Самоучитель Игры Синицын Алексей
— Чему Вы удивляетесь? Многие стараются сохранить своё участие в Игре инкогнито. А впрочем, это уже скорее дань традиции, — Пояснила она теперь устало и с безразличием.
«Ещё и шута из меня собирается сделать» — со злостью подумал корреспондент.
— И как же тогда мне узнать Вас на этом карнавале?
— Об этом не беспокойтесь. Я буду в восточном одеянии и в чадре.
У Ричарда вдруг возник вопрос, и он, позабыв про осторожность, взглянул Клеопатре прямо в лицо. О том, чтобы сдать её с потрохами мистеру Кроузу не могло быть и речи!
— Но, как тогда определяются итоговые результаты поединков? — произнёс он, как заговорённый, проваливаясь в её зовущие в бездну бесконечной египетской ночи глаза.
— Не беспокойтесь, это всего лишь техническая деталь. Все игроки имеют определённые порядковые номера, а кроме того, за этим следит Высший Совет Судий.
Клеопатре, несомненно, доставляло удовольствие видеть на лице Ричарда эффект, производимый её женскими чарами. Но за мягким изгибом галереи послышались шаги и она, более не говоря ни слова, направилась прочь, чуть подбирая полы своего длинного, с глубоким вырезом на спине, бежевого платья.
Корреспондент, ещё немного потоптавшись у масляной картины, написанной каким-то неизвестным ему абстракционистом, тоже проследовал в гостиную.
Не смотря на предупреждения бульдога Била, Ричард к концу приёма изрядно надрался с секретарём японского военно-морского атташе и одним из членов американской дипломатической миссии. Это привело к неожиданным и далеко идущим последствиям.
В пьяном запале американцы на пару, со знанием дела, доказывали узкоглазому собутыльнику, что «Лексингтон» гораздо лучше «Акаги». А если они, японцы, захотят переделывать свои, только начинающиеся строиться на верфи Йосука линкоры типа Ямато в авианосцы, то те сильно потеряют в огневой мощи, но всё равно не сравняются по своей авианесущей способности с лучшими американскими образцами. Сами не подозревая того, янки подбросили японцам идею, которой те и воспользовались в самом начале Второй мировой войны. А секретарь военно-морского атташе, красный от горячительного и от возмущения низкой оценкой императорского флота, в свою очередь, проболтался о планирующейся в следующем году закладке линкора «Синано». (Этот третий из четырёх линейных кораблей типа Ямато после битвы за Мидуэй, действительно, как и предрекали американцы, был переделан в авианесущей крейсер).
3
Воскресным утром голова Ричарда неимоверно трещала. В черепной коробке периодически раздавались залпы 138-миллиметровых орудий корабельной артиллерии. А в распахнутое настежь окно щебетали птицы. Птицам было хорошо, они вчера не употребляли спиртного, и теперь беззаботно радовались жизни.
Корреспондент с отвращением курил лёжа в постели. Неужели всё это не сон, и ему сегодня предстоит участвовать в этом идиотском маскараде по прихоти взбалмошной Клеопатры? «Нет, Кроуз точно поджарит меня на вертеле». Он отчётливо представил своё голое тело со скрюченными конечностями, медленно вращающееся над рыжим с голубыми всполохами высоким пламенем. В этот момент в дверь решительно постучали. «Не портье» — с сожалением подумал Ричард. Ему нравился этот предупредительный и вежливый человек небольшого роста и с залысиной, которая всегда как-то особенно блестела, будто каждое утро он натирал её полиролью.
В коридоре стоял знакомый ему крепыш из «Бьюика», картинно державший на одном пальце за крюк деревянную вешалку, на которой покоилось нечто пропахшее пудрой и нафталином. Запах был такой явный, что разносился не смотря даже на мутную целлофановую упаковку, накинутую сверху. «Маскарадный костюм, — догадался Ричард, — нашла, кого прислать».
— Ещё парик, ленточка, туфли, гетры, чулки и маска, — бесстрастно, как начётчик, перечислял крепыш.
На вешалке Ричард увидел расшитый канителью камзол, простую белую рубашку без кружев и красные штаны-кюлоты.
— А жюстокор? Жюстокор где?! — издевательски поинтересовался корреспондент, что-то с трудом припоминая о французском костюме XVIII века.
Крепыш не оценил иронической шутки Ричарда и полез с серьёзным видом в карман своего пиджака.
— Такого не значится, — определённо сказал он, сворачивая бумажку, очевидно, данный ему список.
— И как мне всё это всё на себя напяливать? — с отчаянием в голосе спросил репортёр, держа в одной руке парик, а в другой маску.
— Разберёшься, — недобро усмехнулся крепыш. — Я заеду ровно без четверти 6, будь к этому времени готов.
Он захлопнул за собой дверь.
«И я в таком виде пойду через холл?! Они не могли придумать что-то менее дурацкое и вычурное?» — Американец представил выражение лица вежливого портье с залысиной, когда тот увидит его в маскарадном облачении, пропахшем нафталином и пудрой, и ему стало ещё хуже.
Ричард снова рухнул ничком на свою помятую постель и громко, в голос застонал.
Ровно в 6 вечера «Бьюик» подкатил к зданию собраний местной масонской ложи, с лестницей и колоннами. Там уже стояло два десятка разных дорогих авто. Корреспондент сразу заметил среди них знакомый «Паккард». Дверцу «Бьюика» открыл швейцар в зелёной суконной ливрее и безмолвным учтивым жестом предложил проследовать за ним. Ричарду казалось, что посмотреть на эти воскресные театрализованные проходы должна собираться, как минимум, половина жителей Гонконга. Но, к своему удивлению, оглядевшись по сторонам, он обнаружил, что окаймляющие здание собраний улицы были совершенно пусты. Уже поднимаясь по лестнице, он увидел, как вслед за их «Бьюиком» мягко пристроился гигантский чёрный роллс-ройс.
Проведя новичка по сандаловому коридору, швейцар открыл перед ним высокую дубовую дверь, ведущую в небольшую приёмную с рядами одинаковых викторианских стульев, расположенных по периметру. Кроме стульев и красного мелко-ворсистого ковра, под стать его штанам-кюлотам, в комнате не было ничего. Швейцар, так же безмолвно и учтиво указал Ричарду на возможность присесть, а сам остался стоять возле дубовой двери, вытянувшись, словно часовой на посту.
«Сейчас посвящать будут» — с тоской подумал корреспондент, разглядывая зачем-то свои ногти. А ещё он беспрестанно морщился от запаха пудры и нафталина, в который раз обнюхивая свой маскарадный костюм. Минут через десять-пятнадцать внезапно и торжественно распахнулась вторая дверь напротив, и другой швейцар, или бог его знает кто, в точно такой же зелёной суконной ливрее и с накрахмаленным воротником-жабо, громко объявил: «Совет Судий ждёт Вас!». Его слова подняли бы из гроба покойника. Ноги Ричарда непроизвольно спружинили в коленях и подбросили его с насиженного места.
Войдя в довольно просторную сумрачную залу, освещаемую лишь немногочисленными свечными канделябрами, репортёр оказался перед длинным столом, покрытым дорогой бархатной скатертью, за которым сидели 11 господ в строгих чёрных одинаковых сюртуках и в масках. Маски были тоже одинаковыми, белыми. Они полностью закрывали лица Судий и выражали своими гротесковыми личинами театрально-трагедийную скорбь.
Ричард, сам не зная отчего, вдруг сделал изящный реверанс в стиле века своего костюма в сторону почтенных господ. И тут же смутился искренней безотчётностью своего поступка. С масками ничего не произошло. Они остались такими же неподвижными, будто навсегда застывшими в своём немом бутафорском отчаянии.
— Назовите себя!
Было непонятно, какая именно маска это произнесла.
— Ричард Воскобойникофф, — негромкий его голос, тем не менее, отчётливо пронёсся по зале, многократно отразившись от стен и сводчатого потолка.
— Кто может поручиться за Вас? — почти с брезгливостью спросила другая маска.
— Я могу!
Ричард увидел, как откуда-то сбоку метнулась изящная тонкая тень. Он узнал Клеопатру. Маски, словно удивлённые небывалой и неслыханной дерзостью, синхронно развернулись в ту сторону, откуда появился возмущающий торжественное спокойствие звук. Но Ричард догадался, что это всего лишь представление.
— Назовите себя!
— Милинда Кроуз.
Клеопатра в костюме арабской принцессы, с прикрывающей до глаз её лицо чадрой встала рядом с Ричардом, напротив Совета Судий.
— Знает ли новичок наши правила? — недоверчиво проскрипела третья маска, откуда-то слева.
— О да, Ваша честь!
— Готов ли мистер Воскобойникофф подписать Договор благородного Игрока и поклясться соблюдать все правила настоящего Регламента, а также следовать всем, вносимым в будущем в Игру поправкам?
«Это что ещё за хрень?» — Ричард помедлил с ответом, и Клеопатре пришлось слегка дёрнуть его за рукав камзола.
— Да, готов.
(«Боже, это я говорю?»)
— Признаёт ли мистер Воскобойникофф непререкаемый авторитет Высшего Совета Судий?
— Да, Ваша честь, — на этот раз корреспондент ответил без промедления, окончательно смирившись со своим безнадёжным положением.
— Тогда следуйте сюда и подпишите договор.
Когда Ричард вписал своё имя в нужную графу и поставил подпись символическими красными чернилами, Председатель Высшего Совета Судий (маска, находившаяся в самом центре) поздравил его с Великим Посвящением и поручил Клеопатре провести новоиспечённого Игрока в «комнату жребия». Это там, где стоит сумасшедший «Jukebox», догадался он. Первый его купон оказался голубого достоинства…
Игровой зал Ричард примерно так себе и представлял. Он был похож одновременно на огромных размеров сцену оперного театра, на которой разворачивалось грандиозное массовое действо, и на крытый восточный базар, на котором странным образом торговались между собой участники ежегодного венецианского карнавала. Декоративные янычары, смуглые от грима индусы, опереточные джентльмены, до смешного галантные мушкетёры, не расстающиеся со своими чётками иезуиты, бравые молодящиеся драгуны и загрунтованные белой извёсткой гейши о чём-то переговаривались, смеялись, спорили, кучковались небольшими группами, сходились и расходились вновь. «Вавилонское столпотворение» — коротко заключил корреспондент об увиденном и затосковал ещё больше.
Клеопатра предусмотрительно вошла в зал чуть раньше, отдельно от Ричарда, и теперь он мог наблюдать как она, проходя между разноцветными островками маскарадных костюмов, легко приветствовала некоторых из игроков. «Очень скоро рядом со мной Вы увидите наших сообщников», — предупредила она и просила его издали внимательно наблюдать за ней. Корреспондент, стараясь не привлекать к себе ничьего внимания, притулился спиной к стенке в одном из тёмных уголков и старался не спускать с неё глаз. Но то и дело невольно отвлекался на разных особо колоритных персонажей в маскарадной толпе. И тогда приходилось снова отыскивать Клеопатру взглядом в этой расфуфыренном балагане.
— А Вы, очевидно, новенький, первый раз здесь? — весело спросил Ричарда немолодой «Адмирал Нельсон», отделившись из гомонящей пёстрой густоты и подходя к нему.
— А Вы, очевидно, хотите вызвать меня на поединок? — огрызнулся корреспондент.
По плану Клеопатры ему было всё равно с кем понижать своё «голубое» цветовое достоинство.
— Да, Вы, молодой человек, петушок! — рассмеялся Нельсон. — Ну, что ж, пожалуй, настоящих дуэлянтов здесь и в самом деле не так много. Что-то мне подсказывает, что Вас зафрахтовала женщина! — адмирал понимающе улыбнулся, а его единственный мутный глаз при этом хитро сощурился.
— Фрахтуют торговые шхуны, которые Вы не без успеха грабите. А за меня поручились своей честью и репутацией!
Если бы у Ричарда была шпага…
— О! Сразу видно благородного человека, — предводитель пиратов чуть поднял обе руки вверх, давая понять, что сражён уже одним благородством своего сухопутного «современника». — Я не намерен с Вами драться, но право вызова, если угодно, остаётся за Вами.
Нельсон ещё несколько секунд постоял, ожидая, что скажет Ричард, но поскольку тот промолчал, удалился, напоследок галантно и с достоинством поклонившись. «Скажите, пожалуйста, какая куртуазность!» — глядя в подзорную трубу, сложенную из пальцев вслед прихрамывающему адмиралу, думал американец. Ему вдруг отчего-то стало весело.
Вовремя спохватившись, он снова начал из своего, как оказалось, не слишком-то надёжного укрытия высматривать Клеопатру. Вскоре он заметил её недалеко от себя, стоящую в окружении трёх мужчин. Один представлял собой голого по пояс атлетически сложенного «чёрного раба», закованного в декоративные кандалы. Другой, судя по всему, был испанским конкистадором, если не самим капитаном Кортесом. А третий, очевидно, старался выглядеть каким-то древним халдейским звездочётом. Но Ричард нашёл его костюм, расшитый серебристыми звёздами, не слишком убедительным.
Судя по тому, что Клеопатра немного нервничала, то и дело поворачивая свою хорошенькую головку в разные стороны от своих собеседников, она его потеряла. «Пора выдвигаться из своего тёмного угла, — решил корреспондент, — и присоединиться к компании заговорщиков».
— Это тот человек, о котором я вам говорила, — неопределённо представила его Клеопатра.
Все трое в ответ утвердительно кивнули.
— Думаю, теперь не стоит медлить со «всплытием», — заключила она.
В результате Клеопатра в раскладе оказалась всего лишь «оранжевой». Чёрный раб — «красным». Но зато у конкистадора и звездочёта на руках оказались синие купоны. Ричард прекрасно помнил, что понижение цветового достоинства с голубого до красного может произойти только в результате двух подряд отказов от поединка. Сначала «голубой» становился «оранжевым», а уж только потом «красным». Первый вызов ему сделал звездочёт.
Они проследовали в комнату поединков, где стоял автомат, похожий на «Jukebox», только чуть больших размеров. Если некий игрок после того, как его соперник вставлял свой купон в специальную прорезь в течение 30 секунд, не делал того же самого, это считалось официально зарегистрированным отказом. После чего автомат выдавал отказавшемуся от поединка игроку купон соответствующего пониженного достоинства. Первый же следовало сдать тому же автомату через другую прорезь в его серебристом корпусе. Таким образом, из комнаты поединков Ричард вышел уже преображённо «оранжевым».
Клеопатра тут же направила его обратно вместе с Кортесом. Однако им пришлось немного подождать, пока свои отношения выясняли две других пары. Китайский бонза состязался с какой-то древнеримской куртизанкой, а один из мушкетёров «фехтовал» с американским ковбоем в рыжих «чапсах», подбитых свалявшимся козьим мехом, и с гигантским револьвером времён гражданской войны Севера и Юга в кобуре. Ричарду показалось, что мушкетёр остался недоволен исходом поединка, а куртизанка до этого сильно огорчила бонзу.
Отказавшись вставлять свой купон и во второй раз, корреспондент предстал перед Клеопатрой в нужном «красном» цветовом достоинстве. Выждав несколько минут, она потащила его к заранее запланированному проигрышу, сделав предварительно публичный вызов при двух свидетелях (чёрном невольнике и звездочёте). Игроки, привлекавшиеся в свидетели вызова, считались секундантами поединка. В данном случае, сообщники просто попеременно страховали друг друга. «При такой системе, — думал Ричард, следуя за неотразимо покачивающей бёдрами арабской принцессой, — члены некоторой устойчивой коалиции могли просто скрывать отказы от поединков внутри своих малых групп. Но, ведь они, как правило, и не вызывали друг друга, обнаруживая достоинство своих купонов. Однако требовать публичности отказа от поединков было делом весьма проблематичным. В таком случае, отказавшийся игрок становился бы очень лёгкой добычей для всех обладателей купонов высших цветовых достоинств, и рисковал попасть в рабство, одновременно, к огромному количеству других игроков всего лишь в течение одного Судного дня».
Когда они вышли из комнаты поединков, Клеопатра тихо проговорила, сквозь свою чадру, слегка пощекотав его ухо своими длинными бархатистыми ресницами:
— Из здания есть ещё один выход, «испанец» проводит Вас к нему. Так будет надёжнее.
— Это будет похоже на бегство, — заметил ей Ричард.
— Это будет разумно, — поправила она, — или Вам захотелось поиграть, помимо всего прочего, ещё и в рыцаря без страха и упрёка?
— Было бы весьма интересно попробовать, — не без едкости отозвался корреспондент.
— Такое безрассудство совершенно излишне. И потом, не забывайте, теперь Вы мой раб, — она сверкнула на него глазами.
— Согласно Регламенту, Господин не может запретить даже своему рабу играть, — напомнил Ричард. — И уж тем более, не может приказать быть трусом!
— Чего Вы хотите? — она остановилась.
— Просто немного Вас позлить, — простодушно признался Ричард.
— Очень глупо, но Вам это почти удалось.
В её глазах он впервые увидел отблески затаённого страха.
— Вас беспокоит, что с красным купоном на руках, я стану ещё чьим-то рабом? — он как в ту ночь похищения почувствовал, что ему удалось перехватить инициативу. — А может, я хочу просто поохотиться на жирного «фазана»?
— Бросьте, для этого у Вас пока нет ни малейшего навыка. А Ваше попадание в рабство к кому-нибудь ещё может непредвиденно осложнить наши планы.
— Ваши планы, — приторным голосом уточнил Ричард.
— Убирайтесь ко всем чертям и поскорее! — самообладание на этот раз напрочь отказало Клеопатре.
— А я вот возьму и вызову сначала на поединок Вашего «фиолетового» халдейского астронома, а потом уйду, — не унимался репортёр.
— Он откажется! — женщина была в ярости и даже не пыталась этого скрывать. — А второй раз за один день вызвать отказавшего Вам в поединке игрока, согласно Регламенту невозможно.
— Да, он откажется, даже не сомневаюсь, — неопределённо, словно самому себе, заметил Ричард. — Ну, что же, ведите меня к своему Кортесу.
Клеопатра резко повернулась, и быстро вошла в игровой зал на своих мягких чувяках с изогнутыми носами.
Конкистадор, взяв Ричарда под руку, стал медленно и как бы непринуждённо беседуя продвигаться с ним в сторону чёрного хода. Незаметно чуть откинув одну из кулис и прикрывая образовавшийся просвет спиной, он быстро проговорил:
— Сначала прямо по коридору, потом направо. Найдёте.
Нырнув в кулису, корреспондент увидел ярдах в десяти перед собой совершенно тёмный тоннель, напоминающий подземный вентиляционный штрек.
Он уже было ринулся к нему, но слева от себя услышал спокойный и немного насмешливый знакомый голос: «Не так быстро, сынок. Удели мне немного времени, если тебе не трудно. Два отказа от поединков подряд — для новичка это не совсем обычно. Да и с адмиралом ты не захотел играть».
Ричард остался стоять на месте, как вкопанный, машинально сжав кулаки.
Глава восьмая. Послание с того Света
1
Лейтенант Британской Колониальной полиции Джозеф Кроуз лежал, заложив руки за голову на своей жёсткой, спартанской постели и смотрел в потолок. Его ноги вытянулись и застыли крест-накрест, и вся его напряжённая поза свидетельствовала о том, что теперь он пребывал в глубокой задумчивости. В пользу этого также говорил остановившийся, будто покрывшийся мрачным арктическим льдом его взгляд. Да, в самом деле, Кроузу было теперь о чём поразмыслить.
Вчерашний импровизированный допрос коммивояжера, устроенным им в заведении плутоватого толстяка Ли, не принёс полицейскому ничего, кроме самого обычного досадного разочарования и подтверждения своих подспудных, тревожных подозрений. Вся эта история с обнаружением Самоучителя, загадочным исчезновением Ся Бо и смертью Ляо, как он в глубине души и предполагал, оказалась намного более запутанной и неоднозначной, чем хотелось бы и чем показалась ему на первый взгляд.
«Патриарх Тлаху» — вслух, с явным раздражением в голосе произнёс инспектор и нетерпеливо заёрзал спиной по скомканной, слегка влажной простыне.
И что теперь делать? На Джозефа Кроуза поначалу не произвёл особого впечатления тот факт, что Самоучитель Игры, извлечённый им из огнеупорного тайника, по словам коммивояжера, был ненастоящим. Ведь тот же Лемюэль Смит утверждал, что подлинник не имеет никакого практического значения. Это он помнил прекрасно. «Но тогда зачем Ся Бо понадобилось похищать его из монастыря Тяо Бон?», — в который уже раз за сегодняшнее утро спрашивал себя Кроуз, кривя рот и сосредоточенно шевеля губами. Сегодня поутру ему всё представилось несколько в ином свете, чем накануне. Возможно, послушник о чём-то недоговаривал и скрыл от него истинное значение Самоучителя Игры. Иначе трудно представить себе, что такой удивительный мастер выигрывать во все игры, как Ся Бо утащил манускрипт только для того, чтобы в одиночку упражняться в каких-то абстрактных, недоступных простым смертным измышлениях.
Рассказ коммивояжера о сути «Дьявольской радуги», при помощи которой Ся Бо перевернул с ног на голову весь древний, многовековой уклад монастыря Тяо Бон и сам стал его Патриархом, окончательно убедили Джозефа Кроуза в исключительно практическом характере всех намерений этого загадочного человека. Патриарх Тлаху явно пытался что-то привнести в мир обычных людей не без определённой для себя пользы. Но что у него было на уме? Это по-прежнему продолжало оставаться для инспектора неразрешимой головоломкой.
По большей части, Кроуз досадовал на другое, на то, что после смерти девчонки теперь некому будет переводить его рукопись. Что ему, желающему быстро разбогатеть, честолюбивому и жадному до успеха молодому мужчине, до высоких и утончённых монашеских прозрений, ниспосланных с Неба и не достигающих земли? А вот от хитрого замухрышки Ся Бо он мог бы научиться многому и, несомненно, весьма полезному в практическом смысле.
Из отцовского кабинета послышался глубокий, надрывный кашель. Кроуз-младший приподнялся, опершись на локоть и повернув голову вполоборота к двери, какое-то время внимательно вслушивался в ужасающие сипы и свисты, легионом демонов вырывающихся из лёгких родителя. Наконец, отбросив тонкое суконное одеяло и накинув свой шёлковый домашний халат, он вышел в гостиную.
— Оставь ты этого чудака в покое. Кхе, кхе, кхе…
Кроуз-старший понемногу приходил в себя и даже пробовал курить свою любимую ореховую трубку, не смотря на настоятельные уговоры сына пока повременить с крепким индийским табаком.
— Зачем ты запер его в «мышеловке»?
— С моей стороны было бы глупо доверять ему полностью, отец. А потом, я чувствую, что он может ещё пригодиться, — Джозеф Кроуз неторопливо потягивал утренний кофе.
— Может ты и прав, сын, — рассудил Кроуз-старший после того, как сделал с усилием глоток из своей кофейной чашки и отставил трясущимися руками её на блюдце, — одержимых фанатиков всегда лучше иметь под рукой, на всякий случай.
— Он, думается мне, не так прост и имеет какой-то личный резон во всём этом деле, — сощурился инспектор.
Кроуз-младший поделился с отцом своими соображениями по поводу того, что он думал о похищении настоящего Самоучителя из монастырской обители.
— И что, теперь ты будешь вместе с этим ненормальным гоняться за Ся Бо и за украденным им подлинником? Которого, возможно, вообще никогда не существовало! — Эдвард Кроуз сильно похудел за последнюю неделю и теперь напоминал помятого старого ястреба. — Я бы на твоём месте сосредоточился на поиске подходящего переводчика, умеющего держать язык за зубами, раз уж тебе так не повезло с девчонкой, и молил Бога, чтобы Ся Бо никогда не нашёлся.
— Мне нет смысла лично встречаться с Ся Бо, отец. А уж, тем более, гоняться за ним. В этом я с тобой полностью согласен, — у Кроуза-младшего явно заваривалась в голове какая-то новая каша, поэтому он говорил медленно, будто озвучивая свои, пока ещё не вполне ясные ему самому мысли, — но, если настоящий Самоучитель Игры нужен двоим, он, вероятнее всего, нужен всем! И именно поэтому я попридержу Лемюэля Смита возле себя.
2
Коммивояжер ел с отменным, завораживающим аппетитом. За те несколько дней, что он провёл в маленькой, затхлой камере управления Британской Колониальной полиции, лёжа на каменном полу, выстланном грязной, истрёпанной соломой, мужчина успел изрядно осунуться, отчего его лицо вытянулось ещё больше, глаза углубились в тёмные болезненные глазницы, а от запаха мускуса не осталось и следа. Долгие и однообразно бессмысленные часы, проведённые в ожидании своей участи (Джозеф Кроуз, уходя, сказал, что ничего ещё не решил относительно его дальнейшей судьбы), периодически расцвечивались для него только возобновлением отчаянной битвы с проживающими в камере многочисленными клопами.
И вот теперь освобождённый арестант имел возможность насладиться не чем-нибудь там, а самым настоящим горячим черепаховым супом! Не всякому лорду в Метрополии приходилось испробовать столь экзотической и утончённой пищи. Но Лемюэль Смит чувствовал, что для него наступили хорошие времена. А всё почему? Инспектор Кроуз и не подозревал, что он, простой «коммивояжер», за те годы, которые провёл послушником в монастыре Тяо Бон, весьма неплохо изучил древние письменные языки Китая, а также мог свободно изъясняться на двух северных диалектах и на местном кантонском наречии Юэ. «Ах, — блаженно вздыхал Смит, наклоняя набок тарелку с остатками супа, — судьба всегда оказывается в итоге благосклонной к тому, кто с пользой проводит время». И тут же перевёл этот, сочинённый им за трапезой афоризм на гуаньхуа.
Далее новоиспечённого переводчика потчевали бараниной с зеленью, сдобренной лимонным соком, коньяком и гвоздикой, к которой присовокупили бокал красного вина. А потом ещё подали десерт с чаем и толстенную в два пальца бомбейскую сигару! Виданное ли дело?
Кроузы поселили Лемюэля Смита в гостиной, находившейся в самом центре их холостяцкого жилища и разделявшей кабинет Кроуза-старшего с комнатой Кроуза-младшего. Любезно предоставили ему для отдыха и сна дорогой персидский диван (кровати в гостиной не было), — на который тот с мечтательным удовольствием имел обыкновение заваливаться после своих вечерних прогулок, не снимая уличной обуви, — и небольшой письменный стол для работы с рукописью.
Очень скоро по всему дому распространился навязчивый и стойкий запах чёрного мускуса, которым коммивояжер с великим тщанием душился всякий раз перед выходом, доставая маленький гранёный пузырёк из своего потёртого, доисторического саквояжа. Отец из-за постоянного курения опиума этого запаха вовсе не замечал, а вот для Джозефа Кроуза он превратился в настоящую муку. Но он, в силу известных причин, решил ничего не высказывать по этому поводу «гостю», а просто смирился с временными неудобствами и лишь советовал Смиту регулярно перед сном принимать гигиенический и контрастный душ, якобы для успокоения нервов.
Для начала инспектор решил испытать переводческое искусство коммивояжёра, подсунув ему в качестве материала для работы те отрывки, которые уже были переведены покончившей с собой Ляо. Помимо всего прочего, у Джозефа Кроуза не выходил из головы вопрос, почему же всё-таки девушка некоторым образом искажала текст рукописи Ся Бо, что со всей отчётливостью выявилось в нестыковке английских и китайских фрагментов текста в её переводах. Разумеется, чтобы разгадать эту загадку, рукопись необходимо было, совершенно однозначно, купировать, изъяв из неё все англоязычные вставки, да так, чтобы коммивояжер ни о чём не догадался. (То, что он не сделал своевременно раньше прежде, чем передать Самоучитель китаянке). Только таким образом полицейскому представлялось возможным получить ответы на интересующие его вопросы.
Что касалось, разыскания подлинного Самоучителя Игры, о котором вечерами тосковал его вынужденный постоялец, то Джозеф Кроуз решил излишне не торопиться, здраво рассудив, что такая незаурядная личность, как Ся Бо очень скоро обнаружит себя сам, едва только устроит в каком-нибудь городе несколько своих удивительных игровых сеансов. «Всё, что нам нужно — это внимательно просматривать, как можно больше всевозможных провинциальных газет, — успокаивал коммивояжера полицейский, — не думаю, что Ся Бо покинул пределы Китая, он давно объявлен в розыск по подозрению в подделке британского паспорта».
На самом деле, Кроуз прекрасно понимал, что императорским подданным совершенно наплевать, кто, как и зачем подделывает британские паспорта и прочие документы. За соответствующую плату китайские стражи границ всегда готовы были, если нужно, на своих плечах перетащить любого, даже через Гималаи в Индию. Правда, в таком случае, вероятность попасться в образцовой Британской колонии для Ся Бо возрастала многократно. Но он об этом, конечно же, и сам догадывался. Можно было легко сбежать во французский Сиам, в Непал, в Бирму, отплыть на острова Филиппинского архипелага. Да мало ли куда ещё! Но что-то подсказывало инспектору, что Ся Бо далеко не ушёл, он затаился где-то совсем рядом, и Джозеф Кроуз снова, в который раз, как мог, утешал отчаявшегося в своём сердце послушника.
— Скажите, Лемюэль, а почему Вам не захотелось всё-таки ознакомиться с рукописью Патриарха Тлаху? — Кроуз-младший прохаживался взад-вперёд по освещённой янтарным утренним светом гостиной. Смит что-то сосредоточенно выискивал в своём саквояже. — Ведь это, возможно, бы прояснило для Вас некоторые мотивы его неблаговидного поступка, а может быть, и навело бы Вас на какие-то мысли о его дальнейших планах.
— Вы правы, мистер Кроуз, я поступил поспешно и опрометчиво. А всё дело в том, что я был крайне разочарован, ибо не нашёл того, что искал, — коммивояжер на секунду прервал своё копание в саквояже. — Но видите, как интересно получается. Вам потребовался переводчик, а, следовательно, мне, хочешь, не хочешь, придётся прочитать рукопись, — он снова углубился в поиски.
— Да, в самом деле, вышло занятно, — сдержанно прокомментировал Кроуз, подходя к окну и думая о чём-то своём.
— Ну, наконец-то, вот она! А я уже решил, что где-то её потерял. Как хорошо, что она нашлась!
Полицейский обернулся, в руках у послушника он увидел коротенькую деревянную флейту в пять дырочек. Не хватало ещё, чтобы к стойкому запаху мускуса добавилось ежедневное музицирование!
— Вы, наверное, подумали, что это обычный музыкальный инструмент? — усмотреть на лице инспектора его нескрываемую обеспокоенность не составляло никакого труда. — Нет, нет! Сейчас Вы поймёте, что это вовсе не так. Эту флейту мне подарил наместник монастыря Тяо Бон перед тем, как я отправился на поиски Самоучителя Игры, — с гордостью отрекомендовал флейту послушник.
— И что же в ней необычного? — из вежливости, заинтересовался инспектор.
— А вот, взгляните, — Лемюэль Смит жестом подозвал его, — обычная флейта работает на принципе образования так называемых «стоячих волн» в её теле, когда прямая волна накладывается на отражённую от стенок инструмента и распространяющуюся в обратном направлении. Зажимая и открывая отверстия, мы, таким образом, получаем стоячие волны разной частоты, а, следовательно, и звуки различного тона. Я понятно объясняю?
— Вполне, — сухо подтвердил Кроуз.
— Тогда Вам должно быть понятно и то, что частотный интервал между звуками, извлекаемыми при блокировании пальцами определённых отверстий должен оставаться всегда одним и тем же!
— По-моему, иначе и быть не может, — снова согласился инспектор.
— Вот! Всё это справедливо для обычной флейты, но только не для этой! Интервалы всегда разные, их выбирает сама флейта!
— Как такое возможно? — с сомнением спросил Кроуз, однако же, и в самом деле, заинтересовавшись таким неслыханным чудом.
— Слушайте.
Лемюэль Смит аккуратно и даже почтительно приложил мундштук к своим губам, прикрыл глаза и последовательно, через равные промежутки времени, перекрыл пальцами все пять отверстий.
— Запомнили? — послушник быстро открыл глаза, в них прыгали маленькие весёлые искорки.
Мелодию из пяти нот запомнить было нетрудно. Инспектор утвердительно кивнул.
— А теперь внимательно следите за тем, что будет дальше! — он снова прикрыл дрожащие от нетерпения веки и извлёк ещё пять последовательных звуков.
— Постойте, — изумился полицейский.
Мало того, что следующая музыкальная фраза, это было совершенно ясно слышно, отличалась от предыдущей, Кроузу показалось, она являлась вполне осмысленным продолжением первой! Послушник тут же подтвердил его догадку.
— Да, да, мистер Кроуз, она сама сочиняет музыку, — он глубокомысленно улыбался, глядя в глаза ошарашенному инспектору.
— И это, в самом деле, никакой не фокус?
— Хотите, попробуйте сами, — Смит с готовностью протёр мундштук своим не первой свежести носовым платком.
Однако Кроуз предпочёл в сложившейся ситуации поверить ему на слово, предоставив послушнику удивить его ещё раз. Сомнений не оставалось — чудесная флейта опять выдала новую музыкальную фразу, не смотря на то, что пальцы Лемюэля Смита, — полицейский внимательно следил за этим, — проделывали одно и ту же простую последовательность движений, закрывая все пять дырочек от мундштука до выходного отверстия.
— Невероятно. Но для чего наместник подарил Вам такую необычную флейту, мистер Смит?
— Этого я не знаю, — простодушно сознался коммивояжер, — укладывая подарок обратно в саквояж. — Единственное, что он сказал, благословляя меня в путь: «Помни: то, что ты берёшься разыскать, может быть найдено только чистыми помыслами сердца». В доказательство своих слов, Лемюэль Смит повторил эту фразу на одном из горных диалектов китайского так, как она некогда прозвучала из уст наместника.
Кроузу несказанно повезло. Английский фрагмент № 2 там, где Ся Бо повествовал о наблюдениях великого Сунь-Лу за игроками в «Камень — Ножницы — Бумагу» занимал ровно две страницы бухгалтерской книги. Таким образом, данный лист, исписанный с двух сторон, можно было просто аккуратно вырвать из рукописи. Об Универсальных Принципах Выигрыша Ся Бо писал с начала следующего листа. Конечно, в таком случае, вынужденно создавался определённый смысловой разрыв китайских фрагментов, о значении которого ему оставалось только догадываться. Но полицейского больше всего интересовали именно Универсальные Принципы Выигрыша, которых его, по неизвестным причинам, лишила наложившая на себя руки Ляо.
Едва только Смит упаковал свою волшебную флейту, Джозеф Кроуз раскрыл перед ним текст, с указанием того фрагмента, который следовало перевести. Своими пометками инспектор захватил неизвестный ему китайский отрывок немного до того места, где предположительно располагались «Принципы», и немного после. Всё это он постарался представить так, чтобы у послушника не возникло ни малейших подозрений в произвольности сделанного им в пользу данного фрагмента выбора. Ну, будто бы ему просто захотелось окончательно убедиться в профессиональной компетентности нового переводчика.
3
— Ты знаешь, дружище, по всей видимости, придётся всё-таки признать, что я погорячился насчёт Гальтона с его дактилоскопическими новшествами, — с какой-то неясной озабоченностью высказался коллега Томпсон, шелестя за столом бумагами.
— Боже мой! Что я слышу? — развеселился Кроуз. — Старина Томпсон откатал пальчики сотни, другой китайцев и убедился, что папиллярные узоры у них у всех разные?
— Ты не больно-то радуйся, Джозеф, — осадил его коллега Томпсон. — Похоже, я прибавлю тебе головной боли. Это касается дела о предполагаемом самоубийстве нашей переводчицы, которое, если мне не изменяет память, расследуешь именно ты, — он не глядя, ткнул в направлении Кроуза дымящейся сигарой.
— А что такое? — напрягся инспектор.
— А то, — устало пояснил коллега Томпсон, продолжая перебирать свои бумаги, — что на ноже я вообще не обнаружил никаких отпечатков.
— На том самом странном ноже, которым…
— Да, да, на том, которым она, якобы, перерезала себе горло.
— Что же ты молчал?! Я уже полчаса в кабинете! А ты вместо того, чтобы сообщить мне важную новость, пасьянсы из документов раскладываешь!
— Я не пасьянсы раскладываю, — обиделся коллега Томпсон, — я в отличие от вас, молодых, прежде, чем нестись сломя голову неизвестно куда и зачем, думаю! — он указал пальцем на свой выпуклый, нависший над припухшими глазами лоб.
— И о чём же ты думал? — стараясь успокоиться, спросил Кроуз.
— О том, зачем девчонке понадобилось сводить папиллярные узоры.
— Ты шутишь! — Джозеф Кроуз рванул галстук.
— Вовсе нет. Сходи к доктору Кинсли, он делал вскрытие и при осмотре тела обнаружил, что ладони рук и пальцы у трупа сильно обожжены, предположительно кислотой.
— Чёрт возьми! Почему я об этом узнаю последним?!
— Ты должен был обнаружить это сам! — крикнул коллега Томпсон, когда за Кроузом уже захлопывалась входная дверь. — Молодёжь! — мотнул головой старый сыщик и, не вынимая сигары изо рта, застучал двумя толстенными пальцами по клавишам печатной машинки «Адлер-рояль».
Доктор Кинсли сообщил Джозефу Кроузу, что вскрытие тела девушки удалось провести только накануне вечером, а до этого она несколько дней пролежала в новеньком адсорбционном холодильнике полицейского морга.
— Говорите, сводила кислотой?
— Я сказал: «сведены кислотой», — педантично поправил инспектора патологоанатом.
— Ну, да, разумеется, — согласился тот. — Можно взглянуть?
— Извольте, — доктор Кинсли не спеша подошёл к леденящему душу металлическому шкафу и привычным движением выдвинул наружу нижнюю полку.
Когда морозный туман рассеялся, Джозеф Кроуз увидел лежащую под простынёй, белоснежную, заиндевевшую Ляо (Кинсли обнажил мёртвое тело наполовину).
— Вот, полюбопытствуйте, — доктор не без труда развернул правую ладонь девушки для обозрения, — это очень было похоже на сильный, кислотный ожёг. Сейчас, по прошествии времени, конечно, картина поражения несколько изменилась.
Ладони переводчицы показались Кроузу будто бы изъеденными какой-то страшной смертельной болезнью, на них явственно виднелись плавные жёлто-фиолетовые разводы и тёмно-серые, почти чёрные бугроватые «оспины».
«Странно, как я не обратил внимания», — сокрушённо думал он. Но потом вспомнил, что руки мёртвой Ляо покоились на бёдрах, а кисти были собраны в кулак.
— Благодарю Вас, доктор Кинсли. Больше ничего?
— Ничего, что могло бы относиться к причине смерти, — доктор сбросил пенсне, и чуть откину голову назад, посмотрел на инспектора.
— И всё же? — Джозеф Кроуз, уже готовый ко всему, снова насторожился.
— Шестой палец на левой ноге. Причуды морфологии.
Инспектор какое-то время ещё соображал, можно ли «пришить к делу» шестой палец левой ноги Ляо. Но вскоре пришёл к тому же выводу, что и патологоанатом — к убийству или самоубийству это никак не может иметь непосредственного отношения. Попрощавшись с доктором Кинсли, Джозеф Кроуз решил не возвращаться сразу в свой служебный кабинет, а сначала немного прогуляться по аллеям недавно разбитого в центре города английского парка и всё спокойно обдумать.
Картина, нужно сказать, складывалась и в самом деле престранная. Если Ляо покончила с собой, то зачем ей нужно было в день самоубийства сводить, да ещё таким жестоким образом папиллярные узоры? Где, в таком случае, находились остатки кислоты? Никаких намёков на неё он не обнаружил. А Хорн?! Сержант Хорн со своим собачьим нюхом? Он ведь должен был непременно что-то учуять!
Джозеф Кроуз усилием воли заставил себя не побежать сразу бегом в сторону управления полиции, а продолжить с виду размеренное движение по алее между свободно расставленными молодыми кипарисами и ещё невысокими развесистыми эвкалиптами.
«Спокойно, соберись, — уговаривал себя инспектор. — Значит, действительно, Лемюэль Смит девчонку не убивал, его отпечатков нет на ноже, это уже хорошо. Однако ведь можно было совершить убийство в перчатках, или тщательно протереть рукоятку после того, как… В таком случае, убийца должен быть осведомлён о дактилоскопическом методе идентификации. Это почти невозможно, если учесть, что Томпсон ещё только неделю назад… Томпсон неделю назад сам об этом знал только понаслышке. Но, если Ляо сводила папиллярные узоры, она, следовательно, имела представление о дактилоскопии. А если её заставили сделать это? Нет, убийца бы просто протёр рукоятку и вложил орудие убийства в руки девушке. Только ведь нож валялся на циновке прямо перед ней. И совсем не похоже на то, что она его после смерти просто «обронила»».
Он вспомнил спокойную, почти непринуждённую позу «Сукхасаны», в которой девушку запечатлела смерть. Нет, никто её не убивал, она всё делала сама. Только зачем? Нестыковка отрывков текста, ритуальное самоубийство, а теперь ещё сведение папиллярных узоров. «Что ты хотела сказать мне, Ляо?» — эти слова Джозеф Кроуз незаметно для себя произнёс вслух. И рыжий, высокий джентльмен в белоснежном теннисном костюме, двигавшийся навстречу, недоверчиво покосился в его сторону.
— Сэр, многие, даже очень едкие кислоты бесцветны и не обладают запахом, — высокий, худощавый сержант Хорн терпеливо объяснял молодому лейтенанту, почему его удивительный нос ничем не может помочь следствию.
Инспектору стало неловко. Как сказал бы коллега Томпсон, услышь он этот разговор: «Ты должен был это знать сам!»
— Но, если в доме держали кислоту, то она, вероятно, должна находиться у садовника, — предположил Хорн.
— Почему Вы так решили, сержант?
— Я слышал, что некоторые кислоты используются для подкормки почвы и в качестве компонентов минеральных удобрений. А ещё их применяют для защиты от вредных насекомых, — чётко отрапортовал он.
Инспектор был посрамлён два раза подряд. Кроузы в обозримом прошлом своего рода всегда брезговали мелким копанием в земле, предпочитая уноситься в своих мечтаниях подальше от неё в заоблачные выси.
— А что, это мысль, сержант Хорн, — лейтенанту для сохранения лица ничего не оставалось, как проявить себя, хотя бы щедрым и справедливым начальником, — я лично допрошу садовника, — он уже хотел уйти. — Да, а насчёт патрулирования японского квартала, я погорячился, — Кроуз доверительно тронул догадливого сержанта Хорна за руку. — Я отмечу в рапорте полковнику Бэйли вашу сообразительность.
— Благодарю, сэр! Служу Британской короне!
— И у вас это весьма неплохо получается, — инспектор, снова погрузившись в свои размышления, заспешил по лестнице.
Теперь он думал о словах коллеги Томпсона, в которых усмотрел одну немаловажную и существенную для себя деталь. «Старый тюлень отчего-то совершенно определённо не верил в самоубийство девчонки, — ещё раз прокручивая в голове состоявшийся между ними разговор, повторял сам себе Кроуз. — Я отчётливо помню, он сказал: «Которым она, якобы перерезала себе горло». Якобы перерезала… Разве не сам Томпсон проинформировал его об отсутствии каких-либо доказательств причастности к смерти переводчицы кого-либо ещё? Тогда почему, якобы?»
— Нет, нет, Джозеф, поверь мне, здесь что-то не так.
Коллега Томпсон перевёл каретку своего «Адлер-рояля» в исходное положение и перестал стучать по клавишам. Сигарный пепел, который толстяк, увлекшись, забыл стряхнуть, полетел на рассыпанные по его служебному столу бумаги.
— За тридцать лет службы мне никогда не доводилось сталкиваться с тем, чтобы самоубийцы заметали следы или уничтожали улики. Спроси у отца, если мне не веришь. Ты знаешь, мы с ним начинали распутывать грязные делишки, когда здесь ещё не было телеграфа!
— Знаю, знаю, — устало подтвердил Кроуз. — Если бы она не пыталась сжечь кислотой себе руки…
— Послушай меня, Джозеф. Я бы скорее поставил все свои деньги на зеро в Монте-Карло с мошенником крупье, чем на то, что девчонка хоть что-то слышала о дактилоскопии.
— Значит, ты полагаешь, что она не…? — немного опешив, переспросил молодой инспектор.
— Это что-то другое. А «пальчики» стёр убийца! — коллега Томпсон со значением снова вставил в рот сигару и продолжил невозмутимо стучать по клавишам.
Вот тебе и на! Кроузу, конечно, и самому казалась странной такая осведомлённость простой переводчицы в новинках криминалистической экспертизы. Но представить себе, что её странный поступок может и вовсе не иметь никакого отношения к сведению папиллярных узоров, он как-то не догадался. Ай, да старина Томпсон!
— Да, я подумаю, — рассеянно из своего угла отозвался он.
Читать бесплатно другие книги:
