Невеста зверя (сборник) Коллектив авторов
Если солнца ей не видать, пусть будет хотя бы свобода. Она вырвалась из цепких рук и, не разбирая дороги, ринулась вперед, сквозь хлещущие ветви. Она никогда не спала по ночам. Крестьяне зовут ее призраком и проклинают за то, что она портит им охоту. Она живет, как кролики и цапли, питается полевыми цветами, зелеными папоротниками и белыми лилиями. Одна, всегда одна, скрывается она от преследований тщеславных принцев. Но вот настал день, когда она легла у воды и при свете луны снова стала самой собой. Она отерла кровь с лодыжки, вернулась в пустую кровать, со спутанными волосами и исцарапанной терновником кожей – уже не та принцесса, которой она была раньше. Когда встанет солнце, она снова превратится в зверя, вскочит, и дикое сердце забьется под тонкой шкуркой. С каждым днем ей все проще бегать на четырех ногах, слушать вечную песню утра, все привычнее свет солнца на шее. Лес лучше дворца, думает она – и бежит еще быстрее, обгоняя старые страхи и руки, пытающиеся удержать. Быстрые ноги ее мелькают на бегу. В последний раз человеческими, голубыми, печальными глазами оглядывается она сквозь ветви.
Жаннин Холл Гейли – автор книги «Как стать злодейкой». Ее работы представлены в изданиях Национального пресс-релиза «Альманах писателя», «Поэтический ежедневник» и в «Фэнтези и ужасы: лучшие рассказы года». В 2007 г. она была награждена грантом Художественного треста ГЭП штата Вашингтон и поэтической премией Дороти Сарджент Розенберг. В настоящее время она работает над двумя книгами, одна посвящена японским народным сказкам о превращениях в зверей, а другая – жизни спящих принцесс. Ее Интернет-сайт: www.webbish6.com.
Меня всегда увлекали истории о метаморфозах женщин – не только Дафна из греческих мифов и Филомела Овидия, но и оборотни и подменыши из народных сказок, фантастики и комиксов. Мне казалось, что в этих историях описывается связь женщин, обладающих волшебными способностями, с неземными силами, а еще отражается опасение и даже страх мужчин перед «инакостью» женщин. Ведь многие волшебные жизненные превращения – как у женщины-дракона Мелюзины – связаны с деторождением и различными женскими ритуалами.
«Белая косуля» – французская сказка, конец которой ужасен для бедной принцессы, – сначала какой-то принц влюбился в ее портрет, затем навлек на нее проклятие, открыв дверь в ее башню (не послушав предупреждений). Когда девушка впервые увидела лучи солнца, она превратилась в волшебную белую косулю, и принц ранил ее стрелой, но она все равно вышла за него замуж! В моей истории принцесса испытывает неоднозначные чувства к жениху и своей несчастной участи. Сначала, запертая в башне, она не видит света солнца, затем превращается в зверя.
Всегда приятно, переписывая сказки, давать несчастным принцессам чуть больше свободы и власти над их судьбой.
Терра Л. Герхарт-Серна
Койот и Валороза
Много лет назад, среди выжженных холмов, в жарких ветрах Юго-Запада жила девочка по имени Валороза, а еще – хоть она пока и не знала об этом – в тех же краях жил один проказливый бог индейских племен. Звали его Койотом, потому что койотом он и был. Но не просто койотом, малышка моя, mijita, а самым большим, умным и красивым койотом всех плоскогорий. Койот мог обхитрить любого, даже самого себя! Валорозе недавно исполнилась пятнадцать, и она знала, что стала взрослой девушкой, потому что так сказал священник на ее дне рождения. Мать назвала ее «Валороза», чтобы ее дочь знала, что обладает valor – и смелостью, и ценностью. Отец девочки, человек неплохой, с крупным носом и громовым голосом, звал Валорозу Розой – своей розочкой, ведь была эта милая девушка настоящей испанской красавицей, с румянцем ярким, как цвет розы, и прекрасными черными волосами. Мать ее считала, что отец Валорозы понимал ее имя неправильно. Но что тут поделаешь, если в свое время вышла замуж по воле отца? Можешь дать дочери хорошее имя и надеяться, что когда-нибудь, un dia, она станет его достойна. Матери всегда этого ожидают, всегда хотят лучшего для своих дочерей.
Валороза была гордой и бесстрашной девочкой. Она знала, что ей на роду написано совершить великие дела или хотя бы найти хорошего мужа. Ведь ее отец был команданте всего округа – человек весьма почтенный. Мама объясняла Валорозе, что она достойна уважения и сама по себе, даже если бы ее отец был бедняком с одним лишь ослом за душой, но Валороза думала, что это звучит глупо. Ведь деревенского голодранца Хосе Бафьяко, у которого ничего не было, кроме осла, почему-то никто уважаемым человеком не считал.
Ну так вот. Как-то раз отец Валорозы услышал, что индейские племена на окраине округа готовят бунт. Команданте должен был охранять порядок во имя его величества короля Испании и потому сразу же собрался в путь, в гнездо мятежников – индейскую деревушку. Перед отъездом он спросил Валорозу: «Розочка моя, что тебе привезти в подарок из дикарского племени? Хочешь, папа привезет тебе украшения – ожерелье из яркой бирюзы и блестящего серебра?» Но Валороза лишь покачала головой и попросила отца привезти ей букет цветов песчаной вербены. Она любила эти мелкие, неприхотливые розовые цветы, распускающиеся в жарких песчаных пустынях. Отец ответил ей обескураженным взглядом. «Но у тебя ведь есть розы, дочка! – воскликнул он. – Прекрасные розы, равных которым нет во всем округе, прямо у нас во дворе. Они и посажены-то для тебя!» Но Валороза повторила, что ей не нужно ничего, кроме цветов песчаной вербены, и отец обещал исполнить ее просьбу.
Когда отец Валорозы добрался до мятежной индейской деревни, он и его люди валились с ног от усталости. Казалось, индейцы утихомирились и сожалели о содеянном и попросили команданте пойти в холмы с вождем и знахарем племени – для переговоров; они обещали больше не творить никаких бесчинств. Команданте согласился и ушел с вождем и целителем в выжженные солнцем холмы рядом с деревней. Конечно, индейцы были не так глупы, как думал команданте. Они договорились с проказником-Койотом, что выведут испанского генерала из деревни, а Койот напугает его как следует, чтобы он впредь остерегался притеснять индейцев.
Вскоре отец Валорозы с двумя индейцами поднялись на вершину большого холма. Индейцы развели костер из сухого кустарника и пригласили генерала присесть и подождать, пока они подстрелят кролика на ужин. Команданте сел на землю, чуть не раздавив растущий под его ногами цветок песчаной вербены. «Que grosera… что за вульгарный цветок», – пробормотал он про себя и наморщил нос от острого, пряного запаха. Однако же любящий отец наклонился и сорвал несколько цветов. Но вдруг вздрогнул и недоверчиво протер глаза. Всего в нескольких футах от него, там, где за костром сгущалась темнота, вокруг старого мескитового дерева обвилась прекрасная плеть диких роз. И не просто роз, малышка! Таких пышных и ароматных цветов и в раю не сыщешь! Едва веря своей удаче, команданте протянул руку и сорвал одну розу. Но сразу же послышался разгневанный рев:
– Не трогай мои цветы! – Это был Койот. Он выращивал эти розы, чтобы провести время в ожидании испанского команданте, и до того увлекся, что даже не заметил его прихода.
Команданте весь затрясся. Как и многие грозные усатые мужчины в военной форме в душе команданте был трусоват.
– Умоляю, сеньор! – вскричал он, дрожа, как лист в песчаную бурю. – Пожалуйста, не убивайте меня! Я сорвал их для дочери, моей Розочки, дороже которой для меня нет ничего на свете.
Теперь Койот понял, кто такой этот глупец, и тихонько захихикал про себя, чтобы команданте его не услышал.
– Ах ты, трусливый воришка, – проворчал он угрожающе, – для дочери или нет, я тебе вот что скажу: эти розы были моей гордостью! Моей единственной радостью! Твоя кража не останется без наказанной! Вот что я с тобой сделаю: сначала отпущу тебя домой попрощаться с женой и привести дела в порядок. А когда солнце сядет семь раз, ты вернешься назад и прослужишь мне семь лет.
С этими словами Койот испустил ужасный нечеловеческий вой, и глупый команданте понесся со всех ног, подальше от холма и живущих на нем демонов. Так он и бежал без остановки до самой деревни, улепетывая, как испуганный кролик, а там вспрыгнул на коня и скорей помчался домой.
Койот посмеялся над глупым испанцем, уверенный, что научил его уму-разуму. Он вовсе не хотел брать генерала к себе в слуги, и не расстроился бы, если бы никогда больше его не увидел! Весьма довольный, Койот вернулся к себе в логово грызть кости куропатки и смеяться, как умеют только койоты.
Но у бедняги команданте воображения было поменьше, чем думал койот. Он ни на секунду не заподозрил, что это шутка, и домой приехал, горестно причитая, бледный и дрожащий. Он заперся у себя в кабинете и стал метаться из угла в угол, трясясь от страха. Валороза постучалась к нему в дверь: «Что такое, папа? Что случилось?» Несколько минут отец пытался мужественно молчать, но не выдержал и все рассказал дочери. «Нет, папа! – воскликнула Валороза. – Никуда ты не пойдешь! Ты ведь команданте! Я, как твоя дочь, пойду и скажу демону, чтобы он забрал меня вместо тебя! Меня защитит Пресвятая Дева». Отец пытался запретить, но Валороза его не слушала. Про себя она думала: «То-то будет весело! Этот демон у меня попляшет!» Но отец ни в какую не соглашался, и Валороза не сказала об этом больше ни слова.
В ту ночь Валороза выпрыгнула из окна спальни, оседлала свою лошадь и поскакала через пустыню в индейскую деревушку, из которой ее отец спасся бегством. Она хвалила себя за то, что она такая хорошая, самоотверженная и любящая дочь. Но в глубине души она знала, что ей просто надоело сидеть дома и захотелось попутешествовать. Жажда приключений кого угодно сорвет с насиженного места!
Когда Валороза доехала до того места, где отец встретил демона, она отпустила лошадь пощипать траву и крикнула:
– Эй, дьявол! Демон! Я пришла к тебе вместо моего отца, и меня защитит Пресвятая Дева!
Койот услышал ее и удивленно усмехнулся. Он вышел из зарослей мескита и обошел вокруг девушки.
– Значит, это ты «Розочка»? – хитро улыбаясь, спросил он. – Ты вовсе не такая нежная и хрупкая, как мои розы.
– Ха! – отозвалась Валороза. – Я Валороза храбрая! Я тебя не боюсь.
Услышав это, Койот немного разозлился и решил, что над Валорозой тоже неплохо сыграть злую шутку. «Я оставлю ее у себя, – подумал он. – Ее родные подумают, что она исчезла навсегда, что ее похитили пустынные духи! Я пошлю одну из моих жен-койотих пройтись перед домом девушки с розой в зубах. Ха! Они подумают, что я превратил их девчонку в койота. Хороший будет урок для надутого задавалы-команданте!» И койот ухмыльнулся во всю свою зубастую пасть.
Валороза тем временем с любопытством разглядывала крупного золотисто-серого зверя. Он умел говорить! Он сумел напугать ее отца чуть не до смерти – значит, это не простой койот. С воображением у Валорозы было получше, чем у команданте: она понимала, что он, возможно, местный дух или даже бог. Ведь это неправда, что все духи – дьяволы, один католический Святой Дух хороший. Запомни это, малышка.
Обдумав свою шутку, Койот сказал Валорозе, что оставит ее при себе служанкой, чтобы она ему готовила и вычесывала пыль из его шерсти, а потом, позже, может быть, и отпустит.
Валороза топнула ногой и испепелила его негодующим взглядом.
– Ха, – снова хмыкнула она. – Станет надо мной какой-то жалкий грязный койот шутки шутить! Не бывать такому!
Койот аж уши прижал. Что она такое говорит?
– Если бы у тебя и впрямь была сила, – с презрением продолжала Валороза, – ты бы превратился в человека! Разве ты не знаешь, что человек создан по образу и подобию Божьему, а значит, бог должен быть человеком? Ни один настоящий бог не захочет быть койотом!
Теперь Койот рассердился уже не на шутку, хотя в глубине души чувствовал, что девушка его впечатлила.
– Да неужели? – воскликнул он заносчиво. – Тогда смотри, жалкая букашка! – И с этими словами он обратился в человека – высокого, мускулистого мужчину с песочно-рыжими волосами.
Нахмурившись – он задумался, не над ним ли сыграли шутку, – он увел Валорозу к себе в логово.
Прошли недели. Валорозе приходилось прислуживать Койоту, но она не роптала. Койот раздумывал про себя, когда ему закончить эту шутку, да и стоит ли вообще это делать. А еще он размышлял над словами, которые Валороза бросила ему в тот первый день.
Валороза, однако же, соскучилась по шутовской ухмылке, с которой Койот встретил ее на холме. Хоть в человеческом обличье он и казался ей красивым, перемена в нем ей не понравилась. Как-то вечером она пришла к нему и попросила снова обратиться в койота.
Койот улыбнулся:
– Ах, значит ты все-таки не думаешь, что быть зверем так уж плохо?
Валороза опустила взгляд на свои запыленные босые ноги и тихо ответила:
– Пожалуй, нет.
Койот сразу же обрел прежнее обличье, и они с Валорозой отправились побегать по холмам при лунном свете.
Наконец, после многих таких вечеров, Койот отпустил Валорозу домой. Он не хотел с ней расставаться, но понимал: надо – значит надо. Это и есть мудрость, малышка.
Валороза вернулась в богатый отцовский дом, где отец приветствовал ее с распростертыми объятиями, со слезами вознося Богу благодарственные молитвы. Ее мать, чувствуя, что за чудесное возвращение, скорее всего, надо благодарить саму Валорозу, просто улыбнулась.
Через несколько месяцев на службу к команданте поступил новый солдат, веселый и смекалистый. Вскоре они с Валорозой обручились, и Валороза была очень счастлива. Перед самой свадьбой мать Валорозы подарила ей рамильете – букетик, в котором было два цветка песчаной вербены и одна ароматная дикая роза. Между лепестков розы виднелось несколько золотисто-седых волосков. Валороза вскинула глаза на мать, а та усмехнулась, и улыбка ее очень напомнила усмешку койота. И вот что я тебе скажу, малышка, много раз после того люди видели, как молодая женщина и койот бегают по холмам под луной с веселым визгом и хохотом. Если муж Валорозы об этом и слышал, то не возражал, а может быть, отправлялся на эти прогулки вместе с женой. Ты спросишь, малышка, чему учит эта сказка? Никогда не выходи замуж за человека, которому не нравятся койоты.
Терра Л. Герхарт-Серна пишет рассказы с десятилетнего возраста, но «Койот и Валороза» – ее первая публикация. Эта сказка была написана, когда она училась в Университете Пенсильвании, и оказалась в этой антологии по рекомендации ее преподавателя английского языка. Сейчас Терра учится на юридическом факультете Йельского университета, где пишет правоведческие труды, в которых сносок больше, чем текста.
Я написала сказку «Койот и Валороза» в качестве семестровой работы для семинара «Феминистские сказки». Чтобы подчеркнуть сочетание в этой истории двух культур и языков, я освежила детские воспоминания о сказках Дикого Запада и двуязычных cuentos популярного сказочника из Санта-Фе Джо Хейза.
Обычно мы представляем себе оборотничество как чисто физическое явление, но для меня, как молодой латиноамериканки, его восприятие скорее было связано с испаноязычной семьей моей матери на Западе и англосаксонской семьей отца на Востоке, с моей жизнью между английским и испанским языками, между переплетающимися нитями индейского (Нью-Мехико), испанского и англосаксонского наследия, а в последнее время – между пустынями Юго-Запада и университетом на Восточном побережье. В «Койоте и Валорозе» герои также кружат среди идентичностей и традиций: английских и испанских, латиноамериканских и индейских, перемещаются между мужским и женским, гордостью и смирением. Валороза проходит метаморфозу из ребенка в женщину, пытаясь усвоить новый, непохожий на прежний, культурный и жизненный опыт; если учесть эти перемены, какое имеет значение, она ли превращается в койота или койот в человека?
Стюарт Мур
Медный грош
В этом доме уж наверняка на сладости не скупились. Если на Хэллоуин дом украшен так роскошно, значит, и в конфетах недостатка не будет, к тому же самых вкусных. Во дворе были выставлены яркие старинные афиши: Дуг-мальчик-динозавр, настоящий Джек-тыквенная голова, Таинственная черная вдова, Кейт – девочка с львиным хвостом. Все эти пожелтевшие афиши, аккуратно вставленные в рамки под стекло, висели на столбиках, воткнутых в мокрый от росы газон. Выстроившись в жутковатый отряд, стояли они на страже дома. Сам дом, такой белый и неприметный при дневном свете, теперь скрывался в тени старых дубов. Незатейливая рожица, вырезанная в тыкве и освещенная изнутри свечкой, сияла зубастой улыбкой с одной из ступеней, а на крыльце дымился и булькал огромный ведьминский котел – прямо как настоящий! Уж здесь-то конфеты будут что надо!
Только вот свет в доме не горел – ни огонька. Поэтому маленький пират топтался на дорожке, переминаясь с ноги на ногу и не решаясь постучать. Его отражение нервно пританцовывало в стекле каждого плаката.
Мама пирата предупредила его, чтобы он не подходил близко к домам, в которых не горит свет, и уж тем более не входил туда. Этот дом простоял пустой много лет, но в прошлом месяце туда кто-то въехал. Взрослые говорили о новой домовладелице лишь шепотом. Пират глядел, как дымится котел. Он ясно помнил, что мама тихонько назвала ее ведьмой.
От того, что луна была полная, что последние сухие листья на деревьях шуршали, словно крошечные косточки на холодном ветру, а где-то в темноте ухала сова, становилось совсем жутко.
Наконец пират решил не рисковать. Когда он повернул к следующему, гостеприимно освещенному дому, из глубоких сумерек на крыльце выступила черная тень, и мягкий, вкрадчивый голос проговорил:
– Ну и кто же ты будешь, милый маленький монстр?
Парнишка застыл. Это был женский голос – молодой, моложе, чем у мамы, но старше, чем у няни. Голос был тихий, но бульканье котла его не заглушало.
– Что?
Искатель сластей снова стал переминаться с ноги на ногу. Он оглядел свой костюм, словно и сам не знал, кто он, – великоватая белая рубашка, черные брюки, ботинки с пряжками, блестящий пластмассовый крюк, закрывающий его левую руку. Ощупал повязку на глазу и бандану на голове. И наконец неуверенно пискнул:
– Я пират!
Девушка в сумерках засмеялась. Это был ласковый смех, а не ужасный гортанный хохот, который ожидаешь услышать на темной веранде в ночь на Хэллоуин.
– Это я вижу, – ответил голос. – Но кто из пиратов? Может быть, ты Черная борода, Эдвард Тич, что умер с двадцатью шестью пулями в теле и бородой, пропитанной чужой кровью? Или Жан Лафит, новоорлеанский мастер вуду, чьи сокровища сторожили мертвые матросы? Или – но это вряд ли – кровожадный капитан Уильям Дейви, который был такой злодей, что даже корабль свой назвал «Дьявол»? Говорят, перед тем, как его поймали и повесили, он заставил свою команду проглотить его золото и прыгнуть за борт, что бы вернуть ему сокровища, когда он окажется в аду, – десять тысяч дублонов, звенящих в животах! Неужели и ты у нас такой?
Мальчик почерпнул свои представления о пиратах в основном из игры «Скуби-Ду». Имена, которыми сыпала женщина в темноте, звучали кроваво, и они ему не понравились. Он наспех попытался придумать себе хорошее пиратское имя, но теперь в голову приходили только зловещие клички, которые бы пришлись впору лишь отъявленным негодяям. Он растерянно потупился и снова буркнул:
– Я пират.
– И пират ты хоть куда. Но ведь ты не собирался пройти мимо, правда?
– У тебя свет не горел. – Маленький пират точно знал, что по этому вопросу хэллоуинские правила, которые ему объяснила мать, совершенно недвусмысленны.
– Я знаю, – сказал голос, не дрогнувший, даже признаваясь в нарушении правил. – У меня все свечи догорели. Ты разве не хочешь «сладость или гадость»?
Отец маленького пирата тоже любил задавать такие вопросы с подковыркой, поэтому мальчик знал, как нужно отвечать:
– Так что – сладость или гадость?
Снова послышался смех.
– Сладость. Для тебя – конечно, сладость. Тебе надо только… – Голос сделал длинную паузу, словно ожидая, что вдали жутко заухает сова, что она и сделала. – Тебе надо только достать ее из котла.
Котел все еще булькал и дымился, но как раз в этот момент больше ничего угрожающего не делал – не плевался разноцветными искрами и не показывал из-под крышки скользкое серое щупальце. Не в силах противостоять соблазну, маленький пират сделал несколько неуверенных шагов по дорожке.
– Как тебя зовут? – спросил он. Если она представится, он хотя бы почувствует твердую почву под ногами.
– О нет, – промурлыкал голос. – На Хэллоуин имена не называют. Это опасно. Ведь никогда не знаешь, кто может тебя подслушивать. Правда?
Тень, говорившая из тени, наконец пошевелилась и вышла на свет. Появилась молодая женщина с длинными золотистыми волосами и смуглой кожей, в красном мундире, как у укротителя львов, и черном цилиндре. А еще у нее был длинный, золотистый хвост, которым она беспечно помахивала.
– Дорогой Лонг-Джон Сильвер, – сказала она. – Но где же твой попугай?
Маленький пират обернулся на ближайший к дому плакат: Кейт, девушка с львиным хвостом была точь-в-точь похожа на улыбающуюся как ни в чем не бывало женщину, стоявшую у котла.
– На плакате – ты, – заметил он.
– Да. – Кейт подмигнула. – Ну что же, разве ты не хочешь что-нибудь сказать?
Пират молча опустил взгляд на свой крючок.
– Сладость… – подсказала Кейт.
– …или гадость?
– А ты что предпочитаешь?
– Сладость, пожалуйста, – быстро ответил пират.
– Конечно! – Кейт раскинула руки, словно хотела принять его в распростертые объятия. – Давай. У меня очень хорошие конфеты. Бери. Я и пальцем не шевельну.
Маленький пират взобрался по ступенькам крыльца – намного медленнее, чем какой-нибудь настоящий пират всходил по ступеням на эшафот. На последней ступеньке он остановился, будто опасался стоять на одном крыльце с львинохвостой девушкой. Мальчик заметил, что теперь ее хвост подергивался быстрее. Он попытался заглянуть в котел, но ничего не смог разглядеть, кроме бурлящего внутри белого дыма.
– Значит, говоришь… вкусные конфеты?
– Лучше не бывает, – усмехнулась Кейт.
Белое облако под крышкой котла выплюнуло щупальце пара, и пират шарахнулся назад. В его пластиковой тыкве загремели уже собранные конфеты – пока немного. А котел был такой большой… Наверное, там много сладостей поместилось. Наконец он собрался с духом и, крепко зажмурившись, запустил руку в котел. Его пальцы погрузились в холодную жидкость. Он ожидал жара и поспешно выдернул руку. Она была вымазана клубничным сиропом… Нет, не сиропом. Кажется, он знал, что это такое. Да это ведь…
– О, как глупо с моей стороны! – Кейт засмеялась. – Ты же сказал «сладость», правда? – Она сама потянулась к котлу и ловко, словно кошка лапкой, зачерпнула полную гость конфет, затем протянула руку, терпеливо ожидая, чтобы маленький дрожащий пират подставил свою тыкву. Но, прежде чем наполнить ее сокровищами, она склонила голову и спросила: – Ты уверен, что не хочешь посмотреть, какую шутку я для тебя припасла?
Он замотал головой так яростно, что черная повязка съехала с глаза на щеку. Кейт засмеялась и высыпала конфеты в тыкву. В ту же секунду пират понесся, словно пушечное ядро, прочь от этого безумного места. Девушка крикнула ему вслед:
– Надеюсь, ты найдешь своего попугая!
Немного поодаль, под фонарем у дороги, стоял и смотрел на них старый-престарый старик, глубоко запустив руки в карманы шинели, которая, наверное, помнила еще битву под Верденом. Когда мальчик убежал, старик подошел поближе и остановился на том же месте, где маленький пират простоял так долго, прежде чем решиться подойти к дому. Старик приподнял шляпу.
– Значит, смущаете умы молодежи? – спросил он.
– Что тебе надо? – спросила Кейт, чуть отступая назад, в тень.
Старик снял шляпу. Скудные пряди седых волос пошевелил ветер. Он протянул ей шляпу, словно для подаяния:
– Сладость или гадость?
– А где твой костюм? – Кейт снова сделала полшага на свет.
– Да ты на лицо мое посмотри! – отозвался старик. – Я настоящая египетская мумия, мне десятки тысяч лет, я вот-вот развалюсь на части. У тебя в котле, случайно, волшебных кореньев не найдется?
Кейт, скрестив руки на груди, искоса поглядела на него:
– А ты сам проверь.
– Ну, уж нет. Только не после того, что я увидел. Боюсь, у меня сердце не выдержит.
– Очень жаль, – сказала Кейт и бросила ему шоколадку.
Он поймал ее шляпой и засунул в карман.
– Премного благодарен, мисс Кейт, – поклонился он, снова надевая шляпу.
– Однако! – воскликнула она. – Откуда ты знаешь, как меня зовут?
– Ну, у тебя здесь очень удобная афиша.
– Эта афиша старше тебя, – ответила Кейт.
– А еще с тех пор, как ты здесь поселилась в прошлом месяце, весь город только о тебе и говорит. Наверное, из-за твоих повадок, а может, и хвост сыграл свою роль.
Кейт чуть улыбнулась:
– Стало быть, сейчас ночь Хэллоуина, и ты знаешь, как меня зовут. Это дает тебе немалое преимущество. Но сам-то ты кто такой?
Старик снова приподнял шляпу и представился:
– Корвин Коршун, к вашим услугам.
Кейт восторженно рассмеялась:
– Да не может быть!
– Конечно, по правде меня зовут не так. Зато это имя прямо-таки напрашивается, когда беседуешь с хвостатой женщиной. Разве нет?
– Действительно, – ответила Кейт, и хвост ее радостно задрался вверх. – Но что привело человека по имени Корвин Коршун к моему порогу в такую ночь? Вряд ли ты охотишься на бесплатные шоколадки. С таким именем – уж скорее на драконов.
Старик огляделся по сторонам, словно надеясь, что в кустах у дома Кейт притаился дракон на привязи.
– Нет, мне драконы без надобности, – отозвался он. – Да и оружия у меня нет. А что, ты знаешь, где их найти?
– Когда-то знала, – проговорила Кейт, задумчиво глядя вдаль.
Старик покосился на плакат, с которого смотрел Дуг-мальчик-динозавр – тираннозавр в школьном галстуке и коротких штанишках. Может быть, в наш механизированный век он бы и сошел за дракона, подумал он.
Кейт покачала головой:
– Теперь он, наверное, уже не тот, что прежде.
Вдалеке кто-то завыл. Вероятно, собака. Или волк? Не может быть, чтобы это одинокий лесной волк жалобно выл с голодухи. Поднявшийся ветер продувал потертый пиджак насквозь. Старик, поежившись, скрестил руки на груди.
Кейт напряженно улыбнулась:
– Пора тебе домой, Корвин. Сегодня ведь Хэллоуин, и на прогулку скоро выйдут всякие твари. Сегодня ночь призраков и эльфов.
– И гоблинов? – подмигнул Корвин.
– Что? – ахнула Кейт, глядя на него с глубочайшей обидой. – Ты меня за гоблина принимаешь?
– А иначе откуда у тебя такой хвост?
Кейт фыркнула. Хвост ее возмущенно хлестнул по сапожкам.
– От родни с материнской стороны, конечно. И думай, что говоришь, а то наутро жабой очнешься.
– У твоей матери тоже был хвост? – поинтересовался Корвин.
– Он у нее был красивей, чем у меня, но она и заботилась о нем лучше. Французский шампунь, немецкие витамины и много упражнений.
– А как насчет ее матери?
Кейт долго глядела на Корвина. Ее хвост застыл, словно окаменев.
– У моей бабушки был всем хвостам хвост. Она умела им чай разливать. И даже одно время путешествовала с бродячим цирком. От нее и остались все эти плакаты. – Кейт сошла с веранды и встала на первой ступеньке, уперев руки в бока и тихо поводя хвостом. – Ты ведь знал ее?
Корвин покачал головой:
– Нет. Но я видел ее как-то раз – только один раз, когда цирк проезжал через наш городок. Мне тогда было лет двенадцать. После этого я уже слишком вырос, чтобы признаться моим друзьям, что до сих пор люблю цирк, но недостаточно повзрослел, чтобы понимать, что все они чувствуют то же самое. Вообще-то, это был последний цирк, который я посетил, пока сам не обзавелся детьми. В тот вечер я шел домой, слизывая с пальцев остатки сахарной ваты, и увидел девушку с львиным хвостом перед старым шатром-паноптикумом – она зазывала зрителей, чтобы вытрясти у них за представление последние центы.
Кейт прыгнула с крыльца на траву и беззвучно приземлилась среди своих плакатов.
– Леди и джентльмены, – воззвала она к невидимой публике. Хоть она и не кричала, каждое слово эхом разнеслось по всей улице, даже за углом было слышно. Ее голос звенел у Корвина в ушах – мимо не пройдешь! – Леди и джентльмены! Всем вам известно, какие чудеса создал Бог за шесть дней творения. Но знаете ли вы, что он сотворил за шесть ночей, в темноте, вдали от людских глаз? – Широкими, медленными шагами подошла она к плакату, на котором красовался клубок тьмы с огромными глазами: – Видели ли вы нашу знаменитую Черную вдову, самое ужасающее чудо природы в истории? Она в шатре – вас отделяют от нее всего десять центов…
Кейт выхватила из кармана куртки сверкающую монетку и ловко завертела ее в пальцах.
– Вы видели настоящего пришельца из страны Оз – нашего Тыквоголового Джека? – Она ткнула в плакат с огромной, улыбающейся оранжевой тыквой с черными пустыми глазами. Тыква красовалась вместо головы на плечах у высокого худого человека – наверное, маска. – И все они здесь, в этом шатре! Чтобы посмотреть на них, от вас требуется всего лишь жалкая мелочь, десять центов – бросьте монетку мне и входите. – Кейт вспрыгнула обратно на крыльцо и распахнула входную дверь. За дверью была темнота. – Если вы сейчас уйдете, то будете просыпаться ночами в темноте и горько жалеть о пропущенном зрелище! Но пока еще не все потеряно! Всего десять центов! Вот такая – крошечная – монетка!
Кейт застыла в театральном жесте, обеими руками показывая на темный дверной проем. Корвин смотрел на ее представление затуманившимися глазами. Он встряхнул головой.
– Ну, вылитая бабушка, – вздохнул он. – И внешне, и по характеру.
Кейт облокотилась на перила веранды:
– Да, мне это уже говорили. – Она пожала плечами. Хвост ее поник.
– Знаешь, – сказал Корвин, – мне всегда было интересно, что за чудо природы была эта Черная вдова и чем она так ужасна.
– Так ты не входил в шатер?
– Нет. Я потратил последний десятицентовик на играх – бросал бейсбольные мячи в молочные бутылки. – Он запустил руку в один из своих глубоких карманов и вытащил старую тряпичную игрушку – лев с облезлой гривой и заводным ключиком в спине. – Сшиб все бутылки три раза подряд и выиграл его. Я назвал его Ралли. Раньше он играл песенку, если его завести.
– Какую песенку? – спросила Кейт.
– Уже не помню. Кажется… – Он закрыл глаза, подумал и стал напевать. Мотив был одновременно и печальный, и беззаботный. Именно такой, который приятно услышать после долгой, тяжелой ночи, на голубой туманной заре, перед восходом солнца. – Но на самом деле она звучала совсем не так… Ну да ладно. Странная штука с музыкой, правда? Помнишь, как она звучала много лет назад, а напеть не можешь.
– А что случилось с Ралли? – Кейт села на верхнюю ступеньку, положив подбородок на руки и обвив ноги хвостом. – В один прекрасный день ты завел его слишком сильно, и у него внутри лопнула пружинка?
– Нет-нет. По правде говоря, я просто однажды положил его куда-то и совсем позабыл о нем. Я нашел его в старой коробке много лет спустя. И играть он просто не стал. Я повернул ключ – и ничего. С тех пор я с ним не расставался, но… он, конечно, так и не заиграл. Как-то я отнес его в игрушечный магазин, чтобы спросить, можно ли его починить, но мастер сказал, что ему придется разрезать Ралли живот, а на это я пойти никак не мог.
– Можно мне взглянуть? – спросила Кейт. Корвин подошел, медленно шагая между выцветшими цирковыми афишами, и осторожно положил львенка ей в ладони.
– Знаешь, – сказал он, – я в тот вечер думал подарить его твоей бабушке. Но она как раз исчезла в шатре. Конечно, она могла бы сама купить себе льва, но… – Он пожал плечами. – Мне было всего двенадцать.
Кейт осторожно вертела Ралли в руках.
– Все игры на ярмарках – сплошное плутовство, – тихо произнесла она. – Так бабушка говорила. Мячи набивали опилками, а бутылки приколачивали гвоздями.
– Возможно, мне просто очень сильно хотелось заполучить этого льва. – Корвин усмехнулся. – А может, я верил, что мне по силам победить. – Он запустил руку еще в один карман, вытащил древний желтый бейсбольный мяч и перебросил его с ладони на ладонь. – Но еще вероятнее то, что я подменил мяч. Этот набит орехами.
– Чего у тебя в карманах только нет! – воскликнула Кейт.
– Трех золотых волосков дьявола и лекарства от рака. Все остальное вроде в наличии.
Кейт улыбнулась и протянула Ралли Корвину. Тот покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Я, собственно, из-за него и зашел. Он на самом деле всегда принадлежал твоей бабушке, по крайней мере, на мой взгляд. Поэтому теперь он твой.
– Спасибо, – поблагодарила Кейт и прижала к себе игрушку.
– Не за что, – ответил Корвин. Он дотронулся до полей шляпы и направился прочь.
– Выступление Черной вдовы, – проговорила ему вслед Кейт, и он остановился, – было совсем простое. Она глотала четырехдюймового тарантула и выплевывала его невредимым.
Корвин содрогнулся:
– И все?
– Ну, она и еще кое-что умела, но это было слишком серьезно для цирка. На самом деле, не надо тебе этого знать, не спрашивай.
– Ага. Вот, значит, что мне полагается за то, что я потратил свой десятицентовик на молочные бутылки вместо шоу. – Он пошел по дорожке прочь от дома, но на краю лужайки обернулся: – Значит, бабушку твою тоже звали Кейт?
Хвост Кейт дернулся.
– И бабушку, и маму. Это в нашей семье популярное имя.
Старик в последний раз приподнял шляпу:
– Желаю хорошо провести остаток Хэллоуина, мисс Кейт.
Проворно, как дикая кошка, Кейт спрыгнула с крыльца и подбежала к нему. Она сунула ему в руку десятицентовик и прошептала:
– Еще один билет на представление. – Она улыбнулась. – На этот раз, смотри, не растрать.
– Спасибо тебе, – сказал старик, крепко зажав монетку в кулаке.
– Спокойной ночи, Корвин Коршун, – попрощалась Кейт через плечо, шагая по дорожке к дому, и махнула хвостом.
– Спокойной ночи, – отозвался Корвин Коршун. Кейт легко взбежала по ступенькам, вошла в дом и закрыла за собой дверь.
Старый-престарый старик еще долго не уходил. Он стоял под фонарем, глядя на поблескивающий у него на ладони десятицентовик – фиолетово-белый, когда в нем отражался фонарь над головой; голубой, когда он поворачивал его к лунному свету. А потом в монетке отразился другой свет, теплый и золотистый, которого он не видел много лет, такой свет, который бывает только от древних ламп – как раз таких, что освещали когда-то бродячий цирк. Он вскинул голову и увидел, как он мерцает в доме Кейт. Проходя мимо окна, она махнула ему – рукой и хвостом, а потом занавески закрылись, и свет погас.
Когда Корвин отвернулся, ему показалось, что где-то далеко заиграла музыка – простой мотив музыкальной шкатулки, и беззаботный, и печальный. Как раз такая мелодия, которую можно услышать к утру длинной холодной ночи, когда небо светлеет и поднимается солнце.
Он крепко зажал монетку в кулаке и засунул обе руки глубоко в карманы. «Всего десять центов, – усмехнулся он, – за такое представление». Он медленно направился домой и, шагая в ночи, напевал услышанную песенку.
Стюарт Мур провел на сцене слишком много времени, чтобы это не отразилось на его здоровье, как сказала бы Кейт – девушка с львиным хвостом. Он работал актером, осветителем, режиссером и сценаристом. Он также был корректором в юридической фирме, что не так интересно. А еще он муж и отец, что куда интереснее. Его работы опубликованы в «Палимпсесте» и «Энциклопедии раннего иудаизма».
В настоящее время он пишет докторскую диссертацию, посвященную еврейской Библии, но смысла жизни он не разгадал – во всяком случае, пока.
Когда я жил в Манхэттене, я работал ночами и часто возвращался домой в ранний утренний час через Центральный парк. Один из моих маршрутов лежал через зоопарк, где в это время не спали только тюлени, а плавали кругами в своем бассейне… А еще, если я приходил вовремя, я слышал музыкальные часы Делакорта. Ровно в 8 часов утра бронзовый пингвин пускался в погоню за кенгуру, которая прыгала за козой, преследовавшей гиппопотама, бежавшего за медведем. И аккомпанировала этому Каллиопа – обычно звучала идиллическая, звенящая мелодия вроде «Братец Яков» или «У Мэри был ягненок».
В одно прекрасное утро заводные звери, пустившись в путь по кругу, сыграли самую грустную песню, которую я когда-либо слышал. Я совершенно не помню, что это был за мотив, и, хотя вроде бы слышу его почти так же живо, как и раньше, он ускользает из памяти. В то время я был достаточно молод, но однажды просто представил себя старым-престарым стариком, сжимающим в руке заводную игрушку, которая когда-то, много лет назад, играла печальную песенку, но теперь молчала. Такая песня ассоциировалась у меня с бродячим цирком моей юности (таких цирков уже в те времена почти не осталось: сахарная вата, карусели и паноптикумы).
И на сцену сразу выпрыгнула Кейт. А мне осталось только записать рассказ.
Мидори Снайдер
Обезьяна-невеста
Салим прикрыл глаза от палящего солнца, которое выжгло пустыню до медного цвета. Его конь едва волочил копыта, задыхаясь и увязая в песке. «Я сам виноват, что оказался здесь, – сердито подумал Салим, – и зачем я только отправился в пустыню, на поиски этого дурацкого копья?»
В то утро его отец-эмир призвал к себе Салима и двух его старших братьев.
– Сыны мои, – сказал он, – вы теперь взрослые, сильные муж чины. Вы прекрасные охотники, и ваши копья никогда не пролетают мимо цели. Пришло время вам жениться на невестах, которых я вы брал для вас много лет назад, при вашем рождении. Отправляйтесь к дому предназначенной вам девушки и воткните копье в землю перед ее дверью, чтобы ее семья знала, что время настало.
Салим видел, как его старшие братья с копьями проскакали по деревне. Старший, Джамал, вонзил свое копье в землю перед дверью богатого купца, дочь которого была щербатой. Второй брат, Сулиман, воткнул копье у двери зажиточного караванщика и его дочери-толстушки. Когда настала очередь Салима, он проскакал по всей деревне, но копье из руки не выпустил. Эмир позвал его:
– Салим, почему ты не заявил свои права на невесту? Разве ты не хочешь жениться?
– Конечно, я хочу жениться, – ответил Салим.
Однако он вовсе не хотел брать в жены ту девушку, которую выбрал его отец. Салим видел, как грустно она глядела на сына ювелира, а от него отворачивалась, когда видела его на улице. Как он мог жениться на женщине, которую не любил и которой был не нужен?
И Салим бросил вызов судьбе: он повернул коня и крикнул:
– Пусть мое верное копье само найдет мне жену!
И с этими словами он запустил копье далеко в пустыню.
Отец его разгневался: