В поисках Колина Фёрта Марч Миа
Сама она потеряла девственность в шестнадцать лет со своим школьным бойфрендом, привлекательным, напористым коллегой по школьной газете, который, к сожалению, поднял понятие «получить материал любой ценой» на новую высоту и стал очень непопулярным. Они встречались больше года, и Джемма устала от его непреклонной решимости поставить материал выше человеческих чувств; это была черта, которую она как репортер никогда не переходила – и никогда не собиралась переходить.
Она спросила своего шефа в «Нью-Йоркском еженедельнике», явилось ли это истинной причиной ее увольнения, и он промямлил, что, как правило, в доверенных ей материалах люди все равно были важнее. Но имелся один случай, когда Джемме поручили встретиться с женщиной, недавно потерявшей сына-солдата, и добиться ее реакции на противоречивые обстоятельства, сопровождавшие его смерть, и Джемма отказалась. Другая газета поместила фотографию скорбящей, разгневанной женщины, так и не захотевшей говорить с журналистами. Но отказ Джеммы, беспокоить несчастную мать, не прошел незамеченным.
Имелись вопросы, которые она не желала задавать и для статьи о «Доме надежды». Те, что были слишком личными и никого не касались. Черта существовала, и Джемма, как правило, знала, где она пролегает. Ее школьный дружок не верил в такую черту, и восхищение Джеммы этим парнем сменилось презрением.
А если бы она тогда забеременела? Если бы презерватив порвался не в двадцать девять лет, а в шестнадцать? Что бы она сделала?
Неизвестно. Но в голове промелькнула мысль: «Если бы не милость Божия, так было бы и со мной».
«Прежде всего потому, что ты занималась сексом», – услышала она голос старшей сестры, как будто Анна сидела рядом с ней. Однажды, когда Джемме было шестнадцать и она волновалась из-за возможной беременности – менструация запаздывала почти на неделю, – Анна, приехавшая домой из колледжа на рождественские каникулы, сказала почти то же самое. «Если бы ты не занималась сексом, тебе не пришлось бы переживать из-за возможной беременности. Не делай этого, и ничего не будет. Никакой премудрости».
«Ничто никогда просто не бывает, – подумала Джемма. – Абсолютные истины, возможно. Но не чувства».
Зазвонил телефон, и она схватила его, надеясь, что это директор «Дома надежды». Полина обещала спросить у нескольких девушек согласия поговорить с Джеммой и фигурировать в статье.
Но это оказалась не директриса. Это была Мона Хендрикс, ее свекровь. Джемма со вздохом ответила. Она живо представила себе пятидесятишестилетнюю Мону, с ее кудрявыми стрижеными волосами и очками для чтения в разноцветной оправе на цепочке из бусин – воплощенная изысканность вроде говядины по-бургундски в кухне, превышающей размерами гостиную Джеммы.
– Джемма, почему ты остаешься в Мэне на неделю? – спросила Мона. – Вы с Алексом не поссорились?
Неужели все свекрови задают такие неудобные, личные вопросы?
– Я приехала сюда на свадьбу, а поскольку лишилась работы, то решила продлить свой визит к подругам. Я нечасто с ними вижусь.
– Ты и Александра не очень-то увидишь, находясь от него за три сотни миль, – заметила женщина. – Когда ты возвращаешься домой? Я хочу договориться о встрече с риелтором, о котором слышала прекрасные отзывы. На рынок выставили два новых дома, которые, как мне кажется, идеально подходят вам с Александром. Один – в колониальном стиле с…
– Мона, прошу прощения, что прерываю вас, но только что подъехала моя подруга, поэтому мне нужно идти. Я скоро перезвоню. Пока.
Бесполезно напоминать Моне, что она не хочет покидать Нью-Йорк. Свекровь ее не слышит, ей наплевать на ее чувства. Хендриксы думают, что она ошибается и ведет себя эгоистично, желая остаться в городе.
Может, Джемма и чувствовала себя виноватой, оборвав разговор со свекровью, но Беа действительно въехала на подъездную дорожку. Она сменила джинсы и футболку на красивое хлопчатобумажное платье и туфли-балетки, собрала длинные светло-русые волосы в хвост. Что-то в Беа вызывало у Джеммы желание защитить эту девушку. Она была одна во всем мире и пыталась справиться с эмоционально тяжелой ситуацией. Слушая Беа, пока та рассказывала о письме с предсмертным признанием – год спустя – от своей покойной матери, Джемма гадала, как бы чувствовала себя, получи она подобное письмо: «Не я тебя родила. Мы тебя удочерили». Но между чудесной матерью Беа и матерью Джеммы, явно страдавшей каким-то психическим расстройством, существовала большая разница. Джемма прочитала бы подобное письмо и с облегчением подумала: «Ах да, теперь все понятно, ничего удивительного, на самом деле она мне не мать». Но материнство совсем другое дело – в этом Джемма была уверена. Быть матерью – не значит родить, удочерить, воспитать. Материнство – это любовь, обязанности, ответственность. Постоянно быть рядом. Хотеть быть рядом.
«Не то чтобы я не желаю этого, – обратилась она к своему животу. – Просто… Мне кажется, я хочу вернуть свою работу больше, чем материнства. Я знаю, это ужасно. Потому что через семь с половиной месяцев я стану матерью».
«Ты говоришь совсем как мама», – обругала она себя, и опять словно ледяная рука сжала ей сердце.
– Привет, – окликнула ее Беа, поднимаясь по ступенькам. – Я очень благодарна тебе за предложение представить меня управляющей. Не знаю, что из этого выйдет, поскольку неизвестно, надолго ли могу здесь остаться.
– Что ж, пойдем найдем Изабел. Я сказала ей, что познакомилась с девушкой, которая идеально подойдет для работы на кухне, и она ждет нас. Я скрещу за тебя пальцы.
Изабел они обнаружили в вестибюле – она выкладывала на стенд новые карты и брошюры, младенец висел у нее на груди в специальном креплении. Изабел протянула Беа руку, представившись и представив малышку Элли.
Джемма уставилась на младенца, в который раз пытаясь вообразить себя вот так же занимающейся разными делами с висящим спереди ребенком. Почему у Изабел все кажется так легко, когда этого просто не может быть?
– Мое собеседование включает в себя приготовление традиционного американского завтрака и уборку, – сказала Изабел. – Надо было попросить Джемму предупредить тебя не наряжаться для интервью – прекрасно сгодилась бы грязная старая одежда.
Джемма едва не рассмеялась. Беа могла бы приехать в заляпанных индейкой и майонезом джинсах – в самый раз для этого собеседования.
– Джемма, – проговорила Изабел, – я знаю, что прошу слишком многого, но нам нужно примерно полчаса – ты не присмотришь за Элли?
Джемма онемела. Присмотреть за маленьким ребенком? Прежде всего ее шокировало доверие Изабел. Разумеется, она считалась другом семьи и знала сестер Нэш с детства, но с чего это Изабел подумала, что ей известно, как держать ребенка, не говоря уже о смене памперсов? Может, в ближайшие полчаса Элли не покакает?
– Мы отойдем минут на тридцать, – сказала Изабел. – Поверь мне, если Беа в течение половины этого времени не приготовит яичницу-болтунью и тост, значит, не о чем и говорить, – добавила она, подмигнув Беа.
Джемма посмотрела на малышку с пухлыми щеками, та с любопытством взирала на мир большими голубыми глазами, не плакала, не издавала непонятных звуков. На полчаса ее хватит. Она сумеет это сделать. Это станет хорошей практикой.
– Без проблем, – сказала она Изабел.
– Можешь отнести ее на задний двор. Там ее колыбелька, а рядом сумка с подгузниками и всем остальным, что может понадобиться. Недавно я кормила Элли и сменила ей подгузник, поэтому, думаю, достаточно просто подержать ее или покачать в колыбели.
– Ясно, – ответила Джемма. «Я могу это сделать. Через семь месяцев я и сама буду это делать. Я сумею».
Изабел извлекла ребенка из крепления, и девочка в мгновение ока очутилась на руках у Джеммы. Она оказалась такой легкой!
«Я это делаю!» Джемма до года не брала на руки свою племянницу, дочь брата Александра. Но однажды малышку сунули ей в руки, поскольку невестке Джеммы понадобилось в туалет, а ее муж жарил мясо на гриле. Как же неуютно она себя чувствовала, пока Мона не выхватила у нее ребенка.
Беа улыбнулась Джемме и последовала за Изабел на кухню, и Джемма осталась с младенцем. Она посмотрела на крохотный носик Элли, на ее пухлые щечки. Девочка была очень красивая. Джемма прошла по короткому коридору и попала в другую маленькую гостиную и библиотеку, откуда раздвижные двери вели на огороженный задний двор, в дальнем конце которого росли огромные деревья и лежал небольшой валун. В патио были расставлены шезлонги и зонтики, и рядом с одним из кресел стояла колыбелька Элли. Джемма посадила малышку к себе на колени и слегка подбросила.
Все шло нормально. Дела обстояли не так уж плохо.
Она обвела взглядом окна, нашла кухонное и увидела трудившуюся у рабочего стола Беа, Изабел сидела за столом и разговаривала.
– У меня будет ребенок, – прошептала Джемма Элли. – В январе у меня родится такой же малыш, как ты.
Ее снова охватил страх. Одно дело в течение получаса присмотреть за младенцем и отдать его назад. Совсем другое – отвечать за ребенка в течение следующих восемнадцати лет. «До конца жизни», – поправила себя Джемма.
Элли начала… правильно назвать это «ерзать»? Джемма встала и, перехватив девочку по-другому, стала ее баюкать, как делала невестка. Элли успокоилась, но потом завозилась и захныкала.
– Может, ты хочешь покачаться? – Джемма усадила Элли в бледно-желтую с белым колыбельку и мягко ее толкнула.
Телефон снова зазвонил, и Джемма засомневалась, стоит ли отвечать, раз она присматривает за ребенком, но она видела, как матери и няни постоянно разговаривали по телефону на улице и детской площадке, а Элли надежно сидела в колыбельке.
Достав из кармана телефон, Джемма увидела, что это Полина Ли, директор «Дома надежды».
– Одна из наших подопечных заинтересовалась разговором с вами для статьи, – сказала Полина. – Хлое Мартин. Ей семнадцать лет, пять месяцев беременности, хочет оставить ребенка.
Семнадцать и оставляет ребенка. В семнадцать самой большой заботой Джеммы было попасть в колледж по своему выбору. Жизнь Хлое Мартин будет совершенно иной.
– Мне лучше подъехать в какое-то определенное время? – спросила она.
– Если вы свободны, завтра в полдень ей подойдет.
– Отлично, – ответила Джемма.
Понедельник, еще нет и семи, а она прекрасно распорядилась своим временем для работы над статьей. Полученная от Полины информация, фотографии, которые она сделала на свой телефон, история Беа, а теперь и одной из обитательниц «Дома» – она успеет вовремя сдать материал. Можно надеяться, что завтра и в среду она побеседует с бывшими обитательницами «Дома» и, возможно, с кем-то из приемных матерей. Она могла бы написать статью и отослать ее Клер в «Ведомости» к утру пятницы, когда, по мнению Александра, двинется в обратный путь в Нью-Йорк.
Она действительно скучала по мужу. А ведь сейчас только понедельник. Но Джемма не очень-то стремилась покинуть Бутбей-Харбор. Она чувствовала себя здесь… как дома. Далеко, далеко от мнений Александра и в таком ладу с собой. Он не слишком донимал ее: присылал сообщения, а не звонил, позволяя использовать это время для себя. Она откинулась в шезлонге, поглядывая на Элли, и разрешила себе расслабиться – солнце конца июня вовсю сияло в небе.
Элли заерзала в колыбели. Джемма отстегнула планку и взяла малышку на руки, но та заплакала. О нет. И что теперь? Джемма подкинула Элли, но она расплакалась сильнее, на глазах краснея.
Ребенок извивался и громко кричал. Вышедшая в патио пара уставилась на Джемму.
Сколько она уже здесь находится? Минут двадцать? Может, взглянуть, не заканчивают ли Изабел и Беа? Ей не хотелось прерывать собеседование, особенно «интерактивное».
Ребенок заплакал громче. В окне появилось лицо Изабел, и через несколько секунд она уже шла к Джемме, чувствовавшей себя никчемной идиоткой. Она не смогла успокоить плачущего ребенка? Не смогла продержаться полчаса?
Подтвердилось очевидное: она для этого не создана.
– Что случилось, моя крошка? – спросила Изабел у Элли, взяв ее на руки. Девочка не унималась, что позволило Джемме почувствовать себя чуточку лучше. – Газы в животике? Зубки режутся? Давай-ка дадим тебе твое любимое кольцо для зубов. – Изабел улыбнулась Джемме. – Спасибо, что присмотрела за ней. Я забыла сказать, что у нее полным ходом режутся зубы. О, кстати, твоя подруга Беа знает, как обращаться с плитой. Ее яичница-болтунья может посоперничать с яичницей моей тети Лолли, а это о чем-то говорит. Меня вызвали к дверям расписаться за доставленную посылку, и когда я вернулась, Беа успела все прибрать. Я проверю ее рекомендации, но уже сейчас скажу: я тебя обязана.
У ребенка просто режутся зубы. Джемма оказалась не самой худшей на свете нянькой. И Изабел не рассердилась, что она не сумела успокоить Элли. Добавьте к этому, что Беа получает работу – если ее рекомендации выдержат проверку, – а значит, сегодняшний день прошел путь от безумного до чертовски хорошего.
В полдень на следующий день Джемма приехала в «Дом надежды», чтобы взять интервью у семнадцатилетней Хлое Мартин. Она узнала Джен и Ким, беременных девушек, с которыми накануне разговаривала Беа. Они лежали в шезлонгах под деревом, читая книги по беременности. Еще одна девушка занималась йогой. Джемма нашла Полину за столом в холле.
– Здравствуйте, Джемма. Хлое ждет в своей комнате. Я вас познакомлю.
Директор провела журналистку по коридору к открытой двери. В двухместной спальне сидела красивая девушка с шелковистыми каштановыми волосами до плеч и светло-карими глазами. Над ее кроватью висело не меньше десяти постеров. «Уан Дирекшн». «Звездная ночь» Ван Гога. Джастин Бибер.
– Можете сесть там, если хотите, – указала Хлое на стул у стола рядом с кроватью.
– Спасибо за твой интерес к интервью для моей статьи. Если не захочешь, мы не назовем твоего имени. Если ты что-то скажешь, о чем потом пожалеешь, просто предупреди меня, хорошо? Я это уберу.
– Согласна, – сказала Хлое. – Мне это подходит.
– Ничего, если я запишу наше интервью на диктофон? – спросила Джемма.
Девушка кивнула и прислонилась к стене, вытянув ноги. К животу она прижимала декоративную подушку с вышитыми словами «Я тебя люблю».
Джемма положила на стол диктофон и нажала на «пуск», достала блокнот и ручку.
– Полина сообщила мне, что ты оставляешь ребенка. Расскажи, как ты приняла такое решение.
Хлое положила ладонь на живот.
– Я никогда не сомневалась, что оставлю его… не знаю, мальчик это или девочка, но что-то подсказывает мне, что мальчик. Я собираюсь назвать его Финн.
– Финн, мне нравится это имя.
Джемма еще не думала об именах. Эта мысль даже не приходила ей в голову. «Потому что ребенок пока не кажется реальностью, – напомнила она себе. – Потому что ты не приняла реальность».
Хлое улыбнулась.
– Мне тоже. Оно не в честь кого-то.
– Ты можешь рассказать об отце ребенка?
Лицо девушки просияло.
– Его зовут Дилан. Это мой друг. Он поддержал меня, единственный из всех. Мои родители считают, что я гублю свою жизнь. Мама говорит, что будет хорошей бабушкой и иногда посидит с ребенком, но поскольку я приняла это решение, то сама и понесу всю тяжесть и не должна рассчитывать, будто она вырастит этого ребенка вместо меня.
Джемма не могла отрешиться от мысли, насколько молода Хлое. Семнадцать лет. И примерно через четыре месяца станет матерью.
– Где ты будешь жить после рождения ребенка?
– Я уже подыскала работу. Меня наняла одна пожилая леди, которая живет рядом с нами в Массачусетсе и нуждается в уходе с проживанием. К ее дому примыкает квартирка-студия, и я получу жилье, питание и небольшую зарплату. Мы с моим другом поженимся, как только мне исполнится восемнадцать, и Вивиан сказала, что тогда и он сможет со мной поселиться. Он заканчивает среднюю школу, а я сдам экзамен на получение аттестата зрелости.
Джемма от всего сердца понадеялась, что так и будет.
– Хлое, а почему ты приехала в «Дом надежды»?
Девушка на секунду отвела глаза и стиснула подушку.
– Моя мать ясно дала мне понять, что если я настаиваю на сохранении ребенка, то должна действовать самостоятельно, она не собиралась облегчать мое положение. Она поискала дома для беременных девочек-подростков, здесь было свободное место, вот я тут и оказалась.
– Что ты думаешь по поводу такой вот испытательной любви?
Хлое пожала плечами.
– Мне нужно со всем этим справиться, вот и всё. Я бы с радостью жила дома, а не здесь, особенно потому, что Дилан может навещать меня только в выходные, всего лишь в субботу. Но тут хорошо.
Дом действительно казался уютным, привлекательным местом для этих девочек.
– Что ты почувствовала, узнав, что беременна?
– Испугалась. Но я люблю Дилана и даже не представляю, что отдам нашего ребенка. Я знаю, так поступит большинство здешних девочек, но я просто не могу.
Должно быть, обитательницы дома много об этом говорят.
– Это как-то влияет на твои отношения с ними?
Хлое снова пожала плечами.
– Некоторые считают, что я совершаю громадную ошибку, поскольку в семнадцать лет не смогу быть хорошей матерью и не предоставлю своему ребенку лучшие возможности в жизни. Но я думаю, что буду хорошей матерью. Все говорят, будто я обманываю себя и ничего не знаю о том, что меня ждет.
– Ты чувствуешь себя готовой к материнству?
– Я буду заботиться о нем. Я не какая-то там безответственная неудачница. Я читают книги об уходе за детьми. Но знаете, какова настоящая причина, что я не боюсь?
Джемма наклонилась к ней.
– Я уже до безумия люблю этого малыша, – сказала Хлое.
Джемма откинулась на стуле. Иногда она разговаривала со своим животом, но ребенок все равно не казался ей реальностью. Может, когда это произойдет, она испытает ощущения, схожие с чувствами Хлое.
– У вас есть дети? – спросила девушка, глядя на обручальное кольцо Джеммы.
– Нет, но я открою тебе один секрет. Я беременна. Пока лишь семь недель. Я никому не говорила, только подруге. Даже мой муж еще не знает. Я жду подтверждения по анализу крови.
Ее врач сказала, что результаты анализа крови придут завтра или в крайнем случае в четверг. Она получит подтверждение, и у нее не останется отговорок, чтобы не сообщить Александру. Нехорошо будет держать его в неведении.
Перед звонком она пройдется по своему плану и изложит мужу собственное видение их будущего. Но он не оставит на нем камня на камне.
– Как вам повезло, – проговорила Хлое. – Вы замужем, что-то видели в жизни, делаете карьеру. Для вас это должно быть благословением. Боже, как бы я хотела оказаться на вашем месте. Я так завидую.
Джемма откинулась на спинку стула, на мгновение у нее перехватило дыхание.
Глава 10
Беа
В среду утром Беа проснулась в своей маленькой комнате в гостинице «Три капитана», кровать здесь была гораздо удобнее, чем в супербюджетном мотеле. Большую кладовую на втором этаже превратили в уютную спальню с небольшим арочным, как из сказки, окошком. Зеленовато-розовые обои, широкая постель с красивым кованым изголовьем, накрытая мягким старым покрывалом, расшитым морскими звездами. Стоял тут и комодик с круглым зеркалом над ним, на полу лежал пушистый ковер, а на стене висела картина с изображением далекого маяка. Беа могла прожить и без собственной ванной: как раз напротив находилась большая санитарная комната, которой никто не пользовался, поскольку в трех других номерах второго этажа были свои санузлы. А спальня Джеммы находилась на третьем этаже, такая же крохотная, как у Беа, напротив апартаментов для новобрачных, которые занимали сейчас три серьезных поклонницы Колина Фёрта.
Беа вселилась сюда поздно вечером накануне, на следующий день после встречи с Изабел. По-видимому, ее начальник в Письменном центре и прежний босс «Безумного бургера» – не Безумная Барбара – дали Беа блестящие рекомендации. Она приступала к работе этим утром, что было просто идеально, поскольку деньги практически кончились. Она отвечает за приготовление завтрака для гостей, оставляя принятие заказов и болтовню с постояльцами Изабел. Затем наводит порядок в столовой и кухне, убирает в общих помещениях и патио и готовит список продуктов, которые в гостинице заканчиваются. Ее рабочий день начинался в шесть утра и заканчивался в одиннадцать дня, и за это она получала комнату, бесплатный завтрак, пользование кухней для приготовления своей еды и небольшую зарплату. Гостиница была красивой и уютной и располагалась совсем близко от центра города. После случившегося в понедельник днем в «Доме надежды» Беа пребывала в полной растерянности, но благодаря Джемме обрела теперь почву под ногами. Даже еще лучше: по словам Изабел, ее не смущало, что Беа не может трудиться здесь все лето. Гостиница полностью забронирована на неделю до и после Четвертого июля, и если Беа пообещает остаться на этот срок, то получит эту работу.
Разумеется, теперь, обретя некоторую уверенность, Беа почувствовала чуть большую готовность связаться со своей биологической матерью. Может, как раз сегодня. Она позвонит ей, и они встретятся, например, за ланчем, а поскольку Беа останется в городе на несколько недель, смогут периодически видеться за кофе, поэтому Веронике не придется рассказывать свою историю сразу. Если только, конечно, она сама не захочет.
По крайней мере, так это виделось Беа. Они встретятся за ланчем и поговорят. Беа спросит о жизни Вероники, о ее семье. Спросит о своем настоящем отце и его готовности, по мнению Вероники, к контакту. Затем их ланч закончится, и они разойдутся, каждая в свою сторону. Но теперь, когда Беа находилась здесь, имея крышу над головой и работу, она может увидеться с Вероникой еще несколько раз, и возможно, они узнают друг друга поближе.
Солнце только начало подниматься. Беа перебралась с постели на узкий стул у красивого окошка, чтобы полюбоваться занимающимся над дубами рассветом. Комната ей нравилась. На комодик, рядом с коллекцией морских раковин, уже лежавших тут, когда она вселилась, Беа поставила две любимые семейные фотографии. Она подошла к комодику и взяла снимок, запечатлевший ее четырехлетнюю с родителями.
– Вы – мои родители, несмотря ни на что, – прошептала Беа, ставя фотографию на место и беря раковину, напомнившую ей об отце.
Кит Крейн любил океан и, когда Беа была маленькой, сказал ей, что, если у нее есть вопрос, на который она не может найти ответа, стоит только взять морскую раковину, большую или маленькую, приложить к уху и слушать.
– А надо задавать ей вопрос? – спросила семилетняя Беа.
– Нет, – ответил отец. – Вопрос уже внутри тебя, нужно только приложить раковину к уху и внимательно слушать.
Беа помнила многочисленные поездки на пляж, когда она находила раковину и прикладывала к уху, мысленно задавая жгучие вопросы. Подружусь ли я в классе с парнем? Понравлюсь ли ему тоже? Смотрит ли на меня мой папа? Она старательно прижимала ее к уху, и хотя раковина ничего ей не говорила, сквозь шум получала ответы. Много позднее Беа поняла, что результат зависел от того, во что она в глубине души верила. Иногда раковина безмолвствовала. Порой подтверждала худшие опасения. Или дарила надежду. Но сколько себя помнила Беа, она всегда задавала морским раковинам животрепещущие вопросы.
Девушка приложила раковину к уху.
– Позвонить ли мне сегодня после смены Веронике Руссо и представиться? – спросила она.
Похоже, время настало. Она приехала в Бутбей-Харбор в пятницу, и с тех пор прошла уже почти неделя. Ей повезло увидеть Веронику в день приезда, но больше Беа не заходила в «Лучшую маленькую закусочную в Бутбее»; мысль о возвращении туда вызывала у нее странное чувство незащищенности и ощущение, будто она шпионит за Вероникой.
Она прислушалась. Раковина шумела. А потом пришел ответ в душе самой Беа. Да.
В гостинице «Три капитана» было пять номеров. Три на втором этаже и два – на третьем. Завтрак подавали с семи до половины девятого в среднем для двенадцати гостей. Ровно в семь Беа поступили первые заказы из номеров «Скопа» и «Морская раковина» – четыре разных блюда из яиц, включая бекон и шведский омлет – его она приготовила и для себя перед началом работы – рогалик с творожным сыром, две порции сухого завтрака и порцию сосисок для детей, а также две тарелки фруктов. К семи сорока пяти в столовой всё было в движении – гости уходили, приходили, а Беа, как заведенная, взбивала яйца и переворачивала в воздухе блины, словно заправский профессионал. Заходя на кухню, чтобы передать заказы, Изабел неоднократно замечала, что кулинарные способности Беа произвели на нее впечатление, и передавала комплименты от гостей. После «Безумного бургера» с его постоянным контролем за размерами и с вычетами из зарплаты за малейшую промашку Беа была в восторге.
В половине девятого она испекла блины для припозднившихся молодоженов, занимавших номер «Синяя птица». Эта парочка, лет под тридцать, унесла тарелки на задний двор, где супруги принялись кормить друг друга. Беа смотрела на них в окно, пока ополаскивала тарелки для посудомоечной машины, улыбаясь их любви.
Джемма успела к горячему завтраку в последнюю минуту, и когда Изабел назвала ее заказ, Беа постаралась, чтобы омлет получился само совершенство. Джемма оказала ей огромную услугу. И вызывала у нее некоторое любопытство. Когда она улыбалась, ее приятное, красивое лицо освещалось, но порой казалось, что что-то ее беспокоит. А может, Беа все придумала. Она заметила, как Джемма несколько раз крутила обручальное кольцо, а когда пришла в столовую собрать посуду с последних столов, нашла ее за травяным чаем. Молодая женщина прихлебывала его, тоскливо глядя в окно, и Беа опять задумалась, что же ее беспокоит? Муж Джеммы не жил с ней в гостинице, разве что Беа его не видела. Но потом Джемма уехала на интервью, влюбленные супруги ушли со двора, и суета завтрака вдруг закончилась.
Когда посуда была вымыта и убрана, а кухня сияла чистотой, Беа вытерла столы в столовой, подмела и протерла влажной тряпкой пол и вышла в патио расставить по местам шезлонги и собрать кофейные кружки. Она собрала и мятые газеты, расправила их и положила в корзину за дверью. В гостиной она подлила кофе и нарезала лимон для чая со льдом для нескольких гостей, опять собрала кружки и чашки, взяла пирог, бублики и маффины, которые Изабел выставила для опоздавших на завтрак, и все это унесла.
К десяти часам общие помещения гостиницы сверкали чистотой, поэтому Беа просто оставалась поблизости на случай, если кому-нибудь понадобится. Она поправила карты и брошюры на столе в вестибюле. Замела принесенный детьми песок. Проверила холодильник и кладовку, составляя для Изабел список необходимых продуктов. Одиннадцать часов. Смена окончена. Беа понравились ее обязанности. Она не была прикована к кухне все время, ей довелось пообщаться с постояльцами в гостиной и на заднем дворе,выясняя, кто откуда. И она сама себе удивилась, сумев ответить на вопросы о некоторых местных достопримечательностях. Бродя несколько дней по Бутбей-Харбору, пытаясь впитать это место – место ее рождения, – она, оказывается, довольно много узнала.
Ей нужно было позвонить. У себя в комнате она достала записную книжку и телефон, глубоко вдохнула и набрала номер Вероники. «Привет, меня зовут Беа Крейн, – мысленно прорепетировала она. – Я родилась двенадцатого октября двадцать два года назад. Я бы хотела с вами встретиться, если вам это интересно. Вы можете позвонить мне вот по этому номеру. Я живу в гостинице “Три капитана”».
Автоответчик: «Здравствуйте, вы позвонили Веронике Руссо. Сейчас я не могу с вами поговорить, но, если вы оставите сообщение, перезвоню вам, как только сумею». Гудок.
Черт! Беа дала отбой, сердце стучало как сумасшедшее. Она могла бы перезвонить, оставить сообщение. Это и Веронике даст простор для маневра. Не то что неожиданный звонок – и Беа на другом конце.
Но, взяв телефон, она не смогла набрать номер. Нужно сделать это лично. Пойти и встретиться с ней, чтобы не затягивать все это. Беа сняла рабочую одежду и надела платье, в котором приезжала на интервью – бледно-желтое хлопковое, с коротким рукавом «японка», лучше, чем просто джинсы и футболка, но ничего вычурного. Обув сандалии, она с колотящимся сердцем двинулась в путь.
Беа прошла полмили до дома Вероники Руссо. За время своего пребывания в городе она раз десять, не меньше, проезжала мимо, и при виде этого милого, лимонно-желтого коттеджа с блестящими белыми ставнями и цветочными ящиками на подоконниках ее сердце опять учащенно забилось.
Но автомобиля на подъездной дорожке не было, как и гаража. Вероника скорей всего на работе, и у Беа возникло чувство, будто она пришла к ее дому что-то выслеживать. Но она никогда не сделает ничего подобного, поэтому нужно покончить с этим раз и навсегда.
На случай, если Вероника все же дома, Беа подошла по дорожке к входной двери, позвонила и стала ждать, хотя и знала, что хозяйки нет и дверь не откроют.
Можно пойти в закусочную. Назваться и сказать Веронике, что они могут поговорить во время ее перерыва. «Она хочет с тобой встретиться», – напомнила себе Беа. Вернулась к гостинице и, спустившись по двум извилистым улочкам, прошла по Главной и добралась до закусочной.
Девушка заглянула в большое, выходившее на улицу окно, однако Вероники не увидела, но, может, она в зад-нем помещении. Время между завтраком и ланчем, посетителей немного. Беа открыла дверь, сердце колотилось, надежда оживала.
Вот так.
Она сядет в секции Вероники, а когда та подойдет с меню или спросит, принести ли ей какой-нибудь напиток, сразу все скажет.
«Меня зовут Беа Крейн. Прошу прощения, что пришла сюда, но я просто не знаю, как это делается, а оставлять сообщение мне показалось нелепым. Я родилась двенадцатого октября двадцать два года назад».
Это станет началом.
Беа поискала взглядом Веронику, чтобы понять, какие столики та обслуживает, но не увидела ее. Может быть, ее смена начинается позже? Надо спросить у другой официантки, работает ли она сегодня.
Беа прошла к стойке. Молодая официантка, обслуживавшая ее в день приезда, подливала женщине кофе. Беа подождала, пока она подойдет к ней.
– Меню? – спросила девушка.
– Вообще-то, я только хотела узнать, работает ли сегодня Вероника Руссо.
– Вот уж кому повезло – ее взяли в массовку на фильм с Колином Фёртом… она уже и снялась в одной сцене. Вместо того чтобы весь день подавать яйца и бургеры, она водит компанию со звездами.
Статистка на съемках фильма с Колином Фёртом? Вот неожиданность.
И что же теперь? Может, удастся выяснить, где они сегодня снимают. Оборудование все еще находилось у Лягушачьего болота. Она начнет оттуда. Как-то раз подружка Беа по колледжу играла в массовке в романтической комедии и говорила, что статисты в основном сидят часами и ждут, пока их вызовут. Возможно, Вероника просто читает книгу или смотрит в пространство.
Она решилась это сделать, и нет смысла откладывать дальше.
Теперь у пруда поставили три огромные бежевые палатки, трейлеры, освещение, камеры и ограждения. Огородили и палатку, рядом с ней сидел охранник с тарелкой куриных крылышек на коленях. Парень, с которым Беа познакомилась в вечер приезда, вышел из соседнего трейлера, не отрывая взгляда от планшетки.
– Снимаете сегодня? – спросила его Беа из-за ограждения. Это был ворчливый ассистент видеорежиссера Тайлер Иколс. Девочки, читавшей «Убить пересмешника», на этот раз поблизости не было.
Парень даже не оторвал взгляда от планшетки.
– Я не имею права отвечать.
Как официально.
– Можете сказать, где находятся статисты?
На сей раз он раздраженно посмотрел на нее.
– Вы статистка?
– Нет, но я знаю человека, который участвует в массовке, и…
Он снова уставился в планшетку.
– Тогда вам нужно оставаться по ту сторону ограждения.
– Можете вы просто сказать, где… – начала Беа.
Тайлер закатил глаза и пошел прочь, смешавшись с членами киногруппы. «Да кому ты нужен!» – молча бросила ему в спину Беа и стала пробираться сквозь толпу людей, наблюдавших из-за длинного ограждения, вытягивавших шеи, чтобы разглядеть знакомых. Беа рассматривала таблички на палатках, ища слово «Статисты». Вот оно. Через десять минут, когда девушка зашла за ограждение, чтобы заглянуть внутрь, вернулся Тайлер Иколс, указывая на здоровяка, сидевшего на стуле и самозабвенно поглощавшего куриные крылышки.
Беа вернулась за ограждение. Ворчун состроил ей гримасу и снова уткнулся в свою планшетку. Она повернулась к стоявшей рядом женщине.
– Сегодня, наверное, снимают?
– По-видимому, делают пробы, – ответила та. – Выставляют освещение и все такое.
Беа вглядывалась в группу людей, выстроившихся вдоль стола в дальнем конце палатки для статистов. Еда. Рогалики и баночки с творожным сыром, ломтики холодного вареного мяса, печенье. Девушка искала Веронику, но в палатке сновало столько людей. Беа увидела ворчуна с планшеткой, ругавшего какого-то парня, а тот смотрел с таким видом, будто хотел его ударить, и она направилась в другую сторону, где теперь стояли два новых трейлера, охраняемые крупным мужчиной, пристроившим на коленях тарелку с яичницей-болтуньей и картофелем по-домашнему.
Беа дождалась, когда он устремит взгляд на тарелку, и пролезла под ограждением. Добраться бы до входа в палатку и заглянуть внутрь. Может, она увидит Веронику, которая просто сидит и завтракает, и попросит разрешения поговорить с ней.
– Боже, вы всё никак не уйметесь, да? Уверяю вас, Колина Фёрта здесь нет. Он раза в два старше вас. Идите к психологу со своим интересом к мужчинам, годящимся вам в отцы.
Беа круто развернулась – позади нее стоял Тайлер Иколс.
– Я здесь не для того, чтобы преследовать Колина Фёрта! Я знаю одного человека в массовке и…
– А, значит, вы преследуете своего бывшего парня, который вас бросил. Я понимаю. У вас одна секунда, чтобы уйти за ограждение и оставаться там, или я лично позвоню в полицию, и вас арестуют за вторжение. Я серьезно отношусь к назойливым поклонникам, когда дело касается моих актеров… и моих статистов. Два дня назад одна ненормальная бросила стакан с апельсиновым соком в Кристофера Кейда, просто чтобы ее напиток его коснулся. Другой поклонник подбежал к нему и схватил за яйца. Поэтому немедленно уходите.
Ладно, хорошо, она поняла. Он делает свою работу. Но ведет себя так высокомерно. Она посмотрела на его табличку: «Тайлер Иколс, АВ», АВ – ассистент видеоинженера?
– Послушайте, я понятия не имею, кто такой Кристофер Кейд. Кинозвезды меня совершенно не интересуют. Я…
Он достал телефон.
– Я вызываю местную полицию.
Этот парень просто невозможен!
– Я здесь потому, что моя биологическая мать снимается в массовке в этом фильме, и мне просто нужно посмотреть и решить, хочу ли я с ней познакомиться и…
Боже, что такое с ней случилось? Неужели она только что все это выдала? Глубоко вдохнув, она уставилась на свои ноги.
Тайлер вроде бы фыркнул, но сунул телефон в карман.
– Тогда вам повезло. Мои правила избавят вас от неприятностей.
– От каких таких неприятностей?
Он посмотрел на планшетку и что-то вычеркнул.
– Моя сестра – приемная… ей шестнадцать лет и она была одержима идеей найти свою биологическую мать, думала, что это разрешит все ее проблемы с одноклассниками и чокнутыми парнями, с которыми встречается. Я несколько месяцев искал ее родную мать. Наконец нашел ее имя и место жительства – что стоило мне тысячу долларов, между прочим, – и если бы пошел на это снова, то сэкономил бы три тысячи.
– Прошу прощения, Тайлер, но вас, похоже, невероятно легко разочаровать. И моей ситуации вы не знаете.
Он проигнорировал ее слова.
– Да, ну так вот, дамочку не интересовала встреча с моей сестрой. В итоге все, что ей было нужно, это деньги. Мэдди – моя сестра – до сих пор не может оправиться от этой истории. Поэтому я действительно оказываю вам услугу. – Он кивнул на ограждение. – Или стойте с той стороны, или я позову того парня. – Он показал на здоровяка на стуле.
– Да, он внимательно следит, ничего не скажешь, – съязвила Беа, глядя, как мужчина запихивает в рот несколько кусков жареного картофеля. Но хотя бы местная полиция ей не грозит. – И в любом случае, у меня совсем другая ситуация.
– Я просто говорю, что вам следует действовать осторожно. Реальность и фантазия – две совершенно разные вещи.
У Беа засосало под ложечкой.
Сзади к Тайлеру подошел мужчина лет тридцати, со спутанными темно-каштановыми волосами и обалденными голубыми глазами.
– У вас какие-то проблемы? – спросил он у Беа. На его табличке значилось «ПАТРИК УЛ, 2-й ПР». – Этот грубиян к вам пристает?
– Он просто немыслимо высокомерен, – сказала Беа. – Я знаю одну из статисток и хотела понаблюдать, как она работает, вот и все. Клянусь, я здесь не для того, чтобы докучать звездам.
– Как вас зовут? – спросил Патрик.
– Беа Крейн.
Патрик улыбнулся ей.
– Что ж, Беа Крейн, вы можете наблюдать за чем пожелаете. – Он повесил ей на шею табличку с черной надписью «Гость». – Я второй помощник режиссера фильма, и если этот парень вас побеспокоит, скажите мне. – Зазвонил его мобильный. – Сейчас приду. Ничего не трогайте, – рявкнул он и со вздохом убрал телефон в карман. – Пожар за пожаром, – пожаловался он Беа и добавил, пристально глядя на нее: – Надеюсь, мы еще тут встретимся.
Беа посмотрела ему вслед и метнула на Тайлера победный взгляд.
Тот закатил глаза.
– Он известный бабник, между прочим.
– Это снова ваш реализм? – спросила она.
– Можете портить свою жизнь во всех отношениях. Мне-то что за дело.
Он зашагал прочь, и Беа покачала головой, гадая, какая же у него-то проблема. Но она не собиралась слишком много думать о Тайлере Иколсе, АВ, – с гостевым пропуском она находится здесь на законных основаниях, – и поэтому прошла мимо охранника, помахав ему, он помахал ей в ответ. С этой стороны палатки она могла заглянуть внутрь. У стола с едой сидели или стояли по меньшей мере пятьдесят человек.
Затем она увидела ее.
Вероника сидела на складном стуле, держа на коленях маленькую пластиковую тарелочку с маффином, оживленно разговаривала со своей соседкой и, казалось, сияла, светилась изнутри.
Читать бесплатно другие книги:
