызвала «скорую»?

– Вызвала! А как бы его еще нашли?!

– Почему мне не рассказала?

– Дима, что за допрос! – Снежана села в кровати, пристально глядя на сына. – Ну, не хотела я об этом говорить! Что изменилось бы, если бы ты знал?.. Так ты мне поможешь?

– Мама, поклянись, что мы не причиним никому зла.

– Клянусь, – ответила мать. – Мы все вместе поедем на место гибели Саши, сядем в его машину и поговорим. Признаемся во всем, покаемся, простим. Я готова к этому, а Ева тем более будет рада, что мы помиримся ради Саши и ради вас с Селеной. Мы станем одной семьей. Но надо высказать друг другу все – откровенно и безапелляционно. Это поможет. Ты же сам слышал, что рекомендовал психиатр!

– И разбить машину.

– Да, машину мы сбросим в обрыв, – Снежана устало прикрыла глаза. – Это будет символический акт, вроде бы мы отбрасываем прошлое. Ты пока поезжай за двумя мобильными телефонами – они нам пригодятся. Можешь переночевать дома, в городе.

– Но Селена…

– С ней ничего плохого не случится, она просто поспит до утра. Поверь, я стану очень хорошей свекровью. Ну, пожалуйста!

Дима отбросил сомнения и вышел. Для начала заглянул к сладко спящей на диване в гостиной Селене. Поцеловал ее, подавляя чувство вины.

– Клянусь тебе, мы только разыграем небольшой спектакль и вылечим мою маму. А потом – все будет очень-очень хорошо!

Янов. Сюрприз

Низкое небо прятало солнце, но белизна снега резала глаза. От чистого лесного воздуха кружилась голова.

Войдя в сумрак маленького домика, расположенного на отшибе хутора Круглого, почти вплотную к лесу, Янов ощутил себя ослепшим.

– Как вы удачно приехали! – сказала попятившаяся вглубь дома женщина, радостно улыбаясь. – Все-таки, мне удалось вас заманить. Уроки Евы даром не прошли! Но как вы меня обнаружили?

Огромная в тесном коридорчике фигура следователя заняла почти все пространство. Свое припорошенное снегом пальто Янов повесил на вешалку, стряхнул с волос мокрую пыль.

– Ева говорила, что однажды она подвозила вас сюда на такси.

– Понятно. Холодно на улице, давайте, чаю выпьем?

Янов не возражал. Он прошел в комнату, сел у стола. Наташа принесла из кухни поднос с чашками, блюдечком печений, лимоном. Разлила горячий янтарный напиток, снова улыбнулась гостю.

Отпив глоток из своей чашки, Янов сказал:

– Наташа, а вы в курсе, что, судя по вашему ДНК, Дима Чудай – ваш очень близкий родственник. Предположительно, сын. ДНК-тест это…

Женщина распахнула голубые беззащитные глаза, а встретившись взглядом с Яновым, прищурилась – притворяться не имело смысла.

– Не надо объяснять, я знаю, что такое ДНК. Но как вам в голову пришло проверить это?..

Гость чуть заметно улыбнулся.

– Я искал ту женщину, что помогала Вэлу Корде в его деяниях, – заговорил он тоном завзятого любителя рассказывать байки. – Сначала вышел на Машу. И вдруг Ева упомянула, что Вэл изменял ей. Мне показалось странным такое поведение типичного рохли и мямли. Тут я припомнил – Корда заботливо ухаживал за Снежаной Чудай в закрытом отделении психиатрической больницы. Я проверил все записи приемного отделения за тот день, когда вы, Снежана, якобы умерли, и нашел выписку, сделанную на имя Светланы Васильевой. Бедняжка попала в психушку по поводу запущенной шизофрении, а после курса лечения ее перевели на амбулаторное лечение. Васильева была одинокой женщиной, в стационаре она так и не появилась. Неужто поправилась, удивился я…

– Хватит паясничать! – оборвала его Снежана. – Да, я выписалась под именем Васильевой. Вэл подпоил других санитаров, а утром сказал им, что я умерла, уже в морге. А Васильева умерла по собственной воле – вы, конечно, думаете, что это мы с Валей ее убили! Она украла таблетки из ординаторской и… Это был наш шанс. Не оставаться же мне за решеткой до конца жизни! Ищенко не выпустил бы меня ни за что! Старый козел.

– Потому что вы, Снежана, манипулятор и психопат. А ваша идефикс – Ева. Вы заставили Вэла сойтись с Машей, чтобы быть в курсе ее жизни. После смерти матери Вэла, вы узнали, что Ева собирается вернуться в Гродин и решили убить ее. Вы направили к ней убийцу – Вэла. Но Корда – слабак, рохля, он не мог решиться на вторую попытку расправиться с Евой…

– Вэла я не убивала, – быстро сказала Снежана.

– Ну, да, – Янов допил чай. – Он сам себя зарезал – сначала ножом с широкой гардой, оставившей синяк возле раны от лезвия ножа, а после вынул первый нож и вложил в раневое отверстие второй нож – с отпечатками пальцев Евы. Вы не могли убить его ножом с отпечатками – они бы стерлись. Кстати, где вы раздобыли его?

