Замужем за облаком. Полное собрание рассказов Кэрролл Джонатан
– А что такое джем-лум?
– Йит – это другое название джеллума: что-то вроде гадателя или, скорее, шамана. Гибрид колдуна и мудреца. Только в Азербайджане йитами являются исключительно женщины. Это довольно странно, потому что в остальном у них господствует мачизм – мужчины всюду на первом плане.
– Теперь все ясно: Баку и йит.
Она наклонилась вперед и чмокнула меня в уголок рта.
– Мне нравится, что ты меня прерываешь и просишь пояснения. Обычно люди слушают мою трескотню, пропуская мимо ушей непонятные им детали.
– Продолжай.
– Итак, уже под конец той поездки я решила посетить Баку, потому что там происходит действие одной из моих любимых книг: «Али и Нино». Когда читаешь эту книгу, Баку представляется самым романтическим местом на земле. Оказалось, ничего подобного, хотя к моей истории это уже не имеет отношения… Я поехала в пригород под названием Сабунчи. Со мной был гид-переводчик по имени Максуд, свободно владевший английским. Я до того работала с ним в командировках и хорошо знала этого человека. А он знал, какие вещи могут меня заинтересовать. На сей раз у меня не было служебного задания, так что пришлось нанять его за свой счет. Когда мы прибыли в Сабунчи, Максуд сказал, что в этих краях живет одна из самых известных джеллум, и предложил с ней встретиться. Прорицатели, астрологи, гадание по картам Таро – эти вещи на нас, дамочек, действуют как наркотик. Ясновидящие, шаманы, медиумы – нам только подавай! И я, конечно, согласилась встретиться с этой женщиной… Ее звали Ламия, что по-азербайджански значит «сведущая». Жила она в маленькой квартире в одной из унылых серо-панельных многоэтажек, построенных коммунистами по типовому проекту и похожих как близнецы, так что в том районе немудрено заблудиться. Кажется, в квартире было две комнаты, но мы видели только гостиную, где стоял полумрак даже в полдень. Ламия сидела на диване. Рядом находилась плетеная детская кроватка, из которой женщина не вынимала руку все время, пока мы там пробыли, как будто успокаивала младенца, чтобы тот не плакал… Когда мы уселись, Ламия спросила у Максуда, что мне известно о «лал-бала» – это переводится как «безмолвное дитя». Когда выяснилось, что я об этом ничего не знаю, ему было велено для начала просветить меня в общих чертах. Разумеется, я не понимала их разговора, поскольку он велся на азербайджанском. Но по гримасе Максуда можно было догадаться, что ему задали непростую задачу. Пока он рассказывал мне о лал-бала, хозяйка держала руку в кроватке. Лишь позднее я поняла почему.
Ава прервалась и несколько секунд молча смотрела на меня. Думаю, она собиралась с духом перед самой сложной частью.
– Теперь я расскажу тебе в точности все как было. Можешь верить, можешь нет. Лично я в это поверила безоговорочно после того, как Ламия рассказала обо мне такие факты и подробности, которые не могли быть известны никому на свете, кроме меня самой. Никому, понимаешь? Ни моим родителям, ни родной сестре – никому. Однако Ламия это знала. Для нее все мои сокровенные тайны были как открытая книга, которую она читала без запинки… Но сначала надо тебе объяснить, что значит «безмолвное дитя». По легенде, их всегда три, в любой момент времени. Со смертью одного немедленно рождается другое. Это похоже на реинкарнацию далай-ламы: безмолвное дитя выбирает себе мать еще до своего рождения.
– Как это – до своего рождения? Выбирает, еще не родившись?
– Да. По словам Ламии, она поняла, что станет матерью безмолвного дитяти в тот же самый момент, когда узнала о своей беременности. Поэтому, когда дитя родилось, она не была удивлена или расстроена, его увидев.
– А с какой стати ей расстраиваться при виде своего ребенка? С ним было что-то неладно?
Ава казалась обеспокоенной, словно сомневаясь, продолжать ей или нет.
– Безмолвное дитя рождается не живым. То есть ребенок только наполовину жив – и наполовину мертв. Он обитает частью в нашем мире, а частью – в другом.
– Что значит «в другом»?
– Это значит: в мире мертвых. Как я сказала, ребенок наполовину жив, наполовину мертв. Он не взрослеет и не старится, сколько бы лет он ни прожил. Срок его жизни предсказать невозможно – бывает по-разному. А в день смерти он выглядит точно так же, как в день своего рождения, притом что некоторые из них живут десятки лет. Безмолвное дитя никогда не двигается, не ест и не дышит. Никогда не открывает глаз и не издает ни звука. Но сердце его бьется, и – что самое важное – это дитя является оракулом… И после того как йит, легко разгадав твои тайны, убедит тебя в истинности оракула, ты можешь задать два вопроса. О прошлом, о будущем, о чем угодно. Дотрагиваясь до безмолвного дитяти, его мать даст тебе ответы. Но позволяется не более двух вопросов.
– О чем спросила ты?
Ава покачала головой:
– Этого я тебе не скажу. Впрочем… – Она умолкла, поднялась и подошла к окну.
Я не двигался, ожидая какого-нибудь сигнала или подсказки, что делать: идти к ней или сидеть на месте, заговорить или молчать…
Она провела пальцем широкую дугу на запотевшем стекле. При этом движении я почти физически ощутил холод и влагу кончиками собственных пальцев. Ее следующая фраза меня совершенно обескуражила.
– Эймон Рейли когда-нибудь рассказывал тебе о своем прошлом? О детстве?
– Эймон? А его это разве касается?
– Еще как!
Ава начала быстро водить по стеклу обеими ладонями, словно стирала какую-то надпись. Затем она повернулась ко мне:
– Просто ответь на мой вопрос – поверь, все это взаимосвязано. Ты что-нибудь знаешь о его детстве?
– Нет.
– Отец Эймона был пилотом. Он годами терроризировал всю семью, избивал их и вытворял другие жуткие вещи – словом, отъявленный садист. Среди его любимых видов пытки был такой: он раз за разом пролетал на небольшом самолете над самой крышей их дома, зная, что вся семья находится внутри. Эймон говорил, что им было очень страшно – мать и дети прятались под кроватями или в погребе, уверенные, что рано или поздно самолет врежется в дом и всех убьет.
– И чем все закончилось?
– Ко всему прочему, он был еще и пьянчугой. И однажды погиб, свалившись на машине с моста.
– Боже! Так вот почему Эймон такой… с заскоками?
– Да. Однажды он настолько меня взбесил, что я отвесила ему изрядную оплеуху. И после этого он рассказал мне кое-что о своем детстве. Тогда-то я начала понимать, что за этим стоит. Его выходки раздражали меня не меньше прежнего, но я уже не удивлялась. При таком детстве – чему тут удивляться…
– Жуткое дело. Бедняга.
– Да уж. Не знаю, из-за этого ли он такой странный, но пережитое, несомненно, повлияло.
– Но как это связано с твоей историей про безмолвное дитя? – спросил я, скрещивая руки на груди.
– В тот день Ламия сказала мне, что я – часть проклятия.
Я медленно разъединил руки, не зная, куда их теперь пристроить.
– То есть ты проклята?!
В этом возгласе соединились недоверие и отчаяние. В такие моменты обнаруживаешь, до чего беспомощными могут быть твои руки и голос. Они скорее являются обузой, не умея реагировать на внезапно свалившуюся напасть в виде одного только слова – «проклятие», или «смерть», или «рак».
Она покачала головой:
– Не совсем так, я – часть проклятия. Но, учитывая мою роль в этой истории, меня можно назвать и проклятой. Ламия предсказала, что после возвращения в Америку я забеременею, и это случилось. И еще было предсказано, что я передам своему ребенку проклятие: он будет обречен в точности повторить жизненный путь своего отца, желает он того или нет. Возможны лишь мелкие, несущественные отклонения.
Ава замолчала, глядя на меня в упор. Видимо, ждала, когда до меня в полной мере дойдет смысл сказанного.
– А она не сказала, кто будет отцом твоего ребенка?
– Нет, но она сказала, что человек, от которого я забеременею, несет в себе проклятие.
– Этим человеком могу быть и я, Ава.
– Можешь быть и ты. Это станет ясно после анализа ДНК, но я хотела поговорить с тобой до того. Так или иначе, тебе в этом деле отведена не последняя роль.
– Надо полагать, – произнес я зло и цинично, против своей воли.
У меня и в мыслях не было ее уязвить, но почему она сообщила мне все это только сейчас? Разве нельзя было сделать это раньше?
Возникла пауза.
– Я люблю тебя, Ава, но эта история – какой-то бред, абсолютный бред. Напоминает «Тысяча и одну ночь»: безмолвное дитя, джеллум, проклятие… Как ты можешь в это верить?
– Это подтверждается событиями, которые случились с тех пор. Все предсказания Ламии сбылись: моя беременность, роман с Эймоном и – в особенности – ты.
– Что значит «в особенности»?
В этот самый момент стиральная машина, работавшая в глубине комнаты, прекратила урчать и запикала, сообщая о завершении программы. Ава умолкла; и по ее виду было непохоже, что я скоро получу ответ на свой вопрос. Я скорчил гримасу, встал и направился к машине, чтобы извлечь белье. Наклонился и открыл дверцу.
– Ава?
– Что?
– Наша стиральная машина заполнена буквами.
Я разложил на ладони влажную белую букву «К» и показал ее Аве. Дюймов десять в длину, вырезана из ткани. Я снова заглянул в машину: вместо нашего белья там лежала сырая груда прописных букв.
Ава не выказала удивления. Более того, она кивнула, когда я продемонстрировал букву.
– Да, это я их туда положила.
– Ты? А где же белье?
– В ванной.
– Но с какой стати? Зачем ты это сделала? Что означают эти буквы?
– Вытяни еще четыре. Не глядя – просто сунь туда руку и наугад возьми четыре буквы. А потом я объясню, что это значит.
Я хотел еще что-то сказать, но передумал. Засунув руку в барабан машины, я поворошил влажную и мягкую груду матерчатых букв и начал вытаскивать их по одной, как вытягивают номера при игре в бинго. Когда их набралось четыре, Ава велела разложить буквы на полу в линию, чтобы образовалось слово. Буквы были такие: К, В, Ц, Р и О.
– Из них никак не составится слово, тут всего одна гласная, – сказал я.
Она находилась довольно далеко и не могла разглядеть буквы.
– Скажи, что ты вытянул.
– К, В, Ц, Р и О.
Она хлопнула ладонями и по своим коленям:
– Те же самые буквы вытянул Эймон!
– Что? Эймон тоже этим занимался? Ты и его заставляла вытаскивать буквы из стиральной машины? – Я едва не сорвался на крик.
– Да, это был тест для вас обоих. Я заранее знала результат, но все равно должна была проверить.
Судя по ее тону, это была сущая безделица, – мол, чего я так разнервничался?
Тест с использованием букв из стиральной машины? Эймон делал то же самое? Безмолвное дитя. Йит. Проклятие. Впервые за все годы нашего знакомства я посмотрел на Аву так, словно подозревал в ней врага.
– Как ты считаешь, Ава сумасшедшая?
– Конечно она сумасшедшая. Из-за чего, по-твоему, я ее бросил?
– Ты бросил? А по ее словам, это она от тебя ушла.
Эймон фыркнул и покрутил пальцем у виска:
– Знаешь, как говорят: не влюбляйтесь в психиатров, они безумнее любого психа. То же самое можно сказать про военных корреспондентов. Не стоит в них влюбляться. Они видели слишком много по-настоящему жутких вещей. Вся эта боль и все эти смерти пронизывают их до костей и свербят в их мозгу. Ава съехала с катушек, приятель. Она рассказывала тебе историю про безмолвное дитя? Так вот почему ты здесь? – Не дожидаясь моего ответа, как будто знал его заранее, он поднял свой стакан и сделал глоток водки. – В целом это было не так уж и плохо. Дичь, конечно, но довольно занимательная. Неслабо закручено. Но потом пошли буквы в стиральной машине, а дальше эта мерзлятина…
– Какая мерзлятина?
Он похлопал меня по плечу:
– Так она этого с тобой не проделывала? Значит, тебя ждет еще один сюрприз, приятель! Чем дольше ты общаешься с Авой, тем сильнее ее заносит, поверь мне. Я сделал ноги сразу после мерзлятины. Решил, что с меня хватит. Увольте!
– Но что, если ребенок в самом деле твой?
Эймон уставился в пол, подперев рукой подбородок:
– Тогда я сделаю все возможное, чтобы Ава с ребенком были обеспечены и ни в чем не нуждались. Но жить с этой женщиной я не согласен. Ни за что. По ней давно психушка плачет.
Он произнес это спокойно и твердо. Чувствовалось, что он принял это решение уже давно и примирился с ним после серьезных раздумий.
– Погоди, Эймон. Хоть на минуту представь, что все ею сказанное – правда. Что, если ты – отец ребенка, который обречен в точности повторить твою жизнь?
– С моей жизнью все в порядке. Я живу преотлично.
– А как насчет твоего детства и отцовских издевательств?
– Да, это был кошмар, но я не собираюсь ничего подобного вытворять с собственной семьей, если когда-нибудь ею обзаведусь. – Он улыбнулся. – К тому же у меня нет пилотской лицензии, а значит, вряд ли я буду носиться туда-сюда на бреющем полете или пикировать на дом Авы. Кстати, а что с твоим отцом? Все хорошо? Вдруг этот ребенок твой? Стоит ли Аве чего-то опасаться в этом случае?
– Я никогда не знал своего отца. Он оставил нас с мамой, когда мне было два года.
– Ну вот видишь! Я, разумеется, сочувствую, но это может означать, что ты потенциально еще более опасен, чем я, если верить в проклятие. Потому что ты не знаешь, каким был твой отец. Или каков он есть. Он может оказаться пострашнее моего буйного старика.
Мы переглянулись, и последовавшая за этим пауза подтвердила, что здесь наши мнения совпадают.
Эймон усмехнулся и покачал головой:
– Бедная Ава! В худшем варианте сценария – если проклятие реально – ей придется туго, как ни поверни: у меня папаша-монстр, а у тебя отец-загадка, который может оказаться новым Джеком-потрошителем.
Я попытался возразить:
– А может, мой отец прекрасный человек.
– Прекрасные люди не бросают свои семьи.
– Однако же ты бросил Аву.
– Мы с ней не семья! – прорычал он. – И я никогда не говорил, что хочу иметь детей.
Бывает так, что чья-то вроде бы незначащая фраза внезапно помогает вам разобраться в самом себе. Когда Эймон сказал, что не желает иметь детей, я вдруг отчетливо понял, что я как раз хочу быть отцом ребенка Авы – и хочу этого больше всего на свете. Вот так просто. Я любил е и был бы счастлив прожить с ней всю оставшуюся жизнь, если только она согласится. И мне по большому счету было все равно, от меня будет ребенок или от Эймона. И мне было наплевать на проклятие. Более того, меня не пугало даже вероятное безумие Авы Малкольм. Я хотел жить с ней и ради этого был готов на все.
Когда я сказал это Эймону, он осенил меня крестным знамением, как пастор, благословляющий прихожанина.
– Я не знаю, кто ты: идиот, мазохист или чудеснейший парень на всем белом свете. С возрастом люди не становятся лучше – просто они постепенно воплощают то, что им написано на роду. Если Ава уже сейчас чокнутая, дальше пойдет только по наклонной.
– Знаю. Но может, она вовсе не чокнутая.
Он вновь отхлебнул из своего стакана.
– Может, и так. Но это будет означать, что проклятие существует, что оно не плод больной фантазии. И тогда ты вляпаешься в другую кучу дерьма. Как ни крути, дела твои плохи.
– Это мы еще посмотрим. Ты в курсе, что сегодня она получит результаты анализов ДНК?
Эймон глубоко вздохнул:
– Уф… Когда узнаешь результаты, звякни мне, ладно?
– Идет.
Я протянул ему руку, и мы обменялись долгими рукопожатиями. Потом он ухмыльнулся:
– Ты молодчина, без дураков. Аву не бросишь при любом раскладе – так уж ты устроен.
– Не пояснишь напоследок, о какой мерзлятине ты тут говорил?
– Нет, сейчас тебе это знать ни к чему. Может, ей хватило одного меня для эксперимента. В общем, забудь.
Он в который раз хлопнул меня по плечу и вышел из бара.
Авы дома не было, и я открыл дверь своим ключом. На столике в прихожей, на самом видном месте, лежала стопка бумаг, а сверху – записка на желтом листке. Большими черными буквами: «ПОЖАЛУЙСТА, ПРОЧТИ». Беря со столика бумаги, я обнаружил еще одну записку. Буквы помельче, почерк Авы.
Здесь результаты анализов ДНК. Отец моего ребенка – не ты, но и не Эймон. Я позорно струсила, не хватило духу сказать тебе это в лицо. Проведу этот день у сестры и вернусь к вечеру. Пожалуйста, дождись меня, и тогда все обговорим. Извини за вранье, что не спала с другими мужчинами. На самом деле у меня были другие связи в то время, когда мы жили вместе.
Что касается Ламии и проклятия: возможно, тебе все равно, но тут я сказала правду. Я не знаю, кто отец ребенка, хотя до сих пор была уверена, что это либо ты, либо Эймон. Но Ламия не была мною выдумана. И проклятие не выдумка. И моя любовь к тебе, как и мое уважение, – не выдумка. Прошу, дождись меня, не уходи. Я того не заслуживаю, но все-таки прошу.
Я был слишком потрясен, чтобы разбираться с анализами, – там были какие-то цифры, графики и на последней странице заключение, которое я прочел, но ничего не понял, поскольку голова была полностью занята другим.
Не снимая плаща, я с бумагами в руке прошел в гостиную и сел на диван. Тот самый диван, на котором мы столько раз душевно беседовали, занимались любовью или просто сидели рядом с книгами либо без них, молча радуясь близости друг друга. Я еще раз попробовал вникнуть в содержание документов, но вскоре убедился, что это бесполезно, и наклонился вперед, чтобы бросить бумаги на журнальный столик.
В центре столика лежал объемистый фотоальбом, ранее мною не виденный. На обложке было написано: «Застывшая жизнь». А внутри обнаружилась коллекция поразительных снимков: мертвые звери, рыбы, рептилии – весь животный мир в умершем и замороженном виде. Скованные холодом тела лежали в разных местах и позах: на спине, на боку, в ящиках со льдом на рыночных прилавках, на обочинах заснеженных дорог – по всей видимости, сбитые машинами. Впечатляюще, пронзительно и жутко. Переворачивая страницу за страницей, я вспомнил слова Эймона о «мерзлятине», которую показывала ему Ава. Может, он имел в виду этот альбом? Или что-то еще?
Просмотрев с десяток страниц, я наткнулся на закладку. Зеленый листок, прилепленный над фото, истрепался и загнулся внутрь, – похоже, альбом чаще всего открывали на этом месте. Сама же фотография разительно отличалась от остальных. Женщина в черном одеянии с младенцем на руках. Идет снег – весь мир вокруг нее окутан белизной. Только женщина и младенец выделяются на этом фоне. Однако дитя на ее руках – насколько можно видеть, ибо женщина как будто пытается спрятать его от фотографа, – не выглядит живым; причем холодная белизна его кожи наводит на мысль о том, что он заморожен, подобно другим объектам съемки в этой коллекции.
Но самое потрясающее здесь – это лицо женщины. Оно излучает безмятежность. Если младенец на ее руках и вправду мертв, то она возвысилась над своим горем, обрела святость – либо утратила человечность. Достигла высшего умиротворения или познала его уже за гранью безумия.
В этом образе было столько завораживающей красоты – именно красоты, другого слова тут не подобрать, – что я в течение долгой минуты не мог оторвать глаз от снимка. И лишь когда первое впечатление ослабло, я перевел взгляд на подпись внизу страницы. Имени фотографа там не оказалось, но было указано место съемки: Сабунчи, Баку, Азербайджан.
Замужем за облаком
Разве могла она сказать ему такое? Разве могла она, глядя ему в глаза, заявить: «Извини, но секс с тобой меня не заводит. Мне неприятны твои прикосновения, твои поцелуи и особенно твой запах». Она где-то читала, что, если тебе не нравится запах партнера, это значит, что вы генетически не подходите друг другу. Это как система раннего предупреждения – твой организм сигнализирует, что, если ты сойдешься с этим человеком и заведешь детей, они могут оказаться неполноценными; так что не стоит этого делать. И она предпочла бы объясниться именно в таком ключе, сведя все к биологии: мол, ты мне нравишься, но сама природа против нашего союза – и так далее.
А ведь у него была масса хороших качеств: веселый, щедрый, понимающий, терпеливый. Чего еще можно желать от спутника жизни?
– Я всерьез подумываю о вызове аннулятора.
Рамона закрыла глаза и покачала головой:
– Я боялась, что рано или поздно ты это скажешь. Неужели все так плохо? Неужели нет других способов поправить дело?
Разговор происходил в баре на 4-й улице, где им составляли компанию большие кружки фирменного бочкового пива и бармен-голландец, говоривший на пяти языках.
Две сестры, Лийя и Рамона (Рэй) Кэнделин, сидели рядышком за барной стойкой, на которую с другой стороны облокотился бармен Менно. Он, как всегда, был рад видеть их вместе. Обе женщины ему нравились. Одну из них он любил. Минуту назад он принес им пиво в охлажденных кружках. Они выдержали паузу в разговоре, ожидая его возвращения. Менно был мужем Рэй.
Сделав глоток пива, Рэй задала щекотливый вопрос:
– Сколько раз ты его убивала?
– Два раза. В последний раз практически в упор. Он сгинул примерно на час, но потом я зашла на кухню и увидела его за столом – сидит и жует омлет как ни в чем не бывало.
Менно фыркнул и покачал головой:
– Этот парень вообще ест что-нибудь, кроме омлетов?
Лица сестер выразили одно и то же чувство: раздраженное изумление. Или изумленное раздражение. Так оно и было – Патрик не ел практически ничего, кроме омлетов.
– Это моя вина. Я не упомянула никаких других блюд, когда его заказывала, – со вздохом призналась Лийя.
– Да, но ты убила его дважды, Лийя. Ты подошла к последней черте.
Рэй повернулась к Менно, взяла его ладонь и повернула тыльной стороной кверху, чтобы показать вытатуированного там бультерьера. Он сделал татуировку только потому, что ей нравилась эта порода; а недавно он купил ей щенка бультерьера.
– Сколько раз я тебя убивала? – спросила она.
– Два раза, – сказал Менно.
Она бросила его руку:
– Не ври! Я не убивала тебя два раза. До этого вообще не доходило.
– Доходило, моя прелесть. В самом начале наших отношений. С тобой было непросто поладить.
Рэй вздернула плечи и обеими руками прикрыла рот, как застыдившаяся маленькая девочка.
– Это ужасно! Как ты мог со мной мириться после такого?
– Эй, погодите, – вмешалась Лийя. – Мы сейчас говорим о моих, а не о ваших проблемах, голубки. Мне, вообще-то, нужна помощь.
У дальнего конца стойки появился новый клиент, и Менно пошел принимать заказ. Рэй повертела пивную кружку между ладонями – пол-оборота влево, пол-оборота вправо.
– Что-нибудь еще не так между вами? В чем еще ты могла бы его обвинить? Можно сослаться на скупость: мол, тебе невмоготу жить с таким скрягой…
– Нет, я же тебе говорила – он невероятно щедрый. Это было одним из первых качеств в моей заявке: «Должен быть щедрым». Ты ведь помнишь, перед тем я жила с Джейсоном…
Рэй поежилась и брезгливо высунула язык при упоминании этого типа:
– Фу-у, Джейсон… Неудивительно, что после него ты решила переключиться на «облако». Хуже его быть не может. Извини, Лийя, но я совершенно не понимаю, как тебя угораздило с ним связаться.
– Потому что секс был изумительным. Я уже сто раз тебе говорила. И давай закроем эту тему. С другой стороны, я не помню случая, чтобы Джейсон за что-нибудь платил. Ни единого случая. Думаю, он стал бы требовать с меня плату за секс, будь у него хоть малейший шанс ее получить. И это притом, что жил задаром в моей квартире. Вот почему в заявке на облако я написала: «Должен быть щедрым».
– Зато про «хороший секс» ты написать забыла, судя по твоим жалобам.
Лийя помялась, прежде чем смущенно признаться:
– Я написала и про секс.
– Но ты же только что говорила…
Лийя жестом прервала сестру:
– Если от Джейсона и была какая-то польза, то лишь в одном: он показал мне, каким может быть хороший секс. Так что я, само собой, подписалась на классного любовника ему взамен. Проблема в том, что Патрик… он мне не подходит. Понимаешь, о чем я? Энтузиазма и страстности ему не занимать, и он знает все приемы, но все равно что-то не так. И дело даже не в запахе. Просто мне не хочется ложиться с ним в постель, Рэй. Но во всем остальном он меня полностью устраивает, лучше не придумаешь.
Она прервалась, заметив Менно, который шел к ним, почесывая свой безупречный подбородок. Вот вам, пожалуйста, пример: красивый, обаятельный и любящий мужчина. Их отношения с Рэй доказывали, что человек способен прекрасно уживаться с облаком, если все устроить правильным образом.
– Говорю тебе, я честно старалась приспособиться. Но теперь думаю, что с этим пора покончить, вызвав аннулятора.
– Я понимаю, Лийя, но…
Менно взглянул на Рэй и сказал:
– Расскажи ей.
Рэй с ходу уловила намек:
– Думаешь, стоит? Ты уверен, Менно?
– Да. Мне очень нравится Патрик. Будет славно, если они разрешат проблему, как сделали мы. Да, расскажи ей все. – Говоря это, он смотрел прямо в лицо жене, чтобы у той не возникло сомнений в его искренности. – Может, тебе будет проще, если я отойду?
Явно смущенная, Рэй кивнула и отвела взгляд. Менно удалился.
– О чем это он?
Рэй провела рукой по своим волосам. Ей потребовалась пауза, чтобы собраться с духом. Это еще сильнее разожгло любопытство Лийи, ибо сдержанность и нерешительность были совсем не в характере ее сестры.
– Что это значит, Рэй? Скажи мне, в чем дело?
– У Менно тоже был странный запах. Должно быть, это присуще им всем. – Говоря это, Рэй густо покраснела. – Он дурно пах и целовался как слюнявый, сексуально озабоченный тинейджер. Я терпеть его не могла. И дважды его убивала. Отлично помню оба раза. Думала, после второго он поймет намек и улетит обратно на свою планету. Слава богу, он этого не сделал.
Вот в чем заключалось одно из главных достоинств услуг, предоставляемых облачной службой знакомств. Перед первой встречей будущих партнеров компания выдавала обоим по фонарику, размером и формой схожему с авторучкой. При нажатии кнопки этот прибор испускал тонкий лазерный луч голубого цвета. Если партнер вас не устраивал, вы «убивали» его голубым лучом, и он вмиг исчезал из вашей жизни. Однако если «убитый» не считал ваши отношения бесперспективными, ему разрешалось вернуться для новой попытки. И только когда вы «убивали» партнера трижды, связь прерывалась независимо от желания второй стороны. Окончательный разрыв оформлялся путем подписания соответствующих документов в присутствии сотрудника компании, именуемого «аннулятором», но это была уже чистая формальность. Еще одним преимуществом облачного контракта являлось то, что по его прекращении оба партнера начисто забывали друг о друге и обо всех обстоятельствах совместной жизни. Как будто ничего и не было.
Лийю потрясло признание сестры. Рэй никогда не говорила о каких-либо проблемах с Менно. А ведь именно удачный опыт сожительства Рэй с облаком убедил Лийю, вопреки всем опасениям, заключить договор с компанией. К тому времени она чего только не перепробовала. «Ну и что, если он с другой планеты? – убеждала она себя. – Взгляни на Рэй и Менно. Моя сестра никогда не выглядела настолько счастливой, а это говорит о многом, учитывая, какой она была брюзгой и привередой».
Подробности «облачной истории» были тайной, которую компания тщательно скрывала от посторонних. Известно было лишь то, что однажды некое существо из далекой галактики при мониторинге земных информационных пространств наткнулось на службу онлайн-знакомств. После этого инопланетяне просмотрели пару-другую телешоу типа «Фермер находит жену» или «Поиск партнера», и в результате – бинго! – за миллионы световых лет отсюда родилась блестящая идея: межгалактическое бюро знакомств! На Земле было полным-полно привлекательных одиноких женщин. А дальний космос был переполнен одинокими мужскими особями вследствие тысячелетних звездных войн, в которых сражались и истребляли друг друга огромные армии самок. Единственная проблема заключалась в том, что потенциальные женихи – все эти зорги, нельмаки, хименианцы и тому подобные – не были людьми. Следовательно, требовалась трансформация: жаждущим любви инопланетянам приходилось отказываться от своих привычных тел и превращаться в людей. Впрочем, большинство из них шли на это с легкостью, поскольку они принадлежали к очень продвинутым цивилизациям, для которых метаморфозы были обычным делом. Жизнь во многих дальних мирах была малоприятной и в перспективе только ухудшалась, особенно на тех планетах, где вообще не осталось женщин, могущих как-то скрасить безрадостное бытие.
Менно и Патрик происходили с одной планеты. Такое условие выдвинула в своей заявке Лийя. Она рассудила так: если уж искать себе пару за пределами Земли, то лучше начать с того места во Вселенной, откуда ее нелюдимая сестрица заполучила себе идеального супруга.
– Но, Рэй, ты же с самого начала хвасталась, что все у вас превосходно!
– Я тебе врала. На самом деле было очень плохо. Я убила его уже на вторую ночь после знакомства.
На вторую ночь! Лийя была готова задушить сестру. Все оказалось ложью – все эти глянцевые истории про чудесную жизнь с первого дня, как появился Менно. Про блаженство, даруемое каждым его прикосновением. Про его благородство, чувствительность, остроумие. Про все то, чего у Лийи никогда не было с Джейсоном, Гаем, Стивом и другими мужчинами. И кому какое дело, что Менно явился с далекой планеты, где он, возможно, имел три головы или был еще каким непотребным чудищем? На Земле он был привлекательным мужчиной, который холил и лелеял ее сестру, как сокровище, и который стал бы счастливой находкой для любой женщины.
Через полгода после начала их облачного романа Лийя не удержалась и спросила у сестры:
– Я знаю, что ты счастлива и все такое, но разве тебя не беспокоит хоть иногда, хоть самую малость, мысль о том, как выглядел Менно на своей родной планете? Ведь за его смазливой внешностью может скрываться огромный кольчатый червь, а то и что-нибудь похуже.
– Я об этом не думала.
– В самом деле, Рэй? Ни разу?
– Ну хорошо – один раз. Однажды я проходила мимо двери ванной, когда он там мылся, и услышала очень странные звуки.
– На что это походило?
Рэй пожала плечами:
– Я не смогу описать. Но действительно очень странные звуки. Ничего подобного я в жизни не слышала. Но ты же в курсе, что у нас с ним нет секретов друг от друга. И я потом напрямик спросила его про звуки в ванной. И знаешь, что он сказал? Он, видите ли, самообучался. Проговаривал вслух все, что узнал нового о людях и человеческом поведении. Как делают дети в этих медресе на Востоке: повторяют вслух фразы снова и снова, пока их не запомнят. Тем же самым занимался Менно, только на своем родном языке.
– И тебе не бывает от этого жутковато? Представь только, как он запирается в ванной и превращается в этого… ну, вроде марсианина.
– Прекрати, Лийя! Тебе просто завидно.
И это было правдой. К тому времени личная жизнь Лийи Кэнделин была сродни засохшей запеканке или ноющей зубной боли при большом жирном нуле на ее эмоциональном банковском счете. Джейсон менее чем за год эволюционировал от «милого друга» до «мерзкой дряни», и конца ее сердечным страданиям не предвиделось.
А тут еще, как соль на рану, перед глазами встает картина стремительного превращения ее вечно всем недовольной сестры в жизнерадостную влюбленную пташку – и только потому, что она подцепила через службу знакомств какого-то инопланетянина, замаскированного под человека! Первоначальная жалость к Рэй из-за ее ужасного и опрометчивого поступка быстро сменилась зеленой-презеленой завистью при виде очаровательного «голландца» и того, как он обхаживает Рамону. Даже сделал татуировку ради ее удовольствия!
Возможно, как раз татуировка (ведь ее делают навсегда!) стала последней каплей. Возможно, именно это подтолкнуло Лийю к решающему шагу – обратиться в облачную службу знакомств.
Получив по почте большой конверт, она положила его на середину кухонного стола и какое-то время тупо смотрела на плотную бумагу горчичного цвета. Как она могла дойти до такого? Боже правый, неужели она настолько отчаялась, настолько опустошена духовно и эмоционально, что готова допустить чужеродное космическое существо в свое сознание, в свою постель и, может быть, даже в свое сердце?
Да, она была готова.
– Что значит «асексуальный»? – спросила она у Рэй, звоня ей в третий раз за вечер, чтобы прояснить очередной анкетный вопрос.
– Думаю, это значит, что тебе не нужен секс, а нужен только компаньон.
– Если бы мне был нужен только компаньон, я завела бы таксу!
Рэй, обычно не отличавшаяся терпеливостью и пониманием, на сей раз смягчила тон, пытаясь успокоить сестру:
Читать бесплатно другие книги:
