Приемный ребенок. Жизненный путь, помощь и поддерка Панюшева Татьяна

Предисловие

Долгое время бытовало мнение, что человеку, который берет ребенка в семью, достаточно любить детей, иметь свой собственный опыт родительства или просто позитивный настрой. Казалось бы, что тут особенного? Быть родителем – это то, чему никого не учат заранее, то, что происходит с человеком иногда совершенно неготовым, незрелым, и люди как-то справляются с этой задачей, растят детей, любят их, решают в меру своих сил и возможностей проблемы, которые возникают при воспитании в семье.

Однако даже с родными детьми не всегда все получается, и мы прекрасно понимаем это, ведь именно этот неуспех зачастую и приводит детей в систему государственной опеки. Но самое главное, конечно, то, что ребенок, однажды потерявший семью, переживает настолько тяжелый стресс и непредставимую для нас боль потери, такой страх и потрясение всех основ своей психики, что отбрасывать этот факт как не имеющий принципиального значения можно только лишь по сугубому незнанию.

Ребенок, который пришел в новую семью из-за потери собственной, – это всегда ребенок, в жизни которого случилась беда. Беда, делающая его настороженным и недоверчивым – и при этом очень ранимым. А опыт жизни в системе коллективного ухода добавляет свои зарубины на развитии маленькой личности. Или, может быть, ребенок имел опыт отвержения и насилия в родной семье тогда, когда он только учился доверять.

Ребенок нуждается в новой семье, и ему нужна помощь. Помощь, чтобы справиться с последствиями случившейся с ним беды, с последствиями усвоенных навыков выживания в коллективе таких же, как он, с последствиями нелюбви и отверженности.

И только осознав это, мы понимаем, что взять ребенка в семью – это не так просто, не всегда одной любви достаточно, не всегда опыт нашего собственного родительства ведет нас правильными дорожками, подсказывая решения, которые работали в схожих внешне, но таких отличающихся по сути ситуациях с нашими детьми.

Авторы этой книги, без сомнения, считаются одними из лучших специалистов в нашей стране в сфере помощи принимающей семье. Их профессиональный путь начинался в московском детском доме № 19, который еще в 90-е годы стал экспериментальной площадкой, детским домом, где перестали относиться к ребенку в системе как к объекту, который надо содержать. Одними из первых сотрудники этого детского дома начали выстаивать систему помощи ребенку, целью и лейтмотивом которой было устройство его в семью. В семью родную, служба помощи которой сформировалась в этом учреждении тогда, когда в других детских домах кровная семья оставалась фигурой умолчания и пренебрежения, стоящей далеко за порогом детского дома. В семью приемную, когда в целом по стране не было ни понимания ценности приемной семьи для ребенка, ни осознания сложности для семьи этого пути, требующего поддержки специалистов.

Сегодня, когда подготовка семьи, принимающей ребенка, стала законодательно обязательной, и идут разговоры на уровне Госдумы об обязательном же сопровождении, когда слово «профилактика» впервые звучит с высоких трибун и мало кто уже считает, что жизнь ребенка в детском доме – это нормально, все эти изменения в отношении общества и государства к приемным семьям происходят на фоне жесточайшей нехватки знаний, технологий, методологии работы.

Пока лишь формируются профессиональные стандарты для новых специальностей, а вузы все еще не готовят тех, кто потом будет обучать и сопровождать принимающие семьи. Большинство работающих в этой сфере идут по наитию, с трудом разыскивают небольшой объем наших или переводных материалов, которые помогли бы составить базу знаний для поддержки новой семьи. Есть буквально две-три книги, рассчитанные на широкого читателя, несущие огромную просветительскую функцию. На этом поле очень не хватает литературы, которая помогала бы четко понимать тему, знать, какие существуют подходы к решению проблем; литературы, которая была бы подспорьем как для специалистов, так и для приемных родителей, усыновителей, опекунов, сознательно относящихся к своему родительству.

Я надеюсь, что эта книга будет таким подспорьем – и принимающим родителям, которым она поможет иначе взглянуть на трудности в развитии и поведении своих детей, и специалистам, которые хотят поддерживать приемные семьи.

Жизнь в принимающей семье должна дать ребенку ресурс, чтобы он смог выстроить и сохранить свою личность цельной. Пусть эта книга станет источником знаний, стратегий и вдохновения для каждой семьи, которая хочет ребенку в этом помочь.

Елена Альшанская,

руководитель благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам»

Полюбить чужого

У любого человека есть два деда. Так могло быть и у меня, но один умер, когда мне было восемь, а другой ушел от бабушки, когда только родилась мама. При этом случилось так, что я рос, взрослел, жил рядом с человеком, который не был мне родным – ни с какой стороны и ни в какой степени. Третий муж моей бабушки, однажды и навсегда вошедший в нашу жизнь и ставший для меня одним из самых значимых людей. Откуда это приходит? Кем посылается? Как Бог так все устраивает? Человек другой культуры, другого времени – литовец, военврач, фронтовик, атеист – стал для меня близким и важным. Почему? Тайна сия велика.

И тайна эта напоминает о себе всякий раз, когда люди принимают в семью чужих детей. Кто были их родители, бабушки-дедушки? Иной раз лучше бы и не знать этого. А все-таки знать надо. И учитывать. А еще надо знать, как этого чужого ребенка любить и, главное, терпеть. Поначалу кажется: что может быть проще? Какой симпатичный малыш, ласковый, нежный, и – вот здорово! – сразу стал называть вас папой и мамой, с первого свидания, еще в детском доме. Будни приходят позже. Удивляешься: Господи, как в пять лет ребенок может не уметь залезть в ванну? Как в девять лет затрудняется с ходу дать определение слову «этаж»? И вообще, почему, когда ты его ругаешь, он лишь туповато улыбается? Ну все не так, как у наших, у родных детей… И при этом, сам не зная как и когда, ты обнаруживаешь, что он хотя и не родной, и не такой, но настолько уже свой, настолько уже любимый, что за него чуть ли не больше, чем за своих, готов все отдать. А бывает и не так. Много раз приходилось слышать о проблемах с приемными детьми. Многим трудно сердцем, до конца полюбить чужого ребенка, трудно принять его. Нужна колоссальная, титаническая работа над собой, чтобы прийти к любви. К счастью, Бог посылает в помощь родителям не только Свой Таинственный и Необъяснимый Дар – Любовь, но и мудрых священников, близких друзей и родственников, а также людей, всерьез и глубоко исследующих вопросы воспитания приемных детей.

Предлагаемая читателю книга написана именно такими людьми. Авторы обобщили многолетний опыт ежедневной работы с «отказниками», социальными сиротами, детскими домами и приемными родителями. Для меня очень важно, что авторы сотрудничали с Марией Феликсовной Терновской и опираются на ее опыт – опыт человека, не без помощи которого мы когда-то делали первые шаги на пути к усыновлению одного из наших детей. Мы тогда не знали, что такое депривация, мозаичное развитие и т. п. А такие знания необходимы любому усыновителю! Вот почему эту книгу будет полезно прочитать всем нам, уже взявшим или только собирающимся взять в семью сироту.

Христианин в ответе за весь мир, и нет ни одного аспекта жизни, выходящего за пределы этой ответственности. Таково и усыновление. В дореволюционной России, да и в СССР (особенно после Великой Отечественной войны) усыновление было в порядке вещей. Потом пришло время иное, детские дома стали плодиться и размножаться, а усыновление ушло в маргинальные области бытия. Сегодня, кажется, что-то сдвинулось. Может быть, мы стали чаще вспоминать слова Христа: «Кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает» (Мф. 18, 5)? Дай Бог!

Священник Федор Котрелев

Обращение к читателю

В 1996 году, когда мы начинали свою деятельность, профессиональная помощь приемным детям и приемным родителям в России было делом достаточно новым. За годы общения с ними мы прошли долгий путь от поверхностного представления о тех проблемах, которые есть у детей, переживших разрыв со своими кровными родителями, до внутреннего ощущения того, что происходит с этими детьми.

Ребенок, оставшийся один, гораздо раньше, чем он будет к этому готов, должен самостоятельно решать задачу выживания во всех смыслах этого слова. Такие дети пытаются обрести чувство ценности собственной жизни. Те вопросы, над которыми рано или поздно задумывается каждый человек («Зачем я?», «Для чего я живу?»), для этих детей вдвойне сложны, потому что вера в свою нужность на этом свете у них серьезным образом подорвана. Преодолеть этот «подрыв» удается не всем. То, что внешне выглядит как «деструктивное поведение», «моральная неразвитость», «черствость», «примитивность интересов», представляет собой скорее способы защиты, которые когда-то были нужны для выживания, но так и остались с ребенком, как «приросшая корка». Это приводит к тому, что внутренняя душевная красота ребенка не может развиться в полной мере и проявиться вовне. Возможно, такая трагедия «огрубления» касается не только приемных детей, но для них она особенно актуальна. В ходе индивидуальной реабилитационной работы с этими детьми мы не раз наблюдали, как постепенно раскрываются их способности и те позитивные личностные черты, которые до сих пор были скрыты из-за жизненных травм. Мы точно знаем, что у приемных родителей, которым удалось понять и принять своих детей, тоже произошла встреча с подлинным внутренним миром своего ребенка. Для них уже не стоит вопрос о том, возможен ли для их приемного ребенка благополучный путь развития; они любят своих детей и верят в них.

Для приемных детей жизнь в приемной семье – это второе рождение. Они «оживают» благодаря любви своих приемных родителей и их поддержке. Но это только начало. В дальнейшем они все время ощупью, пробуя и ошибаясь, ищут свой собственный путь. Кому-то из них удается утвердиться в жизни, почувствовать ее ценность и свою силу – такие дети живут полной жизнью. Но у кого-то происходит иначе: несмотря на желание взрослых помочь, дети все равно движутся в сторону разрушения себя, и с этим не удается ничего сделать. Они чувствуют себя так, как будто их «вырвали с корнем».

Это слишком серьезная проблема, чтобы считать, что есть готовые рецепты, психологические или педагогические методы, которые приведут к стопроцентно положительным результатам. Фактически такие вопросы – на уровне жизни и смерти, перед лицом которых каждый человек оказывается один. Работая с приемными детьми, мы глубоко прочувствовали, что стали для них спутниками и свидетелями их жизненного пути; что сочувствие и помощь важны для каждого ребенка. Но наше желание помочь не может заменить для ребенка его собственных усилий, он должен научиться сам строить свою жизнь.

Мы наблюдали десятки жизненных историй приемных родителей и приемных детей. И главное слово, которое выражает наше отношение к детям и семьям, – это уважение. Уважение к их пути, к их боли, к их усилиям. Мы надеемся, что книга поможет людям, для которых эта тема значима, чуть больше понять, что происходит в жизни приемных детей. Мы не претендуем на «истину в последней инстанции», просто хотим поделиться своими взглядами и своим опытом.

Введение

Появление этой книги обусловлено, с одной стороны, насущной необходимостью: количество семей с приемными детьми растет, и тема систематизации и обобщения опыта актуальна. С другой – накопился практический 16-летний опыт работы в сфере семейного устройства детей – социальных сирот, и хочется, чтобы он приносил пользу не только тем конкретным людям, которые непосредственно связаны с устройством детей в семью, но и более широкому кругу читателей. Эта книга адресована как специалистам, работающим в сфере семейного устройства (психологи, педагоги, социальные работники), так и приемным родителям, настоящим и будущим. Также эта книга может заинтересовать людей, которые сами были приемными детьми, и, став уже взрослыми, сталкиваются с болезненными вопросами прошлого и хотят лучше осознать, что с ними произошло и как можно себе помочь. Кроме того, эта книга может быть полезна и журналистам, пишущим по этой проблеме, и представителям органов опеки, и всем интересующимся вопросами семейного устройства.

В настоящее время в России насчитывается 654 000 детей-сирот (у многих из них родители живы – это социальные сироты), и это одна двадцатая от общей численности детского населения. По отношению к общему объему обсуждаемой в социуме информации тема социального сиротства составляет очень незначительную долю. Термин «невидимые дети» вполне адекватен в отношении всех жителей домов ребенка, детских домов, школ-интернатов, психоневрологических интернатов, домов инвалидов и домов престарелых (после 18 лет дети из детских домов, признанные недееспособными, могут туда попасть!). Их судьбы по-прежнему мало кого интересуют.

Эта книга не является «методическим пособием на все случаи жизни» в работе с приемными детьми. В задачу авторов входило изложение стратегий помощи приемным детям; отражение профессиональных принципов, которые являются базовыми в этой работе, а также описание отдельных методов (например, работа с «Книгой жизни»), которые до сих пор не были подробно описаны в отечественной литературе. Изложение различных психотерапевтических подходов в работе с приемными детьми и подробное описание работы психолога с детьми – социальными сиротами является отдельной задачей, которая в рамках данной книги не решается.

Термином «приемная семья» в этой книге обозначается не конкретная юридическая форма устройства, а любая семья, принявшая на воспитание ребенка: усыновители, опекуны, приемные родители, патронатные родители. Подобный выбор связан с необходимостью простым и понятным словом обозначить сразу все варианты семейного устройства.

Важно отметить, что для каждого приемного родителя и для каждого приемного ребенка возникающие у них трудности и проблемы носят глубоко индивидуальный и личный характер. Готовых рецептов для их разрешения нет не только в этой книге, но и не существует вообще. Приводимые ниже идеи представляют собой «мозаику», из которой родители могут складывать свой собственный «воспитательский узор» или принимать на этой основе свои собственные решения. В конечном итоге никто лучше родителей не знает, что наиболее правильно для жизни их семьи. Консультации специалистов – просто инструмент, при помощи которого родители сами себе помогают. И эта книга – вариант такого инструмента.

Последовательность изложения в книге следует логике жизненного пути большинства детей, оказавшихся в положении социальных сирот:

– сложная и неблагополучная жизнь в кровной семье;

– изъятие[1] ребенка из семьи с целью сохранения его физической безопасности;

– последующая жизнь ребенка в учреждении и либо переход в замещающую семью, в которой ребенок взрослеет, либо жизнь до совершеннолетия в стенах учреждения;

– краткое описание того, что может происходить с детьми после выпуска.

Кроме того, есть несколько ключевых тем, которые рассматриваются особо: привязанность, утрата, идентичность. Понимание этих тем лежит в основе формирования представлений о том, что же на самом деле происходит с детьми-сиротами, с чем связаны их трудности. Это важно, поскольку на уровне социальных стереотипов все объясняется неблагополучной генетикой, что совершенно не соответствует действительности.

Примеры, приведенные в книге, взяты из практической работы авторов. Все имена действующих лиц изменены. Значительная часть приводимых примеров относится к периоду работы авторов в проекте «Наша семья» (г. Москва, Центральный административный округ, 1996–2009 гг.). Поскольку работа проводилась на протяжении многих лет, мы имели возможность наблюдать процесс развития и изменения детей в динамике. В этом состоит ценность этих примеров, и именно из-за их многогранности отдельные случаи могут приводиться в разном контексте несколько раз. Также необходимо отметить, что в качестве примеров, как правило, используются достаточно типичные, распространенные ситуации из жизни приемных семей.

Авторы хотят выразить благодарность:

– всем тем семьям и детям, которые, обращаясь к нам за помощью, стали нашими учителями;

– Марии Феликсовне Терновской – как человеку, который принес идеи патронатного воспитания в Россию и стал вдохновителем и создателем первого в стране центра профессионального семейного устройства;

– Вере Ивановне Лопатиной, благодаря которой в 90-е годы стало возможным формирование государственного центра социально-психологической поддержки замещающих семей (проект «Наша семья» в г. Москве);

– Благотворительному фонду «Волонтеры в помощь детям-сиротам», в том числе лично Елене Альшанской и Марине Андреевой, – и за их практическую деятельность, и за организацию просветительской работы в обществе;

– всем нашим коллегам, с которыми мы работали и продолжаем работать в сфере семейного устройства;

– нашему редактору Марине Нефедовой – за ее профессионализм, точные замечания и необыкновенное терпение.

Часть I

Что происходит с ребенком в результате жизни в неблагополучных условиях и расставания с кровной семьей

Социальное благополучие человека основывается, в первую очередь, на его способности создавать и поддерживать прочные эмоциональные связи и отношения с другими людьми. Потребность в привязанности носит врожденный характер, но ранний детский опыт влияет на способность эту потребность реализовать. Адаптация приемного ребенка в семье и в дальнейшем в социуме зависит от имеющегося у него опыта взаимоотношений с окружающими.

Темы этой части касаются в первую очередь особенностей формирования привязанности у детей-сирот и переживания ими расставания с кровной семьей.

Глава 1

Потребность детей любить своих родителей

Самое тяжелое событие, которое может произойти в жизни ребенка, – это потеря родителей. Когда родители умирают или их лишают родительских прав, ребенок оказывается на попечении государства, и в его судьбе принимают участие взрослые, задача которых – насколько возможно, смягчить и восполнить утрату.

Дети, чьи родители лишены родительских прав, переживают двойную жизненную травму: с одной стороны – это плохое обращение в кровной семье и негативный жизненный опыт, с другой – сам факт разрыва с семьей. Такую вынужденную разлуку ребенок воспринимает почти как смерть своих родителей. Традиционные представления о том, что дети «маленькие, ничего не понимают», что «им все равно» и «они быстро все забудут», – ошибочны. Дети точно так же, как и взрослые, чувствуют боль утраты близких отношений, но у них гораздо меньше возможностей защищаться, по сути – только одна: стараться не думать о том, что с ними случилось.

Еще одно традиционное заблуждение – считать, что ребенок не может любить родителей, которые плохо с ним обращаются. А если любит – значит, «сам ненормальный». Однако сохранение привязанности к родителям как раз и является одним из признаков «нормальности» ребенка. Потребность любить и быть любимым естественна для всякого душевно здорового человека. Просто эти дети любят своих родителей не такими, какие они есть, а такими, какими они должны были бы быть: додумывая хорошее и не замечая плохое.

Детям трудно адекватно оценить причины изъятия их из семьи, и они могут воспринимать это как насилие, а представителей органов опеки – как агрессоров. Но даже тогда, когда перемещение было ожидаемым, дети испытывают страх и неуверенность, чувствуют себя зависимыми от внешних обстоятельств и незнакомых им людей. В соответствии с особенностями характера и поведения после отобрания из семьи ребенок может быть подавлен, безучастен к происходящему или агрессивен. Но каковы бы ни были его реакции, взрослым нужно помнить: уход из семьи – самое значительное событие из всех, что происходили до сих пор в жизни ребенка. Достаточно спросить себя: «А хотели бы мы оказаться в такой ситуации? Что бы мы чувствовали, лишившись привычного окружения людей и вещей – всего того, что мы называем „своим“?» И сразу исчезают сомнения относительно того, что такое событие может расцениваться кем-либо как «хорошее», потому что «правильно» и «хорошо» – разные понятия.

Все дети из неблагополучных семей хотят, чтобы их кровные родители были нормальными, заботливыми и любящими. Разлука с семьей по сути является признанием того, что для данного ребенка быть любимым своими родителями – невозможно. И утрата семьи, даже если она была неблагополучной, – серьезная травма. Она приносит ребенку боль, обиду на родителей и на «жизнь вообще», чувство отверженности и гнев. Когда речь заходит о привязанности, традиционно акцент делается на том, насколько ребенку важно чувствовать себя любимым. При этом зачастую упускается из виду, что не менее важно для ребенка любить самому и чувствовать связь со своими близкими. Через отношения с близкими ребенок получает первые представления о себе самом и о мире.

Глава 2

Формирование и нарушение привязанности

Привязанность – это стремление к близости с другим человеком и к сохранению этой близости. Глубокие эмоциональные связи со значимыми людьми служат основой и источником жизненных сил для каждого из нас. Для детей же это – жизненная необходимость в буквальном смысле слова: младенцы, оставленные без эмоционального тепла, могут умереть, несмотря на нормальный уход (Spitz, R. А., 1945, 1946a, 1946b), а у детей постарше нарушается процесс развития. Глубокая привязанность к родителям способствует развитию у детей доверия к другим людям и одновременно – уверенности в себе. Отсутствие привязанности к конкретному взрослому дезориентирует ребенка, заставляет чувствовать свою малоценность и уязвимость.

Отвергаемые дети неблагополучны эмоционально, и это гасит их интеллектуальную и познавательную активность. Вся внутренняя энергия уходит на борьбу с тревогой и приспособление к поискам эмоционального тепла в условиях его жесткого дефицита. Кроме того, в первые годы жизни именно общение со взрослым служит источником развития мышления и речи ребенка. Отсутствие адекватной развивающей среды, плохая забота о физическом здоровье и недостаточность общения со взрослыми приводит к отставанию в интеллектуальном развитии у детей из неблагополучных семей. Именно родительская депривация[2] и последствия жестокого обращения чаще всего являются основной причиной диспропорционального развития детей – социальных сирот, а не «наследственность» и органические нарушения.

Как формируется привязанность

Формирование привязанности у младенцев происходит благодаря заботе взрослого и основывается на трех источниках: удовлетворение потребностей ребенка, позитивное взаимодействие и признание (приводится по книге Vera Fahlberg «А Child’s Journey through Placement», 1990).

удовлетворение потребностей

Цикл «возбуждение – успокоение»:

Регулярная и правильная забота взрослого об удовлетворении потребностей приводит к стабилизации нервной системы младенца и уравновешиванию процессов возбуждения – торможения. Если ребенку приходилось слишком долго ждать, чтобы на него обратили внимание, или переживать устойчивое игнорирование, если он испытывал дефицит тепла в младенчестве и привык добиваться своего долгим упорным криком – во всех этих случаях детям свойственна, во-первых, высокая тревожность в отношениях со взрослыми. Во-вторых, они ожидают и невольно воспроизводят привычный для них способ взаимодействия. И то, и другое может восприниматься взрослыми как негативные поведенческие проявления или даже как нарушения в развитии. Но на самом деле это является следствием депривации, и от взрослых потребуется значительные время и терпение, чтобы изменить столь ранние и бессознательные поведенческие модели ребенка. Еще один важный момент – при правильном уходе по реакциям взрослых дети учатся сначала распознавать свои потребности, а затем запоминают, что нужно делать, чтобы их удовлетворить, – так постепенно формируются навыки самообслуживания. Соответственно, дети из неблагополучных семей, где нуждами детей пренебрегают, значительно отстают в навыках самообслуживания от сверстников, о которых хорошо заботились. И то, что зачастую воспринимается как «некультурность», на самом деле результат взаимодействия со взрослыми.

В младенчестве и раннем детстве (до трех лет) привязанность легко возникает в отношении того, кто постоянно ухаживает за ребенком. Однако укрепление или разрушение привязанности будет зависеть от того, как эмоционально окрашена эта забота.

«круг позитивного взаимодействия»

Если взрослый тепло относится к ребенку, привязанность будет крепнуть, ребенок будет учиться у взрослого положительному взаимодействию с другими, то есть тому, как общаться и получать удовольствие от общения. Если взрослый безразличен или испытывает к ребенку раздражение и неприязнь, то привязанность формируется в искаженном виде.

Качество заботы о ребенке и эмоционального отношения к нему влияет на базовое чувство доверия к миру, формирующееся у младенца к 18 месяцам (Эриксон Э., 1993). В результате плохого обращения у детей может нарушиться восприятие самих себя. Один восьмилетний мальчик, переживший систематическое пренебрежение и жестокое обращение в кровной семье, после того, как попал в полюбившую его приемную семью, говорил приемной маме: «Иногда мне кажется, что я не существую». Дети, получившие в раннем детстве опыт эмоционального отвержения, испытывают недоверие к миру и большие трудности в поддержании близких отношений. Об этом важно помнить и специалистам, и приемным родителям, сталкивающимся с трудностями при формировании привязанности у некоторых детей в приемных семьях.

Признание

Признание – это принятие ребенка как «своего», как «одного из нас», «похожего на нас». Такое отношение дает ребенку чувство сопричастности, принадлежности своей семье. Удовлетворенность родителей своим браком, их желание иметь ребенка, семейная ситуация в момент рождения, сходство с одним из родителей, даже пол новорожденного – все это оказывает влияние на чувства взрослых. При этом ребенок не может критически отнестись к факту признания. Нежеланные, отторгнутые своей семьей дети чувствуют себя неполноценными и одинокими, винят себя за какой-то неведомый изъян, послуживший причиной отторжения. Один мальчик говорил о себе: «Я – лишенный родительских прав». Это очень точно отражает суть переживания детей, которые считают, что если их родители позволили их забрать, значит, они (дети) не представляли особой ценности. То есть для ребенка дело не в том, что с родителями было что-то не так, а в том, что они, дети, «виноваты сами».

Характеристики привязанности (по Д. Боулби)

– Конкретность – привязанность всегда обращена к какому-то конкретному человеку.

– Эмоциональная насыщенность – значимость и сила чувств, связанных с привязанностью, включающих весь спектр переживаний: радость, гнев, печаль.

– Напряжение – появление объекта привязанности уже может служить разрядкой негативных чувств младенца (голод, страх). Возможность ухватиться за мать ослабляет и дискомфорт (защита), и саму потребность в близости (удовлетворение). Отвергающее поведение родителей усиливает проявления привязанности ребенка («цепляние»).

– Продолжительность – чем сильнее привязанность, тем дольше она длится. Детские привязанности человек помнит всю жизнь.

– Привязанность – врожденное качество.

– Способность устанавливать и поддерживать отношения привязанности с людьми ограничена: если до трех лет ребенок по каким-то причинам не имел опыта постоянных близких отношений со взрослым, либо если близкие отношения маленького ребенка разрывались и не восстанавливались более трех раз, то способность устанавливать и поддерживать привязанность может разрушиться. Также в некоторых случаях способность устанавливать отношения привязанности может нарушиться из-за враждебности или холодности взрослых. Имеется в виду, что потребность в привязанности как таковая сохраняется, но утрачивается возможность ее реализовать.

Типы нарушенной привязанности

Существуют разные подходы к классификации и описанию нарушений привязанности. При этом многие авторы, имея расхождения в терминологии, сходятся в описании содержания. Здесь приводится один из вариантов такой классификации.

Негативная (невротическая) привязанность: ребенок постоянно «цепляется» за родителей, ищет «негативного» внимания, провоцируя родителей на наказания и стараясь раздражить их. Появляется как в результате пренебрежения, так и гиперопеки.

пример:

Мальчик Андрей впервые попал в учреждение в три года. Он был доставлен из милиции, до этого его неоднократно задерживали в метро вместе с людьми, занимающимися попрошайничеством. По документам у него был статус «подкидыш». В период жизни в разных учреждениях ребенок отличался вспышками агрессивного и протестного поведения (все делал наоборот, был очень упрямый). Специалисты, работавшие с ребенком, выяснили, что у мальчика не было опыта привязанности к кому-либо из близких взрослых, он никого не мог назвать из значимых людей, вспомнить кого-то из тех, кто его любил. Также было известно, что нуждами ребенка пренебрегали: его били, плохо кормили, плохо одевали, крайне редко мыли… Когда Андрею было шесть лет, ему нашли семью. Мальчику очень понравились приемные родители, он с удовольствием пошел к ним жить. В приемной семье с ребенком очень хорошо обращались, заботились о нем, зная о всех лишениях, которые он перенес. Через три дня пребывания в семье мальчик сказал: «Мама, папа, отвезите меня обратно в детский дом, не надо меня так любить». Этот ребенок пугался и реагировал агрессией на позитивное внимание к себе (похвалы, внимание к его нуждам, ласковые слова) и, нуждаясь во внимании, старался привлечь его к себе какой-нибудь каверзой, негативным поведением. На расспросы взрослых о причинах его действий шестилетний мальчик честно говорил: «Я так привык» и «Я вам не верю, вы притворяетесь добрыми». В дальнейшем специалисты и родители работали над ослаблением у ребенка гнева, вызванного плохим обращением с ним в детстве со стороны взрослых, а также над формированием доверия и позитивной привязанности в новой семье. В настоящее время Андрею пятнадцать лет, он учится в частной школе, живет с родителями за границей, у него прекрасные близкие отношения с семьей. Есть отдельные трудности в самореализации, но его социальное поведение адекватно и конструктивно.

комментарий:

В период адаптации в семье многим детям свойственно провоцирующее поведение: они и проверяют прочность отношений в новой семье, и стараются отстаивать свои границы – тому есть много причин. В данном случае имело огромное значение то, что приемные родители при поддержке специалистов смогли преодолеть страх ребенка перед близостью и помочь ему начать доверять семье.

Амбивалентная привязанность: ребенок постоянно демонстрирует двойственное отношение к близкому взрослому («привязанность-отвержение»), то ластится, то грубит и избегает. При этом перепады в обращении являются частыми, полутона и компромиссы отсутствуют, а сам ребенок не может объяснить своего поведения и явно страдает от него. Характерно для детей, чьи родители были непоследовательны и истеричны: то ласкали, то взрывались и били ребенка (эмоциональное и физическое насилие), делая и то, и другое бурно и без объективных причин, лишая тем самым ребенка возможности понять их поведение и приспособиться к нему. Такое обращение с детьми встречается как в неблагополучных семьях, где родители непоследовательны в силу алкоголизма, так и в социально благополучных, но дисфункциональных семьях.

пример:

Девочка-подросток, в приемную семью попала в возрасте двенадцати лет. Ее кровная мать воспитывала дочь одна и умерла от онкологического заболевания, когда девочке было восемь лет. Мать до болезни выпивала, но при этом дочку любила, старалась заботиться о ней. Из рассказов девочки и людей, знавших семью, известно, что мать была неуравновешенной по характеру, взбалмошной, могла внезапно накричать на девочку или побить ее. Тяжелое заболевание вкупе с алкоголизмом усилило ее природную эмоциональную неустойчивость. Девочка «назло ей», в отместку за что-то могла уйти из дома, дерзила, не слушалась. Когда мать умерла, девочка продолжала вести себя таким же образом со взрослыми в учреждениях и затем – в приемной семье. В ходе жизни в замещающей семье в поведении девочки отмечалось чередование периодов понимания, близких и теплых отношений с приемной мамой с периодами вздорного и деструктивного поведения. Сама девочка переживала по поводу этих «вспышек», говорила, что любит приемную маму и знает, что и та очень любит ее, но не может вести себя иначе, как будто что-то заставляет ее. Важно было помочь девочке пережить утрату кровной мамы и преодолеть чувство вины перед ней. Совместная работа специалистов и приемной мамы была направлена на то, чтобы у ребенка сформировались рефлексии и самоконтроль в социальных отношениях, а также чтобы она смогла освоить позитивные модели отношений с другими людьми. В настоящий момент девочке восемнадцать лет, она сама стала мамой, живет в гражданском браке с мужем в доме своей приемной семьи и ждет получения собственной жилплощади. В ее отношениях с близкими по-прежнему присутствуют перепады от плохого к хорошему, но они не носят такого критического и разрушительного характера, как прежде. Она хорошо заботится о своем ребенке и у нее прочные отношения с близкими.

Избегающая привязанность: ребенок угрюм, замкнут, не допускает доверительных отношений со взрослыми и детьми, хотя может любить животных. Основной мотив – «никому нельзя доверять». Подобное может быть, если ребенок очень болезненно пережил разрыв отношений с близким взрослым и горе не прошло, ребенок «застрял» в нем; либо если разрыв воспринимается как «предательство», а взрослые – как «злоупотребляющие» детским доверием и своей силой. Со временем замкнутость и неприязненность проходят, но дистантность и осторожность в отношениях сохраняются.

Причиной формирования такого типа нарушенной привязанности может быть сочетание личностных особенностей ребенка (цельность характера, ригидность и чувствительность) и потери единственного источника эмоционального тепла в ситуации эмоционального отвержения и/или физического насилия со стороны ближайшего окружения.

Специалисты, занимающиеся семейным устройством, время от времени имеют дело с детьми, которых потенциально легко было бы устроить в семью: ребенок не имеет грубых нарушений в развитии, достаточно адекватен в поведении, способен поддерживать социальные отношения с воспитателями и детьми в детском доме. Однако эти дети либо категорически не хотят идти в семью, и тверды в своем намерении, или под давлением персонала детских домов соглашаются пойти в семью, но в семье делают все для того, чтобы их вернули. Специалистам важно не смешивать эти ситуации со случаями естественного страха детей перед кардинальными изменениями в их жизни, когда они боятся сделать первый шаг, но затем идут в семью и успешно там приживаются. Для детей с избегающей привязанностью возникающая близость в отношениях означает неминуемость расставания и связанной с этим боли. Чем сильнее чувство привязанности, тем сильнее паника и желание убежать. Этот страх заставляет детей бороться с чувством привязанности и стремиться к увеличению дистанции или разрыву отношений со значимыми людьми. Семейное устройство для таких детей возможно только в те семьи, где взрослые – личностно зрелые и эмоционально благополучные люди, которые способны принимать ребенка с его потребностью в значительной дистанции в отношениях и скупыми проявлениями теплых чувств.

«Размытая» привязанность: так можно обозначить часто встречающуюся особенность поведения у детей из домов ребенка, особенно «отказников», живущих в учреждениях с рождения. Они ко всем прыгают на руки, с легкостью называют взрослых «мама» и «папа», и так же легко отпускают. То, что внешне выглядит как неразборчивость в контактах и эмоциональная прилипчивость, по сути представляет собой попытку добрать качество за счет количества. Дети стараются хоть как-нибудь, от разных людей получить тепло и внимание, которое им должны были дать близкие. Основной причиной такого поведения является эмоциональная депривация и отсутствие опыта привязанности к конкретному человеку в раннем детстве. Младенцы категорически не должны находиться в учреждениях, это наносит огромный урон их физическому и психическому развитию, что подтверждается большим количеством научных исследований за последние сто лет. В большинстве развитых стран мира не существует домов ребенка, все маленькие дети сразу устраиваются в семьи.

пример:

Девочка Даша в семью была устроена в возрасте трех с половиной лет из дома ребенка. Для приемных родителей большой проблемой стало то, что в любом общественном месте девочка легко могла пойти на руки к тому, кто ласково с ней заговорит или просто проявит к ней внимание. Также она постоянно «терялась», стоило родителям отпустить ее руку в людных местах, потому что не имела привычки внимательно следить за своими родителями, держаться с ними рядом и подавать знаки – плакать, кричать, потеряв их из вида, как обычно делают дети ее возраста. Работа специалистов была направлена, с одной стороны, на то, чтобы родители привыкли отслеживать поведение Даши так, как если бы она была ребенком гораздо более младшего возраста. С другой стороны, специалисты работали с Дашей на понимание ею разницы в отношениях и способах поведения с близкими взрослыми (семья) и со всеми остальными (социум). С течением времени у девочки сформировалось чувство привязанности к своей семье. В настоящее время ей десять лет, ее социальное поведение в целом адекватно, хотя сохраняется поверхностная общительность и доверчивость.

Дезорганизованная привязанность: эти дети научились выживать, нарушая все правила и границы человеческих отношений, отказываясь от привязанности в пользу силы: им не надо, чтобы их любили, они предпочитают, чтобы их боялись. Наличие привязанности помогает формированию у человека сочувствия другим и ограничивает в разрушительных действиях. Дети с дезорганизованным типом привязанности ничем не ограничены в своем разрушительном поведении и не испытывают сочувствия к другим. Специфическое ощущение «мне ничего не жалко, потому что нечего терять» дает им иллюзию свободы и силы по сравнению с другими людьми. Семья как таковая ценна для этих детей тем, что там меньше, чем в учреждении, степень контроля. Их действия в отношении других людей или животных могут носить жестокий характер. Они не испытывают раскаяния по поводу совершенных действий и входят в группу риска по криминальному поведению.

Все вышеописанное характерно для детей, подвергавшихся систематическому жестокому обращению и насилию, пренебрежению интересами и никогда не имевших опыта привязанности (эмоциональное отвержение и насилие).

пример:

Два брата жили в семье с одинокой пьющей матерью, которая часто применяла физическое насилие в отношении детей (жестоко била). Также в семье была бабушка, которая уделяла внимание старшему внуку и игнорировала младшего, поскольку он не был ребенком ее сына. Когда старшему мальчику было десять лет, а младшему шесть, их кровная мать была лишена родительских прав. Бабушка не могла взять опеку над детьми, поэтому они попали сначала в приют, а затем в детский дом, где для них довольно быстро нашли приемную семью. Оба ребенка были привлекательны внешне, физически здоровы, их интеллектуальное развитие было близко к возрастной норме. К моменту семейного устройства было известно, что ни к кому из кровных родственников пойти жить дети не могут, и мальчики сознательно согласились жить в приемной семье, которая им понравилась. В этой семье были мама и папа с опытом воспитания собственных детей. Старший мальчик достаточно быстро адаптировался в семье, хорошо учился в школе, и его отдельные поведенческие проблемы были решаемы. Младший ребенок, которого очень полюбила приемная мама, в семье постоянно провоцировал конфликты. В контактах со сверстниками был агрессивен (склонен к жестоким дракам) и деструктивен; имея сохранный интеллект, категорически не хотел учиться в школе. Он очень рано стал пробовать курить, воровал. В любых социальных ситуациях мальчик не принимал никаких правил, кроме своих собственных. В возрасте двенадцати лет его поведение стало совершенно неконтролируемым, и никакие усилия родителей и специалистов не могли изменить ситуацию. Мальчик возвратился в детский дом. Были предприняты еще две попытки устроить его в приемные семьи, он не прижился нигде, и все родители говорили одно и то же: «Он ни к кому не испытывает привязанности, его поведение невозможно контролировать». Для специалистов стало очевидным, что усилия по формированию привязанности у этого ребенка ни к чему не приводят, и все, что можно сделать – это просто добиваться снижения деструктивности его поведения ограничениями и жестким контролем. В возрасте шестнадцати лет мальчика перевели в колледж с общежитием. Известно, что в дальнейшем он был замешан в торговле наркотиками, и в целом его поведение носило криминальный характер.

комментарий:

В этом примере очень важно, что у двух братьев был разный эмоциональный опыт в раннем детстве и разные особенности личности. Старший брат застал тот период, когда обстановка в семье была лучше: мать еще не так много пила, бабушка хорошо относилась к ребенку. По характеру старший мальчик был более оптимистичным, уживчивым, контактным и эмоционально теплым. Младший брат жил в гораздо более жестких условиях: семья была к этому времени в худшем состоянии и социально, и материально. Мальчик не получал эмоционального тепла ни от матери, ни от бабушки, подвергался жестокому обращению. Личностными особенностями этого ребенка всегда были выраженные лидерские черты, упрямство и настойчивость в достижении своих целей.

Очень важно понимать, что не любые агрессивные/деструктивные проявления в поведении детей являются признаками дезорганизованной привязанности! Разрушительное поведение и непослушание может быть результатом негативного социального опыта, фазой отреагирования утраты, может быть обусловлено ситуативными причинами, возрастными кризисами и т. д.

Только в том случае, когда:

– имеется комплекс признаков расстройства привязанности, диагностированный специалистами (профессиональными психологами), соотнесенный с жизненной историей ребенка и его личностными особенностями;

– проводится профессиональная реабилитационная работа вкупе с попытками социальной реабилитации при участии взрослых, испытывающих эмоциональное тепло к данному ребенку;

– и ни то, ни другое не приводит к положительным изменениям в поведении ребенка и его отношениях с людьми в течение долгого времени, – только в этом случае можно делать вывод о дезорганизованном характере привязанности этого ребенка.

Все приемные родители сталкиваются с трудностями в поведении и проблемами в отношениях с детьми. Родители могут чувствовать себя растерянными, сердиться на приемных детей. Очень важно не делать поспешных выводов на основе возникших сильных негативных чувств и прочитанных про дезорганизованную привязанность книг! Большая часть затруднений поправима, и большинство приемных семей преодолевают тяжелые периоды, так как настоящая дезорганизованная привязанность встречается нечасто.

Таким образом, у детей, разлученных со своими семьями, могут наблюдаться разные типы нарушенной привязанности. При первых четырех типах нарушений привязанности (негативная, амбивалентная, избегающая, размытая) детям требуется помощь приемных семей и специалистов. С течением времени многие душевные раны детей врачуются благодаря нормальной родительской заботе и опыту позитивных отношений со взрослыми, которые ребенок получает в приемной семье. Вмешательство специалистов требуется там, где родители не понимают, что происходит с приемным ребенком, или негативные проявления сохраняются абсолютно неизменными, несмотря на долгий срок жизни ребенка в благополучной ситуации.

При дезорганизованной привязанности, прежде всего, необходим внешний контроль и ограничение разрушительной активности, а затем уже реабилитационные мероприятия. Однако дети с дезорганизованной привязанностью не так часто попадают в приемные семьи.

От чего зависит тяжесть последствий травматического опыта?

Родителям и специалистам, работающим с приемными детьми, важно не только иметь представление о нормальном ходе развития детей и о нарушениях в развитии, которые может вызвать неблагополучная привязанность. Важно также помнить, что не всегда самые тяжелые травматические события приводят к самым тяжелым последствиям. Некоторые дети, пережившие страшные трагедии, остаются эмоционально сохранными и способными на любовь и доверие. А другие дети, оказавшись в ситуациях на сторонний взгляд «плохих, но не ужасных» – испытывают сильнейшие потрясения, которые серьезно нарушают их развитие и губительно сказываются на их способности к привязанности. Кроме того, некоторые примеры показывают, что условия жизни могут со стороны казаться одинаковыми, но на самом деле различаются для детей по ряду существенных моментов.

Степень травмированности детей, растущих в одинаково негативных условиях (учреждения, неблагополучные семьи) различается в силу индивидуальных особенностей (устойчивость к стрессу, тип нервной системы, темперамент и т. д.); играет роль также возраст ребенка. Именно сочетание конституциональных и личностных особенностей, а также всех нюансов жизненной ситуации и отношений со взрослыми обуславливает разную степень травмированности и разную способность к восстановлению у каждого ребенка. Важно не только знать жизненную историю ребенка, пришедшего в семью, но и правильно оценить, как сказались на конкретном ребенке разные события его жизни. Это поможет лучше понимать не только чувства, но и возможности ребенка в построении отношений в приемной семье.

Некоторые взрослые говорят, что для ребенка жизнь в детском доме – это хорошо, потому что есть положительные примеры выпускников детских домов. Но, к сожалению, процент проблемных выпускников детских домов заметно превышает количество успешных случаев социальной адаптации, которые являются скорее исключением из правила. Иногда жизнеспособность ребенка, природный оптимизм и активность помогают ему выйти с минимальными потерями из тяжелых жизненных ситуаций и достаточно быстро восстановиться при попадании в благоприятные условия. Личный ресурс влияет на способность ребенка выдержать травму. Но для восстановления после травмы недостаточно только внутренних ресурсов. Необходимы благополучное социальное окружение, хорошие условия для эмоционального и познавательного развития и опыт нормальных отношений с людьми. Примеры успешного взросления выпускников учреждений действительно есть, и они важны. Однако эти случаи говорят не о том, что для детей правильно жить в учреждении. Правильно для ребенка – иметь свою семью и свой дом. Поэтому в первую очередь необходимо работать с социально неблагополучными семьями, чтобы сохранить ребенка в семье. В тех случаях, когда ребенка невозможно вернуть в его кровную семью, для полноценного восстановления после переживания утраты ему жизненно необходимы профессиональная реабилитация (психологическая, социальная и педагогическая) и приемная семья.

пример:

Мальчик Дима дважды изымался из кровной семьи. Он жил с матерью и бабушкой в комнате коммунальной квартиры. Мать жестоко с ним обращалась и пренебрегала его нуждами. В возрасте трех лет ребенок попал в больницу с черепно-мозговой травмой, и далее был направлен в детский дом. Несмотря на задержку в развитии, благодаря занятиям со специалистами Дима стал быстро развиваться. Его способность к установлению отношений привязанности также была сохранна. Ему быстро нашли замещающую семью, и он переехал туда жить. Однако, согласно закону, при первичном изъятии ребенка кровная мать не была лишена родительских прав, а только ограничена в правах. Благодаря активности бабушки для матери была найдена работа, она на какое-то время прекратила употреблять спиртное, что подтверждалось справками из ПНД, и в квартире были созданы условия для проживания ребенка. Органы опеки приняли решение вернуть ребенка в семью. При этом социальные работники детского дома провели обследование кровной семьи и сделали свое заключение о том, что в семье нет ресурса для воспитания ребенка, а положительные изменения носят «формальный», «косметический» характер. По мнению социальных работников, мать имела серьезные психологические проблемы (в том числе попытки самоубийства в анамнезе), высокий уровень социальной дезадаптации, и у нее не были сформированы родительские навыки. Мотив возвращения ребенка был скорее социальным и исходил от бабушки. Однако суд принял решение о восстановлении матери в родительских правах. Через два года после возвращения ребенка ситуация в семье вновь стала критической. Мальчик снова был изъят вместе с младшим братом и попал в социальный приют. Оттуда его перевели в тот же детский дом, где он находился после первого изъятия. Это было хорошо для ребенка тем, что в детском доме были взрослые, которые помнили его, знали его историю и хорошо к нему относились. Попадание в знакомую ситуацию – альтернатива хаосу многочисленных перемещений в разные учреждения. В течение года с Димой занимались психологи, педагоги, врач (у мальчика обнаружилось серьезное заболевание – гепатит С), также специалисты работали с историей жизни, были сохранены контакты с кровным братом – мальчика регулярно возили к брату в дом ребенка. Несмотря на серьезный травматический опыт (неоднократные перемещения, жестокое обращение) и проблемы со здоровьем, Дима обладал способностью к быстрому эмоциональному и интеллектуальному восстановлению. Он был эмоционально теплым, обаятельным и общительным, обладал высокой познавательной активностью. Спустя полтора года после вторичного изъятия в возрасте семи лет мальчику нашли приемную семью, которая была полностью информирована обо всех его проблемах. Родители отнеслись к нему с полным принятием, между ними и ребенком достаточно быстро сформировалась взаимная привязанность. Сейчас Диме девять лет, он адаптировался и благополучно живет в семье, учится во втором классе общеобразовательной школы.

комментарий:

Этот пример показывает уникальность жизненной судьбы каждого ребенка, его ресурсов и возможностей. Также специалистам в области семейного устройства важно понимать, что просто возвращение ребенка в кровную семью без социальной оценки, реабилитации и сопровождения семьи – рискованное мероприятие.

Глава 3

О поведенческих моделях

Что влияет на поведение

Кроме того, что привязанность составляет смысл жизни для ребенка и обеспечивает его нормальное развитие, она также влияет на формирование поведения. Ребенок по реакциям родителей узнает, какое поведение желательно, какое – нет. Так родители целенаправленно формируют у своего ребенка то поведение, которое считают правильным. Но они должны быть готовы к тому, что ребенок также будет следовать не только их требованиям, но и их примеру. Это – основной путь, который учит, как себя вести. Привязанность же служит своего рода «закрепителем» в процессе научения – и не только в детстве. Чем более значим для нас какой-либо человек, тем больше мы ориентируемся на его мнение и даже начинаем подражать в поступках. Но в отличие от авторитетов, которые люди выбирают, став взрослыми, ребенок не выбирает себе родителей и семью. Это для него – данность.

Семья – источник самых первых представлений человека о жизни, о добре и зле, о том, что правильно и что неправильно, что хорошо и что плохо. Обычно с возрастом мы осознаем, что именно семья является для нас источником «системы ценностей». Даже если в дальнейшем эти ценности пересматриваются или отвергаются – все равно «точкой отсчета» является семья. Это же касается и бытовых привычек, обычаев, норм и правил повседневной жизни. Для большинства людей «привычное» – суть «безопасное» и «хорошее». И разница в представлениях людей о том, как должно быть «у нас в доме», может стать очень драматичной – при образовании новой семьи, например. Как раз об этом сказано: «любовная лодка разбилась о быт». Но почему же «разбилась»? Разве нельзя уступить, договориться, научиться новому, наконец? Можно – при условии, что готовность учиться и меняться, как способ поведения, нам свойственна. Способы обращения с другими людьми также формируются и закрепляются в семье. Как ведет себя с близкими в своем доме мужчина, женщина, ребенок, что и как они делают или не делают по отношению друг к другу – это и есть «поведенческие модели», которые мы усваиваем – причем раньше, чем способны их критически оценить.

Это очень важно понимать, строя отношения с приемным ребенком. Во-первых, дети долгое время учились вести себя совсем не так, как это желательно для приемных родителей. То, что долго формировалось, быстро измениться не может, на это потребуется время. Во-вторых, двигателем изменений, их стимулом станет привязанность к новой семье: по мере ее возникновения и укрепления поведение ребенка начнет меняться. Но степень изменений не может служить «мерилом» любви – отношения людей не арифметика. Не говоря уже о том, что с точки зрения ребенка его старания могут казаться ему более значительными, чем считают его родители. В-третьих, даже при благополучных отношениях с приемными родителями у ребенка могут появляться (или не исчезать) негативные поведенческие проявления из его прошлого. Это может быть частью процесса переживания утраты (см. главу «Горе и потеря», часть 1) или попыткой ребенка сохранить свою идентичность (см. главу «Место кровной семьи в жизни приемного ребенка», часть 3). То есть плохие поступки ребенка могут быть обусловлены вовсе не тем, что родители «плохо воспитывают» или он их мало любит.

И наконец, любые отношения – процесс как минимум двусторонний. Кроме особенностей детей есть особенности у родителей.

В каком-то смысле мы все – «родом из детства». Наш собственный детский опыт (имеются в виду не только поведенческие модели отношений с родителями, но и принятие своих родителей) сказывается на способности быть родителем самому. Опыт жизни в семье, выстраивание отношений привязанности с близкими взрослыми, характер этих отношений становятся той основой, на которой впоследствии, когда дети вырастают, они строят свою собственную семью (Боулби Дж., 2003, 2004; Черников А., 2001; Боуэн М., 2008; Минухин С., Фишман Ч., 2006). Иногда выросшие дети используют свои семейные модели как «антиоснову», стараются делать ровно наоборот, но таким образом этот опыт все равно присутствует (Берн Э., 1998: понятия «сценарий» и «антисценарий»). Надежды и страхи людей, связанные с близкими, семейными отношениями, во многом определяются удовлетворенностью их детской потребности в любви со стороны близких, в первую очередь – родителей. Очевидно также, что это не является чем-то неизменным, и любой человек все равно трансформирует, дополняет имеющийся у него жизненный опыт. Тем не менее то, что ребенок узнал об отношениях за время жизни в семье – семейные роли, способы проявления тепла и поведения в конфликте, правила и традиции и прочее, – действительно является основополагающим в построении собственных дружеских и семейных связей для любого человека.

И если люди собираются стать приемными родителями, им особенно важно понимать, какими были их отношения в детстве с родителями и насколько адекватны их ожидания в отношении приемного ребенка.

Именно поэтому хороший тренинг по подготовке приемных семей включает в себя не только занятия, посвященные психологическим проблемам детей, переживших разрыв с семьей, и тому, как с этими проблемами справляться близким взрослым. Он также включает в себя работу с будущими приемными родителями, направленную на понимание ими своих ресурсов и своих личностных проблем, которые могут проявиться в отношениях с приемным ребенком. Также одна из задач тренинга – помочь людям не только осознать эти трудности, но и разрешить их хотя бы частично. В своей работе тренеры, проводившие такие тренинги, многократно сталкивались с ситуациями, когда у семейных пар, много лет проживших вместе и не имевших детей, вскоре после тренинга или через некоторое время после того, как они брали приемного ребенка, появлялись собственные дети. Возможно, это происходило благодаря тому, что у людей разрешались какие-то внутренние проблемы в отношениях с их родителями, препятствовавшие возможности стать родителями им самим. Тренинг становился своего рода «катализатором» для внутренней работы по пересмотру и переработке негативного опыта. Необходимо также сказать, что иногда люди совершенно самостоятельно, без помощи специалистов преодолевают последствия своих травм. Но в любом случае для человека это осознанная и последовательная работа, направленная на изменение негативных внутренних установок, прощение и освобождение от старых обид, которые лишали жизнь радости.

пример:

Галина, 40 лет, была ребенком из вполне благополучной семьи, однако – по ее воспоминаниям – мама больше любила младшую сестру. И когда Гале было тринадцать лет, родители вместе с младшей шестилетней сестренкой уехали на пять лет за границу, оставив старшую дочь в Москве с бабушкой и дедушкой. Они объяснили это тем, что Галя учится в школе, и имеет смысл окончить школу в Москве, а видеться они будут в летние каникулы. Девочка чувствовала себя отвергнутой и очень часто утешала себя мыслями о том, что когда она вырастет, у нее будет своя семья и много детей, с которыми они будут любить друг друга. Когда Галя выросла, то не только родила троих собственных детей, но и взяла троих приемных. У нее прекрасные отношения с детьми, они любят и понимают друг друга.

комментарий:

В данном случае речь идет о мечте-антисценарии: «У меня все будет наоборот». В родительской семье не было плохого обращения, но был недостаток родительской любви и принятия. Девочка компенсировала это, восполняя нехватку эмоционального тепла мечтами о будущем: так, будто оно у нее уже есть, проживая в своих мечтах те ситуации, где она любима, нужна, и рисуя себе благополучную ситуацию детско-родительских отношений. Это стало ее жизненной целью, которой она достигла, став взрослой. Самостоятельная внутренняя работа и позитивная цель привели к тому, что детская травма была преодолена. Кроме того, Галина знала на своем опыте, что такое быть недолюбленным ребенком, – и это дало ей возможность помогать таким детям.

Что касается кровных родителей, которым не удается создать атмосферу «благополучной семьи» для своих детей, – чаще всего их собственное детство было таково, что модели «хорошего» родительского поведения у них не сформировались. Они смогли родить ребенка, но не смогли быть ему настоящей семьей.

Почему взрослые иногда не могут заботиться о детях

Причины, по которым у взрослых людей могут быть не сформированы или нарушены модели родительской заботы о детях, очень разнообразны.

Одна из наиболее распространенных – отсутствие адекватной родительской заботы в собственном раннем детстве. Если в родительской семье эмоциональное отношение к ребенку не было однозначно плохим, но отсутствовала нормальная забота о его потребностях, – велика вероятность, что когда такой ребенок вырастет, он также будет пренебрегать нуждами своих детей.

Другая проблема – эмоциональное отвержение. К сожалению, эта проблема возникает не только в социально неблагополучных семьях. Бывает, что в самой обычной семье ребенок переживает опыт эмоционального отвержения со стороны родителей, особенно болезненный, если отвержение было со стороны матери. В дальнейшем это может привести к потере надежды на возможность получения родительской любви и глубокой обиде, которая не всегда осознается самим человеком. В ответ на родительское отвержение дети внутренне тоже начинают отвергать своих родителей, «не принимают» их. Став взрослыми, они сталкиваются с амбивалентным отношением к собственной родительской роли. С одной стороны, на сознательном уровне есть желание иметь детей, а с другой стороны, на глубинном уровне – страх, что эти отношения могут принести боль и разочарование, которых человек не хочет. Очевидно, что такая амбивалентность становится психологическим барьером на пути к возможности самим стать родителями.

Еще одна распространенная причина невозможности нормально заботиться о своих детях – болезнь или неадекватное состояние родителей. Сюда можно отнести разные формы зависимостей (алкогольная, наркотическая, игровая), при которых нарушается волевая саморегуляция и система ценностей, и предмет зависимости начинает превалировать над всем остальным, в том числе даже над душевными привязанностями и биологическими инстинктами самосохранения и заботы о детях. Возникновение зависимостей имеет много разных причин, но часто сочетается с личностным инфантилизмом у людей, для которых предмет зависимостей становится единственным источником получения удовольствия от жизни и избегания трудностей.

Необходимо, однако, отметить следующее. Для наблюдателей «со стороны» является существенным прежде всего внешнее неблагополучие семьи (плохой уход за ребенком, социальная дезадаптация родителей). Для ребенка, живущего «внутри» семейной системы, самое существенное – эмоциональные связи с родителями. Если взаимная привязанность родителей и ребенка все же есть, для детей она становится важнее, чем ущерб, наносимый им зависимостью родителей или их болезнью.

пример:

В детский дом попал мальчик дошкольного возраста (шесть лет), изъятый органами опеки из неблагополучной семьи. Воспитатели детского сада жаловались на то, что ребенок неухожен, мама забывает забрать его из детского сада, иногда появляется в нетрезвом виде. Органы опеки выяснили, что мать мальчика, ее звали Катя, начала сильно выпивать и плохо заботиться о нем, когда отец ребенка (гражданский муж) попал в тюрьму. Однако она никогда не обижала ребенка, не подвергала его насилию, любила его. Дальнейшая работа

специалистов с мальчиком и его мамой, направленная на социальную реабилитацию матери, выявила следующий круг проблем: у матери всегда были проблемы с уходом за сыном, но ей помогали муж и бабушка. С того момента, как муж попал в тюрьму, у нее началась депрессия, она стала выпивать, потеряла работу. При этом между матерью и сыном была взаимная привязанность, раннее детство мальчика было достаточно благополучным, оба родителя жили с ним вместе и любили его. По мере работы с мамой выяснилось, что она сама была приемным ребенком. Ее отец женился после Великой Отечественной войны, у него появилось двое детей. Через десять лет брака он полюбил другую женщину и ушел к ней из семьи. Это и была мама Кати. Но она умерла во время родов, и отец с новорожденной дочкой вернулся к своей первой жене, которая приняла его и растила Катю как родную. Катя до подросткового возраста не знала о том, что ее родила другая женщина. Однако, как часто бывает в случаях с «тайной усыновления», когда Кате было четырнадцать лет, из деревни приехали родственники отца и рассказали девочке о ее происхождении. Узнав историю своего рождения, Катя оказалась в ситуации, в которую зачастую попадают приемные дети: в ситуации конфликта верности приемной семье или кровной, в ситуации соперничества между ними. Катя, которая с рождения знала и любила свою приемную маму и не знала и не успела полюбить свою кровную мать, заняла позицию негативного отношения к кровной матери, как к ««разлучнице». Разговаривая об этом со специалистами, Катя говорила, что считает своей матерью приемную маму, а кровная мать для нее никто. Также она не хотела, чтобы ее сын, Митя, знал ее историю, и сама никогда не рассказывала ему об этом. Важно отметить, что девочка росла в равных условиях с братом и сестрой, с любящими их родителями, и двое других детей социально благополучны, имеют свои семьи. В детстве Катя хорошо училась в школе, занималась спортом. Сложности начались в юности, когда она связалась с неблагополучной компанией; тем не менее она окончила техникум, работала. Затем умер отец, и она стала жить со своим гражданским мужем вместе с матерью. В этот период было еще не очень заметно, что ей свойственна так называемая «родительская беспомощность», так как ее мать и муж помогали заботиться о ребенке и в том числе заботились о ней. Через полгода после того, как отец Мити попал в тюрьму, мать Кати, бабушка мальчика, умерла. Оставшись одна, Катя совершенно перестала справляться с заботой о ребенке и о себе, хотя в целом была интеллектуально сохранной и адекватной женщиной. Социальная служба проекта «Наша семья» приняла решение работать над реабилитацией Кати с целью воссоединения матери с ребенком. Катя занималась с психологом, они обсуждали ее личностные проблемы. Была выявлена личностная незрелость и потребность Кати в родительской любви и заботе. Получая социальную и психологическую поддержку, которая отчасти компенсировала ей отсутствие ее собственных (уже умерших) родителей, Катя смогла прекратить пить, устроилась на работу, регулярно навещала ребенка в детском доме и брала его на выходные домой. Через год ее восстановили в родительских правах, и мальчик вернулся в семью. Однако вскоре выяснилось, что Катя не может жить самостоятельно, что ей нужна постоянная социально-психологическая поддержка извне. Как только она остается одна, она не в состоянии организовать собственную жизнь и жизнь своего ребенка. Важно, что именно непризнание Катей роли кровной матери, которая дала ей жизнь ценой своей жизни, было той закрытой темой, которая на самом деле имела очень большое значение для Катиной способности быть хорошей матерью.

комментарий:

В данном случае, так же как и в ряде других аналогичных, прослеживаются два важных момента. Первое: некоторые неблагополучные семьи в состоянии заботиться о своих детях, когда есть помощь со стороны социально-психологических служб. Необходимо отметить, что это вовсе не означает ежедневного присутствия специалистов внутри семьи. Чаще всего это регулярные контакты по телефону и периодические посещения, а также, что очень важно, это возможность для семьи в любой момент обратиться за помощью без риска репрессивного или негативного отношения. Второй момент: у многих неблагополучных родителей наличие зависимостей является вторичной проблемой, а первичны внутриличностные психологические проблемы, в том числе собственный негативный опыт взаимоотношений с родителями в детстве и/или непризнание своих кровных родителей. В-третьих, этот пример показывает, что нередко дети оправдывают и любят своих неблагополучных родителей. Это не осознанное «принятие», это – безусловная любовь маленького ребенка, такой она будет не всегда, а до подросткового возраста.

Как бы там ни было, существуют социальные стереотипы в отношении неблагополучных семей: все они представляются совершенно опустившимися бомжами, алкоголиками, которые бьют своих детей и являются для них «абсолютным злом». Но в жизни не все так однозначно, и об этом надо помнить. Иногда в семьях, которые «опустились» социально, сохраняется взаимная привязанность с ребенком. В этих случаях дети склонны входить в родительскую роль по отношению к своим близким взрослым, жалеть их, чувствовать за них ответственность. В таких ситуациях они очень мучительно переживают разлуку и нуждаются в сохранении непосредственных контактов (встреч) с кровной семьей.

Отношение к кровной семье

Отношение к кровной семье – пожалуй, самый сложный вопрос в жизни приемных детей и их семей. Каждый ребенок дар жизни получает от своих родителей, какие бы эти родители не были. Когда речь идет о принятии родителей такими, какие они есть, имеется в виду фактически принятие этого дара жизни и признание того, что он получен от этих конкретных людей. Это реальный факт, которым невозможно пренебречь. Люди зачастую отождествляют понятия «принятие» кровной семьи и «одобрение» отдельных поступков родителей, в том числе очень плохих. Но это разные вещи. Неприятие собственных родителей из-за того ущерба, который ребенок понес в результате их действий, приводит к глубокому внутреннему конфликту, блокирует жизненные ресурсы человека и приводит к нарушениям формирования личной и родовой идентичности (Хеллингер Б. 2003, 2006; Шутценбергер А.А., 2001). Работая с детьми, чьи родители рано покинули их, плохо заботились или даже жестоко обращались с ними, очень важно помочь им осознать и выразить приемлемым способом свою обиду и гнев в адрес кровных родителей за нанесенный ущерб и недополученную любовь. Это очень сильные чувства именно потому, что за ними стоит потребность в любви. Эта потребность также должна быть признана вслед за тем, как будет выражен гнев. Необходимо помочь ребенку выразить, что он хотел бы быть любим ими; выразить его печаль по поводу того, что это невозможно. После этого с ребенком можно будет говорить о его потребности в настоящее время получать родительскую любовь и о том, от кого эту родительскую любовь получить реально: от приемных родителей, других близких людей.

пример:

Продолжим рассматривать пример про двух братьев, ситуация которых уже была описана в главе о нарушениях привязанности.

Мальчик Сева до десяти лет жил в неблагополучной семье с «пьющими» мамой и бабушкой. Бабушка любила мальчика и заботилась о нем, хотя все время выпивала. Мать Севы до четырехлетнего возраста мальчика старалась заботиться о нем, хотя была неуравновешенна. Однако затем она стала больше выпивать, ее поведение стало агрессивным, она била старшего сына, также жестоко обращалась со вторым сыном, который был младше на четыре года. Таким образом, у Севы был опыт привязанности и потребности в позитивном обращении, и в то же время – опыт жестокого обращения и отвержения со стороны матери. У младшего брата опыт положительных отношений был гораздо меньше, чем у старшего. В десять лет Сева был изъят из семьи вместе с младшим шестилетним братом, и спустя полгода после изъятия их устроили в приемную семью. Младший брат, имевший меньший опыт позитивных отношений с близкими взрослыми, с самого начала жизни в приемной семье отличался деструктивным поведением и неспособностью поддерживать хорошие отношения с людьми, хотя все окружающие были благорасположены к нему, поскольку он был симпатичным, активным, с нормальным развитием. Его пребывание в семье было очень проблемным; хотя приемная мама любила мальчика, но она не была в состоянии контролировать его поведение, и когда ребенку было тринадцать лет, она вынуждена была вернуть его в детский дом.

Старший брат, Сева, легко адаптировался в приемной семье, был очень привязан к приемным родителям, хорошо учился в школе, хотя его социальное поведение вне семьи носило проблемный характер – он регулярно дрался. Приемные родители всегда были авторитетом для Севы, и его привязанность к ним носила тревожный характер: он был очень ориентирован на них, все время старался «заслуживать любовь», оценка родителей имела большое значение для него. Однако, когда Севе было шестнадцать лет, он внезапно стал очень сильно конфликтовать с родителями, и это нельзя было отнести только на счет подросткового кризиса, поскольку мальчик уже фактически вышел из подросткового возраста. Сева говорил, что не хочет жить в семье, что «все взрослые врут» и т. п. В связи со сложившейся кризисной ситуацией семья обратилась к детскому психологу, который раньше уже работал с мальчиком. В начале работы Сева вел себя вызывающе и достаточно грубо, хотя его личные отношения со специалистом всегда были хорошими. Когда психолог спросил Севу, почему он так воинственно настроен и чем перед ним «провинились» его приемные родители, которых он до сих пор так ценил и хотел жить с ними, Сева стал говорить о том, что все взрослые врут, пренебрегают чувствами детей. На вопрос, кто именно из взрослых сильнее всего его обманул и сильнее всех его ранил, мальчик задумался и после длительной паузы, уже совершенно в ином тоне ответил: «Моя мать». В этот момент его тон совершенно изменился, он перестал быть агрессивным, стал задумчив и грустен. Тогда психолог нарисовала ему на листе круг и попросила представить его, что этот круг – вся та любовь, которая ему нужна, чтобы он мог жить и хорошо себя чувствовать. И предложила закрасить ту часть круга, которая бы означала, сколько у него сейчас есть этой любви. Сева закрасил примерно две трети круга и сказал, что это то, что у него есть. Психолог спросила его, от кого, откуда он получает эту любовь. Сева назвал свою приемную семью, некоторых кровных родственников (в том числе свою бабушку и брата), друзей, других значимых для него людей. На вопрос о том, что же это за белая часть круга, Сева ответил, что это любовь, которую он должен был бы получить от своей матери. Когда ему задали вопрос, возможно ли от нее получить эту любовь, мальчик ответил: «Нет». Специалист спросила его, что он чувствует по этому поводу. Сева ответил: «Это очень больно». Тогда психолог сказала ему: «И ты вымещал эту боль на своих приемных родителях?» Мальчик ответил: «Теперь я понимаю, что да». Потом он сам задал вопрос: «Скажите, а эта боль когда-нибудь пройдет?» Психолог ответила, что эта боль будет утихать со временем, и иногда он будет даже забывать про нее, но она может возникать вновь, если что-то будет ему напоминать о ней. Например, вид благополучной семьи с маленьким ребенком, или, наоборот, если он увидит, как взрослые обижают малыша. Но если он вырастет и будет стараться хорошо заботиться о своем собственном ребенке, сознательно будет стремиться к тому, чтобы быть хорошим отцом, то, давая любовь своему собственному ребенку, он, таким образом, сможет облегчить свою боль. Поскольку у Севы был пример поведения его приемного отца, то он сам высказал идею, что да, ему есть на кого быть похожим, и он знает, как быть хорошим отцом. Затем психолог поговорила с ним о том, где он может хотя бы частично восполнить свою потребность в недополученной от своей кровной матери любви. И Сева стал говорить про свои отношения со своей приемной семъей и другими значимыми людьми. С этого момента его поведение в семье изменилось, и отношения стали лучше.

комментарий:

В этом примере акцент сделан на опыте двойственного отношения в кровной семье к ребенку (жестокое обращение и хорошее обращение), который в значительной степени повлиял на его жизнь в приемной семье. Сначала мальчик легко адаптировался, хотя опыт жестокого обращения «прорывался» в социальной жизни (драки). В юношеском возрасте у Севы возник внутренний конфликт в процессе выбора «кем/каким мне быть», так как снова дал о себе знать негативный опыт прошлого. Благополучный исход ситуации стал возможен благодаря сочетанию целого ряда факторов: элементы положительного опыта привязанности в раннем детстве; хорошие отношения в приемной семье; наличие профессиональной помощи и индивидуально-личностные особенности мальчика. Важно еще раз подчеркнуть, что индивидуально-личностные особенности и устойчивость к стрессу у всех детей разные, и это влияет на характер проявлений последствий травматического опыта.

Этот пример показывает не только то, как боль из прошлого может разрушать отношения в настоящем. Там очевиден момент «обобщения» и «переноса»: «мои родители плохо обращались со мной» – «все родители (взрослые) врут детям». Когда подобные выводы человек делает в момент взросления, это может привести к нежеланию быть родителем самому (ведь все родители – «плохие»). В данном случае так не произошло, поскольку мальчик вовремя смог осознать, что с ним происходит, и получил помощь в преодолении травматического опыта. Остается добавить, что на сегодняшний день этот мальчик стал взрослым мужчиной, он женат, у него ребенок и он заботливый отец.

Глава 4

Интеллектуальное развитие и привязанность

Бытующий социальный стереотип о том, что все дети из неблагополучных семей страдают интеллектуальными нарушениями, безусловно, несправедлив. Однако с формальной точки зрения для него есть все основания. Обследование интеллектуальной сферы специалистами при попадании детей в детский дом показывает объективное отставание от возрастной нормы. Органическая основа интеллектуальных нарушений может иметь место, однако это встречается не всегда. В большинстве же случаев мы имеем дело с социально-педагогической запущенностью и задержкой в развитии, как следствием родительской депривации и госпитализма[3]. Корректная диагностика требует учета следующих факторов:

Ситуативный фактор – попавшие в детский дом дети находятся в состоянии посттравматического стресса в результате разрыва со своей семьей и полной перемены образа жизни. Известно, что в стрессовых ситуациях способность логически мыслить тормозится. Если травма проходит с течением времени, интеллектуальные способности восстанавливаются. Однако долго живущие в учреждении дети пребывают в ситуации пролонгированной травмы, когда душевные раны не излечиваются, а «консервируются»: дети продолжают переживать утрату семьи и отреагируют друг на друге негативные эмоции, что создает неблагоприятную для жизни и развития атмосферу.

Используемые методы диагностики – стимульный материал большинства методик ориентирован на то, что в каждом возрасте дети владеют определенным набором понятий и навыков. Дети, чей культурный уровень не позволил им овладеть соответствующими понятиями и навыками, не могут в целом ряде стандартных методик проявить свой истинный потенциал – просто потому, что они не понимают заданий.

Учет социального анамнеза – объективные причины отставания в развитии:

– Исследовательское поведение у всех живых существ носит врожденный характер. Познавательное развитие ребенка «тормозится» в случае нехватки эмоционального тепла, ощущения психологической небезопасности, порождаемого отвержением или невниманием со стороны родителей. Жестокое обращение ставит на первый план задачи выживания и создает хронический фон тревоги, которая провоцирует реакции замирания или хаотического поведения, носящие защитный характер и несовместимые с исследованием окружающего мира.

– «Обучение ведет за собой развитие» – эта фраза справедлива не только для целенаправленного обучения детей в школе. Маленькие дети учатся через общение со взрослыми, которые показывают им мир. Как мы уже говорили, забота взрослого о потребностях ребенка учит детей распознавать эти потребности и находить способы их удовлетворения (то есть учит навыкам самообслуживания). Речь детей развивается также через общение со взрослыми. Взрослые знакомят детей с предметным миром и миром человеческих взаимоотношений, способам обращения с вещами и поведения с людьми. Кроме семьи, как микросоциума, дети из неблагополучных семей ограничены также и в макросоциальном общении: их ближайшее социальное окружение культурно обеднено.

– Отсутствие адекватной развивающей среды. Предметная среда также является стимулирующим средством для развития ребенка. Игры, игрушки, так же как и разнообразные предметы, принадлежащие миру взрослых, способны вызвать интерес и пробудить активность ребенка. Излишне упоминать о том, что в большинстве асоциальных семей у родителей не только нет интереса к собственным детям и общению с ними, но и возможности для самостоятельного развития детей ограничены той бедной материальной средой, в которой они находятся.

Таким образом, очевидно, что у детей, попадающих из неблагополучных семей в детский дом, показатели при исследовании интеллектуальной сферы объективно будут значительно ниже, чем у их сверстников из благополучной среды. И связано это в первую очередь не с органическими, а с социальными и психологическими причинами.

Также важен вопрос о том, что является целью проводимой диагностики. Цель может быть в том, чтобы повесить на ребенка ярлык «отстающего» и получить повод для его перемещения в другое учреждение, особенно если его поведение не устраивает воспитателей. Если же цель состоит в профессиональной помощи ребенку, то диагностика будет направлена на выявление потенциала ребенка, его сохранных способностей и функций и создание индивидуального плана развития. Очевидно также, что интеллектуальное восстановление естественным образом идет вслед за эмоциональным и социальным восстановлением. Коррекция познавательной сферы не может быть отделена от эмоциональной реабилитации. И семейное устройство ребенка – наиболее естественный путь для его гармоничного развития.

пример:

Дима попал в детский дом из интерната для детей с отставанием в развитии (VII вида[4]) в возрасте десяти лет. Из истории мальчика было известно, что в шесть лет у него умерла мама, отец с ними не жил. Поэтому после смерти матери мальчик оказался в детском доме. Через полгода мальчика усыновили. Однако спустя шесть месяцев мальчик стал плохо вести себя, не учился (его отдали в первый класс). Родители начали применять физические наказания и вскоре вернули ребенка в детский дом.

Специалисты реабилитационной службы диагностировали у мальчика высокий уровень невротизации, аффективную неустойчивость, низкий уровень знаний и негативную (полное отрицание) учебную мотивацию на фоне сохранных интеллектуальных способностей, высокий уровень тревоги и агрессии и недоработанную «острую» фазу переживания утраты. Кроме того, интересен комментарий самого Димы относительно семейного устройства детей: «Семья – это место, где можно пожить полгодика, а потом вернуться в детский дом. Потому что там друзья, и учиться не трудно. А вообще родители ведь умирают, когда у них дети, и ребенку лучше в детском доме расти, чтоб никто не умер».

Очевидно, что неудача первой попытки помещения мальчика в семью была связана с объективными проблемами: непроработанная травма потери, помещение мальчика в новую семью в период проживания «острого горя» (прошло только полгода с момента утраты), отсутствие профессиональной помощи семье и применение родителями физических наказаний в отношении эмоционально неустойчивого ребенка. Также Дима переживал

сильный стресс, вызванный необходимостью одновременной адаптации к семье и вхождением в школьную жизнь, где требовалось выдерживать интеллектуальную нагрузку, непосильную для него в этот период. Все это неизбежным образом привело к разрыву отношений. Однако для мальчика причиной разрушения отношений с семьей было вовсе не это: он пришел к выводу, что просто «в семье больше полугода не живут».

С Димой работали психологи и педагоги реабилитационной службы детского дома. В течение полугода с ним прорабатывали переживания утраты и ложной ответственности за смерть своих родителей, негативное самовосприятие и страхи, травму повторного возврата и двойственное отношение к приемной семье (привязанность – обида). У мальчика была сохранна способность к привязанности, и он был эмоционально теплым и обаятельным ребенком. Это позволяло надеяться на возможность нового семейного устройства. Неврологические проблемы решались врачом-неврологом, который был в контакте со всеми остальными специалистами. Педагоги разработали индивидуальный учебный план с учетом истощаемости и неуравновешенности мальчика, целью их работы было восполнение образовательных пробелов и формирование более позитивного отношения у ребенка к учебе. Затем была подобрана семья из числа прошедших подготовку кандидатов с учетом необходимых требований: для этого ребенка важно было присутствие отца, также в этом случае от родителей требовалось иметь опыт воспитания собственных детей. Будущих замещающих родителей проинформировали не только об особенностях ребенка, но и о вероятных трудностях при помещении его в семью – провокация возврата через полгода, негативное поведение и пр. Мальчик действительно сложно адаптировался в семье первые полгода, но сплоченность, эмоциональное тепло и устойчивость замещающей семьи, понимание происходящего приемными родителями и поддержка специалистов помогли преодолеть трудности. Дима живет в семье уже три года, любит родителей и братьев и любим ими, чувствует себя членом семьи, посещает обычную общеобразовательную школу и спортивную секцию (борьба), где делает значительные успехи.

комментарий:

В данном примере видно, как утрата, нарушенная привязанность и возникшие в результате эмоциональные проблемы «заблокировали» нормальный ход интеллектуального развития ребенка. И для того, чтобы восстановить познавательные способности мальчика, сначала нужно было дать ему опыт надежной привязанности и близости. Также большое значение здесь имело то, что и специалисты, и приемные родители опирались в оценке ситуации и выборе путей помощи Диме не на стереотипы и «диагнозы», а на тщательный анализ жизненной истории мальчика и оценку позитивных, сохранных сторон его личности.

Нередко бывает, что проблема может выглядеть как интеллектуальная, а на самом деле таковой не являться.

пример:

Вася, десять лет, попал в детский дом из семьи с родителями, лишенными прав за хронический алкоголизм и пренебрежение нуждами ребенка. Жестокого обращения в семье не было. Согласно диагностике, у ребенка был сохранный интеллект и низкий уровень школьных знаний. У воспитателей возникли трудности в отношениях с мальчиком в процессе приготовления уроков. Они обратились за помощью к педагогу и психологу. Педагогическое обследование показало снижение учебной мотивации относительно первоначального уровня и новые пробелы в знаниях. Обследование психолога выявило эмоциональную дестабилизацию, повышение уровня невротизации и тревоги у мальчика, связанные с отсутствием информации о кровной семье. Ребенок беспокоился, живы ли родители, не понимал, почему они не приходят к нему. В результате специалистами были предприняты следующие действия:

– прояснена ситуация с семьей ребенка, налажен контакт с кровными родственниками (встречи);

– была начата индивидуальная терапевтическая работа с чувствами утраты и привязанности ребенка;

– ребенок стал принимать легкие успокаивающие и укрепляющие средства – настойка пустырника, витамины;

– воспитателям были даны рекомендации по дозированию учебной нагрузки.

В ходе работы с психологом ребенку удалось выразить свои чувства и убедиться, что окружающие относятся к нему с пониманием и сочувствием. Поддерживающая терапия приостановила физиологическое наращивание аффекта. Изменения в режиме приготовления уроков и понимание воспитателями причин ситуативного снижения успеваемости сняло конфликтную ситуацию и напряжение в процессе обучения. Была организована встреча с кровными родственниками. Ситуация стабилизировалась, и успеваемость мальчика улучшилась.

комментарий:

В данном случае у мальчика не было никаких проблем с интеллектом, уровень успеваемости был показателем эмоционального неблагополучия, и если бы взрослые сосредоточились на решении учебных проблем, это усугубило бы ситуацию и не дало бы никаких результатов. Понимание значения чувств в отношении кровных родителей для детей из неблагополучных семей важно для диагностики и реабилитации детей. Даже в тех случаях, когда эти переживания не выражаются напрямую, они всегда оказывают влияние на поведение и самочувствие детей.

Вопросы интеллектуального развития детей волнуют многих приемных родителей. Для большинства взрослых успехи ребенка в обучении – чуть ли не показатель «качества» усилий родителей. Однако успешность семейного устройства зависит в первую очередь от формирования взаимной привязанности. Как показывает практика, способность приемных родителей и ребенка полюбить и принять друг друга не связана решающим образом с возрастом ребенка и отсутствием у него проблем, в том числе образовательных. Даже в тех случаях, когда у ребенка был негативный жизненный опыт и сформировались отрицательные поведенческие модели в отношениях привязанности, прошедшие подготовку приемные родители могут дать ребенку альтернативный семейный опыт, и этот опыт может оказаться решающим для положительных изменений в его жизни. В том числе для позитивных изменений в познавательной сфере, которые следуют за эмоциональным восстановлением ребенка, а не предваряют его.

Глава 5

Родительская депривация. Жестокое обращение

Понятие «родительская депривация» вошло в научный обиход в 6о-е – 70-е годы прошлого века, когда врачи и психиатры стали признавать определяющую роль эмоциональной связи с родителями для развития ребенка. Говоря простым языком, «родительская депривация» – это лишение родительской любви и заботы, которое переживает ребенок. Нарушения привязанности, которые описывались выше, возникают вследствие родительской депривации. Депривация может быть вызвана разными причинами и бывает разной степени тяжести для ребенка. В зависимости от характера действий родителей и нанесенного ребенку вреда выделяют разные формы жестокого обращения.

Жестокое обращение. Формы насилия

Наряду с ситуациями, где в семьях есть социально-бытовые проблемы при сохранной привязанности между родителями и детьми, встречаются случаи жестокого обращения и насилия по отношению к детям.

Физические травмы проходят быстрее, чем душевные. Для любого взрослого человека очевидно, что ребенок должен быть сыт, одет и здоров. Но это только «внешние» критерии благополучия, и они не являются однозначными признаками благополучия внутреннего. Долгосрочными и серьезными последствиями жестокого обращения становятся нарушения в формировании привязанности и складывающиеся у детей поведенческие модели, изменение которых требует альтернативного жизненного опыта и работы со специалистами.

В настоящее время в реабилитационной практике принято выделять четыре формы насилия.

Пренебрежение нуждами

В случаях, когда взрослые игнорируют жизненные потребности ребенка (не кормят, не одевают, запирают в доме, не играют, не покупают игрушек, не разговаривают, не следят за чистотой и т. п.), не только нарушается ход его естественного развития, но может возникнуть непосредственная угроза жизни. От пренебрежения нуждами, по статистике, умирает больше детей, чем от прямой агрессии. В то же время если пренебрежение нуждами связано не с эмоциональным отвержением ребенка, а с общим бытовым укладом жизни семьи, то эмоциональная сфера ребенка пострадает меньше, чем его физическое и интеллектуальное развитие. Как уже упоминалось, у детей может даже сохраняться привязанность к семье.

Эмоциональное насилие

Оно возникает в ситуациях, когда ребенка оскорбляют словами, угрожают, издеваются и высмеивают, обвиняют, перекладывают на него ответственности за то, в чем он не виноват. Например, кровные родители могут внушать ребенку, что его отдали в детский дом за то, что он не слушался. Сюда же относится отсутствие эмоционального тепла: эмоциональное отвержение, игнорирование; угрозы самоубийства с целью контроля над поведением ребенка или другого родителя; вовлечение ребенка в конфликты между замещающими и кровными родителями, вопросы из разряда «Кого ты больше любишь, папу или маму?». Изоляция: установление безосновательных ограничений на общение ребенка со сверстниками, родственниками или другими взрослыми; запрет или ограничение без достаточных оснований на выход из дома. Социальное отвержение детей из детских домов просто за то, что они «детдомовские», также является формой эмоционального насилия. При этой форме насилия в наибольшей степени страдает эмоциональное развитие ребенка. Поведенческие нарушения в этих случаях выражаются в том, что ребенок либо выглядит «забитым», либо склонен проявлять защитную агрессию (усвоение поведенческой модели «жертва-тиран»). Нарушения в области интеллектуальной сферы не обязательно могут быть сильными, это зависит от индивидуальной степени устойчивости к стрессу и от степени эмоционального насилия, которому ребенок подвергался (разовый или хронический характер унижений, наличие эмоциональной поддержки в жизни ребенка, опыт позитивных привязанностей и пр.). Физическое развитие может не пострадать.

Физическое насилие

Это побои и различные телесные повреждения от родителей, других взрослых или детей. Также это могут быть не опасные для жизни, но унизительные действия – «опущения». Очевидно, что физическое насилие чаще всего включает в себя эмоциональное насилие и пренебрежение нуждами. Поэтому при физическом насилии страдают прежде всего эмоциональная и интеллектуальная сферы. На поведенческом уровне у большинства детей, подвергавшихся физическому насилию, происходит усвоение агрессивных моделей поведения, которые не так просто изменить. Эти дети легко втягиваются в драки с другими детьми, провоцируют их сами, также могут проявлять агрессию в отношении самих себя, наносить себе телесные повреждения, попадать в ситуации физического риска. Также они могут портить свои личные вещи, одежду, игрушки. Кроме того, эти дети могут рассматривать бытовые обязанности в замещающей семье или в учреждении как что-то унизительное: «Я вам не раб, я вам не шестерка». Это происходит именно в тех случаях, когда пренебрегали эмоциональными потребностями ребенка и часто заставляли делать что-то нежелательное.

Относительно недопустимости физических наказаний в современном обществе происходит активная дискуссия. Многие люди считают, что недопустимо вообще физическое воздействие как форма воспитания. Другие, наоборот, полагают, что иногда просто не обойтись без шлепка или подзатыльника. Когда взрослые воспитывают приемного ребенка, о котором известно, что он подвергался физическому насилию, важно помнить, что:

– вряд ли у приемных родителей получится «впечатлить» ребенка своими мерами физического воздействия, зато он получит полное право думать о них как о таких же взрослых, с которыми он уже имел дело раньше;

– дети склонны провоцировать привычные для них взаимоотношения, и взрослым понадобится умение противостоять этому, чтобы сформировать альтернативные модели отношений – те, которые более желательны с точки зрения самих взрослых.

Взрослым, испытывающим трудности в воспитании ребенка, подвергавшегося физическому насилию, было бы нелишне обратиться к помощи специалистов и воспользоваться литературой о воспитании без физических наказаний.

Сексуальное насилие

К этому виду насилия относят любые сексуальные действия по отношению к ребенку: прикосновения к гениталиям, эротические поцелуи, требование от ребенка этих действий, половой акт. Сюда же относятся вовлечение ребенка в наблюдения за действиями сексуального характера, показывание детям порнографии и привлечение их к таким съемкам, привлечение к проституции и пр. Сексуальное развращение может не нанести сильного физического вреда ребенку, однако физическое развитие детей в этих случаях может либо затормозиться, либо опередить возраст. Первое происходит в тех случаях, когда для ребенка вовлечение в действия сексуального характера сопряжено с эмоциональной травмой. Ребенок чувствует, что с ним происходит что-то плохое, страдает от этого, ему хочется стать маленьким и незаметным, а иногда даже не хочется жить совсем. В других случаях, когда развращение ребенка происходит постепенно, становится условием «любви» и особых отношений со взрослым, подкрепляется подарками и привилегиями, ребенок становится «партнером» взрослого человека, и его физическое развитие начинает соответствовать происходящему. При этом ребенок в таких отношениях лишается детства, он слишком рано становится «партнером» по взрослым отношениям.

Само по себе опережающее физическое развитие ребенка не является признаком сексуального насилия. Это может быть признаком акселерации или раннего физического развития, свойственного, например, южным народам.

Интеллектуальное развитие при сексуальном развращении также не всегда нарушается, это зависит от особенностей ситуации и субъективного восприятия ее ребенком.

Физические признаки сексуального насилия не всегда возможно обнаружить, но сексуализированное поведение и эмоциональные последствия сексуального насилия носят долгосрочный характер и могут быть диагностированы даже спустя длительное время. Очевидно, что гораздо проще научить ребенка вести себя приемлемым образом, чем изменить эмоциональные последствия сексуального насилия. Способность доверять другим, вера в то, что ребенка можно любить без сексуальных отношений с ним, понимание семейных ролей и нормальных взаимоотношений в семье, ощущение своей ценности и самоуважение – все это нарушается в результате развращения. Если ребенок подвергался сексуальному насилию со стороны взрослых, подрывается базовая вера в то, что взрослые могут любить ребенка бескорыстно, просто ради него самого.

Зачастую бывает так, что для детей осознать, что с ними происходило, и рассказать об этом становится возможным, когда они вырастают и находятся в эмоционально безопасной обстановке. Например, через несколько лет после попадания в любящую приемную семью дети могут начать вспоминать и говорить о том, что с ними было в прошлом. Работа с последствиями сексуального насилия требует особых терапевтических подходов и проводится привлеченными специалистами профильных центров.

Обобщая тему последствий насилия, можно сказать, что травматические последствия сильнее всего проявляются в эмоциональной сфере: страдают самовосприятие, отношения с другими людьми, способность к привязанности. На уровне поведения могут сформироваться дурные навыки и негативные модели, которые можно скорректировать сравнительно быстро на уровне «переучивания», но корни этих проявлений находятся в эмоциональной сфере и потребуют более серьезной работы. Интеллектуальное развитие не всегда нарушается серьезным образом в результате насилия как такового. Скорее интеллект тормозится эмоциональными травмами. Душевные и телесные травмы необходимо врачевать с помощью врачей и психологов, а дурные навыки – перевоспитывать. И то, и другое требует времени. Некоторые негативные последствия жестокого обращения удается исправить до попадания ребенка в приемную семью. Но в тех случаях, когда ребенок получил травматический опыт именно в семье, очень велика вероятность, что там же этот опыт и проявится, только семья уже будет не кровная, а приемная. По мере формирования новой привязанности поведение ребенка начнет меняться. Но в некоторых случаях требуется специальная терапия.

Страницы: 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Однажды Смерть пригласила в гости Любовь, и чтобы та не замерзла в стылом сумраке, решила затопить п...
Реальное осознание темы началось с фразы, написанной на обрывке газеты «Правда» – «не пить рыбам вод...
Герои сборника короткой прозы – обычные люди, оказавшиеся в необычной ситуации, между двух миров. Ст...
Уважаемый читатель. Перед тобой историческое фэнтези. События, описанные в этой повести, происходят ...
Переход мировых компаний к корпоративному маркетингу, по мнению автора книги, требует осуществления ...
Хлебопечка стала одним из самых необходимых предметов на кухне для тех, кто ценит здоровую пищу. В х...