Юбилей смерти Розова Яна

Игорь Янов. Шантаж

Звонок Ищенко застал Игоря возле дома Евы.

– Игорь, приезжайте поговорить с нашей старейшей сотрудницей. Она помнит всех, кто работал в закрытом отделении.

Янов поспешил принять предложение.

Старейшей сотрудницей оказалась сухощавая микро-старушка Зоя Васильевна – удивительно живая, смешливая и бойкая. Встреча проходила в кабинете Ищенко, причем на высшем уроне: главврач подал бокалы и красивую бутыль иностранного бренди. Янов понял, что привечают не его, а Зою Васильевну.

– Ох, какой вы большой и сурьезный! – воскликнула Зоя Васильевна, увидев Янова. – У нас и Царионыч – мужчина видный, но вы – просто сказочный богатырь!

– Я ревную! – заявил Царионыч.

– А я смущен до безобразия, – откликнулся Игорь, присаживаясь к столику с бренди.

– Вот и чудненько! Наливайте! – скомандовала Зоя Васильевна. – Выпьем за красивых мужчин.

Некоторое время разговор шел о делах минувших дней, забавных пациентах, врачах с придурью или наоборот – лучших в своем деле. Наконец, вспомнили о закрытом отделении. Зоя Васильевна сообразила:

– Так вы же для того меня и позвали, да, Царионыч?

– Совершенно верно, Зоя Васильевна!

– Так значит вас, Игорь, интересует персонал, что работал со Снежаной Чудай?

Янов кивнул.

– Вообще-то, с ней персонально никто работать не хотел. Снежана эта будто все вокруг себя отравляла. Она так шутила, что оставалось ужасно неприятное ощущение… Мне как-то сказала: ходишь такая веселенькая, что противно! И вроде бы – чего тут такого, но я потом не могла в себя прийти, так от ее слов тошно стало! Но мне-то деваться было некуда, я за весь персонал отвечала, потому и работала с ней постоянно. А санитарочки и сестрички – те прочь бежали. Им легче было работать с мужиками в полном психозе, чем со Снежаной.

– Но, может, кто-нибудь из медсестер находил общий язык с Чудай? – спрашивая, Янов подлил Зое Васильевне бренди.

– Нашелся один – только медбрат, а не сестра. Пришел к нам санитаром, а до того – машину «Скорой» водил. Такой весь из себя франтоватый, – Зоя Васильевна оттопырила нижнюю губу и покрутила плечами, иллюстрируя свое определение. Ищенко и Янов рассмеялись. – Сначала я к нему несерьезно отнеслась, но он со Снежаной хорошо поладил, и пришлось считаться.

– А как его звали?

– Валентин. И фамилия такая чудная – Корда! Я его поддразнивала: «Корда – спесивая морда!».

Адрес Вэла Янов узнал у Селены.

Стоя перед дверью бывшего мужа любимой женщины, Игорь страшно злился на себя – почему раньше не поспешил разобраться с ним! Почему позволил так долго пугать Еву!

Звонок под пальцами следователя издавал трель за трелью, но дверь не открывалась. Селена говорила, что ее отец – психолог в поликлинике, и его рабочий день продолжается до пяти часов пополудни. Значит, он должен быть дома.

«Небось свои анонимки раскидывает!», – подумал Янов досадливо. Резко развернулся и сбежал во двор, решив дождаться Вэла у подъезда. Нашел лавочку за кустом, уселся, закурил.

Еще раз прокрутил в голове доводы, сокрушаясь об отсутствии прямых улик. Утешил себя – это вопрос времени.

Непонятно, как удавалось бывшему супругу оставаться в курсе жизненных событий Евы. А вот характер Корды объяснял все преступления: скрыто-агрессивный, зацикленный на своих обидах, трусливый.

Итак, что по нашей версии? После смерти матери Корда понимает или узнает, что Ева приедет в Гродин, чтобы вернуть дочь. Встреча с бывшей женой, которую он предал, которой изменил и которая в итоге бросила его, выбрав нового мужчину, Корде невыносима. Люди всегда ненавидят тех, кому причинили горе, тем самым подавляя чувство вины. Вдобавок Корда не хочет отпускать дочь к Еве. Ненависть и обида достигает критической массы, и Корда решает убить Еву. Выслеживает ее через Интернет – на страничке в соцсети указаны место и время занятий «Школы соблазнения», а затем следит за Евой до самого ее дома. Вэл отчего-то проворонил появление Алёны и отъезд Евы. Возможно, приехал убивать бывшую жену попозже ночью, а за домом будущей жертвы проследить не удосужился. Вполне разумно, ведь его могли бы запомнить жители района, куда редко захаживают чужие люди. Итак, Корда явился ночью, вошел в незапертую дверь, в свете фонаря увидел спящую на диване женщину. Не рассмотрев ее из страха быть застигнутым, убил и ушел.

Что же касается алиби в виде справки из больницы, Игорь его еще проверит.

Увидел ли Вэл свою ошибку на месте преступления – неизвестно, но после появления Евы в Гродине он на новое убийство не смог решиться. Вымещал злобу, подкидывая Еве ругательные анонимки и пугая телефонными звонками собственную дочь. Надеялся напугать их и поссорить, заставить нервничать. Но это еще не все. Попутно Корда выяснил, что в Гродин приехал Дима Чудай, о котором Вэл знал от Снежаны. Решив убрать Еву чужими руками, Вэл подсунул парню пистолет, из-за которого убил дядю-прокурора, и фальшивое письмо покойной матери. Почти добился успеха.

…До ушей Янова донесся звук шагов, он выглянул из-за веток. По дорожке к дому шел худой человек с покатыми плечами и поникшей головой. Он двигался размеренно и ровно, но все равно казалось, что вот-вот споткнется, а то и упадет. Янов разглядел удлиненное лицо – правильное, без изъянов, благородно принимающее возраст. Несмотря на осеннюю прохладу, человек был одет в розовую рубашку-поло, серые льняные брюки и ажурные светлые мокасины, как будто не желал расставаться с любимыми летними вещами. Подчиняясь инстинкту сыщика, Янов окликнул прохожего:

– Валентин Семенович, добрый вечер!

Вэл остановился, обернулся и тут же бросился бежать неровными шагами мало тренированного человека. Внутренне готовый к чему-то подобному, Игорь погнался за ним, рванув не вслед, а наперерез Корде. Маневр оказался успешным – через десяток шагов Вэл почти влетел в объятия следователя.

– Пустите меня! – зашипел он с перекошенным лицом. – Тебя Женька подослала?! Избить меня хочешь? Хочешь, чтобы я взял на себя убийство жены твоего брата?

Его гримаса выражала скорее ужас, чем злобу.

– Успокойтесь, – встряхнув Вэла и не отпуская его, ответил Игорь. – Что у вас за фантазии?..

Вэл перебил его сдавленным шепотом:

– Я все знаю, мне ваш следователь рассказал! Геннадий… отчество не помню.

– Чернов? Таки не зря я ему подсказочку передал!

– Пустите! У меня есть алиби! Я лежал в областной больнице, могу справку показать. И Чернов все записал в протокол!

Подавив вполне осуществимое желание удушить Вэла, Янов рассмеялся:

– Рад, что вы непричастны к убийству моей родственницы, Валентин Семенович. Только у меня к вам совсем другое дело.

Корда вырвался из рук Янова, отряхнулся, выпрямил спину.

– Так что вам надо?

– Вы в курсе, что ваш дядя, прокурор Боженов умер?

– В курсе. Я как раз из полиции.

– Надо поговорить. Ваша жена дома?

– Я не женат.

– Тогда мы идем к вам!

… – Так вы просто хотите денег за молчание? – изумился Корда. Беседа проходила в уютном жилье Вэла. Янов не заметил в квартире признаков существования женщины, интерьер был обустроен в брутальном духе и не без претензий в виде кожаного дивана и старинных сабель на настенном ковре. – У вас есть пистолет моего дяди, вы считаете, что я передал его некоему Денису…

– Дмитрию.

– Дмитрию… фамилию я не запомнил. А сам я, значит, убил своего дядю, подложив ему пустышки вместо таблеток? Какие доказательства?

– Да по сути – никаких. Но у меня есть свидетель, что вы знакомы со Снежаной Чудай, а через нее – с Дмитрием Чудаем. Именно у Дмитрия я и обнаружил этот пистолет с указанием убить Еву Корда.

– Ой, да чего вы намутили?

– Что ж, пожалуй, вы правы, – Янов встал. – Хотел я, дурак, подзаработать, но не вышло. Отнесу пистолет следователю, который разбирался со смертью прокурора, расскажу ему все. И пусть сам решает, что с этим делать – возбуждать уголовное дело в вашу честь или нет. Кстати, таблеточки-пустышки тоже у меня – с вашими пальчиками на капсулах.

– Правда?

«Если бы это было правдой, – подумал Янов, – ты бы сейчас сидел в допросной комнате в качестве обвиняемого!».

– Сомневаетесь?

Вэл стих и смолк.

Игорь уже почти покинул комнату, когда Корда подал голос.

– Стойте. Сколько денег вам надо?

Янов обернулся. Он ни секунды не сомневался, что Корда не выдержит – слишком слабый характер, слишком мнителен!

– Для начала я хочу знать, почему вы убили дядю?

– Он заметил, что я взял пистолет. Поднял хай, развопился. Угрожал сообщить в полицию. Тогда я пообещал вернуть пистолет. Соврал, что продал его, покаялся… На следующий день подменил капсулы в упаковке с сердечным препаратом.

– Понятно. А угрозы Еве – тоже ваших рук дело?

– Нет. Какие угрозы?

– Вот эти! – Янов сунул в нос Корде красную бумажку.

– Ей кто-то угрожает?

– Так, хватит прикидываться!

– Да перестаньте, я не писал ничего такого. У меня и принтера нет.

– Ладно. А у вас есть вещи из рыбьей кожи?

– Что это за вопрос? – Вэл вскочил, забегал по квартире. – Что вам надо? Денег? Я их найду! А теперь – уходите отсюда!

Можно было бы прямо сейчас перевернуть все барахло этого умника и поставить точки над i, а после – отправить его в обезьянник до окончания разбирательства. Вот только за то время, пока Янов будет убеждать старика Камнева вернуть его к расследованию, да пока созреет экспертиза, найдутся свидетели, Вэл успеет сто раз накатать жалобу на незаконные действия полиции в прокуратуру, а то и в Гаагу, а затем выйти на свободу. А потом – удрать.

Но если держать Корду под контролем, разыгрывая шантажиста, то хватит времени опровергнуть его алиби и найти улики в пользу обвинения.

Вэл продолжал метаться по квартире, проклиная нежданного гостя на чем свет стоит. Янов пожал плечами, вышел. Спустя секунду вернулся со словами:

– А денег я хочу пятьсот тысяч рублей – на данный момент. Всего хорошего!

На этот раз ушел окончательно.

Бледный Корда схватился за телефон, трясущимися руками набрал номер…

Лена. Конец угрозам и еще много чему

Этим вечером мама впервые вошла в мою квартиру.

Я думала – она не решится, ведь тут все пропитано духом бабули: старомодные пейзажи местного мазилы, кружевные занавески, практичная клеенка на кухонном столе, вся эта сталинская мебель, в чем-то даже красивая, но невыносимо давящая на психику и разум. Я-то – что! Я привыкла утекать от давления, но мама не такая. Она хрупкая. Представить не могу, как она выжила после смерти Димкиного отца…

Вчера позвонил Янов, спросил про Диму. Узнав, что от него ни слуху, ни духу, посоветовал топать в полицию, писать заявление. И я написала. С тех пор у меня такое чувство, что с Димой беда.

Мама переступила через порог широким шагом победителя и почти не позволила заметить, как ей здесь неуютно. Улыбалась, шутила. Прошлась по комнатам, показала, где стояла моя детская кроватка.

Я налила немного вина, которое она выпила чуть ли не залпом.

И надо же, чтобы именно в этот момент зазвонил телефон! В первую секунду я подумала о Диме – вдруг это он? Или – что хуже – какие-то новости о нем из полиции? Но все оказалось намного гаже: в трубке зазвучал этот жуткий голос унисекс: злобный, шипящий, проклинающий маму…

– Кто там? – спросила она, увидев выражение моего лица.

Взяла из моих рук трубку, послушала и сказала картаво:

– Иди на хген! Сам пожалеешь!

И отключила связь.

– Селена, мы сейчас поедем к Вэлу и поговорим с ним. Пусть он наконец прекратит свои издевательства. Вставай, идем!

Отец не открывал.

– Ну, понятно! Как пакостить – мы герои, а как ответ держать – так нас нет, – сказала мама, стукнув по двери кулаком.

Дверь, легонько толкнувшись о створку, приоткрылась.

– Мам, он запереться забыл?

– Или это ловушка, – тоном киношного агента ФБР предположила мама.

Она медленно толкнула ручку и шагнула внутрь, я – за ней.

Из комнаты доносился какой-то шорох. Мы заглянули внутрь, после чего мама отодвинула меня назад и в сторону. Я не возражала – того, что успела заметить оказалось предостаточно: мой папа, скорчившись, лежал на полу, а возле его живота краснела лужица. Кажется, из живота торчал нож, но я не успела толком разглядеть. Папа слабо стонал, выглядел умирающим.

Во мне проснулась жалость, я даже почувствовала в себе какое-то доброе чувство к нему, остатки детской любви. А в памяти пронеслись те недолгие моменты, когда мы с ним ладили – гуляли в парке, он брал меня на руки. Хотелось, чтобы он выжил, пусть уж лучше живет – какой есть.

Мама вошла, склонилась над папой, тронула его щеку. Он чуть шевельнулся, медленно открыл глаза.

– Селена, – не оборачиваясь сказала мама, – вызывай «Скорую», так и скажи, что у нас тяжелораненный!

Я стала звонить, не отрывая глаз от своих родителей. Мама спросила:

– Кто это сделал?

– Я… должен… признаться во всем, Женя.

– Потом признаешься, это все неважно! Кто тебя хотел убить?

Теперь папа шевелил губами совершенно беззвучно. И затих.

– Черт побери! Селена, он потерял сознание!

«Скорая» прибыла через полчаса, врач в мятом халате наскоро осмотрел отца, брякнул: «Кома». Вызвал полицию и велел нам никуда не уходить до ее приезда. Мы и сами знали, что без полиции не обойтись, поэтому мама позвонила человеку-шкафу.

Доктор и сестра погрузили отца на носилки, понесли к выходу. Тут я увидела нож, торчащий из папиного живота. Обычный, кухонный.

Ужасно.

Игорь Пантелеевич приехал за минуту до дежурной группы, но уже после отъезда «Скорой». Обнял нас обеих разом.

– Ева, ты ничего здесь не трогала?

– Нет! Я же помню, что этого нельзя.

– А ты?

В ответ я смогла только помотать головой.

Янов оставил нас на диване, сам открыл шкаф и громко, с чувством глубокого удовлетворения, сообщил:

– Рыбья кожа!

Обернувшись, я увидела в его руке папин любимый ремень.

– А я думала, что он из змеи, – сказала я, так и не сообразив, чем так вдохновился Пантелеич.

Он достал из кармана прозрачный пакет и аккуратно поместил в него пояс. Не взял руками, свернул и положил в пакет, а именно поместил внутрь. Потом я вспомнила, что так делали в детективах полицейские – чтобы не оставлять собственных отпечатков. Сначала это меня обеспокоило, но потом вылетело из головы.

Приехала полиция. Нас долго допрашивал неприятный капитан Хвостов с тускловатыми, сонными, как у крокодила, глазами. Когда он отвязался, мы с мамой ушли. А Янов остался.

Мы сразу поехали в больницу к папе, просидели там до вечера – пока нас не выпер дежурный врач. Папа оставался в коме, а что будет дальше, доктора не знали.

Когда приехал Янов, мы ужинали. Мама включила телевизор, нашла культурный канал. Мы посматривали на экран, словно бы следили за ходом мысли толстого квантового ученого, но на самом деле кванты и кошка Шредингера интересовали нас очень мало.

Янов, как хороший мальчик, вымыл руки и сел к столу. Мама поставила перед ним тарелку, он принялся есть. Над столом зависло молчание.

Съев половину котлеты, Янов поднял взгляд на маму.

– Ты часто бывала у Вэла?

– Сегодня – в первый раз.

– Свидетели видели тебя днем возле подъезда и у дома. Твои волосы, твои очки.

– Ошибочка вышла, – улыбнулась мама.

Я подсказала:

– Днем мы у меня дома были.

– Нет, Селена, – возразила мама, – я у тебя была в четыре дня, а Вэла ранили раньше. Так сказал Хвостов, а ему об этом сообщил эксперт – он узнал это по тому, насколько подсохла лужица крови. Удивительно, что могут знать эти люди…

– Похожую на тебя женщину видели в два часа тридцать минут и в три часа, – отчеканил Янов, – сначала она входила в квартиру Вэла, а потом – выходила. Будет опознание.

Мама пожала плечами – будет, так будет.

– А где жена Вэла, вы не в курсе? – спросил Пантелеич, снова принимаясь за котлету.

– Не знаем, – сказала мама. – Мы вообще не уверены в ее существовании.

– Кстати, Селена, это с номера Корды звонили тебе с угрозами, – сообщил Янов. – А на анонимке – отпечаток Вэла.

– Надо же, – сказала мама. – А ведь ты сразу на него подумал!

– Да, я должен был прижать его раньше. Натупил по полной.

– А я тебя отговаривала – считала Вэла безобидным дураком. Слава богу, что анонимки писал именно он! Значит, кроме Вэла у меня нет врагов.

Вздохнув, Янов спросил меня:

– О Диме нет новостей?

– Нет.

Мы снова замолчали.

Янов. Ева в заточении

Ева оказалась в ИВС уже на следующее утро.

Игорь не ожидал, что это может случиться так скоро, но вот, случилось.

О подробностях он узнал от самой Евы – несколько позже.

Сначала ее вызвали на допрос. Хвостов сам позвонил, не поленился. Первым делом Хвостов спросил – трогала ли Ева орудие убийства. Она ответила нет. После этого эксперт снял Евины пальчики и – как это может быть? – они совпали с отпечатками на ноже. Кроме отпечатков Евы на рукояти нашлись и отпечатки самого Корды, который мог схватиться за рукоять после ранения или всадить себе нож собственноручно. По положению пальцев можно было бы понять, кто нанес удар жертве, но на этот счет эксперты не дали заключения.

Наличие отпечатков Евы Игорь мог объяснить только так: убийца или сам Корда принес нож, который Ева брала в руки в другом месте. Но как можно ударить человека ножом, не смазав чужие отпечатки, оставалось загадкой.

Вспомнить, где Ева могла прикасаться к ножу, она не смогла. Игорь видел несколько ножей из одного комплекта с деревянными ручками в ее квартире на проспекте, но орудия преступления среди них не было. Этот был пятнадцатисантиметровый, с пластиковой черной рукоятью – обычная китайская штамповка, таких везде полно.

Ева вспомнила, что нарезала бутерброды в гостях у подруги Машки, но у Машки все ножи керамические, очень модные, привезенные сыном из Германии. Ну, а больше Ева нигде не готовила.

Пока эксперт сличал отпечатки, Еву показали трем пожилым дамам, тем самым свидетельницам, что видели днем возле квартиры Вэла стриженную высокую женщину. Едва увидев Еву, дамы сообщили, что «конечно же, это она!».

Удовлетворенный Хвостов составил протокол задержания и отправил Еву в обезьянник. Он «забыл» предоставить ей встречу с защитником, чем и вызвал на свою голову неприятности. Рассчитывая на нечто подобное, Янов попросил о помощи Гжелкина, к счастью, как раз находившегося по делам в Гродине. Гога прилетел, как на метле.

Янов с восхищением наблюдал, как ловко Гжелкин «вывернул» Хвостову руки: вы нарушили права моей клиентки, вы обязаны выпустить ее под подписку о невыезде, а то я вас лично засужу!.. Хвостов отчаянно сопротивлялся, но надолго его не хватило.

Вскоре Ева оказалась в объятиях Игоря.

– Как ты?

– Ой, что ты так волнуешься? Обезьянник – еще не ад. Ну, все, перестань меня разглядывать. Ты еще волосы на моей голове пересчитай…

Доставив Еву домой, Янов позвонил Могиле, уже вернувшемуся к работе в Курортном.

– Проворонил я подозреваемого, – признался Игорь. – Надо было в кутузку его, он бы не смог себя порезать. Правда, тут еще вопрос…

Дослушав подробный рассказ о заморочке с ножом, Борис поцокал языком:

– Нахитрил твой Корда, – и неожиданно заявил: – Плохо, что он выжил.

– Что ты такое говоришь?..

– С трупами проще. Знаешь, я приеду осмотреть жертву – хотя бы поверхностно.

– Буду благодарен. А я пойду трепать свидетельниц.

Три соседки, опознавшие Еву, жили в соседних с Кордой квартирах. Припарковавшись возле их дома, Игорь вышел из машины и тут же нарвался на скрюченного сердитого дворника, мужика неопределенного возраста, с мятым лицом алкаша, но очень цепким недобрым взглядом.

– Ты где машину бросил, амбал?! – завопил мужик.

Янов оглянулся на своего «Логана» – тот мирно прижался к бордюру, оставляя достаточно места для машин и пешеходов. На растения автомобиль не наехал, урны не свалил.

– А что? – спросил Янов.

– Под подъездами машины нельзя ставить! Тут пешеходная зона! Мотай отсюда!

– Хорошо, сейчас уеду. Только скажите, вы тут часто находитесь?

– Да, – доказав свою власть на подведомственной территории, дворник успокоился, как хороший пес, со вкусом облаявший прохожего. – А кто вы такой?

– Следователь, вот удостоверение.

– Угу, – дворник внимательно изучил корочку. – Я тут часов до трех – точно. Янов достал фото Евы.

– А вот эту женщину тут видели?

– Не, не видал! Я б такую запомнил.

– А вы Валентина Корду из семнадцатой квартиры знаете?

– Знаю, он тут уже давно живет.

– А как его жена выглядит?

– Ну, обычная такая жена. Волосы среднего цвета, глаза… есть. Кажется. Только я давно ее не вижу – с самого лета.

Поблагодарив дворника, Янов исполнил его предписание – перепарковался ближе к проезжей части.

Первая свидетельница, Надежда Федосеевна Гамова, жила на третьем этаже. Ее дверь широко распахнулась сразу после звонка. Янов увидел курпулентную фигуру с маленькой, будто чужой головой в тесной шерстяной шапочке. Наряд Надежды Федосеевны напоминал костюм средневекового японского придворного: несколько халатов разных длин и расцветок.

Дух, несущийся из квартиры, свидетельствовал о большом застолье с мясными, рыбными и овощными блюдами, а также о том, что в квартире регулярно употреблялось знчительное количество лекарственных средств – от настоек и отваров до резко пахнущих мазей.

– Привезли? – визгливо спросила Надежда Федосеевна, наступая на следователя. – Я уже два часа вас жду! Спите вы, что ли, на работе?!

– А что вы ждете?

– Итальянский спальный гарнитур из «Мебелёва», восемьдесят тысяч заплатила!

– Недорого для Италии, – заметил Янов.

– С распродажи. Вносите гарнитур, я место освободила.

– Его сейчас подвезут, а мне необходимо убедиться, что вы правильное место для гарнитура выбрали, – сказал Янов.