Сонька. Конец легенды Мережко Виктор

— Какая сестра? — удивился Яша. — Вы в этом городе имеете такую сумасшедшую сестру, которая платит за фуфло?

— Мы бежали вместе… На одном пароходе!

Иловайский перестал мешать краску, уставился на женщину.

— И где же она теперь?

— Здесь, в Одессе… Она была у вас! С дочкой! — Груня достала из-за пазухи две фотографии, показала Яше. — Помните?.. Тоже заказывали документы!

— Мадам!.. Если вы имеете меня за полного поца, то я имею вас за идиотку. Кому вы парите мозги, мадам?.. Если вы из полиции, то прямо так Яше и скажите. И я по-скорому пошлю вас если не на Дерибасовскую, то совсем в обратном направлении.

— Клянусь, сестра, — перекрестилась Груня. — Сонькой зовут… Сонька Золотая Ручка!.. Воровка! А дочка Михелина!.. Они уже забрали паспорта?.. На какую фамилию?

Иловайский поднялся.

— Я вас больше не держу, мадам… Идите своей дорогой, пока вам не помогли другие! — взял казанок с краской, двинулся к лестнице, ведущей на второй этаж. Оглянулся, предупредил: — И не говорите больше за Соньку в Одессе. Иначе вам или голову проломят, или в другое место что-то засунут!

Поднялся наверх, неожиданно позвал визитершу:

— Мадам!.. Станьте внизу, прямо подо мной!

— Зачем? — не поняла Груня.

— Хочу выбрать подходящий ракурс, чтобы сделать вам снимок на память!

Женщина с недоумением подошла поближе к стене, задрала голову.

— Так годится?

— В самый раз! — Яша взял тазик с грязной водой, поднес его к перилам и вылил прямо на Груню. — Это чтоб вам, мадам, не сильно жарко было-таки шагать по Молдаванке в такую погоду!

Допрос Константина Кудеярова вели двое — сам князь Икрамов и следователь Потапов. Граф был растерян, подавлен, от волнения лицо его постоянно потело, что вынуждало Кудеярова постоянно извлекать из кармана носовой платок и промокать пот.

Князь размеренно вышагивал по комнате, глядя на носки своих сапог, не поднимая глаз и не мешая следователю задавать вопросы.

— Когда вы вступили в партию эсеров? — спросил тот.

— Год и два месяца тому, — произнес Константин и оттянул воротник сорочки.

— Вы пришли туда по рекомендации?

— Нет, исключительно по собственному желанию.

— Желанию или убеждению?

— Разве это не одно и то же? — удивился граф.

Потапов бросил взгляд на князя, с насмешкой ответил:

— Не одно… Желание — приступ, убеждение — диагноз.

— Думаю, все-таки по желанию… Мне хотелось что-то изменить в нашем обществе.

— Вы полагаете, нам не хотелось бы этого?

— Полагаю, не очень. Иначе вы бы… — граф замолчал, не договорив фразу.

— Что «иначе»? — переспросил следователь.

— Иначе вы бы не служили столь рьяно режиму, который во всем доказал свою несостоятельность!

— Почти призыв к перевороту! — с иронией заметил Потапов.

Икрамов остановился напротив Константина, спросил, с трудом сдерживая возмущение:

— Вы ведь дворянин, граф! И вы посмели посягнуть на самое святое в нашем государстве — на установленный Богом монарший порядок!

Кудеяров был бледен.

— Это, князь, я намерен расценить как оскорбление!

— Ваше право!.. — Икрамов сделал несколько шагов по комнате, вновь остановился перед графом. — Вы подозреваетесь в том, что вступили в преступный сговор с группой лиц, имеющих целью свержение существующего государственного уклада!.. Вы признаете это?

Константин молчал.

— Если вы блюдете кодекс чести дворянина, то обязаны честно ответить на поставленный вопрос.

— Да, я состоял в партии… Но когда понял, какие цели она преследует, немедленно покинул ее.

— Вы разделяли задачи, цели, методы, идеологию преступников?

— Вначале разделял, затем осознал.

— Осознав, почему не сообщили властям о существующей организации?

Константин в смятении повел плечами, усмехнулся:

— Во-первых, это было бы элементарной трусостью…

— Трусостью?

— Да, трусостью. Малодушием… Потому что метаться по полю подобно зайцу — это не делает чести никому. А уж тем более Кудеяровым.

