Самоучитель Игры Синицын Алексей
— Подумай, — согласился толстяк, — только не вздумай отпускать этого, твоего «гуся». Он ещё у нас, в «мышеловке»?
Джозеф Кроуз уклончиво ответил, что Лемюэль Смит находится под надёжным присмотром. О том, что коммивояжер проживает у них с отцом в доме, занимается переводами рукописи Ся Бо, да ещё безнадзорно разгуливает вечерами, где ему вздумается, он предпочёл умолчать.
4
Послушника инспектор застал привычно развалившимся на персидском диване в гостиной с блаженной, детской улыбкой на лице поглощающим сэндвичи.
— Не дождались ужина, Смит?
Тот даже как будто не сразу заметил полицейского.
— Ах, простите, мистер Кроуз, — спохватился он, принимая вертикальное положение, — дурацкая привычка. Ничего не могу с собой поделать! Как только я натыкаюсь на какую-нибудь любопытную загадку, так тотчас же у меня разыгрывается зверский аппетит!
— Что-нибудь кроме волшебной флейты? — сострил инспектор.
А сам подумал, что в таком случае его постоялец должен был бы поглощать пищу беспрерывно, с тех пор, как покинул пределы монастыря Тяо Бон.
— Ну что Вы! Флейта — это безусловное чудо, тут и думать нечего! Мои мысли заняты исключительно фрагментом рукописи, который Вы мне поручили перевести.
— Возникли какие-то трудности? — отстёгивая накладные манжеты, осведомился Кроуз.
— Да, как бы сказать, переводить текст было, в общем-то, несложно, но у меня создалось впечатление, что в середине текста выпущен какой-то важный фрагмент, точнее два фрагмента!
«Интересно, откуда взялся второй?» — удивился инспектор, приглаживая волосы перед старинным зеркалом, закованным в почти музейное бронзовое литьё. Но постарался не подать виду.
— А вот, взгляните сами, — подпрыгнул коммивояжёр, быстро вскакивая с дивана и стряхивая со своего сюртука крошки от сэндвича.
Джозеф Кроуз взял из рук переводчика два исписанных нервным, изломанным подчерком белых листа бумаги. Перевод отрывка текста, где Ся Бо писал о соотношении логики и психологии в псевдослучайных играх был выполнен Лемюэлем Смитом, если не считать небольших стилистических расхождений, почти тождественно переводу Ляо, и заканчивался словами: «В как бы случайных играх достаточно логики, но следует ловить рыбу в карповом пруду, а не забрасывать удочку в лужу». Это показалось инспектору несколько прямолинейным, у Ляо данная концовка выглядела намного изящней. Однако, смысл текста в редакции Смита, в целом, оставался идентичным.
Дальше в оригинальной рукописи следовал отрывок на английском языке «Камень — Ножницы — Бумага», который Кроуз благополучно удалил. А после него Ся Бо, как известно, сообщал об открытых им Универсальных Принципах Выигрыша: «Играя много лет в самые разные игры, я пришёл к формулировке нескольких Универсальных Принципов Выигрыша. Приведённый пример, как нельзя лучше иллюстрирует один из них…».
Инспектор с замиранием сердца приблизил к глазам второй лист, но каково же было его разочарование, быстро сменившееся ещё более сильным удивлением, когда он обнаружил там, как и в переводе Ляо, вместо обещанных принципов, всё тот же, хорошо ему знакомый фрагмент об игре в «Дурака»!
Джозеф Кроуз в полной растерянности посмотрел на переводчика, протягивая обратно ему листы, будто этим жестом спрашивал: «что это такое?! где?!». Но коммивояжер истолковал этот немой вопрос по-своему.
— Вы заметили? — торжествующе спросил он. — Два разрыва! Во-первых, Патриарх Тлаху пишет английскими, в смысле, латинскими буквами: «Приведённый пример как нельзя лучше иллюстрирует один из них», имея в виду какие-то «универсальные принципы выигрыша». Но ведь никакого конкретного примера в данном тексте просто нет! Как и обещанного универсального принципа выигрыша!
— Так, что же это получается? — Кроузу и самому срочно потребовался персидский диван. — Девчонка, которую я подозревал в тайном коварстве здесь вообще не причём?! Просто Ся Бо в этом месте действительно ничего не написал?
— Я Вам говорил, мистер Кроуз… Вы разочарованы, мистер Кроуз? Патриарх Тлаху — очень хитрый и умный человек! А что покойная переводчица? Вы прежде сталкивались с чем-то подобным? — стрекотал без умолку коммивояжер, пока инспектор в который раз за сегодняшний день обдумывал, каким образом к общей картине произошедшего присовокупить, вновь открывшиеся весьма удручающие обстоятельства.
— Да, помолчите, Вы, ради Бога! — полицейский, не скрывая раздражения, наконец, оборвал немолчный гомон Смита.
— Хорошо, хорошо, я просто хотел… — коммивояжер умолк как ребёнок, которого обидели глухим и чёрствым непониманием.
«Что касается рукописи, теперь уже можно играть в открытую. Пусть этот паяц окончательно уверится в том, что я снял с него все подозрения в совершении убийства Ляо, а там посмотрим… Неплохо было бы ещё выяснить, что он думает по поводу произвольной последовательности, в которой она переводила записки Ся Бо…» Кроуз прекрасно помнил, что в её переводе первый английский фрагмент обнаруживался после 5-го, а четвёртый — после 1-го. В то время как в оригинале все они располагались в порядке естественной последовательности натурального ряда чисел.
