Призрак замка Тракстон-Холл Энтвистл Вон

– Эти обстоятельства считаются идентичными, – заметил дотошный Подмор. – Судебное следствие признало его юридически мертвым.

– А кто управляющий состоянием Хоуп?

– Кастелянша, – ответил молодой человек, явно забавляясь изумлением Конан Дойла. – Можете мне не верить, доктор Дойл, но, уверяю вас, я не лгу.

Шотландец решил улучить момент, раз Подмор так словоохотлив:

– Скажите, у вас нет при себе пистолета, который легко спрятать под одеждой?

Молодой человек вытаращил глаза, но тут же опомнился:

– Мне больше нечего вам сказать, доктор Дойл.

Повернулся и ушел прочь в темноту.

Всю ночь Конан Дойл ворочался, балансируя на грани сна и реальности. Минувшие события путались в голове. Его разбудил детский плач; с треском захлопнулась дверь.

Он вздрогнул и открыл глаза, стук повторялся эхом в голове, пока не замер в отдалении.

В кресле, обращенном к кровати, сидела фигура со знакомым орлиным профилем. Засучив рукав, Шерлок Холмс вогнал иглу в вену предплечья и постукивал по стенкам шприца.

– Вы совсем запутались, верно, Артур? – невнятно спросил Холмс, стискивая жгут зубами.

– Опять вы?

Холмс выплюнул жгут.

– Да, я, ваше творение, – подтрунил он, лениво взглянув на писателя. – Простите мне эту маленькую слабость, которой вы меня наградили. Цель оправдала средство. Вряд ли мне удалось бы распутать самые хитрые преступления в Англии, крутись я павлином вокруг юных особ, подобно вам.

Конан Дойл задохнулся от возмущения:

– Да как… да вы… я спасаю девушку!

Опиумная настойка заструилась по жилам, взгляд Холмса затуманился. Он вытащил шприц, отложил на стол, снял жгут и растер жилистую руку, испещренную следами от уколов.

– И как успехи? – спросил он с издевкой и невесело улыбнулся. – Последний сеанс уже завтра. В следующую ночь Хоуп Тракстон будет убита выстрелом в грудь.

– С чего вы взяли, что все случится на последнем сеансе?

– Убийцы падки на театральные спецэффекты и самое захватывающее действо оставляют под занавес. – Он неодобрительно поджал губы. – Вы определились с мотивом? Полом убийцы? Что, по-вашему, главное в нашем деле?

Конан Дойл лихорадочно соображал:

– Сила ума? Великолепная логика и дедукция…

– Наблюдательность, – перебил Холмс. – Вспомните, как я угадал доктора в моем добром друге Ватсоне. В Афганистане он получил ранение в правую ногу. Или в левую? Кажется, вы упустили эту деталь. Мне помогла именно наблюдательность.

– Чего вы добиваетесь? Просто скажите, кто убийца, и покончим с этим.

– В склепе вы чуть не поцеловали леди Тракстон, но в решающий момент сдали назад. Увлеклись лунной родинкой на бархатистой щечке и не заметили совсем рядом нечто важное и знакомое.

– Вы в своем уме? – горячился Конан Дойл. – Что может быть мне знакомо в склепе?

– Боюсь, вам еще предстоит это узнать. – Холмс хитро улыбнулся. – В конце концов, вы кукловод, а я всего-навсего марионетка.

Конан Дойлу ничего не оставалось, как проглотить свой собственный аргумент.

Холмс устало вздохнул:

– Пока что, Артур, могу предложить вам загадку. – Он мечтательно уставился на писателя; раствор опия еще действовал. – Когда дверь – не дверь? – Холмс вопросительно поднял бровь. – Когда кто-то ее открыл, – ответил детектив сам себе и неловко рассмеялся. – Да, согласен, шутка довольно плоская. Мой мозг как счетная машина, а вот чувством юмора вы меня обделили.

Он откинулся на спинку, закрыл глаза, отвернулся. Фигура расплылась по краям, как будто выцвела, затрепетала, стала совсем прозрачной и растаяла, словно мыльный пузырь.

Конан Дойл открыл глаза, проснувшись уже по-настоящему. Резко сел в постели, сердце бешено колотилось. Слова детектива засели у него в голове: «Когда дверь – не дверь». Соскочил с кровати, откинув тяжелое одеяло, быстро оделся и выскользнул из комнаты, стараясь никого не разбудить.

Комната покойной мадам Жожеску оказалась не заперта. На кровати лежал чемодан с платьями. Дух старости, оскорбивший чувства Уайльда, еще витал в воздухе. Тело старушки поместили в пустующий гроб семейного склепа, чтобы потом отправить семье в Барнсли, что в Йоркшире. Вот только уровень в реке восстановится.

Конан Дойл осматривал каждый мрачный уголок. Дверца гардероба открывалась туго, пришлось сильно дернуть. Внутри была лишь паутина с дохлым пауком на ниточке. Захлопнув плечом створку, он огляделся. Опытным глазом доктор все еще замечал присутствие смерти.

Вдруг раздался скрежет по камню, и откуда-то донеслось бессвязное ворчание. Он прислушался, чувствуя, как по спине бежит холодок. Звук шел из-за стены и постепенно переместился к гардеробу. Конан Дойл распахнул дверцы и заглянул в его темное нутро. Пусто. Тут скрежет повторился.

Опять за стеной.

В памяти всплыла загадка Холмса: «Когда дверь – не дверь».

Конан Дойл зажег лампу на прикроватном столике, вернулся к гардеробу и осветил его изнутри. На вид он был довольно прочным. Доктор прощупал верх перемычки. Щелкнул пружинный механизм. Задняя стенка со вздохом откинулась в кромешную тьму.

Потайной ход. От него веяло затхлостью.

С опаской Дойл сунул лампу внутрь. И внезапно из темноты на него кинулось демоническое существо с горящими кровавыми глазами и страшными клыками. Конан Дойл вскрикнул, когда пушистая бестия прыгнула ему прямо в лицо, перелезла через голову, впиваясь когтями, и с криком выбежала в открытую дверь.

Обезьяна.

Все это время она сидела в ловушке. Конан Дойл прижал платок к голове. Животное оцарапало его до крови. Пустяки, зато теперь он знал, как убийца проник в комнату мадам Жожеску.

Он в нерешительности вглядывался в темный проем. Одному идти опасно, надо бы позвать Оскара. В то же время его непреодолимо тянуло вперед, как египтолога, сумевшего проникнуть в тайную комнату пирамиды Хеопса. Можно ведь пройти совсем немного, просто разведать, куда ведет след, подумал он. Невзирая на протесты внутреннего голоса, доктор углубился в мрачный каменистый коридор, куда едва пролезали его плечи.

Он оказался довольно длинным и футов через сорок уперся в поперечный проход. Куда повернуть? Конан Дойл поднял лампу и осмотрелся. Дорожку слева, в сторону западного крыла, покрывал первозданный слой пыли, а справа виднелись нечеткие следы. Повернул направо, вскоре набрел на лестницу, спустился и через несколько шагов крутым зигзагом вышел на знакомое место.

Фамильный склеп.

Свет, пробивавшийся сквозь облепленные мхом и тиной отверстия под потолком, освещал первый ярус скудным зеленоватым светом. Вдруг блеснул огонек. Конан Дойл стал красться на цыпочках. Показались первые гробы, на одном стояла свеча. Поставил лампу, схватил увесистый серебряный подсвечник и поднял крышку. Мадам Жожеску. Доктор сам закрыл ей глаза и бинтом стянул рот, чтобы не открывался. Перешел к соседнему гробу.

Он был старинным и сильно отличался от остальных, свежевыкрашенных. Много лет пролежал он в земле и совсем прогнил. Под крышкой оказался скелет с лохмотьями зловонной плоти. Останки принадлежали женщине, об этом говорила форма тазовых костей. Еще там валялись какие-то предметы. Он рассмотрел их на свет – медные проволоки. А на запястьях и лодыжках скелета остались прорези. Конан Дойл знал, что по древнему обычаю руки и ноги самоубийц и ведьм связывали медной проволокой, чтобы те не восстали из могилы.

Неужели ведьма?

Возвращая находку на место, Дойл задел рукой ткань; поначалу он принял ее за истлевшую подкладку, однако то была черная матерчатая сумка. На ней виднелись древнегреческие священные символы, облезлые и выцветшие. Внутри Конан Дойл обнаружил холодный гладкий предмет округлой формы. Сперва ему подумалось, что это диск из обсидиана, но потом он понял: у него в руках ворожейное зеркало. Доктор сразу догадался, чей это скелет.

Это была Мэрайя Тракстон.

В памяти всплыл дождливый вечер, когда лорд Уэбб наблюдал за выгрузкой гроба из катафалка.

Пламя свечи дрогнуло, как от сквозняка, взявшегося невесть откуда. Мурашки поползли по коже. За спиной кто-то промелькнул и со всей силы ударил доктора по затылку. Искры посыпались из глаз, колени подогнулись, и он рухнул лицом на каменный пол. Собственный ужасный стон показался чужим. Краем сознания он ощутил, что взмывает вверх, а затем падает в черную бездну. Его, почти бесчувственного, положили в гроб. Не пошевелиться, не вскрикнуть. Раздался зловещий смешок, и крышка захлопнулась.

Мрак поглотил его и погрузил в беспамятство…

– Как бы эти булочки не вышли мне боком, – посетовал Оскар Уайльд, вонзаясь зубами в вязкое тесто третьей или четвертой порции. Он завтракал вместе с Контом, который спозаранку был при полном параде. Приходилось терпеть странного сотрапезника; Конан Дойл запаздывал, чего раньше за ним не наблюдалось.

– Вряд ли они убивать вас, – ответил Конт, – разве что добавить лишних килограмм.

Уайльд от удовольствия закатывал глаза, разбрызгивая по сторонам сливки и крыжовенное варенье. Он вытер пухлый рот салфеткой.

– Благодарю вас за тактичность, Конт, но во мне уже много лишнего. Однако пора остановиться, не то вовсе превращусь в борова.

Миссис Криган с горничными убирали посуду со столов. Уайльд звякнул в серебряный колокольчик, привлекая ее внимание:

– Можно ли попросить еще чаю, миссис Криган?

– Завтрак закончился, мистер Уайльд. Кухня занята обедом, – сердито бросила кастелянша, не прерывая работы.

– Эх, – Уайльд, безнадежно опустил колокольчик, – неужели вы мне отказываете?

Миссис Криган и не подумала отвечать. Уайльд схватил ее за локоть, когда она проходила мимо с нагруженным подносом:

– Вы не видели этим утром доктора Дойла?

Она сурово глянула на него сверху вниз:

– Я не слежу за передвижениями наших гостей. Вы заходили к нему в комнату?

– Да, очевидно, он поднялся ни свет ни заря и даже не стал умываться и бриться.

– Тогда вам известно больше моего, сэр.

И она удалилась, грохоча подносом.

– Как странно, – задумчиво произнес Уайльд.

– Что именно? – спросил Конт.

– Мой друг Артур никогда не опаздывает и редко забывает про еду.

– Возможно, он совершает утренний моветон?

Уайльд не удержался от улыбки.

– Утренний моцион, вы хотели сказать? – хихикнул он. – Хотя, что касается Артура, первое так же верно.

Он поднялся и бросил салфетку на стол.

– Прошу прощения, я должен найти друга.

Конт встал следом, щелкнул каблуками и коротко поклонился Уайльду:

– Могу ли я помогать искать?

– В этом нет нужды. Наверняка Артур сейчас в каком-нибудь укромном местечке.

Конан Дойл пробудился от кошмара, все еще находясь в его власти. Попытался вытянуть руки и уперся во что-то твердое. Отчаянные попытки найти выход вслепую подтвердили его ужасную догадку.

Он в гробу.

Страх заполнял все его существо, бился оголенным нервом. Дыхание участилось, и вдруг он исторг дикий крик. В замкнутом пространстве звук возрастал, усугубляя панику. Извернувшись, Дойл колотил в крышку, скребся ногтями. На самой пронзительной ноте крик оборвался, руки отяжелели и безвольно упали.

Темнота, нечем дышать, сердце бешено колотится, пот льет ручьем. Казалось, надежды на спасение нет. «Приди в себя, Артур. Обуздай свой страх, или тебе конец». Медленный глубокий вдох, еще один. Он старательно гнал от себя мысль о нехватке кислорода.

«У меня же в кармане спички». Извернувшись ужом, он достал коробок. Хоть и маленькая, а все-таки победа, учитывая положение. Ему удалось одной рукой выудить спичку и чиркнуть о дерево.

Вспыхнул огонек, заполнив пространство светом и удушающим запахом серы. Он лежал на останках Мэрайи Тракстон. Ее череп прижался зубами к его щеке в отвратительном поцелуе. Видеть размеры тюрьмы было страшнее неизвестности. Спичка быстро догорала, тускнея, пока не обожгла пальцы Конан Дойла. Он взвыл от боли и отбросил обгорелый хвостик. Тьма снова обрушилась на него.

Он закрыл глаза, отгородившись от мрака, и вызвал в памяти образ дорогой Туи. Приятный летний день, они отдыхают в саду, а дети играют в крокет. Вдруг картинка поменялась. Черное озеро ползет к нему, вздымаясь в каменном горле склепа, подмывает галереи, подхватывает гробы, словно лодки. Оно напомнило Конан Дойлу пугающий загробный мир; небытие навечно уносило его от жизни; как и остальные, он плыл через вечную ночь к последней стоянке.

К забвению.

Оскар Уайльд подкрался к открытым дверям гостиной. Начались утренние лекции. Генри Сиджвик усыплял слушателей монотонной речью. Ирландец оглядел сосредоточенные лица; отсутствовали только Конан Дойл и Конт. Пока его не заманили внутрь, предпочел удалиться. На лестнице он застукал воришку. Шерстяной комочек метнулся вверх, сжимая в лапе яблоко.

Метко прозвали животное Мефистофелем.

Уайльд бросился следом. Обезьяна взобралась на второй этаж и скрылась в спальне мадам Жожеску.

Драматург сообразил, что Конан Дойл вернулся к месту трагедии. Перед дверью он сразу закрыл лицо платком, надушенным лавандой.

– Артур, ты здесь?

В комнате никого. Как ни странно, обезьяна тоже исчезла. Он распахнул приоткрытые дверцы гардероба и с раскрытым ртом уставился на черный квадрат потайного хода. Без сомнения, Артур отправился туда. Трудно было что-либо разглядеть, однако Уайльд знал: в подобных местах вряд ли делали уборку. Его черный бархатный пиджак, брюки и пресловутые сапоги за две золотые гинеи вовсе не годятся для подобных походов. Об этом не может быть и речи. Перебрав в памяти все свои наряды, он понял – дело плохо. Уайльд подбирал одежду по цвету, стилю и текстуре ткани. У него нет ничего подходящего для лазанья по мрачным коридорам. Артур сильный и находчивый, он сможет позаботиться о себе. Уайльд колебался, разрываясь между дружбой и привязанностью к вещам. Конан Дойл его лучший друг, но на нем его лучший костюм.

Досадное затруднение.

Он все медлил, вглядываясь в кромешную тьму; не знал, на что решиться. Наконец взял себя в руки, захватил лампу со столика в коридоре и нырнул в потайной ход. Если Конан Дойл погибнет из-за его малодушия, одежда уже никогда не будет ему в радость.

На том и порешил.

Вскоре коридор разделился надвое. Поразмыслив, Уайльд свернул налево, так как питал слабость ко всему зловещему. Через каких-нибудь двадцать футов он оказался у подножия крутой лестницы. Тут ему стало неуютно в узком пространстве с его внушительной комплекцией, захотелось ретироваться. Но, тряхнув головой, он пробормотал «ad astra»[5] и начал подъем.

Драматург достиг последней ступеньки, отдуваясь и кашляя, пыль взметалась у него из-под ног, мышцы горели.

– Костюм безнадежно испорчен, – причитал он.

Путь ему преградила деревянная дверь с медным глазком; сдвижная крышечка залипла от времени, но он без труда расшатал ее. Пучок яркого света брызнул Уайльду в лицо.

«Кто способен удержаться и не подглядеть? Только не Оскар Уайльд». Без долгих колебаний он прильнул к глазку и увидел тусклую комнату, заполненную зеркалами. Опираясь на ручку, он случайно нажал ее. Клац! Дверь с треском подалась вперед, посыпалась каменная пыль. Подобно кэрролловской Алисе, Уайльд вступил в зеркальный лабиринт.

Глава 23

Зазеркалье

Он словно оказался в глубокой пещере, резко пахло формальдегидом, на столах вокруг лежали трупы, накрытые с головой. Вдруг один дернулся и сел прямо, простыня сползла на пол. Он уперся остекленевшим взглядом в Конан Дойла и улыбнулся гнилым беззубым ртом; его ножевая рана зияла, как окровавленная пасть.

Мороз пробежал по коже Конан Дойла – это было худшее место на свете.

В глубине комнаты тяжело распахнулась дверь. Согбенная фигура ковыляла, опираясь на палку.

– К-кто здесь? – крикнул доктор.

Невысокий силуэт маячил в полосе света лампы. Мадам Жожеску.

– Что происходит? – Его сердце подскочило к горлу от ужаса. – Где я?

Старуха приложила узловатый палец к губам:

– Буддисты называют это «бардо» – промежуточное состояние.

– Я… умер?

Она покачала головой:

– Вы на пороге жизни и смерти, сознание еще теплится в мозгу. Берегитесь, царство кошмаров и сокровенных страхов или отпустит вас с победой, или поглотит и заточит навеки.

Несколько трупов поднялись, откинув простыни, а следом все столы жалобно заскрипели, и один за другим мертвецы спрыгнули на пол. Их лица с пустыми глазницами, лишенные носов, были изъедены раком и сифилисом.

– Что за комната? Кто эти люди?

– Бред воспаленного сознания, обман чувств. Непобежденные страхи, вызванные из глубин памяти.

– Ох, да, – прошептал он, – вспомнил. В студенческие годы я подрабатывал ночным дежурным в морге эдинбургской больницы. Мне было одиноко и страшно.

Мертвецы двинулись на него, их кольцо сжималось.

– Они ненастоящие, – сказала Жожеску, – но страх реален. Вы должны преодолеть его.

Конан Дойл уже чувствовал сладковатый привкус разлагающегося мяса. Покойники протягивали к нему ампутированные конечности в лохмотьях кровавой плоти.

– Отвернитесь, – настаивала старушка, – выбросьте их из головы, избавление придет, как только представите другую картинку.

Приблизившись вплотную, мертвецы невнятно забормотали, обдавая доктора гнилостным дыханием.

– Не могу… отвести взгляд.

Они пытались столкнуть его на пол своими кровавыми обрубками. Если он потеряет равновесие и упадет – ему конец.

– Сопротивляйтесь!

– Не получается! Помогите!

– Соберитесь с силами и представьте себя в другом месте.

Зловоние стало невыносимым, отвращение и страх достигли предела, к горлу подступала тошнота, хотелось кричать, но он знал, что тогда окончательно проиграет.

– Отвернитесь!

Блуждая во мраке сознания, он ухватился за воспоминание, как утопающий за соломинку.

Тьма сразу отступила. Он стоял на зубчатой стене Эдинбургского замка, обдуваемой ветром. Отсюда, с восточного холма Трон Артура открывался вид на пробуждающийся город. Над ним, еще мальчиком, возвышался отец; в этот период жизни он не имел пристрастия к выпивке. Родное бородатое лицо склонилось и расплылось в улыбке:

– Артур, ты останешься со своим престарелым родителем?

Маленькая женщина приблизилась к ним и опустила капюшон – он узнал мадам Жожеску.

– И это плод воображения. Вы все еще ходите по краю. Вернитесь, вам есть для чего жить.

Конан Дойл посмотрел на отца. Как давно он не видел его таким молодым. Сердце радостно замерло. Это был самый счастливый момент в его жизни. Почему он должен уходить?

– Он ненастоящий. Вам нужно торопиться.

– Но почему?

– Если вы умрете в Тракстон-Холле, ваш дух будет навечно привязан к нему, как мой.

– Мне надо остаться, я не могу бросить…

– Наберитесь мужества и отвернитесь!

Собрав волю в кулак, Конан Дойл отвел взгляд от отца.

Замок, зубчатые стены, отец – все растаяло, как дымка.

Он снова очутился в склепе. Увидел гроб, а внутри себя, без сознания, с пучком горелых спичек в руке.

Рядом кто-то находился, но уже не мадам Жожеску. В глубине склепа маячила маленькая фигурка – девочка в синем платьице плакала и сосала палец. Она посмотрела на него и пустилась наутек.

Вспомнив о злонамеренных призраках, он все же отбросил сомнения, следом за ней завернул за угол и нагнал ее в соседней галерее. Девочка сидела на каменистой земле, поджав под себя ноги. Она подняла на него заплаканные глаза.

– Кто ты, дитя? Тебя зовут Аналетта Тракстон?

Она вскочила и побежала к выходу, на пороге обернулась и улыбнулась ему застенчиво, словно приглашала следовать за ней. «Девочка предвещает смерть, она может погубить меня». Нужно твердо держаться. Ребенок протянул к нему ручку, и он вспомнил о собственных детях. Внутри что-то екнуло. Он подошел и взял ее холодную ладошку. Она настойчиво глянула на него и потянула за собой. Он не стал сопротивляться. Они прошли узким коридором, в потемках взобрались по лестнице. На верхней площадке он увидел сияющее окно; свет лился изнутри. Приблизившись, он понял свою ошибку. Это была обратная сторона зеркала, а за ним он узнал зеркальную комнату. Затем случилось удивительное. С треском распахнулась потайная дверь, и внутрь неуверенно шагнул Оскар Уайльд, весь в пыли! Он огляделся, отряхивая плечи.

Конан Дойл заколотил по стеклу:

– Оскар, я здесь, в зеркале! Оскар!

Ирландец не слышал его. Он обыскал комнату, подошел к зеркалу почти вплотную и вперился в него.

«Он должен меня увидеть!» Конан Дойл прижал ладони к зеркальной поверхности, сосредоточился и попытался мысленно передать другу сигнал о помощи.

«Оскар, иди в склеп. Меня заперли в гробу; поторопись, иначе я умру».

Уайльд посерьезнел, всмотрелся в свое отражение пристальнее, но лишь для того, чтобы смахнуть пыль с густых бровей и вычесать из волос паутину.

«Оскар!» Конан Дойл кричал изо всех сил, ведь это был его последний шанс.

Уайльд быстро отвернулся и поспешил к дальнему окну. Должно быть, что-то привлекло его внимание. Он мигом выскочил из комнаты.

Конан Дойл пришел в отчаяние: друг не получил сигнал. Девочка тоже пропала. Будто чья-то невидимая рука потянула его прочь от зеркала, вниз по лестнице, вдоль коридора обратно в склеп. Гроб, ставший ему тюрьмой, приближался и неудержимо манил к себе. Холодея от ужаса, доктор осознал свое поражение. Смерть и неумолимая тьма поглотят его… навеки.

Глава 24

Страшная жертва

Вся пыль минувших лет оказалась на его черном бархатном пиджаке. Уайльд попытался отряхнуть плечи, не запачкав при этом брюк. Увы, костюм безнадежно испорчен. Он шагнул к старому напольному зеркалу. Оттуда глядела мумия из Британского музея с отчаянием во взоре; брови, как жирные гусеницы, покрытые серым пухом; в каштановых кудрях запуталась липкая паутина. Костюм, похожий на комок шерсти, остается сжечь. Придется долго отмокать в горячей ванне с солями, пока с кожи не сойдут эти вековые залежи грязи.

В комнате никаких признаков присутствия Конан Дойла, ничего, кроме уродливых зеркал, – хуже не придумаешь. Он снова посмотрел на себя, смахивая пыль с бровей.

Неожиданно перед его внутренним взором всплыл совершенно четкий образ Конан Дойла, замурованного в гробу. Картинка была настолько реальной, что потрясенный ирландец отпрянул. Тут раздались крик и удар хлыста. Он вовремя подоспел к окну. Двое бродяг – те самые подозрительные типы с кухни – увозили черный катафалк, бойко управляясь с вожжами. Поддавшись внезапному порыву, Уайльд пулей вылетел из комнаты.

Перед глазами плавали цветные круги – верный признак нехватки кислорода. Воздуха оставалось на последний вздох. Конец близок. Конан Дойл решил умереть с мыслью о дорогих ему людях. Вспомнил их с Луизой свадьбу. Ее юное, с девичьим румянцем лицо. Мысленно держал на руках малютку-сына и пел ему колыбельную. Представил довольные мордашки дочерей, когда они кормили уток в деревенском пруду. Вскоре их образы начали таять, его сознание затуманилось, погружаясь в пустоту.

Оскар Уайльд промчался по коридору, словно призрак в сером саване, едва не налетев на мистера Гривза и горничную, выскочил в холл, распахнул входную дверь и кубарем скатился по ступенькам. Он подбежал к подъездной дорожке из гравия, но катафалк уже пылил вдали. Тоби, садовник, вел под уздцы бурого жеребца. Он удивленно разинул рот, когда хозяйский гость обратился к нему.

– Мне нужна лошадь! – задыхаясь, воскликнул Уайльд и ухватился за повод. – Немедленно!

– Сожалею, сэр, но никак нельзя.

– Мне крайне необходимо!

– Вы не можете ехать, сэр.

– Спорить некогда. Дорога каждая секунда. Подсадите меня.

Тоби неохотно подставил руки и помог Уайльду взобраться на спину крупного английского тяжеловоза, годного лишь в плуг и в воз. Ирландец сносно держался в седле, вот только его не оказалось. Делать нечего, ему нужно догнать катафалк. Он пришпорил лошадь каблуками. Она заржала, вскинула голову и стремительно помчалась. Проскакав немного, коняга встала как вкопанная, понурив голову. Наездник вылетел, подобно снаряду, проделал в воздухе сальто-мортале и со стоном приземлился на спину.

Ирландец приподнял голову. Тоби стоял над ним:

– Говорил я вам, сэр, нельзя. Фурия слушается только меня.

Опираясь на руку садовника, Уайльд поднялся, пошатываясь и морщась от боли.

– Тогда вы отвезете меня, – переведя дух, сказал он твердо.

И вот они уже мчатся; Тоби держит поводья, Уайльд трясется на крупе лошади. Миновали внутренний двор по каменистой тропе и поскакали через главные ворота.

Наконец достигли реки. Катафалк уже перебрался вброд, вода стекала с колес.

– Стойте! Стойте! – крикнул Уайльд.

Коротышка, который правил повозкой, переглянулся с сидящим рядом верзилой. Казалось, они собираются проигнорировать призыв. Однако катафалк притормозил невдалеке от переправы.

Тоби остановил Фурию. Уайльд соскользнул с лошади, размял задеревеневшие ноги.

– Благодарю, – выдохнул он. – Вовремя я обзавелся детьми. После такой поездки мне вряд ли удастся снова стать отцом.

Отдышавшись, он повернулся в сторону катафалка.

– Эй! – закричал он седокам. – Вернитесь!

Коротышка высморкнулся в рукав.

– Тут не развернуться, сэр, слишком тесно! – гаркнул он в ответ.

Уайльд вопросительно взглянул на Тоби, который сидел верхом.

– Он прав, – подтвердил садовник, – придется вам самому.

Ирландец уставился сначала на свою дорогую обувь, запыленную, с потертыми мысками, потом на двоих бродяг. Наверняка гроб с Конан Дойлом внутри катафалка, промедление может дорого ему обойтись. Он шумно втянул носом воздух, расправил плечи, шагнул вперед и сразу набрал полные сапоги ледяной воды. У него перехватило дух. Каменистое дно оказалось скользким от мха и слизи, а течение сильным. Уайльд оступился, взметая брызги, судорожно взмахнул руками и едва удержался на ногах. Наконец выбрался на илистую почву, шелковые носки хлюпали на ходу. Напустив на себя обычную деловитость, подошел к катафалку.

– Откройте гроб, – властно потребовал он.

Коротышка с верзилой неуверенно переглянулись. Уайльд был высок и широкоплеч, но рыжий тип был здоров как бык и так же умен. Он задумчиво поскреб бакенбарды.

– Зачем это вам? – спросил он, явно желая пустить в ход кулаки.

Уайльд кашлянул, показывая свое нетерпение.

– Там внутри мой друг. Если эти негодяи откажутся подчиниться, – бросил он через плечо садовнику, – вы привезете из Слеттенми компетентные органы.

У Тоби отвисла челюсть. Какие такие «органы» и в чем они компетентны – он понятия не имел. Все же уловка сработала. Испуганно взглянув на своего приятеля, коротышка нехотя открыл дверцы. В катафалке лежали гроб и несколько дорожных кофров.

– Снимите крышку, – скомандовал Уайльд, кивнув на гроб.

Напарники, ворча под нос, раскрутили винты в виде серебряных голубей.

– Отойдите в сторону.

Уайльд поддел крышку пальцами, стремясь поскорее увидеть измученного, но счастливо спасенного друга.

– О господи! – простонал он, отшатнувшись. – Ну вот, опять.

Внутри лежал труп мадам Жожеску с широко открытыми глазами, повязка, прикрывавшая рот, сползла от сильной тряски. Уайльд зажмурился, пошарил в кармане и закрыл лицо надушенным платком.

Страницы: «« « ... 1011121314151617 » »»