Ответ Империи Измеров Олег

24. Аннушка, Чубайс и все, все, все, все

В двести двенадцатой комнате поставили еще пару столов, потеснив стоящие. Момышева в кабинете не было, и на его стуле висел пиджак, зато за одним из новых рабочих мест расположилась Семиверстова, которая бесцеремонно повесила на спинку стула красную сумочку (их по инструкции следовало держать в шкафу), и разложила по столу косметичку, авторучку, неизвестно зачем здесь нужную без бумаги, будильник, тоже неизвестно зачем нужный при наличии часов в кабинете, светодиодный фонарик на случай неизвестно чего, и поставила пару безделушек в виде кенгуренка и пушистого зайчика. Вообще, как заметил Виктор, женщины часто любят заполнять офисное пространство самыми неожиданными вещами только для того, чтобы эти вещи напоминали им о чем-то привычном и создавали уверенность; и вот к неизменным туфлям, лежащим на системнике мини-тауэр, убранном в нишу стола (просто удобно их туда класть оказалось) и пудренице на лотке желтеющего от солнечного света из окна принтера 'HP Laserjet 1022' (ее там легко найти), добавляются статуэтки, кактусики, распечатанные на том же самом принтере сентенции, выкачанные из Интернета, и прочие артефакты, смысл присутствия которых известен только одним их милым хозяйкам. В предыдущем кабинете Семиверстовой он подобной страсти не замечал.

'Волнуется, наверное'.

— Светлана Викторовна, вам бы вздремнуть. Вы, наверное, не выспались.

— Нормально, нормально… — она откинулась на спинку вращающегося кресла и вытянула ноги в длину, — главное, чтобы у вас была голова свежая. Сейчас все расскажу. Хавьер Солана буквально час назад отдал приказ Уэсли Кларку начать операцию, так что НАТО нанесет сегодня по Югославии удар с воздуха. А еще вчера вечером Петр Стоянов потребовал вывода советских баз с территории Болгарии, запретил перемещение советских войск и отказался предоставить воздушный коридор для пролета наших самолетов в Югославию. Шестой флот США блокировал проливы. В общем, типичная кризисная ситуация, для которой создан типичный кризисный штаб, в котором мы и будем сидеть, пока кризис не кончится. Ну, и вы тоже. Вы же у нас единственный хроноагент.

— А где штаб будет?

— Он уже есть. Везде и нигде. Он виртуальный, связь по сети. Только в Домолинию выхода нету. Американцы бухают деньги в помещения, презентационное оборудование, и прочую ерунду. Ай-ти фирмы борются за то, чтобы проесть деньги налогоплательщиков. Нам это не надо.

— Ну… как предвыборный штаб можно использовать.

— А зачем? Понимаете, у нас при сталинизме не надо народу мозги компостировать, не надо запугивать, мол, если за нас не проголосуете, то мы тоже чего-то для вас не сделаем, в таком духе. У нас народ приходил и голосовал за того же Романова, потому что знает, что он сделает, что в будущем что-то проведут, что-то построят, и вооще — что будущее вообще определенно и зависит не только от правительства, но и от каждого. Знаете, как у Ольги Берггольц — 'Мы слышали твой голос. Мы спокойны. Нас не сломают, не поработят…' Люди не ждали от Сталина чуда, он просто помог им поверить в свои силы…

— Слушайте, а от меня что зависит? Может, мне со Стояновым поговорить? Как попаданцу? Стоянова там еще не обвиняют в сотрудничестве с госбезопасностью?

— Не нужно, мы сами разберемся. Это частный вопрос. Наша с вами задача сейчас — сидеть здесь и ждать. Если повезет, просидим здесь всю войну.

— Ну, для женщины это еще так-сяк, а…

— А это приказ.

Возражать не имело смысла. Виктор открыл холодильник, налил в стакан холодной, кисловатой и шипучей от газа минералки, затем вставил ключ и запустил свой терминал.

— Если не тайна, кто четвертый? — спросил он.

— Гаспарян. Он вылетел из Москвы и будет позже.

Гаспарян тоже будет сидеть и ждать здесь, подумал Виктор. Значит, от этой комнаты все-таки ждут чего-то серьезного, для чего-то ее здесь держат. В этом Союзе наверху не те ребята, чтобы держать кучу народу на всякий случай, для перестраховки. Есть какой-то или план, или обработчик ситуаций, когда они должны понадобиться. Когда и для чего — они сами скажут.

Пискнула сигнализация, и в кабинет вошел Момышев.

— Светлана Викторовна, ну как, еще не поступало?

— Вы сомневаетесь?

— Ну, не август месяц все-таки.

— А чем ноябрь не был августом?

— Да. Действительно…

— Дятлов со спутников не заметили. Аннушка уже разлила масло.

Кодовые фразы, подумал Виктор. Кто такая Аннушка? Хотя — тут кодом может быть вся фраза. Известная фраза из Булгакова. Дятлы — видимо, натовские войска. Ноябрь и август… События какие-то аналогичные прошли в ноябре и в августе. Отдельные паззлы, из которых пока не сложить всю картинку.

— Да, неплохая работа — сидеть, ничего не делать — осторожно начал Виктор, пытаясь прозондировать обстановку. — Мечта чиновника.

— Для нашей системы это совершенно нетипично, — заметил Момышев, и, судя по всему, искренне. — Хотя у нас идеал чиновника — это человек, который вроде как бы и ничего не делает, но в подведомственной сфере все в порядке. Вам же вроде Доренцова рассказывала?

— Ну, среди айтишников идеал админов примерно тот же.

— А чиновников какой у вас идеал?

— Ну, не знаю… Вот, где-то вычитал такую точку зрения: что идеальный чиновник — это человек, который раньше состоялся в бизнесе, живет не столько на зарплату, сколько за счет накоплений, и поэтому работает ради идеи переустройства страны… Что тут смешного? — Виктор вдруг увидел, что его собеседники с трудом сдерживают порывы хохота.

— Ну, — прокашлявшись, ответил Момышев, — просто вспомнилось у Стругацких, 'Понедельник начинается в субботу', как они второго кадавра выращивали. С расчетом, что когда он удовлетворит материальные потребности, у него начнут расти духовные. А кадавр просто обожрался и лопнул. Если серьезно — даже у нас, в коммунистическом обществе, не рассчитывают, что госруководитель будет работать за идею. Денег слишком много никогда не бывает, тем более у вас там. И тем более, если человек всю жизнь занимался чем? Делал деньги. Он и на этом посту будет заниматься чем? Делать деньги, для своего бизнеса, используя государственную власть. А вообще-то еще Маркс определил — все зависит от того, для какого общественного слоя государство существует…

Их беседу прервал писк системного динамика; Виктор увидел надпись 'Поступила срочная информация'.

Светлана прильнула к своему монитору и застучала пальцами по сенсорной поверхности стола. Она на пару секунд опередила Виктора: работать с этой системой ей было гораздо привычнее.

— Вау, — сказала она, — у вас в России теперь в таких случаях говорят 'вау'? В Штатах замыкание на ЛЭП. Ну, ничего особенного, деревья не вовремя подрезали. А потом пошло цепное отключение. И весь северо — запад уже того… А ночь на дворе.

— Какая неожиданность, — хмыкнул Момышев. — Кто бы мог подумать.

— Стихийное бедствие, — вздохнул Виктор, — не вижу причин злорадствовать.

— Ну кто ж злорадствует, — в тон ему вздохнул Момышев. — Достоинство, только достоинство.

Послышался сигнал входной двери и в комнату стремительно влетел Гаспарян с толстым кожаным портфелем о двух застежках; небритый, он удивительно напоминал Джейсона Стэтхема. Лицо его сияло, он быстро скинул пальто на вешалку и хлопнулся в кресло.

— Ну, что? Начало я уже слышал. Светлана Викторовна, сделайте нам трансляцию новостей на плоском.

— Батюшки, — воскликнула Светлана, постучав по сеносорной, — да у них там грабежи и мародерства.

— Странно… — возразил Виктор. — Я вспомнил, у нас… то-есть у них у нас, такая авария была в две тысячи третьем, но все нормально, не буйствовали. Это в семьдесят седьмом у них ночь страха была.

— Ну все правильно. В семьдесят седьмом предшествовал финансовый кризис, а сейчас у нас что? Финансовый кризис, неверие в правительство, которое не видит выхода, кроме новой войны. Вот и картинка, и перевод.

Это было что-то похожее на кадры из постапокалиптических фильмов восьмидесятых. Черные глыбы небоскребов, озаренные пламенем, брошенные в беспорядке машины на улицах, пожары; горели автомобили, огонь вырывался из нижних этажей, а кое-где, не встречая людского сопротивления, медленно полз наверх, чтобы охватить всю башню из бетона и стали.

— …Беспорядки перекинулись на другие города восточного побережья, — сообщил переводчик, — поступают сведения, что мародеры сознательно поджигают различные здания, чтобы отвлечь внимание полиции. Пожарные не в силах бороться с очагами загораний, была в две тысячи втором, но все нормально, не буйствовали. полицейские через мегафоны призывают граждан эвакуироваться из зданий, чтобы не быть отрезанными огнем…

На экране толпа людей на задымленной, как во время войны, улице, бесновалась перед витринами магазина; решетку на витрине выдирали подъехавшим грузовиком.

— Пожалуй, так они быстрее на продажи через Интернет перейдут, — заметил Виктор.

— Не перейдут, — тут же отпарировал ему Гаспарян, — не перейдут, потому что пузырь доткомов лопнет раньше. Отчасти за счет финансового кризиса, отчасти с того, что по всему западному миру в эти часы Интернет сдыхает.

— Как это?

— Атака на корневые сервера доменных имен. Распределенная, троянами с зараженных компьютеров, которые шлют в сеть кучу неправильных запросов. В итоге нагрузка на корневые сервера в тридцать-пятьдесяь раз выше допустимой, и они валятся. В принципе Интернет может работать и без службы доменных имен, но тогда пользователю надо знать все ай-пи адреса, а это нереально. Интернет строился, как сеть, которая должна была перенести атомную войну, но с ахиллесовой пятой. Вроде как бы все работает, но ни по ссылке ни зайти, ни письмо не направить.

— И кто это сделал?

— Хакеры. Решили Хелуин отметить, — он произнес 'Хеллоуин', как 'Хеллуин', почти как 'Холуин'.

— А сегодня разве Хеллоуин?

— Через месяц. Тридцать первое октября, канун Дня Всех Святых.

— А почему сейчас сработало?

— Ну вы же специалист по ЭВМ. Сбились одной циферкой в указании даты. Машина она тупая, ей что Бони М, что краковяк, как Макаревич поет… А, кстати: единственный день в году, когда духи умерших могут вернуться на Землю. Например, дух Сталина.

— Интересная мысль. У вас тут его еще официально не празднуют?

— Увы. Это противоречит материалистическому мировоззрению. А православная церковь считает, что ритуалы Хелуина с детства приучают людей к тому, что нужно отдавать злу какую-то дань, примиряться с ним, даже сотрудничать.

— Тогда почему 'увы'?

— Потому что во имя добра пока что приходится отдавать дань злу и с ним сотрудничать. Ну, и вы, конечно, помните насчет седьмого доказательства Воланда?

'И этот про Воланда. Что-то тут не так. И странное совпадение двух бедствий. Конечно, Хеллоуин… но почему замыкание-то должно случиться в Хеллоуин? Не буду же я, инженер, в эту чертовщину верить?'

До полудня ничего особенного не происходило. Виктор даже не упустил случай вздремнуть в кресле — кто знает, может потом несколько суток не спать придется. На войне надо жить текущей минутой, а следующая может и не наступить. Проснувшись, он обнаружил, что Светлана Викторовна разложила на столе маленькие дорожные игральные карты и раскладывает пасьянс (электронная версия этого убийцы офисного времени в сети, очевидно, не была предусмотрена), Момышев строчит какую-то незаконченную научную статью, а побрившийся Гаспарян с кем-то чатится в защищенном режиме.

— А что там про натовцев слышно? — на всякий случай спросил Виктор.

— К ночи полетят, — ответил Гаспарян. — В смысле, к нашей ночи. Нечисть всегда по ночам летает. Сначала будут уничтожать ПВО, потом атакуют другие объекты.

— А мы будем спокойно сидеть и смотреть?

— Если вы имеете в виду нас с вами — мы будем сидеть и смотреть, и, желательно, спокойно. В этом наша задача. Что мы будем смотреть — это, конечно, вопрос интересный. Вон какие тут вещи показывают, — и он показал на экран, где как раз началось столкновение частей Национальной гвардии с мародерами, с применением легкого огнестрела. Камера мельтешила, наконец в кадр крупным планом выплыло окровавленное лицо человека в форме на носилках.

— Американцы убивают американцев, — задумчиво произнесла Светлана, вертя в руках червонную десятку, — подумать только, а вот так перед телевизорами могли сидеть американцы и говорить — 'Русские убивают русских'. Полагаю, они разберутся без введения вооруженных сил.

— Я понимаю, что у них наемная армия, — возразил Виктор, — но в свое население они стрелять вроде как бы не обучены.

— Вы забываете, что будущий крах доллара превратит в заложников военнослужащих США в тридцати странах, не говоря уже о флоте. Они не смогут получать жалования, расплачиваться за электроэнергию, топливо, перевозки, не смогут даже вернутся обратно. Их армия начнет сражаться за саму себя с кем угодно, даже с жителями собственной страны.

— Рассчитываете, что в этих условиях им будет не до югов?

— В этой ситуации точно не будет. Но не надо недооценивать устойчивость доллара. Как мы и предполагали, развивается не апокалиптический сценарий, который так любят газетчики, а что-то вроде управляемого спуска. Стихийный обмен долларов на другие валюты несколько активизировался, но паники нет, ведущие промышленные страны как могут, тормозят обвал. Так что война кончится сравнительно мягким приземлением Соединенных Штатов, которые отказываются от политического гегемонизма и соглашаются на гораздо более скромную роль в многополярном мире, в обмен на помощь со стороны нового содружества, образующегося вокруг СССР. Если, конечно, сбросить со счетов вероятность вмешательства хроноагента, которая пока сводится к минимуму.

'Я фигею. Они знают, как война кончится? Что это за князи тьмы такие?'

— Сегодня вечером на Патриарших прудах будет интересная история? — попытался прозондировать почву Виктор, судорожно выуживая из памяти отрывки сериала с Безруковым.

— Полагаю, за полчаса до обеда, — с совершенно серьезным выражением лица отпарировала Семиверстова, пристроив, наконец, червонную десятку. — Сейчас дадут картиночку.

…В комнату ворвался стрекот вертолета, съемки, по-видимому, велись из кабины. Камера пыталась поймать какое-то здание, которое снимали с большой высоты; утренние лучи восходящего солнца то и дело засвечивали в объектив.

— С вами Эвелин Брэдшоу, канал ABC. Мы продолжаем свой репортаж из Мэриленда о только что случившемся инциденте на ядерной станции 'Калверт Клифс'. Как мы уже сообщали, представители станции заверили нас, что ситуация находится под контролем. Мы решили это проверить! Мы совершаем облет станции, и видим, как над зданием поднимается белый дым… Джо, попытайтесь подойти ближе и показать крупнее нашим телезрителям!

Картинка превратилась в изображение на большом экране в студии; рядом с экраном сидел ведущий, пожалуй, уже за пятьдесят, но еще представленный гламурным.

— Эвелин, как нам только что передали официальные лица, на станции стравливают пар через предохранительный клапан, никакой опасности населению нет, — прокомментировал он. — Эвелин, вам удалось, подойти поближе.

— Да! Переключите на нас камеру!

На экран выплыло изображение здания, похожего на пенал, возле которого торчали два огромных цилиндра, похожих на резервуары нефтехранилища. Подымавшийся дымок выглядел жиденьким и совсем не опасным.

— Ну, после Чернобыля-то они меры защиты-то, наверное, приняли… — начал Виктор, и вдруг понял, что он сморозил глупость.

— Давайте мы с Вами как-нибудь в Припять съездим, — каким-то загадочным тоном произнесла Светлана, — необычайно уютный и чистенький город.

Здесь же не было Чернобыля, вспомнил Виктор.

У американцев не было причины дергаться с безопасностью АЭС, подумал он.

И вдруг над зданием на экране моментально вздулся и лопнул пузырь ударной волны, все строение окуталось огромным облаком пыли, из которого спустя мгновение на десятки метров ввысь взметнулся столб то ли дыма, то ли пара, рыжий в лучах зари, расплываясь поверху пугаюшей шляпой гриба.

— Oh! Oh!! NO!!! — голос репортерши сорвался до ультразвука.

— Это всего лишь водород, — прокомментировал Момышев. — но выглядит потрясающе. Потери персонала будут, но единичные.

— Взрыв!!! Она взорвалась!!! Вы видели это?!! — верещала репортерша, — Мы только что видели взрыв!!! Был шок от взрывной волны!!! Грибовидное облако!!! Там грибовидное облако!!!

— Эвелин! Эвелин! — завопили из студии. — Мы все показали! Что вы видите?

— Это Эвелин Брэдшоу, АВС! Станция только что взорвалась! Дайте повтор!

— Студия, даем повтор! Да, был взрыв!

— С вами Эвелин Брэдшоу. Мы видим, как над станцией поднимается огромное желтое грибовидное облако. Самой станции не видно, поэтому мы пока не можем видеть степень ее разрушения…

— Спасибо, Эвелин. Мы продолжим наш экстренный репортаж после короткого перерыва на рекламу. С вами Марк Клайвен и Эвелин Брэдшоу, ABC.

Из динамиков послышался мощный гитарный рифф культового хита школьных лет Виктора, 'Smoke On The Water'. На экране герой стремительным броском выскочил из дверей здания, которое тут же исчезло за его спиной в дыму и пламени взрыва.

— Бывают ситуации, когда вам срочно нужна защита. Шариковый дезодорант-антиперсперант 'Файрболл 24' — вот надежное решение! — торжественно возвестил голос за кадром.

— Oh, those Americans, — вздохнула Светлана, приглушая звук со своего тачпада, — как у них вечно все к месту.

— Однако, грохнуло практически как на Три Майл Айленд, — невозмутимо отозвался Момышев, — а, может, и сильнее. Надо полагать, второй энергоблок тоже бздымкнет. Было очень популярное место для рыбалки.

— Рыбалка-то шут с ней, — печально констатировал Виктор. — Люди погибли, и, наверное, еще погибнут.

— Немного. От военных операций США в вашей реальности гибнет гораздо больше.

— Простите, а при чем тут военные операции? Стихийное бедствие с каждым может случиться.

Наступила какая-то странная тишина, и Виктору показалось, что Момышев и Семиверстова переглянулись.

'Аннушка разлила масло… Седьмое доказательство… Слишком много происшествий… Воланд… Хеллоуин… Возвращение духа Сталина… Сотрудничать со злом… Военные операции… Военные операции…'

Не может быть так много катастроф в одно и то же время, подумал Виктор. Не может. Если все время выпадают три шестерки, кости налиты свинцом.

Диверсия? Диверсионная война с США? Но как? Ведь если это обнаружится… Или не обнаружится? Они уверены, что никто ничего…

Неужели?..

Неужели это сверхъестественная сила?

Неужели в СССР сумели? Все эти Шамбалы, ковчеги… неужели есть что-то за пределами научного мировоззрения?

А разве его путешествия тому не доказательство?…

Тогда… Тогда что же? Война магов — реальность?

…Напряженную тишину нарушил Гаспарян.

— Товарищи, по-моему, мы совершили ошибку, не посвятив господина Еремина в некоторые моменты операции. Все-таки, хоть он и не должен влиять, но, по сценарию, обязан участвовать.

25. Меч в крови дракона, или за державу больше не обидно

'Значит, меня сейчас должны во что-то посвятить', подумал Виктор. 'Посвятить в некоторые моменты — значит, в некоторые тайны. А потом меня отсюда выпустят? И вообще, в живых оставят? Хотя какая разница, если из за этого начнется атомная война. А начаться она может и здесь. Ну, просто от технической ошибки.'

— Наверное, Светлане Викторовне проще ввести в это дело господина Еремина, — продолжал Гаспарян, — или товарища Еремина? Как нам вас лучше величать, Виктор Сергеевич?

— Лишь бы не 'гражданин Еремин'. Хотя, раз мне оказано высокое доверие участвовать, тогда лучше, как все — 'товарищ Еремин'. Я должен что-то подписывать, проходить инструктаж перед ознакомлением?

— Не требуется, — неторопливо произнесла Светлана, — в другой обстановке — может быть, а сейчас…

Она слегка развела руками, и Сергею показалось, что в уголках ее губ появились грустные складки.

— Возможно, вам лучше было этого не знать, — продолжала она, — но было бы это лучше для страны, для человечества — мы не знаем. Возможно, вы не поверите в то, что мы вам сообщим. Возможно, никто не поверит вам, если вы это попытаетесь кому-то сказать. Сейчас вот сидишь и не веришь, что все это не так давно сочли бы сказкой или абсурдом… ну, я не знаю, как бы это все сочли.

АВС закончила рекламную паузу, на экране снова показывали разрушения зданий, клубы пыли, машины, каких-то людей в защитных костюмах, но Светлана не включала звука.

— Вы готовы?

— Что?

— Вы готовы услышать то, что, возможно, несколько изменит ваши прежние представления о мире?

'А ведь это последняя возможность отказаться. Просто сказать — не готов, и все…'

Светлана остановилась: вопрос был не риторическим, она действительно дожидалась ответа.

'И что — все? А если это действительно чудо? Если оно может поменять и нашу реальность? Сколько можно жить в ожидании новых гадостей? Ведь если вспомнить все, что произошло за эти двадцать лет, все в основном было для того, чтобы небольшая часть нас могла жутко, безобразно нажиться. Хотели так, не хотели, но так почему-то и получается. Где выход? Чего дальше ждать? Чем ты рискуешь — вот этой безнадегой? Даже если тебе повезет, лично тебе, ты всю оставшуюся жизнь будешь мучиться от того, что все вот это, вокруг тебя, несправедливо, и ты не можешь в этом ничего поправить, ничего…'

— Я готов.

Светлана сдвинула руки, и карты смешались под ее ладонями в бесформенную кучку, но тут же под, ее тонкими пальцами, превратились в аккуратную колоду, которую она принялась неторопливо тасовать; листки картона летали у нее из одной руки в другую, словно намагниченные, на мгновения прилипая к подушечкам пальцев, чтобы занять новое положение среди себе подобных.

— С чего начать… Давайте, для примера, возьмем аварию на атомной станции. С точки зрения обычной человеческой логики, ее вообще не должно быть, потому что все возможные ситуации, все неправильные действия персонала, все стихийные бедствия и сознательные диверсии заранее просчитаны и найдены способы их предупредить. И все действительно работает нормально, если вредоносные техногенные и антропогенные факторы действуют по одному. Чтобы произошла авария, нужно фатальное стечение многих обстоятельств, под действием множества случайных причин; это стечение обстоятельств считают невозможным, но оно иногда случается. Особенно, если персонал привык, что годами ничего страшного. Очевидно, если воздействовать на эти мелкие обстоятельства действиями, которые сами по себе никакой диверсии в себе не несут и не вызывают у другой стороны подозрений, то теоретически мы можем сместить момент аварии, которая все равно произойдет, к нужному нам времени. Я понятно объясняю?

— То-есть… Вы хотите сказать, что это вы устроили? С помощью МНВ, как у Азимова, только не в другом времени, а в своем?

— Нет, это не мы устроили. Это все равно бы случилось. Уже то, что не произошло катастрофы на Чернобыльской АЭС, повысило вероятность аварий на станциях в других странах. Гром не грянул, у ковбоев нет причин креститься.

— А вообще предотвратить?

— Как ни странно, это сложнее. Здесь надо менять саму систему, чтобы она заставляла всех смотреть на ту же станцию глазами хозяина.

— Атака хакеров и блэкаут — это тоже вы?

— Опять-таки: это стихия. Мы это не устраивали. Мы только сдвинули. Если собрать ряд таких катастроф к одному времени, да еще к кризису, это может поставить государство в такое положение, когда от власти будет проще чего-то добиться.

И тут Виктор с ужасом подумал о том, что при Горбачеве было подозрительно много крупных катастроф.

Чернобыльский реактор взорвался.

'Адмирал Нахимов' затонул. И еще 'Михаил Лермонтов' и подлодка 'Комсомолец'.

Разбился Ту-154 под Учкудуком.

Сгорела библиотека Академии Наук, странным образом загоревшись сразу в двух концах здания, причем так и не нашли, почему.

Рванул вагон с тротилом на станции в Смоленске и три вагона с гексогеном в Арзамасе.

Крушения с кучей жертв на железной дороге — в Користовке, на Каменской, 'Аврора' с рельс сошла, наконец, два пассажирских поезда под Уфой одновременно оказались в выемке, заполненном газом из лопнувшего продуктопровода, что само по себе выглядит чудовищно невероятным…

'Как она сказала? Если собрать ряд таких катастроф к одному времени… Никто, никогда не поверит и не докажет… Есть только один факт — для США вдруг оказалось возможным добиться того, что они десятилетиями хотели от нашей власти. И катастрофы, тщательно смакуемые в обстановке гласности, свою роль сыграли.'

— Простите, но как же это, вот так, чужие страны… Как же международное право, наконец?

— Какое международное право? — воскликнул Гаспарян, всплеснув руками. — О чем вы? Разве в вашей собственной реальности США и НАТО не растоптали это право? Разве они не взяли на себя право насильственно свергать любого, кто им не нравится, убивать, причем с окружающими жертву непричастными людьми, поддерживать оружием тех, кто насильственно свергает существующую власть? Разве вы не видите, что США и НАТО ведут себя, как террористы-народовольцы с атомными бомбами? За что тогда у вас террористов осуждают, хотелось бы знать? Они поступали с царем так же, как Америка с Саддамом или Каддафи, и еще неизвестно с кем поступит, может, и с вашим президентом. Какое право? Запад сам его унасекомил и пусть не обижается. Мы не с цивилизованным обществом воюем, мы воюем с террористами.

— Но тогда чем вы…мы… вы… в чем различие то?

— Мы хотим восстановить международное право, — пожал плечами Гаспарян. — Если, конечно, это теперь вообще реально.

— Ну, хорошо, — Виктор почувствовал, что теряет нить разговора, — но ведь террористы-то захватывают заложников, больницы там…

— Ну правильно. Начинали с царя и вельмож, кончили школами и больницами. И эти так же дойдут. Диктаторские режимы кончатся, возьмутся за неугодные демократии. Возьмут и заявят, что у вас в РФ и выборы не свободные, и власть — самозваная. Сейчас они молчат, а когда им надо — скажут.

Виктор промолчал. Это только на КВНе всегда можно найти, чем возразить.