В поисках Колина Фёрта Марч Миа

Джемма

Утренний свет, лившийся сквозь прозрачные оконные занавески в комнате Джеммы в «Трех капитанах», разбудил ее, и она с удивлением увидела рядом в постели Алекса. Целая неделя вдали от него, и Джемма уже привыкла занимать центр кровати и безраздельно владеть одеялом. Она привыкла, что Алекса нет рядом. И в последнее время его отсутствие, увы, было ей приятно. Но вид загорелой спины мужа, густых завитков рыжеватых волос за ухом по-прежнему оставался привычным и успокаивающим для Джеммы.

Весь вечер они спорили и ни к чему не пришли. Сходили поужинать в китайский ресторан, поскольку Джемме страшно захотелось курицы в кунжуте и жареных клецок, и она выложила мужу свой план. Она найдет прекрасную новую работу журналиста, несмотря на беременность. Будет трудиться до последней минуты, потом возьмет отпуск по беременности и родам. Во время отпуска они отыщут заботливую няню с безупречными рекомендациями, затем Джемма в срок выйдет на работу. Они с мужем по очереди будут отпрашиваться, если ребенок заболеет или для визита к педиатру. Они вдвоем станут брать отгулы для посещения школьных собраний, концертов и различных праздничных мероприятий. Она ни при каких условиях не превратится в Кэтлин Ауэрмен, добавила про себя Джемма.

– Абсолютно исключено, – заявил Алекс после долгого, тяжелого взгляда.

– Однако мой план в точности совпадает с тем, что планируешь делать ты, не так ли? Разве что в отпуск по беременности и родам не пойдешь – тебе не нужно, верно? И няней буду я, да? Это я буду сидеть дома с ребенком. Я буду возить его по врачам.

– Бога ради, Джемма, да не няней ты будешь. Ты будешь матерью. Уясни наконец.

– Но твоя жизнь совсем не меняется.

– Нет, меняется. Я один буду отвечать за материальное обеспечение нашей семьи. Я буду отцом. Вся моя жизнь изменится. Как ты смеешь это отрицать?

– Ты не отказываешься ни от чего, чего хочешь ты. Почему ты этого не видишь?

– Джемма, от чего отказываешься ты? Работы у тебя нет. Нельзя представить более подходящего момента.

Она знала, что именно это он и скажет.

– Значит, если бы мы поменялись местами, – спросила она, – если бы это ты потерял работу, то рад был бы сидеть дома с ребенком, стать домашним отцом, вся твоя жизнь вращалась бы вокруг младенца, а не вокруг преследования преступников, торжества справедливости, влияния на мир?

– Джемма, ты беременна. У тебя нет работы. Ты разослала кучу резюме и в ответ – ни одного звонка. Ты полагаешь, будто легко получишь работу своей мечты, поведав на собеседовании, что беременна?

– Можем мы просто поесть? – Она вонзила вилку в клецку и удивилась, что не утратила аппетит.

– Джем, я тебя люблю. У нас будет ребенок. Неужели ты совсем этому не рада? У нас будет ребенок!

Джемма положила вилку, на глазах выступили слезы.

– Я все равно окажусь плохой матерью, – прошептала она. – У меня нет материнской жилки.

Алекс взял ее ладони в свои.

– Есть. Ты невероятно любящая, добрая и великодушная. У тебя огромное сердце, Джем. Из тебя получится прекрасная мать.

– Не знаю, откуда ты черпаешь эту веру, – проговорила она, как обычно, ободренная его отношением. – Ты правда думаешь, что я буду хорошей матерью?

– Ты будешь прекрасной матерью. В этом нет сомнений.

Сейчас воспоминание об облегчении, принесенном этими словами, уверенность в его голосе заставили Джемму повернуться к мужу, прижаться щекой к его теплому плечу. Интересно, а вдруг он прав, и она сумеет развить материнский инстинкт? Может, как только ты рожаешь ребенка, вступают в дело гормоны и биологические импульсы? Ребенка своего любить она будет, уж в этом-то Джемма не сомневалась. Вероятно, любовь составляет три четверти успеха, является большой мотивацией.

Алекс повернулся к ней, и поток солнечного света заиграл в его волосах.

– Как ты себя чувствуешь, Джемма?

– Вообще-то, очень хорошо. Мне просто не терпится приступить к выполнению сегодняшних планов. У меня назначено три интервью. Одно с девочкой-подростком, которая отдает своего ребенка на усыновление, и два – с жительницами Бутбей-Харбора, имеющими твердое мнение о «Доме надежды» и о влиянии, которое он, на их взгляд, оказывает на город. Одна из них считает, что дом для беременных подростков поощряет девочек беременеть, дает ложное чувство защищенности. Другая же уверена, что такой центр должен быть в каждом округе штата.

Джемма надеялась встретиться хотя бы с одной из бывших подопечных «Дома», живших там в шестидесятых или семидесятых, и Полина пыталась договориться о такой беседе.

– Вижу, что мой репортер уже на низком старте, – сказал Алекс. – Но я имел в виду твое физическое состояние. Ты ничего не хочешь рассказать о своей беременности? Как ты себя ощущаешь в этом качестве? По-твоему, это мальчик или девочка? О каких именах ты думала? Ведь у тебя была целая неделя, а?

– Эту неделю я провела, привыкая к беременности. Об именах я как-то не задумывалась.

Он приподнялся, опираясь на локоть.

– Я думаю, Александр-младший, если это мальчик. Джемма-младшая, если девочка.

Она подняла бровь.

– Правда? Джемма-младшая?

Алекс провел пальцем по ее щеке.

– Мне бы очень понравилась крошка Джемма. С твоим красивым лицом и хлестким умом.

Джемма едва не расплакалась.

– Почему ты так сильно меня любишь, Алекс?

– Потому что люблю. И мы все это уладим. Как-нибудь.

Как-нибудь. Как-нибудь им придется.

Джемма поцеловала его, крепко, и почувствовала, как его руки забрались под одеяло, погладили живот и стали подниматься выше, медленно приближаясь к грудям.

– Они увеличились, – заметил Алекс, смешно двигая бровями.

– О, это романтично.

Он засмеялся и накрыл их обоих с головой одеялом, ложась на Джемму, и как-то незаметно она напрочь забыла об интервью, детских именах и окружающем мире.

После дивного завтрака, состоявшего из омлета по-деревенски, приготовленного для них Беа, Джемма проводила Алекса до машины, которую он взял напрокат и оставил на стоянке у гостиницы. Ей до смерти хотелось прошмыгнуть в кухню и спросить Беа, как прошла вчера вечером встреча с матерью, но в столовой было полно гостей, и Джемма понимала, что девушке сейчас не до разговоров. Она найдет ее после отъезда Алекса.

Он подставил лицо прекрасному солнцу конца июня.

– Воздух здесь удивительный. Такой свежий и чистый. Я не в восторге от того, что нас разделяют триста миль, особенно с твоей беременностью, но ты хотя бы живешь в городке, словно сошедшем с открытки. Надеюсь, это место все же поможет тебе взглянуть на вещи немного и моими глазами. Жизнь в пригороде, неспешный ритм, никаких тебе такси-убийц, все знают тебя по имени, повсюду, куда ни глянь, детские площадки, детский сад дешевле пансиона.

– Тебе не обязательно пересказывать мне свой злодейский план по совращению меня на переезд в Уэстчестер, Алекс.

Он улыбнулся.

– Я просто хочу, чтобы мы оба были счастливы. Не знаю, как нам удастся этого добиться. Но я хочу именно этого.

– Я тоже.

Он обнял ее и поцеловал на прощанье, напомнив, чтобы она принимала витамины для беременных, воздерживалась от заправки к салату «Цезарь» и непастеризованных сыров, и уехал – серебристый автомобиль свернул на Главную улицу и исчез из вида.

К пяти часам Джемма вымоталась и хотела только одного – заползти в свою удобную кровать в гостинице, но вспомнила, что Алекса, делающего ей массаж спины и ног, там не будет. Ей вдруг расхотелось спать одной и уходить от разговоров о пригородах и детских садах. Она и забыла, каким чудесным может быть ее муж, как она на него полагается, как здорово он умеет ее подбодрить. Но не представляла, каким образом им найти золотую середину. Без переезда в Доббс-Ферри. По соседству с Моной Хендрикс.

Она села на качели на крыльце, положив голову на спинку и глядя на красивые легкие облачка в голубом небе.

– Готова?

Джемма выпрямилась, радуясь своей подруге Джун, стоявшей у автомобиля на подъездной дорожке, и ее девятилетнему сыну Чарли, махавшему рукой с заднего сиденья. Джемма с улыбкой помахала ему в ответ. Они ехали на день рождения мужа Джун, Генри, в книжный магазин, владельцами которого являлись. Вечер отдыха от работы над статьей, от размышлений о своей жизни – именно это и требовалось Джемме, а после, в девять часов, в гостинице начинался просмотр очередного фильма в рамках киновечера.

Джемме очень нравился магазин братьев Букс с его дверной ручкой в виде красного каноэ. Открыв дверь, вы оставляли весь мир снаружи. Негромко играл джаз, ряды блестящих книжных полок из орехового дерева, мягкие кресла и диваны и интересные артефакты и старые книги на полках до самого потолка вызывали желание остаться и изучать все это целый день. Рядом с кассой стояли такие же, как в кафе, столики, а на сервировочном столе не переводились емкости с кофе, молоком и сахаром и конфеты на тарелке. Теперь же, для вечеринки, тут выстроились бутылки разного вина, шампанское и соки и предлагался великолепный выбор закусок. Джемма уже схватила было две крохотные запеченные в тесте сосиски, но вспомнила слова Алекса, что хот-доги полны нитратов и запрещены на время беременности. Пришлось удовольствоваться лотарингским мини-пирогом.

