Невеста зверя (сборник) Коллектив авторов
Ганеша кивнул, и живот его заколыхался от смеха. Эхо его веселья наполнило миллион реальностей и сокрушило миллион препятствий.
Джеффри Форд – автор романов «Физиономия», «Памятные вещи», «По ту сторону», «Портрет миссис Чербьюк», «Девушка в зеркале» и «Год тени». Его рассказы были опубликованы в трех сборниках: «Помощник писателя фэнтези», «Империя мороженого» и «Утонувшая жизнь» и завоевали Всемирную премию фэнтези, премию «Небьюла», премию Эдгара Аллана По. Он живет в Нью-Джерси с женой и двумя сыновьями и преподает литературу и писательское мастерство в муниципальном колледже Бруксдейла.
Не могу вспомнить, когда именно я узнал о Ганеше, слоноголовом индуистском боге, но было это немало лет назад. Однако я прекрасно помню, что его образ сразу пришелся мне по сердцу. Я почувствовал в нем космическое веселье – представьте себе, слоновья голова на человеческом теле, уютное брюшко, крыса в качестве скакуна и несколько пар дополнительных рук. Познакомившись с Ганешей, я время от времени читал о нем в последующие годы. Сначала я не подозревал, насколько могуществен этот бог. Ганеша – одна из самых важных фигур индуистского пантеона. В историях о его похождениях звучат и бытовые, и мифологические мотивы. Это слоноголовый бог – устранитель препятствий.
Я давно уже хотел написать о Ганеше. Этот персонаж прямо-таки стоял у меня перед глазами. Но было одно огромное препятствие. Я слишком мало о нем знал. Индуизм – необыкновенно древняя и сложная религия, и чем больше ты узнаешь о Ганеше, тем больше меняется его восприятие, потому что все время открываются новые аспекты, о которых ты раньше не знал.
Несколько семестров назад среди моих учеников в писательской мастерской оказался пожилой джентльмен, физик на пенсии, доктор Патель. Это был замечательный человек, необыкновенно интеллигентный и наделенный также скромностью и прекрасным чувством юмора. Как-то раз, после занятий, я спросил его о Ганеше. Господин Патель, родившийся в Индии и воспитанный в традициях индуизма, обладал весьма глубоким знанием в этой области. Он поведал мне много интересного об этом боге.
Я рассказал ему о том, что собираюсь написать о Ганеше, упомянул и о своих колебаниях и беспокойстве, что я недостаточно знаю тему. Он подумал минуту и сказал: «Если ты будешь писать с открытым сердцем, Ганеша примет твой дар». Я подумал еще полтора года, а потом написал этот рассказ.
Если вас интересует Ганеша, о нем легко найти информацию в Интернете. Для этого рассказа я воспользовался информацией из книги «Ганеша: помощник. Начало» Нандиты Кришны и Шакунталы Яганнатан. Это популярная книга с интересными рассказами, полезной информацией и хорошими иллюстрациями.
Джейн Йолен
Жена слона
- Жена слона меньше мужа,
- легче, слабее.
- У нее не было хобота,
- только сундук с одеждой.
- Нос у нее был маленький,
- с двумя ноздрями,
- во сне она храпела,
- но куда ей разбудить
- гиганта, спавшего рядом.
- Жена слона
- не спала одна
- никогда в жизни.
- У сестер не бывает отдельных кроватей.
- Они спят вместе,
- словно в коконе,
- словно ложки в коробке
- прижавшись:
- голова к голове,
- сердце к сердцу.
- Замуж ее выдали
- еще девчонкой.
- А теперь ее любимый
- великан умер.
- Он был такой огромный,
- но усох от болезни.
- Уши поникли,
- облезла кисточка на хвосте,
- воспалились глаза,
- побледнела серая кожа.
- Сгорбилась сильная спина,
- и упал он прямо на дорогу.
- Жена коснулась
- длинного холодного бивня,
- ставшего просто слоновой костью.
- Прошептала: «Прощай, любимый, я уйду за тобой».
- Лучше уж так, чем быть
- вдовою слона.
- В мире людей вдова
- ни жива ни мертва.
- Чтобы поднять труп
- на погребальный костер,
- потело десять человек,
- скрипел подъемный кран.
- Вдова развела огонь,
- легла в пламенную постель,
- сложила руки на груди,
- закрыла глаза
- и ждала рая, как чуда.
- Трещали поленья,
- ревело пламя,
- но надежды вдовы
- обратились в пепел.
- Она встала – маленькая, седая,
- вся в золе.
- Чудо это
- или аллегория?
- Ни морали в моей сказке,
- ни шуток.
- У кого вера как пламя,
- у кого сердце как камень —
- я не им чета.
- Я лишь сплетница,
- врунья, болтунья.
- Кто водой,
- кто вином
- разжигает свой
- погребальный костер.
Джейн Йолен недавно подсчитала уже вышедшие и готовящиеся к публикации книги. Их оказалось невероятно много. Триста двадцать. Конечно, если считать все ее стихотворения, то произведений получится еще больше. Ее первой любовью всегда была поэзия.
Ее сайт в Интернете www.janeyolen.com.
Меня давно завораживала ужасающая индийская традиция сати: вдова взбирается на погребальный костер мужа, чтобы умереть вместе с ним. Я сама недавно овдовела. Когда меня попросили сочинить что-нибудь для этой антологии, я смогла написать об этом ритуале и о моем собственном вдовстве, как бы взглянув на него со стороны.
Эллен Кушнер
Дети Кадма
Говорит дочь:
У дочерей Кадма есть долг перед отцовским домом, есть он и у сыновей. Поэтому счастье ни мне, ни брату не суждено.
Он любит ночь, неприветливое время, когда все люди спят. Он любит медленное движение и блеск звезд, которыми боги усыпали небосклон, любит смотреть, как герои и чудовища держат путь по небу, пока розовоперстая Аврора не прогонит их прочь, освобождая путь колеснице Аполлона. Лишь тогда мой старший брат валится в постель и нежится на перинах полдня, пока солнце не перевалит за небесный зенит. Только тогда он неверными шагами выходит из своих покоев, протирая глаза и моргая, и ищет, чем бы утолить голод. Обычно я нахожу для него еду.
Удивительно, что мы с братом вообще встречаемся. Ведь я люблю холодный серый рассвет, когда трава мокра от росы. Я люблю вставать, когда все еще спят, кроме домашних рабов и псарей, готовящихся к охоте, – любимой моей забаве. Мчаться по лесам при свете пробуждающейся зари, в утренних тенях от деревьев, преследуя прекрасных быстроногих зверей, которых мы любим, даже когда желаем их погубить, чтобы украсить наш стол и набить утробу на пиршестве. Я люблю бежать с гончими, с копьем в руке, в коротком хитоне, чтобы ветер обвевал мои руки и ноги…
Но эти дни для меня прошли. Я Креуза, дочь Антинои, дочери Кадма, фиванского царя. Я уже не ребенок, я достигла тех лет, когда девушек выдают замуж.
Вы наверняка слышали о нашем деде Кадме – это он посеял зубы дракона, из которых выросли воины, построившие наш прекрасный город Фивы. Он сделал это не один. Бог Феб Аполлон открыл Кадму, где он найдет свою судьбу, и сама Афина Паллада стояла с ним рядом, когда он рассыпал драконьи зубы по полям Беотии. Наш дед Кадм любим богами.
И мы должны любить и почитать их в ответ.
Так я и делаю. Я приношу жертвы Зевсу Громовержцу, покровительнице домашнего очага Гере, багряному Марсу, богу войны и отцу моей бабки Гармонии, матерью которой была родившаяся из пены морской Афродита.
Но люблю я лишь Артемиду, девственную богиню охоты. И в этом причина моего отчаяния.
Говорит сын:
Моя сестра Креуза сошла с ума. Я так и сказал моему учителю, кентавру Хирону, и он по своему обыкновению меня отчитал. В наказание он хлещет меня хвостом, что неприятно, но не слишком больно. Я и в десять раз худшую боль стерпел бы, чтобы оставаться его учеником. Кадм с моими родителями думают, что великий кентавр учит меня охоте, но это мы давно уже оставили позади. Хирон и правда превосходный лучник, и я тоже благодаря ему стал неплохим стрелком. Но Хирон еще непревзойденный целитель и знает движения звезд.
Звезды рассказывают о многом. Некоторые звезды – это наши родичи, которых забрали в небо от страданий человеческой жизни. Звезды складываются в созвездия, и их порядок, несомненно, важен. Здесь, на Земле, – боль, кровь и раздор. Но звезды движутся упорядоченно, верша во времени и пространстве колоссальный танец, и никто еще не видел, чтобы они остановились.
Мне кажется, если я буду следить за ними достаточно упорно, то сумею понять их движения.
Но пока, увы, меня слишком часто выгоняют из постели в холодное, сырое утро, бегать с улюлюканьем за вонючими псами, которые своим лаем поднимут и мертвого. Псы – добрые твари, но на охоте они превращаются в чудовищ. И вот я гоняюсь за несчастными, ничего мне плохого не сделавшими дикими зверями, чтобы глубоко вонзить им в бока копье или стрелы – если собаки не доберутся до них раньше, – проткнуть их красивую гладкую шкуру и навсегда погубить их, а потом следить, как бедняги истекают кровью и бьются в судорогах, тщетно пытаясь спастись.
Когда я покину эту землю, я не прочь стать звездой или даже целым созвездием. Люди будут смотреть на меня и рассказывать о моей жизни, и я вольюсь в этот великий узор, в грандиозный танец.
Хирон сказал, что я не должен смеяться над мечтами моей сестры. Он говорит, что наши мечты – это наша правда, даже если мы не можем их воплотить в жизнь, и что я должен сделать все, чтобы помочь сестре пережить ту судьбу, которую боги ей предназначат. Я попробую.
Говорит дочь:
Я не могу этого вынести. Я не могу даже думать о том, что, если я девочка, и уже почти взрослая девушка, моя судьба – стать женой любого мужчины. Я хочу идти за моей богиней. Хочу вечно бежать за ней на охоте днем и спать рядом с ней и ее нимфами ночью.
И вместо этого – терпеть прикосновение мужских рук? Губы мужчины на моих губах, тело мужчины на моем теле?
Грубую кожу и шерсть я могу терпеть только на своих охотничьих трофеях. Я лучше сама превращусь во льва, кабана, зайца или оленя, только бы не покоряться мужчине.
Такое случается. Рассказывают, как люди превращались в зверей, деревья или цветы и даже звезды, чтобы избежать худшей участи. Боги бывают жестоки, но они всегда помогали нашей семье.
Так кому же мне молиться?
Фебу Аполлону, который возжелал и преследовал прекрасную нимфу Дафну, а та бежала от него, как бежала бы я, даже от бога – зовя на помощь? Лишь только его руки коснулись ее, Дафна превратилась в лавровое дерево. Ее ноги стали корнями, кожа – корой, волосы – листьями, и бог остался ни с чем… Я не хочу быть деревом. Я хочу бегать на воле.
А может, грозному Зевсу, который влюбился в прекрасную смертную Ио? Но когда его разгневанная жена Гера обратила красавицу Ио в корову, он не смог помочь любимой, и она, преследуемая оводами, не могла даже пожаловаться на свои муки.
Значит, от богов помощи не жди. Но какая богиня услышит мои молитвы? Гера, богиня жен и семей, хочет подчинить меня себе. Мудрая Афина посмеется надо мной. А Афродита… ее страстная любовь не для меня. Спасти меня может только Артемида – охотница.
Я всю жизнь ей молилась. Но даже если она услышала меня, я ей безразлична.
Оттого ли это, что я недостаточно благочестива? А может, дело в том, что я люблю богиню Артемиду слишком сильно? В ее храме стоит мраморная статуя с высокой округлой грудью и стройными белыми бедрами. Однажды, когда там никого не было, я протянула руку и потрогала их, проведя пальцами по их белизне, холодной, как камень, но гладкой, как безупречная кожа. Меня наверняка никто не видел. Я мечтаю снова прикоснуться к ним. Но я боюсь: одна эта мысль разжигает во мне голод, который нельзя утолить пищей; тоску, похожую на сладкую боль. И стоит мне вспомнить, как я коснулась ее, это чувство охватывает меня вновь. Не думаю, что для него есть название. Оно наполняет меня до краев, и я бессильна перед ним. Поразмыслив, я посмела назвать его любовью. Возможно, именно поэтому Зевс не мог отступиться от Ио, хоть это и грозило ей гибелью. И именно поэтому Аполлон бежал за плачущей Дафной.
Может быть, богине такая любовь и не требуется. Но все равно я отдала ее ей.
Говорит сын:
Моя сестра совсем поблекла. Сердце разрывается смотреть на нее. Она плачет, прядет и жжет травы на алтаре Артемиды. Вчера она попросила меня принести ей из леса рога могучего прекраснейшего оленя.
Я готов выполнить любую просьбу бедной Креузы. Я возьму с собой острую пилу и отпилю рога у первого же оленя, которого мы убьем. Сейчас не сезон для оленей с большими рогами. Старые олени хитры и не попадаются нам, а молодняк еще не подрос. Но я найду сестре оленя, чего бы мне это ни стоило, если это ее развеселит.
Говорит дочь:
К нам едут женихи. Четверо с севера, трое с юга и двое с востока. Они ожидают от дома Кадма гостеприимства. Я должна встретить их, когда они приедут.
А может быть, мне убежать?
Что мне делать, о, что же мне делать? Выбрать того из них, кто будет внушать меньше отвращения, и покориться?
Или покинуть наш спокойный город и отчий дом, уйти и жить отшельницей в лесной глуши? Жить одной в пещере у источника, посвятив жизнь и девственность той, что охотится днем и светит нам ночью? Мои волосы собьются в колтуны, одеждой мне будут служить шкуры убитых мной зверей. Я буду пить только воду, а есть свою добычу. Под силу ли мне такое?
Говорит сын:
Я застал Креузу с ножом в руке, она уже поднесла лезвие к своей шее.
– Остановись! – Я схватил ее руку с занесенным ножом и почувствовал, какая она маленькая по сравнению с моей. – Сестра, умоляю тебя! Как бы ни была тяжела наша жизнь, она лучше, чем блуждания в беззвездных потемках.
– Здоровый стал, как бык, а все бы тебе на звезды глядеть, – усмехнулась она. – Я просто собиралась обрезать волосы.
Она была в коротком хитоне, а рядом на сундуке лежал плащ, хотя погода стояла жаркая.
И тогда я понял:
– Ты уходишь?
– Да, – прошептала она. – Такова моя судьба.
– Стать безымянной, бездомной странницей? О нет, Креуза!
– А что я еще могу сделать? Дед не позволит мне посвятить себя Артемиде и на всю жизнь сохранить девственность. Пока я живу в его доме, я должна подчиняться его воле. – Она похлопала меня по руке. – Вот я и ухожу. Я буду искать богиню всю свою жизнь, и, может быть, она сжалится надо мной и позволит мне ее найти.
– А если нет? Креуза, что тогда?
Глаза ее наполнились слезами.
– Не знаю. Я не знаю, что мне еще делать.
Я взял ее руки в свои. Они были такие холодные! Я посмотрел ей прямо в глаза, блестящие от непролитых слез.
– Не уходи. Подожди хоть немного. Когда ты уйдешь, ты уже не сможешь вернуться назад. Еще есть время.
– Время для чего?
– Я что-нибудь придумаю, – пообещал я ей. – Я в звездах прочту, что делать. В их узоре, в их танце.
Креуза покачала головой. Она не верила, что в ночном небе есть ответы. Но она отложила нож, снова заколола волосы и свернула плащ.
Говорит дочь:
Как я была глупа! Я ведь с самого начала могла предположить, к чему приведет мой побег.
Когда я сидела и пряла под большим деревом во дворе, вошел старый друг деда, седой и скрюченный, как посох, которым он нащупывал дорогу.
Пророк Тиресий.
Я бросилась к его ногам, схватилась за подол, с мольбой глядя на него. Я не поднялась с колен, и старый пророк сам склонился на мой шепот:
– Пророк, боги ослепили тебя за то, что ты увидел, – умоляю, открой мне тайну твоего превращения!
– Вставай, – сказал он, – посиди со мной. Неужели дочь дома Кадма хочет стать пророком? Или ослепнуть и постареть? Последнего достичь легко, достаточно долгих лет и терпения.
– Но у меня нет времени!
– И терпения, судя по всему тоже.
Я взяла свое веретено и протянула ему.
– Помнишь это? – спросила я. – Помнишь то время, когда ты носил женское тело, как свое собственное?
Я никогда не верила в эти россказни. Тиресий такой сухой, некрасивый, корявый, бородатый – мужчина до самых кончиков ногтей. Но когда он взял у меня веретено, то продолжил прясть, скручивая и натягивая нить с уверенностью, которой не знают мужские руки.
– Это правда! – ахнула я. – Ты был женщиной, и твоя мужественность вернулась к тебе только через семь лет.
– Но ты ведь не о моей мужественности хочешь поговорить, маленькая царевна.
– Как раз о ней!
Пророк отодвинулся от меня на скамье, и я засмеялась:
– Да нет, не об этом. Совсем не об этом!
Тиресий пожал плечами и засмеялся сам.
– Тогда о чем же?
– Я хочу уйти из отцовского дома.
– И уйдешь, когда тебя выдадут замуж.
– Я не хочу замуж. Я хочу уйти за богиней.
– Ты спросила разрешения у родных?
– Они только смеются надо мной. Они говорят, что девушка сама не знает, чего хочет! – горячо проговорила я. Старик кивнул. – А когда я клянусь, что знаю, они отвечают, что царевна должна выйти замуж, чтобы продолжить свой благородный род.
– Ты думаешь, они ошибаются?
Я повесила голову, стыдясь того, о чем собиралась спросить.
– Возможно ли, пророк, что человек рождается не в том теле?
Напрягшись всем телом, я ждала, что он отодвинется. Но он только вертел веретено в руках. Прясть он перестал:
– Продолжай.
Я склонилась к нему и прошептала в седые волосы, закрывающие уши:
– Я не хочу того, чего хотят женщины. Мне не нужен муж, дети и дом. Я хочу… хочу того, чего хотят мужчины! – Вот я и сказала это. Мое сердце стучало, щеки горели. Но я чувствовала странную радость, как будто камень упал с моей души. Слова так и посыпались из меня: – Я хочу быть свободной, охотиться, убивать, наслаждаться моей ловкостью и силой! Если я не могу добиться этого как женщина, пусть обрету это как мужчина! – Едва сознавая, что делаю, я схватила старика за плечи. – Открой мне свою тайну! Скажи, что ты сделал, когда обратился в женщину, и как мне стать мужчиной?
Тиресий не двинулся, но его слепые глаза уставились в мои.
– А если скажу? К чему ты стремишься, дитя Кадма? Каково твое истинное желание?
– Артемида, – прошептала я, выдыхая любимое имя ему в лицо, как молитву. – Я буду искать Артемиду-охотницу.
Не знаю, где он нашел силы оттолкнуть меня. Как будто кто-то другой мощной рукой сбросил меня на землю. Воздев посох, Тиресий завыл, как волк, возвышаясь надо мной:
– Горе! Горе дому Кадма! Кровь и ужас, ужас и кровь! Бежит прекрасный олень!
– Замолчи. – Я приподнялась и дернула его за полу, но он даже не заметил, словно меня и вовсе не было.
– О страшное превращение! – Старик снова вскинул руки, словно пытаясь заслонить незрячие глаза от видения. – Охотник обратился в дичь, ужас выпущен на волю! Горе опустевшему дому! Горе его семенам, им не суждено прорасти!
Пророчество было ужасно и так – но что, если люди услышат, и выбегут на крики?
– Я это все не всерьез, – пролепетала я. – Умоляю, замолчи, я не хотела…
Пророк медленно опустил посох и оперся на него всем своим весом. Ноги его дрожали.
– Ох, царевна, что я увидел! – Он тяжело опустился передо мной на колени. – Умоляю тебя, ради твоего деда и ради меня, не преследуй богиню. Что за ужасное превращение… Смерть и безумие. Ужас, ужас…
Старик плакал у моих ног. Я тоже упала на колени и обещала, что никогда не буду пытаться стать кем-то другим.
Но что он увидел?
Говорит сын:
Сестра встала среди ночи, чтобы рассказать мне о кровавом пророчестве. Она нашла меня на крыше, где я следил за ходом Сатурна, которому впервые в моей жизни предстояло встретиться с Альфой Змееносца.
Ее лицо было цвета луны и серебра, словно лунный свет выпил из нее всю кровь. Она не плакала, но я все равно обнял ее озябшие от ночного холода плечи.
– Я не смею уйти, – проговорила она. – Не смею покинуть дом. – Сестра устремила взгляд через спящие поля на далекий лес. – Ах, если бы я могла найти богиню, взглянуть на нее хоть раз перед смертью…
– Креуза!
– Я так чувствую. Я не могу объяснить.
– И не надо, – сказал я. – Я просто не хочу, чтобы ты умерла.
Она улыбнулась и погладила меня по щеке:
– Ах ты, мой бык-звездочет.
И тогда я понял, как могу ей помочь. Дурак я был, что не подумал об этом раньше. Хирон был прав – боги решают нашу участь, но в наших силах взглянуть им прямо в глаза, взять то, что полагается нам по праву, и применить это наилучшим образом.
Если волею судеб я охотник, значит, буду охотиться. Но в погоню за добычей я пущусь ради сестры. Богиня любит тех, кто охотится целеустремленно и с душой.
Креуза зевнула. Ночью от нее толку мало.
– Пора мне на покой, – печально проговорила она. – Скоро прибудут женихи, у меня будет полно забот по дому.
– Мне тоже пора спать, – сказал я, притворившись, что зеваю. – Охота начнется рано утром, мне надо добыть мяса на всех твоих женихов.
– Надеюсь, кролик им по вкусу, – усмехнулась Креуза. – В это время года все равно другой дичи не найдешь.
– Свою добычу, какова бы она ни была, я посвящу тебе и твоему будущему счастью.
Так я ей сказал. Но на кого я в самом деле буду охотиться, я сохраню в секрете, пока не принесу печальной сестре моей весть, которая окрасит ее бледные щеки румянцем радости.
Говорит дочь:
Актеон ушел на охоту. Его нет уже пять дней и четыре ночи. Все это время небо было безоблачно. Может быть, он заблудился, глазея на звезды?
Его товарищи сказали, что потеряли его на второй день охоты. Они бежали с сетями и копьями, алыми от крови убитых диких зверей. Был солнечный, жаркий полдень, и даже в густом подлеске тени укоротились. В тот день они закончили охоту, разбили лагерь в жидкой тени, пили из ручьев и чистили сети. На следующее утро они собирались снова пуститься в путь.
Охотники говорят, что мой брат в одиночестве направился вдоль журчащей горной реки, уходящей в густой тенистый лес. Он исчез среди сосен и кипарисов и больше так и не появился.
Шли часы, но Актеон все не возвращался. Они подумали, что он уснул где-то в тени и поэтому не встревожились. А позднее случилось чудо – из соснового леса выбежал огромный олень, стряхивая с рогов сверкающие капли воды. Собаки радостно сорвались с мест, как будто весь день ждали этого оленя, словно узнали его запах. Забыв об усталости, все бросились за ним.
Олень бежал, не разбирая дороги, в ужасе ломясь через подлесок. Но псы беспощадно преследовали его, не останавливаясь и не сбиваясь со следа. Когда олень наконец повернулся к собакам, вместо того чтобы отбиваться от них рогами, он вытянул шею и закричал, будто призывая их остановиться! Псы смущенно отступили, но охотники уже окружили оленя, науськивая их.
– Где Актеон? – кричали они. – Он должен это видеть. Актеон! Актеон! – разнеслось по лесу имя моего брата.
Тогда олень повернул голову и снова издал вопль, почти человеческий. Он обвел всех измученным взглядом, ища, куда бежать, – но кольцо охотников сузилось еще больше.
Когда собаки обступили оленя, он упал на колени, словно прося пощады. Но псы уже взялись за него, и терзали, пока он не перестал стонать. Охотники отчаянно звали моего брата, но он так и не вернулся, не захотел даже взглянуть на добычу.
Правда, я знаю, что на самом деле он не любил охоту, а лишь притворялся, чтобы не навлечь позор на наш дом.
Его товарищи пытались пустить собак по его следу. Но они добегали только до сосняка и кипарисовой рощи, а потом пугались и теряли след. Глупые, они все время возвращались в тому месту, где убили оленя.
Хирон поискал среди звезд. Моего брата там нет.
И снова говорит дочь:
Артемида наконец пришла ко мне.
Она явилась во всем сиянии своей красоты, омываемая лунным светом, таким ясным, что казалось, он стекает по ней, как вода – или это вода была яркая, как лунный свет? Сквозь этот свет я видела ее тело, сильное и гибкое, как лук.
– Иди за мной, – позвала она, – если хочешь.
Я вскочила с постели и побежала за ней по лунной тропе, которая вела от окна моей спальни на лужайку за домом деда. Там, где ступали ее ноги, расцветали ночные цветы, а мелкие зверюшки – мыши, сони и даже кролики – с обожанием глядели на нее из травы, ведь у нее сейчас не было лука, только лунный полумесяц на челе.
На опушке богиня остановилась:
– Здесь нет света, кроме меня. Ты пойдешь за мной?
Я кивнула.
В лесу было темно, но она была луной, и я бесстрашно шла вперед при свете ее тела, скользящего между деревьев. Я услышала журчание бегущей воды. Из скалы бил источник, впадая в небольшой чистый пруд, по берегам которого росли среди камней папоротники.
Артемида стояла на берегу пруда. Теперь вода так ярко отражала ее свет, что моим глазам было больно. Одну ногу она опустила в воду, другой опиралась о камень. Она повернулась ко мне спиной, улыбаясь через плечо, и один за другим скинула сандалии. Изгиб ее напряженной, как лук, спины, волосы, заколотые над затылком…
– Смотри вволю, девственная дочь дома Кадма. Для таких, как ты, у меня нет запретов.
Я почувствовала, что голодная тоска, так давно зреющая во мне, возросла стократно. Чем больше я смотрела на нее, тем больше она росла – я уже едва держалась на дрожащих ногах. Между нами серебрилась вода.
Богиня протянула мне руку:
– Войдешь ли ты в воду, чтобы приблизится ко мне?
Ради нее я была готова и через огонь пройти. Я ступила на край пруда.
– Но помни, – молвила богиня, – смертные, увидевшие богиню в ее наготе, должны за это заплатить. Ты запомнишь это?
Я кивнула. Она опустила в воду белую руку. Лунные капли взлетели в воздух и попали прямо мне в лицо.
Я вздрогнула всем телом и почувствовала, что кожа задрожала на моих костях, словно желая от них отделиться. Я стала странно легкой и чуть не упала, потеряв равновесие. Я качнулась вперед, но удержалась за камень.
И тут я увидела свое отражение в воде.
Я закричала и услышала, как олений вопль разрывает темноту ночи, потом в зеркале воды увидела, как черный рот оленихи открылся, чтобы снова издать крик.
Богиня вспрыгнула мне на спину. Ее бедра, сжавшие мои бока, горели, как огонь, от ее тяжести на спине меня охватило ужасное ликование. Я неслась по ночным лесам, охваченная ужасом, которого доселе не знала, и сжигаемая радостью, которую, возможно, не испытаю больше никогда.
Прошли то ли часы, то ли годы. Я не помню, где я побывала. Помню только, как она снова подвела меня к пруду и подтолкнула, чтобы я погрузилась – задыхаясь, с мокрой от пота шкурой, – в его ледяную серебряную воду, а потом вынырнула, ловя ртом воздух, дрожа и давясь, на поверхность воды, опять в своем человеческом обличье.
– Ты дрожишь, дочь Кадма.
Я попыталась скрыть свою наготу руками и волосами. Мне было нестерпимо стыдно. Стыдно того, чем я была – и чем я теперь стала.
Богиня взяла мое лицо в ладони и поцеловала меня. Я почувствовала, как оленья сила бежит по жилам, оленья дикая радость бьется во всем теле. Но мои руки оставались моими руками, а мой голос, когда я застонала от удовольствия – моим голосом. То ли несколько ударов сердца пролетело, то ли годы прошли. Мое страдание перешло в сладкую боль, а затем только в наслаждение. Так я наконец узнала, каково это – утолить мой странный голод.
Богиня обхватила мою голову ладонями.
– В жаркий полдень, когда я отдыхала с моими девами и купалась в прохладной воде, твой брат пришел сюда. – Ее губы двигались, касаясь моих. – Он увидел то, что мужчинам видеть запрещено. И заплатил за это. Ты помнишь о цене, о дитя Кадма? Ты поняла, что я сказала?
Я поняла. Горе дому Кадма, ужасно превращение… Я почувствовала горечь своих слез на наших губах.
– Ты поняла, что его псы пытались спасти его, а друзья только смотрели и науськивали их?
Горе дому Кадма, ужас и кровь! Мой стон сотряс наши тела.
– Но прежде чем дар речи оставил его, он выкрикнул твое имя. И прежде чем его руки превратились в копыта, он воздел их, умоляя меня пощадить его. И поэтому я пришла к тебе рассказать о судьбе твоего брата.
Ее руки обвили меня, удерживая то, что еще осталось от меня, и готово было распасться на части.
– Ты должна была бы прийти ко мне сама, – сказала богиня. – Не стоило посылать мужчину делать за тебя твою работу.
Я услышала пискливый плач, похожий на крик потерявшейся чайки, прилетевшей с моря.
– Ты все еще хочешь стать моей прислужницей? И служить мне до конца своих дней?
Она дала мне все, что, как мне казалось, я желала, и взяла у меня самое дорогое. Боги любят наш дом, и мы должны любить их в ответ.
– Отвечай, – поторопила она, – дара речи я тебя не лишила.
– Да, хочу, – хрипло выговорила я.
– А второй вопрос?
– Я всегда буду твоей прислужницей.
– Ты уйдешь за мной в лес? Со мной ты забудешь все человеческие печали, а именем твоим станет шепот листьев.
Меня снова охватила тоска по ней.
– А имя брата?
– И его имя будет в этом звуке.
– Я должна зайти домой. Его ждут. Я должна рассказать о судьбе моего брата, чтобы все могли оплакать его, и узнали, как дорого платит тот, кто видит твое ужасное великолепие.
– Иди же, дитя Кадма. Я принимаю твою службу. Служи мне.
Ее поцелуй обжег мне лоб, как серебряные рога луны.
Когда я вернулась в дом Кадма, я не чувствовала, что изменилась. Но женихов тихо отослали прочь, богато их одарив. Богиня сделала меня своей жрицей, как и обещала. Я пою гимны в ее честь и поддерживаю огонь у алтаря моего брата. Я охочусь, как могу – на мух, жужжащих в жаркий день у щек спящих детей; на солнце, выжигающее цвет из шерстяных тканей; на мышей, крадущих зерно. Я говорю от лица богини, и никто не смеет сказать мне и слова.
Похоже, Эллен Кушнер существует в двух экземплярах: радиоведущая известной американской передачи «Пи-ар-ай Саунд энд Спирит», в которой рассказывается о музыке и мифах, традициях и верованиях, составляющих человеческий опыт во всем мире и во все времена, и писательница, создавшая, среди прочих произведений, романы «Острие меча» и «Привилегия меча» в стиле «маньеристского панка» и мифический роман «Томас-Рифмач». Некоторые очень удивляются, когда узнают, что обе они живут в одном теле. К тому же Эллен организует шоу и лекции, преподает писательское искусство и обожает путешествовать на поездах. Эллен Кушнер выросла в Кливленде, Огайо, а теперь живет в Нью-Йорке.
Обо всем этом подробно рассказано на ее Интернет-сайте www.ellenkshner.com.
Все мы любим греческие мифы о богах и героях. Но боги бывают жестоки, и самые великие легенды полны несправедливости.
Когда мне было шесть лет и я только что научилась читать, мой отец на год отвез всю нашу семью во Францию. У нас было очень мало книг на английском языке, а читать мне ужасно хотелось. Наверное, мои родители тоже тосковали по книгам на английском – отец пошел в Американскую библиотеку и купил несколько распродававшихся там старых книг. Я взяла небесно-голубой том в твердом тканевом переплете, с порванным корешком (вышедший в Лондоне еще до моего рождения) и с головой погрузилась в чтение. Это был пересказ греческих мифов, в основном по мотивам поэмы «Метаморфозы» римского поэта Овидия. Теперь, глядя на титульную страницу, я вижу, что книжка называлась «Боги и люди», а автором был Рекс Уорнер, но для меня она была Голубой греческой книжкой, перечитанной множество раз. Больше всего мне понравились трагедии.
Для «Невесты зверя» я обратилась к одной из моих любимых историй – ужасной легенде об Актеоне. В классической литературе есть несколько версий истории Актеона, и в каждой свое объяснение его жестокой кары. Некоторые считали, что он был наказан за то, что нарочно подглядывал за богиней Артемидой, стремясь увидеть ее наготу. А по мнению Овидия, несчастный юноша просто оказался не в то время не в том месте.
Однако во всех версиях подчеркивается, что молодой Актеон был страстным охотником, и ни в одной не упоминается его сестра.
Жаннин Холл Гейли
Белая косуля: три стихотворения
Белая косуля оплакивает свое детство
- Взаперти
- в крепком каменном доме без окон,
- без стекол, в которые попал бы свет,
- пробились бы лучи солнца,
- я все бледнела с каждым годом – я бледная, как луна,
- бледная, как голубка, и кожа моя нежна.
- До пятнадцати лет, пока не просватают,
- предстоит мне скрываться от света:
- от деревьев, птиц и людей, чьи голоса
- доносятся через стены,
- от конского ржанья, от дневных песен,
- хоть я и гуляю по ночам,
- когда пищат, мелькая над головой,
- летучие мыши.
- Ни с кем не заговаривать,
- никому не открывать дверей.
- Со мной только книги и картины,
- драгоценности и зеркала.
- Тихая жизнь, невеселая, одинокая и медленная.
- Я не знаю – смерть, печаль или клевета
- заперли меня в мире темноты,
- в мире зажженных свеч…
- Неверный блеск огня —
- единственный намек на то,
- что мне готовит солнце.
- Когда жених поклялся, что полюбил меня,
- как только увидел мой портрет —
- влюбился в портрет, глупый мальчик, —
- и не послушал мольбы моей матери,
- а распахнул мою дверь, ранив меня светом,
- я вырвалась и убежала в лес,
- обратившись белой косулей.
- Свет обрек меня на молчание,
- мое новое тело мелькало, как лунные блики,
- в незнакомом лесу.
- Но юный охотник все гнался за мной:
- даже в новом обличье я не спаслась от его любви.
- У ручья он ранил меня стрелой —
- я истекаю кровью, голова тяжелеет,
- близится смерть.
- Ах, если бы я могла
- вернуться в свою комнату,
- где темнота обнимала меня и хранила мою жизнь.
- Жестокий свет все ярче,
- ярость солнечных лучей жжет нежную кожу…
- Запрети ему, мама, касаться меня,
- ведь, когда солнце сядет, я снова превращусь в девушку.
- Пусть не плачет он обо мне,
- ведь он сам, своим себялюбивым желанием
- обрек меня на эту участь.
Любовная песнь белой косули
- Не трогай меня,
- не входи!
- Если откроешь мою дверь,
- я обернусь белой косулей,
- понесусь в леса, быстрее ручья,
- и ты меня не догонишь.
- О жених, я не в силах смотреть на тебя,
- как на солнце
- в человеческом обличье.
- Солнце жжет меня,
- с детства обреченную жить в темноте.
- Тьма – моя подруга, и крик ночных птиц —
- мой единственный спутник.
- Но теперь, в этом теле,
- я не могу ни говорить, ни петь.
- Еще одна тюрьма, сначала замок без окон,
- теперь это тело – четыре ноги.
- А ты так стремишься заполучить меня —
- мой портрет на твоей стене, —
- подумай как следует, как меня поймать, —
- застрелить, загнать,
- ворваться ко мне,
- ранить меня
- блестящим и острым жестоким лезвием?
- Лучи солнца на коже, стрелы в оленьей шкуре,
- ты всегда угроза, и твои мужские желания
- бездумны и требовательны,
- и сам ты в их власти.
- Ты не знаешь меня настоящую —
- только бледную девушку на стене,
- она не говорит и не мечтает,
- она никуда не убежит,
- никогда не станет чем-то больше, чем твоя мечта о ней.
- Так приди же в леса, больной любовью ко мне,
- найди меня там, и рань, и искалечь,
- задуши, если хочешь,
- все равно не достанусь тебе —
- охотничьим трофеем к тебе на стену.
Косуля приняла решение