— Во-вторых?

— Во-вторых, готов был сообщить, но меня опередили.

— Кто?

— Вы, князь… И ваши люди.

— За что должны быть нам благодарны, — кивнул Икрамов. — Думаю, вы слышали о мясорубке, которая случилась в конспиративной квартире, где сами вы не однажды бывали?

— Да, читал из газет.

— У меня пока все, — сказал Ибрагим Казбекович и повернулся к Потапову: — У вас, Георгий Петрович, есть вопросы к подозреваемому?

— Разумеется, ваше высокородие, — ответил тот и открыл тоненькую папку. — К примеру, такой вопрос… Какую роль, граф, выполнял в организации барон Красинский?

Тот вытер вновь обильно вспотевший лоб.

— Он частично финансировал ее.

— А какие еще задачи возлагались на него?

— Он… — Кудеяров замолчал, беспомощно посмотрел на князя. — Факты не до конца достоверные, поэтому я не имею права порочить достойного господина.

— Недостоверные факты — тоже факты.

— Хорошо, я скажу, но это были всего лишь планы, которые, к счастью, не состоялись, — Кудеяров-младший помолчал, облизал пересохшие от волнения губы. — Планировалось покушение на генерал-губернатора города, и одним из участников его должен был быть… барон.

— Вы сказали — одним из участников… Сколько всего планировалось участников?

— Двое.

— Имя второго участника знаете?

— Разумеется.

— Кто?

— Второй участник… дама… Молодая женщина. Но, повторяю, это были всего лишь намерения.

— Имя дамы?

— Знаете, это крайне недостойно, если я назову ее. Это неправильно, не по-мужски.

— Кто она?

— Она? — Кудеяров вновь потерянно посмотрел на князя. — Вы все наверняка ее знаете… В свое время она была весьма знаменита.

— Назовите же.

— Мадемуазель Бессмертная… Они вместе с Красинским должны были застрелить городского голову. По крайней мере, об этом шел разговор в узком кругу заговорщиков.

— И вы не сочли необходимым сообщить об этом соответствующим органам?

— На тот момент я разделял позиции этих людей. Сейчас глубоко сожалею.

Икрамов в который раз остановился напротив допрашиваемого.

— Вам известно, где сейчас госпожа Бессмертная?

— Могу сообщить всего лишь адрес. Но присутствие там мадемуазель никак не обязательно. Более того, подозреваю, что она в силу последних событий благоразумно покинула предоставленное жилье. Больше мне не о чем вам сообщить. Разрешите откланяться?

— Мы, князь, вынуждены вас задержать для выяснения всех деталей дела, — спокойно и с улыбкой сообщил следователь.

— Задержать? — растерянно переспросил Константин. — Вы меня арестовываете?

— Пока что задерживаем. На несколько суток. Однако, при установлении некоторых деталей не в вашу пользу, временное задержание может быть продлено вплоть до начала судебного разбирательства.

— Но я ведь все изложил!

— Вы изложили то, что было удобно вам. Следствие же теперь начнет свою работу.

Подобным ходом разговора Кудеяров был совершенно размазан, раздавлен, возмущен.

— Безобразие, произвол!.. Мне необходим адвокат!

— Ваше законное право. Пишите прошение, и завтра же оно будет рассмотрено аппаратом департамента.

— Но, князь!.. Вы понимаете уровень скандала, какой может разразиться? У меня положение в обществе!.. У меня влиятельные друзья, товарищи! В конце концов, есть брат, которому небезразлична моя судьба и который может вмешаться в происходящее самым решительным образом!

— Ваше положение в обществе нам известно. Если случится скандал, мы его как-нибудь урегулируем. Рычаги есть… А что касается вашего брата… мы предоставим вам возможность увидеться с ним. Думаю, встреча будет полезна не только вам, но и последующему расследованию.

Дом князя Андрея находился на Большой Морской улице. Анастасия Брянская подкатила к нему на новеньком, красного цвета автомобиле, водитель посигналил, и привратник немедленно побежал открывать.

Андрей уже ждал кузину во дворе и заспешил навстречу. Обнялись, расцеловались.

— Ты взволнована… Что случилось?

— Читай, — княжна протянула ему несколько газет. — Ты, видимо, еще не знаешь об этой новости.

Он развернул газеты, пробежал взглядом заголовки:

«В ОДЕССЕ ЗАДЕРЖАНА ЗНАМЕНИТАЯ ВОРОВКА СОНЬКА ЗОЛОТАЯ РУЧКА, А ТАКЖЕ ЕЕ СОЖИТЕЛЬ И ДОЧКА».

«ГДЕ БУДУТ СУДИТЬ СОНЬКУ, ЕЕ ДОЧЬ И МУЖА — В ОДЕССЕ ИЛИ В СТОЛИЦЕ?»

«СОНЬКА ЗОЛОТАЯ РУЧКА ПРИБЫЛА В ОДЕССУ ПАРОХОДОМ».

Князь растерянно посмотрел на кузину.

— Ты думаешь, это правда?

— Конечно. Какой смысл врать, тем более газетам?

— Честно, я не в состоянии поверить. Что делать?

— Ты намерен отправиться в Одессу?

— Не знаю. Пока ничего не знаю.

— Пошли в дом.

— Там родители.

— Ты не хочешь, чтобы они об этом узнали?

— Они сойдут с ума.

— И все-таки пошли!

Они зашагали ко входу. Лакей открыл перед ними дверь, они поднялись на второй этаж. Навстречу им вышла мать князя, княгиня Елизавета Петровна.

— Настенька, что случилось?

— Ничего, Елизавета Петровна. Просто приехала вас навестить.

— Но ты чем-то взволнована.

— Мама, — резко вмешался Андрей, — мне нужно поговорить с кузиной!

Княгиня растерянно улыбнулась гостье, хотела было покинуть их и тут заметила в руках сына газеты.

— Что там? — развернула одну из них, прочитала заголовок. Подняла на сына испуганные глаза. — Их арестовали?

— Нет!.. Не знаю! — князь выхватил из рук матери газету. — Это все вранье!.. Неправда!.. Не знаю!

— Ты не должен туда ехать!

— Почему не должен? Кто сказал, что не должен? — закричал сын. — Почему вы все решаете за меня?

— Но это безумие!

— Да, безумие! — взорвался Андрей. — Ваш сын, маменька, безумен! И пора с этим смириться! Я имею право поступать так, как хочу!.. У меня есть своя жизнь, свои представления, свои намерения!.. И достаточно мне диктовать!.. Надоело, устал, не могу!

Анастасия повисла на кузене, пыталась успокоить его, усадить на диван, а он метался, разбрасывал все, что попадало под руки, кричал:

— Оставьте же, наконец, меня!.. Что вам всем нужно! Позвольте самому разобраться во всем!

Мать обхватила лицо ладонями, отчаянно позвала:

— Антон!.. Антон Михайлович!.. Скорее сюда!.. С Андрюшенькой беда!.. Антон!

Из глубины комнат к ним спешил отец Андрея.

Квартира Ильи Глазкова была действительно в весьма запущенном состоянии — во всех комнатах не убрано, на кухне гора немытой посуды, шторы на некоторых окнах оборваны.

Табба и бывший прапорщик сидели в столовой за столом. Перед ними стояли две винные бутылки — одна уже пустая, вторая ополовиненная.

— Знаете, госпожа Бессмертная, — вел разговор подвыпивший Илья, время от времени пытаясь коснуться руки собеседницы. — Вы уже несколько дней находитесь в моей квартире, а я все еще не могу привыкнуть, что вижу вас воочию и даже могу прикоснуться к вашей тончайшей руке.

— Не надо касаться, — вяло попросила не менее пьяная артистка и отодвинула его руку. — Я и без того прекрасно вас слышу.

— Вы для меня были и остаетесь самым загадочным созданием в мире. Клянусь… Вот даже сейчас — беседую, наблюдаю, и ничего не понять. Как живете, чем живете, почему живете — не понимаю.

— Думаете, я понимаю? — усмехнулась Табба.

— Не уверен. Знаете почему?.. Потому что вы по какой-то причине находитесь здесь. В этой, с позволения сказать, квартире. В этом хлеву. Вы — великая и прекрасная. Что вас вынудило? Что привело сюда? Не понимаю.

— Вам и не надо понимать.

— Почему?.. По-вашему, я настолько ничтожен, что не имею права задумываться?

— Скорее я ничтожна, — Табба налила себе вина, выпила. — Ничтожна и смешна.

— Нет, нет! — Илья вновь дотронулся до руки бывшей примы. — Нет!.. Зачем вы так себя унижаете? Что произошло с вашей душой? Кто вас так унизил? Скажите, и я не пощажу своей жизни. Располагайте мной в любой момент, если я понадоблюсь! Если моя жизнь понадобится — располагайте ею!

— Скоро понадобится, — кивнула актриса. — Даже весьма скоро.

— Хоть сейчас!

— Сейчас не надо. Сейчас сидите и пейте. А завтра мы поговорим отдельно. — Девушка внимательно, с прищуром посмотрела на Глазкова. — Вы ведь отчаянный человек?

— Шел ради вас на сожжение!

— А если еще раз?

От услышанного Илья слегка напрягся.

— На смерть?

— Да, на смерть… Испугались?

— Нет, напротив… Скорее даже обрадовался. Так как смысла в жизни больше не вижу, — молодой человек перегнулся к девушке через стол. — А вы также готовы умереть?

— Теоретически… Практически — не знаю.

— Но решимся на это мы вместе?

— Решимся вместе, а чем завершится, не знаю. Как судьба выпадет.

Глазков откинулся на спинку стула, шумно выдохнул:

— Я готов. Уже готов… Не поверите, но я всегда чувствовал, что наши судьбы сойдутся. Сойдутся на земле, завершатся на небесах!

Он налил Таббе и себе вина, встал, залпом, по-гусарски, выпил.

— Это самый счастливый вечер в моей жизни!

Бывшая прима с трудом поднялась, спросила:

— Я не заметила, телефон в квартире есть?

— Желаете, чтобы я помог?

— Сама.

— Сюда, пожалуйста.

Телефонный аппарат висел на стене в прихожей. Бессмертная сняла трубку, дождалась ответа телефонистки.

— Барышня, соедините, пожалуйста…

Продиктовала номер. Шли гудки. На том конце трубку не снимали. Наконец в микрофоне щелкнуло, осторожный голос Катеньки произнес:

— Вас слушают.

— Это я, — произнесла Табба. — Мной никто не интересовался?

— Нет, госпожа.

— Граф не приезжал?

— Его тоже не было. Никого не было. А вы где, госпожа?

— У знакомого.

— Мне вас здесь ждать?

— Да, жди. Если что-то важное, позвонишь, — актриса оглянулась к прапорщику. — Ваш номер?

Тот быстро назвал.

— Запиши.

— Записала.

— И еще вот что… Своему Антону пока обо мне ничего не говори. Если мне понадобишься, за тобой приедет человек, которого ты видела возле дома… Хромой, помнишь?.. Бывший прапорщик.

— Помню, госпожа.

— Все. — Табба повесила трубку.

На следующий день в закрытой пролетке Табба в сопровождении Глазкова подкатила к воротам особняка князя Андрея, бросила прапорщику:

— Ждите.

Одета она была в длинное темно-зеленое платье с пелериной под горло: прическа уложена так, что целиком скрывала шрам возле глаза.

Бывшая прима подошла к воротам, велела привратнику:

— Скажи князю Андрею, госпожа Бессмертная приехала.

— Их дома нет, — ответил тот. — И вообще все баре уехавши.

— Куда?

— На Витебский вокзал. Как раз провожать князя Андрея.

— Давно?

— Не меньше часа, думаю.

Табба едва ли не бегом вернулась к пролетке, бросила извозчику:

— На Витебский!.. Быстрее!

…К вокзалу подъехали на взмыленных лошадях. Глазков, как прежде, остался в пролетке. Табба бросилась ко входу.

Поезд от перрона еще не отошел, паровоз пускал густой пар, вдоль вагонов расположились провожающие и отъезжающие.

Актриса двинулась вдоль состава, лихорадочно высматривая семейство Ямских. И тут увидела их. Провожающих было двое: мать князя и его отец. Рядом с Андреем стояла княжна, в шляпке, одетая по-дорожному.

Лица всех были печальными, потерянными. Андрей держал руки матери, целовал их, что-то говорил.

Табба решительно направилась к ним.

Первой ее заметила княжна Анастасия. Напряглась, двинулась навстречу.

— Вас не звали. Зачем вы приехали?

— Сама… Попрощаться с князем.

— Вы здесь чужая.

— Я везде чужая.

— Здесь филеры.

— Плевать.

Родители смотрели на Таббу удивленно, настороженно.

Андрей оставил мать, сделал пару шагов к нежданной гостье.

— Это крайне неожиданно, мадемуазель.