Ответ Империи Измеров Олег
— Судя по вашей реакции, Виктор Сергеевич, вы тоже смотрите на все это, как реалист. — продолжила свой рассказ Семиверстова. — Действительно, окажись подобные возможности в руках спецслужб иностранных государств, трудно представить себе масштабы бедствий и число жертв. Крушение США позволит нам остановить грядущую многолетнюю полосу войн по всей планете. Кроме того, мы окажем гуманитарную помощь американскому народу в преодолении последствий аварий. Правда, у нас не было столько печального опыта, как в Союзе вашей реальности, но роботов, например, мы сделали, и в ближайшие дни направим их с нашими специалистами в Калверт Клифс.
— И что же еще будет в ближайшие часы с вероятным противником? Что-то вроде '911'?
'Интересно, знают ли они, что у нас означает '911', 11 сентября 2001 года?'
— На сегодня все. Первая волна успешна прошла, план выполнен.
— Не понял, а как же насчет 'собрать к одному времени'? — удивился Виктор.
— Сдвиг катастроф — это не 'вундерваффе', - пояснил Гаспарян. — Это одно из новых средств ведения войны, на стадии опытной проверки, и оно эффективно лишь во взаимодействии с другими используемыми нашей стороной средствами войн сетевого типа, главная особенность которых — нельзя найти ответственных за нанесение удара, а, стало быть, великая держава не сможет использовать всю свою военную силу против противника. Для нас сейчас самое важное — избежать прямого столкновения с противником. Вот, например, США нам Болгарию подсовывают в качестве препятствия, в расчете, что рационально поступая, мы воевать с ней не будем, а если будем, то это шаг к проигрышу, и Стоянов на это рассчитывает… Средства сетевой войны — это меч, вымоченный в крови дракона, по преданию, такой не может быть сломлен другим мечом. Главное, что и мы этим овладеваем, чтобы не было потом, как в фильме, за державу обидно. Верно я говорю, Светлана Викторовна?
— Я когда-нибудь возражала московскому начальству?
— И еще как.
Светлана деланно вздохнула.
— Тогда была веская причина… О-о, — протянула она, взглянув на свои часики, — дорогие мужчины, пора бы и прерваться на обед.
Слово 'прерваться' оказалось как нельзя точным.
В столовую они не отправились, вместо этого им занесли подносы с комплексом за рубль сорок. Салат из свеклы с майонезом, куриный бульон, в котором плавал кусок курицы, рис, морковные звездочки и укроп, камбала с картофельным пюре, пара сырников со сметаной и компот из свежих яблок с плетеной булочкой. С учетом их сидячей деятельности, данный бизнес-ланч выглядел довольно разумно.
— А что, заказчика нападения в сетевых войнах так и не удается найти? — спросил Виктор, с аппетитом уминая по-домашнему пахнувшие сырники.
— Нет, практически никогда, — ответил Гаспарян. — Главы воюющих государств могут спокойно встречаться друг с другом и подписывать договоры о дружбе и сотрудничестве.
— Как же тогда они смогут прекратить войну?
— Практически никак. Война заканчивается, когда одна из сторон достигает цели, и для нее дальнейшее продолжение теряет смысл.
— А если ни одна не достигает?
— Что мешает продолжать?
— Ладно, — продолжал рассуждать Виктор, — тогда вот что непонятно. Зачем тогда нам провоцировать НАТО на конфликт в Югославии, да еще и планировать самим туда лезть?
— С чего вы взяли, что мы будем туда лезть?
— Ни с чего. Вы этого мне не говорили. Но одним отрубанием электричества вы НАТО не остановите. Американцы при любой тяжести кризиса могут провести операцию, у них же крылатые ракеты не от чикагской розетки питаются. Значит, придется их останавливать нашей военной силой, нашими войсками.
— Логично рассуждаете. Американцы тоже так думают.
— Тогда смысл самим лезть?
— Это влияет на управление в сетевой войне. В сетевой войне никто не дает прямой команды. Директива может быть в неявном виде высказана совершенно открыто в прессе и воспринята исполнителем, который знает код; но при этом дело выглядит так, будто исполнитель сам принял решение. Сделал, так сказать, свой свободный выбор. Вопрос: почему исполнитель должен подчиняться? Либо он уж очень зависимая марионетка, что не всегда возможно, особенно когда речь идет о главах якобы суверенных государств, либо… либо он уверен в силе и могуществе босса. Для доказательства могущества США организует демонстративные военные акции против отдельных стран, которых все согласятся считать изгоями. Так вот, вопрос не в том, что мы так уж этот ДКХП любим, либо он нас, а в том, что надо демонстративно показать, что у США не выгорело. Это ухудшит подчинение в сети США. Понятно?
— Почти.
— Попробую на языке РФ. Кароче, Штаты, типа крутые, типа авторитет; мы, в натуре, обломаем их конкретно, чтобы всем этим сявкам, дешевкам подзаборным перед ними впадлу шестерить было… Теперь более понятно?
— Знаете, очень сильный акцент… Ладно, суть я уловил.
— Насчет акцента вам виднее. Меня ведь не готовили для внедрения в криминальную среду, — улыбнулся Гаспарян, — и в среду творческой интеллигенции тоже. А в быту у нас, сами знаете, борьба за пушкинский стиль, неистощимость в соединении слов хрестоматийных.
После обеда третья мировая шла своим чередом. Зарубежные каналы не включали, в нашей сети воцарилось какое-то мертвенное спокойствие, в том числе и насчет продвинутых в США катастроф. Радиологи обсуждали меры помощи, предложенные Советским Союзом штату Мэриленд. Поступила информация об ответе Клинтона — он вежливо благодарил советское правительство за предложения, и сообщал, что ситуация на станции нормализовалась, и необходимость участия советского персонала в ликвидации последствий уже отпала.
— Посмотрим, что он запоет после взрыва второго блока, — проворчал Момышев, — бог свидетель, мы лишней белой крови не хотели.
В душе Виктора ворочались противоречивые чувства. Обычно принято говорить — 'в душе его боролись чувства', но это было не совсем так. Чувства именно ворочались рядом, так что Виктор стал всерьез беспокоиться, не признак ли это начинающегося раздвоения личности.
С одной стороны, это было определенное злорадство, что теперь он может спокойно сидеть в офисе, есть бизнес-ланч, смотреть по телевидению чьи-то чужие бедствия, как шоу реального времени, бесстрастно обсуждать их, подобно студенту в анатомичке, понимая при этом, что эти бедствия на сей раз случились именно с теми, кто в его реальности спокойно сидели в офисах, пожирали бизнес-ланчи, утирая салфетками жирные губы, смотрели по ТВ ужасы в России, как какое-то новое увлекательное зрелище, бесстрастно обсуждали их, чувствуя, что с ними самими это никогда не случится. С другой стороны, не было и чувства справедливого отмщения; виновных в бедствиях его, Виктора, Родины никто не наказал, они так же остались довольно утирать свои жирные губы, а под раздачу попали люди случайные и практически все непричастные. Было все это как-то неприятно, интуитивно, вроде как совесть подсказыала Виктору, что делается что-то не то.
— Все-таки это гражданский объект, — выдавил наконец он из себя.
Светлана с удивлением посмотрела на него.
— Это же прямой результат перехода к нелетальному… ну, или почти нелетальному оружию. Раньше на войне одни люди с оружием убивали других людей с оружием и те люди с оружием, что победили, приходили к крестьянам, и говорили, что теперь над ними они будут власть, и они будут защищать народ от всяких бандюков. Теперь стало гуманнее, людей с оружием не убивают, но это значит, что надо принуждать гражданское население напрямую, при живом и здоровом ихнем человеке с ружьем. Почти отказ от массового убийства именно потому и произошел, что армии через головы друг друга воюют с гражданским населением противника.
— То-есть, теперь обе стороны не защищают на поле битвы свое население, а каждая армия мочит чужое, не мешая друг другу?
— Ну, мы не можем выбирать, какая война получше. Война просто стала другая. Точно так же как в Великую Отечественную вместо всеобщей мобилизации нельзя было сделать рыцарский турнир… Андроник Михайлович вам уже говорил, что одна из целей нашей войны — восстановить международное право. Но для этого должны пройти годы. Помните, когда появилось ядерное оружие, политики тоже не сразу поняли, что это не просто очень мощная бомба…
Виктор снова промолчал. У него было такое ощущение, что это все окружающие — попаданцы из будущего, а он спокойненько жил у себя в своем прошлом, и теперь к нему нагрянули.
И вдруг он все понял. Какой бы ни была наша страна в другой реальности в это время — социалистической, либеральной, сталинской или еще какой, ей просто придется выбирать быть хищником или жертвой. Союз не развалился и выбрал роль хищника. И если вдруг, при другом стечении обстоятельств, наша стала бы на путь свободы частного предпринимательства и какой-нибудь абсолютной демократии и либерализма, но просто не хотела бы стать жертвой, они все равно бы сейчас точно так же сидели тут и обсуждали безнаказанные удары по Америке.
Это — геополитика.
— Что-то еще должно произойти сегодня? Если не секрет? — спросил он Гаспаряна.
— Вечером — провокация в связи с бездействием советского руководства и массовые выступления по всей стране. Ну, США-то ведут войну со своей стороны и сами наносят удары. По нам.
— Простите, я, наверное, что-то не понимаю… А что же тогда мы сидим?
— Если мы ждем, разве это значит, что мы просто сидим?
'А, может, они перешли на казарменное положение, чтобы я не чего не отмочил. Ну и ладно.'
— А что будет за провокация? Военная?
— Нет. Их агентов влияния на нашем телевидении. Да вы их знаете, это ведущие телепередачи 'Взгляд'. Листьев, Любимов, Политковский…
— Их возьмут и передачи не будет?
— Их не возьмут. И передача будет. Они ведь даже не догадываются, что они агенты. Поэтому брать их просто глупо. Да не переживайте, что у вас такое лицо потерянное. И не гадайте на кофейной гуще, а то вы сейчас напридумываете, что КГБ решило антикоммунистический переворот устроить. Сами скоро увидите.
'Переворот? Интересный ход мыслей. Уж не потому ли Брукс был так уверен? Но тогда бы Гаспарян не сказал. А если он как раз сказал, чтобы я на это не подумал? Ладно, черт с ним, увидим сами, что случится. Будем снова действовать по обстановке.'
26. 'Встанет народ разбуженный'
К трем по московскому показали, как взорвался водород на втором энергоблоке.
Снимали уже издали, с телеобъективом. Станция была оцеплена, и облеты были запрещены. Марк Клайвен выглядел очень растерянным, и, похоже, за последние часы в нем начала ворочаться мысль. На рекламу не прерывались, зато несколько раз сообщали новые телефоны, по которым звонить в студию — видимо, пул переполнялся.
— Всем отдыхать до двадцать один-ноль-ноль! — скомандовал Гаспарян. — В гостинице курсов повышения квалификации готовы койки в два ряда. Для нас комната триста восемь. Мобелы забирать с собой. Вопросы есть?
— Разрешите обратиться, — как-то по-полуграждански отозвалась Светлана, — я так поняла, мужчины и женщины в одной комнате?
— Светлана Викторовна, там шторочки на кроватях, — ответил за Гаспаряна Момышев, и тут же спохватился, взглянув на него, — прошу прощения, я, кажется, перебил?
Гаспарян, чуть поморщившись, махнул рукой — типа чего там, с вас, гражданских ученых взять.
— Там шторочки, — продолжил Момышев, — как в этих, в американских вагонах. Помните, 'В джазе только девушки'?
…Где была эта самая ведомственная гостиница, Виктор так и не понял. Они прошли через цоколь по подземному переходу; на постах рядом с ВОХРовками спортивного вида стояли по два спецназовца в брониках и с пистолет-пулеметами. Похоже, что на объект не исключалось нападения.
Внутри гостиницы все окна были закрыты жалюзи. Номер, как и в той общаге, в которой Виктор жил сразу после своего прибытия, был из двух маленьких комнат с общим санузлом, в каждой комнате, рассчитанной, видимо, на одного человека, были поставлены друг против друга две большие двухъярусные кровати с пологами. Где-то в отдушине гудел вентилятор принудительного проветривания. Возле тумбочки Виктор с удовлетворением обнаружил запечатанный пакет с биркой, похожей на корочку проездного и своим табельным номером; внутри оказались две смены белья, свежая рубашка, тренинги, тапочки, его новая бритва 'Агидель' и прочие мелочи, необходимые всякому командировочному.
'Теперь я — номер такой-то', подумал Виктор, устраиваясь на простынях бледно-зеленого цвета на верхней койке, на которую сам же и попросился — чтобы напоминало вагонное купе. 'Не заключенный, а вроде номерного завода. Для чего я здесь нужен? Активных действий наша группа не предпринимает, но дежурить должны.'
И еще он успел подумать, что вчерашней ночью не успел выспаться.
Разбудили их ровно в девять вечера и дали возможность привести себя в порядок; ужинать на этот раз отвели в столовку где-то в подвале.
Уминая поджарку, Виктор огляделся по сторонам. Народ в общем-то вел себя, как ни в чем не бывало, словно на учениях ГО: обсуждали посторонние темы, рассказывали анекдоты и какие-то веселые истории, теперь уже из довоенной жизни. О работе по инструкции говорить запрещалось.
— …Все троллите, коллега?
— А вы тоже попробуйте. Вон я в воскресенье ниже Зеленого стана вытащил вот такого судака на любимую блесну, желтую с полоской. Как бодяга эта закончится, снова туда поеду. Можно вместе. Только каждый со своей лодкой, вы ж знаете — две приманки на одно плавсредство…
— …Представьте, я забыла шампунь с зелеными яблоками. Теперь, сказали, только завтра подвезут.
— Но яичный же есть.
— Ну интересное дело! А как я сегодня покажусь Степану Прокофьичу?
— Можно подумать, он в шампунях разбирается…
— …Да я думаю, Павел обязательно на Лику внимание обратит. Его как раз отстранили, ну вот из-за конфликта-то с Мурдовским, и как раз драматический момент, когда они могут наладить отношения. А вы как думаете, Сережа?
— Логично. Я попросил своих записать, потом посмотрим, что было в нынешней серии…
— …Массированный ракетно-авиационный удар НАТО будет нанесен в три эшелона…
Они снова сидели в двести двенадцатой, и мерный голос Гаспаряна звонко отщелкивался от гладких стен и все это было похоже на какую-то учебку.
— Первый эшелон составят ракеты морского и воздушного базирования, около девяноста крылатых ракет, атака продлится примерно полчаса. Примерно семьдесят из этих ракет будет использовано для было применено для поражения важных государственных и военных объектов, пунктов управления и узлы связи, авиабазы, средств ПВО, что сократит потери дальнейших действий авиации НАТО. Цели остальных ракет, это предприятия химической промышленности, нефтеперерабатывающие и машиностроительные предприятия. Дальше десять минут паузы, и удар нанесет второй эшелон, основная задача которого — в течении трети-четверти часа прорвать в противововоздушной обороне два коридора шириной в сотню километров каждый. Будет задействовано семьдесят-восемьдесят самолетов, более двух третей из них — тактические истребители, остальные — истребители ПВО. В частности, противник намерен массово применить противорадарные ракеты. Дальше опять десятиминутный перерыв, и после этого в действие вводится собственно ударный эшелон, в составе которого более сотни самолетов тактической, истребительной и разведывательной авиации. Ударные группы тактических истребителей будут следовать предельно короткое время в коридорах с подавленным югославским ПВО, под прикрытием помех, в плотных боевых порядках, а проскочив коридоры, будут по направлениям, глубине проникновения, высотам и времени выхода на цели. Будут поражены десятки военных и гражданских объектов на территории страны. Любопытно, что в список целей не попали стратегически важные предприятия, занятые переработкой хромовой и цинковой руды. Это говорит о намерении агрессора взять добычу и переработку этих руд в качестве военной добычи. В течении недели будет нанесено семь таких ударов, что обеспечит агрессору достижение своей цели — завоевать превосходство в воздухе. Виктор Сергеевич, у вас какие вопросы?
— У меня один вопрос — если все так известно, я так понимаю, НАТО сейчас конкретно огребет? Просто, чтоб не сидеть и не нервничать, куда ж я денусь с подводной лодки.
— Не огребет. У Югославии устаревшее вооружение, современных комплексов ПВО и ПРО им СССР не поставлял. ДКХП — это, к сожалению, не просоветское правительство, там много националистов, и размещать советские базы на своей территории они в свое время категорически отказались, ссылаясь на то, что такое размещение население не поймет, и это усилит сепаратизм. Надо сказать, это во многом объективно. Значительное число людей в Югославии склонено западной пропагандой к мысли, что им будет лучше, если Запад их отделит, и они будут жить в маленькой цивилизованной европейской стране. Так что не можем мы их так вот просто осчастливить. Нужен повод, нужно изменение массового сознания. Это только в нашей новой допризывно — патриотической литературе про лиц, перемещенных во времени, война — это техника. Для упрощения и подготовке юношей к службе в армии. А на самом деле война — это политика, и сила в ней все не решает.
— Что же будет?
— Скоро сами увидите. Нет необходимости предварять.
'Странно, про планы НАТО все рассказал, про наши — ничего. Хотя что я? Это как раз и не странно. Ладно, если он что-то решил не говорить, то не скажет.'
…Системные часы на мониторе показывали 22:15. Семиверстова раскладывала пасьянс. Момышев работал над публикацией. Гаспарян невозмутимо сидел, откинувшись в кресле.
— Интересно, НАТО отложило удар, наверное? — робко спросил Виктор.
— С чего вы взяли? — ответил вопросом на вопрос Гаспарян.
— Ну, ничего не показывают.
— Так вы же видели в своей реальности. Для вас ничего нового. И для нас ничего нового. К направлению, на котором действует наша группа, это не относится.
— В 'Калине' есть зеркала новостных ресурсов. Там тоже пока ничего.
— Правильно. Позиция советского правительства пока не определена, средства масс-медиа придерживают новости. Единственная программа, которая в этом плане может позволить себе вольности — это 'Взгляд' по первой, она и получит на эту сенсацию право первой ночи.
— Это которые агенты влияния?
— Это которые агенты. Как планирует американская сторона, эти агенты покажут действия НАТО и обвинят КПСС в том, что оно утратило способность влиять на ситуацию в мире. А когда власть расписывается в своей слабости, это ведет к массовым выступлениям, что и последует.
— И вы никак не пытаетесь этих агентов остановить?
— Остановить — это как? Запретить, посадить, расстрелять?
— Ну, — пожал плечами Виктор, — в общем, не допустить.
— И это говорите вы, человек из страны демократии и свободы слова? Вы уверены, что для СССР это будет лучше?
Виктор замолчал. В общем случае он был всегда убежден, что запретить, посадить, расстрелять — это не выход. Но надо же что-то делать!
'Странно только, что это Гаспарян говорит', подумал он. 'В его служебном положении следовало бы ожидать как раз обратного… '
Виктор обвел глазами кабинет. Ничего не менялось. Семиверстова все так же безразлично раскладывала пасьянс, Момышев… ну, в общем все так же.
'А ведь все логично. Руцкой — ставленник партии. Выдвинули его благодаря болезни Романова, должность вице ввели специально для этого. Руцкой нарушает баланс сил между основными группировками власти. Неудача с Югославией и массовые волнения — возможность его спихнуть, и вообще ослабить позиции партии. КГБ организует тихий переворот…'
— Волнуетесь?
— Что?
— Волнуетесь, говорю? — повторил Гаспарян. — Вы потираете большим пальцем указательный.
— У меня нет выдержки разведчика. И как-то не привык к тому, что людей убивают.
— Разведчик тоже не должен к этому привыкать. Просто он не всегда может показывать свое состояние. И именно ради того, чтобы остановить убийство.
'Ну и как вы его останавливаете? И вообще, что делать? Куда бежать, кому сообщить? И что сообщить? Ладно, без паники. Сначала выясним, можно ли отсюда выбраться. Просто узнаем. Потом обдумаем. В таких случаях, как саперу, можно ошибиться, только один раз.'
Виктор встал из-за стола.
— Вы, простите, куда? — раздался за его спиной голос Гаспаряна.
— Ну, перекурить. Хоть я и не курю.
— А, понятно. Сейчас.
Он поиграл пальцами по крышке стола, щелкнул магнит замка, дверь отворилась, и в комнату вошли два сухощавых, жилистых мужика лет около тридцати.
— По инструкции сейчас при перемещении по корпусу вам положено сопровождение.
— И туда тоже?
Гаспарян развел руками.
— Что поделать. Это не я составлял и утверждал. Мало ли, вдруг в самый ответственный момент опять какой снайпер из параллельных миров завалится. Один-то был. Более того, окружающие должны видеть, что вы с сопровождением, и мне было поручено направить вас вот так прогуляться, если у вас в ближайшие полчаса не будет естественного повода.
'Так, бегство исключено. Но Гаспаряну еще дали задание показать, что меня охраняют, как олигарха. Зачем? Для этих из других реальностей, о которых ничего не знаем? Странная игра. И он сказал — 'самый ответственный момент'. Сейчас самый ответственный момент.'
— …О, вы как раз успели, — крикнул Гаспарян Виктору, едва тот по возвращении снова показался в двери. — Садитесь скорее. Сейчас начнется 'Взгляд'.
'Следить за трансляцией передачи, значит, важнее, чем за ударом НАТО. Значит, главное — это выступления после передачи. Почти как в девяносто первом — видишь, что происходит катастрофа и не можешь ничего изменить…'
— …Уважаемые телезрители, — на экране лицо Влада Листьева было очень взволнованным, — сейчас вы увидите то, что наше телевидение не решалось вам показывать… не потому что не пожелало прерывать трансляцию фильма; к сожалению, у нас обычно ждут, когда начальство укажет, как надо правильно освещать события. Мы вам покажем что есть, а вы сами сделаете выводы. Полагаю, у нас в стране сознательный и умный народ, чтобы самим разобраться. Повторяю: час назад НАТО начало бомбить Югославию. Смотрите кадры, полученные от наших зарубежных коллег.
На экране появился мужчина на фоне горящих домов: на заднем плане метались люди, проехала пожарная машина. Вдали послышался взрыв.
— Это Роберто Бьянки, Евроньюс! Мы ведем репортаж из окраин Белграда. Только что на жилые кварталы упало несколько ракет. Удары наносятся именно по гражданскому населению. В районе военного объекта, который находился неподалеку, мы не заметили ни одного взрыва. Вот некоторые кадры, которая наша группа успела снять.
На экране мелькнуло обезумевшее лицо женщины; на носилках несут забинтованного ребенка; под руки ведут человека с залитым кровью, обезображенным лицом; сквозь выбитое окно горящая внутренность дома, внутри которого корчится чья-то фигура. Нечеловеческие крики и вой сирен.
— С вами Линн Янсен, РТЛ! То, что мы видели, это чудовищно! Все, что нам рассказывали о высокоточном оружии, это все ложь! Ракеты убивают женщин, детей и стариков! Неподалеку от нас антирадарная ракета попала в дом, где просто стояла антенна сотовой связи! Я обращаюсь к депутатам бундестага, к правительству Германии с призывом немедленно остановить это убийство!
Семиверстова и Гаспарян переглянулись. Светлана собрала карты и положила их в сумочку, затем немного приглушила звук.
— Отклонение — ноль… — сухо произнесла она. — Когда-то был такой фильм — 'Отклонение — ноль'.
— Я понял, — внезапно сказал Виктор. — После всего этого Листьев и остальные накинутся на НАТО, как тузик на грелку. Они же умные люди. И потом, они будут чувствовать, что америкосы их обманули и подставили.
— Правильно понимаете, Виктор Сергеевич, — ответил Гаспарян. — как видите, запрет — не лучшая мера.
— И для этого вы направили ракеты на мирное население?
— Не мы. ДКХП. Чтобы объединить страну перед угрозой банды насильников и убийц. И чтобы поставить руководство СССР в положение, когда оно не может не оказать помощь. Мы только поставили некоторые средства радиоэлектронной борьбы под видом гражданской техники. И дали информацию, сколько примерно погибнет в случае гражданской войны. А решение, как нашей техникой воспользоваться, принимало ДКХП.
— Но мы их к этому решению подтолкнули. По всем правилам сетевой войны.
— Ну, скажите еще, что это мы их бомбили, да! — отрезал Гаспарян. Помолчав минуту, он добавил, — Извините.
— Это вы извините. Я неправ. Разговорчики в строю и все такое. Просто вспомнился наш девяносто девятый.
— Виктор Сергеевич, вы не в строю, — вступила в разговор Светлана, — вы должны воспринимать и думать.
— Можно узнать, в чем смысл моего задания?
— Мы как раз и пытаемся узнать, в чем смысл вашего задания, как хроноагента.
— И для этого… Понял. Нужна естественная реакция. Хорошо, постараюсь помочь.
'Хорошо, что я обманулся насчет заговора. Гаспарян, черт, тоже… Мог бы предупредить. Естественная реакция видите ли, ему нужна. А с другой стороны, они тоже смотрят на меня сейчас и думают, что же это я за оружие и с какой стороны пущено. Чертовы перемещения во времени.'
— …Возможно, это наша последняя передача. Но пока нам не отключили эфир, мы обращаемся к нашему правительству, к президенту Советского Союза Александру Владимировичу Руцкому, ко всем, кто нас еще слышит — остановите кровавое преступление! Сделайте все, что возможно! Вместе мы — сила! Ваши братья ждут вашей помощи!
— Сейчас по программе должен быть видеоклип, — чуть дрогнувшим голосом отозвался Любимов. — Это не то, что мы хотели показать час назад, в мирное время… Эта песня расскажет лучше нас то, что мы хотим донести до ваших сердец…
Изображение на экране стало черно-белым; Виктор увидел микрофон и профиль Татьяны Окуневской.
'Фрагмент из киносборника 'Ночь над Белградом'' — появились внизу субтитры.
Вот Окуневская запирает дверь в радиостудии… возвращается к микрофону… начинает петь… Первые звуки ее высокого, красивого голоса как-то сразу всколыхнули у Виктора воспоминания о чем-то далеком, забытом. Слышал ли он эту песню? Он не помнил. Но первые же слова ошеломили его своей неожиданной актуальностью.
- — Ночь над Белградом тихая
- Вышла на смену дня.
- Вспомни, как ярко вспыхивал
- Яростный гром огня.
- Вспомни годину ужаса,
- Черных машин полет,
- Сердце сожми, прислушайся —
- Песню ночь поет.
'Яростный гром огня' — и перед мысленным взором Виктора вдруг снова всплыли давнишние кадры натовских бомбежек, разбитый пассажирский поезд на мосту, горящие кварталы Белграда, убитые дети.
Мать несет убитую дочь на руках. Это в киносборнике… Нет! Это было теперь! Он как-то видел этот кадр на Youtube.com! Цветной! Как он мог забыть про это?
Ребенок над убитой матерью… И это, это тоже было! И еще многие кадры убитых, искалеченных, обожженных… Почему мы об этом так быстро забыли? Почему?
'Черных машин полет' — это про F-117. Локхид F-117 Найтхок. Это они полностью черные. Черные треугольники, как в фильмах Лукаса. Все было. Все повторилось.
Ах, какая это была песня! Нет, это была не песня — это была клятва, глаза Окуневской горели, губы повторяли священные слова:
- — Пламя гнева горит в груди,
- Пламя гнева, в поход нас веди!
- Час расплаты готовь, смерть за смерть, кровь за кровь,
- В бой, славяне! Заря впереди!
Он вдруг понял, что эту песню сейчас слышит и повторяет слова вся страна. 'Встанет народ разбуженный, грозный призыв звучит, пепел земли разрушенной в наших сердцах стучит…'
И вот звучит выстрел, и голос Окуневской обрывается — боже, какое у нее было красивое, чувственное лицо пятьдесят пять лет назад, оно вновь жило последние мгновения, сохраненное пленкой — и вот певица уже падает, и толстый, свиноподобный гитлеровец с самодовольной ухмылкой складывает руки с пистолетом. Но что это? Песня оживает вновь, теперь ее поют многие голоса, ее поют партизаны, и другая девушка, та, что тайно слушала радио, шагает с ними с винтовкой, и взгляд ее горит яростью.
Взгляд. Вот в чем был скрытый смысл названия этой передачи. Не созерцание, а чувство, пылающий взор борьбы за справедливость.
На экране снова появилась студия программы 'Взгляд'. Она была пуста, и было непонятно, куда делись ведущие. Так длилось секунд десять, и затем неподвижную камеру сменил видовой фильм про осень. Красивый, спокойный, как у нас бы сказали, релаксационный — на советском ТВ такими заполняли технические паузы.
'Их таки убрали? А зачем? Они же вроде как… Черт, как все просто. Сыграть на протестных настроениях. Никому в голову не придет, что ребята сработали на официоз. Была форточка вольнодумства, ее прикрыли, значит, масса назло потребует разборки с НАТО. Инициатива только снизу. Руцкой получает абсолютный карт-бланш. Ну, а как организовать и направить пиплов на майданах — это мы знаем. Это мы проходили.'
— Поступают сводки. В городах СССР народ выходит на стихийные митинги, — голос Светланы взволнованно и звонко разрезал вуаль расслабляющей музыки. — Дать на экран?
— Не нужно, — безразличным тоном ответил Гаспарян. — Инцидентов же не ждете?
— Все контролируют ДНД и ОКОД. Штатные сотрудники, конечно, наготове, но не маячат. В СССР же свобода собраний.
— И в Брянске тоже? — спросил Виктор.
— Аха… — Светлана зевнула, прикрыв ладошкой рот. — На площади Ленина, там есть возможность трансляции лазерным проектором. Да, поют 'Ночь над Белградом'. Весь Союз поет. Народ из архивов Домолинии повытащил. С клипом здорово получилось, я сама не ожидала. Прямо шок был. Что значит свобода творчества.
— И в Сибири? Там же ночь глубокая.
— Ну так народ-то по 'голосу' сразу узнал, что бомбят. И сидели, ждали 'Взгляд', что скажут. Всю страну перебудили. Может, завтра для отдыха выходной объявить?
Мягкий осенний вечер на экране вдруг мигнул и исчез; вместо него возник большой зеленый купол, подсвеченный прожекторами, на котором в пелене мелкого осеннего дождя развивался красный флаг.
— Внимание! — вырвался из динамиков бодрый голос диктора. — Включаем прямую трансляцию из Кремля!
27. Стрелок и сорванные башни
— Товарищи! — хрипловатый командный бас Руцкого загремел сквозь густые черные усы и динамики. — Час назад вооруженные силы стран НАТО совершили бандитское нападение на суверенную Югославию! Льется кровь, гибнут мирные люди!
Виктор вдруг понял, что впервые видит по телеку вице-президента двух реальностей в качестве президента. Ну, 'ни мэров, ни сэров', оно не считается. Тем более, эти слова не он тогда говорил, а Макашов.
— Сейчас на Красную Площадь вышли тысячи людей, — продолжал Александр Владимирович, — тысячи, миллионы людей вышли на улицы, и они справедливо требуют от меня, как от человека, которому вверена верховная власть в стране, чтобы я остановил это кровавое преступление! Я выполняю волю народа! Я принял решение направить на помощь братскому югославскому народу наши войска! И пусть те, кто сегодня подтерся международным правом, знают: кто не спрятался — я не виноват!
'Так, и что дальше будет? Наши с натовцами напрямую в Югославии воевать? Или как? Послать войска — как, что это вообще? Это хорошо с плеча рубануть — ну а дальше что?'
— Да, и еще, товарищи телевизионщики, — заканчивал выступление Руцкой, — что у вас там со 'Взглядом'? Ну дайте ж досмотреть.
На экране вновь возникла студия, в которой с разинутыми ртами стояли Листьев, Любимов и Политковский.
— О! Мы в эфире. — сказал кто-то из них.
— Есть! Есть! — воскликнул Любимов. — Мы все сделали это! 'Пламя гнева горит в груди…'
И они втроем вдохновенно запели припев.
— Великолепно, — констатировала Светлана. — Зачем иметь кучу башен ПБЗ, когда такие люди в стране советской есть?
— Послушайте, я только одного не понял, — Виктор удивленного переводил глаза то на Семиверстову, то на Гаспаряна, — а как же насчет того, что нельзя найти ответственных? Мы же напрямую в драку лезем!
— Ну, так то у НАТО был имидж — остановить преступления ДКХП, теперь роли сменились, теперь НАТО — преступник. Сейчас идет массовый заброс нашей информации в мировые СМИ, НАТО к контрмерам не готово, оно ориентировалось на компроментацию ДКХП. И военный успех будет во многом зависеть от того, кто кого деморализует.
— Ясно. Так значит, Болгария уже дала разрешение на коридор?
— Не-а. Сейчас как раз Руцкой будет со Стояновым говорить. Андроник Михайлович, наверное, имеет смысл, чтобы товарищ Еремин тоже послушал?
— Давайте. Может, это прольет свет в конец туннеля.
'Они и правительственную могут сюда по сети коммутить? Ну, ни фига себе! И все это для меня? Точнее, чтобы выяснить, зачем я?'
В динамике слегка зашипело.
— Здравствуйте, товарищ Стоянов, — послышался голос Руцкого.
— Добрый вечер, господин президент, — послышалось в ответ на чистом русском.
— Сейчас тут над вами пролетят наши военные и транспортные самолеты, это на Югославию. Они уже поднялись и подлетают к границе. Вашим авиадиспетчерам уже доложили. Не волнуйтесь, в вашем воздушном пространстве никаких боевых действий не будет.
— Простите, но кто дал разрешение на вход в наше воздушное пространство самолетов ваших ВВС?
— Да какое разрешение? Людей спасать надо. Они уже подлетают.
— Простите, я не понял. Мы — суверенное государство…
— Послушайте, суверенное государство, ну не сбивать же вы их будете? Потому что тогда мы проложим коридор через ваше ПВО, как пособников агрессии, и все равно пройдем. Кстати, как у вас там АЭС в Козлодуе? Что-то у американцев реакторы рваться начали.
— Это… это неслыханно! Это провокация! Я прекращаю разговор!
Трансляция прервалась.
— Ну и как? — спросил Гаспарян, глядя на Виктора.
— Это трандец… И что теперь будет?
— Стоянов бросится советоваться с 'Барашком' и 'Бабулей'.
— С кем?
— С дядюшкой Билли и тетушкой Мадлен. А тем до него особо как-то… Светлана Викторовна, дайте камеру с орбиты. Сделали канал, надо же хоть попользоваться.
…В лучах восходящего солнца, на фоне земного полумесяца сверкал огромный белый цилиндр с раскрытыми, как ладони, створками люка; из них медленно поднимался корабль, похожий на 'Шаттл', только поменьше.
— Это один из четырех боевых модулей БКС, — прокомментировал Момышев, — в каждом модуле по пять МББ — маневрирующих боевых блоков. Сейчас они развертываются в боевое положение. Одна типовая БКС способна стереть с лица Земли все живое в полосе шириной до трех тысяч километров.
— Это все что, против Болгарии?! — воскликнул Виктор.
— Зачем мелочиться? — удивился Гаспарян. — Против США, конечно.
— Вы… вы серьезно?! У вас что, башни посрывало?! — от волнения Виктор не находил, что сказать.
— Вот и американцы подумают, что посрывало, — абсолютно спокойным голосом произнесла Светлана, — а чтобы они в это поверили, пришлось ввести пост вице-президента, поставить на него Руцкого, разыграть болезнь Романова… Ну, что рассудительный Григорий Васильевич пойдет на такое, поверить трудно, а вот если Александр Владимирович… Главное, у американцев нет заранее просчитанного варианта действий на этот случай. Неожиданность — важный козырь в войне нервов.
— Товарищи, но ведь это же с огнем игра, почище Карибского кризиса. Мы с вами не заигрались?
— Ваше беспокойство естественно. Карибский кризис был стихийным, этот — запланирован. Потом, кроме БКС, у нас есть второй секретный козырь.
— Ясно, — обреченно вздохнул Виктор, поняв, что ничего изменить уже нельзя, и мир если грохнется в пламя ядерного пожара, то уж грохнется. — И в нужный момент вы его покажете.
— А что показывать? Вы его знаете. Это вы.
Читать бесплатно другие книги:
