Сказочник Клименко Анна

Глава 8. Игра Хофру

– Это второе покушение за два дня, – проворковала Териклес, морща точеный носик, – не кажется ли тебе, о многомудрый Хранитель Таинств, что это чересчур?

Тронный зал был пуст. Лишь Царица, Хофру и пунцовые отблески утренней зари на мраморном кружеве карнизов. Несмотря на окна, распахнутые в сад, ни единого дуновения ветерка не тревожило шелковых занавесей; день обещал быть знойным и душным – достойный день для заката великой расы.

Хофру поднял взгляд на Териклес.

– Я надеюсь, что это не повторится, о божественная.

– Да, да, – черные глаза Царицы так и впились ему в лицо, – я понимаю, что отчасти виновата сама, заняв тебя поисками Ключа. Я полагала, что тебе в скором времени удастся разобрать записи прежнего Говорящего и нащупать ту путеводную нить, без которой мы были слепы в поисках...

Она замолчала, о чем-то задумавшись, рассеянно поправила на груди складки белой туники.

– Мы были слепы, Хофру, – рассеянно повторила Териклес, продолжая размышлять о чем-то своем, потаенном, – но теперь...

Ее тонкое лицо внезапно оживилось – словно рябь пошла по воде. Царица вскинула подбородок и, постукивая ногтями по полированному подлокотнику, изрекла:

– Один из тех, кто осмелился напасть на меня, несет в себе знак Ключа, Хофру. Этот... ий-лур, – название уничтоженного ею же народа далось Териклес с трудом, – он уже обладал когда-то Ключом! А это значит... Ты ведь понимаешь, что это означат, да, Хофру?

Жрец поспешно склонил голову, чтобы Териклес не увидела на лице отражения водоворота чувств, охвативших его.

Ийлур держал в руках Ключ! Воистину, Селкирет оказалась милостива к своему слуге, подбрасывая божественный подарок!

– Это значит, моя Царица, – хрипло ответил Хофру, – что ийлур рано или поздно приведет нас к Ключу. Так было записано, и так должно быть.

– Вот именно!

Не удержавшись, Териклес вскочила на ноги и, прижав руки к груди, метнулась к Хофру. Чудовище в облике той, что раньше дарила только жизнь...

Хофру невольно отшатнулся, а прекрасное личико Териклес исказила злобная гримаса.

– Что с тобой, мой верный Хофру? Ты боишься меня?

– Но для этого есть повод, верно? – он поклонился, – разве могу я не трепетать перед столь грозным и могущественным созданием, как Царица народа серкт?

Она тут же одарила его широкой улыбкой.

– Это так. Царица должна внушать подданным чувство страха! Впрочем, неважно.

Нервно передернув плечиками, Териклес прошлась по залу, обходя по кругу замершего Хофру.

– На самом деле важно лишь то, что этот ийлур должен принести мне ключ.

– Моя Царица в самом деле верит в то, что ийлур будет ей служить?

Териклес остановилась – как раз за спиной. Хофру чувствовал, что она стоит совсем близко – но не смел повернуться. Он слепо уставился на опустевший трон и изо всех сил пытался не думать  – вообще ни о чем. И уж тем более не об ийлуре, не о ключе, не о последних словах Говорящего...

– Умерь свою язвительность, жрец, – прошипела Царица, – я заставлю его принести мне Ключ. А тебе...

Несколько беззвучных шагов, шелест шелка – и она вновь очутилась напротив, почти вплотную. Хофру ощущал на лице ее дыхание, горьковатое, как и запах крови в ее опочивальне.

– Тебе я повелеваю заняться двумя оставшимися пленниками, Хофру. Кэльчу и та, кому я раньше доверяла. Я хочу, чтобы ты допросил их, как полагается... Ты ведь умеешь допрашивать, а, Хофру?

Он молча кивнул. Да, конечно же. Говорящий-с-Царицей сделает все возможное и невозможное, лишь бы Териклес осталась довольна.

– Я хочу знать, чья это была затея, и откуда еще следует ожидать нападения, – ровно продолжила правительница серкт, – а ийлуром я займусь сама. Поверь, Хофру, он сделает все, что я пожелаю.

Териклес, усмехаясь, вновь оказалась за спиной, легонько коснулась плеча.

– Ты еще здесь, Говорящий? Иди же... Я буду ждать новостей.

Хофру поклонился и скорым шагом покинул тронный зал, вновь оставляя Царицу в опасном одиночестве. Правда, с некоторых пор Хофру уже не сомневался  в умении Териклес постоять за себя – а потому покинул правительницу, нимало не беспокоясь за ее драгоценную жизнь. Он шел в дворцовые подземелья, где разместили узников.

...Ловушка, в которую угодили серкт, вновь приоткрылась. Снова замаячила призрачная, но все же надежда: Царица почуяла след ключа в плененном ийлуре. Если только она не ошиблась...

«Но ведь она не ошиблась тогда, когда мы поймали змееголового?» – Хофру вспомнил долговязого синха с замашками нобеля, в котором Териклес – тогда еще правильная Териклес – увидела знак Ключа. Жаль только, что ничего не успели они узнать, проклятая ящерица невесть откуда добыла яду и подохла в корчах.

«Теперь бы не потерять еще и этого», – Хофру поморщился.

Ха! Териклес надеется заставить ийлура служить ее величеству? Всевеликая Селкирет, какая самонадеянность! Зная немного этот народ, Хофру прекрасно понимал, что ийлур скорее согласится на пытки и казнь, чем на службу у кровного врага.

А если подойти с другой стороны? Если уговорить ийлура действовать на пользу всему Эртинойсу?

Жрец довольно хмыкнул. Селкирет вновь тасовала карты судьбы, а уж в этой игре Хофру преуспел достаточно, чтобы вытащить нужную масть...

«И мы еще посмотрим, кто останется в дураках», – он улыбался, спускаясь по винтовой лестнице в подземелья.

Еще не все потеряно. И шансы на спасение все равно остались, как бы ни старалась Териклес.

Жрец улыбался, шагая по длинному и сырому коридору, утыканному низкими  дверцами с разноцветными пятнами плесени.

Хофру добрался до дежурящих на часах стражах, потребовал показать ему пленников, осмелившихся покуситься на святая святых народа серкт.

О, разумеется, Говорящий-с-Царицей может взглянуть на них!

И перед Хофру, как по мановению божественной воли, распахивались двери. Он увидел закованного в цепи бесчувственного ийлура, даже подошел, чтобы рассмотреть поближе – «И откуда он взялся? Ведь башня Могущества должна была их всех сожрать!»

Глядя на поверженного сына старых богов, Хофру даже испытал непонятное сожаление, связанное с тем, что столь красивая раса навсегда исчезла из вселенной. Потом, уже собираясь уходить, Хофру с удивлением обнаружил в углу камеры скелет элеана. Это показалось странным, и еще более странной показалась жрецу нацарапанная над черепом элеана надпись «Иди в Храм Дракона». Но потом Хофру решил не придавать значения пустякам и перешел к осмотру второго узника.

Им оказался кэльчу, один из тех, кого пощадила башня Могущества. Он также лежал на грязном полу без чувств, и, судя по посиневшим губам, страдал сердцем. Приглядевшись, Хофру усмехнулся: да он же знал этого карлика! Тут и гадать не нужно было о причине нездорового цвета лица – какие только яды не опробовали на нем жрецы! Странно, что этот малый ухитрился сбежать, ну да судьбу не обманешь. Улизнул, чтобы вновь оказаться в подземелье.

Перед третьей дверью он помедлил. Страх царапнул по позвоночнику, и Хофру – смех да и только! – жрец Хофру с трудом взял себя в руки.

«Андоли будет без сознания, также, как и они», – мысленно успокаивал он себя, – «и никаких разговоров. Только взглянуть – и все...»

Но уже на пороге Хофру пришлось привалиться к дверному косяку.

Во рту стало горько и противно, словно разжевал какую-то гадость: в свете факела элеана приподнялась на локте и посмотрела на него чистым и внимательным взглядом.

Хофру молча повернулся, потянул на себя дверь, захлопывая ее прямо перед носом  любопытных стражей. И первыми словами, которые он смог произнести, были:

– Зачем ты вернулась?

… Воспоминания. Никому не нужные, поблекшие, безрадостные.

Они как будто нарочно ждали, долго и терпеливо – чтобы потом, воспользовавшись минутной слабостью Хофру, вмиг разнести старательно возведенную плотину и хлынуть в пересохшее русло реки.

… – Брат Хофру, Говорящий-с-Царицей просит тебя об одолжении.

Отрываясь от изучения трактата, он без особого энтузиазма покосился на стоящего в дверях послушника.

«Просит об одолжении, как же», – Хофру попробовал прикинуть, что такого могло понадобиться старику. На ум приходила только слежка за кем-нибудь из своих же – вряд ли фантазии Говорящего хватило бы на что-то большее. Но Хофру все-таки счел нужным поинтересоваться:

– Что требуется Говорящему-с-Царицей?

Послушник едва сдерживал смех.

– Говорящий считает, что ты достаточно хорошо изучил строение тел местных жителей, чтобы заняться целительством.

Хофру приподнял бровь. Ничего забавного в подобном умозаключении старого жреца не было, а весь вид юного серкт говорил о том, что он вот-вот рассмеется в полный голос.

– Что хочет Говорящий? – холодно спросил Хофру.

– Следуй за мной, прошу тебя, – послушник смиренно поклонился.

И через несколько минут перед Хофру предстал, собственно говоря, пациент – тощее, всклокоченное существо, грязное настолько, что, казалось, его намеренно вываляли в грязи.

Существо это… отбросило с лица спутанные черные волосы и с вызовом уставилось на Хофру. Так, словно хотело сказать: не нужна мне твоя помощь, и вообще, проваливай…

«Элеана», – жрец без особого интереса рассматривал девушку. И вдруг словно иглу под сердце вогнали.

Стоп!

Элеана без крыльев… Так это же – это же забава самой Териклес!

Хорош же Говорящий – и чем это он, Хофру, успел провиниться? Не вылечишь элеану, не сносить головы. Териклес не простит, если ее драгоценная куколка навеки закроет глаза…

Говорящий-с-Царицей появился тотчас же.

– А-а, брат Хофру! Мне ведомо, насколько ты преуспел в науке врачевания, а потому – заметь, это большая честь! – потому займись ногой этого юного создания. Надеюсь, ты помнишь Андоли?

«Так, значит, вот кто вырос из розовощекого младенца», – Хофру молча подошел к скорчившейся на низкой скамье элеане.

– Андоли превосходно владеет языком серкт, – добавил Говорящий-с-Царицей.

Он постоял-постоял, наблюдая за Хофру, а затем удалился. Жрец остался один на один с невероятно грязной, растрепанной девицей, у которой, судя по опухоли, приключился перелом голени.

… А дальше – дальше дни покатились, словно алебастровые шарики по склону. И как-то незаметно отмытая от грязи, чистенькая элеана стала единственным светлым пятном в жреческой жизни. Такое иногда бывает; Хофру довольно долго изучал свойства минералов Эртинойса, и нашел один невзрачный на вид камешек, который, будучи оставленным на грязном полотне, начинал его выбеливать. Даже засохшие пятна крови выводились, и ткань делалась чистой, будто новой.

Хофру было спокойно и уютно смотреть на ее гладкие косички, на тонкие пальчики, порхающие над вышиванием. Тихими утренними часами он находил утешение в прозрачных аметистовых глазах, в которых как будто спряталась радуга. Даже беспокойная душа Хофру забывала на время о десятках изрезанных в подземелье тел, которые затем просто сжигались… Жрецы торопились, выжимая последние крохи новых знаний об обитателях Эртинойса. И все было бы хорошо, если бы этот храм спокойствия не разломала сама Андоли, если бы не потянулась в страхе и одиночестве к жрецу, если бы, наконец, не выследила его в подземелье и не увидела то, чем занимались серкт в черных одеждах…

– Я тебя ненавижу, – глухо стонала она в подушку, – ненавижу, ненавижу! Скольких ты убил, Хофру? Десятки? Сотни?

И без толку было объяснять ей, что так – надо, что в этом тяжкая обязанность жреца. Как донести до понимания элеаны, что ее собраться гибнут во имя великих знаний серкт?

Андоли словно помешалась.

– А может быть, это ты мне крылышки подровнял, а? И как, весело было? Что молчишь?!!

– Будет лучше, если мы никогда больше не встретимся, – наконец выдавил из себя Хофру, – надеюсь, ты сможешь забыть… все это.

О том, что сам он не забывает ничего и никогда, жрец предпочитал молчать.

… Хофру ни минуты не тешил себя сладкой мыслью, что Андоли вернулась к нему, для этого маленькая бескрылая элеана слишком его ненавидела. Но возвращаться для того, чтобы попытаться убить Царицу?

«Но будь Териклес прежней, их попытка могла бы увенчаться успехом», – мысленно возразил себе Хофру, – «будь она прежней, нам пришлось бы уйти из этого мира и искать новые земли».

Н-да.

Всемогущая Селкирет играла смертными, свивая нити судеб в тугие узелки. Будь Териклес прежней... Но маленькая Андоли не могла предвидеть, с каким чудовищем столкнется, а потому наверняка вела отряд отчаявшихся на верную смерть.

– Зачем ты вернулась, Андоли? – прошептал Хофру, – это было ошибкой, возвращаться во Дворец.

На бледном личике элеаны появилось страдание. Сев на полу, она стиснула на груди руки.

– Хофру... Скажи, только скажи, что они сделали с остальными?

– А тебя, значит, твоя собственная судьба уже не интересует?

Он прошел вглубь камеры и остановился над элеаной.

– Не знаю, – Андоли поникла, – но ведь ты... скажешь мне правду? Что они... что вы сделали с кэльчу?

– Ничего.

Хофру разглядывал нищенские тряпки, в которые была одела Андоли. К тяжелому запаху давно не стираной одежды примешивался мятный холодок, единственное напоминание о том, какой Андоли была здесь, в саду Царицы.

Элеана обхватила голову руками и уткнулась носом в коленки.

– Не обманывай меня. Я ни за что не поверю, что Царица запросто вот так простила нас...

– А разве я говорил о прощении? – он оторвался от созерцания макушки Андоли, окинул взглядом камеру.

Мрак, зловоние, холод. Да здесь и здоровый страж долго не продержится, не говоря уже о хрупкой элеане. Как назло, под сердцем сладко кольнуло воспоминание – то единственное, ради которого стоило жить: Андоли, свернувшаяся калачиком на постели. Кажется, тогда она еще могла улыбаться во сне... Но ведь у каждого смертного бывает то счастливое время, когда он засыпает и просыпается с чистой и невинной улыбкой. Потом время это проходит, и остается лишь окаменевшее, холодное сердце в груди.

– Мне придется допросить тебя по всем правилам, – неохотно процедил Хофру, – надеюсь, ты понимаешь, что это значит. Такова воля Царицы.

Андоли тихо всхлипнула, и ее плечи предательски задрожали.

– Я не хочу этого делать, – добавил жрец, – у меня есть некоторые соображения, как этого можно избежать.

– Мне все равно, – покачала головой элеана, – теперь...

– А мне – нет, – хмуро отрезал жрец, – и я по-прежнему хочу, чтобы ты убралась отсюда как можно быстрее.

Девушка вскинула на него удивленные глаза, и в тот миг Хофру захотелось бежать из камеры подальше, навсегда, чтобы уже никогда не встречаться с той чистотой и невинностью, которые все еще жили в волшебных аметистовых глазах.

– Я... не хочу тебя видеть, Андоли, – с усилием прошептал он.

Губы элеаны тронула горькая усмешка.

– Но разве казнь – не выход?

– Нет.

Чувствуя, что беседа заходит в тупик, Хофру прошелся по камере, из угла в угол. Андоли по-прежнему сидела на полу, подтянув к груди колени и положив острый подбородок на руки.

– Теперь слушай меня внимательно, – жрец остановился в углу и покосился на дверь. Убедившись, что она  по-прежнему плотно закрыта, он продолжил, – завтра я приду к тебе с писцом, который будет вести протокол. Ты расскажешь, что тебя похитили из Дворца и долго держали в плену, считая лазутчицей, а потом... Потом опоили и в беспамятстве приволокли обратно во  Дворец. Кроме того, Андоли, ты расскажешь и о том, как тосковала все это время по Царице...

Тут он невольно запнулся: перед глазами все еще стояла уютная комната, вышитые цветным бисером подушечки и – нобель в окровавленной мантии, мешком вывалившийся из дверей царской опочивальни.

– Ты все это время тосковала по божественной Териклес, – деревянным языком закончил Хофру, – и мечтала вернуться.

Жрец взглянул на Андоли – та грустно и с легким укором смотрела на него.

– Зачем мне это, Хофру? К чему мне спасаться, если мои друзья обречены?

– Я бы так не говорил, – он почувствовал, что щека нервно дернулась, и принялся тереть ее, – тот ийлур... Он, как оказалось, имеет особую ценность для Царицы.

– Какую?

– Тебе это знать не обязательно, – огрызнулся Хофру, – что касается кэльчу... Полагаю, что кого-то придется казнить.

– Хофру... – Андоли проворно поднялась на ноги и неслышно, словно кошка, приблизилась, – Хофру, милый, хороший... пожалуйста... сделай, чтобы никого из них не казнили, а?

Он недоуменно уставился на пальчики элеаны, теребящие застежку куртки. Как любопытно – в ушах еще не отзвучало ее «ненавижу», а теперь вот – милый и хороший. Что же такого случилось с Андоли за время ее странствий по Эртинойсу? Или – простила, забыла, поняла?.. Вряд ли. Заглянув в ее глаза, жрец понял, что слова – не более, чем шелуха. Ничего не изменилось с того момента, как он помог ей бежать, а если и изменилось – то только не по отношению к жрецу Селкирет.

– Ты же можешь это сделать, – растерянно пробормотала Андоли, – ты такой могущественный! Ты и раньше был одним из главных жрецов, а теперь наверняка...

И тут вдруг Хофру почувствовал зависть. Самую обычную белую зависть, да! Он начинал завидовать и приговоренному к казни кэльчу, и тому ийлуру, в котором Териклес почувствовала великий Знак... Потому что никто и никогда не пекся так о жреце Хофру, как пеклась о пленных маленькая бескрылая элеана.

– Хофру, – ломкий голос Андоли вернул его в реальный мир, – Хофру, я сделаю все, что ты только скажешь... Только спаси их...

В аметистовых глазах билось, пульсировало отчаяние. Андоли трясло, миловидное личико превратилось в маску отчаяния. Она протянула руки к Хофру, как будто для объятий – и жрец попятился. Воскрешение воспоминаний оказалось чересчур болезненным даже для него.

– Единственное мое желание, – прошипел он, глядя на беспомощно упавшие девичьи руки, – чтобы ты убралась отсюда подальше и никогда – слышишь? – никогда не возвращалась.

Подбородок Андоли задрожал, и слезы, так долго сдерживаемые, потекли блестящими каплями по щекам.

– Хофру... – ее шепот запутался в шелесте жреческого одеяния.

– Я полагаю, мы договорились, – поспешно сказал жрец и отвернулся.

Через несколько мгновений пытка закончилась: Хофру снова оказался в мрачном коридоре, рядом со стражами. Андоли осталась по ту сторону двери.

– Принесите девушке одеяла и теплую одежду, – процедил он, – немедленно. Я проверю, как вы исполняете приказы Говорящего-с-Царицей.

...На следующий день Селкирет была милостива к нему.

Во-первых, дошли слухи о том, что Царица самолично навестила пленницу, элеана рыдала, целуя ноги правительницы серкт, за что и была полностью прощена. Андоли поселилась даже не в саду – в покоях Царицы, и опять-таки, судя по сплетням, вновь сделалась покорной игрушкой в руках Териклес.

Во-вторых, Царица уступила настойчивым просьбам самого Хофру и оставила жизнь кэльчу. Жрец прозрачно намекал на то, что узник – прекрасный материал для исследований и, к тому же, может оказаться полезным в расшифровке надписей ледяной пирамиды. Териклес поверила – и приказала поместить кэльчу в «узилище для благородных», место не в пример более теплое и светлое, чем подземелья.

Ну, и напоследок – Хофру донесли, что Териклес побеседовала с ийлуром, после чего в гневе била вазы и ругалась последними словами, которые, между прочим, совсем не к лицу правительнице серкт. Это изрядно повеселило Хофру; видать, сбежавшая из башни Могущества сущность изрядно подпортила характер прежней Териклес.

«Прекрасно, прекрасно», – Говорящий-с-Царицей воспрянул духом. Все шло именно так, как он и хотел. Похоже, наставало время его собственной игры – и Хофру решил тотчас же нанести визит ийлуру.