Сонька. Конец легенды Мережко Виктор
— Вы сумасшедший.
— Такой же, как и вы. — Крук приложил опухший палец к губам, прошипел: — Тс-с-с… Встречаемся возле Английского клуба.
— Где? — спросил ошеломленный таким напором князь.
— Здесь рядом. Спросите любого, вам покажут… Но обязательно дождитесь меня. Процедура освобождения займет не более часа.
Английский клуб действительно находился недалеко от управления полиции — всего за каких-нибудь два квартала.
Князь нетерпеливо прохаживался от угла до угла дома, раздраженно поглядывал в сторону, откуда должен был появиться банкир.
Княжна топталась рядом, сочувственно поглядывая на кузена.
— Едем, теперь необходимо отдохнуть.
— Я обещал! — от усталости и боли в ноге Андрей временами присаживался на чугунную скамейку, раздраженно разглядывая беспечных одесситов и прелестных одесситок.
— Где же этот чертов идиот?
— Андрюша, я расплчусь.
— Этого только не хватало!
Наконец вдали показался Крук. Шел торопливо, мрачно, постоянно почему-то оглядываясь. Увидел Андрея, махнул рукой и еще более ускорил шаг. Руки его были перебинтованы.
— Благодарю, что дождались, — произнес он и тут же раздраженно забормотал: — Ненавижу сволочей… Бумажная страна, бумажные люди, бумажные порядки… Слова чести нет, остались одни бумажки! — И, только сейчас заметив княжну, замер. — Боже, кто вы, прелестное дитя?
— Моя кузина Анастасия, — мрачно ответил князь.
— Простите, мадемуазель, что я заставил вас ждать.
— Если можно, к делу! — попросил Андрей. — Хотя я не вижу особого смысла в нашей беседе.
— После того как я увидел вашу кузину, я тоже не вижу в ней смысла, — заметил банкир.
— у хотя бы кофию, чаю?
— Можно ко мне в банк, там дивный ресторан. Но проще всего расположиться за теми столиками, — кивнул Крук в сторону ближнего кафе под зонтиками, не сводя восторженных глаз с Анастасии.
Столиков здесь было не более десятка. Над каждым из них раскинулся небольшой цветастый зонт от солнца и дождя, шум от пролеток и автомобилей сюда почти не доносился.
— Что у вас с руками? — спросила банкира княжна.
— Расплата за любовь, — с улыбкой ответил тот.
— Ваша любимая оценила такую жертву?
— Пока еще не знаю.
— Если можно, к делу, — прервал их князь, когда официант поставил чай, кофе и удалился.
— Кузен устал, поэтому сердит, — объяснила Брянская банкиру.
— Я понимаю. Можем перенести разговор на завтра.
— Полагаете, мне доставит удовольствие снова толочь воду в ступе? — вмешался князь.
— Не думаю. Но мне бы доставило удовольствие вновь встретиться с вами.
— Скорее не со мной, а с кузиной!
— С кузиной тем более.
Андрей сделал пару глотков кофе.
— Как я понимаю, вы находились с мадемуазель на одном пароходе? — спросил он.
— С мадемуазель, ее матерью и отцом.
— Отцом?
— Да, они путешествовали втроем.
— И вы влюбились в Михелину?
Крук бросил взгляд на княжну и тем не менее честно ответил:
— Мгновенно.
— Но ведь она беглая каторжанка. Воровка!
— Во-первых, я на тот момент этого не знал. А во-вторых, вы тоже влюблены в воровку и каторжанку.
— Резонно, — согласился с усмешкой Ямской, в упор посмотрел на банкира. — Значит, влюбились в девушку, несмотря на некоторые пикантные обстоятельства?
Тот снова бросил смущенный взгляд на Анастасию.
— Какие обстоятельства?
— Девушка ведь была беременной.
— С чего вы взяли?
— Она на каторге имела роман с неким господином и ждала от него ребенка.
— Чушь, — скривил губы банкир. — Никакой беременности я не заметил. Более изящной фигурки я не встречал.
— Вы даже успели оценить ее фигурку? — вскинула брови княжна.
— В общем, да. У нее действительно красивая фигура.