Народу собралось много; Генри Букс, муж Джун, был неотъемлемой принадлежностью города, хотя и держался в тени, предоставив заправлять в магазине Джун, любившей свою работу. Джемма обожали их историю. Почти десять лет назад Генри нанял Джун, в двадцать один год бросившую колледж из-за беременности и еще потому, что нигде не могла найти отца ребенка, парня, с которым у нее случился головокружительный двухдневный роман. По-видимому, Генри, бывший на десять лет старше Джун, любил ее уже давно, и два года назад, узнав наконец, что отец ее ребенка умер, та рассталась со своим прошлым, за которое держалась, и открыла сердце Генри. Они жили на большом катере, стоявшем на якоре позади магазина, и если бы Джемму не начинало немилосердно тошнить, едва она ступала на борт этого судна, она, возможно, с удовольствием остановилась бы у четы Нэш-Букс, а не в гостинице.

Сейчас Джемма наблюдала за ними. Ее старая добрая подруга Джун, длинным, золотисто-каштановым кудрям которой Джемма всегда завидовала, с такой любовью разговаривала со своим сыном, с такой нежностью во взгляде слушала рассказ мальчика о каком-то смешном случае, приключившемся в дневном лагере. Генри от души расхохотался, подхватил Чарли и закружил, случайно ударив Изабел по ягодицам. Она развернулась и принялась щекотать племянника. При взгляде на них, семья представлялась такой… притягательной, напоминая об ощущениях от клана Хендриксов, пока их теплота не начинала удушать. Однако сестры Нэш нисколько не подавляли. Джемма попробовала представить, как они с Александром гуляют со своим малышом, держа его за ручонки и раскачивая. Но ничего не получилось. Каждый раз, когда она пыталась вообразить себя с ребенком, на душе становилось тяжело.

– Перестань быть такой требовательной! – обрывала ее мать, когда Джемма хотела рассказать ей о школе или спросить, почему она не пришла на концерт хора. – Я работаю целый день. Когда будешь взрослой, поймешь.

Став взрослой, она поняла, что является копией своей матери, как бы ни воспевал Александр ее якобы большое сердце. Если у нее такое большое сердце, почему работа – которой у нее больше нет, – стоит для нее на первом месте? Почему карьера важнее рождения ребенка? Почему она не радуется беременности, не разговаривает со своим малышом, лежа ночью в постели?

Почему не думает об имени для него?

«Потому что ты боишься. Боишься всего. Потерять себя. Не суметь совмещать работу репортера-исследователя и обязанности матери. Боишься, что будешь шпынять своего маленького ребенка за то, что задает вопросы, хочет больше твоего внимания».

У Джеммы сжалось сердце, и она отвернулась, чтобы налить себе стакан клюквенного сока и унять мысли, уводящие в непрошеные сферы. «Сосредоточься на вечеринке, – велела она себе. – Поищи Клер, которая где-то здесь».

Но внимание Джеммы привлекла шестимесячная Элли на руках у Гриффина, мужа Изабел. Их отношения тоже потребовали усилий и компромисса. Гриффин, разведенный ветеринар, познакомился с Изабел два года назад, когда поселился в гостинице вместе со своей четырнадцатилетней, злившейся на весь свет дочерью, а Изабел переживала конец собственного брака. Она тоже считала, что не обладает нужными для матери качествами, но хотела завести семью и детей. С самого начала она стала мачехой, а теперь, имея собственного ребенка, казалась Джемме идеальной матерью, какой желала бы стать и она сама. Она наблюдала, как Элли тянет ручки к своей маме, как вспыхнули радостью глаза Изабел, и она, взяв малышку, прижала ее к своему красивому голубому платью. Гриффин обнял жену за плечи, и они оба со счастливым изумлением смотрели на свою дочь.

Вот как это должно быть. Может, и в самом деле бывает: у тебя нет материнского инстинкта, нет страстного желания иметь ребенка, нет интереса к воспитанию детей, но ты рожаешь, смотришь на личико младенца и влюбляешься. Джемма очень на это надеялась. Потому что сейчас она даже не чувствовала себя беременной. Никакого намека. Разумеется, никаких толчков. Собственно, ее врач и книга «Ваша беременность на этой неделе» говорили, что это наступит позже, во втором триместре. Джемме полезно было узнать, что Изабел удается совмещать полноценную работу в гостинице, хотя, конечно, большую часть времени ребенок был с ней. Вряд ли Джемма смогла бы приносить малыша в шумный отдел новостей и одной рукой нянчить, а другой – набирать на компьютере статью.

«Мы все это уладим. Как-нибудь».

Поднялась суматоха, и Джемма увидела, что вместе со своим давним бойфрендом прибыла Кэт, двоюродная сестра Джун и Изабел. Последние два года она жила во Франции, работая там шефом-кондитером. По словам Джун, эта пара года два назад обручилась, но Кэт разорвала помолвку и покинула город ради своей мечты изучать кондитерское дело в Париже. Кэт и Оливер держались за руки и явно были влюблены друг в друга. Высокая блондинка Кэт очень походила на Оливера, тоже высокого и светловолосого. Они поцеловались и, заметила Джемма, обменялись долгим взглядом.

«У Кэт и Оливера тоже получилось», – подумала она, подхватив в буфете вареник с картофелем и сыром. Ей хотелось одного, ему – другого, и они сумели договориться. Кэт уехала из страны и разорвала помолвку. Но они остались вместе.

Джемма разрывать ничего не собиралась – особенно брачные обеты. Они с Александром любили друг друга – в этом нет никаких сомнений. И каждый желал счастья для другого – сам при этом оставаясь счастливым. Они оба хотели, чтобы это получилось, и это получится.

Просто Джемма не понимала, каким образом.

Глава 16

Беа

Без нескольких минут девять в пятницу Беа направилась в гостиную «Трех капитанов» на киновечер. Там уже находились Изабел и Джун и сидевшая на диванчике для двоих Джемма, она помахала Беа, указывая на место рядом с собой. Та поспешила занять его, пока ее не опередила одна из поклонниц Колина Фёрта. Беа никогда так не радовалась знакомому, дружескому лицу. Минувшую ночь она ворочалась с боку на бок после встречи с Вероникой и весь день бесцельно бродила, пытаясь разобраться, почему так напряжена.

Больше всего Беа, пожалуй, волновало дальнейшее развитие событий, она не знала, как вести себя с Вероникой Руссо. Кто она для Беа? Вчера вечером в доме Вероники ее охватило чувство, что эта женщина – чужой ей человек. Но вряд ли это так. Бога ради, она же родила Беа. Но что с того? Она получит от Вероники контактную информацию о своем биологическом отце, если у той она есть… или хотя бы какие-то исходные данные, поскольку в телефонной книге Бутбей-Харбора значился не один Макинтош, и что потом? Они с Вероникой должны подружиться?

– Ты телефон, что ли, выключила? Я несколько раз пыталась тебе дозвониться, – сказала Джемма. – Очень интересно узнать, как прошла твоя встреча с матерью.

– Нормально, – прошептала в ответ Беа. – Она очень милая. Но мы обе чувствовали себя немного скованно. Я сказала ей, что ты пишешь статью о «Доме надежды» и хотела бы взять у нее интервью, но она не готова к этому.

– Ничего. И спасибо, что спросила у нее. – Джемма наклонилась поближе. – Еще я звонила, потому что Изабел упомянула фильм с Колином Фёртом, который мы будем смотреть, это «Так она нашла меня». Он о биологической матери, пытающейся наладить отношения с дочерью, которую отдала на удочерение. Я хотела тебя подготовить. Я смотрела его, когда он впервые вышел на экраны, чудесный фильм. Но, может, тебе неприятны будут совпадения с твоей ситуацией.

– Возможно, я почерпну что-то полезное, – произнесла Беа, тронутая участием Джеммы.

Изабел и Джун, раздавая присутствующим попкорн, представили свою кузину Кэт, приехавшую в гости на выходные. Кэт держала две миски с попкорном, прижимая одну из них к груди, и Беа вскочила помочь.

– Отлично… это как раз для вас, на маленьком диване, – сказала Кэт. – У всех есть попкорн? – спросила она, обводя комнату взглядом.

Фан-клуб Колина Фёрта, три лучшие подруги из Род-Айленда, снова в футболках с надписью: «Счастье – это Колин Фёрт», оккупировали большой белый диван; три другие гостьи, одна из которых сделала самый требовательный заказ на памяти Беа – не кладите «это», добавьте «то», – расположились в мягких креслах, а Изабел, Джун, Кэт и приятная пожилая помощница Перл взяли мягкие складные стулья. Беа предложила свое место Перл, но та сказала, что для ее спины стул лучше.

– Я рада, что вы снова проводите киновечера, – обратилась к Изабел Кэт. – Как будто моя мама смотрит вместе с нами.

Изабел рассказывала Беа, что ее тетя Лолли, мать Кэт, умершая два года назад, оставила им троим эту гостиницу. Киновечера много лет были традицией, а после смерти Лолли они целый месяц смотрели фильмы с участием Мерил Стрип, ее любимой актрисы. Лолли воспитала Изабел, Джун и Кэт после гибели своего мужа и родителей сестер Нэш в автомобильной катастрофе, и для этих женщин киновечера и Лолли были синонимами.

Джун сжала руку Кэт.

– Не сомневаюсь, что смотрит, – сказала Изабел, устанавливая диск. – Ну, приготовьтесь к просмотру «Так она нашла меня» с участием Колина Фёрта, который, к сожалению, пока не приехал в наш город, и чудесных Хелен Хант, Бэт Мидлер и Мэтью Бродерика.

Изабел потушила свет, и Беа взяла горсть попкорна. Вот тебе и попытка позабыть о своих мыслях и отвлечься с помощью фильма, но, как она сказала Джемме, может, удастся что-то почерпнуть, увидеть ситуацию с другой стороны.

Беа смотрела, как Мэтью Бродерик, по фильму муж Хелен Хант, игравший тридцатидевятилетнюю учительницу из Нью-Йорка, бросает ее за день до смерти матери. Затем в жизни Хелен появляется ее биологическая мать, сыгранная напористой Бэт Мидлер, и настаивает на знакомстве, а Хелен сопротивляется. Ведь у нее была мать. Бэт играет несносную женщину, сочиняющую нелепые истории, будто отцом Хелен был Стив Маккуин. Влюбившись же в отца своего ученика, которого и играл Колин Фёрт, Хелен начинает успокаиваться, ощущает подлинное счастье. Но потом обнаруживает, что беременна – сбылась ее давняя мечта – в результате одной встречи с собственным, уже отдельно живущим мужем, и ей приходится разбираться с головоломкой, заданной жизнью.

– Ты как, нормально? – шепотом спросила Джемма.

– Да, – шепнула в ответ Беа. – Вероника совсем не такая настырная, как Бэт Мидлер. Я сказала ей, что мне нужно время, чтобы все осознать, и она не звонит. Бэт сегодня утром уже была бы у моей двери. И сейчас выталкивала бы тебя с дивана.

Джемма улыбнулась.

Интересно, чувствует ли Вероника то же, что и Бэт, хочет ли присутствия Беа в своей жизни, хочет ли быть близка с ней? Может, ей тоже нужно немного прийти в себя от расспросов Беа о ее родном отце, о родителях Вероники.

Беа понравилась сцена, в которой Колин Фёрт приходит на вечеринку в честь Бэт Мидлер вместе с Хелен Хант. Понравилось, как он оберегает Хелен, как явно влюблен в нее. Беа радовалась, что завтра днем встречается с Патриком – немного веселья, очарования и романтики для самой себя.

Но чем дальше она смотрела, тем больше осознавала, что кое-что роднит Веронику и Бэт: одинаковый, полный надежды взгляд.

Еще одна бессонная ночь. В субботу утром будильник прозвонил в пять тридцать, а Беа чувствовала себя ужасно. Она не могла отрешиться от сцены, в которой Бэт Мидле стоит на коленях, умоляя дать ей шанс, обещая сделать все, что захочет Хелен Хант. Может, Беа слишком быстро и поспешно покинула дом Вероники?

Она побрела в душ, оделась и потащилась на кухню готовить омлеты, вафли и сегодняшнее дежурное блюдо – блинчики с черникой. Убрала столы в столовой, подмела и протерла пол, представляя, как Вероника ждет у телефона, гадая, позвонит ли ей Беа. С тем полным надежды взглядом.

Они встретились вечером в четверг. Сейчас была суббота.

Она очень устала и мечтала рухнуть в кровать и хотя бы час поспать, но прежде схватила телефон и позвонила Веронике.

– Вероника, это Беа.

– Как я рада тебя слышать.

Облегчение в ее голосе подсказало, что Беа поступила правильно.

– Я подумала, что нам нужно встретиться. Поужинаем завтра, если ты свободна?

– С радостью, Беа. Но вместо ужина я бы взяла тебя на экскурсию.

– На экскурсию? В смысле по Бутбей-Харбору?

Беа уже видела все достопримечательности. Даже вышла на катере в залив посмотреть на китов. Ей не хотелось охать и ахать, осматривая маяки. Ей хотелось узнать, где, почему и как она родилась.

– На экскурсию по моей жизни, когда мне было шестнадцать, – сказала Вероника. – Мы начнем со средней школы и закончим на автостанции.

У Беа замерло сердце.

Два часа спустя Беа сидела на съемочной площадке в пустом трейлере персонала, все еще припаркованном у Лягушачьего болота, и ждала Патрика на их ланч-свидание, когда дверь распахнулась.

– Я не вернусь, поэтому можешь не разоряться, – бросила кому-то позади себя Мэдди Иколс.

Тайлеру, своему брату. Сварливому ассистенту видеоинженера.

Он уставился на Беа.

– Что вы здесь делаете?

– У меня встреча с Патриком за ланчем.

Парень закатил глаза, затем повернулся к сестре, которая ворвалась в трейлер и уселась на узкую скамейку.

– Мэдди, ты уходишь. Ты хочешь учить английский за десятый класс, будучи в одиннадцатом?

Девочка откинула назад длинные волосы.

– Оставь меня в покое. Я ни слова не понимаю в этой дурацкой книге. Я не буду ее читать.

– Я купил адаптированный вариант, чтобы помочь тебе.

– Значит, мне теперь нужно и это читать? – закричала она.

Тайлер поднял руки.

– Отлично, заваливай экзамен. Заваливай среднюю школу. Бросай ее.

Беа поймала себя на том, что наблюдает за ними, как за двумя теннисистами. Оба одинаково выстреливали фразами-скороговорками. Друг на друга они, конечно, совсем не походили; Мэдди была маленькой, с волнистыми темно-каштановыми волосами и огромными зеленовато-карими глазами, а Тайлер – высокий и угловатый, с копной темно-русых волос. На вид ему года двадцать три, может, двадцать четыре. На левой щеке ямочка, которую Беа прежде не замечала, вероятно, потому что он никогда не улыбался. Но Тайлер втянул щеки, и ямочка обнаружилась. Он переживал за сестру, это очевидно.

– Я не хотела подслушивать, – вмешалась Беа, – но раз уж я тут сижу… Полагаю, вы снова говорите об «Убить пересмешника»?

Мэдди повернулась к ней.

– Вы хотите сказать, «Убить перескучника».

В ответ на это Тайлер традиционно закатил глаза.

– Это отличная книга, – сказал он сестре. – Одна из моих любимых.

– Можно подумать, мы с тобой такие одинаковые, – пробормотала Мэдди.

– Мэдди, в прошлом году я закончила колледж Бердсли, моя специальность – английский язык, – сказала Беа. – Я планирую преподавать английский. В средних или старших классах. Я читала «Убить пересмешника», наверное, раз пять после десятого класса и, как уже говорила, писала по ней курсовую. Я могу тебе помочь, обсудить затронутые темы или то, что вызывает у тебя затруднения.

Она знала, что Тайлер внимательно за ней наблюдает.

– Ты, видимо, ходишь в летнюю школу, – обратилась Беа к девочке.

– И если она не сдаст экзамен, прочитав эту книгу и написав эссе на четыре с минусом или лучше, – завелся Тайлер, сверля сестру взглядом, – то пролетит, и ей снова придется заниматься английским, хотя осенью она пойдет в одиннадцатый класс. И кончится это тем, что в аттестате у нее не будет оценок по английскому языку.

– Ну и что? – сказала Мэдди. – Я не обязательно пойду в колледж. Для пешего туризма по Италии мне не нужно читать «Убить переглупника».

– У меня был пеший поход по Италии летом после окончания средней школы, – сказала Беа. – Я никогда так не отдыхала.

Лицо Мэдди засияло.

– Правда? Я одержима Римом. Хочу увидеть Колизей, статуи ангелов и Сикстинскую капеллу, бросить монетки в фонтан Треви.

– Если сдашь экзамен за этот класс, я тебя туда возьму, – процедил сквозь зубы Тайлер.

Девочка воззрилась на него.

– Серьезно?

– Серьезно. Ты сдаешь экзамен, а я беру тебя в Италию. Ты увидишь Сикстинскую капеллу.

В путешествие ей хотелось, видела Беа. Очень хотелось. Достаточно, чтобы сдать экзамен.

– Вы можете мне помочь? – спросила у нее Мэдди.

– Мы ее даже не знаем, – заявил Тайлер, явно передразнивая заявление Беа в день их знакомства. Хотя это и было правдой.

– Ближайшие несколько недель я поживу в городе. В гостинице «Три капитана». В течение школьного года я работаю репетитором в Бердсли, поэтому опыт у меня есть. Вот мое удостоверение из Письменного центра.

Она достала его из бумажника и подала Тайлеру. Тот изучил его и вернул.

– Мэдди, подожди секундочку снаружи, хорошо?

Теперь, имея на кону Италию, девочка бегом кинулась выполнять его просьбу. Когда дверь за ней закрылась, Тайлер спросил:

– Сколько вы берете?

– Если бы я не сидела на мели, то позанималась бы бесплатно, – ответила Беа. – Но я работаю в гостинице за жилье и минимальную зарплату, поэтому мне действительно не помешает немного дополнительной наличности. Пятьдесят долларов в час.

– Пятьдесят долларов? Господи. – Он чуть отодвинул занавеску на окне и посмотрел на Мэдди, которая достала компакт-пудру и подкрашивала губы густым блеском. – Прекрасно. Но я хочу, чтобы вы работали с ней в библиотеке – не в доме нашей матери и не здесь. Она должна воспринимать это всерьез.

– Хорошо. Значит, в библиотеке.

Тайлер поправил сползшие очки.

– Занятия заканчиваются через три недели. Я думаю, одного часа в неделю будет достаточно.

– Значит, вы из Бутбей-Харбора? – поинтересовалась Беа.

– Из второго за ним городка, – ответил он, словно сообщение личных данных было ему неприятно. – Это региональная средняя школа.

Бухнули в дверь.

– Алло, я там потею! – крикнула Мэдди.

– Одну секунду! – гаркнул он в ответ. – Когда вы можете начать?

– В любой момент.

– Как насчет среды? Вечером каждую среду я вывожу Мэдди на ужин, поэтому знаю, что в наших расписаниях нет накладок.

На пятьдесят долларов можно купить славное платье в магазине-складе для ужина на борту круизного судна, куда Патрик собирался пригласить ее в скором времени.

– Приходите в бутбейскую библиотеку к пяти, – сказал Тайлер. – Это подойдет?

Беа кивнула, и он шагнул к двери, но повернулся к девушке.

– Не поднимайте тему про родных и неродных матерей, – попросил он. – Она разозлится и отвлечется.

– Хорошо.

Он двинулся к выходу и вновь обернулся.

– Вы со своей уже встретились?

– Я не хочу говорить об этом с вами, – сказала Беа.

Тайлер пристально посмотрел на нее, пожал плечами и вышел из трейлера.

У Патрика оказалось всего двадцать минут, но Беа не обиделась. Интересно было сидеть и есть в трейлере с кондиционером, смотреть, как помощники то и дело забегают и тут же выскакивают, поняв, что это частный ланч. За итальянскими сэндвичами Патрик рассказал о расписании съемок и показал таблицу вызовов, в которой значилось, где и когда должны сниматься те или иные актеры. Он объяснил, что обязан проверить, все ли готово для съемки очередной сцены.

Он нравился ей. Очень. Красивый, умный и за многое отвечает в этом фильме. Он сразу же спросил, как прошла ее встреча с биологической матерью, а когда Беа предложила поговорить о нем, все равно старался вернуть разговор в прежнее русло. Она поделилась, как в прошлом году, после смерти матери, ее жизнь дала сбой, и сказала, что планирует подать заявления хоть в сотню школ, чтобы получить место учителя английского языка. Патрик сказал, что это, по его мнению, благородно, и учителям должны больше платить. Беа нравилось, как он на нее смотрел, его умные синие глаза были полны интереса, уважения… желания.

Его вызвали «тушить очередной пожар», как он выражался, но Патрик не ушел, пока не поцеловал ее в губы.

– В следующие несколько дней тут будет настоящий сумасшедший дом, но может, заглянешь ко мне в отель во вторник вечером. На поздний ужин, часов в восемь? Я освобожусь только к этому времени и должен буду уйти на рассвете, но с удовольствием посижу с тобой на балконе за каким-нибудь необычным блюдом, закажу его через обслуживание номеров, и мы поговорим. Действительно поговорим. Это не какая-то уловка, чтобы затащить тебя в постель. Хотя я и считаю тебя невероятно красивой, Беа.

Она улыбнулась, и его прощальный поцелуй ее очаровал. Теперь ее ждало волнующее событие, особенно если «экскурсия» Вероники окажется слишком тяжелой. А Беа не сомневалась, что так и будет.

Глава 17

Вероника

Воскресным полднем Вероника сидела в своем автомобиле на подъездной дорожке гостиницы «Три капитана», напоминая себе, что приехала сюда доставить три пирога и забрать Беа на экскурсию по своей жизни. Она взяла из багажника коробки с выпечкой, к верхней был прикреплен конверт со счетом за июнь. Коробка с этикеткой черничного пирога напомнила ей о Нике; в пятницу он сказал, что Ли подхватила простуду, и Вероника испекла особый пирог «Выздоравливай» – черничный – и отвезла его вечером в пятницу. Дом Ника, обшитый белым сайдингом коттедж, находился недалеко от центра города. Ли сидела в подушках на диване и смотрела «Как приручить дракона», девочка пригласила Веронику посмотреть мультфильм вместе с ними, но Ник не подтвердил приглашение. Может, два кинопросмотра за два дня в ее компании – это немного чересчур, а может, слишком неожиданным получился их вечер в четверг. Ник уехал вскоре после окончания «Одинокого мужчины», пожав Веронике руку, хотя она ожидала поцелуя. Нельзя сказать, чтобы она была готова к поцелую Ника Демарко – вот и говори после этого об ожиданиях, – но если честно, жаль, что ему не захотелось ее поцеловать. Что он не желал ее.

Потому что он олицетворял ее прошлое? Потому что тогда ее не принимали? Потому что единственный парень, который ее принял – и с которым приятельствовал Ник, – бросил и предал ее? Или, может, все гораздо страшнее, чем эти причины. Быть может, ей просто… нравился Ник.

С коробками в руках Вероника направилась по красивой каменной дорожке к гостиничному крыльцу. Уже почти год она еженедельно доставляла в «Три капитана» пироги, и очаровательный викторианский особняк был знаком ей не хуже собственного дома, но теперь здесь находилась ее родная дочь. Дожидалась ее в гостинице, чтобы отправиться на экскурсию по жизни Вероники в шестнадцать лет.

«Это была твоя идея», – напомнила себе Вероника, кладя пироги на стол в вестибюле, где всегда оставляла их для Изабел. Она прошла в гостиную, но Беа там еще не было. Пахло в гостинице чудесно – в воздухе витал легкий аромат бекона и теплого хлеба. Со своего места на маленьком диванчике Вероника увидела появившуюся на лестничной площадке Беа – в бледно-розовом топе на тонких лямках и джинсах – и встала, когда дочь вошла в комнату.

– Значит, это благодаря тебе здесь так хорошо пахнет? – спросила Вероника, когда они направились к выходу, и сама удивилась, что способна болтать сейчас о пустяках.

– Пожалуй, да. Столовая была закрыта с десяти часов – время бранча в воскресенье. Сегодня утром все хотели бекон… я нажарила, наверное, фунтов пять. Если ты чувствуешь запах хлеба, это Изабел – она берет уроки хлебопечения у владельца итальянской пекарни. Горячий итальянский хлеб с хрустящей корочкой и сливочным маслом. Что может быть вкуснее?

– Она и на мои занятия ходит, учится печь пироги, – сказала Вероника, открывая для Беа дверцу пассажирского сиденья. – С ее новыми познаниями она, пожалуй, вытеснит меня из бизнеса.

– Твои пироги – настоящий хит в гостинице, особенно за чаем. Изабел говорит, что никто и близко не сравнится с тобой в приготовлении пирогов. Я хотела сказать ей, что Вероника Руссо, знаток пирогов, моя биологическая мать, но ты, вероятно, захочешь оставить это втайне.

Вероника сама была не рада напряженному выражению своего лица. Почему она стремится держать это в секрете? От неизжитости чувств, испытанных из-за ее родителей? Чувств, обрушившихся на нее во время поездки в город на седьмом месяце беременности? Ощущения стыда. Нечистоты. Ущербности. Невыносимы были перешептывания и пристальные взгляды знакомых и незнакомых людей.

Беа застегнула ремень безопасности.

– Ты точно хочешь устроить для меня эту экскурсию? Если тебе слишком тяжело, я пойму.

– Мне будет тяжело, – ответила Вероника. – И, вероятно, к лучшему для меня. Я вернулась в Бутбей-Харбор, чтобы встретиться со своим прошлым лицом к лицу, перестать от него бегать. Но жизни здесь в одиночестве оказалось недостаточно… целый год я провела, не выходя из кокона, крепко заперевшись изнутри. Мне нужно… позволить себе вспомнить.

Вероника проехала небольшое расстояние до средней школы, находившейся в дальнем конце Главной улицы. Она постоянно ездила мимо, но редко разрешала себе посмотреть на здание. Она ненавидела себя тогдашнюю, свои ощущения в этих коридорах и классах. Только пять кратких месяцев, когда она была девушкой Тимоти Макинтоша, все это не имело значения. Она ходила по коридорам с высоко поднятой головой, и впервые ей казалось, будто ничто не может ее коснуться, причинить боль.

Она остановилась на парковке и посмотрела на здание школы.

– Сейчас мне кажется безумием, что я влюбилась в Тимоти всего после нескольких месяцев свиданий, но ты знаешь, как это бывает в шестнадцать лет. День представляется месяцем, все случается так быстро и мощно.

Беа кивнула.

– Неловко признаваться, но у меня и до сих пор так.

– У тебя его улыбка, – сказала Вероника. – Мой рот, но улыбка его. Я так сильно любила его лицо, что могла смотреть на него часами. У него были совсем светлые волосы, как у тебя, и самые красивые зеленые глаза. Он обладал бунтарским характером. Носил потертую кожаную куртку, пахнувшую его мылом, и при малейшей прохладе отдавал мне. Мне нравилось носить его куртку.

– Ты сказала, его зовут Тимоти Макинтош?

Вероника кивнула.

– Все всегда удивлялись, когда тихий парень в кожаной куртке и с опущенной головой вдруг поднимал руку и задавал умные вопросы или правильно отвечал. Я так была в него влюблена, и когда он пригласил меня на свидание, сначала отказала ему. Я слишком привыкла, что меня приглашают из-за моей репутации… из-за лжи, которую обо мне распространяли, – сначала вредные девчонки, завидовавшие, что за мной бегают популярные ребята, а потом и парни, сочинявшие, будто спали со мной. И я так и сказала. Я его отшила… впервые так поступила, сопротивлялась изо всех сил. Но он настаивал, что я нравлюсь ему и пообещал не лезть с поцелуями ко мне в течение месяца, если я стану с ним встречаться.

– Ну, и ты поймала его на слове?

– Конечно. Но он и не пытался. В тот первый месяц мы проводили вместе очень много времени. Он ни разу не попробовал.

Беа улыбнулась.

– Мне это нравится.

– Мне тоже, – погрузилась в сладкие воспоминания Вероника. – У нас были такие откровенные беседы – о наших чувствах, о школе, учителях, родителях, о мире, правительстве, обо всем. По сравнению со мной он жил в более суровых условиях, и я настолько за него переживала, что хотела отвлечь от всего этого, просто любя изо всех сил.

Страницы: «« ... 56789101112 »»

Читать бесплатно другие книги:

Жжение при мочеиспускании и частые позывы к мочеиспусканию – далеко не полный набор «прелестей» цист...
От грыжи не застрахован никто. Каждый двадцатый житель земного шара страдает той или иной разновидно...
Инсульт – враг, атакующий неожиданно. Но с этим неприятелем можно и нужно бороться. Возвращение к по...
Мир развивается благодаря тому, что люди общаются. И с каждым годом опора на навыки коммуникации все...
Камни могут образовываться в различных органах, но чаще всего это происходит в печени, желчном пузыр...
“Была Прибалтика – стала Прое#алтика”, – такой крепкой поговоркой спустя четверть века после распада...