Афганский осведомитель Стрельцов Иван

— Действуем, как договорились, — отдавал последние распоряжения Прохор. — Поднимаемся на гору, выбираем цели и одновременно мочим душманов, потом продвигаемся внутрь. Работаем быстро и чисто, главное, по-тихому. Все, пошли…

Преодолев проход, разведчики разделились на пары. Бесшумно, как бесплотные тени, они выбирали огневые позиции. «Пуф-ф, пуф-ф», — едва слышно плюнули свинцом автоматы. Один из часовых, выронив оружие, повалился на бок, другой лбом «поцеловал» перед собой так и не успевшую остыть за ночь землю. Третьему пуля угодила в грудь и швырнула назад на глинобитную стену дувала, раскинув неестественно широко ноги, моджахед сполз вниз. Двое последних душманов «раскинули мозгами», забрызгав вокруг себя камни серовато-бурой жижей.

Боевое охранение басмаческой стоянки было уничтожено в считаные секунды. Прапорщик Прохоров взмахнул рукой, давая сигнал по цепи начать движение вперед.

Все разведчики были опытными бойцами, не единожды побывавшими на боевых, но у войны свои законы и свои расчеты.

Зачищая двор за двором, одна из пар десантников наткнулась на группу душманов, готовившихся устроиться на ночлег. Разведчики первыми среагировали, и короткие очереди сбили с ног басмачей, пули точно нашли свои цели. Только самый молодой из тройки душманов умер не сразу. Он рухнул на землю и, засучив ногами, обутыми в сыромяжные лапти из толстой бычьей кожи, внезапно во все горло завопил, вкладывая в этот крик остатки жизненных сил.

— Ал-ла-а!

И сразу же кишлак, несколько минут назад казавшийся пустынным, ожил, зашевелился, забалаболил десятками разных голосов.

— Вперед, мочи их! — расстегивая клапан на кобуре с автоматическим «стечкиным», рявкнул Прохор, теперь играть в молчанку не имело смысла.

В глубине кишлака хлопнули разрывы нескольких ручных гранат, потом застучали трели автоматных очередей. И тут же к этой какофонии боя добавились крики раненых…

Когда раздались первые выстрелы, Халед уже дремал, лежа на толстом мате из верблюжьей шерсти; подобные лежаки были у всех моджахедов, позволяя спать на камнях зимой и летом без риска застудиться.

Подхватив свой автомат, Халед бросился наружу и, выскочив из капонира, едва лицом к лицу не столкнулся с русским десантником. Широкоплечий разведчик, вскидывая автомат, резко завалился на левую ногу, одновременно надавливая на спусковой крючок.

Очередь ударила афганца в грудь, сбивая с ног. Халед лежал на спине, пуская изо рта кровавые пузыри, с ними из него уходила жизнь. Мутным взором он наблюдал, как десантник, склонившись над ним, привычными движениями обыскивает одежду, самым ценным трофеем оказались четки. Прохор сунул их в нарукавный карман, затем забросил за спину автомат афганца и бросился на звуки выстрелов…

Разгоревшийся в мертвом кишлаке бой заставил Кочетова пренебречь опасностью, и он громко скомандовал:

— Вперед, парни! — И совсем не по-военному добавил: — Наших бьют.

Десантники, большинство из которых были нагружены вооружением, не считаясь с этим, бросились наверх, на звуки стрельбы и сполохи взрывов. Но к тому времени, когда бойцы добрались до окраины кишлака, бой стих.

Разведчики использовали в этом бою два основных фактора — внезапность и расстояние, что называется, вытянутой руки. У басмачей не оказалось времени на раскачку, а десантники применили всю огневую мощь.

Когда Григорий Кочетов с группой десантников добрался до центра мертвого кишлака, там уже собрались все штурмовики во главе с их командиром. Здесь же складывали трупы убитых боевиков, захваченные трофеи.

— Ну как, Прохор? — спросил старший лейтенант у разведчика.

— В пределах нормы, — просто ответил прапорщик, доставая из нагрудного кармана мятую пачку «Дымка». — Двое «трехсотых», ранения легкие, так что мы их переиграли.

— Прямо как в басне: «басмач и охнуть не успел, как на него мужик насел», — усмехнулся Кочетов.

— Именно, — вяло кивнул прапорщик. Попыхивая дешевой сигаретой, он, щурясь, смотрел на сереющий небосвод. Сутки подходили к пограничной полосе, отделяющей ночь от дня.

— А как насчет каравана с оружием? — спросил Кочетов, это был главный приз их вылазки за пределы базы.

— Полно, — Прохоров кивнул в сторону замаскированного въезда в капонир. Не вынимая изо рта тлеющую сигарету, он вдруг крикнул: — Плющ, а ну тащи сюда одну из дур.

Через минуту из капонира появился совсем молоденький белобрысый боец с испачканным налетом рыжей пыли лицом, таща на плече длинную трубу пусковой установки.

— Вот это зверь, — с нескрываемым восхищением пробормотал Кирилл Марков, когда он вместе с другими милиционерами и Вакленко с Джалаловым подошли к десантникам, разглядывая трофейный ПЗРК.

Старший лейтенант, взяв у десантника пусковую установку, проворно подсоединил блок питания, потом, переставив в боевое положение предохранитель и взвалив трубу на плечо, сказал:

— Вот это и есть «Рэд Ай», и нужна теперь только цель. Система наведения, установленная в ракете, в момент захвата цели подает звуковой сигнал, и все, только жми на пуск и следи, как эта тварь саданет по турбинам самолета или вертушки.

Григорий, счастливо улыбаясь, даже подмигнул Кириллу от избытка чувств.

— Большое дело сделали, Кирюха, летуны нам теперь должны.

— Слышь, Гриня, а откуда ты так хорошо разбираешься в этих «шайтан-трубах»? — спросил Марков.

— Так нас в училище по «Рэд Айям» гоняли будь здоров. Готовили ведь для европейского театра военных действий. Ну а десант должен бороться в тылу врага, и чаще всего его же оружием. Вот и объясняли, что эти ПЗРК очень даже удачно можно использовать не только против авиации, но и по наземным объектам. В отличие от РПГ «Рэд Ай» дает приличное облако осколков при мощном взрыве, так что можно бить и пехоту, и легкую бронированную технику.

Кочетов хотел еще немного просветить сыщика, как внезапно собравшиеся услышали доносящийся высоко в небе громкий шелест.

— Минометы! — во всю мощь своих легких заорал старший лейтенант. — Все в укрытие!

В одно мгновение площадь опустела, и тут же рванула серия взрывов, взметнув комья рыжей утрамбованной глины. В следующую секунду разорвалась вторая серия мин.

— Твою мать, — одними губами выругался старший лейтенант и тут же стал отдавать распоряжения: — Прохор, давай займись обороной, распредели людей по секторам, а я пока свяжусь со штабом батальона и «Кустанаем», чтобы были готовы нас прикрыть «дашками»…

Дальше голос офицера заглушила новая серия взрывов, но эта канонада уже не была такая пугающая.

Десантники, таща за собой станковые автоматические гранатометы, пулеметы, стремительно разбегались по дворам крайних дувалов, в считаные минуты превращая заброшенный кишлак в укрепленный район. Сейчас ни один из бойцов не филонил, не переговаривался, все работали быстро и слаженно. Под аккомпанемент взрывов жужжали металлические ленты с коническими гранатами и длинными, похожими на гвозди, патронами.

Кобальтовцы вместе с двумя младшими сержантами оказались в одном из крайних дувалов.

— Стены здесь крепкие, по крайней мере попадание мин этого калибра выдержат с гарантией. Поэтому главная опасность — окна. Всей мордой не выглядывать, старайтесь смотреть боком. Все ясно?

На этот вопрос никто не ответил, все занимались подготовкой к бою. Кирилл, опустившись на колено возле небольшого оконного проема, снял с плеча свой «АКМСУ» и выставил металлический приклад, рядом с ним пристроился старшина Огородник, нервными движениями затягивающий ремешок каски на узком подбородке.

Неожиданно наступила звенящая тишина, вышедшее солнце стало неимоверно припекать, быстро нагревшийся воздух был пропитан кислым запахом сгоревшей взрывчатки. В дувале стояла нестерпимая духота. Одежда мгновенно стала влажной от пота, горькие, мутные капли стекали по лицу, норовя попасть в глаза, и дальше скользили за ворот.

— Сейчас попрут, — возле Маркова присел Миша Вакуленко. — Длинными очередями не бейте, только зря расходуете патроны. Лучше одиночными, в крайнем случае короткими.

Разговор с младшим сержантом длился не больше минуты, когда со стороны плато, тянувшегося от кишлака к горам, раздался громкий, душераздирающий крик:

— Аллах акбар!!!

И в следующее мгновение горы вновь ожили, теперь серые камни запестрели чалмами, тюбетейками, ватными халатами и жилетками. В таком виде душманы напоминали стремительный сель, который рвется вперед со всей сокрушительной силой, чтобы на своем пути не оставить ничего живого.

Лейтенант Ковалевский вскинул автомат, выставляя ствол «Калашникова» в оконный проем.

— Отставить стрелять, еще не наше время, — остановил его Джалалов, и как будто в подтверждение его слов из глубины кишлака отрывисто залаяла пара «АГС-17», а следом ударили пулеметы, и только потом ожили автоматным огнем позиции десантников. Несмотря на шквал раскаленного свинца, моджахеды продолжали наступать. Некоторые из басмачей падали, чтобы уже больше никогда не подняться, другие вскакивали и, петляя, упорно двигались вперед, с каждым шагом сокращая расстояние до кишлака.

Кирилл сперва, как и советовал Вакуленко, стрелял короткими очередями, пытаясь выцелить басмача «поаппетитней», но вскоре позабыл все инструкции и наставления и сек наступающих длинными, по полрожка очередями.

Неожиданно к шуму выстрелов добавился новый звук, небо буквально прогнулось, пропуская сквозь свою толщу тяжесть летящих болванок.

Плато вздрогнуло, и как из жерла вулкана вырвались гигантские фонтаны огня, стали и дыма. В несколько секунд пространство перед кишлаком заволокло рыжей пылью.

— Вот это нам «Кустанай» подсобил, — размазывая по лицу пот с грязью, радостно сообщил Джалалов. — Это у них там стоит батарея безоткатных гаубиц «Д-30». Вот они и садят.

Огневой налет гаубичной батареи сорвал атаку басмачей. Когда пыль на плато улеглась, можно было разглядеть среди черных обугленных зевов воронок похожие на лохмотья ветоши трупы убитых моджахедов.

Над плато нависла гнетущая тишина, страшный момент, когда не знаешь, чего ждать — новой атаки или помощи своих.

Пользуясь минутным затишьем, младшие сержанты, раскрыв свои вещмешки, разложили картонные коробки с патронами и сноровисто набивали пустые магазины. Трое милиционеров последовали их примеру, занимая работой свободное время.

— Здорово, славяне, как настроение? — в хижину забрался Григорий Кочетов. Старлей явно находился в приподнятом настроении. — Связались мы со штабом батальона. Комбат сперва грозился расстрелять меня перед строем, но когда узнал, что мы перехватили «духовский» караван с зенитными ракетами, то сменил гнев на милость. Сказал, что сейчас же свяжется со штабом и сразу распорядится выслать нам в помощь маневренную бронегруппу. А пока нас будут поддерживать пушки с «Кустаная».

— А откуда здесь взялось столько «духов»? — слушая Кочетова, не удержался от закономерного вопроса сыщик. Вовсе не так он себе представлял операцию по захвату каравана.

— Да здесь они, паскуды, были поблизости. Видимо, собрались следующей ночью все ракеты в горы уволочь. А ты их упредил, молодец, опер. Вот теперь, суки, и беснуются, хотят свое добро вернуть. А хрен им, — старлей, сидя на корточках, похлопал себя по груди, бедрам, коленям, как будто собрался пойти в плясовую. — Сейчас они снова рванутся на приступ, так что, хлопцы, не зевайте. Пойду посмотрю, как там другие. Чувствую, сидеть нам здесь придется добрых полдня.

Старший лейтенант выбрался из дувала и, пригибаясь, перебежками двинулся в сторону соседнего двора.

Пальцы, одеревеневшие и потерявшие чувствительность от долгой стрельбы, со временем приобрели необходимую гибкость, и теперь снаряжение магазинов пошло куда быстрее.

— Не, если «духи» вцепились, так просто они из зубов нас не выпустят, — авторитетно проговорил Вакуленко, вставляя полные магазины в подсумки своего «лифчика».

— Так, может, эти ракеты взорвать? — предложил Николай Семенович Огородник. Бой для немолодого старшины оказался серьезным испытанием. И в глубине души водитель жалел, что ввязался в эту операцию.

— Конечно, если их взорвать, «духи» тут же уйдут в горы. Да и, с одной стороны, как ты их взорвешь, пять груженных доверху грузовиков? Здесь же все разнесет к чертям собачьим. А с другой стороны, кто же позволит взорвать ракеты, сейчас комбат доложит командиру полка, тот комдиву. Вот там и сообразят, что можно всю эту историю развить до уровня большой армейской операции, где была и банда басмачей уничтожена, и захвачены внушительные трофеи. Вот где наград можно отхватить, — Михаил говорил будничным голосом знающего человека. Впрочем, ничего удивительного для Маркова в этом не было. Приближенные к начальству, как правило, в курсе «тайн Мадридского двора». Бывшие разведчики, младшие сержанты, как никто другой, были в курсе темы.

Передышка выдалась недолгой, и вскоре снова зашелестели серии минометных залпов. Хлопки взрывов зазвучали с частотой дождевых капель.

Прячась за толстыми глинобитными стенами, Кирилл, несмотря на уверения десантников, что они по крепости не уступают бетонным, тем не менее инстинктивно вжимал голову в плечи.

Немногим позже к минометному обстрелу добавился огонь крупнокалиберного пулемета. В стену их хижины как будто несколько раз ударили кувалдой, и тут же во мрак дувала ворвались яркие лучи дневного света.

Марков в изумлении уставился на отверстия, три рваные дыры с кулак размером пялились на него темными зрачками.

— Черт, ДШК! — в один голос выкрикнули младшие сержанты, валясь ниц на земляной пол.

— Что? — не понял Ковалевский, и тут же мощный удар отбросил его в сторону. Вместо левой руки лейтенанта было кровавое месиво.

Десантники и старшина бросились раненому на помощь, пытаясь наложить жгут и перевязать рану.

— Вот, сука, гвоздит, — пригибаясь едва ли не до самой земли, злобно рычал Вакуленко, не забывая накладывать виток за витком белые ленты бинта.

Несколько секунд Кирилл пребывал в психологическом ступоре, потом, будто очнувшись, рывком бросил свое тело вперед к дверному проему и, прежде чем вывалиться наружу, бросил:

— Джалалов, за мной.

— Вы что, товарищ капитан, обезумели? — оказавшись рядом с Марковым, тихо спросил младший сержант.

— Разговаривать будем после, а сейчас марш за мной! — не терпящим возражений тоном рявкнул сыщик.

Вскочив на ноги, он бросился в направлении ближайшего капонира. Скатившись прямо под капот «Тойоты», нащупал верхний ящик и потянул на себя. Затем, открыв замки, откинул крышку и вытащил наружу длинную трубу пусковой установки. Руки за несколько секунд подсоединили блок питания, переведя предохранитель в боевое положение. Кирилл делал все быстро, сноровисто, как будто не в первый раз собирал ПЗРК, хотя впервые увидел этот процесс всего несколько часов назад. В другой ситуации, может, повторить и не удалось бы, но сейчас сыщик об этом не думал. Руки сами все делали.

Наконец пусковая установка была готова к стрельбе. Вскинув ее на плечо, Кирилл бросился наверх, где его ждал Джалалов.

— Вы что, товарищ… — недоумевающе взглянул на него младший сержант, подозревая милиционера в кратковременном помутнении разума.

— За мной, — махнул рукой Марков и пригнулся, услышав свист падающих мин.

Они перебежками достигли ограды, выложенной из горной породы.

— Трассеры у тебя есть? — спросил Кирилл у десантника.

— Так точно, целый рожок.

— Вот и подсвети мне этот чертов ДШК, — проворчал Марков, потирая указательным пальцем гашетку пусковой установки.

— Сейчас, сейчас, — Джалалов быстро сменил в своем автомате магазин, потом, встав на колено, послал длинную очередь. Рой розовых светлячков устремился в сторону горы, где, как успел заметить сыщик, вспыхивал едва различимый огонек.

Вскочив во весь рост, Кирилл навел прицел тяжелой трубы на эти вспышки, потом надавил на спуск. Из тыльной стороны установки вырвался сноп огня, а выброшенная порохом заряда ракета, оставляя за собой дымный шлейф, пронеслась вперед. Марков, падая, отбросил уже ненужную трубу ПЗРК за ограду. Из своего укрытия они не видели, как ракета взорвалась и, подобно фейерверку, разбросала сотни ярко-золотистых искр.

— Сдох, собака, — нарушил молчание Джалалов. Каким-то седьмым чувством опытного фронтовика он догадался, что крупнокалиберный пулемет душманов уничтожен.

Минометная канонада стихла, и тут же раздался воинственный вопль, ответом ему со стороны заставы «Кустанай» стал доносящийся вой подлетающих тяжелых гаубичных снарядов.

— Ходу в укрытие! — рявкнул Марков и вслед за младшим сержантом бросился обратно в дувал…

Этот день казался бесконечным, десантники отбили семь атак. Душманы под огнем упорно рвались вперед, с каждым разом приближаясь к окраине кишлака.

— Еще пара таких атак, и дойдем до рукопашной, — устало произнес Вакуленко, рефлекторно касаясь пальцами подсумка с ручными гранатами.

— Косорылые прут и прут, — согласился с десантником Огородник.

Они сидели в духоте прожаренного под солнцем дувала, дыша спертым, наполненным пороховыми газами воздухом. Каски и бронежилеты были отброшены в угол, там же лежал без сознания раненый Ковалевский.

Раздетый по пояс Джалалов помогал Кириллу набивать магазины остатками патронов. Маркову уже казалось, что время остановилось и сейчас он находится в аду, где и придется оставаться до скончания века. Эти мысли жгли мозг, разъедали своим ужасом душу.

— Здоров, мужики, — в дувал ввалился Прохор, прапорщик также снял каску и бронежилет. На его голое мускулистое тело, блестящее от пота, была надета лишь самодельная разгрузка, набитая боеприпасами. — Как вы тут, держитесь?

— Держимся, — за всех ответил Джалалов, не отвлекаясь от своей работы.

— Выбираться нужно из укрытий, — проговорил прапорщик. — «Духи» уже залегли на околице, так что, если перемахнут через ограду, ваши дувалы станут вашими могилами.

— А что, артиллеристы нас не поддержат? — удивился Огородник.

— Нет, Кочетова вместе с рацией накрыло миной. Так что корректировать гаубицы больше некому. В общем, выбираемся наружу и встречаем «духов» карманной артиллерией. А дальше, как карта ляжет…

Представитель Красного Креста имел паспорт Швеции и соответственное имя и фамилию. Благообразный господин находился в Кабуле уже два года, занимаясь вопросами поставок медикаментов в больницы и госпитали по линии международной организации.

По долгу службы швед часто бывал, в Кабульском аэропорту, контролируя доставку и прием грузов. За это время он обзавелся внушительными связями и сейчас, ожидая прилета грузового лайнера из Хельсинки, стоял в стеклянной кабине диспетчерской башни, откуда открывался отличный вид не только на гражданский аэропорт, но и на военную его половину, где размещались советские войска.

Швед внимательно рассматривал серые, похожие на врытые в землю бочки, металлические ангары, замершие ровным строем толстобрюхие туши транспортных самолетов. В торце взлетной полосы замерла дежурная пара фронтовых штурмовиков. Военный аэродром жил своей отдельной и бурной жизнью. Сейчас возле посадочной полосы выстроилась целая кавалькада из представительских машин, поблескивающих на солнце черным лаком. Возле автомобилей толпилось множество высокопоставленных военных. С высоты башни КДП отчетливо были видны золотые звезды на погонах офицеров.

Все они пристально наблюдали за замедляющим движение белоснежным лайнером «Ту-154». Наконец самолет замер, к нему тут же подъехал автотрап. В фюзеляже лайнера отворилась дверь, и на трап ступила молоденькая стюардесса в ярко-синей униформе.

Следом за стюардессой на трап вышел моложавый подтянутый двухзвездочный генерал. Одарив девушку мимолетной улыбкой, он стремительно спустился по ступенькам на разогретый бетон аэродрома.

Пока прилетевший высокий чин спускался по трапу, представитель Красного Креста, поставив на подоконник свой кожаный кейс, разговаривал с одним из афганских диспетчеров. Пока длилась эта пустая беседа, вмонтированная в стенку чемодана широкоформатная камера «Сименс» фиксировала встречу командования 40-й армии с высоким московским гостем.

В тот же вечер информация о прилете в Афганистан генерал-лейтенанта Дрямова была переправлена в штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли. И сразу же лучшие эксперты разведки принялись за разработку предстоящей операции. А в Москве американская резидентура занялась поиском графика посещений инспектором Генштаба гарнизонов в Афганистане…

Голова гудела, как поминальный набат, Кирилл то и дело морщился от боли, перед глазами периодически возникали страшные образы. Бородатые душманы с оскаленными в страшном крике лицами, оседающий у ограды старшина Огородник с черным провалом вместо правого глаза и развороченным затылком. Он был похож на сломанную большую игрушку. И снова душманы. Теперь их лица появились крупным планом, как будто неведомый оператор наехал своей камерой, а смердящее дыхание, исходившее из их оскаленных пастей, только усиливало ощущение неестественности, фантасмагории.

Кадр менялся, и теперь где-то сбоку маячили полуголые фигуры Джалалова и Вакуленко. Десантники ничем не отличались от басмачей, такие же выпученные глаза и раскрытые в немом крике рты. Младшие сержанты, подобно древним воинам, держа свои автоматы за стволы, размахивали ими, как дубинами. Снова лица моджахедов, теперь они со скоростью калейдоскопа мелькали перед глазами, то изменяясь до неузнаваемости, то превращаясь в звериные морды или вовсе в размытые кровавые пятна, которые в конце концов срастались в одну огромную точку, из алого переходящую в черную. Все это гигантской волной обрушивалось на измученное сознание Кирилла.

Острая боль в очередной раз пронзила тело сыщика. Сжав зубы, он тяжело застонал, сознание немного прояснилось, хотя восприятие было такое, будто он накрыт толстым ватным одеялом. Сквозь эту вату до слуха Маркова донесся незнакомый женский голос:

— Слава богу, он приходит в себя.

Кирилл разомкнул набрякшие веки и увидел над собой высокий потолок, на голубом фоне золотые завитушки арабского письма. Мозг оперативника, несмотря на боль, выдал: «Я на вилле».

Потом он скосил глаза в сторону, рядом с постелью стояли майор Евтушенко и немолодая женщина в белом халате, со стетоскопом на шее. Врач, заметив движение глаз капитана, слегка наклонилась вперед и несколько раз щелкнула пальцами перед его носом, негромко спросив:

— Как вы себя чувствуете, Кирилл Николаевич?

— Пить хочу, — пересохшими губами прошептал Марков, его голос прозвучал тихим шелестом.

Особист вопросительно посмотрел на врача, та едва заметно кивнула. Майор подскочил к небольшому холодильнику, достал запотевшую бутылку боржоми. Свернув пробку, Евтушенко налил полный стакан пузырящейся жидкости и поднес ко рту сыщика, одной рукой поддержав его голову. Кирилл пил воду большими, жадными глотками, чувствуя, как внутри его гаснет полыхающий пожар.

Когда стакан опустел, Марков только и смог произнести:

— Хорошо.

На строгом скуластом лице врача появилось некое подобие улыбки, и она безапелляционным тоном профессионала заявила:

— Просто отлично. Кризис миновал, ваш офицер идет на поправку. Но ему нужна хотя бы неделя покоя, чтобы восстановиться. — Повинуясь неясному порыву, она положила руку на грудь Маркова и почти с нежностью добавила: — Выздоравливайте, Кирилл Николаевич.

Уже уходя, врач остановилась у дверей и напомнила:

— Если возникнут какие-то осложнения — сразу вызывайте меня.

— Обязательно, доктор, — заверил женщину Евтушенко.

— Что со мной произошло? — хрипло спросил Кирилл, когда они с особистом остались в комнате вдвоем.

— А ты что, совсем ничего не помнишь? — медленно спросил майор, присаживаясь в кресло рядом с кроватью.

— Я помню, как пришел Прохор и сказал, что на артиллерию теперь рассчитывать не приходится и нужно выбираться из дувалов, чтобы «духов» встретить ручными гранатами. На этом все…

— Вы встретили басмачей гранатами, а потом началась рукопашная схватка, — тихо, взвешивая каждое слово, начал рассказывать Евтушенко. — В которой погиб твой водитель старшина Огородник и младший сержант Джалалов, а также еще десятка полтора десантников. И все равно душманы не смогли прорваться к своим ракетам.

— Их все-таки взорвали? — прохрипел Марков.

— Да нет, — скупо улыбнулся особист. — Помощь вовремя подоспела. Когда информация о захвате каравана с ПЗРК дошла до штаба армии, сразу же на место была направлена воздушно-тактическая группа из роты специального назначения и мотострелковый батальон, усиленный танками. Но пришли они, что называется, под занавес. Ваша группа, взявшая караван, потеряла пятнадцать человек «двухсотыми» и двадцать один «трехсотыми». Большие потери? — задумчиво, будто сам себе задавая вопрос, спросил Евтушенко и тихо ответил: — Большие, но это оправданные потери. Вы захватили двести зенитных ракет и положили у мертвого кишлака почти полторы сотни моджахедов. Как ни по-людоедски звучит, но счет в нашу пользу с большим перевесом.

— Как Гриша Кочетов, его вроде миной накрыло? — с тревогой спросил Кирилл. Ему снова захотелось пить, но Евтушенко просить не стал. Сам протянул руку, взял бутылку и, приподнявшись на локте, с жадностью припал к горлышку.

— Мина угодила в стену дувала, та рухнула, придавив находящихся внутри. Рацию всмятку, радисту поломало руки, а вот Кочетова привалило целиком. Хорошо, что помощь пришла вовремя, успели отрыть. Сейчас лежит в ташкентском госпитале, весь в гипсе. Кстати, там же находится и твой охранник лейтенант Ковалевский, ему по плечо ампутировали руку…

В комнате повисла неловкая и гнетущая тишина, Марков только зубами скрипнул от душевной боли, считая, что он виноват в смерти пожилого старшины Огородника и в том, что еще совсем молодой парень Федя Ковалевский стал инвалидом на всю жизнь. А он уцелел и почти невредим. В груди неприятно запекло, капитан несколько раз тяжело вздохнул и спросил:

— А меня-то как сюда угораздило?

— Тебя в общей свалке отрыл Вакуленко, на тебе лежали пять дохлых «духов». Ты рвал их буквально на части и под этими трупами чуть не задохнулся. Четверо суток не приходил в себя, уже думали отправлять в Кабул в армейский госпиталь. Но, к счастью, ты сегодня очухался, врач сказала, теперь пойдешь на поправку.

— Мне нужны водитель и охранник, поможете, Роман Иванович? — не дослушав особиста, спросил Марков.

— Конечно, — даже не удивился такой просьбе Евтушенко. — Вон сейчас без дела болтается твой ангел-хранитель Вакуленко. Пусть при тебе будет, все равно до дембеля ему всего ничего осталось. И водитель найдется.

— Они мне нужны на завтра, — угрюмо прохрипел сыщик.

— Да ты что! — возмутился майор. — Окстись, Кирилл. Врач сказала, хотя бы неделю нужно отдохнуть. Нервная система у тебя как взведенная граната, в любой момент может сработать. И что тогда? А я тебе скажу что — или дурак безмозглый, или вовсе труп. Понимаешь это?

— Понимаю, что специфика моей службы — это работа с агентурой, — прорычал Марков, срываясь на крик, в груди еще сильнее запекло. — А от информаторов в этой войне слишком многое зависит. Может, еще один караван с какой-нибудь гадостью идет к нам, их же надо перехватить и уничтожить или как?

— Прекратите истерику, капитан! — зло выкрикнул особист. Как всякий контрразведчик, он был хорошим психологом и знал, на что кому давить. — Ты что, думаешь, что такой незаменимый, супергерой-одиночка? Так вот, Аника-воин, два дня тому назад с гор вернулась ваша команда «Кобальта». Майор Артюхов, когда узнал о гибели своего старого друга старшины Огородника, пытался тебя убить. По крайней мере, хватался за табельный «ствол» и выкрикивал угрозы в твой адрес. Но потом одумался и поступил в духе штабистов, проще говоря, накатал начальству объемную «телегу», в которой обвинил тебя во всех смертных грехах. Я, конечно же, сообщил об этой херне в особый отдел армии. Там этот опус, конечно, перехватят и нейтрализуют, но нужно время. Сейчас в Кабуле большой московский шмон…

— Да пошел он со своей «телегой» вместе, — зло выкрикнул Кирилл, ему сейчас было плевать на угрозы сибиряка.

— Я же сказал, не кипятись, опер, — жестом остановил его контрразведчик. — Ты знаешь нашу систему. Бумага, получившая официальный ход, пострашнее артиллерийского залпа. Сам ведь знаешь, что будет дальше… Тебя отстранят от оперативной работы, потом сопроводят в Кабул, а то и вовсе вернут «за речку» в Союз, и начнется следственная тягомотина. Вот тогда ты, Кирилл Николаевич, вспомнишь про своих информаторов, агентов, но будет поздно. Как сказал классик в бессмертном запрещенном произведении: «Поздно, Аннушка пролила масло»… А твоя информация, сам знаешь, как бывает важна для армии.

Евтушенко замолчал, Кирилл также молчал, то ли не спеша озвучивать свои мысли, то ли осознавая суровую правду слов особиста.

— Давай, товарищ капитан, мы придем к компромиссному решению, — веско заговорил Роман Иванович. — Вместо недели, которую требует для твоего восстановления товарищ доктор, ты вылежишь, ну, скажем, три-четыре дня. Я за это время решу вопрос с «телегой», а дальше, так и быть, работай со своим «дятлами». Ну что, добре?

— Добре, — вынужденно улыбнулся Марков. То, что он услышал, было единственно верным решением.

— Да, еще, — вспомнил Евтушенко, — и последнее. Чтобы избежать разного рода эксцессов, ты эти дни оставайся на вилле. Отбывай постельный режим…

Вечером того же дня Маркова навестил Прохор. Как успел заметить Кирилл, у прапорщика на левой скуле багровел грубо зашитый шрам. Глаза десантника глубоко запали, как будто от долгой бессонницы, а кривая ухмылка говорила о нездоровом настроении.

— Что, детинушка, невесел, — с улыбкой встретил разведчика Кирилл. — Тебя вроде, как я слышал, к ордену представили?

— Ага, представили, — кивнул разведчик, гримаса злости на его лице проступила еще явственней. — Знаешь, Николаич, как говорят, одной рукой дают, другой забирают.

— Это как же так? — не понял сыщик.

— А очень просто. Комбат написал на отличившихся представления на ордена за караван, а Башибузук снял меня с командования взводом. Формулировка — «за несвоевременный доклад и самоуправство, повлекшие смерть подчиненных». Красиво завернул, собака, хоть сейчас сдавай меня в трибунал.

— И что дальше?

— Выкинул меня Султан Алиевич, как шелудивого пса, сейчас обитаю в роте охраны. Сдается мне, буду вечным начкаром на базе. — Прохор тяжело вздохнул, сейчас он был похож на человека, потерявшего опору под ногами. Сунув руку в карман камуфлированных штанов, он вытащил плоскую металлическую фляжку. — Вот, коньяк армянский, два года назад захватил, когда ехал «за речку». Все это время берег для самого пикового случая. Вот, выходит, он и наступил. Ну что, капитан, помянем тех, кого с нами сейчас нет и уже никогда не будет. Тех, кто остался на развалинах мертвого кишлака.

Кирилл поморщился, у него по-прежнему болела голова, да и все тело ныло после той кровавой рукопашной. Сейчас сыщик почему-то вспомнил Толяна, своего закадычного дружка из районного уголовного розыска. Парень вовсе не хилых габаритов и недюжинного здоровья. Однажды, когда милиция проводила шмон очередного «катрана», горячий хлопец с Кавказа так зарядил Толику в «бубен», что пришлось могучего опера холодной водой отливать. А потом врач-травматолог вынес суровый вердикт: на полгода даже о пиве забыть.

Кирилл решал для себя сложный вопрос: выкарабкавшись с того света, он может пить коньяк или нет? Неожиданно абстрактный вопрос приобрел конкретную основу: «Пить — здоровью вредить». Только Огородника и еще полтора десятка молодых парней эта пословица не касается, потому что нет у них ни здоровья, ни самой жизни. Они на войне, и никто не знает, что им принесет завтрашний день. Любой из них может оказаться холодным «двухсотым» или перебинтованным «трехсотым». И тогда уже не будет жаль того глотка коньяка, который не выпил за помин души павших товарищей.

— Ну, конечно же, выпью, — наконец проговорил Марков.

Прохор кивнул и приложился к фляжке, отпил немного благородного напитка. Протянув емкость Кириллу, негромко сказал:

— Земля пухом.

— Вечная память и вечный покой, — вторил ему сыщик.

От выпитого в голове Кирилла неприятно зашумело, но боль ушла куда-то вглубь, где и пульсировала, как нарыв. Не обращая внимания на болевые ощущения, Марков вновь протянул руку к фляжке.

— За боевое братство.

— Только так можно выжить в аду, — мрачно поддержал его Прохор.

Коньяк быстро закончился.

— Слышь, Прохор, — вдруг спохватился захмелевший оперативник. — Ты машину водить умеешь?

— А то, — впервые по-доброму усмехнулся десантник.

— Пойдешь ко мне водилой вместо погибшего Мыколы Семеновича? Конечно, в свободное от караулов время.

— Почему бы не пойти, — двинув могучими плечами, снова усмехнулся Прохор, убирая опустевшую фляжку в карман. — Все-таки какое-никакое, а разнообразие…

Уик-энд Джон Смит любил проводить в Исламабаде и, если не возникало неотложных дел, обычно с вечера пятницы отправлялся в столицу Пакистана.

После освежающего душа в номере гостиницы «Шератон» он заказывал ужин и обильное возлияние к нему, потом засыпал спокойным сном. Проснувшись поутру, американец некоторое время нежился в постели, затем принимал душ или спускался на первый этаж, где во внутреннем дворике гостиницы был роскошный бассейн. После водных процедур он, как правило, завтракал здесь же, на открытой террасе ресторана, и, вернувшись в номер, переодевался, чтобы отправиться на поиски развлечений.

Пакистан внешне бедная религиозная страна. Тесные улочки городов кишат сотнями нищих оборванцев, повсюду смердит, как на гигантской помойке, тучи жирных ленивых мух только усиливают это ощущение.

Исламабад, несмотря на статус столицы, ничем не отличался от других городов страны. За исключением, пожалуй, одной детали — здесь был устроен настоящий рай для иностранцев. Ориентируясь на сотрудничество с Соединенными Штатами и другими развитыми странами Запада, правительство Пакистана сделало все возможное, чтобы приезжающие сюда иностранцы не ощущали дискомфорта.

Европейский квартал, раскинувшийся на окраине столицы, в живописном районе, окруженный множеством мелких оазисов из небольших рукотворных прудов и пальмовых рощ, занимал площадь примерно небольшого городка где-нибудь в Баварии или Севильи.

Здесь было все для услады жизни европейцев или их заокеанских друзей. Несколько крупных гостиниц с мировыми именами, а также дюжина мелких мотелей, уютные коттеджи которых прятались в тени развесистых крон пальм-великанов. Множество различных ресторанов и баров на любой вкус, от чопорных, с вышколенными официантами в расшитых золотом ливреях, до открытых площадок с дешевой выпивкой и грохочущей музыкой дискотеки. Кроме того, здесь находился гольф-клуб, боулинг и парочка казино. Особую притягательность европейскому кварталу добавляли массажные салоны, где наряду с банями, в которых распаривали клиентов, их ожидали искусные массажистки из Японии, Вьетнама, Филиппин и Таиланда, вместе с массажем умасливавшие тела различными мазями и благовониями. Но самой главной достопримечательностью этого района, пожалуй, был публичный дом под названием «Семь чудес света». В гигантском здании, воплотившем в себе множество архитектурных стилей, от китайских пагод до куполов Тадж-Махала, клиентов обслуживали полторы сотни жриц любви, собранных едва ли не со всего света. К услугам клиентов в любое время были открыты курильни опиума и «пыточные камеры» садомазохистов.

Европейский квартал внешне не был отделен от остального города, но система полицейских постов и суровость наказания для местного населения сделали так, что на прилегающих непривычно чистых улицах не было праздной публики, не говоря уже о нищих.

Многолюдно здесь стало после того, как в соседний Афганистан вторглись советские дивизии, а США и их союзники по НАТО начали тайную войну против шурави. Теперь на улицах Европейского квартала, в ресторанах и барах можно было услышать французскую, немецкую, английскую и даже шведскую речь. Сюда, как мухи на падаль, со всего мира слетались дипломаты, шпионы, торговцы оружием и просто псы войны. Каждый из них преследовал свою цель и искал свою выгоду. Одни работали на перспективу когда-нибудь перекроить политическую карту мира, других интересовала разведывательная информация, третьи предлагали спонсорам «борцов за независимость» как пылящееся на складах со времен войн последнего полувека оружие, так и самые современные образцы. Четвертые были готовы обучать партизан, а при хорошей оплате и сами были не прочь идти воевать.

В этом отношении Джон Смит был многолик, он плотно сотрудничал с полевыми командирами, внушая им, что рано или поздно им придется взять на себя управление освобожденным Афганистаном, а заодно приучал их к «западным ценностям» и, как наркоманов, подсаживал на «золотую иглу», внушая, что лишь деньги правят миром. Все отряды, которые курировал янки, были оснащены радиостанциями и имели профессиональных радистов. Благодаря этому Смит мог получать самую свежую разведывательную информацию и оперативно управлять действиями моджахедов. А когда те возвращались из рейдов, снабжал их всем необходимым, от продовольствия до вооружения, направлял инструкторов и нанятых из беженцев рекрутов.

До последнего времени у Джона Смита все шло гладко. Хотя его «подопечные» и несли потери (на то они и существовали в качестве «пушечного мяса»), лично у него не было ни единого прокола. И вот случилось…

Сообщение от Башира Ранжи о захвате каравана с зенитными ракетами, гибели Халеда и его людей, а также о больших потерях в отряде самого полевого командира потрясло Смита. Это было не «допустимой степенью потерь», а намного хуже. В Лэнгли могли посчитать, что их эмиссар выдохся и уже не годится для серьезной работы. А то и хуже, дескать, Смит не заметил в своем окружении вражеского «крота». За такой прокол отставка будет равносильна родительскому подзатыльнику…

После новостей от Ранжи Джон уже ничего не соображал. Требовалось время, чтобы привести мозги в порядок, и лучшим средством для этого была смена обстановки.

Приехав в Исламабад, разведчик сразу же отправился в филиппинский массажный салон. Миниатюрные, но пышнотелые и плосколицые женщины были Смиту наиболее приятны, потому что напоминали проституток, которые обслуживали военных с американской базы ВМС «Субик Бей».

Это было почти пятнадцать лет назад, когда он, начинающий офицер ЦРУ (кстати, носивший в то время совсем другое имя), по несколько месяцев просиживал в духоте джунглей Южного Вьетнама. Пентагон требовал от разведчиков, чтобы те локализовали действия Вьетконга — коммунистически настроенных партизан. После множества акций устрашения, результат которых оказался мизерным, эксперты из Лэнгли пришли к выводу — единственно эффективным способом борьбы с партизанами могут быть только такие же партизаны, воюющие за интересы оккупантов. Проект «Маугли» оказался довольно масштабным предприятием, десятки кадровых офицеров ЦРУ метались по гарнизонам южновьетнамских войск, полицейским управлениям и даже навещали тюрьмы. Самое главное было — набрать волонтеров, согласных стать «контрпартизанами». Потом всех этих добровольцев загнали в учебные лагеря, где мастера подготовки «рейнджеров» начали лепить из человеческой массы настоящих лесных воинов. Вся эта рутинная работа донельзя выматывала Джона, и когда удавалось вырваться на Филиппины, он с удовольствием посещал массажные салоны, где мог по-настоящему расслабиться…

Вьетнамских проституток Смит всегда избегал, ему казалось, что эти маленькие желтые куклы источают запах похоти, венерических заболеваний и зловонный пот негров Гарлема и Южной Дакоты, которые вовсю пользовали местных путан.

Впоследствии, работая в посольстве США в Париже, разведчик сообразил, что филиппинки ничем не отличались от своих коллег из Вьетнама. Только человеческий мозг так устроен, что иногда без всякой логики что-то отсеивает, а что-то, наоборот, вносит в разряд сладостных воспоминаний…

Нынешняя массажистка была маленькой, не выше пяти футов ростом, пухленькая, с небольшой грудью, маленький «рыбий» рот с изогнутыми губками делал ее очаровательной в глазах американца.

Девушка приготовила для Джона горячую ванну с отваром из целебных трав и масел. С наслаждением погрузившись в ароматный бульон, разведчик почувствовал, как растворяется в этой биомассе. Прикрыв глаза, Смит с нетерпением ожидал, когда его разгоряченного тела коснутся нежные, но крепкие пальцы массажистки, но вместо этого его ключицы сжали сильные мужские руки и в следующую секунду с силой погрузили под воду.

Подчиняясь инстинкту выживания, Джон мгновенно напрягся и рванулся вверх, готовясь из последних сил бороться за свою жизнь. Но, к его удивлению, натиск ослаб. Вскочив на ноги, Смит увидел молодого человека в легком свободном костюме. Физиономия наглеца буквально светилась от удовольствия.

— Какого черта? — прорычал разведчик, он узнал паскудника, это был помощник регионального резидента ЦРУ.

— Я здесь ни при чем, — убрав счастливую улыбку, попытался оправдаться молодой человек. — Просто вы срочно потребовались шефу, поэтому рекомендую холодный душ для ясности ума. Дело, видимо, серьезное…

Региональный резидент внешне никак не походил на кадрового разведчика или хотя бы на человека, способного оказать спецслужбам хоть какую-то помощь. Маленький, плюгавенький, в старомодных очках в роговой оправе. Но именно за этой безликой внешностью скрывался недюжинный мозг и почти фантастическая энергия руководителя разведсети.

В Пакистане резидент работал «под крышей» коммерческого представителя компании «Дженерал моторс» и в центре Европейского квартала имел свой офис, где в комфортной обстановке мог встречаться с подшефной агентурой.

Сейчас резидент сидел в своем кабинете за большим рабочим столом из никелированного металла и пластика, по нынешним временам ультрамодная вещь. Держа тонкими пальцами «Паркер» с золотым пером, главный разведчик смотрел на Смита поверх своих убогих очков.

— Вы ведете себя, Джон, как будто находитесь в Майами или на Французской Ривьере. Не поставить в известность руководство о своих передвижениях — это грубейшее нарушение служебной инструкции. Вы знаете, что это означает?

Смит промолчал. За подобный проступок он запросто может попасть «под колпак» контрразведки, и даже если они ничего предосудительного не обнаружат, то в досье все равно появится соответствующая запись, которая впоследствии окажется минным полем на его карьерном пути. И каждый раз, когда будет возникать подозрение об утечке информации, его будут брать в разработку.

— Виноват, сэр, — только и промямлил Джон, упоминать о праве на свой законный уик-энд он даже не собирался.

— Это всего лишь напоминание вам, чтобы вы не забывали, что мы находимся практически на передовой и в любой момент может последовать команда «в атаку», — уже более миролюбиво произнес резидент, потом, отложив в сторону «Паркер», достал из стола пластиковую папку и положил ее перед Смитом. — В Лэнгли разработали план стратегической операции «Икар», осуществление которой возлагается на вас, Джон. Ознакомьтесь сейчас же и выскажите свои мысли, сроки исполнения поставлены в жесткие рамки, поэтому ваше мнение нужно немедленно.

Опустившись в кресло, Смит открыл папку и погрузился в чтение. После нескольких листов на лбу выступили мелкие капли пота. Гибель Халеда и его людей была огромной потерей в предстоящей акции. Тут же пришло на память сообщение Ранжи, который потерял большую часть своего отряда и теперь собирался вернуться в Пакистан. Но положение следовало как-то исправлять, начальники в Лэнгли не любили, когда их замыслы не осуществлялись из-за пустяков.

— Слишком ответственное дело, чтобы доверять его местным бедуинам, — наконец сделал вывод Джон. — Они слишком жадные и ненадежные, могут продаться русским, если те предложат большую сумму.

Резидент недовольно искривил тонкие губы, потом проговорил:

— Деньги в этом деле не имеют никакого значения, но в целом мысль ясна. Доработайте общий план своими деталями, а всем необходимым вас обеспечит «фирма». Заодно с большей пользой проведете уик-энд…

Кирилл проснулся от нежного поглаживания его небритой щеки. С трудом разлепив веки, Марков несколько секунд пытался сфокусировать зрение, наконец смог разглядеть лицо Лидии с красными то ли от бессонницы, то ли от слез глазами.

«Скорее от слез, губы припухшие», — автоматически отметил про себя сыщик, а вслух произнес:

— Как ты здесь оказалась?

— А мне твой начальник разрешил, — сдавленно проговорила молодая женщина, от нервного напряжения ее голос звучал хрипло.