— Наверное, соглашусь. Михелина прекрасно сложена.
— Вы с ней знакомы? — удивился Крук.
— А по-вашему, по какой причине я здесь?
Андрей не стал слушать их болтовню, посмотрел в сторону гуляющей на бульваре публики и вдруг замер.
Нет, он не мог ошибиться. Это была Михелина. Она пронеслась мимо кафе в пролетке и скрылась за углом.
— Вы видели? — прошептал князь, глядя на кузину. — Я ее узнал. Она.
— Кто? — не поняла та.
— Михелина.
— Господь с тобой, кузен. Миха арестована, она за решеткой.
— Нет, я не мог ошибиться! — Андрей перевел взгляд на банкира. — Возможно, что Михелина не в тюрьме?
— В Одессе все возможно, — засмеялся тот. — Возможно даже влюбиться с первого взгляда, не думая о последствиях.
— У вас, кажется, такое случалось, и не однажды? — не без ревности спросила Анастасия.
— Разве я сказал, что нет?.. Хорошо, что не однажды. Потому что, не уколовшись хоть раз, вряд ли будешь знать, что такое боль.
Табба прикатила к Театру оперетты в закрытой черной карете. Отпустила извозчика и неторопливо стала подниматься по ступеням ко входу. Одета она была в изящное платье, на голове кокетливо держалась небольшая шляпка, с которой на лицо падала небольшая тонкая кисея.
Николай Изюмов издали не признал бывшую приму, а когда та приблизилась к нему на расстояние каких-нибудь десяти шагов, напрягся, замер, побледнел.
— Мадемуазель?.. Не верю своим глазам-с…
— Не верьте и дальше, — сухо ответила она, спросила: — Гаврила Емельяныч уже у себя?
— Доложить?
— Не надо, он меня ждет.
Гаврила Емельянович встретил Бессмертную спокойно и едва ли не холодно. К руке прикладываться не стал, показал на стул:
— Присядьте, мадемуазель.
— Благодарю.
Табба села, и некоторое время директор и актриса молча изучали друг друга.
— Предупредите вашего швейцара. Гаврила Емельянович, чтоб поменьше распространялся о моем визите к вам, — начала разговор девушка.
— Уже предупреждал, но не будет лишним, если предупрежу еще раз, — кивнул тот и спросил: — Скажите, мадемуазель, кто из троих сумасшедший?.. Господин Гришин, вы или ваш покорный слуга?
— Гарантировать ваше или господина Гришина душевное здоровье не могу. За свое же ручаюсь, иначе я не была бы здесь.
— Значит, история с черным бриллиантом — не блеф?
— Истории, Гаврила Емельянович, пока нет. Есть лишь увертюра. Остальное в наших руках.
Филимонов откинулся на спинку стула, снова внимательно посмотрел на гостью.
— Вы желаете выйти на сцену?
— Да.
— В какой вещи?
— В «Летучей мыши». Ее в репертуаре уже нет, но я хорошо помню свою партию.
— Но публика забыла и оперетту, и вас.
— Думаю, в Петербурге есть немало театралов, которые не только помнят меня, но и сочтут мое появление на сцене истинным подарком.
— А если подарок не случится?
— Вы не уверены в себе?
— В вас.
— Я в себе уверена. Если же, Гаврила Емельянович, вы не уверены в способности решиться на подобное, мне остается раскланяться и забыть о нашем разговоре.
Директор подошел к двери, удостоверился в том, что она плотно заперта, вернулся на место.
— Бриллиант при вас? — поинтересовался он.
— Нет.
— Где он?
— В надежных руках.
— В руках следователя?
— Вас это беспокоит?
— Весьма. Камень ведь в итоге должен стать моим?
— Он станет вашим. Но только после премьеры.
— Вы мне не доверяете?
— Так же, как и вы мне.
— А если господин Гришин не пожелает отдавать его мне?
— Бриллиант будет при мне.
— Значит, будем торговаться.
— Не вижу смысла.
— Тем не менее… Чтобы избежать сюрпризов, я получаю «Черный могол» перед началом представления. Понятно, коль публика уже в зале, я не смогу отменить спектакль и таким образом нарушить нашу договоренность. Вы согласны, сударыня?
— Надо подумать.
— Думайте. Но это мое последнее слово. Слишком велик риск.
— Чей?
— Мой. В случае провала затеи я могу лишиться не только театра, но и репутации!
— Провала не будет.
— Надеюсь. Однако мне необходимо подготовить общество не только афишами, газетами, но создать вокруг будущего представления завесу тайны, ажиотажа. Скандала, если хотите!
— Хорошо, — кивнула бывшая прима. — Я принимаю ваше условие. Но мне важно знать, сколько времени займет подготовка спектакля.
— Думаю, месяц, два…
— Неделя!
— Мадемуазель! — воскликнул директор. — Куда вы гоните?.. Как можно за неделю подготовить подобную затею?!
— Вы представляете стоимость черного бриллианта?
— Весьма приблизительно.
— А я представляю. Он бесценен!.. На него смогут безбедно жить ваши дети, внуки, правнуки!
— Так оставьте его себе!
— То есть вы не желаете, чтоб он стал вашим?
— Желаю!.. Весьма желаю! Но вы меня шантажируете!
— Я покупаю вас, Гаврила Емельянович. И вас, и театр.
Директор подошел к актрисе почти вплотную, наклонился к ней, негромко и внятно произнес:
— Вы ведь знаете, что вас в любой момент могут арестовать?
Она выдержала его взгляд, спокойно ответила:
— Вы хотите сдать меня полиции?
— Нет, я хочу сказать, что, покупая меня и театр, вы в то же время подвергаете риску мою свободу. Арестовав вас, полиция непременно накинет наручники и на мои запястья также. Арестует меня как вашего сообщника.
— Еще не поздно отказаться.
— Если я откажусь, мадемуазель, то через десять минут сюда прибудут жандармы и ваш спектакль будет продолжаться в совсем другом месте… Будучи же игроком по натуре, я все-таки пускаюсь в авантюру и стану смиренно ждать, какой сюрприз приготовила мне судьба в этот раз.
Табба поднялась.
— Мы с вами схожи. Я тоже игрок!
Бессмертная направилась к выходу, Гаврила Емельянович предупредил ее:
— Будьте крайне осмотрительны, в противном случае сенсация может не состояться.
Бывшая прима кивнула и толкнула дверь.
Изюмов ждал Таббу нетерпеливо и взволнованно. Когда она появилась, шагнул навстречу, зашептал:
— Вам нельзя здесь больше появляться, мадемуазель!.. Гаврила Емельяныч сдадут вас! Даже у Глазкова вам небезопасно-с!
— Вам известно, где он живет? — удивленно подняла брови бывшая прима.
— Да, на Старо-Невском. Он мне сообщил!.. Вас могут даже там выследить!
— Учту, спасибо за предупреждение, — усмехнулась Бессмертная и двинулась к выходу.
Константина Кудеярова из камеры доставили прямо к Икрамову.
Могучий Асланбек молча впустил арестанта в кабинет князя и так же молча закрыл за собой дверь.
Ибрагим Казбекович вышел из-за стола, протянул руку:
— Здравствуйте, граф.
Тот, печальный и измотанный, вяло пожал ладонь кавказца, усмехнулся:
— Я как-то уже стал забывать, что меня можно так величать.
— Мы вас отпускаем. Но на определенных условиях.
— А просто отпустить без всяких условий и обязательств нельзя?.. По-моему, своим малодушием и податливостью я принес Департаменту полиции больше, чем все раскрытые вами подпольные организации.
Князь оценил слова и состояние Кудеярова, уклончиво усмехнулся:
— Хорошо, пусть это будут не условия, а моя личная просьба. На это вы согласны?
Константин гордо вскинул подбородок:
— Я слушаю вас, князь.
Тот в задумчивости сделал несколько шагов по кабинету, взял со стола пачку папирос, закурил.
— Вы ведь с мадемуазель Бессмертной не только дружили, но и состояли в одной запрещенной организации?
— Я отказываюсь отвечать!.. Все, что можно было сообщить о бывшей приме, я многократно изложил. И ничего нового сказать вам не моту!
— Я не требую от вас новой информации, — улыбнулся снисходительно Ибрагим Казбекович. — Я всего лишь напомнил вам о былых ваших отношениях с мадемуазель.
— Простите, но я имею такт не напоминать вам о ваших былых отношениях с ней.
Князь проглотил реплику.
— Благодарю за тактичность. — Вновь прошелся по кабинету. — Нам крайне важно в ближайшие дни задержать Бессмертную.
— Вы полагаете, я могу вам в этом помочь?
— Полагаю, да.
— Каким образом?
— Сейчас постараюсь разъяснить. — Икрамов загасил недокуренную папиросу в пепельнице, сел за стол. — Говоря профессиональным языком, мадемуазель залегла на дно. Ни друзья, ни бывшие коллеги — никто не знает ее адреса.
— Дорогой князь! — возмущенно воскликнул граф. — Но ведь вы располагаете немереным количеством филеров, шпиков, сыщиков, осведомителей, и не найти одну-единственную особу, к тому же довольно известную, это даже не смешно!.. Это страшно, князь! Куда мы катимся?
— Я в этой структуре недавно и могу только с сожалением развести руками.
— Но кроме вас!.. Следователи, приставы, судьи, прокуроры — куда они смотрят?!
— Иные в карман, иные в никуда… Увы, Константин Георгиевич, все в наши дни покупается и продается.
— Но я также не знаю, где находится данная особа!
— Согласен. Хотя одно время она жила в одной из ваших квартир.
— Я должен в очередной раз оправдываться?
— Ни в коем разе. Я касаюсь исключительно мадемуазель Таббы. Если мы в считаные дни не задержим ее, то ее элементарно уберут.
— Кто?
— Ваши бывшие однопартийны. Они уже убрали барона Красинского, застрелили одну из наших агентов. Теперь на очереди Бессмертная.
— Но я не представляю, где ее искать!
Икрамов взял листок бумаги, крупно написал на нем, показал графу.
— Вам знакома эта фамилия?
— Разумеется. Гришин — известный следователь и редкая сволочь.
— По нашим представлениям, он единственный, кто может знать местонахождение мадемуазель.
— Так арестуйте его, допросите, и он все до копейки вывалит!.. У вас есть мастера выворачивать локти до затылка!
— Нельзя. Мы можем спугнуть Бессмертную, она затаится окончательно и в загнанности натворит массу непоправимых дел.
— Вы предлагаете мне встретиться с Гришиным?
— Совершенно верно.
— И что я ему скажу?
— В этом вся тонкость. По нашим данным, следователь симпатизирует Бессмертной.
— У них роман?!
— Ну что вы, граф… Симпатизирует исключительно из гуманных соображений. Жалеет ее.
— Я тоже ее жалею. Как-то раз даже выручил во время кражи в ювелирном магазине.
— Господин Гришин сам человек ущербный… Вы ведь наверняка слышали, что однажды он пытался застрелиться?
— Да, читал в газетах.
— Человек небогатый, многодетный, с путаной карьерой и с достоевщиной в душе — он в мадемуазель нашел родственную душу и всячески содействует ей.
— Я все-таки не понимаю, как я могу войти в доверие к нему?
— Вы были дружны с Бессмертной — раз. Искали высшую справедливость и в результате потерпели не только поражение, но и разочарование — два. И три — вы страстно желаете поучаствовать в судьбе бывшей примы, чтобы каким-то образом выровнять ее будущность.
Кудеяров помолчал, переваривая услышанное, поднял глаза на Икрамова.
— Но вы ведь, князь, когда-то любили мадемуазель.
— Оставим это за скобками, — ответил тот. — Но если вдруг увидите мадемуазель, передайте — я крайне обеспокоен ее судьбой.
Глава четырнадцатая
Оглашенные
Бессмертная холодно наблюдала, как Глазков возится на кухне, готовя кофе. Когда он поставил на стол поднос с чашками, сахарницей и стал разливать напиток, она кивнула на стул:
— Присядьте.
Катенька попыталась заняться столом вместо него, но Табба распорядилась: