Драгоценность Эвинг Эми
Люсьен появляется возле нее, протягивает ей бокал шампанского, и мое сердце подпрыгивает.
–Спасибо, Люсьен, – радостно произносит Курфюрстина и поворачивается к герцогине. – Надеюсь, вы не возражаете… это из моего собственного винного погреба. Я стала ужасно привередливой в выборе напитков, поэтому решила принести свое любимое шампанское.
Полагаю, что тоже стала бы разборчивой, если бы отравили моего суррогата.
–Конечно, Ваша милость, – фальшиво улыбается герцогиня. Я слышу, как объявляют о прибытии очередного гостя, но не могу разобрать имени.
–О! Лапис! – Курфюрстина делает знак даме с каштановыми волосами, в золотистом платье, похожем на платье герцогини. – Мои поздравления. Дом Пера, должно быть, в восторге от этой помолвки.
Леди дома Пера опускается в реверансе.
–Да, Ваша милость. Моя дочь не могла и мечтать о лучшей партии.
Мы все переводим взгляды на счастливую пару – Гарнет выбирает именно этот момент, чтобы почесать себя в самом неподходящем месте. Я с трудом сдерживаю смех. Леди дома Пера становится пунцовой.
–Да, – с ухмылкой произносит Курфюрстина. – Он просто находка. Ах, Карнелиан.
Мое сердце ухает вниз так стремительно, что кружится голова. Карнелиан и Эш присоединяются к нам.
Я не рискую поднять глаза – боюсь, что не совладаю с собой и брошусь ему на шею. Я так давно не видела его лица. Чтобы хоть чем-то себя отвлечь, разглядываю рубиновый кулон на груди Карнелиан.
–Следующая очередь твоя, моя дорогая, – говорит Курфюрстина.
–Да, Ваша милость, – отвечает Карнелиан. – Я жду с нетерпением.
Звучит вальс, и Курфюрстина всплескивает руками.
–О, это один из моих любимых. Я должна танцевать. Извините меня, дамы, я отправляюсь на поиски мужа.
Праздник продолжается – с танцами, смехом, реками шампанского, хотя герцогиня сразу предупреждает меня, что в этот раз мне нельзя ни глотка. Графиня дома Камня, похоже, не приглашена, и, значит, я не увижусь с Рейвен. Хорошо бы она нашла мою ленту. Я провожу большую часть времени у стола, заваленного разноцветным миндальным печеньем, стараясь не смотреть на вальсирующего Эша и надеясь, что Люсьен найдет предлог, чтобы остаться со мной наедине.
Спустя несколько часов герцогиня призывает к тишине. Она стоит в углу бального зала, рядом с ней герцог, чуть поодаль Гарнет и его невеста.
–Спасибо всем вам за то, что вы присоединились к нам, чтобы отпраздновать это знаменательное событие! – восклицает герцогиня. – Давайте поднимем бокалы за счастливую пару – Гарнета, сына дома Озера, и Корал, дочь дома Пера.
Все поднимают бокалы и кричат «ура».
–А сейчас, – продолжает герцогиня, – мой суррогат исполнит для вас короткую музыкальную программу. Приглашаю всех перейти в концертный зал.
Я выхожу в сопровождении лакея, и он ведет меня окольным путем – видимо, за кулисы, – но тут его останавливают.
–Ее светлость просила, чтобы я сопровождал суррогата, – говорит Люсьен. – Вы можете вернуться на свой пост.
Лакей мнется, но подчиняется.
–Конечно, – отвечает он с поклоном.
Как только он уходит, Люсьен уже не скрывает улыбки.
–Пройдемте? – говорит он, предлагая мне руку.
Я улыбаюсь и беру его под руку.
–Как ты? – спрашивает он.
Слова путаются, застревают в горле. Люсьен останавливается. Он приподнимает мой подбородок и изучает мое лицо.
–Это произошло? – спрашивает он. Я киваю. – Когда?
–Вчера, – шепчу я.
–Выходит, результатов ты еще не знаешь.
Я качаю головой.
Люсьен поглаживает пальцами мою щеку.
–Все в порядке. Это, конечно, не идеальный вариант, но мы с ним справимся. Самая Длинная ночь уже совсем скоро, верно?
Я покусываю губу.
–Люсьен, ты что-нибудь знаешь о планах Курфюрстины? О лоботомии для суррогатов?
Люсьен поводит бровью.
–Кто тебе это рассказал?
–Герцогиня.
Он поджимает губы.
–Да, я в курсе. Но мы не можем отвлекаться на это. К тому же неизвестно, будет ли когда-нибудь проведена хоть одна успешная операция, так что давай пока думать о твоей безопасности, хорошо? Помни, какова наша цель.
–Но другие девушки, Люсьен. Я не могу…
–Послушай меня. – Люсьен останавливается у двери, ведущей за кулисы, и кладет руки мне на плечи. – Речь идет не только о твоем спасении. На карту поставлено гораздо больше, Вайолет.
Дрожь пронизывает меня.
–Что ты имеешь в виду? – шепчу я.
Люсьен загадочно улыбается.
–Всего один маленький камешек может запустить лавину. Я собираюсь помочь и другим девушкам, и это будет такая помощь, о которой ты даже не догадываешься. Я собираюсь помочь каждому, кто оказался под гнетом королевской семьи. Но все это будет бесполезно, если я не смогу помочь тебе.
Он открывает дверь, прежде чем я успеваю расспросить его подробнее. До меня доносится гул разговоров зрителей, занимающих свои места. Моя виолончель и пюпитр уже на сцене.
–Ты готова? – спрашивает он.
Мои вопросы тонут в волнении, растекающемся холодком в животе.
–Да, – отвечаю я.
Он касается моего лба легким поцелуем.
–Удачи.
Я делаю глубокий вдох и выхожу на сцену, под гром аплодисментов.
Атмосфера здесь гораздо лучше, чем на королевском балу. Воздух напоен взволнованным ожиданием публики, и я не чувствую никакой враждебности. Эти люди действительно хотят послушать, как я играю, а не ждут моего поражения в каком-то глупом соревновании. Я сажусь на стул, устраиваю виолончель и оглядываю ряды зрительного зала. Все кресла заняты.
Моя мечта, воплотившаяся в реальность.
Герцогиня сама подбирала репертуар. Я открываю первую страницу и вижу, что для начала она выбрала прелюдию соль мажор – несомненно, чтобы напомнить всем о моем предыдущем выступлении. Я улыбаюсь и начинаю играть.
Я сразу чувствую, что со мной что-то не так. Вместо того чтобы расслабиться, нервы все туже скручиваются в узел внизу живота, угрожая приближением судорог. Я заканчиваю прелюдию и вежливо улыбаюсь в ответ на аплодисменты. Это, конечно, не лучшее мое выступление, но они, похоже, ничего не заметили.
Я протягиваю руку, чтобы перевернуть нотную страницу; это движение отдается тупой болью в пояснице, и я невольно морщусь. Герцогиня выбрала еще одну прелюдию, на этот раз ре минор, похожую на ноктюрн, под который танцевала «торт-мороженое». Я прикасаюсь смычком к струнам.
Мне удается исполнить только первые несколько тактов, прежде чем боль становится невыносимой – спазмы в животе заставляют корчиться, поясница в огне. Но только когда я чувствую влагу между ног, мой смычок дает сбой, с резким скрежетом скользит по струне ля и падает на пол.
Я смотрю на свои колени и вижу ярко-красное пятно. Цветные прожилки бегут по бледно-зеленым лепесткам моего платья, как на первом Заклинании, но это не моих рук дело.
До меня не сразу доходит, что я уронила виолончель, которая с грохотом падает на пол. Боковым зрением я вижу вспышку белого за кулисами. Я накрываю пятно руками, и мои пальцы становятся липкими от крови, и глухой стук в ушах вытесняет все остальные звуки.
–Помогите, – шепчу я.
И падаю.
Я ожидаю удара об пол, но меня подхватывает пара мягких рук.
Звуки возвращаются.
–Врача, быстро! – орет Люсьен. Я слышу крики, вопли, сбивчивый лепет; какие-то люди бегут на сцену, но все кажется размытым. Еще одна судорога скручивает меня.
У меня вырывается стон, когда Люсьен аккуратно опускает меня на пол и прикладывает руку ко лбу.
Я вижу нависающую надо мной фигуру герцогини.
–Доктор в Банке! – восклицает она. Лицо ее бледное, глаза полны страха. Никогда еще я не видела ее испуанной.
–Мы пришлем кого-нибудь немедленно, – доносится откуда-то справа голос Курфюрста.
–Нет времени, мы должны остановить кровотечение, – говорит Люсьен. – Моя госпожа, где у вас медицинский кабинет? – Герцогиня в оцепенении и лишь смотрит на меня. – Моя госпожа!
Она вздрагивает, очнувшись.
–Сюда.
Люсьен поднимает меня на руки – он на удивление сильный – и уносит со сцены, выходя через зрительный зал. Встревоженные лица плывут надо мной в золотой дымке, но одно выделяется четко. В широко раскрытых серо-зеленых глазах Эша мечется паника.
Боль разрывает меня на части, и я не могу сдержать крик.
–Мы почти пришли, милая, – шепчет мне на ухо Люсьен. – Держись. Мы уже на месте.
–Больно, – хнычу я.
–Я знаю.
Я слышу, как открывается решетка лифта, потом перед глазами опять темнота и, наконец, яркий свет медицинского кабинета. Люсьен кладет меня на кровать, и я сворачиваюсь калачиком, обхватывая себя окровавленными руками.
–Она в порядке? – доносится откуда-то слева голос герцогини, сдавленный, испуганный. – С ней ничего не случится?
Лицо Люсьена заслоняет все вокруг, и я чувствую, как его пальцы прощупывают мой локоть, а потом вводят в вену иглу.
Веки тяжелеют. Лицо Люсьена расплывается и становится лицом Эша. Я хочу протянуть руку и погладить его по щеке, но не могу пошевелиться. Когда он говорит, я слышу голос Эша, доносящийся с конца длинного туннеля.
–Вот так, хорошо. Засыпай.
Тьма поглощает меня.
24
Что-то прохладное и мокрое ложится на мой лоб. Приятно.
Мои веки сами поднимаются.
Я в своей спальне. Герцогиня склоняется надо мной с влажной салфеткой.
–Доктор! – кричит она, присаживаясь на край кровати. – Как ты себя чувствуешь?
Во рту у меня сухо, губы склеены. Набухший язык еле ворочается. Герцогиня наполняет стакан водой из кувшина на тумбочке и подносит его к моим губам.
–Вот так, – нежно говорит она. Я делаю несколько маленьких глотков. Капли стекают по подбородку, и герцогиня обтирает его салфеткой. Дверь открывается, и вбегает доктор Блайт.
–Она проснулась? – Он спешит к постели, и герцогиня двигается в сторону, улыбаясь мне, пока он проверяет мой пульс. – Приятно снова видеть твои глаза открытыми.
–Что… случилось? – хрипло спрашиваю я.
–Первая попытка нередко заканчивается неудачей. Однако реакция твоего организма была необычайно жестокой. Ты чуть не умерла. Впредь мы должны действовать крайне осторожно, – говорит доктор Блайт.
–Мы уже отстаем от графика, – протестует герцогиня.
–Если мы ее потеряем, – резко отвечает доктор, – это уже будет не важно.
У меня голова идет кругом.
–Так, значит, я… не беременна?
Доктор открывает свой саквояж.
–Уже нет.
Он достает градусник и сует мне его под язык.
–Как мы поступим? – спрашивает герцогиня.
–Мы выждем еще как минимум полный цикл до следующей попытки. Четыре или пять недель, никак не меньше. Ей нужно позволить полностью оправиться.
–Хорошо, – соглашается герцогиня. – Но вы останетесь здесь. Я сегодня же распоряжусь, чтобы вам отвели комнату.
–Как пожелаете, моя госпожа.
Не могу сказать, что меня утешает мысль, что доктор будет жить по соседству. Но, по крайней мере, у меня в запасе еще четыре или пять недель. Самая Длинная ночь наступает через пять с половиной недель. Люсьен может передать мне сыворотку раньше, чем они предпримут новую попытку. Доктор вынимает у меня изо рта градусник.
–Где Люсьен? – спрашиваю я. Доктор Блайт хмурится, а герцогиня как будто в замешательстве. И я понимаю, что мне, наверное, не положено знать Люсьена.
–Разумеется, он вернулся в королевский дворец, – отвечает доктор.
–Он спас мне жизнь, – говорю я, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы оправдать мой вопрос.
–Да, спасибо ему, – отвечает доктор. – Тебе очень повезло, что он оказался здесь. – Он убирает градусник в свой саквояж. – Теперь твое лучшее лекарство – полный покой.
Я киваю, выжатая как лимон.
–Я пошлю кого-нибудь привезти ваши вещи, – говорит герцогиня доктору. Она снова прикладывает салфетку к моему лбу, удивляя меня своей нежностью, потом бросает ее на тумбочку и спешит к двери.
–Кое-кто рвется повидать тебя, – улыбается доктор Блайт. Он открывает дверь и выходит из комнаты, а ко мне бросается Аннабель.
–Аннабель. – Я тихо плачу. Она опускается на колени возле кровати и берет мою руку, прижимая ее к своей щеке. Сейчас ей не нужна дощечка, чтобы выразить свои чувства, я и так знаю, о чем она думает. – Со мной все в порядке, – говорю я. – Просто устала.
Она кивает, но в ее глазах стоят слезы.
–О, Аннабель. Я в порядке. Правда.
Она целует тыльную сторону моей ладони.
–Думаю, мне нужно поспать, – говорю я. – Ты останешься здесь?
Аннабель залезает на кровать и ложится рядом со мной. Я кладу голову ей на плечо.
–Спасибо, – шепчу я. Ее губы нежно прижимаются к моим волосам.
Несколько дней я прикована к постели.
Доктор приходит с осмотром каждое утро, а герцогиня навещает меня после обеда, но большую часть времени я провожу за чтением или игрой в «Хальму» с Аннабель.
Каждый прожитый день приближает меня к свободе. Я мысленно отмечаю их галочками, отсчитывая, сколько дней остается до Самой Длинной ночи. Нет, им не удастся опередить меня, герцогине и доктору.
Мне интересно, что Люсьен имел в виду, когда сказал, что на кону стоит больше, чем просто спасение моей жизни. Не затевает ли он бунт? Освобождая суррогатов, он ставит под угрозу саму основу королевской жизни – без нас они не способны производить потомство. Но тогда ему придется прятать всех девушек из инкубаторов, и это не считая суррогатов Жемчужины. И если он все-таки попытается свергнуть королевскую власть, я встану рядом с ним. Я не хочу скрываться в безопасном уголке Фермы. Герцогиня заслуживает того, чтобы знать, каково это – жить на поводке.
Тысячу раз на дню я мысленно прощаюсь с Эшем, как будто от этого мне легче смириться с разлукой. Попытка искусственного зачатия почти убила меня. Но другие суррогаты умирают, и я могу их спасти. Если Люсьен вызволит меня отсюда, он сможет помочь и им. Я должна отнестись к этому со всей ответственностью и выполнять то, что велит Люсьен. Все, больше никаких тайных свиданий и поцелуев в садовом лабиринте. Я буду образцовым суррогатом. Слишком много поставлено на карту.
Я убеждаю себя, что так будет лучше. Все равно наш роман обречен, и, наверное, лучше покончить с ним раньше, чем позже. Притворяюсь, будто это гениальная идея. Делаю вид, что счастлива.
И надеюсь, что у Рейвен все хорошо. Мне очень жаль, что я не встретилась с ней на помолвке. Хотя и рада, что она не видела, как я истекала кровью на сцене.
В пятницу доктор Блайт объявляет, что я уже достаточно окрепла и могу снова гулять по дворцу.
–Мы можем пойти в сад? – спрашиваю я Аннабель. – Хочу подышать свежим воздухом.
Она кутает меня в самое теплое пальто и шарф, и мы выходим на улицу через заднюю дверь у бального зала. Я притворяюсь, что бесцельно брожу взад-вперед по саду, и дожидаюсь, пока Аннабель усядется на скамейку. На несколько минут я остаюсь одна и спешу к западной стене.
Наши цветы мертвы – и фиалки, и лилия. Я прижимаюсь к стене и шепчу:
–Я скучаю по тебе. – Что бы сделала Рейвен на моем месте? Она бы, наверное, отругала Люсьена за то, что он так медлит.
В траве что-то поблескивает. Я разгребаю опавшие листья и обнаруживаю новый побег. Его тонкие усики обвивают маленький брелок от браслета, серебряного терьера. У Рейвен и ее брата был щенок терьера – они дали ему кличку Опасный, потому что он был слишком мал, и они решили, что такая грозная кличка вдохновит его на то, чтобы стать сильным. Их мать продала щенка судье, когда стало не на что его кормить.
Я целую подвеску и прячу ее в карман. По крайней мере, я знаю, что Рейвен рядом и все еще помнит меня. Я срываю пуговицу со своего пальто, обвиваю ее лоой и отправляю вверх по стене.
Углубляюсь в лес. Как же здесь хорошо! Холодный воздух освежает, бодрит, очищает меня изнутри. Я спускаюсь вниз по незнакомой тропинке, даже не задумываясь, куда иду. Я выхожу к крошечному пруду, где плещутся разноцветные рыбки – золотые, оранжевые, сливочно-белые, – и вдруг останавливаюсь как вкопанная, чувствуя, что нечем дышать.
На скамейке у пруда сидит Эш.
Он тотчас вскакивает. На нем простое коричневое пальто и серый шарф, и он идеально вписывается в лесной пейзаж.
–Вайолет?
–Привет, – говорю я.
–Ты… – Он хлопает глазами, как будто не верит, что это я. – Ты как?
–О, все хорошо, – говорю я, внутренне морщась от своего холодного тона. – Спасибо.
Пространство между нами как будто расширяется и сжимается одновременно.
–Я места себе не находил, – говорит он. – Я слышал… говорили, что ты чуть не умерла.
Я пожимаю плечами.
–Мне уже лучше. – Хоть я и приказываю себе развернуться и уйти, но ноги меня не слушаются. И глаза не хотят отрываться от его лица.
–Почему ты на меня так смотришь? – спрашивает он.
–Как?
Эш хмурится.
–Так. Как будто боишься меня.
–Я не… – В горле першит, и я отворачиваюсь. – Я должна идти.
–Идти? – Он ошеломлен. – Последний раз, когда я видел тебя, ты истекала кровью, и теперь ты просто уходишь?
Пошатываясь, я пытаюсь уйти, чтобы не поддаться искушению его тепла, его сильных и нежных объятий. Все это уже не для меня. Я должна отпустить его.
–Вайолет, остановись.
Мое тело послушно ему, даже если разум и кричит, что надо бежать. Я слышу хруст листьев под его сапогами, чувствую нежное прикосновение его руки к моему плечу.
–Что происходит? – спрашивает он.
Я поворачиваюсь к нему.
–Мы больше не можем видеться.
Люсьен мог бы гордиться мной. Но сердце мое разрывается от боли.
Эш цепенеет. Он стоит передо мной, словно замороженная статуя. Но вот он возвращается к жизни и отступает назад. Растерянно смотрит по сторонам – на пруд, на скамейку, на деревья, как будто этот сад может подсказать ему, что делать, что говорить. Он закрывает глаза и, когда открывает их, что-то меняется в его лице, и я вижу боль, ее рваную, кровоточащую рану. Он делает над собой усилие, и в следующее мгновение его лицо становится бесстрастной маской.
–Очень хорошо, – говорит он. Его голос спокойный, отстраненный.
–Я… мне очень жаль, – шепчу я. Теперь, когда это случилось, я хочу вернуть все обратно. Мне не нравится этот Эш, его вежливая маска, приятные манеры. Это королевский Эш, не мой.
–Прошу прощения, у нас с Карнелиан занятия по этикету.
Он проходит мимо меня, и я инстинктивно хватаю его за руку.
–Эш, подожди…
Он вырывает свою руку.
–Нет, – говорит он. Я чувствую его злость, она исходит от него волнами. – Ты больше не можешь говорить, что мне делать. Ты утратила эту привилегию.
Я как будто под водой. Все вокруг заторможенное, мутное. Мои легкие уже не дышат.
И тут врывается осознание того, что я натворила, и мир снова оживает, и меня захлестывает ярость. Это несправедливо, что он сердится на меня, когда все, что я пытаюсь сделать – это помочь другим девушкам, и меня бесит, что я не могу ничего объяснить ему. Я вдруг обрушиваюсь на него с кулаками, колочу его в грудь, и он, спотыкаясь, пятится назад.
–Ты думаешь, мне легко? Ты думаешь, я этого хочу?
Я заношу руку для нового удара, но он перехватывает ее и крепко держит за запястье.
–А ты думаешь, что это легко для меня? – шипит он. – Ты хоть знаешь, каково…
Он притягивает меня за руку с такой силой, что наши лица оказываются совсем близко друг к другу. Я почему-то ловлю себя на мысли, что восхищаюсь его силой.
–Ты не знаешь, – рычит он. – Ты говоришь со мной так, будто мне привычно то, что у нас… что я думал, было у нас. Секс, да, я много чего об этом знаю, как и про похоть, ложь и предательство. Но с тобой? – Его хватка становится все жестче. – Я рискую своей жизнью каждый раз, когда я с тобой. Ты это понимаешь? Если нас поймают, меня казнят.
Я чувствую, что у меня подкашиваются ноги, и весь мой воинственный запал разом улетучивается.
–Что? – шепчу я.
–О, перестань, Вайолет. А то ты не знаешь, как это бывает? Ты здесь всего несколько недель, но, наверное, уже заметила, что это за люди.
–Но… но почему? Почему ты вообще поцеловал меня в первый раз?
–Потому что это совсем другое! – кричит Эш. – Я смотрю на тебя и снова чувствую себя человеком. Я смотрю на тебя и ощущаю себя личностью. Ты не так хорошо меня знаешь, Вайолет, но поверь мне, я не обманывал тебя, когда сказал, что был сломлен до встречи с тобой. Я не могу к этому вернуться.
Кажется, до него доходит, что он по-прежнему держит меня мертвой хваткой. Мои пальцы уже онемели. Эш отпускает меня и засовывает руки в карманы. Кровь приливает к кончикам пальцев, покалывая их иголками.
–И даже если нас не поймают, – продолжает он уже более сдержанным тоном, – я никогда не смогу представить тебя своей семье. Я никогда не смогу ходить с тобой за руку по родным улицам, или отвести тебя в Комиссию Мирового суда и объявить своей женой. Как только Карнелиан будет помолвлена, я уйду из этого дома. Меня продадут другой семье, и в моей жизни все будет по-прежнему, как будто тебя в ней и не было. Но ты в ней была и есть. И я никогда не смогу это забыть. – Он моргает и смотрит на мое запястье. – Я не хотел сделать тебе больно. Прости.
Моя хрупкая решимость трещит по швам. Я думаю о том, каким человеком я хочу стать. Я обязана Люсьену своей жизнью и буду верна ему до конца. Но Эш не имеет к этому никакого отношения. Эш – это совсем другая часть моей жизни, только моей. Да, есть вещи, которые выше нас. Спасение суррогатов. Свержение королевской власти. Стит ли любовь к Эшу того риска, что она несет?
Но, когда я смотрю в его глаза – глаза, которые впервые увидели именно меня, а не суррогата, – я вижу в них все, что пытается спасти Люсьен. Ведь что такое жизнь без любви? Мы с Эшем вращались в разных мирах, но, вопреки всему, нашли друг друга и, что важнее всего, решили быть вместе.
После того, как я покину Жемчужину, оглядываясь назад, на эти последние недели, в моих воспоминаниях и запутанных чувствах будет зиять дыра величайшего сожаления, звучать пустое эхо того, что могло бы быть, если бы я только набралась смелости и сказала: «Сколько бы времени нам ни осталось, я хочу провести его с тобой».
Эш заслуживает того, чтобы рядом с ним был кто-то такой же смелый, как и он.
–Эш, не уходи. – Я делаю робкий шаг ему навстречу. – Я была неправа. Прости. Останься со мной.
Он не двигается.
–Не знаю, смогу ли я, Вайолет. Смогу ли я доверять тебе, как прежде.
–Только из-за того, что я пыталась быть ответственной? Потому что совершила ошибку? Знаешь, я ведь человек. И я не идеальна. Я пыталась поступить правильно, но знаешь что? Теперь мне все равно. Я не хочу быть правильной, не хочу быть хорошей. Я так же, как и ты, не думала, что у нас с тобой будет то, что было. И если ты не можешь простить мне минутную слабость или момент неуверенности, то, возможно, ты прав, и я тебя совсем не знаю. Но не думай, что я не хочу тебя, потому что я хочу тебя, пусть даже я так коряво изъясняюсь. Я хочу быть с тобой всю жизнь, Эш, но это невозможно, и я это понимаю. Но я буду с тобой столько времени, сколько смогу, и не растеряю ни одного мгновения.
Молчание длится долго. Мы пристально смотрим друг на друга, и моя мысль лихорадочно работает, пытаясь придумать, что бы еще сказать.
Медленная улыбка расползается по лицу Эша.
–Для того, кто так коряво изъясняется, это было… очень впечатляюще.
Я краснею.
–Ты меня просто взбесил.
–О, неужели? Я взбесил тебя?
–Ладно, допустим, я первая начала, но…
Эш протягивает руку и прижимает палец к моим губам.
–Тебе позволено зкончить эту речь, – тихо произносит он.
–Я знаю, но я не хочу. Рядом с тобой я чувствую себя целой. Здесь, где терзают наши тела и души, ты напоминаешь мне о том, кто я настоящая. Какой я была.