Он не ожидал получить ответ, но она ответила:

– Женька была у меня, а я уронила нож с чистой рукоятью на пол – она подняла. Ну, а что касается Вали… Он стал бесполезен, да и ты уже нашел его. А Валя – ужасный трус, он бы рассказал обо мне.

– И вы заставили Вэла подкупить соседок, якобы видевших Еву у его квартиры, чтобы подставить Еву. Так вот, теперь я хочу знать, где Селена и Дима, а также что вы затеваете на этот раз.

– О Селене ничего не знаю. И ничего не затеваю. Просто хочу тихо-мирно дожить свою жизнь вместе со своим сыном. А вот что вам тут надо? Хотите арестовать? Вернуть в психушку?

– Вас надо остановить, Снежана. Поэтому мы сделаем так: вы поедете со мной в отделение полиции, где мы и поговорим с протоколом. Вставайте!

Янов бодро поднялся и покачнулся, ощутив невероятное головокружение. Он глянул на чашку чая, но, не успев сказать ни слова, повалился на пол.

Жизнь тринадцатая

Утром – звонок. Боже, это опять несносная Наташа!

– Наташа, привет. Давай, я тебе через пару дней перезвоню…

– Нет! – почти выкрикивает она. – Приезжай сюда, мы с Игорем хотим кое-что тебе рассказать!

– Он у тебя? Дай ему трубку!

– Приезжай. Но только не в квартиру, а в мой дом по дороге на хутор Круглый. Ты однажды отвозила меня туда после занятий.

– Мне некогда, Наташа! Моя дочь…

– Как раз о дочери мы и хотим с тобой поговорить.

В трубке гудки. Гризетка снова врет или совсем уже спятила? Причем тут Селена?

Я как-то сомневаюсь, что Игорь находится у Наташи, что между ними какие-то дела, но номер Янова по-прежнему не отвечает. Вчера он не встретил меня на автовокзале и не приехал позже. Переживая о Селене, я почти не волновалась о нем – ведь у Игоря сложная работа с засадами, допросами, погонями. Только теперь до моего сознания доходит весь ужас ситуации: Селена искала Диму и пропала, Игорь стал искать Селену и пропал! Если Игорь у Наташи и они что-то знают о моей дочери, то я должна ехать к ней.

Маша уже на работе, я решаю не звонить ей лишний раз. Одеваюсь, вызываю такси, еду к загородному дому Наташи.

Я видела его прежде – уютный с виду домик, окруженный палисадничком. Сейчас домик и садик усыпаны снегом, в трех метрах от ограды начинается лес, других домов поблизости нет. Стоит такая пронзительная тишина, что хочется визжать.

– Хорошо, что ты пришла! – Наташа выглядит как добрая подруга, радостно улыбаясь, просто сияя при моем появлении.

– Что с Селеной? Где она?

– Да ты войди! – она впускает меня внутрь темного коридора. – Так холодно на улице, что просто жуть.

Мы входим в комнату, обставленную в лучших традициях развитого социализма. Игоря здесь нет. Останавливаюсь посередине, пытаюсь сдержать раздражение.

– Наташа, что случилось?

Она смеется, качает головой с выражением «вижу тебя насквозь».

– Женя, Женя! Хватит делать вид, будто ты еще ничего не поняла! Я ведь Снежана, жена Саши, мама Димы. Ты убила моего мужа, но не меня. Твой собственный муж спас меня сначала от смерти, а потом – из психушки.

– Но… Наташа…

– Я решила познакомиться с тобой инкогнито.

– Значит, это ты настроила собственного сына убить меня?

– Он сам захотел сделать это, когда узнал правду о тебе и своем отце!

– Но ведь его могли в тюрьму посадить!

– Он не такой дурак. Игорёк в жизни не догадался бы.

– А теперь ты похитила мою дочь, чтобы отомстить мне?

Ощущаю нервный озноб.

– Садись, Женя.

Мои колени подгибаются, я падаю в кресло.

– Ты знаешь, какой сегодня день?

Пришлось несколько секунд подумать над ее вопросом. Всплывший из глубин памяти ответ потряс:

– Двадцать лет со дня смерти Саши.

– Юбилей его смерти!

Снежана скривила в рыдании рот, но ее глаза, почти лишенные ресниц, оставались сухими и горели ненавистью. Пылали. Точно, как пишут в старинных мелодрамах.

– Наши судьбы очень похожи, Женя. Нас связывают трое мужчин: мой муж Саша, твой муж Валя и наш любовник Игорь. Наших детей отобрали свекрови. Мы прожили эти двадцать лет в кошмаре. Мы словно отражения друг друга! Разница только в том, что ты – чудовище, превратившее мою жизнь в ад!

– Снежана, но ведь это ты убила Сашу!..

Она словно не услышала меня:

– В юбилей Сашиной смерти мы исправим все зло, которое ты мне причинила! Подожди секунду…

Она обходит стул, на котором я сижу. Пытаюсь обернуться, но сильные руки обхватывают меня за шею, рот закрывает влажная тряпка, пахнущая невозможно резко и… неожиданно приятно. Комната вертится вокруг моей головы, юлой катится во тьму. Конец.

Холодно. Открываю глаза. Темно. Окружающий мир постепенно проявляется из мрака. Я сижу за рулем какой-то советской машины, может, «Жигулей» или «Москвича». На соседнем сидении спит Игорь.

Пытаюсь растолкать его, разбудить. Он бормочет что-то, не открывая глаз. Толкаю его, зову, еще и еще. Бесполезно.

Звонит телефон. Судорожно ищу его в карманах дубленки, нащупываю, достаю, отвечаю:

– Алло?

– Женя, выгляни из машины, – это голос Снежаны. – Но не выходи! Имей ввиду, что у меня пистолет и твоя дочь. Если ты не сделаешь, что я тебе говорю, то я ее убью!

В ужасе выглядываю в окно, надеясь увидеть дочь.

Мы на заброшенной объездной дороге, в том месте, где погиб Саша. Передо мной – склон горы, под ним, метрах в пятидесяти – клен, в который врезалась Сашина машина.

Несмотря на ночь, в снегу, как на черно-белой пленке, отчетливо различимы силуэты. На склоне я вижу темную машину, кажется, это «семерка» Димы и три фигуры – две женщины и мужчина. Одна женщина стоит чуть поодаль, вторую придерживает мужчина.

– Это Селена? – трясущимися от холода и ужаса губами спрашиваю я.

Снежана игнорирует вопрос.

– Видишь, где мы? Сейчас ты разгонишь машину и врежешься в то самое дерево, в которое врезались мы с Сашей. Ремней безопасности на вашей машине нет, но она точно такая, как и наша машина. Вы должны погибнуть. Гудки отбоя.

Кладу руки на руль.

Но причем тут Игорь? Нет, я не буду его убивать.

Набираю номер Снежаны.

– Игорь тут не причем. Я вытолкну его из машины…

– Не вздумай! Ему все равно не жить – я не позволю! Он все знает. Давай, заводи двигатель!

Я не шевелюсь.

Раздается выстрел. Меня словно подбрасывает, хоть я и вижу, что Снежана стреляет в воздух. Завожу машину. Сцепление, скорость, газ. «Жигули» трогаются, набирают скорость. Клен, отчетливо прорисованный на фоне темно-синего с белесыми облаками неба, движется прямо на нас…

Дима. Прозрение

– Мама, я не буду тебе помогать – ты обманула меня! Я слышал, что ты приказала Еве сделать – это же убийство! Отдай пистолет, звони Еве и скажи, чтобы она остановилась!

Дима придерживал висящую на нем Селену, закрывая собой от матери. Снежана с недоумением и досадой смотрела на сына. В одной руке она сжимала пистолет, в другой – телефон.

Только сейчас он понял, что мать врала ему с самого начала, с первой секунды их встречи. Ищенко написал правду – она манипулятор, и Дима стал ее очередной марионеткой.

А могло ли случиться иначе? С самого детства он отчаянно хотел ее любви. Долгие годы разлуки только укрепили стремление обрести мать, а встреча оказалась глубочайшим потрясением. Наверное, в тот момент он спятил и поэтому сейчас погибнут близкие ему люди!

Убивать он не готов, просто не будет, и все.

– Мама, отдай мне пистолет!

– Дима, – ее голос глубоко входил в его душу, что теперь ощущалось только как боль, – нас никто не обвинит, не заподозрит: люди решат, что это самоубийство или несчастный случай, а мы тихо уедем далеко-далеко. Ты, я и Селена. Будем жить семьей, я стану воспитывать твоих детей. Мы ведь так мечтали!

Желтая машина внизу на дороге зарычала стареньким двигателем. Мать обернулась в ее сторону.

– Ну, вот, сейчас все кончится!

– Стойте! – заорал Дима, обернувшись к дороге. – Ева, не делай этого! Мы идем вниз!

Поддерживая Селену, он стал торопливо спускаться по шатким камням, невидимым в снегу.

– Стой! – крикнула мать.

Он не обернулся.

Снежана подняла пистолет и, не помедлив, выстрелила. Дима упал, подмяв под себя Селену.

Едва бросив взгляд на сына, Снежана всмотрелась в приближающийся автомобиль. Он двигался точно к растущему на обрыве клену.

Тринадцатая жизнь

Слышу выстрел, но посмотреть наверх уже не могу – еду под самым обрывом, а они – наверху. Наверное, выстрелом Снежана подгоняет меня. «Жигули» разгоняются очень медленно, как во сне. Давлю на газ, матерюсь в голос.

– Ева, – подает голос Янов. – Что ты делаешь?..

Не успеваю глянуть в его сторону, как он бросается на меня, выворачивает руль. Машина идет юзом, крутится на дороге, взметая снежную пыль. Ничего не вижу, бьюсь о стекло. Янов прижимает меня к сидению, скрипит зубами, крутит баранку.

«Жигули» останавливаются. Мы тяжело дышим. Янов отползает на свое сидение.

– Что ты наделал! – шепчу я.

Быстро и сбивчиво объясняю, что происходит.