Сказочник Клименко Анна
Щеки Теста обиженно задрожали, он с трудом выбрался из кресла и начал мелкими шажками мерить комнату, по пути легонько касаясь пальцами то полированной столешницы, то драгоценной вазы, то золотой кисти звонка.
– Мне, Хофру, не совсем ясны мотивы Царицы, – глухо пожаловался он, – ведь божественной Териклес тоже известны наши правила. Она настаивает исключительно на твоей темной личности, и это невзирая на то, что тебе придется отлучаться к Пирамиде.
– Могу ли я отказаться? – Хофру тоже поднялся. Он прекрасно понимал, что разговор не затянется, и что говорить, в общем-то, не о чем. Он, Хофру, повернется и выйдет из этого роскошного кабинета Говорящим-с-Царицей, оставив за спиной несчастного жреца, чувствуя на себе его неприязненный взгляд… Но – «знал бы ты, Тесто, чем стала наша Царица… »
– Разумеется нет, – вскинул брови Второй Говорящий, – но можешь ли ты сказать мне… Есть ли у тебя догадки… Отчего божественное отражение Селкирет нарушает вековые традиции?
Светлые пухлые пальцы Говорящего, сцепленные на животе, дрожали. И у Хофру появилось стойкое ощущение нависшей беды. Все-таки Второй Говорящий должен был занять место Первого. Следовательно, случись что с ним, Хофру – и дорожка к трону будет открыта.
«Это ее штучки», – раздраженно подумал жрец, – «но для чего? Царица хочет, чтобы меня убили? Или – снова иные мотивы, иные, непонятные мне желания?!!»
– Мне это неведомо, – твердо ответил он, глядя в сонные глазки Теста. Глазки, которые, тем не менее, все видели и подмечали.
– Я прекрасно тебя понимаю, – в интонациях Второго Говорящего появилась насмешка, – но тогда… Не ответишь ли ты еще на один вопрос, Хофру?
– Если это только в моих силах…
Тесто, подобно галере рассекающей морские волны, преодолел разделяющее их расстояние. От него пахло чистой, отглаженной одеждой и немного апельсинами, а в широко посаженных глазах не осталось и толики сна.
– Хофру, – быстро прошептал Говорящий, – ты почувствовал это?
Тревога на рыхлом лице сменилась отчаянием – таким, что Хофру не смог произнести очередную ложь.
– И что же… нам теперь делать? – Тесто всплеснул руками и горестно покачал головой, – не знаю, почему это произошло, но теперь… Серкт начнут вымирать. Что нам делать с царицей, Хофру? С той, которая перестала одаривать свой народ тем, чем должна одаривать? С той, которая превратилась в бесполезную куклу на троне?!!
Хофру молчал. А Второй Говорящий, кусая заусенец, вдруг заговорил быстро-быстро, то и дело озираясь.
– Чтобы найти другой мир, мы должны убить эту Царицу. Тогда можно было бы создать новую, отстроить новую башню Могущества… Ты понимаешь меня, Хофру?
«Ну вот, начинается!»
– Мне кажется, у нас еще есть немного времени, – Хофру отстранился, но его собеседник всем своим грузным телом подался вперед.
– Да, время еще есть. Но его не так уж и много, Хофру. Смерть начнет собирать урожай с тех, кто слабее всего, кто дальше всего от трона… С тех, кому и при прежней Царице доставалось менее всего. А последними вымрут нобели… И мы, жрецы Селкирет.
– Но, быть может, все еще наладится.
Второй Говорящий замер, словно от удара. Смерил Хофру удивленным взглядом, и глухо обронил:
– Наладится, говоришь? Может быть. Но такого еще не было раньше, и я, Хофру, я в растерянности. Впервые за много лет я не знаю, что делать. Получается, пока мы не убьем эту Царицу, мы не можем открыть для себя новый мир и создать новую Териклес? И это пугает, очень пугает. Впрочем, что это я?
Он, тряся щеками, начал произносить длинное и вычурное поздравление с восхождением на ступень «Говорящего-с-Царицей». Затем осекся, горько улыбнулся.
– Брат Хофру… Вернее, Говорящий-С-Царицей. Мы ведь в ловушке, да? Наконец добравшись до Врат, которые мы так долго искали. И что? Нам приходится убить Царицу… Чтобы вновь уйти.
– Нам следует подождать, – вставил Хофру.
– Возможно, возможно. Хотя мне кажется, что этого не миновать. И вот, стоя перед Вратами, мы повернемся к ним спиной, убьем Царицу и отправимся искать новые земли?
Второй Говорящий, не отрываясь, смотрел на Хофру. Он искал истину, пробиваясь сквозь ментальную защиту, буравясь внутрь сознания – ровно до тех пор, пока ему позволили.
«Знает ли он, что теперь Царицу и убить нельзя? Знает ли о том, что – да, теперь народ серкт попал в настоящую ловушку?»
Хофру отвел взгляд и сделал вид, что изучает затейливый орнамент на ковре. Впрочем, все было однообразно – даже по ковру бежали скорпионы, маленькие и большие, с алыми точками злых глаз.
– Я бы не торопился, – вновь повторил жрец.
– О, разумеется, – хихикнул Тесто, – ведь это обязанность Говорящего-С-Царицей вонзить ей в сердце ритуальный нож. Затем вырезать еще живое, трепещущее сердце из груди и, в завершение, провести ритуал, после которого ее сердце станет еще одним золотым яйцом.
«Но, быть может, мы ошибались? Быть может, новую Териклес все также можно уничтожить? А затем, отправившись в другой мир, через несколько лет повернуть назад и вернуться к Вратам?»
Второй Говорящий отвернулся и медленно поплыл к своему креслу.
– Боюсь, Хофру, тебе не избежать этого, – донесся его усталый голос, – полагаю, что совет старших жрецов поддержит меня. Ты ведь не будешь возражать против того, что наш народ, серкт, должен жить дальше? Не смотря на то, что она благоволит к тебе?
… Хофру вышел от Теста, пребывая в крайнем раздражении – успокоился только после того, как выбрался из Храма и преодолел половину пути к Дворцу.
… Там, оказывается, уже знали о новом Говорящем.
Стоило шагнуть под желтоватые своды, высокие и легкие, словно старое кружево, пройти с десяток шагов по надоедливо-искрящемуся полу, как отовсюду горохом посыпались нобели. Мужчины и женщины в белых свободных одеяниях, одинаково красивые, одинаково благородные… Словно золоченые куклы, выставленные на продажу в богатой лавке. Даже прически были у всех одинаковыми: черные волосы гладко зачесаны назад со лба, а чуть ниже затылка, над шеей, накручены валиком на тонкую спицу из драгоценного металла.
– Говорящий, Говорящий! – пронесся шепоток.
Хофру не придумал ничего лучше, чем молча поклониться и двинуться дальше. Ему хотелось скрыться, убежать от всех этих недобрых, подозрительных взглядов, от томных вздохов и навязчивого запаха благовоний. Вернуться в Храм?.. Но – отныне место его было рядом с троном Царицы Териклес, а значит и рядом с этими серкт, такими чужими и непонятными. Хофру только зубами заскрипел: неужели Териклес все это задумала только чтобы досадить ему? Ему, который кормил и умывал ее в башне… Но потом… хотел уничтожить… В груди раскаленными углями жгла, перекатывалась злость, и ее некуда было деть. Разве что броситься на нобелей и слегка проредить их стройные ряды?
А бело-золотое море расступалось перед ним, проплывали, словно в тумане лица с искусственными, приклеенными улыбками, с темными провалами глаз… Ровно до тех пор, пока перед Хофру не выросла белоснежная скала, которая прогудела:
– Говорящий-с-Царицей, твоего внимания испрашивает Делкош, Носящий Бриллиантовую корону.
Что ж, на сей раз деваться было некуда. И отказать нобелю высшего круга Хофру не мог: он поклонился в ответ.
– Я готов, благородный Делкош, ответить на твои вопросы.
– Тогда я прошу тебя пойти со мной, прежде чем ты приступишь к исполнению своих обязанностей.
И волна зевак схлынула, рассыпалась блестящими осколками по Дворцу. Хофру едва поспевал за размашисто вышагивающим Делкошем и размышлял над тем, что отвечать на вопросы этой живой горы. Особенно, если сей нобель начнет выспрашивать о происходящем с Царицей.
Делкош привел Хофру в одну из дворцовых гостиных, всю песчано-желтую, разве что резные спинки стульев белели молоком . На овальном столике дымился разлитый по чашкам чай, а золотисто-лимонные бисквиты дразнили обоняние ароматом свежей выпечки. Делкош молча прошел к столу, подхватил пригоршню бисквитов и размеренным, точным движением швырнул их в рот. Затем, словно вспомнив о самом существовании Хофру, сделал рукой приглашающий жест.
– Прошу тебя, Хранитель Таинств, первый среди лучших, раздели со мной эту легкую трапезу.
Хофру покосился на чай. Отравит – не отравит? Вернее… Отравит сейчас – или позже?
– Понимаю, – тут же прогудел Делкош.
Отхлебнул из своей чашки, затем поменял ее местами с чашкой Хофру – разумеется, не забыв облить жреца презрительным взглядом.
Хофру пожал плечами и молча сел. Теперь у него была возможность и время спокойно рассмотреть Носящего Бриллиантовую корону – чем он и занялся.
Конечно же, никакой короны этот нобель не носил. Скорее всего, она смирно лежала где-нибудь под замком, чтобы быть переданной по наследству; вместо нее в смоляных, гладко зачесанных волосах Делкоша скромно поблескивала шпилька с бриллиантом. В целом же сей нобель действительно походил на скалу: и ростом был выше прочих, и в плечах удался на славу. Даже проходя в обычную дверь Делкош чуть поворачивался боком – двери были узковаты для него – «а вот ворота – в самый раз», как язвительно заметил про себя Хофру. Жрец даже подумал было, что кто-нибудь из предков этого нобеля провел ночь любви с кем-нибудь из стражей – но тут же одернул себя. Бриллиантовая корона требовала исключительной, изумительной по чистоте крови. В том, что это именно так, не оставляло сомнений лицо Делкоша, самых правильных очертаний, с высоким умным лбом, крупным решительным носом и упрямым подбородком. Таким лицом мог бы гордиться любой нобель, от такого лица не отказался бы и царь народа серкт, если бы таковой существовал…
– Итак, – Делкош повертел в руках-лопатах миниатюрную чашечку, – по неизвестной причине Царица презрела вековые традиции и потребовала избрать новым Говорящим именно тебя, хранитель таинств… Обычного жреца – правда, высокой степени посвящения.
Хофру промолчал, ожидая продолжения, и сделал маленький, осторожный глоток из чашки.
– Нобелиат не возражает, – тяжело громыхнул Делкош, – нам, избранным, глубоко безразлично, что за жрец будет всегда прибывать рядом с Ней. Но, я полагаю, ты уже догадался, зачем я тебя сюда позвал.
– Не имею представления, – заверил Хофру, отставляя чашку, – и мне бы хотелось получить некоторые объяснения, благородный Делкош.
Нобель откинулся на спинку стула, отчего та издала мученический скрип, и уставился на Хофру так, как будто и не жрец сидел перед ним, я прелюбопытнейшая зверушка.
– А мне кажется, многоуважаемый Говорящий, ты прекрасно знаешь, почему сидишь здесь.
– Мне приходит в голову только одно: Второй Говорящий втянул вас в заговор против меня, – ухмыльнулся Хофру, – но я от всего сердца надеюсь, что это не так, ибо не подобает носителю Бриллиантовой короны марать свои прекрасные руки столь гнусным преступлением против воли Царицы.
Тирада Хофру повергла Делкоша в состояние, близкое к трансу. Несколько мгновений он не мог вымолвить ни слова, как будто воздух застрял в горле и не желал двигаться ни в каком направлении, а затем, грохнув ладонью по столу, расхохотался.
– А-а, да ты шутник, хранитель таинств!
– Ничуть, – но тихое возражение Хофру не было услышано.
– Послушай, но мы-то с тобой здесь вдвоем, – Делкош вытер слезы кончиком белого рукава, – или ты настолько привык корчить из себя шута? Или такое ведение деловой беседы принято там, в вашем Храме?
«Этот Храм и твой тоже», – жрец мысленно улыбнулся и выжидающе посмотрел на собеседника.
– Но, в отличие от тебя, я не буду юлить, словно подранок, – тяжело изрек нобель, – изменилось кое-что. В нашей Царице… Она перестала быть тем, кем была все эти годы, даруя народу серкт процветание. Надеюсь, ты не будешь отрицать хотя бы это?
Хофру окинул Делкоша хмурым взглядом. Был бы перед ним кто-нибудь иной, можно было бы солгать. Но этого… Эту живую скалу, оказывается, было не так просто обвести вокруг пальца. И потому Хофру откровенно признался:
– Да, кое-что изменилось. Но пройдет время, и все вернется, все будет так, как и прежде.
– Ты меня изумляешь все больше и больше, – вкрадчиво заметил Делкош, – я, конечно, могу принять твою точку зрения, Говорящий… О том, что будет все, как и прежде. Вопрос только в том – когда? Когда мы все издохнем?
– Не думаю. Полагаю, это произойдет чуть раньше.
Лицо нобеля начало медленно багроветь, и Хофру подумал, что, пожалуй, надо заканчивать этот совершенно бесполезный разговор.
– Послушай меня, ты… – просипел Делкош.
– Нет, это ты меня послушай, – Хофру откинул капюшон и уставился нобелю прямо в глаза, – не смей больше болтать о том, что случилось с царицей. Это временный недуг, скоро все образуется. Я, как Говорящий, обещаю это.
Взгляд жреца подействовал словно ледяной душ. Делкош затряс головой, даже отодвинулся от Хофру.
– Ты, как Говорящий, должен убить ее и с золотым яйцом отправиться на поиски новых земель, – слова Делкоша падали тяжело, словно камни, – нам нужна новая Царица. И если ты воспротивишься своему предназначению, Говорящий, то мы… Мы сами будем вынуждены провести ритуал. Полагаю, что Второй Говорящий сможет заменить Первого.
Хофру поднялся, отвесил насмешливый полупоклон.
– Благодарю за угощение, благородный Делкош.
Ему стало грустно, потому что все снова катилось не по той дорожке. Потому что нобели, какими бы они распрекрасными не казались и как бы близко не стояли к трону, все же понятия не имели о существовании Врат, и о том, что исход из Эртинойса вновь принудит серкт столетиями бродить по дорогам сущего в поисках пути обратно…
«Врата, коль скоро они нашлись, нельзя бросать», – вспомнил Хофру последние слова ушедшего Говорящего. Наверное, старик был прав – он много знал, гораздо больше, чем сам Хофру, и был как никто иной близок к Селкирет…
– Запомни, что я тебе сказал, – прошипел в спину Делкош, – иди-иди, предатель своего народа. Да что такого тебе наобещала Царица? Что нынешняя Царица может дать живому серкт?!!
«Болван. Сборище болванов», – зло подумал Хофру.
Он накинул капюшон и, сложив на груди руки, отправился дальше, к конечной точке своего сегодняшнего путешествия – то есть к Трону.
Царицы не было в тронном зале в этот ранний час, и жрец последовал дальше, в ее покои. Громадные, разукрашенные и роскошно обставленные залы встречали его тишиной и презрительным молчанием. Стражи в золоченых доспехах низко кланялись и пропускали нового Говорящего, а он проходил комнату за комнатой, словно нанизывая бусины на нить, одновременно страшась и желая увидеть новую Териклес. Ту, которая перестала давать жизнь своему народу, тем самым обрекая его на вымирание.
Он нашел ее в розовой ванной комнате, погрузившуюся в бассейн с лепестками роз. Териклес прислуживала девушка в белой тунике почти до пят, то умащивая плечи царицы ароматным маслом, то поливая голову Териклес из большого кувшина.
Хофру так и застыл на пороге. Но Териклес – она тотчас же ощутила его взгляд, отбросила тяжелые, намокшие локоны с лица. К ее нежной щеке прилип кроваво-красный лепесток.
– Я тебя ждала, Хофру.
И тут же взмахом руки отослала девушку прочь.
Он низко поклонился.
– Твоя воля священна, Царица. Но я бы… предпочел говорить с тобой в тронном зале.
– Что за чушь, – Териклес набрала пригоршню лепестков и теперь по одному бросала их в стеклянно-прозрачную воду бассейна, – если для меня не имеет значения, где с тобой разговаривать, то и тебе должно быть все равно. Ты же принадлежишь Селкирет, не так ли?
И правительница усмехнулась.
А у Хофру мороз пошел по коже. Неужели?.. Неужели Териклес, вдоволь покопавшись в его мыслях, сумела вытянуть и воспоминания? Те, которые он считал так надежно спрятанными?
«Хофру, Хофру… » – он тихонько вздохнул, посмотрел на Царицу.
– Совершенно верно, божественная. Я, как жрец, целиком и полностью принадлежу своей богине.
– Вот и замечательно. Скажи мне, Хофру, как далеко ты продвинулся в поисках Ключа?
Он развел руками.
– К сожалению, я еще не разбирал бумаги первого Говорящего. Я только сегодня намеревался испросить разрешения у Второго Говорящего… Первый Говорящий умер столь внезапно…
– Да, какая жалость, – зло протянула Териклес, – старик отправился к Селкирет… Но, я надеюсь, тебе уже сообщили радостную весть о том, что теперь ты не должен испрашивать позволения ни у кого? Я дарую тебе небывалую власть, Хофру. О которой ты и мечтать не смел!
– Да, – он посмотрел на ухмыляющуюся Царицу. Она стала только хуже оттого, что обрела целостность. Была бесчувственная золотая статуэтка, и была несчастная, страдающая девушка – но когда они воссоединились… Получилось чудовище. Которое, между прочим, даже не старалось скрыть своей природы.
– К чему тебе это, божественная? – тихо спросил Хофру, не сомневаясь в том, что его слова будут услышаны.
– Мне интересно, что ты будешь дальше делать, – хмыкнула Териклес, – ведь быть Первым Говорящим почетно, но…
– Но именно он должен убить Царицу, чтобы получить новую, да?
– Да.
Териклес замолчала, продолжая перебирать лепестки. Затем подняла голову и приказала:
– Подойди ближе, Хофру.
– Мне не подобает приближаться к божественной, когда она не одета, – отрезал жрец, – я постою на пороге.
– Как скажешь, – пропела Териклес, – я только хотела сказать, Хофру, что тебе следует все усилия направить на поиски ключа. Я чувствую… он близко. Он зовет меня. И я хочу его получить во что бы то ни стало. Наверное, каждая Царица столь же страстно мечтала о ключе, в этом что-то… завораживающее…
– Я сегодня же разберу бумаги Первого Говорящего, – пообещал Хофру.
А затем, подумав, добавил:
– Ты ведь уже знаешь, что тебя хотят убить?
Териклес плеснула водой в его сторону. Хрустальные брызги заблестели на жреческом одеянии.
– Знаю, Хофру. А тебе, верно, хотелось бы проверить, действительно ли я бессмертна? Пошел прочь, Хофру. И пусть все идет, как идет. Если кто-то хочет убедиться в моем бессмертии – что ж… пусть попытается.
«А знаешь ли ты, за что тебя хотят убить?» – подумал он про себя.
Но Царица, к счастью, еще не могла читать его мысли. Или сделала вид, что ничего не поняла в порывистом мыслепотоке жреца.
«Да нет же, нет! Хвала Селкирет, она еще не умеет нас читать… А следовательно – мои воспоминания остаются только моими», – попытался успокоить себя Хофру.
Надо сказать, получилось из рук вон плохо.
… И Хофру не оставалось ничего иного, как углубиться в изучение бумаг прежнего Говорящего-с-Царицей. Он самым тщательным образом перерыл содержимое письменного стола, перетряхнул каждый ящик тяжелого и громоздкого бюро. Не поленился даже проверить пустующую кровать старика – ощупал перину, подушку. На первый взгляд, в покоях Говорящего тайников не содержалось, потому Хофру решил удовлетвориться результатами поиска, сгреб в охапку пыльные бумаги и перетащил их к себе. Покои отошедшего к Селкирет Говорящего оставались такими же неприветливыми, как и при хозяине – а потому и оставаться в них не хотелось больше, чем нужно.
Хофру приказал поставить широкий письменный стол прямо перед зеркалом – «Хочешь смотреть, как я буду искать следы ключа – пожалуйста, гляди» – и засел за разбор бумаг.
По большей части то были хозяйственные записи, как-то: расходы Храма, список провианта, прибывшего в Храм с караваном таким-то, имена послушников и тому подобное. Приятным сюрпризом для Хофру оказался свиток, содержащий имена публичных девок столицы, и было неясно – то ли Говорящий-с-Царицей стоял на страже нравственной чистоты братьев, то ли сам был вовсе не такой деревяхой, как хотел казаться. Так незаметно прошел день, время повернулось к Эртинойсу темным ликом. Хофру зажег свечи, но буквы перед глазами прыгали и расплывались. Жрец прошелся по келье, потягиваясь. Конечно, дальнейшие поиски можно было отложить, но… Хофру с силой провел пальцами по лицу, потер виски и снова засел за бумаги.
В конце концов, время было их главным врагом… Время и ставшая бесполезной Царица.
И снова зашуршали листки бумаги вперемешку с пергаментными свитками. Протокол эксперимента по приращению второй головы разумному существу (подопытный умер), формулы новых ядов, опять протоколы проведенных в подземельях испытаний… Списки жрецов, очернивших себя перед всемогущей Селкирет (хмыкнув, Хофру макнул перышко в чернила и вычеркнул собственное имя), список нобелей, которые могут быть вовлечены в ритуал Воссоздания (Хофру долго искал имя Делкош, но так и не нашел)…
Уже в предрассветных сумерках, с гудящей головой, он наткнулся на старый, измятый кусок бумаги. На нем было написано не много – более того, совсем мало для того, чтобы действительно разыскать Ключ.
И явила мне мать наша Селкирет милость свою, и было мне видение, что ключ лежит перед Вратами, и имеет он форму меча Карающего. «Возьми его», – сказала Селкирет. Я, ничтожнейший из смертных, протянул руку, но ключ съежился и оплавился. И не было более меча Карающего, был камень Хранящий. «Теперь он твой», – рекла Селкирет, – «бери». И во второй раз я протянул руки, и оплавился камень Хранящий, а на его месте вырос цветок необыкновенный и мною раньше невиданный. Цветок Жизнь Дарующий…
Хофру выругался так, как совсем не подобало ругаться жрецу его степени посвящения.
И это – все? Это на самом деле все, что ушедший Говорящий знал о Ключе?!!
Застонав, он уронил голову на руки.
Если это вправду все, что известно о Ключе, то…
Тогда у него… нет, у всех серкт не оставалось иного выбора, как прикончить Царицу и отправляться в новый мир.
Потому что только совершенный безумец мог пытаться отыскать ключ по такому описанию.
Хофру медленно затушил свечи, одну за другой. В сером, блеклом свете наступающего дня посмотрел в зеркало, дар Царицы: на щеках горел нездоровый румянец, веки опухли и покраснели. Интересно, Говорящий в самом деле намеревался найти ключ или водил всех за нос, включая и божественную Териклес? Увы, теперь узнать это не представлялось возможным…
«Что же теперь делать? Что?!!»
Он принялся мерить шагами келью.
Если не найти Ключ, Врата окажутся бесполезными. Он никогда не сможет вернуться в недалекое прошлое Эртинойса и уничтожить девицу, разбившую ритуальное зеркало. А если так – серкт обречены на быстрое вымирание, и выхода нет.
Вернее, он есть – но только в том случае, если Териклес солгала. Если она все-таки смертна, если ее можно уничтожить… Тогда можно провести ритуал, сотворить золотую личинку-яйцо и вновь пронести его сквозь междумирье, словно путеводную звезду.
Но если Териклес все-таки говорила правду, и ее в самом деле невозможно отправить к трону богини, то… Ловушка захлопнулась. Останется только спокойно ожидать собственной смерти – и это после того, как погибнут более слабые.
Хофру стиснул кулаки, ощутил как ногти врезались в ладони. Боль немного отрезвила.
Затем он уселся за стол, взял чистый лист бумаги и, сложив его пополам, написал всего лишь одно имя: «Делкош». Записка была тут же отдана послушнику – «Отдай это послание лично в руки Носящему Бриллиантовую корону, Делкошу». Теперь оставалось только ждать, и Хофру решил провести время за полезнейшим занятием. Он лег спать.
… По пробуждении его ожидала ответная записка, гласящая, что Делкош после дневной трапезы будет ожидать Говорящего-с-Царицей на втором ярусе сада, в беседке «Явления Селкирет народу своему». Хофру глянул в окно – солнце приближалось к зениту, а заодно и к времени дневной трапезы. Он, жрец, пропустил утреннюю службу; был бы жив Первый Говорящий, уже бы пришлось понести наказание.
«Но отчего же ты, Хофру, идешь на встречу с Делкошем, а не с Тестом? Решил приберечь Второго Говорящего на тот случай, если затея провалится?»
Жрец и сам не знал. Но что-то внутри него уверенно подталкивало именно в этом направлении. В конце концов, кто такой Делкош? Презренный нобель. А рисковать в первую очередь нужно теми, кто не очень-то нужен.
Тесто, хоть и безмерный добряк, был жрецом и преданным служителем Селкирет – следовательно, его можно было поберечь.
– Ну что ж… – Хофру исподлобья глянул в зеркало. Вид, конечно, еще тот – но сейчас темные круги под глазами и лихорадочный румянец только на руку, подтверждение бессонной ночи, проведенной в тяжких раздумьях.
Оставалось сочинить простенькую историю, в которую бы поверил блистательный обладатель бриллиантовой короны.
Беседка «Явления Селкирет народу своему» походила на повернутый набок ящик. Белоснежный мрамор с розовыми прожилками послужил прекрасным материалом для изображения известного момента в жизни серкт: богиня исцелила умирающего своим жалом и хотела укрыться, но ее заметили серкт и пришли поклониться и принести скромную жертву. Барельеф был хорош: в фигуре богини чувствовалась скрытая мощь, исцеленный умирающий, казалось, вот-вот поднимется – серкт был изображен чуть приподнявшимся на локте, а прочие коленопреклоненные дети Селкирет выглядели смирными и благодарными, как и полагалось.
Порой Хофру сожалел о том, что отец отдал своего первенца Хофру в Храм, посвящая Селкирет. Это было нечестно и неправильно – не оставить ему совсем никакого выбора! Кто знает – может быть, мальчишка Хофру мог стать ваятелем? Или ученым мужем, направляющим свою жажду познания на недра нового мира? Или, в конце концов, мореплавателем-путешественником…
Но, на самом деле, выбор сделала сама кровь, отец – холеный нобель – был не виноват. Старший брат отца был жрецом, и старший брат старшего брата тоже был жрецом. О том, что новорожденному суждено служить Селкирет, стало ясно сразу же, как повивальная бабка обмыла тельце ребенка: на крошечном плечике глянцево поблескивала черная чешуйка.
– Хранитель Таинств, – насмешливо констатировал Делкош, – я получил от тебя чистый лист бумаги. Полагаю, это означало…
– Ты правильно понял, – Хофру освободился от капюшона и с наслаждением подставил лицо свежему ветерку, – я предложил встретиться и кое-что обговорить.
– Тебе больше не кажется, что состояние божественной Териклес изменится? – ухмыльнулся нобель. Его огромные ручищи лежали на коленях, и Хофру почему-то представил, что эти звериные лапы могут с легкостью свернуть ему шею.
– Я провел кое-какие исследования, – сдержанно произнес Хофру, все еще глядя на крепкие пальцы Делкоша, – похоже на то, что ты прав. Нам следует избавиться от Царицы сейчас, пока еще не слишком много серкт пострадало от отсутствия живительной силы. Но, должен тебя предупредить…
Атласная, будто нарисованная углем бровь нобеля изогнулась.
– Совет жрецов со мной не согласен, – весомо закончил Хофру, – мне придется провести ритуал одному… При этом мне не обойтись без помощников.
– Странно, что они так слепы, – задумчиво пробормотал Делкош, – а в чем заключается ритуал? Я слыхал… про вырезание сердца, еще живого и трепещущего.
Нобель выжидающе поглядел на Хофру.
– Нет, на самом деле все не так. Эти ужасы – они для кумушек, благородный Делкош… Все еще хуже на самом деле.
И Хофру с наслаждением углубился в описание процесса получения нового золотого яйца. Во-первых, количество ритуальных ножей. Шесть – на запястья, лодыжки, горло и сердце.
– Так ее держать нужно? – Делкош не стал скрывать изумления.
– Разумеется, – Хофру скривился, – всегда так было и всегда так будет. Кровь Царицы должна оросить землю этого мира, и в ее теле почти не должно остаться крови. Только после этого я смогу извлечь сердце, обращаясь к матери нашей Селкирет, но Царица, отдающая свою жизнь для народа, должна увидеть черное покрывало жреца лишь в последние мгновения до того, как потухнет ее взор…
Нобель смерил Хофру недоверчивым хмурым взглядом.
– То есть ритуал начинается без жреца?
– Не мне менять вековые традиции, – проворчал Хофру, – жрец в это время находится на расстоянии десяти шагов и предается медитации, пребывая с Селкирет.
– И это все?
– Да, все.
Воцарилось молчание. Делкош сидел, почесывая за ухом и думал, а Хофру тихо ждал и наблюдал за выражением красивого лица этого нобеля.
– Имеет ли значение день? – наконец поинтересовался Делкош.
– Имеет, – беззаботно отозвался жрец, – второй день полной луны.
– Так ведь это же завтра!
Хофру только руками развел – что же тут поделаешь?
– Можно подождать до следующего… – начал было он, но Делкош оборвал.
– Нет. Ждать нет смысла. Начнут умирать серкт, ведь сейчас время – наш главный враг.
Делкош поднялся, чуть поклонился.
– Я должен многое обдумать, Хранитель Таинств.
– Я не буду тебе препятствовать, – улыбнулся Хофру.
– Позволь… мне известить тебя, когда решение будет принято, – в глазах Делкоша метались нерешительность и тревога.
– Я буду ждать, – твердо сказал Хофру.
Потом нобель ушел, быстро и бесшумно, что казалось странным для такого большого серкт, а Хофру остался сидеть в беседке. Делкош, красавец и умница, проглотил наживку – оставалось только набраться терпения.
Нобелей набралось чуть больше десятка. Их всех представил Делкош, но Хофру не стал даже запоминать их имена. К чему напрягать память, если все эти серкт в кипенно-белых одеждах могут и не дожить до рассвета?
Хофру прекрасно понимал, что он и сам может не пережить грядущую ночь, но – хвала Селкирет! – он был жрецом, причем жрецом далеко не глупым… А потому уже придумал, что будет делать, если попытка убить Царицу не увенчается успехом.
Делкош возглавил процессию. Они шли к Царице якобы по делам Носящего Рубиновую корону, делам столь неотложным, что дожидаться утра было равносильно самоубийству. Хофру плелся в хвосте, по привычке спрятав руки в широкие рукава одеяния, а лицо – в тени клобука. Немногочисленные стражи, попадающиеся на пути, низко кланялись Делкошу и едва ли не бормотали проклятия вслед Говорящему-с-Царицей. Впрочем, ничего в этом удивительного не было – огромные тугодумы в доспехах никогда не питали теплых чувств к жрецам Селкирет.
… Вот и последний поворот, за которым переливались перламутровыми инкрустациями двери в покои Царицы.
Делкош остановился, повернулся к нобелям.
– Кинжалы?
– Вот они, – Хофру со всей возможной почтительностью отогнул тряпицу, в которую были завернуты шесть ритуальных кинжалов, тонких, словно спицы, с ликом Селкирет на серебряных рукоятях.
По правде говоря, ему пришлось изрядно постараться, чтобы разыскать все шесть имеющихся кинжалов – ведь одного всегда хватало, а прочие держали про запас в пыльных кладовых…
– Разбирайте, – свистящим шепотом скомандовал Делкош, – ты берешь, ты, ты…
Затем надвинулся на Хофру, грозя раздавить.
– Повтори еще раз, жрец, что мы должны сделать.
– Вы пройдете в опочивальню Царицы, схватите ее и перережете ей вены на руках, лодыжках… И шейную артерию. Я все это время буду медитировать рядом, и войду тогда, когда кровь Царицы в достаточной мере оросит принесенный в жертву мир. После этого все будет зависеть от того, насколько точно удастся вырезать ее сердце, – Хофру, произнося это, не спускал глаз с Делкоша. И на миг – всего лишь на миг – жрецу показалось, что породистое лицо Нобеля покрыла смертельная бледность.
«А ведь ты не привык резать живых», – усмехнулся про себя Хофру, – «и тебе страшно оттого, что вы впятером будете убивать молодую и беззащитную женщину. Но ведь еще есть время повернуть обратно… Или уже нет?»
– Да будет так, – выдохнул Делкош и судорожно сжал плечо жреца, – но я постараюсь не отходить далеко от тебя, Говорящий… Так, на всякий случай.
– Твоя воля, благородный Делкош, – Хофру кивнул, – идемте же. Время настало.
… Стоящие на часах серкт бессловесно пропустили нобелей, покосившись на черную фигуру жреца. Но Делкош и здесь не оплошал: указал на Хофру и мелодичным голосом возмутился – мол, как смеете столь непочтительно смотреть на Говорящего-с-Царицей?
Драгоценные двери распахнулись, впуская убийц в маленький уютный мирок, наполненный милыми безделушками, запахом розового масла и разноцветным шелком. Стояла тишина, какая обычно окутывает сонный дом – но отчего-то у Хофру побежали мурашки по коже. Это напоминало шаги в кромешной темноте, когда того и гляди влипнешь в паутину…
– Она там, – обронил Делкош, – идите туда, в опочивальню.
Нобели послушно двинулись вперед, словно хорошо слаженный механизм.
Хофру вздохнул, огляделся еще раз – в глаза бросились маленькие подушки на кушетке, вышитые разноцветным бисером, оставленная на низком столике золотая пряжка-скорпион, хрустальный пузырек с ароматными притираниями…
– Поторопись, жрец, – напомнил Делкош, который, оказывается, глаз с него не спускал, – или ты забыл, для чего здесь?
– Отчего же, помню.
Хофру уселся прямо на пол, положил расслабленные руки на колени и прикрыл глаза. Медитация, провались все в Бездну…
Он даже не дрогнул, когда за стеной, в соседней комнате, раздался испуганный вскрик Царицы. Не открыл глаз, когда она снова закричала – только распахнул собственное сознание, принимая страх, отчаяние и боль Териклес.
«Неужели она мне солгала?» – мысли текли медленно и размеренно, как будто и не было за стеной растянутого на полу тела, как будто и не пролилась кровь из вскрытых вен.
«Неужели новая царица не бессмертна?» – успел подумать Хофру.