Француженки не верят джентльменам Флоранд Лора

Постоянство.

Страсть.

И, так уж и быть, здоровая доза ярости, когда необходимо.

– Нет, – сказал он категорически. – Никоим чертовым образом.

Она смотрела на него, разинув рот. Черт побери, снова появился его образ принца.

Ну не везет так не везет.

– Если мы займемся сексом, а ты бросишь меня сразу после того, как вытащишь из себя все эти свои оргазмы, я буду огорчен до невозможности.

Он не знал, какое успокоение после этого разговора йога принесла Джоли. Его же тренировка с гирями была адской. И было чертовски плохо, что людям не разрешают бросать эти железяки через весь зал, когда это позарез необходимо.

Глава 13

Он был готов к тому, что в то утро Джоли увильнет от работы с кулинарной книгой, но она объявилась. На ней были черные туфли с круглыми носами, и она аккуратно расправила и завязала фартук поверх белой поварской куртки. И подобрала волосы. Putain, как же она красива! Он не знал, рассчитывала ли она своим видом успокоить его воображение.

Он улыбнулся ей, как саблезубый тигр улыбается при виде какого-нибудь восхитительного травоядного животного, случайно забредшего в его логово, и пригласил ее в офис. И сразу же пожалел, что стены в офисе были стеклянными, хотя такими они были уже давно, с тех самых пор, как все работоспособные члены семей Розье и Деланж собрались вместе и по своему проекту отремонтировали бывшую мельницу.

Джоли смотрела на Габриэля очень сурово и официально. Он не знал, чем заслужил этот строгий взгляд, ведь он просто сел на свою кушетку и расслабился, а Джоли была от него на расстоянии вытянутой руки.

– Ты свободна? – решил он проверить. – Я не спросил о твоих рекламных мероприятиях. Просто дай мне знать, когда должна будешь уйти.

Ее взгляд скользнул в сторону.

– Тебя не пригласили участвовать в рекламе? – Он был поражен. Ведь имя Пьера Манона красуется на обложке кулинарной книги! – Тебе нужен рекламный агент получше. Хочешь, дам телефон моего?

Его оскорбляло, что Пьер получит от этого прибыль, но… merde. Хотя ее имя и было начертано на обложке мелким шрифтом, но она тоже заслуживает кое-чего.

– У папы был инсульт, помнишь? – напряженно сказала она. Габриэль почти сразу почувствовал, что ее напряженность совсем не такая, какую она обычно испытывает в его присутствии, а наполненная печалью. Хорошо лишний раз убедиться, что ей намного лучше с ним, чем с ее проклятым отцом. – Сейчас ему не до рекламы.

– Правда? – Габриэль старался подавить тошнотворное чувство жалости. Этот salaud украл у него столько, что сострадания не дождется. – Инсульт был таким тяжелым?

Она долго изучала стол.

– Он мог бы провести показ блюд, – тихо пробормотала она наконец. – Не так быстро, не так изящно, как сделал бы это до инсульта, но он бы справился. Однако он чувствует себя неловко и не хочет, чтобы люди видели его таким. Медсестры сказали мне, что в его депрессии нет ничего необычного.

Да, Пьер никогда не мог выдержать, если кто-то видел его слабость. Образно говоря, он поджал хвост, когда потерял третью звезду, и уполз, как побитая собака. Габриэль тогда испытал ликующее чувство победы. Думаю, ты должен был бы ценить меня, connard.

– Но ведь это твоя первая кулинарная книга, – вдруг пришло ему в голову, пока он всматривался в ее обворожительное лицо, на котором теперь читалась тревога. Это выражение так не шло ей. – Ты, должно быть, была очень рада, когда она вышла из печати.

Она рассеянно смотрела сквозь стеклянные стены на то, что происходило в кухнях.

– Инсульт случился всего за несколько недель до выхода книги. Поэтому у меня были немного другие эмоции в то время. – Она бросила на него быстрый взгляд. – Теперь я иногда думаю, не перенервничал ли он из-за того, что могло бы случиться, когда ты бы увидел Розу на обложке.

Черт. Габриэль почувствовал шок от облегчения, что очередность событий оказалась такой причудливой. Ведь если Пьер уже прямиком двигался к инсульту, то тот мог случиться сразу же после его уведомления об иске, и тогда… какой адский поступок был бы сейчас на его совести!

– Ты не можешь винить меня в этом, Джоли. К тому времени я не общался с ним уже десять лет. Кроме редких оскорбительных замечаний о его работе, которые я делал в моих интервью. Но он же всю жизнь провел в звездных кухнях, а там можно много чего услышать о себе. Ну и, как говорится, волков бояться – в лес не ходить.

Кажется, она смутилась.

– Нет, я не виню тебя. – Она опустила голову. – Скорее, виню себя, – едва слышно пробормотала она.

– Винишь себя? Тебе же было не больше четырнадцати!

– Это я уговорила его поместить Розу на обложку, – напомнила она. – Я так сильно хотела этого. Я всегда так любила ее.

Габриэль испытал укол болезненного удовольствия. Этот десерт так много значил для него. Прекрасный, известный. А сколько людей фотографировало его Розу! Что само по себе было доказательством того, что Пьер Манон был прав, когда поверил в своего chef ptissier Габриэля Деланжа, несмотря на его юность. И доказательством того, что Габриэль заслуживал большего уважения, чем Пьер оказывал ему. Даже для подруги Габриэля это могло служить доказательством того, что внутри он был прекрасным человеком и что она должна была терпимее относиться к тому, что почти никогда не видит его. И еще…

Джоли поморщилась.

– Он никак не мог решиться. Я не могла понять, почему он не хочет поместить ее, и требовала это от него.

– Джоли, все причины, по которым ему было неудобно использовать Розу, возникли задолго до того, как ты могла иметь к этому какое-либо отношение. И виноват только он один. Он мог бы честно признаться тебе в своих ошибках уже тогда. Сказал бы: «Нет, я чувствую, что это неправильно. Я не могу заявить о ней как о своей работе». Если его совесть была неспокойна, он мог бы понять, что не должен делать этого. Если Сам же я думаю, что он с абсолютно чистой совестью заявил о ней как о своей работе, потому что ему наплевать и на меня, и на мою чертову реакцию, а значит, его инсульт вообще никак не связан ни с кулинарной книгой, ни с Розой.

Она взглянула обиженно, но не решилась спорить.

«Да, я гораздо лучше знаю твоего отца, это уж точно. А все потому, что четыре года был его chef ptissier и работал рядом с ним по шестнадцать часов в день, а не появлялся в его офисе время от времени».

Merde, ничего удивительного, что когда он приближается к Джоли, она устанавливает вокруг себя невидимую ограду, как для собаки с электронным ошейником. Она помнит о полном невнимании отца к своей семье, и это останавливает ее, как ярко светящаяся предупредительная надпись. С другой стороны, если бы Габриэлю удалось пройти через эту ограду, Джоли никогда не смогла бы сказать ему: я не знала, какой ужасной может быть жизнь!

Конечно же, она знает, какой ужасной может быть жизнь, и поэтому не будет упрекать его, а просто бросит как ни в чем не бывало.

Проклятие!

– Кажется, нам пора заняться твоей следующей кулинарной книгой, – сказал он.

Ее лицо тут же прояснилось.

– Пожалуйста… ты не мог бы… я понимаю, сейчас, вероятно, не самый подходящий момент, но не мог бы ты показать мне свою Розу?

У него в голове промелькнул образ эфемерного, застенчивого, хрупкого цветка, такого беззащитного и нежного. Он отдал его миру в попытке одержать победу – победу над всем. Он подарил себя миру, но этот подарок использовали и обесчестили, оставив его самого ни с чем.

– Нет. Я думал, что «Французский вкус» должен стать кулинарной книгой не для профессионалов, а для любителей.

– Мне просто хочется увидеть, как ты делаешь ее, – сказала она задумчиво.

– А по версии твоего отца ее сделал вовсе не я, – парировал он отрывисто. – Нет. Вернемся к твоему «Французскому вкусу». Сколько времени ты обычно тратишь на повара, о котором пишешь?

Джоли внимательно посмотрела на него, ощутив разочарование. Он почувствовал мучительную боль и жгучее желание, какого у него ни разу не было за все десять лет, дать ей эту прекрасную, нежную, полную надежд Розу, чтобы Джоли ни на секунду не почувствовала разочарования в нем.

Он удержал в себе это желание, будто прижал его своей большой, сильной рукой.

Джоли напустила на себя профессиональный вид.

– Это зависит от повара и от того, сколько времени он может мне уделить за один раз. Симон Кассе просто провел со мной целый день. Он сказал, что ему легче сосредоточиться на чем-то одном. А Филипп Лионнэ хочет, чтобы мы работали несколько дней после обеда. Он собирается показать мне свои рецепты миндального печенья. Доминик Ришар обещал показать рецепт millefeuille[70], и я могла бы включить в книгу его clair au chocolat[71], но я еще не решила. Он, как и Филипп, хочет несколько двухчасовых консультаций, а не одну длинную. Люк Леруа может с трудом выделить час в день. У него изящные манеры, между прочим.

Изящные манеры. Габриэль нахмурился.

– Во Франции есть много уникальных шеф-поваров, которым шестьдесят лет и даже больше.

– Но эта книга посвящена новому поколению – шеф-поварам моложе сорока лет. Разве я тебе не говорила?

Нет, не говорила. Доминик Ришар, ради бога. Если ей нравится, когда за ней волочатся крупные агрессивные мужики, то Дом – это как раз то, что надо. А если ей нравятся принцы, то она могла бы ночи напролет мечтать о Люке Леруа. А не о Габриэле Деланже.

– Симон женился, ты знаешь? – сообщила она задумчиво.

– Симон?

Тот, одержимый, с одной извилиной, который после работы тренируется для участия в соревнованиях по классическому триатлону? Как он-то выкроил время?

– Да. И это замечательно. У него такая веселая и шустрая жена. Видел бы ты, как он смотрит на нее, – это что-то необыкновенное.

Симон Кассе. Да он же чокнутый зануда. Putain de merde, Габриэль не должен был навечно застрять в ресторанном бизнесе. Он должен был открыть какой-нибудь salon de chocolat[72]. Тогда бы у него был нормальный рабочий день, пусть даже он никогда бы не сделал никаких удивительных кулинарных шедевров, какие делают в трехзвездных ресторанах. Симон уже женат. А у Габриэля нет даже подруги.

Он точно знал, что Джоли не позволит ему считать ее своей подругой.

– И Филипп обручен. – Она сказала это так, будто гладила по голове собаку, успокаивая ее. А этой собаке хотелось выть. – Я говорю это на всякий случай, вдруг ты не слышал об этом.

Он слышал и не хотел, чтобы его тыкали в это носом. Он был старше их обоих.

– Конечно, никто из них не занят в ресторанном бизнесе, – сказала она, будто читая его мысли. Те его мысли, которыми он хотел оправдать свое одиночество. – Так что тебе решать, когда нам можно будет беседовать и работать. Я благодарна тебе, что ты готов внести свою лепту.

Наверное, неразумно с его стороны злиться на нее за профессиональное отношение? В конце концов, он держал ее руку, и он целовал ее в зарослях жасмина, и еще он обещал ворваться среди ночи в ее квартиру. Она вполне могла ожидать чего-то взамен.

Ладно. Она хочет профессиональных отношений. Так он ей покажет, что это такое. Он медленно улыбнулся.

– Ну что ж, давай начнем.

Глава 14

– Весь фокус в том, чтобы найти такое твое блюдо, которое хороший повар-любитель сможет повторить, – сказала Джоли, пытаясь сохранить профессиональный тон. Медленная улыбка Габриэля заставляла ее чувствовать себя… в опасности. – Это почти несовместимо с образом мыслей звездного повара, но именно это я и хочу сделать.

– Что скажешь об этом десерте с малиной? – Габриэль открыл большой каталог и щелкнул по фотографии.

Джоли посмотрела на картинку. Потом на Габриэля. Опять на картинку. Нижний слой десерта был из фруктовой пастилы в форме совершенно плоского прямоугольника, похожего на шапочку счастливого выпускника колледжа, если на нее смотреть сверху, только покрытую золотыми блестками. Джоли на секунду закрыла глаза и представила, будто жила-была фруктовая полоска, которая выросла и поступила в кулинарный колледж, окончила его с отличием и стала его президентом. Открыв глаза, Джоли вернулась к реальности и стала разглядывать второй слой с красно-белым мраморным рисунком. Третьим был шоколадный прямоугольник, на котором были завитки из шоколадного крема, тщательно свернутые в спираль в виде единорожьего рога. Был еще и красный свиток из расплавленного сахара с мраморным узором из сусального золота. Этот свиток напоминал сигару сказочного существа. И наконец, великолепная красная арка одной стороной взлетала вверх, будто устремлялась в стратосферу, а потом другой стороной возвращала взгляд того, кто смотрел на нее, вниз, к слоям, лежащим у ее подножия.

Джоли улыбнулась:

– Ты и вправду милый, ты знаешь это?

– Милый? – Он обиженно смотрел на фотографию.

– Я говорила, что эта кулинарная книга предназначена для любителей?

– Ты думаешь, что они не смогут это сделать?

Она засмеялась. Он был больше чем милым, он был восхитительным. Этот мужчина все время поражал ее.

– А если мы уберем арку?

Она покачала головой.

– И сусальное золото?

– И полурасплавленный сахар, который надо скатать голыми руками в совершенный цилиндр? – сухо предложила Джоли.

Габриэль вздохнул.

– Все намного сложнее, чем мне казалось.

Секунду назад ее кожу покалывало от ощущения исходящей от него сексуальной угрозы, а сейчас ей хотелось нежно обнять его. Он возбуждал в ней самые разные эмоции, и это ей в нем нравилось.

– Ты можешь его сделать, – сказала она ободряюще.

Он поднял голову.

– Конечно, могу. Кто мог подумать иначе?

Задумавшись о чем-то, Габриэль начал перелистывал фотографии своих десертов.

– Ты мог бы сделать Розу, – опять предложила Джоли.

Страница с Розой замерла на полуобороте.

– Для любителей?

– Ну, нет, но ты мог бы показать ее мне, и я бы сделала заметки, и мы могли бы поместить ее в твою кулинарную книгу.

– Спасибо, Джоли, но я не хочу повторять обложку книги твоего отца. – Габриэль упрямо выпятил подбородок. – И не хочу прятать Розу внутри своей книги. Потому что считаю, что ты… то есть он, по сути, украл ее у меня.

Джоли повесила голову. Она не могла даже начать рассказывать Габриэлю, как любила его Розу с лепестками из белого шоколада с красными прожилками, раскрытыми вокруг таинственного, тающего сердца. Теперь же, когда она поближе узнала этого иногда свирепого, но неотразимого мужчину, который сделал Розу, то полюбила ее еще больше. Вся мягкость, вся красота и все то чудесное, что было в Габриэле, – все, чем он когда-либо делился со всем миром, – было здесь, в этой Розе.

– Ты мог бы сделать ее только один раз, – прошептала она. – Для меня, просто чтобы я попробовала ее.

Получить из его рук Розу, приготовленную только для нее, и попробовать ее на вкус было бы так изумительно, что она вряд ли смогла бы это выразить.

Подбородок Габриэля стал еще упрямее. Он не смотрел на Джоли.

– Я думал, что мы собирались работать над твоим «Французским вкусом».

Джоли потерла заднюю часть шеи. И кивнула:

– Это… Конечно. Давай поработаем.

Она чувствовала свою вину в том, что Габриэлю потребовалось много времени, чтобы расслабиться и опять начать пролистывать фотографии своих десертов. Джоли задерживала страницы, чтобы рассмотреть их с более близкого расстояния, и ахала. Улыбка медленно смягчала напряженные черты лица Габриэля, и внезапно возвратилась его обычная усмешка, будто он не мог больше сдерживать ее.

В конце концов, он выбрал самое простое, – для него, конечно, – rligieuse au caramel au beurre sal, то есть пирожное, украшенное карамелью с соленым маслом.

– Замечательная трактовка великой классики, – одобрительно заметила Джоли. – Получится прекрасно. Может быть, мы используем твой рецепт chou[73] и рецепт эклеров Доминика.

Габриэль перестал размешивать тесто и прищурился.

– А может быть, и нет. – Джоли засмеялась. – Может быть, я размещу оба ваших рецепта на своем веб-сайте и попрошу читателей попробовать приготовить их и проголосовать за тот, что окажется вкуснее.

– Нет больших отступлений от классических choux, – заметил Габриэль. – А если и есть, так это то, что по моему рецепту они получаются вкуснее. Теперь вбей в pte[74] желтки и перемешай. Fort[75], Джоли. – Его рука скользнула по всей ее руке и сомкнулась вокруг пальцев, держащих деревянную ложку. – Вот так. – Едва напрягая мышцы, он стал управлять ее рукой, побуждая двигаться в том ритме, какой хотел задать.

В некотором удивлении Джоли уставилась на свою руку. Она уже привыкла, что у него очень сильные руки. Но, даже зная Габриэля и мощь его мускулов, она не ожидала, что ему будет так легко управлять ее рукой.

Ее окатило жаром.

Пока она впервые не остановилась в проеме его кухонной двери и не услышала, как он ревет, она никогда в жизни не испытывала искушения быть управляемой.

А теперь это было почти все, о чем она могла думать: о его силе и страсти, которые ворвались в ее жизнь. О прыжке через пропасть с его балкона на высоте третьего этажа. О том, как он овладеет ею.

– Не останавливайся, – пророкотал Габриэль ей в ухо, когда его рука, лежащая на ее руке, ослабла и ее движения замедлились. – Ты должна мешать интенсивно, пока не выйдет весь пар.

Она ощущала его горячее и твердое тело позади себя. Ее затылок покалывало из-за того, что она оказалась такой незащищенной, когда вынудила себя сконцентрироваться на смешивании. Пар от теста для choux поднимался ей в лицо, будто тяжелый теплый вздох, едва касающийся ее шеи.

Все волоски у нее на затылке приподнялись от удовольствия.

– Вот. – Габриэль стянул кастрюлю с горелки и на секунду повернулся, чтобы исправить ошибку младшего повара, которую тот допустил при подготовке блюда и которую не увидел ни один из су-шефов. Даже в самый разгар работы с Джоли Габриэль, казалось, улавливал все, что происходит в кухне. Будто у него было шестое чувство, и он замечал даже то, как сталкиваются друг с другом повара, занятые каждый своим делом. Габриэль привык, что ему уступают место. Уже более десяти лет он был хозяином в своих владениях и на все, что говорил, получал ответ: «Да, шеф».

Но, погоди-ка, брови ее сомкнулись, и она посмотрела на него. Он ведь тоже привык уступать место другим, ведь так? Вся его юность и взрослая жизнь прошли за работой в тесных кухнях, среди множества других людей и их действий. Он правил этим пространством. И должен был править так, чтобы десятки сталкивающихся друг с другом сказочных принцев и принцесс, старающихся выполнять требования деспотичного монстра, могли делать невозможное. Перепряди сахар в золото. Подсчитай крупинку за крупинкой зернышки соли. Переплыви через расплавленный шоколад на лодке, вылепленной из снега.

Забавно, что никто никогда не задавался вопросом – что же заставляло злого монстра добиваться столь невероятных успехов?

– А пока, – сказал Габриэль, – начинай настаивать молоко на ванили и приступай к карамели. – И прежде чем он закончил говорить, у него на огне уже стояли сотейники, один со стручком ванили, плавающим в молоке, а другой – с сахаром. – Следи за ними, пока будешь делать choux.

Джоли усмехнулась, заполняя тестом кондитерский мешок.

– Не думаю, что это хорошая идея – заставить непрофессионала делать что-то еще, пока он пытается приготовить карамель.

Габриэль озадаченно посмотрел вокруг.

– Ты же ничего больше не делаешь. Просто выжимаешь тесто на противни. Разве ты не можешь одновременно следить за сотейником?

Джоли рассмеялась.

– Ты должен притормозить. Никто другой не может двигаться с такой же скоростью, что и ты.

Он нахмурился.

– И что это должно означать? Ты говоришь о… черт побери, я не умею… притормозить!

– Смотри. – Джоли поймала его запястье. Он замер. – Просто смотри на меня. Я непрофессионал. Скажи мне, что делать, объясни все уловки и приемы, чтобы мои навыки стали лучше, но дай мне самой делать все. Каждый раз, когда ты увидишь, как я делаю что-то, и подумаешь «О, если бы она только знала, как это надо делать» или «Вот что она должна знать», то сразу говори мне, а я запишу и отберу для читателей самые удобные для них приемы.

При слове «читателей» он моргнул.

– Putain, Джоли, ты сразу должна была предупредить, что в этот раз говоришь не о сексе. А я-то слушаю и ломаю голову. Я могу вообразить очень много невозможного, но чтобы ты разрешила объяснять тебе, как улучшить твои сексуальные навыки, – такое мне даже и во сне не могло привидеться.

– Надеюсь, и ты не имел в виду секс, когда сказал, что не умеешь притормозить, – сухо сказала Джоли, не успев подумать.

Он усмехнулся – очень медленно. И его руки снова замелькали.

– Нет. Смотри, Джоли, карамель скоро расплавится, и ее надо обработать быстро. – Он наклонил сотейник над горелкой, поскольку сахар уже расплавился и начал становиться золотистым. – А молоко должно настаиваться медленно, и ты должна дать ему кипеть на медленном огне очень-очень долго. – Он протянул ладонь над сотейником, проверяя температуру. – И эти petits[76] choux, – его большая рука накрыла ее руку, лежащую на кулинарном мешке, и сжала, приятно и медленно, – должны попасть в устойчивый, четкий ритм, пока все не будут… готовы.

Она перевела взгляд с того места, где он полностью обхватил ее пальцы, вверх по сильным рукам, на его тело, находившееся так близко к ней, и, наконец, на лицо. Он наклонился к ней еще больше, и его улыбка стала плутовской.

– И я могу делать все это одновременно.

Он был невозможен. Он был таким аппетитным. Она отчаянно хотела укусить его самодовольный рот.

– Конечно, – сказал он томно, – я не хочу,чтобы ты чувствовала себя так, будто у тебя на уме только одно. Я все время повторяю, что не возражаю, но я думал о более полной картине, чем один только секс. О чем-то общем – он широко взмахнул руками, будто очерчивая пузырь, и затем сделал рукой несколько движений взад и вперед между ее грудью и своей.

– Тебя никто никогда не бил? – спросила Джоли. – В это так трудно поверить.

– Кажется, твой отец бросил в меня сковороду через всю кухню, когда мы в последний раз здорово поругались, но я поймал ее.

– И швырнул обратно?

– Меня же обрызгало горячим маслом, Джоли! Конечно, швырнул обратно. Он был вне себя.

Забавно, что ее самыми яркими воспоминаниями об отце, относящимися к тому же времени, были те, как в час ночи они с отцом, полулежа на кушетке, наслаждались картофельными чипсами. Они сонно обсуждали все подряд – школу, политику, еду, планы Джоли на будущее, а также то, что ей будет чертовски лучше, если она не выйдет замуж за шеф-повара. А потом один из них или оба они засыпали.

Сквозь стеклянные стены офиса она видела припадки ярости, случавшиеся с отцом в кухне. С ее места все казалось ярким и захватывающим, будто она смотрела из безопасного укрытия на вспышки молний и грозовые тучи. Но она никогда не испытывала их действие на себе. Потому что он видел своих дочерей так мало времени, что старался сохранять с ними свое терпение.

Терпение. Она посмотрела на Габриэля, который испытывал ее терпение. Это было восхитительно. Будто ей хотелось биться головой о его грудь и получать от этого удовольствие.

– Я всего лишь сказала, что тебе следует помнить о тех, кто действует медленнее тебя. – И опять он, нахмурившись, подозрительно взглянул ей в лицо. Джоли добавила: – Не торопись.

Он продолжал хмуриться.

– Я умею не торопиться, когда это необходимо, Джоли, но…

– Просто поверь мне.

Он уставился на нее, а затем фыркнул со смешком:

– Забавно. Спасибо. Нет.

– Я немного разбираюсь в том, что касается кухни, – натянуто сказала Джоли.

Он моргнул.

– Я все время теряю нить разговора. Ладно. Кулинарное искусство. Создание чего-то прекрасного. – Его рука молниеносным движением смахнула с горелки сотейник с карамелью. – Pardon. Я знаю, что должен действовать медленнее, поверить тебе и дать тебе делать все самой, но сожженная карамель пахнет и вправду жутковато.

– И именно поэтому мы должны быть уверены, что непрофессионал не попытается делать карамель, одновременно думая о других вещах, – твердо сказала Джоли.

– Ну, тогда для тебя это будет тяжелым делом, потому что ты всегда думаешь по крайней мере еще об одной вещи.

Глава 15

Но с crme ptissire[77] дела пошли лучше, сказал себе Габриэль. Было меньше споров. Ну вообще-то ему нравилось спорить, а если бы и Джоли не нравилось, то она, конечно, уже давно перестала бы. Но он стремился к чему-то еще более обольстительному, чем хороший спор.

К более роскошному.

Более соблазнительному.

К тому, что он ощущал, когда они смешивали ванильное молоко с золотистой карамельной массой, и его рука направляла ее руку. У нее на лице было счастье, когда он учил ее, как избегать комочков или когда она снимала пробу с густого золотистого крема. О, так вот почему он выбрал этот рецепт. Он напоминал ее. Что же делает с ним rligieuse с фисташковой карамелью?

– И наполни каждое пирожное точно как надо, – сказал он, становясь серьезным. Но в подергивающихся уголках его губ оставалась улыбка, когда он наконечником кондитерского мешка проделывал отверстие в основании трубочки из теста и выдавливал в нее крем.

Джоли подозрительно изучала его лицо.

– Ты уверен, что это я всегда начинаю думать о сексе?

– Я знал это! – воскликнул он самоуверенно. – Я знал, что твои мысли опять пойдут по этой дорожке! Non, mais…[78] Джоли, сконцентрируйся.

Она начала разглядывать противни с choux, готовыми к заполнению кремом.

– У тебя, должно быть, много терпения, – сказала она задумчиво. – Тебе предстоит заполнить этим сто трубочек.

Она уморит его. Он задохнулся, стараясь не смеяться, но все же рассмеялся так, что случайно облил всего себя чертовым кремом.

И теперь уже Джоли чуть не лопнула со смеху. Ей даже пришлось опуститься на пол, а ему пришлось вытянуть руку перед ней, чтобы не дать одному из его су-шефов столкнуться с таким неожиданным препятствием.

О боже, она великолепна! И делает его таким счастливым.

Габриэль поставил Джоли на ноги и почувствовал, как от возбуждения у него закружилась голова. Теперь все, что он мог сделать, – это не делать ничего. Он провел руками по ее рукам, обхватил ее щеки и низко пригнул голову.

– Теперь тебе придется слизать это с меня, – проворчал он, все еще смеясь.

Ее тоже душил смех, а глаза распахнулись и невольно метнулись вниз по его телу, а потом вверх.

Merde, он только что опять стал проклятым чудовищем. О чем, черт возьми, он думал? Ему хотелось объяснить ей, что он не имел в виду то, о чем она подумала. Конечно, если ей случайно понравилась эта мысль, то он действительно имел это в виду, и тогда… ладно, пришло время опять свалить на нее вину за все его грязные мысли.

– Крем, Джоли. Попытайся сосредоточиться.

– Я знаю, что мы говорим о креме, – безучастно сказала Джоли, и ее зрачки расширились так, что остался лишь узкий зеленый ободок. Она пальцем подцепила немного крема с его куртки и, попробовав на вкус, отправила в рот.

Putain, как соблазнительно. Он не мог понять, на самом ли деле она думала только о креме для пирожных. Существует довольно большая вероятность, что его мысли могут пуститься в особом сексуальном направлении гораздо быстрее, чем ее.

Перед его мысленным взором встали две картины. На одной Джоли слизывала теплый золотистый крем с его обнаженного тела. А на второй – ну, там было другое.

И теперь в безбожных мучениях он будет разрываться между этими картинами всю оставшуюся часть проклятого дня.

Джоли встряхнулась и несколько раз моргнула, а потом повернулась, чтобы сосредоточиться на choux.

– Лучше уж я закончу заполнять их.

Он не был уверен, что ей следует продолжать практиковаться в сжимании чего-то поблизости от него. Во всяком случае, не теперь, когда при каждом движении ее рука, казалось, сжимает какую-то часть его тела – сердце, заднюю часть шеи, чл… мужское достоинство. Но как же чертовски приятно было бы ощущать, как маленькая рука разминает его напряженную поясницу, которая все еще побаливает после чрезмерной утренней тренировки.

С другой стороны, он должен учить ее готовить десерты. Это было указано в контракте, который он должен выполнять. Габриэль вздохнул, положил локти на стойку, чтобы никому не мешать, и кивнул.

– Продолжай. – Но не смог подавить медленную усмешку и подмигнул. – Я научу тебя всем приемам, какие только знаю.

К тому времени, когда Джоли закончила наполнять пирожные кремом и покрывать их глазурью, от напряжения закусывая то губу, то кончик языка, Габриэль уже ощущал себя расплавленной горячей массой воображаемого удовольствия, и все, что он мог делать, это прятать лицо в ладонях и стонать.

Но потому, что он мог делать всякие невозможные вещи и иногда, правда очень редко, даже сдерживать себя, то протянул руки, чтобы помочь Джоли развязать фартук.

Она убрала с покрасневшего лица выбившиеся пряди волос и тяжело вздохнула.

– Ох, не понимаю, как ты целыми днями делаешь все это и даже не устаешь.

На ее лице было написано такое восхищение, что ему с большим трудом удалось прикусить язык и не произнести отнюдь не королевское замечание об отсутствии усталости. Он же не виноват, что может делать это целыми днями. Она продолжала дарить ему эти открытия.

А потом он не мог не думать о них.

Она делала его таким же одержимым сексом, как и она сама.

Она провела рукой сзади по своей шее, поднимая конский хвостик, потом начала сгибать и поворачивать плечи и шю, затем взглянула на часы. Десять тридцать. Габриэль помог ей снять куртку повара просто потому, что действительно наслаждался, раздевая ее, и поднял ее блокнот, который был заполнен каракулями и заметками. В правом верхнем углу Габриэль увидел свою Розу. Джоли окружила ее сердечком, снова и снова обрисовывая ручкой один и тот же контур, пока не продавила бумагу. Увидев сердечко, он чуть помедлил, затем захлопнул блокнот и вручил его ей.

Мгновенно сбросив собственную куртку, он вышел вместе в Джоли в переулок, преследуемый самыми грязными мыслями.

Например, о том, как взять ее в свои объятия и целовать так долго, чтобы потом хватило сил выдержать интенсивность работы в обеденное время.

Или о том, как во время поцелуя прижиматься бедрами к ее бедрам, потому что от возбуждения ему безумно хотелось прикоснуться к ней. И затем…

– Спасибо, – радостно сказала она, прежде чем он успел дотронуться до нее. – Это было чудесно.

Ууу. Видишь? Как раз в то самое время, когда его мысли счастливо сосредоточились только на сексе, она что-то произнесла и закружила вихрем все его чувства. Как после этого мужчина может думать о работе?

– Позволь мне убраться с твоего пути и не мешать тебе во время обеда. Тем более что мне все равно надо встретиться с Даниэлем Лорье.

Его руки замерли на полпути. Ему даже показалось, что она вывернула ему на голову одну из тех наполненных льдом ванн, что стояли в его кухне.

– Тебе надо что?

– Встретиться с Даниэлем Лорье. Знаешь его? Он работает в Le Relais d’Or.

Она смотрела удивленно, будто не могла себе представить, что кто-то не слышал о Даниэле Лорье.

– Конечно, знаю, – с раздражением ответил Габриэль. – Лея Лорье – в некотором смысле моя кузина. Его жена. – Он выделил слово «жена». Мужчина не может быть чересчур осторожным. Женщины всегда считали Даниэля весьма соблазнительным. Когда он бывал на телевидении, то ведущие едва не облизывали его вместо его тарелок. Однако он держался с нежной и забавной твердостью, будто повторял: «Я женат». У Габриэля же всегда появлялась надежда, что симпатичная телеведущая могла бы влюбиться в него самого достаточно сильно, чтобы выдержать больше месяца, но каждый раз его глупое сердце было растоптано. Чертовски самодовольный счастливо женатый Даниэль. – Я помог ему сохранить кондитерскую кухню, когда на его плечах внезапно оказался целый ресторан после смерти отца Леи.

Это было как раз тогда, когда уволенный отцом Джоли Габриэль работал и копил деньги, чтобы открыть собственный ресторан. Но он не мог просто смотреть, как его четвероюродный брат по браку тонет в той засасывающей пучине, какой было руководство легендарным трехзвездным рестораном. Даниэлю было всего девятнадцать лет, и он еще даже не поднялся до су-шефа, когда умер отец его подруги, известный шеф-повар. Габриэль на секунду притих, погрузившись в воспоминания, почти прощая Даниэлю, что тот женат уже одиннадцать чертовых лет на женщине, которая считает, что солнце всходит и заходит на нем. И ведь это при том, что у Леи не было ни единого шанса увидеть, как на Даниэле заходит солнце, так как на закате он всегда находился в кухне.

Страницы: «« 23456789 »»

Читать бесплатно другие книги:

Книга молодого автора из Новосибирска содержит в себе стихи и рассказы. Основная тематика произведен...
Кому не приходилось быть слушателем родительских жалоб, что вот, в сыне или дочери неожиданно открыл...
Кому не приходилось быть слушателем родительских жалоб, что вот, в сыне или дочери неожиданно открыл...
В книге представлены избранные статьи и фрагменты научно-педагогических трудов великого русского пед...
В книге представлены наиболее интересные статьи, фрагменты трудов, письма, дневниковые записи велико...
В этой книге собраны тысячи изречений ученых, писателей, философов, политиков, общественных деятелей...