Ангелы-хранители Кунц Дин

Эйнштейн взволнованно прошлепал на кухню.

– Что, увидел Норин пикап? – спросил Трэвис.

Да.

Ретривер подбежал к задней двери, пританцовывая от нетерпения, но неожиданно замер и наклонил голову.

Удача улыбнулась Норе совершенно неожиданно.

Когда она припарковалась возле дома, поставила пикап на ручной тормоз и выключила мотор, Винс схватил ее и поволок через сиденье к пассажирской двери, которая оказалась вплотную к задней стене здания и практически не просматривалась через передние окна. Винс потянул Нору за собой из пикапа, настороженно озираясь и выискивая глазами Трэвиса. В результате Винс немного отвлекся и отвел в сторону ствол. Оказавшись возле бардачка, Нора рывком открыла дверцу и схватила пистолет 38-го калибра. Однако Винс явно что-то услышал или почувствовал. Он резко развернулся, но было поздно. Нора приставила ствол револьвера к его животу и, прежде чем Винс смог поднять свою пушку, чтобы вышибить Норе мозги, три раза нажала на спусковой крючок.

Винс, с выпученными от удивления глазами, ударился спиной о стену дома, находившегося всего в трех футах позади.

Нору удивило собственное хладнокровие. Неожиданно у нее в голове промелькнула безумная мысль, что нет никого опаснее матери, защищающей своих детей, хотя один ребенок еще не родился, а вторым была собака. Нора выстрелила еще раз, прямо Винсу в грудь.

Винс повалился ничком на мокрую землю.

Повернувшись, Нора бросилась бежать. На углу дома она буквально столкнулась с Трэвисом, который перепрыгнул через перила и приземлился на полусогнутых прямо перед Норой, не выпуская из рук карабин «узи».

– Я убила его! – Нора отчаянно пыталась справиться с истерическими нотками в голосе. – Я выстрелила в него четыре раза. Боже мой, я убила его!

Трэвис выпрямился, явно не понимая, в чем дело. Нора обняла мужа за шею, положив голову ему на грудь. Стоя под проливным дождем, она наслаждалась живительным теплом его тела.

– Кого… – начал Трэвис.

А в это время Винс у Норы за спиной пронзительно вскрикнул задыхающимся голосом и, перекатившись на спину, выстрелил в них. Пуля попала Трэвису в плечо и отбросила назад. Если бы Винс взял на два дюйма правее, пуля попала бы Норе в голову.

Когда Трэвис упал, обнимавшая его Нора едва не потеряла равновесие. Однако она тотчас же разжала руки и, метнувшись влево, спряталась за капотом пикапа, за линией огня. Бросив мимолетный взгляд на Винса, Нора увидела, что тот, держась одной рукой за живот и сжимая в другой револьвер, пытается подняться с земли. У Норы не было времени приглядеться получше, но крови на Винсе она не увидела.

Ну и что все это значило? Он не мог выжить, получив три пули в живот и одну в грудь. Если, конечно, действительно не был бессмертным.

Пока Нора, скрючившись, пряталась за пикапом, Трэвис уже приподнялся и сидел в грязи. Вот на нем кровь явно была видна, она текла из раны на плече по груди, пропитывая рубашку. И когда Винс выстрелил наугад во второй раз, Трэвис открыл беспорядочный огонь из «узи». Положение Трэвиса было ненамного выгоднее, чем у Винса; пули градом стучали по стене дома и рикошетом отскакивали к пикапу.

Трэвис прекратил стрельбу.

– Вот дерьмо! – Он поднялся на ноги.

– Ты его задел? – спросила Нора.

– Он завернул за угол и побежал вдоль переднего фасада, – сказал Трэвис, бросившись вдогонку.

По расчетам Винса, он находился на пороге бессмертия, если уже не достиг его. Ему нужны были, максимум, еще несколько жизней, и теперь он больше всего опасался того, что его прикончат, прежде чем он достигнет своей великой Судьбы. Поэтому Винс принял меры предосторожности. Вроде последней и самой дорогой модели бронежилета из кевлара. И вот сейчас спрятанный под свитером бронежилет остановил четыре пули, которые эта сука пыталась всадить в Винса. Пули расплющились о бронежилет, не ранив Винса. Но, Господи Иисусе, как же это было больно! От удара Винс врезался в стену и на миг задохнулся. Ему казалось, будто он лежит на гигантской наковальне и кто-то методично бьет его по животу кузнечным молотом.

Скорчившись от боли, Винс проковылял к фасаду дома, подальше от линии огня проклятого «узи», чтобы не получить пулю в затылок. Буквально чудом Винс добрался до угла и поднялся на крыльцо, где Корнелл его точно не достанет.

Винс испытывал некоторое моральное удовлетворение оттого, что ему удалось ранить Корнелла, хотя и не смертельно. Винс понимал, что теперь, с утратой преимущества фактора неожиданности, ему предстоит продолжительный бой. Черт, эта баба оказалась почти такой же крутой, как Корнелл! Чокнутая амазонка!

А ведь он мог на чем угодно поклясться, что у этой тихой мышки покорность была в крови. Очевидно, он недооценил ее – и это его погубило. Винс Наско не привык совершать подобные ошибки; подобные ошибки совершают ничтожные люди, но отнюдь не избранники Судьбы.

Уверенный, что Корнелл идет за ним по пятам, Винс стремительно поднялся на переднее крыльцо и вошел в дом, решив, что, пожалуй, так будет лучше, чем прятаться в лесу. Они наверняка рассчитывают, что он попытается укрыться за деревьями и поменять стратегию. Нет, он пройдет прямо в дом и найдет удобную позицию, с которой просматриваются передняя и задняя двери. Может, ему еще и удастся застать их врасплох.

Винс проходил мимо большого окна, направляясь к входной двери, как вдруг стекло взорвалось и оттуда что-то вылетело, точно реактивный снаряд.

Вскрикнув от неожиданности, Винс выстрелил, однако пуля попала в крышу крыльца, и собака – Господи Иисусе, это была та самая собака! – врезалась в Винса. Револьвер выпал у него из руки. Винс упал навзничь. Собака набросилась на него и, порвав одежду, впилась зубами ему в плечо. Перила крыльца обломились. И Винс с собакой рухнули вниз, на лужайку перед домом, прямо под дождь.

Винс с дикими воплями принялся молотить собаку мощными кулаками. Она завизжала и разжала зубы. Но затем вцепилась ему в горло и, если бы Винс вовремя не скинул ее, наверняка перегрызла бы ему трахею.

У Винса по-прежнему болезненно пульсировали внутренности, и все же, собравшись с духом, он заковылял к крыльцу, чтобы найти револьвер, но вместо револьвера нашел Корнелла. Корнелл стоял на крыльце и смотрел на Винса.

Внезапно Винс почувствовал небывалый прилив уверенности. Винс знал, что с ним ничего не случится. Знал, что он неуязвим и что он бессмертен, так как мог без страха смотреть в дуло «узи», без тени страха. Он ухмыльнулся Корнеллу и сказал:

– Посмотри на меня, посмотри! Я твой самый страшный кошмар!

– А вот это вряд ли, – ответил Корнелл и открыл огонь.

Трэвис сидел на кухне, Эйнштейн был рядом, Нора перевязывала мужу раненое плечо. И между делом рассказывала все, что знала о человеке, приехавшем с ней на пикапе.

– Он оказался чертовым джокером, – произнес Трэвис. – Откуда нам было знать о его существовании?!

– Надеюсь, это единственный джокер.

Морщась о боли, когда Нора протерла рану спиртом и помазала йодом, и еще раз поморщившись, когда она начала перевязывать плечо, пропуская бинт под мышкой, Трэвис сказал:

– Так уж не старайся. Кровотечение не сильное. Артерия не задета.

Пуля прошла насквозь, оставив жуткого вида входное отверстие, Трэвису определенно было очень больно, но какое-то время он еще сможет остаться в строю. За медицинской помощью он обратится чуть позже, вероятно, к доктору Джиму Кину, чтобы избежать ненужных вопросов, которые непременно начнут задавать все остальные врачи. Ну а сейчас для Трэвиса было главным, чтобы повязка оказалась достаточно тугой, поскольку ему еще предстояло избавиться от тела убитого им человека.

Эйнштейну тоже досталось. К счастью, он не порезался, когда выскакивал в окно. Кости тоже вроде оказались целы, однако у него было несколько серьезных ушибов. Он явно находился не в лучшей форме, да и выглядел неважно – грязный, мокрый, несчастный. Пожалуй, ему тоже придется показаться доктору Кину.

А за окном дождь припустил с новой силой, барабанил по крыше, струи воды с грохотом стекали по водосточным желобам и трубам. Дождь заливал переднее крыльцо, попадая в разбитое окно, однако Норе с Трэвисом сейчас было не до нанесенного водой ущерба.

– Слава богу, что идет дождь! Из-за шума в водосточных трубах никто из соседей не услышал пальбы.

– А где мы похороним тело? – спросила Нора.

– Я думаю. – Правда, думать ему было крайне тяжело, так как рана пульсировала и боль отдавалась в голову.

– Мы можем зарыть его прямо тут, в лесу…

– Нет. Тогда нам не удастся забыть, что он был здесь. Мы будем вечно бояться, что тело отроют дикие животные или обнаружат туристы. Наверное, лучше… найти подходящее место на Тихоокеанском шоссе, дождаться, когда там не будет движения, вытащить тело из багажника пикапа и сбросить с обрыва. Если мы выберем место, где море вплотную подходит к подножию скалы, тело тотчас же смоет волной, прежде чем его заметят.

Не успела Нора закончить перевязку, как Эйнштейн с жалобным воем вскочил с места. Принюхался. Подошел к задней двери, секунду постоял возле нее, после чего исчез в гостиной.

– Боюсь, ему досталось сильнее, чем нам кажется, – сказала Нора, наклеивая последний кусок пластыря.

– Возможно, – отозвался Трэвис. – А возможно, и нет. Он весь день ведет себя немного странно, с самого утра, когда ты уехала к доктору. Он сказал мне, что сегодня плохой день.

– И оказался прав, – кивнула Нора.

Тем временем Эйнштейн, выбежав из гостиной, с ходу кинулся в кладовку, где включил свет и принялся нажимать на педали, чтобы достать буквы.

– Может, у него появилась идея, как спрятать тело, – предположила Нора.

Пока она убирала йод, спирт и бинт, Трэвис, с трудом натянув рубашку, отправился в кладовку посмотреть, что хотел сказать Эйнштейн.

АУТСАЙДЕР ЗДЕСЬ

Трэвис вставил новый магазин в приклад карабина «узи», запасной магазин положил в карман, а Норе отдал пистолет-автомат «узи», который лежал в кладовке.

Доверившись возникшему у Эйнштейна ощущению близкой опасности, они поняли, что времени пройти по дому и закрыть ставни у них нет.

Хитроумная схема с веселящим газом в амбаре была задумана в расчете на то, что Аутсайдер появится ночью и сперва произведет разведку. Но теперь, когда он явился средь бела дня, пока они разбирались с Винсом, этот план провалился.

Они стояли на кухне, напряженно прислушиваясь, однако монотонный шум дождя заглушал все звуки.

К сожалению, Эйнштейн не мог точно указать местонахождение противника. После болезни шестое чувство ретривера работало не в полную силу. Им еще крупно повезло, что пес смог учуять опасность. Его утреннее тревожное состояние, очевидно, было связано не с мужчиной, напавшим на Нору, а с появлением Аутсайдера.

– Наверх, – сказал Трэвис. – Все наверх.

На первом этаже Аутсайдер мог войти через двери или окна, а на втором – только через окна. И возможно, там удастся закрыть хотя бы часть ставней.

Нора с Эйнштейном поднялись первыми. Трэвис прикрывал тылы: он шел, пятясь и держа первый этаж под прицелом «узи». У Трэвиса от слабости кружилась голова. Он остро чувствовал, как боль от раненого плеча медленно разливается по всему телу, словно чернильное пятно по промокательной бумаге. Оказавшись наконец на площадке второго этажа, Трэвис сказал:

– Если мы услышим, что он пытается пробраться в дом, можно будет спуститься вниз, подождать, когда он полезет к нам, и, застав его врасплох, пристрелить.

Нора кивнула.

Сейчас им нужно было затаиться, предоставить Аутсайдеру шанс проникнуть на первый этаж, дать ему время сообразить, что они на втором этаже, позволить набраться уверенности, что опасности нет и можно спокойно подойти к лестнице.

Ослепительная вспышка молнии – впервые за сегодняшнюю бурю – озарила окно в конце коридора, загремел гром. Небо, казалось, раскололось от взрыва, и разверзлись хляби небесные.

Из двери студии в конце коридора вылетела одна из картин Норы и врезалась в стену.

Нора вскрикнула от удивления, и на мгновение все трое замерли, глядя на лежавшее на полу полотно и гадая, не связано ли это паранормальное явление с громом и молнией.

Между тем из студии вылетела вторая картина, также врезавшись в стену. И тут Трэвис увидел, что полотно разодрано в клочья.

Аутсайдер был уже в доме.

Они стояли в конце короткого коридора. По левую руку располагалась хозяйская спальня и будущая детская, по правую – ванная и студия. Мерзкая тварь находилась всего через две двери от них, в студии, и прямо сейчас уничтожала Норины работы.

В коридор вылетела очередная картина.

Насквозь промокший, грязный, потрепанный, до сих пор не оправившейся от чумки, Эйнштейн тем не менее злобно залаял, пытаясь прогнать Аутсайдера.

Сжимая «узи», Трэвис сделал шаг по коридору.

Нора схватила его за руку:

– Не надо. Пора сматываться отсюда.

– Нет. Мы должны встретиться с ним лицом к лицу.

– Только на наших условиях, – сказала Нора.

– Выбирать уже не приходится, – возразил Трэвис.

Еще два полотна приземлились на растущую гору изувеченных картин.

Эйнштейн уже не лаял, а утробно рычал.

Все вместе они направились к открытой двери студии.

Опыт спецназовца подсказывал Трэвису, что им следует разделиться и рассредоточиться, а не группироваться в единую мишень. Но здесь была не группа «Дельта», а их противником – не простой террорист. Если они рассредоточатся, то им может не хватить мужества, столь необходимого для встречи лицом к лицу с этой тварью. В данном случае единство придавало им сил.

Они уже были на полпути к двери студии, когда Аутсайдер издал пронзительный вопль. Этот леденящий кровь звук пробрал Трэвиса буквально до мозга костей. Они с Норой остановились, но Эйнштейн сделал еще два шага вперед.

Он трясся как в лихорадке.

Трэвис внезапно понял, что его тоже трясет, отчего плечо разболелось еще сильнее.

Сбросив липкие оковы страха, он ринулся в открытую дверь, спотыкаясь об изуродованные полотна и поливая студию непрерывным огнем. Карабин отдавал в плечо, и, хотя отдача была минимальной, Трэвису казалось, будто кто-то долбит по ране долотом.

Он никого не задел, ничего не услышал и не увидел даже признаков врага.

Пол был усеян изуродованными картинами и осколками стекла из разбитого окна, через которое тварь проникла в дом, забравшись на крышу крыльца.

Трэвис остановился, широко расставив ноги. Сжимая обеими руками карабин. Смаргивая пот с глаз. Стараясь не обращать внимания на жгучую боль в правом плече. Выжидая.

Аутсайдер, вероятно, слева от двери, а может, справа, за дверью, пригнулся, готовый к прыжку. Если потянуть время, возможно, ему надоест ждать и он кинется на Трэвиса, и тогда эту тварь можно будет уложить прямо на пороге.

Нет, он такой же умный, как Эйнштейн, сказал себе Трэвис. Неужели Эйнштейн оказался бы настолько глуп, чтобы кинуться на меня в узком дверном проеме? Нет. Нет, Эйнштейн сделал бы что-то более умное, непредсказуемое.

Небо взорвалось очередным ударом грома, таким мощным, что задребезжали стекла и затряслись стены. Зигзагообразная молния с шипением пронзила день.

Ну давай же, ублюдок, покажись!

Трэвис посмотрел на Нору с Эйнштейном, стоявших всего в нескольких шагах от него: хозяйская спальня находилась по одну сторону от них, ванная – по другую, лестница – позади.

Трэвис в очередной раз бросил взгляд на дверной проем, на осколки стекла среди кучи мусора на полу. И неожиданно понял, что Аутсайдера в студии нет, что он выбрался через окно наружу, на крышу переднего крыльца, и теперь собирается атаковать их с другого конца дома, через другую дверь, возможно, из спальни или из ванной комнаты, а возможно, он бросится на них с пронзительным криком с верхней площадки лестницы.

Трэвис махнул рукой Норе:

– Прикрой меня.

И, не дав ей возможности возразить, Трэвис пригнулся и вошел в студию. Он едва не упал, споткнувшись об устилавшие пол обломки, но удержался на ногах и стремительно развернулся, готовый открыть огонь, если бы тварь оказалась где-то рядом.

Но она исчезла.

Дверь шкафа была открыта. Однако в шкафу никого не оказалось.

Трэвис подошел к разбитому окну и осторожно выглянул наружу, на мокрую от дождя крышу крыльца.

Ветер голосил над острыми осколками стекла, торчащими из оконной рамы.

Трэвис направился обратно в сторону открытой двери в коридор. Нора бросила на него испуганный взгляд, однако продолжала храбро сжимать пистолет-автомат. И тут у нее за спиной распахнулась дверь в будущую детскую, и на пороге возникло оно, желтоглазое чудовище. Кошмарные челюсти, набитые страшными зубами, гораздо более острыми, чем осколки в оконной раме, были разинуты.

Почувствовав присутствие Аутсайдера, Нора собралась повернуться, но он набросился на нее и, не дав ей выстрелить, вырвал из рук «узи».

Монструозному существу не удалось вонзить в Нору свои шестидюймовые когти, поскольку Эйнштейн с грозным рычанием пошел в атаку. С проворством кошки Аутсайдер, оставив Нору, переключился на собаку. Стремительно повернувшись, он рассек воздух длинными руками, словно состоящими из нескольких локтевых суставов, и схватил Эйнштейна жуткими когтистыми лапами.

Трэвис, находившийся у дверей студии, не имел возможности чисто снять метким выстрелом мерзкую тварь, так как Нора по-прежнему оставалась между Трэвисом и Аутсайдером. Уже на пороге Трэвис велел Норе ложиться, чтобы освободить линию огня, что она сразу и сделала, но, увы, слишком поздно. Аутсайдер поволок Эйнштейна в детскую и захлопнул дверь, точно кошмарный черт из табакерки, который внезапно появился и так же внезапно исчез со своей добычей – все произошло буквально в мгновение ока.

Эйнштейн взвизгнул, и Нора ринулась к двери в детскую.

– Нет! – закричал Трэвис, оттаскивая ее в сторону.

Направив автоматический карабин на закрытую дверь, Трэвис разрядил в нее весь магазин, проделав в деревянном полотне не меньше тридцати дыр. Каждый выстрел больно отдавался в раненом плече, и у Трэвиса сквозь стиснутые зубы вырывался сдавленный крик. Конечно, имелся некоторый риск задеть Эйнштейна, но пес оказался бы в еще большей опасности, если бы Трэвис не открыл огонь. Когда карабин прекратил плеваться огнем, Трэвис выдернул пустой магазин, достал из кармана полный и загнал в рукоятку. После чего толкнул ногой изуродованную дверь и вошел в детскую.

Ветер залетал в открытые окна и раздувал занавески.

Аутсайдер исчез.

Эйнштейн, весь в крови, неподвижно лежал на полу у стены.

Увидев ретривера, Нора душераздирающе закричала.

На подоконнике алели пятна крови, ведущие на крышу крыльца. Дождь смывал кровавые следы.

Заметив краем глаза какое-то движение, Трэвис бросил взгляд в сторону амбара, где обнаружил Аутсайдера, который исчезал за большой дверью.

Нора, склонившаяся над собакой, воскликнула:

– Боже мой, Трэвис! Боже мой, после всего, через что ему пришлось пройти, неужели ему суждено вот так умереть?!

– Все, я иду за проклятым ублюдком, – клокоча от ярости, заявил Трэвис. – Он в амбаре.

Нора двинулась было вслед за мужем, но он решительно сказал:

– Нет, оставайся с Эйнштейном. Позвони доктору Кину и оставайся с Эйнштейном. Оставайся с ним.

– Но ведь я нужна тебе. Ты не можешь идти один.

– Ты нужна Эйнштейну.

– Эйнштейн умер, – всхлипнула Нора.

– Не смей так говорить! – Трэвис понимал, что ведет себя иррационально, но ничего не мог с собой поделать. Ему казалось, что Эйнштейн не умрет, пока они не озвучат эту мысль. – Не говори, что он умер. Оставайся с ним, твою мать! Похоже, мне удалось задеть этого беглеца из ночного кошмара, здорово задеть, он истекает кровью, и я смогу прикончить его без твоей помощи. Позвони Джиму Кину, оставайся с Эйнштейном.

Трэвис опасался, что из-за стресса у Норы случится выкидыш, если этого уже не произошло. Тогда они потеряют не только Эйнштейна, но и ребенка.

Трэвис опрометью бросился из комнаты.

Ты не в том состоянии, чтобы идти в амбар, говорил он себе. Сперва нужно слегка остыть. Велеть Норе позвать ветеринара для мертвого пса, велеть ей оставаться там, хотя на самом деле тебе явно не помешала бы подмога… Никуда не годится! Нельзя позволять гневу и жажде мести заглушить голос разума. Никуда не годится!

Однако Трэвис уже ходов не писал. Всю свою жизнь он терял любимых людей, и, если не считать службы в группе «Дельта», ему некому было мстить, потому что нельзя отомстить беспощадной судьбе. Даже в «Дельте» враги не имели лица – лишь бесформенная масса маньяков и фанатиков под общим названием «международный терроризм», – и такая месть не приносила особого удовлетворения. Но здесь он столкнулся с врагом, воплощавшим вселенское зло, с врагом, заслужившим такое название, и он, Трэвис, заставит его заплатить за убийство Эйнштейна.

Рысцой пробежав по коридору, Трэвис начал спускаться по лестнице, перемахивая сразу через две-три ступеньки, но тут у него закружилась голова, к горлу подступила тошнота, и, чтобы не упасть, пришлось схватиться за перила. Он облокотился не на ту руку, и его захлестнуло горячей волной боли. Отпустив перила, Трэвис потерял равновесие, скатился по последнему пролету лестницы и жестко приземлился.

Похоже, он был в худшей форме, чем ему казалось.

Крепко сжимая «узи», Трэвис встал на ноги и поковылял к задней двери, а оттуда на крыльцо, вниз по лестнице и во двор. Холодный дождь немного рассеял туман в голове, и Трэвис на секунду замер в надежде, что непогода поможет справиться с головокружением.

Перед мысленным взором Трэвиса снова возник образ окровавленного, искалеченного Эйнштейна. Трэвис подумал о забавных посланиях, которым больше не суждено появиться на полу кладовки, подумал о Рождестве, которое пройдет без Эйнштейна в колпаке Санты, подумал о любви, которую более не придется дарить и получать, подумал о гениальных щенках, которым не суждено родиться, и тяжкое бремя утраты буквально придавило его к земле.

Трэвис использовал горе, чтобы подогреть свою ярость, оттачивая свой гнев, точно бритву об оселок.

А затем Трэвис отправился в амбар.

В амбаре роились тени. Трэвис остановился на пороге, не обращая внимания на дождь, стучавший по голове и спине, и заглянул внутрь, всматриваясь в полумрак, в надежде обнаружить желтые глаза.

Ничего.

Трэвис вошел внутрь, ярость придавала ему сил, и потянулся к выключателю на стене. Даже когда в амбаре загорелся свет, Трэвис не обнаружил Аутсайдера.

Преодолевая головокружение, стискивая зубы от боли, Трэвис медленно прошел вдоль борта «тойоты» туда, где обычно стоял пикап.

Сеновал.

Еще пара шагов – и он окажется под сеновалом.

Если тварь там, она может прыгнуть прямо на него…

Однако на сей раз Трэвис ошибся в расчетах. Аутсайдер был в дальнем конце амбара, за капотом «тойоты». Он лежал, скрючившись, на бетонном полу, жалобно скуля и обнимая себя длинными мощными руками. Пол вокруг был заляпан кровью.

Трэвис стоял возле «тойоты», наверное, не меньше минуты, всего в пятнадцати футах от твари, глядя на нее с отвращением, страхом, ужасом и, как ни странно, зачарованно. Ему казалось, перед ним нечто с телом обезьяны, возможно, павиана – короче, обезьяноподобное. Однако Аутсайдера явно нельзя было отнести к представителям какого-то одного вида или считать смешением разных животных. Нет, он был чем-то особенным, неповторимым. Это существо, с чересчур крупным бесформенным лицом, желтыми глазами, похожей на ковш экскаватора челюстью, длинными изогнутыми зубами, покрытой спутанной шерстью сгорбленной спиной и слишком длинными руками, обладало пугающей индивидуальностью.

Тварь выжидающе смотрела на Трэвиса.

Трэвис сделал два шага вперед, целясь из «узи».

Подняв голову, с трудом работая челюстями, тварь хриплым, надтреснутым голосом смазанно, но отчетливо произнесла одно слово, которое Трэвис расслышал, несмотря на шум дождя и вой ветра:

– Больно.

Трэвис не был напуган, скорее удивлен. По идее, существо не должно было говорить, но все же ему хватило интеллекта выучить язык и желания общаться. Очевидно, за долгие месяцы преследования Эйнштейна это желание стало настолько сильным, что позволило в какой-то степени победить физические ограничения. Аутсайдер тренировал устную речь, найдя способ извлечь несколько вымученных слов из фиброзного речевого аппарата и деформированного рта. Трэвиса ужаснул даже не вид говорящего демона, а скорее мысль о том, как отчаянно это существо искало общения, все равно с кем. Трэвис не собирался жалеть Аутсайдера, не осмеливался жалеть его, поскольку хотел считать себя вправе стереть его с лица земли.

– Далеко зашел. Все кончено, – произнесло дьявольское существо с таким трудом, будто каждое слово вырывали у него из горла.

Глаза Аутсайдера казались настолько недобрыми, что не могли вызывать жалость, да и все его члены были явно предназначены для убийства.

Оторвав длинную руку от тела, существо подняло что-то, лежавшее рядом с ним на полу, но Трэвис успел заметить, что это была одна из видеокассет с Микки-Маусом, подаренных Эйнштейну на Рождество. На коробке был изображен всемирно известный мышонок в знакомой одежде; он улыбался своей фирменной улыбкой и махал рукой.

– Микки. – Слово это прозвучало странно, и жалко, и неразборчиво, в голосе Аутсайдера слышалась смертельная тоска одиночества. – Микки.

Трэвис сделал еще шаг вперед.

Кошмарное лицо Аутсайдера было настолько отталкивающим, что казалось почти совершенным. Это уникальное уродство обладало некой темной и странной притягательностью.

Раздался очередной раскат грома. Электрические лампочки в амбаре заморгали и почти потухли.

Чуть-чуть приподняв голову, Аутсайдер снова заговорил. И в этом царапающем голосе слышалось холодное сумасшедшее ликование.

– Убил собаку, убил собаку! – Аутсайдер издал скрипучий звук, похожий на смех.

Трэвис собрался было разнести тварь в клочья, но не успел нажать на спусковой крючок, как смех Аутсайдера перешел в нечто похожее на всхлипывания. Трэвис завороженно следил за происходящим.

Аутсайдер устремил на Трэвиса горящие глаза.

– Убил собаку, убил собаку, – повторил он, но на сей раз в его голосе слышалась раздирающая душу печаль, словно это адское существо понимало всю чудовищность преступления, которое он совершил, поскольку убийство было заложено в нем генетически.

Он посмотрел на картинку с Микки-Маусом на коробке из-под видеокассеты.

И умоляюще произнес:

– Убей меня.

Трэвис, и сам толком не понимая, что им руководит – то ли сострадание, то ли ярость, – нажал на спусковой крючок и разрядил весь магазин «узи» в Аутсайдера. Что человек породил, то человек и убил.

Покончив с Аутсайдером, Трэвис почувствовал себя опустошенным.

Он уронил карабин и вышел из амбара. Возвращаться в дом не было сил. Трэвис сел на мокрую землю и, съежившись под холодным дождем, зарыдал.

Он все еще плакал, когда Джим Кин свернул с Тихоокеанского шоссе на раскисшую грунтовку.