Инспектор вдруг снова вспомнил о чудесной флейте из саквояжа Смита, выдумывавшей, каждый раз новые мелодии.
— Ну, полно Вам, Смит, не дуйтесь, — (на коммивояжера было жалко смотреть). — Признаюсь Вам откровенно, — Кроуз предложил ему присесть рядом с собой на персидский диван, — я хотел проверить, не скрыла ли умышленно от меня Ляо некоторые важные детали текста, а заодно мне нужно было окончательно убедиться в Вашей, дорогой Лемюэль, компетентности и лояльности.
— Вы подумали, что она скрыла от Вас эти Универсальные Принципы?
— Теперь Вы понимаете моё разочарование тем, что я увидел?! — драматически воскликнул инспектор. — Вы просто обязаны извинить мою несдержанность.
— Да нет, это как раз я был несдержан и совершенно неделикатен со своей глупой болтовнёй! И не возражайте! Я знаю, мистер Кроуз, за мной водится такой грешок, — расчувствовался в ответ коммивояжер.
Дав ему вполне выговориться, Джозеф Кроуз решил, что можно спросить о главном.
— Скажите, Лемюэль, я ведь ничего не понимаю в этой «китайской грамоте», почему, как Вы думаете, девушка не стала переводить рукопись последовательно, с самого начала, сославшись на некие непонятные трудности построения текста. Более того, она сказала, что записки Ся Бо каким-то образом хитроумно зашифрованы. Это, в самом деле, так?
— Неужели? — теперь настала очередь Смита выказать своё удивление. — Я ведь просмотрел рукопись только весьма бегло, а Вы, в свою очередь, мистер Кроуз, предоставили мне для перевода лишь небольшой её фрагмент. Признаться, я ничего такого не заметил, — коммивояжёр немного помялся, — однако чтобы высказаться по этому поводу более определённо, мне нужно ознакомиться с записками Патриарха Тлаху целиком.
— О да, конечно! Я понимаю Вас, — подытожил Кроуз, поднимаясь с персидского дивана. — Давайте поступим так: рукопись будет находиться полностью в Вашем распоряжении, а Вы попытайтесь перевести её сначала и до конца, забыв всё, о чём я Вам только что здесь говорил.
— Великолепно! Только так я, возможно, смогу помочь Вам, мистер Кроуз! И, кроме того, как Вы совершенно справедливо заметили ранее, может быть, смогу узнать и кое-что для себя полезное о замыслах и намерениях Патриарха Тлаху.
— Джозеф, я же говорил, называйте меня просто Джозефом…
Инспектора несколько насторожила такая подчёркнутая высокопарность и удивительная покладистость своего нового переводчика, но он решил пока не придавать этому большого значения. «Служба в полиции сделала меня излишне подозрительным ко всяким мелочам, — думал Кроуз, угощая коммивояжера крепким индийским чаем с молоком. — Что тут удивительного? Я продемонстрировал ему своё доверие, открывшись в своих сомнениях по поводу переводов Ляо. В конце-концов, он это оценил — любопытный и немного восторженный чудак».
5
За последнюю неделю, прошедшую со дня смерти девушки-переводчицы, Джозеф Кроуз потерял много сил. Постоянное умственное напряжение, возникающее и отбрасываемое, только для того, чтобы возникнуть, вновь подозрения, загадки, не дающие покоя, всё пребывающие необъяснимые факты и новые подробности, а, в довершение ко всему, плохой сон — сделали своё дело. Он похудел и постарел на несколько лет. Так ему, во всяком случае, казалось, когда он рассматривал своё кое-как выбритое лицо с тёмными кругами вокруг глаз и заострившимся хищным носом в старинное зеркало, обрамлённое литыми бронзовыми завитушками. В какие-то мгновения инспектору даже мерещилось, что в зеркале он видит не себя, а своего отца, которому за последнюю неделю стало заметно хуже. Эти морочные видения явно не предвещали ничего хорошего, а только ещё больше расстраивали нервы и угнетали ещё недавно молодое и крепкое тело.
Смит с головой погрузился в рукопись Ся Бо. Он оставил свои вечерние прогулки и даже перестал валяться на так полюбившимся ему персидском диване, целыми днями проводя за письменным столом, морща лоб, почёсываясь, чему-то удивляясь и быстро делая какие-то пометки. Кроуз старался не мешать ему, ни о чём не спрашивал, да и тревога за здоровье отца уводила его мысли в сторону от Самоучителя, пока о нём не заговорил сам Кроуз-старший.
— Джозеф, сын мой, — (последние дни он почти не вставал с постели), — знаешь, о чём я сейчас думаю?
— О чём, отец? — он бережно наложил свою ладонь на сухую, пожелтевшую отцовскую руку.
— Я думаю о том, что жизнь не дала мне шансов быть счастливым, так, как я себе это представлял, глупец, — старик то ли хохотнул, то ли прерывисто всхлипнул. — Однако же именно теперь, когда она постепенно покидает меня, я счастлив, — Эдвард Кроуз зажмурился, и по его пергаментным щекам потекли слёзы.
— Отец, отец, что ты!
— За меня не беспокойся, — поторопился он успокоить сына, пожимая его запястье, — это совершенно ни к чему. Лучше выслушай меня. Ты помнишь, что сказал нашему Лемюэлю наставник монастыря Тяо Бон, когда благословлял его в путь?
Джозеф Кроуз прекрасно помнил слова наставника, тем более, он лично рассказал о них Кроузу-старшему, не присутствовавшему при его разговоре со Смитом. Но ему показалось очень странным и удивительным, что отец назвал коммивояжера «нашим Лемюэлем». И теперь он так и этак, с разных сторон рассматривал услышанное, диковинное словосочетание.
— Он сказал: то, что ты ищешь, может быть найдено только чистыми помыслами сердца! И я теперь всё время думаю над его мудрым наставлением.
Старик немного помолчал.
— Я получил прекрасное медицинское образование в Метрополии и мог бы стать неплохим доктором, лечить, а может быть, даже спасать людей. Но я погнался за приключениями и за лёгкой наживой. Чисты были тогда помыслы моего сердца? Нет! Когда я потерпел неудачу и остался без средств к существованию, разве не мог я вернуться к врачебной практике? Конечно, мог. Но вместо этого я пошёл на службу в полицию. Спроси меня, Джозеф: отчего так? Чистыми ли были помыслы моего сердца на этот раз? И я тебе отвечу: о, нет, оно до краёв оказалось наполненным самой чёрной завистью и желанием отомстить всем за свои неудачи и за свою неудовлетворённую алчность. Кровь от злобы кипела и клокотала в нём. И что же дальше? Я — доктор, даже не смог спасти твою мать! Единственную женщину, которую я любил в этой жизни, — Эдвард Кроуз отвернул голову к стене. — Может быть, её смерть, которая должна была послужить мне уроком, смягчила моё сердце? И опять же — нет! Она только удвоила моё ожесточение…
И вот, в конце-концов, опиум, за которым я много лет назад погнался сюда, в Гонконг, за тысячи морских миль, убивает меня ещё не в очень преклонных годах, меня — врача, сбежавшего в молодости от своих пациентов, и скоро убьёт. Жизнь не дала мне шансов быть счастливым, она лишь читала помыслы моего сердца, как открытую книгу, и давала мне то, что видела там. А там…, — Кроуз-старший не договорил, лишь отчаянно махнул рукой.
Джозеф Кроуз поразился перемене, произошедшей в отце. Опиумный дурман, казалось бы, уже навсегда поселившийся в нём, как будто куда-то исчез, внезапно выветрился, а его драгоценный родитель, в одно мгновение сделался вдруг каким-то до прозрачности трезвым во всех своих суждениях и умиротворённым. Инспектор изумлённо молчал и ждал, что старый Кроуз скажет дальше.
— Оставь службу, Джозеф! — он попытался приподняться с постели. — Не делай со своей жизнью то, что с ней сделал, когда-то я.
— Но, отец…
— Не спорь, я знаю, о чём говорю, а ты — нет, и поэтому продолжаешь упорно цепляться за свою погибель. Ты должен помочь Лемюэлю разыскать Ся Бо, чтобы возвратить ему рукопись и вернуть настоящий Самоучитель в монастырь Тяо Бон! — Эдвард Кроуз, обессилев, упал на подушку.
— Да, но ты, должно быть, забыл, что я ещё не закончил расследование загадочной смерти переводчицы, и возможно, мистер Смит всё-таки имеет какое-то отношение к её убийству. Вот и Томпсон считает, что…
— Брось, Джозеф. Если кто и убил девчонку, так это ты.
Теперь Кроуз-младший изобразил на своём лице нескрываемую, крайнюю степень изумления.
— Что ты на меня так смотришь? Ты знаешь это не хуже меня, — спокойно выговорил старик. — Если бы ты не подсунул ей записки, она бы осталась жива.
— Ну, знаешь, отец, это надо ещё доказать! Убийца, если таковой действительно присутствует в этом деле, почему-то не взял рукописи, а значит, скорее всего, она и не могла послужить причиной смерти Ляо.
— Джозеф, мой мальчик, твоё сердце глухо, а потому ты либо не хочешь, либо не можешь понять то, что я тебе говорю. А главное, ты не в состоянии признать очевидное. И за это я виню теперь прежде всего себя! — Кроуз-старший снова беспокойно заметался по постели. — Дай мне слово, что оставишь службу в полиции, как только я навсегда сомкну веки!
— Да что ты такое говоришь, отец?! — уже откровенно возмутился отпрыск.
— Я знаю, что говорю. Пообещай мне! — он снова попытался судорожно схватить за руку сына.
— Ну, хорошо, я обещаю, но…
— Вот и отлично! И никаких «но», — старик мгновенно успокоился, как будто и не было между ними только что этого эмоционального и малоприятного для Джозефа разговора. — А теперь позови ко мне Лемюэля, я хочу услышать его чудесную флейту. Она будет мне петь о прибрежных скалах Шотландии и о зелёных долинах Уэльса, о тех местах, к которым мне самое время возвратиться теперь.
Кроуз-старший блаженно прикрыл глаза и какое-то время ещё слышал немного грустную чистую мелодию, будто бы доносившуюся до его сознания ветром, в которой его детские мечты сливались с небом, небо сливалось с морем, а море с землёй, поросшей вечно молодой, сочной травой…
6
На следующий день после похорон отца, на которые из всего управления Британской Колониальной полиции пришёл вразвалочку, тяжело отдуваясь, один только коллега Томпсон, Джозеф Кроуз получил письмо. На синем конверте, доставленном ему вежливым китайцем, плохо говорящим по-английски было начертано: «Мистеру, Джозефу Кроузу. Лично».
— Кто Вам передал этот конверт? — почти безразлично спросил полицейский.
— Какой-то муссина с обоззённый лица передавать мне. Он говорить, отнеси мистер Дзозеф Кроуз, отень важный бумага! — случайный почтальон беспрерывно и глупо улыбался, отчего понять его английскую речь было ещё труднее.
В синем конверте оказался единственный листок. Кроуз готов был поклясться, той самой желтоватой бумаги, на которой Ляо делала для него свои переводы, но почерк был явно не её. Бросив не глядя китайцу монету в десять центов, инспектор быстро повернулся на каблуках и проследовал в дом.
— Лемюэль, Лемюэль! Нам письмо!
— Я здесь, мистер Кроуз! Письмо? От кого? — коммивояжер, не меньше самого Джозефа печалившийся смертью Кроуза-старшего, был несказанно рад, услышав это по-человечески трогательное «нам».
— Листы! Они жёлтые! — продолжал беспорядочно восклицать инспектор, — Ляо! Она писала для меня на точно таких же!
— Вы хотите сказать, что… — Смит сделал неопределённый жест рукой.
Всё, и в самом деле, выглядело так, как будто полученное письмо было отправлено с того света.
Усадивши послушника рядом с собой на персидский диван, Джозеф Кроуз стал бегло читать вслух:
«Один человек шёл по горной тропинке и увидел начертанный на скале иероглиф «Стой», он на минуту задумался, очевидно, знак предупреждал об опасности. Но это был смелый и любопытный человек, поэтому, немного поразмыслив, он пошёл дальше, только чаще оглядывался. Пройдя ещё пару ли, он опять увидел иероглиф «Дальше не ходи», он опять ненадолго остановился, но вскоре снова продолжил путь, только твёрже сжимал в руке посох. Почти у самой вершины горы, человек увидел третий знак из 2-х иероглифов «Предупреждаю последний раз». Он посмотрел на вершину, до которой оставалось не более 100 жэней, и подумал: «Я столько шёл к вершине, и вот она предо мной, неужели мне теперь повернуть обратно?». И пошёл дальше, только теперь с молитвой. Взобравшись на самую вершину, он увидел камень, на котором было написано: «Последнее предупреждение, не ходить сюда, уже было, поэтому их больше не будет». Человек рассмеялся и лёгкой походкой беспечно стал спускаться вниз, довольный тем, что все предупреждающие его об опасности знаки, оказалось, ничего не значили! Но в узком месте он оступился и упал в пропасть. Ибо, разве есть на свете знаки, которые ничего не значат?».
Кроуз и Смит молча переглянулись. После чего, инспектор стал читать дальше.
«Мистер, Кроуз! Примите мои соболезнования в связи с кончиной Вашего почтенного родителя. Мир его праху. А теперь о том, что Вам кажется сейчас, судя по всему, очень важным.
В смерти маленькой птички никто не виноват — ни я, ни Вы, ни Ваш новый друг Лемюэль Смит. Думаю, как раз именно он вскоре сможет продемонстрировать Вам это вполне наглядно (не сомневаюсь в его лингвистических способностях). Что же касается его талантов по части детективных расследований, то тут позволю себе усомниться. И здесь одна надежда на Вас, мистер Кроуз. Помогите ему докопаться до истины. Хотя, не могу не признать, что даже ошибки этого человека идут ему только на пользу. (Ещё раз моё восхищение и мой поклон наместнику Лунгху).
Меня не ищите, так как я даже при желании не смогу дать вам того, чего каждый из вас сможет отыскать для себя, если вы будете держаться вместе и способствовать друг другу.
Прощайте! Надеюсь, я сказал всё, что должен был сказать вам».
— Никаких сомнений — это патриарх Тлаху! — Смит машинально схватил сэндвич со стола и стал быстро запихивать его себе в рот.
— Мда, это действительно Ся Бо, — помахивая желтоватым листком, в задумчивости согласился Кроуз. — И, как я предполагал, он весьма близко, скорее всего, даже здесь, в Гонконге.
— Что будем делать? — осведомился послушник, и несколько крошек из его рта всё-таки просыпались на персидский диван.
Но инспектор не обратил на это никакого внимания.
— Думать будем, Лемюэль, думать, — он высоко скрестил руки на груди. — Скажите, какое место в письме особенно привлекло Ваше внимание?
— Я думал о человеке, который потерял бдительность и оступился в пропасть. — с сожалением пояснил коммивояжер.
— Да, по всей видимости, речь шла о неверной трактовке знаков. Но я имел в виду вторую, личную часть послания. Что Вы скажете на сей счёт?
— Я совсем не понял, каким образом я бы мог помочь Вам в расследовании загадочной смерти переводчицы, — недоумевал Смит.
— А вот я, кажется, понял, — уставившись на свои мягкие домашние туфли, заявил Кроуз. — Ся Бо намекнул на Ваши лингвистические способности. Что это означает?
— Что? — приоткрыл рот коммивояжер.
— А то, что загадка смерти Ляо содержится в самом тексте рукописи — вот что! — инспектор, довольный собой вновь стал прохаживаться по гостиной. — Как у Вас, кстати, дорогой Лемюэль, продвигается перевод?
Послушник на минуту задумался.
— Помните, Джозеф, Вы спрашивали меня, почему бедная девушка переводила рукопись не по порядку, не в той последовательности, в которой китайские иероглифы были нанесены на бумагу рукой патриарха Тлаху? Я пока не уверен, но мне кажется, я кое-что нащупал.
— Я Вас внимательно слушаю, — отозвался инспектор с противоположной стороны гостиной.
— Как бы это объяснить… Есть такая игра: соперникам предлагается несколько гласных и согласных букв, из которых они должны составить как можно больше слов. И у кого слов из данных букв окажется больше — тот и победил!
— Да, я знаю такую игру, продолжайте.
— Так вот, представьте, что различные фрагменты текста рукописи — это, на самом деле, «буквы» в нашей игре, из которых можно составить множество различных осмысленных слов. — Лемюэль Смит уже подбежал к инспектору и тряс его за руку. — На этом же принципе работает чудесная флейта, подаренная мне наместником Лунгху!
— Значит, для того, чтобы раскрыть тайну смерти девушки, нам нужно понять, какое «слово» из данных букв составила она? — Кроуз не верил своему прозрению.
— Мне нужно всё то, что она успела перевести! Если Вы, конечно, не возражаете, — чуть смутившись, добавил послушник.
Лемюэль Смит тут же засел за переводы Ляо, периодически заглядывая в свои пометки. Кроуз медленно курил свои любимые бомбейские сигары, пуская и разглядывая облака дыма перед собой. Он ещё и ещё раз прокручивал в голове текст письма Ся Бо. Когда часы в гостиной пробили к обеду, инспектор вдруг весело по-мальчишески расхохотался.
— А знаете, Лемюэль, Патриарх Тлаху не крал настоящего Самоучителя Игры! Сдаётся мне, он до сих находится на территории монастыря Тяо Бон.
С кончика пера, застывшего в руке коммивояжера нехотя сорвалась и упала на белый лист бумаги жирная, чернильная капля.
Глава девятая. Рабыня-Госпожа
1
— Не так быстро, сынок. Удели мне немного времени, если тебе не трудно. Два отказа от поединков подряд, для новичка это не совсем обычно. Да и с адмиралом ты не захотел играть…
Ричард замер, как мелкий, неопытный воришка, застигнутый врасплох. А когда обернулся, то не поверил своим глазам. Эту человеческую фигуру, сидящую на металлической конструкции в позе старой, задохнувшейся от собственного надрывного лая собаки, с равнодушно склонённой вниз головой даже в полумраке нельзя было ни с кем перепутать.
— Бульдог Билл?! Мистер Пикфорд, но как Вы здесь…?
— Бульдог, бульдог, так вернее, — не стал возражать босс. — Присядь-ка рядом. У нас не так много времени, просто хочу ещё раз убедиться, что это ты, мой доблестный сотрудник — Ричард Воскобойникофф!
Корреспондент в своём маскарадном костюме сел рядом на прямоугольный каркас, служащий, по всей видимости, остовом для каких-то сценических декораций, и от волнения стал застёгивать на все пуговицы свой расшитый золотой нитью, пёстрый камзол.
— Ай, красавец, ай, молодец! Можно сказать, гордость местной редакции «Associated Press», — саркастически похвалил его вид шеф, — представляю, кто тебя втянул в этот карнавал, — он даже негромко хохотнул, но потом сделался совершенно серьёзен. — Ты ещё не забыл на кого ты работаешь, сынок? Мир стоит на пороге новой мировой войны, япошки не сегодня, завтра заблокируют Гонконг с моря, а потом и доберутся сюда по суше на своих маленьких кривых ножках. А ты, похоже, с головой дал себя одурачить этой циничной и безжалостной стерве — Милинде Кроуз! И теперь играешь в её игры? — Пикфорд только за ухо не потрепал «негодного мальчишку», зато больно ущипнул его за руку, чуть повыше локтя.
— Это Вас не касается, мистер Пикфорд! — одёрнув руку, попытался с достоинством своего театрализованного века отбить выпад корреспондент. — Речь идёт о сугубо личном деле, затрагивающим только меня и интересы одной аристократической особы, которую Вы назвали…
— Безжалостной и циничной стервой, — бульдог Билл спокойно договорил за не решившегося повторить этот бульварный эпитет корреспондента, — да ещё работающей, ко всему прочему, на японскую разведку.
— А мистер Кроуз?! — Ричард поймал себя на мысли, что его сейчас больше всего волновало не то, что он так бездарно попал впросак с Клеопатрой, а то, знает ли его новый приятель, чем занимается его жена.
— Мистер Кроуз! — снова расхохотался Бульдог Билл. — Пойдём отсюда, сынок, мы и так уже засиделись, пора сваливать, если ты, конечно, не желаешь вызвать на поединок меня!
— Как, и Вы тоже, мистер Пикфорд? — обомлел корреспондент. — Вы тоже участвуете во всём этом маскараде?!
Но шеф уже энергично подталкивал его в сторону тоннеля, который должен был их вывести наружу из здания масонских собраний. Однако Ричарду казалось, что он вместе с воздухом, пропахшим летучими мышами увлекает его в полную неизвестности чёрную космическую бездну.
В воскресный вечер в Агентстве никого, кроме дежурившей за телетайпом Мэри-Энн не было. (Пикфорд сначала на своём «Форде», оставленном недалеко от чёрного хода, завёз Ричарда в гостиницу переодеться. «Только новички и дурачки так поступают», — недовольно проворчал он по поводу необходимости возить своего горе-сотрудника по городу в нелепом маскарадном костюме). Девушка сильно удивилась их появлению в столь поздний час, и корреспонденту даже показалось, заметно встревожилась.
— Мистер Пикфорд, — обратилась она к шефу, вспорхнув мелкой пташкой со своего рабочего места.
— Оставь нас, иди домой! — бульдог Билл, даже не взглянув в её сторону, направился прямиком в свой кабинет.
Зато Ричард, проследовавший за ним, не упустил случая смерить девушку ещё раз своим холодным уничтожающим взглядом, от чего Мэри-Энн вся зарделась, как прилежная курсистка, не выучившая урок, и только сильнее прижала к груди какие-то папки, которые, видимо, собиралась положить на стол Пикфорду.
— А на девчонку ты зря дуешься, — выдохнул шеф, усаживаясь за стол. — Я просто попросил её повнимательнее присмотреться к тебе, только и всего. А она без умолку потом целый день трещала мне, какой ты чудесный парень. Мэри-Энн ведь, знаешь, Ричард, мне как дочь.
Что это всё значит, «как дочь»? Корреспондент с сомнением всматривался в лицо Пикфорда, пытаясь отыскать хоть малейший намёк на попытку босса, при помощи игры на его чувствах, прикрыть своего тайного осведомителя. Но, чем дальше он изучал лицо Бульдога Билла, тем больше убеждался, что тот, скорее всего, не лгал.
— Ну, чего ты уставился? Я хорошо знал её отца. Он тоже работал на нас, пока шесть лет назад не умер от заражения крови. Глупо так всё вышло, повредил себе палец о какую-то дурацкую проволоку, мастеря ей воздушный шар с корзинкой. Она тогда была ещё совсем девчонкой. Я ему перед тем, как он отдал Богу душу, пообещал присмотреть за ней. Её мать ещё при его жизни начала сильно прикладываться к бутылке. На неё какая надежда? И он, и я это прекрасно понимали… Да что ты так смотришь на меня, чёрт подери!
Ричард виновато опустил глаза в пол. А сам думал, кто же из них двух врёт. Он прекрасно помнил, что Мэри-Энн рассказывала историю знакомства с бульдогом Биллом совершенно иначе. Он специально приходил на курсы машинисток в американское консульство, чтобы выбрать наиболее способную девушку, а потом рвал на себе от ярости волосы оттого, что на машинке Линь Юйтана, видите ли, не нашлось нужных составных частей к некоторым иероглифам рукописи Ся Бо.
— Вы сказали, что Милинда работает на японскую разведку, мистер Пикфорд?
— Об этом не знают здесь только грудные младенцы. Она чаще крутится возле этого чудовища Изаму Такагоси, чем находится в компании своего мужа, — босс смачно выругался, как это умеют только жители американского Юга.
— Они меня чуть не сбили на «Паккарде» в то утро, когда я прибыл в Гонконг. А когда я рассказал эту историю мистеру Кроузу, он, как мне показалось, весьма ею заинтересовался, — Ричард всё ещё не поднимал глаз на Пикфорда.
— Боже мой, боже мой… Ты уже и с Кроузом успел сойтись, — теперь бульдог Билл даже не пытался скрыть своей полной растерянности и изумлённости.
— Ричард, сынок, ты кто вообще такой, а? — он пристально всматривался в своего чудо-сотрудника, чуть наклоняя по-собачьи голову набок. — Ты откуда свалился на мою седую голову? Нет, ты скажи, я пойму! Я здесь за последние 30 лет проиграл в карты 8 государственный тайн только для того, чтобы в итоге выиграть 10 для своей Родины! А ты с первого дня сошёлся не только с Кроузом, но и успел вляпаться в доверие к его воистину удивительной жёнушке! Я не оговорился, именно «вляпаться»! — шеф даже для пущей убедительности картинно заломил руки.
— Я и сам не понимаю, Билл, что со мной происходит, — он впервые назвал шефа по-приятельски «Биллом». — А Вы откуда знаете мистера Кроуза?
Ричарду нужно было хотя бы о чём-то спросить, чтобы совсем уж не впасть в безнадёжное уныние. К тому же, он хорошо помнил, что часть непереведённых листков рукописи Ся Бо каким-то образом попала к шефу. А уж от него как-то подозрительно легко через секретаршу Пикфорда к нему.
— Ты ещё здесь? — крикнул шеф Мэри-Энн, распахивая модную полупрозрачную дверь своего кабинета.
— Вот, уже собралась уходить, — виновато откликнулась девушка.
— Принеси нам бутылку коньяку, два кофе, а потом и уходи, пожалуй, — Пикфорд помедлил. — Иди сюда.
Мэри-Энн покорно засеменила к «отцу». Он наскоро чмокнул её в темя.
— Коньяк и кофе! Мы работаем! Всё!
— Так, значит, Вы отлично знаете мистера Кроуза, если я Вас правильно понял? — Ричард по возможности пытался как можно меньше отхлебнуть из роскошных коньячных рюмок, вероятно предназначавшихся для очень важных гостей Агентства.
— У тебя может создаться ложное ощущение, сынок, что мы с тобой ровня. А уж, не дай Бог, тебе придёт в голову мысль, что ты одного поля ягода с мистером Кроузом, — шеф отхлебнул, не скупясь из своего бокала.
— По-вашему, я настолько глуп?
— Ахаха! Ещё более! Но тебе, как это ни странно, это идёт тебе только на пользу, — Пикфорду захотелось курить, и он потянулся к бронзовой зажигалке-«чернильнице».
— Я познакомился с ним в те годы, когда ему поручили расследование исчезновения одного престранного человечка.
— Ся Бо? — корреспонденту показалось, что с бокалом коньяка в руке он выглядит солидным джентльменом, осведомлённым во всех тайных делах старого Гонконга.
— Тьфу! — бульдог Билл выплюнул кончик сигары. — Он тебе и об этом рассказал?
Ричард в ответ предпочёл вальяжно кивнуть, рассматривая свои обработанные пилкой ногти, и добавил:
— Он мне кое-что и про тайник успел рассказать.
При слове «тайник», Пикфорд облизнул свои внезапно пересохшие бесцветные губы.
— Ладно, раз уж ты всё знаешь, — он повременил немного, что-то про себя прикидывая, а потом заговорил, вертя в своих лапах коньячным бокалом:
— Та статья в «Снах Британского Льва» об исчезновении Ся Бо, вышедшая в 1894 году — моих рук дело. Да, да. А знаешь почему, сынок? Потому что я всегда был хорошим репортёром! — он со значением наклонился к Ричарду. — И на месте происшествия я оказался раньше Кроуза и всей этой грёбаной Британской Колониальной полиции, — бульдог Бил довольно оскалился.
— И что же Вы там увидели? — Ричард даже забыл про свой коньяк.
— Тайник! Тайник Ся Бо, — Пикфорд снова щедро отхлебнул из своего бокала.
— Но разве тайник обнаружил не мистер Кроуз? — удивился корреспондент.
Бульдог Билл разразился гомерическим хохотом, а потом его лицо снова стало злой «бульдожьей мордой».
— Нет, повторяю тебе, нет! Тайник нашёл я.
— Но, как тогда Самоучитель оказался у Кроуза?
— А их там было два, — невозмутимо пояснил бульдог Билл и клацнул зубами.
— То есть как два? — Ричард отставил свой наполовину опустевший бокал на стол, прямо на какие-то важные бумаги босса.
— А вот так, два! — снова убеждённо подтвердил Пикфорд. — Там были две почти одинаковые бухгалтерские книги, исписанные китайскими иероглифами.
— Но, почему же Вы не взяли себе обе, если имели такую возможность?
— А ты бы так и сделал на моём месте? — ухмыльнулся Бульдог Билл.
— Почему нет? — ответил ему корреспондент открытой и белозубой, чисто американской улыбкой. — Если удача сама плывёт к тебе в руки, хватай её за хвост!
— Ну и дурак! Теперь я понимаю, почему эта сучка так легко окрутила тебя. Ты понял, о ком я, — обругал его Пикфорд.
Ричард выразил на своём загорелом лице кинокрасавчика нескрываемую обиду.
— Пойми ты, дурья башка, Кроуз, который, безусловно, тоже бы добрался до тайника, не поверил бы, что от Ся Бо осталось всего лишь несколько старинных монет и связка ничего не значащих писем. Весь Гонконг полнился слухами о его несметных богатствах. А главное, о какой-то дьявольской книге, при помощи которой он выигрывает во все игры. К тому же, Кроуз знал, что на месте пожарища уже побывали представители прессы. Он бы из меня всю душу вытряс. — Бульдог Билл перевёл дыхание, — никогда не бери больше, чем можешь унести, сынок. Налей-ка нам ещё понемногу.
Ричард не замедлил исполнить приказание босса.
— Даже боюсь спросить Вас, мистер Пикфорд.
— Да, знаю я, о чём ты хочешь спросить, — махнул рукой бульдог Билл, — пытался ли я её переводить, и о чём там идёт речь? Разумеется, пытался. На протяжении многих лет, используя самых разных переводчиков. Мэри-Энн тебе, наверное, и об этом успела проболтаться, а? — шеф испытующе посмотрел на Ричарда.
— Нет, она сказала только о том, что Вы хотели зачем-то перепечатать рукопись, причём сравнительно недавно. Зачем? — Ричард попытался сказать это как можно более холодно и спокойно.
Бульдог Билл взметнулся из-за стола. Лицо его побагровело, а глаза повыпрыгивали из орбит.
— Я в порошок сотру эту маленькую дрянь! — взревел он нечеловеческим голосом.
— И это свою-то названную «дочь»? — так же ровно сыронизировал репортёр.
— Заткнись, мальчишка! — Пикфорд ударил со всего маху кулаком по столу так, что его бокал опрокинулся и со звоном рухнул на пол. — Не лезь не в своё дело!
Ричард понял, что настало его время повышать ставку.
— А что если мистер Кроуз, мой хороший приятель, — с особенно издевательской улыбочкой пояснил репортёр, — от кого-нибудь узнает, что Вы пытались перепечатать его рукопись.
— Это рукопись Ся Бо, — задыхаясь, прохрипел Бульдог Билл, — и потом с чего ты взял, что я перепечатывал рукопись Кроуза. Я же ясно сказал, что в тайнике их было две! А значит, мы с Кроузом в равных условиях. Если я вор, то он и подавно!
— Вот Вы и потрудитесь объяснить всё это сами мистеру Кроузу. А потом ведь прошло столько лет, — Ричард сделал вид, что делает вычисления в уме. — Кажется, 45, не так ли? И Вы хотите уверить меня, дорогой мистер Пикфорд, что только теперь всерьёз взялись за это дело, а всё это время она Вас не интересовала? Зачем Вы пытались её перепечатать?
— Не твоё дело, щенок! Рукопись моя! — бульдог Билл, казалось, в любую секунду был готов броситься на Ричарда и перегрызть ему горло.
— Нет-нет, дорогой мистер Пикфорд никакой второй рукописи не существовало, Вы просто украли её у Кроуза, — с невозмутимым спокойствием подытожил корреспондент, допивая свой коньяк. — И у меня есть вещественные доказательства.
— Какие ещё к чёрту доказательства? — проревел Билл Пикфорд.
— Доченька-то Ваша приёмная, Мэри-Энн, сохранила забракованные листочки, лень ей было до мусорной корзины ходить, ножками переступать. А теперь эти листочки у меня. Так-то.
Какое-то время Пикфорд осознавал сказанное, если его состояние в этот момент вообще можно было назвать сознательным, а потом заговорил изменившимся голосом.
— Ричард, сынок, — он явно пытался придать всей ситуации совершенно иной оборот, — выслушай меня спокойно, без эмоций.
(«Как должник с кредитором заговорил» — злорадно подумал корреспондент)
— Я, я, попал в безвыходное положение… Это всё Милинда, — Пикфорд снова крепко выругался, — это она украла рукопись. Клянусь! Она, как бы это сказать, стала рабыней Такагоси, ну ты его знаешь. И он приказал ей сделать это. А она не могла ему отказать. Ты же знаешь правила Игры. Ну, знаешь же!
— А причём здесь тогда Вы? — корреспондент бесцеремонно обнюхивал дорогую сигару, извлечённую им из чёрной с золотой каймой коробки, стоящей на столе у шефа.
— А я был тогда рабом Милинды в этой проклятой масонской головоломке, и она сказала, что я должен перепечатать рукопись. Но Мэри-Энн, наверняка, тебе проболталась, что у меня из этой затеи ничего не вышло, точнее, рукопись удалось перепечатать частично. Ну не может эта чёртова машинка набрать все тамошние дурацкие иероглифы!
На бульдога Билла было жалко смотреть. Он выглядел как нашкодивший пёс, получивший по морде тапком.
— Как же это понимать? То есть Вы, сраный патриот Соединённых Штатов, передавали какие-то материалы агенту японской разведки?! — начал наседать Ричард и даже сломал сигару.
— Говорю же, у меня не было выхода! И потом, разве это какая-то государственная тайна? Ну, подумаешь, какие-то записочки этого сумасшедшего Ся Бо.
— Записочки человека, который никогда никому не проигрывал. А ты не подумал, старый дурак, что в этих «записочках» может быть и то, как никогда не проигрывать в войне! — Ричард встал со своего стула и грозной тенью навис над Биллом Пикфордом, который теперь казался и вправду, будто сжавшимся маленьким щенком.
Внутренне корреспондента разбирал смех от той ахинеи, которую он нёс в данную минуту. Но торжество победителя не давало вырваться этому смеху наружу, продолжая придавать ему грозный вид. «Это тебе и за эсминец «Коннектикут», и за «мальчишку», и за всех остальных сотрудников Агентства, думал Ричард. Будешь знать старый пёс, как издеваться над людьми».
— И ведь где перепечатывал? В американском консульстве! — продолжал наступление разоблачитель.
— Ричард, ну что ты хочешь от меня? — взмолился бульдог Билл, и даже руки сложил умоляюще, «лодочкой». — Ты ещё сам узнаешь, какую безжалостную вещь подкинул нам этот дьявол Ся Бо!
— Вы хотите сказать?
— Да, да, именно это я и хочу сказать, будь он неладен! Всё началось с него. А вся эта масонская хрень собачья с призмой, с идеей равенства, всё это только прикрытие для Игры.
Ричард с удовлетворением про себя отметил, что нечто подобное ему говорила Клеопатра в ночь похищения.
— Прежде, чем он исчез, он уже посеял вредоносные споры.
— Тогда скажите мне, откуда Вы знали, что я отказался от поединков? Ведь по Регламенту об этом могут знать только члены Высшего Совета Судий, которые и понижают цветовое достоинство игрока.
— Нет, нет, Рич, что ты! Ты переоцениваешь меня! Я просто внимательно наблюдал за всей вашей тёплой компанией из-за кулисы. И видел, как Милинда выводила тебя на нужных игроков. Только идиот не понял бы, для чего это делалось.
— И для чего же?
Читать бесплатно другие книги:
